Саймон посмотрел вслед жене. Ему хотелось догнать ее, но что бы он ей сказал?
      – Неудивительно, что она боится, – пробормотал Нортон. Ему было неловко, что он оказался свидетелем семейной сцены.
      – Ничего подобного! Она не боится! – заявил Саймон. – Жаль только, что она нас услышала и что это доставило вам лишнее беспокойство. Я отправляюсь в Англию, так что мистеру Макартуру придется встретиться со мной поскорее.
      – Делахей предлагает завтра.
      Саймон старался скрыть свое волнение.
      – Что ж, хорошо. В то же время?
      – Да, в то же.
      Проводив Нортона, Саймон задержался в холле. Его волнение было вызвано вовсе не страхом, а беспокойством за будущее Джейн. Ведь она могла остаться одна…
      Но конечно же, умирать ему не хотелось. Глупо было бы умереть, так и не переспав с молодой женой. Это было бы ужасно несправедливо! А ведь завтра она может остаться вдовой.
      Он вернулся к Хэлу.
      – Что бы ни случилось, о Джейн надо позаботиться.
      – Конечно, – кивнул майор.
      – Я составил брачный договор, но нужно, чтобы его утвердил отец. Уверен, он сочтет это долгом чести.
      – Если у него возникнут сомнения, я ему объясню. И твои бумаги передам в надежные руки. Если же на сей раз Макартур тебя убьет, на него обрушится ярость всех наших друзей.
      – А я буду с небес вам аплодировать. Черт возьми, Хэл, я уже давно не видел Дара, думал, что он убит. Почему же теперь мне так важно, что я, возможно, никогда его больше не увижу?
      Майор промолчал, и Саймон пробормотал:
      – Похоже на ночь перед боем, ты не находишь?
      – Можем спеть сентиментальную песенку о девушках, