Несколько часов Дженси сидела у постели мужа в глубокой задумчивости. Саймон был еще жив, но она прекрасно понимала, что ему становилось все хуже, поэтому следовало именно сейчас принимать решение.
      Собравшись с духом, Дженси послала за Плейтером, потом пошла в свою комнату, чтобы привести себя в порядок. Посмотревшись в зеркало, она невольно отшатнулась. На нее смотрело ужасное всклокоченное существо – та Дженси Хаскетт, которой она могла бы стать. Наверное, следовало после операции рассказать Саймону правду. Ведь все равно он ее возненавидит… Умываясь и причесываясь, Дженси вспомнила о своей жизни у Хаскеттов. Дикие и беспокойные Хаскетты… Огонь… Ребенок упал и сильно обжегся. Раны покрылись коркой, но бабушка Хаскетт велела не трогать корку, и все зажило.
      Бабушка Хаскетт. Она лечила ножевую рану на руке у дяди Малахия, а рана гноилась…
      Дженси вернулась к мужу, и почти тотчас же раздался стук в дверь, возвестивший о приходе Плейтера. Она бросилась ему навстречу и с трудом выговорила:
      – Личинки…
      Доктор посмотрел на нее с удивлением:
      – Что…
      – Заражение лечат опарышами.
      Плейтер нахмурился и проворчал:
      – Да будет вам известно, что я эдинбургский хирург, а не знахарь и не заклинатель духов. Личинки!.. – Повернувшись к Хэлу, он сказал: – Боумонт, уведите миссис Сент-Брайд. Она свихнулась.
      – Нет! – Дженси отстранилась от Хэла. – Сначала я попробую личинки.
      Теперь она решила, что непременно попытается спасти руку Саймона. Она все вспомнила. Вспомнила, как наблюдала за бабушкой Хаскетт, лечившей рану на руке у дяди.
      – Личинки помогают, я сама видела, как это происходит. Они съедают инфекцию, понимаете?
      Плейтер пристально посмотрел на нее:
      – Так вы позволите мне ампутировать руку или нет?
      Дженси решительно покачала головой:
      – Нет.
      Доктор резко развернулся и ушел. Дженси всхлипнула и посмотрела на Хэла в поисках поддержки.
      – Личинки? – пробормотал он, бледнея.
      Ей тогда было девять лет, она видела, что это подействовало. Неужели доктор – и не знает? Возможно, это подействовало в силу особой удачи, может быть, есть опасности, о которых она ничего не знает, но все же она решилась.
      – Я должна попробовать, – сказала Дженси. – Ампутировать успеем позже.
      – Может оказаться слишком поздно.
      – Хэл, я должна попробовать личинки! Но где же их взять?.. Наверное… Сол Прити! Пошлите за ним. Быстрее!
      Хэл повернулся к двери и закричал:
      – Оглторп, иди сюда!
      Дженси объяснила слуге, что ей нужно. Тот с удивлением взглянул на хозяина, но спорить не стал.
      Вернувшись к мужу, Дженси сняла бинт с гнойной раны и снова ее прочистила. От раны расходились кривые красные линии – бабушка Хаскетт называла их «красными пауками». А Хэл, конечно же, был прав. Если лечение опарышами не подействует, может оказаться слишком поздно. «Может, не следует рисковать? – спрашивала себя Дженси. – Но ведь вокруг раны на руке у дяди Малахия тоже были «красные пауки»…»
      Через полчаса Оглторп вернулся и принес деревянный ящик. Он держал его подальше от себя и брезгливо морщился. Вырвав ящик из рук слуги, Дженси открыла крышку и увидела, что в отрубях копошатся белые опарыши.
      – Спасибо, Сол… – прошептала она.
      Сол Прити жил в основном охотой и рыбной ловлей, и Дженси знала, что у него всегда висят на крюках куски дичи, в которых заводились опарыши для рыбалки. Сол хранил червей в деревянной коробке вместе с отрубями, и так же поступали Хаскетты.
      – Что теперь? – спросил Хэл.
      Хотелось сказать: «Не помню, я тогда была еще ребенком», – но если она так скажет, то Хэл ее остановит.
      Стараясь демонстрировать уверенность, Дженси взяла несколько опарышей и положила их на руку Саймона вокруг раны. Она боялась, что червей отпугнет высокая температура – ведь у больного был сильный жар, – но опарыши тут же полезли в рану.
      Покосившись на Хэла, Дженси увидела, что он брезгливо поморщился. Ей и самой сделалось не по себе, однако с каждой секундой ее уверенность росла, и теперь она уже почти не сомневалась в успехе. Время от времени она брала из ящичка все новых и новых опарышей и запускала их в рану на руке мужа.
      «Они делают свое дело, – говорила себе Дженси. – Поедают гниль, убивающую Саймона».
      Когда рана до краев заполнилась опарышами, она накрыла их бинтом.
      – Теперь подождем.
      – Но вы уверены, что… – пробормотал ошеломленный Хэл. Конечно, нет!
      – Я должна попробовать.
      – Что ж, тогда подождем.
      Дженси собирала опарышей, вылезавших из отрубей, и складывала их в миску. Когда принесли чай, она выпила чашку, но есть ничего не могла. Глядя на Саймона, она до боли кусала губы; временами ей казалось, что она убивает мужа. Возможно, доктор Плейтер все-таки прав, и если так… О Господи, тогда будет уже слишком поздно, Саймон умрет!
      Ей вдруг пришло в голову, что опарыши поедают и здоровую плоть – вгрызаются все глубже и добираются до кости. Она то и дело приподнимала бинт, но под копошащейся массой червей ничего не могла разглядеть.
      Потом опарыши стали расползаться из раны – растолстевшие, потемневшие, объевшиеся…
      – Они наелись! – воскликнула Дженси. Она собрала червей обратно в ящик и запустила в рану других, из миски.
      – Боже всемилостивый… – пробормотал Хэл и снова поморщился. Но Дженси не обратила на него внимания. Все было так, как у бабушки Хаскетт, и она послала Оглторпа за новыми личинками.
      Снижалась ли у Саймона температура? Меньше ли стало «красных пауков»? Она этого не знала, но по-прежнему запускала в рану все новых и новых опарышей.
      Сколько времени она это делает? И сколько еще нужно? Дженси вдруг поняла, что потеряла представление о времени.
      В какой-то момент Саймон вдруг пробормотал:
      – Ужасно рука чешется.
      – Все правильно, милый, – прошептала Дженси. – Все правильно.
      Она то и дело смотрела на рану и в конце концов поняла, что красные линии вокруг нее становятся все тоньше.
      – «Красные пауки» исчезают, – прошептала Дженси с величайшим облегчением, и глаза ее наполнились слезами.
      Снова посмотрев на рану, Дженси засмеялась от радости и пробормотала благодарственную молитву. Рана была все еще красная, опухшая, заполненная личинками, но мерзкие «красные пауки» втянули лапки. Она положила руку на лоб больного. Гораздо прохладнее… Во всяком случае, уже не было того лихорадочного жара.
      Теперь «тело само будет себя лечить», как говорил Плейтер.
      – Хвала Господу, хвала вам, чудесные маленькие создания! – Она подобрала упавших на простыню опарышей. – Хэл, попробуйте вернуть доктора Плейтера.
      – Но сейчас полночь…
      Дженси с удивлением осмотрелась.
      – Да, действительно. Пусть поспит. Но мы ведь его спасли, правда?!
      – Похоже, что так, – пробормотал Хэл.
      Видимо, Хэл написал Плейтеру пространное объяснение, потому что на следующий день доктор явился без зова. Внимательно посмотрев на Саймона, он проворчал:
      – Вероятно, чудеса все-таки случаются. – Осмотрев рану, доктор выпрямился и, пожав плечами, заявил: – Я никак не могу это объяснить. Вероятно, совпадение. Но вы, пожалуй, были правы, когда решили подождать. Видите ли, здоровый молодой организм… И вообще, рана была не слишком серьезная. В сущности, царапина.
      Дженси поняла, что спорить с доктором бессмысленно.
      – Значит, мы можем уезжать? – спросила она.
      – Да, теперь у него есть шанс. Только надо убрать этих мерзких тварей. Можно подумать, что вы – цыганка.
      Дженси и на сей раз не стала спорить. Главное – Саймон будет жить. К тому же он сохранит руку.
      – Мы хотим уехать немедленно, – сказала она. – Как это устроить?
      К ее удивлению, доктор тоже не стал спорить.
      – Думаю, можно переправлять на носилках. Только надо соблюдать осторожность, чтобы не беспокоить ребра. Возможно, путешествие ему не повредит, если, конечно, не будет шторма на море.
      «Почему же Плейтер так быстро согласился? – думала Дженси. – Может, хочет поскорее избавиться от тех, кто подвергает сомнению его заявление? Или он тоже считает, что Саймону опасно здесь оставаться?»
      Когда доктор ушел, Хэл спросил:
      – Когда вы хотите уезжать?
      – Думаете, лучше подождать?
      – Нет-нет. Мы можем отправиться хоть завтра. Наймем для себя корабль, а если начнется шторм, то сможем причалить к берегу.
      – Но ведь это, наверное, ужасно дорого.
      Майор молча пожал плечами, словно напомнил ей, что они – из разных миров.
      – Я не была уверена… – пробормотала Дженси. – В личинках.
      – Вы замечательная женщина, Джейн.
      – А если бы я ошиблась?
      – Сейчас нет смысла говорить об этом. Всякие «если бы» – пустые слова.
      Заметив, что майор нахмурился, Дженси поняла: он думал о своей руке. Может, и его спасли бы личинки? Ах, почему медики отвергают подобные средства? Неужели только из-за того, что такие методы лечения им просто не нравятся?
      – Да, теперь не стоит беспокоиться, – продолжал Хэл. – Мы благополучно доставим Саймона в Монреаль, и если повезет, то успеем на «Эверетту», а к Рождеству будем дома.
      Оставив Хэла с Саймоном, Дженси пошла собирать вещи. До сих пор она не трогала автопортрет Джейн, и теперь, укладывая его вместе с другими картинами, испытала чувство вины. Если бы Джейн была жива… Ах, в таком случае Исайя заставил бы Саймона жениться именно на ней, на Джейн, и именно она сделалась бы миссис Сент-Брайд. Эта мысль казалась невыносимой, и Дженси, сунув портрет в папку, прошептала:
      – Нет-нет, в таком случае я бы поборолась за него.
      Саймон проснулся от ужасного сна и сразу посмотрел на руку. Рука была на месте!
      Он поднял ее, чтобы убедиться. Ох, слава Богу! Во сне ему ее отрезали, и он рылся в куче отрубленных конечностей, многие из которых были покрыты какими-то червями. Ему казалось, что если он найдет «правильную руку», то ее можно будет приклеить.
      Он пошевелил пальцами. Если не считать жжения под бинтами, все было хорошо.
      – Проснулись, сэр? Как вы себя чувствуете?
      Саймон посмотрел на долговязого мужчину, стоявшего возле кровати. Кто же это такой?
      – Ах, Тредвел?.. – Он откашлялся. – Тредвел, что со мной случилось?
      – Были неприятности, сэр, но теперь все в порядке. Выпейте воды.
      Саймон попил из носика поильника. Никогда еще вода не казалась ему такой вкусной.
      – Что за неприятности?
      – Ну… у вас был жар, сэр.
      Саймон нахмурился:
      – Я помню дым. Разве не было дыма?
      – Да, случился небольшой пожар, но мы сразу же его потушили.
      – А где моя жена? Где Джейн? Пусть побыстрее идет сюда.
      – Да, сэр, конечно. Я поищу ее. Подождите немного.
      Слуга вышел из комнаты, а Саймон снова посмотрел на свою руку. Что же с ней было? Ему казалось, что еще совсем недавно он чувствовал сильное жжение в руке. Неужели заражение крови? А может, сейчас придет Плейтер, чтобы ее отрезать?
      Тут вошла Джейн в скучном платье и со скромной прической. Но она улыбалась, глаза ее сияли, а если бы дела были плохи, то она бы выглядела совсем иначе.
      Саймон тоже улыбнулся и проговорил:
      – Ах, прекрасный ангел, кажется, Себастьян Росситер был недалек от истины в своих стихах.
      Она засмеялась и, наклонившись, поцеловала мужа в щеку.
      – Дорогая, мне больше нравятся распущенные волосы.
      – Вряд ли это практично, – заметила Дженси. Но все же вынула шпильки, и ее волосы тотчас же рассыпались по плечам.
      – Замечательно, – сказал Саймон.
      – Вижу, ты выздоравливаешь. – Дженси снова улыбнулась.
      – Выздоравливаю… после чего? Что случилось, Дженси? Тредвел сказал, что у меня была температура. И сказал про пожар. Ты знаешь, мне приснилось, что Плейтер ампутировал мою руку. Интересно, откуда такой сон?
      Дженси кивнула на его правую руку:
      – Это чуть не случилось, потому что в рану попала инфекция.
      – Но сейчас все хорошо? – Он опять посмотрел на руку. – Так что же произошло? Как удалось ее спасти?
      – Я вспомнила о том, что когда-то видела. Вспомнила про опарышей.
      – Про опарышей… О чем ты?
      – Саймон, эти личинки спасли тебе руку.
      Он в очередной раз посмотрел на руку.
      – Неужели ты хочешь сказать… Значит, мне не приснилось? Я чувствовал ужасный зуд.
      – Да, я запустила их в рану.
      – Но как же… Как они могли мне помочь?
      – Они выедают из раны гниль. Точно так же, как едят гнилое мясо. Саймон, не смотри так!
      – Ничего не могу с собой поделать. Я очень тебе благодарен, но… опарыши?
      Она наклонилась к нему с насмешливой улыбкой:
      – Да, опарыши. Они вползали в твою рану и выползали обратно.
      Он засмеялся и тут же поморщился от боли в ребрах. Впрочем, боль была терпимой.
      – Мне уже гораздо лучше. Сколько прошло времени?
      – С какого момента?
      – После дуэли.
      – Пять дней.
      – Странно. Значит, мы пропустили наш корабль.
      – Наймем другой. Если ты действительно поправился.
      – Наймем другой? – Он внимательно посмотрел на нее, а она отвела взгляд. – Не надо, Джейн. У тебя не получается врать. Скажи правду. Почему надо спешно уезжать?
      – Кто-то устроил ночью поджог. К счастью, мы не спали, потому что ухаживали за тобой. Выгорела только гостиная. Очевидно, пытались сжечь твою комнату, расположенную над гостиной. Хотели уничтожить бумаги.
      – Проклятые бумаги. Стоят ли они того?
      – Конечно, стоят. Но даже Плейтер сказал, что мы можем ехать хоть завтра, если ты будешь разумно себя вести.
      Саймона ужасно раздражала собственная беспомощность, однако он заставил себя улыбнуться.
      – Кто ты, Джейн Сент-Брайд?
      Она взглянула на него с испугом.
      – Не бойся, дорогая, я не в бреду. Но я думал, что неплохо знаю тебя. Ты была такая тихая, спокойная, здравомыслящая… А теперь – настоящий ураган, богиня войны, блистательный ангел. Я тебя обожаю, моя милая. Но если именно такова настоящая Джейн, то куда же девалась прежняя?
      Она пожала плечами:
      – Наверное, меня изменили жизненные обстоятельства.
      – Ты раньше не была такой?
      – Нет. Но в Карлайле я не была тихоней. До смерти Марты…
      – Почему ты называешь ее «Марта», а не «мама»?
      Дженси покраснела.
      – Ей так больше нравилось.
      Это казалось странным, но зачем бы ей лгать? И все же он чувствовал, что она лжет, и к нему снова вернулось беспокойство. Какая же она на самом деле, его жена?
      – До того как мама умерла, – Дженси сделала ударение на слове «мама», – я была ужасно непослушной – как мальчишка. Но все последующие несчастья… они меня утихомирили.
      – Однако в последнее время ты стала прежней.
      Она с улыбкой кивнула:
      – Из-за тебя. И если я богиня войны, то только потому, что ты меня сделал такой. Я сделаю все возможное для того, чтобы ты поправился и окреп. Хэл нанимает корабль для нас троих, так что если погода испортится, можно будет причалить к берегу. С Божьей помощью мы доберемся до Англии.
      Саймон пристально смотрел на жену. Да, она действительно стала совсем другой, она очень изменилась. И еще ему казалось, что Дженси что-то от него скрывала, что-то очень важное…

      Сославшись на неотложные дела, Дженси выбежала из комнаты. Она была в восторге от того, что силы так быстро возвращаются к Саймону, но его вопросы… И как это она не заметила, что стала называть Марту по имени? Хорошо еще, что не сказала «тетя Марта».
      Она хотела, чтобы между ними не было лжи, ведь любящие супруги никогда не должны лгать друг другу, но как же сказать ему правду? И что он подумает о ней, если узнает, кто она такая на самом деле?
      Укрывшись в своей комнате, Дженси погрузилась в раздумья.
      Может, рассказать Саймону, каким образом Нэн превратилась в Джейн? Он может понять и простить. И возможно, сможет устранить осложнения с законом, если они возникнут. Только не надо рассказывать про Хаскеттов. Про них он ничего не должен знать.
      И вообще, почему он должен сомневаться в том, что Иэн Оттерберн – сирота из рода шотландских Оттербернов, как говорила всем Марта? Вот только… Что, если он захочет сообщить Оттербернам об их свадьбе?
      Нет-нет, нельзя вообще ничего рассказывать. Увы, ей придется и дальше нести эту ложь. Да и вряд ли ее когда-нибудь разоблачат. Нужно только не терять голову и не делать дурацких ошибок.
      Тут послышался стук в дверь. Попытавшись успокоиться, Дженси пошла открывать. У порога стоял Оглторп.
      – Миледи, пришел капитан Нортон. Он хочет поговорить с мистером Сент-Брайдом.
      Дженси хотела бы оградить Саймона от всех на свете, но решила, что следует сообщить мужу о приходе капитана.
      – Конечно, приведи его, – сказал Саймон. – Надеюсь, Нортон не перережет мне горло.
      И все же Дженси чувствовала, что у Нортона есть какие-то новости. И она сомневалась, что это хорошие новости.
      Когда капитан ушел, она вернулась к мужу.
      – Что он сказал?
      – Сказал, что хочет перерезать мне горло, – ответил Саймон с улыбкой. – Видишь ли, Нортон решил поехать вместе с нами. Гор вручил ему какие-то чрезвычайно важные документы, которые он должен доставить в Монреаль, а затем, возможно, и в Англию.
      – Как странно, – пробормотала Дженси. – Какое совпадение…
      – Дорогая, у тебя просто разыгралось воображение. Объяснение очень простое: Гор избавляется от всех участников дуэли.
      – И от второго секунданта?
      – Беднягу Делахея отправили на запад, в долину Ред-Ривер. Якобы там разлив.
      – А от Плейтера?
      – Пока нет. Но если Гор попытается от него избавиться, весь гарнизон взбунтуется.
      Однако беспокойство не оставляло Дженси.
      – А что с теми, кто был в сговоре с Макартуром? – спросила она. – От них может исходить угроза?
      – О, этих людей опасаться не следует. Думаю, все они разбежались после смерти Макартура. Лучше объясни, что именно тебя беспокоит. Мне кажется, тебе не нравится, что Нортон поедет с нами. Почему, дорогая?
      Дженси решительно покачала головой:
      – Нет-нет, ты ошибаешься. Я вовсе не возражаю… Очень хорошо, что капитан едет с нами. Будет дополнительная защита. – Она отошла, чтобы подбросить дров в камин. – Он, должно быть, уже жалеет, что выступил твоим секундантом.
      – Я так не думаю. Он в прекрасных отношениях с Гором, и тот оказывает ему всяческую поддержку. Полагаю, я тоже должен его поддержать.
      Дженси вопросительно взглянула на мужа:
      – Но почему?
      – Видишь ли, дорогая, я ему кое-чем обязан.
      – Мне кажется, ты берешь на себя чужие заботы.
      Саймон рассмеялся:
      – Наверное, это у меня в крови. Среди моих предков по материнской линии была леди Годива, которая проскакала по деревне голая ради того, чтобы ее супруг снизил крестьянам налоги.
      – Хочешь сказать, что если проскачешь на лошади голым, то это поможет индейцам?
      – Поехал бы не задумываясь, но сомневаюсь, что это оценят в парламенте.
      Дженси усмехнулась:
      – Зато все дамы были бы в восторге.
      – Если помнишь, из уважения к леди Годиве крестьяне закрыли глаза. Неужели ты бы не закрыла?
      – Нет, я ужасно любопытная. Должно быть, леди Годива была замечательная женщина.
      – Ее все обожали. Она всегда боролась с несправедливостью, и так же поступал ее сын Гевард.
      – Случайно, не Гевард Бодрый?
      – Совершенно верно.
      – Он тоже твой предок?
      Саймон лукаво улыбнулся:
      – Со временем у каждого человека становится множество предков.
      – Но у большинства они не те, о которых пишут в книгах по истории.
      – Он не прямой предок, если тебя это может утешить. Его сестра передала кровь леди Годивы через семью Баддерсли моей матери и, следовательно, мне.
      – Но бунтарский дух привел Геварда к смерти, – заметила Дженси.
      – У нас в семье существует другая версия. Якобы он смирился с захватчиками-норманнами и поселился в красивом поместье недалеко от нынешнего Брайдсуэлла. Он любил посидеть с королем Вильгельмом у камина и поговорить о былых сражениях.
      – Вот как? Неужели это правда?
      Саймон снова рассмеялся.
      – Есть множество разных версий – так почему бы не поверить в более приятную? Я тоже взялся бороться с несправедливостью, но я, – он протянул к ней руку, – я уже получил за это награду.
      Дженси тоже засмеялась, но рассказ про леди Годиву и Геварда очень взволновал ее и огорчил.
      Это у него в крови.
      «Передала кровь леди Годивы…»
      Саймон не сомневался: кровь женщины, умершей восемьсот лет назад, могла передаться ему и его близким. Что он подумает, если когда-нибудь узнает, что она, Дженси, – из семьи бродяг и воров? Так что же делать? Сказать ему правду или нет?
      Тут в комнату зашел Хэл; он сообщил, что нашел подходящее судно, которое завтра отправляется с грузом в Кингстон.
      – Капитан согласился за особую плату причалить к берегу, если поднимется шторм, – добавил Хэл.
      – Вот и хорошо, – кивнула Дженси.
      – Полагаю, что нет никакой необходимости причаливать, – проворчал Саймон. – Я уже в полном порядке.
      – Ничего подобного, – возразила Дженси. – Плейтер сказал, что тебе необходим покой.
      – Он ничего не понимает, этот Плейтер. И ты тоже.
      Дженси подбоченилась:
      – Помолчите, сэр. Я лучше знаю, что вам сейчас нужно и как за вами ухаживать.
      – В самом деле? – Саймон ухмыльнулся.
      – Да, знаю, можешь не сомневаться, – ответила Дженси, направляясь к двери.
      Покинув комнату мужа, она снова занялась упаковкой вещей.
      Как только жена вышла, Саймон сказал:
      – Помогите мне встать.
      Хэл и Оглторп с сомнением посмотрели на него, но спорить не стали.
      Спустив ноги с кровати, Саймон побледнел и застонал от боли, пронзившей ребра.
      – Лучше ложись, – сказал Хэл. – Не стоит сейчас подниматься.
      Саймон решительно покачал головой:
      – Нет-нет, теперь все в порядке. Пододвиньте скамеечку под ноги.
      Когда ноги коснулись скамейки, стало немного легче. Осторожно выпрямившись, он убрал ноги со скамейки и, поднявшись, проворчал:
      – Чувствую себя иссохшим старцем. Но все не так уж плохо…
      Тут голова у него закружилась, ноги подкосились, и он ухватился за мужчин, чтобы не упасть.
      – Черт, Дженси была права. Мне еще рано вставать.
      – Совершенно верно, – подтвердил Хэл. – Ложись же.
      – Нет-нет… Чтобы вернулись силы, нужно двигаться. – С помощью Хэла и Оглторпа Саймон осторожно ступил на ковер, затем проковылял до камина и обратно. Каждое движение вызывало острейшую боль, но он терпел. Добравшись до кровати, со вздохом пробормотал: – Я думал, что сумею дойти до корабля.
      – Это слишком рискованно, Саймон, – возразил Хэл. – Но мы можем приспособить для тебя кресло. Не возражаешь?
      – Пусть будет кресло. Все-таки лучше, чем на носилках. Спасибо, Хэл. Наверное, Джейн из-за меня ужасно устала.
      – Да, сейчас ей нелегко. Но на корабле она отдохнет.
      – Только она очень из-за чего-то тревожится. И мне кажется, она что-то скрывает.
      – Конечно, она переживает. Ведь у нее горе – умер дядя. Да и тебя чуть не убили. К тому же ты едва не лишился руки, и только она тебя спасла. И еще – поджог. Так что она просто не может не переживать.
      Саймон кивнул и откинулся на подушку.
      – Да, ты прав. Дженси можно понять, и, конечно же, у нее есть все основания для беспокойства.
      После обеда Саймон попросил всех служанок подняться наверх, чтобы они с женой могли с ними проститься. Горничные и Том оставались у Гилбрайта, нового хозяина, а миссис Ганн оставили приличную пожизненную ренту, и она решила перебраться к дочери.
      – Повезло вашей дочке, – сказал Саймон с улыбкой. Кухарка кивнула:
      – Да, конечно. Берегите себя, сэр, и жену свою берегите. Ей пришлось изрядно с вами повозиться.
      – Конечно, буду беречь.
      Саймон раздал всем слугам подарки, а Солу Прити отправил особенно ценный подарок – в благодарность за опарышей. Потом все ушли, и супруги остались вдвоем.
      – Как странно все выглядит, – сказала Дженси. – Мебель на месте, но нет мелочей, которые делают дом домом. Он как будто выжидает.
      – У Гилбрайта жена и трое детей. Вскоре здесь будет так оживленно, как никогда не было со времени постройки дома. По-моему, Исайе бы это понравилось. Подойди ко мне.
      Она посмотрела на него с некоторой опаской:
      – Зачем?
      – У меня кое-что для тебя есть. – Он вытянул сжатую в кулак руку.
      – А что это?
      – Какая ты недоверчивая… Ты боишься?
      Дженси улыбнулась и покачала головой:
      – Нет, конечно. – Она подошла к мужу и разжала его пальцы. – Ах, какая прелесть!
      – Примерь.
      Дженси вынула из ушей свои простенькие сережки и вдела жемчужные серьги, которые Саймон купил уже давно. Затем подошла к зеркалу и, просияв, воскликнула:
      – Замечательно!
      – А дома я добавлю к ним жемчужное ожерелье, – сказал Саймон.
      Дженси хотела возразить, но не посмела. К тому же ей действительно очень понравился подарок.
      – В нашу постель будешь надевать только их, дорогая.
      Она повернулась к мужу:
      – Ах, ты неисправим…
      – Совершенно верно, неисправим. Может, хочешь помучить меня? – спросил он неожиданно.
      – Что?..
      – Знаешь историю про Тантала? Он был прикован цепью посреди озера, умирал от жажды, и вода каждый день поднималась, но не выше подбородка, так что бедняга не мог напиться.
      – Ты так себя чувствуешь?
      – Да, приблизительно.
      Джейн нахмурилась:
      – Хочешь, чтобы я тебя помучила?
      – Да, пожалуйста. Сними чулки.
      Она засмеялась и покраснела. Взглянув на дверь, спросила:
      – А вдруг кто-нибудь зайдет?
      – Они постучат, – ответил Саймон. – Не беспокойся.
      Немного помедлив, Дженси поставила ногу в туфельке на кресло и стала медленно поднимать юбки. Затем принялась развязывать подвязку.
      Саймон же подумал о том, что непременно купит жене шелковые подвязки с ленточками, возможно – даже с жемчугами. И конечно же, ей следовало купить тончайшие кружевные чулочки…
      Она покосилась на него и улыбнулась. Потом стала медленно спускать чулок, но при этом опускала и юбки.
      – О, жестокая… – Саймон ухмыльнулся.
      Дженси поставила на кресло другую ногу и снова приподняла юбки.
      В этот момент кто-то постучал в дверь.
      – Убирайтесь! – крикнул Саймон. Послышались шаги – кто-то удалялся от двери.
      – Они поймут. – Щеки Дженси пылали. – Я хочу сказать, они догадаются…
      – Возможно, – усмехнулся Саймон. – Но тебя это не должно беспокоить.
      Она поставила ногу на пол и оправила юбку.
      – У нас на это вся жизнь, если только сейчас ты будешь осторожен.
      – Испортили удовольствие. Ты не собираешься снимать другой чулок?
      – Нет. Потому что у тебя появляются… идеи.
      – Моя дражайшая возлюбленная, у меня появляются идеи, когда от твоего движения колышется воздух.
      Если бы глаза могли целоваться, она бы поцеловала его взглядом.
      Он расплылся в улыбке и, взяв ее за руку, сказал:
      – Я забыл, как ты молода. Сейчас тебе следует думать только о танцах и восторгах флирта.
      – Глупости.
      – Нет, не глупости. Обещаю тебе танцы и восторги флирта. А я буду грустно стоять в сторонке.
      Она потрогала сережку, наклонилась к нему и поцеловала в губы. Он прижался щекой к ее щеке и пробормотал:
      – Знаешь, лучше давай впустим их. А потом ты пойдешь к себе. Завтра рано вставать.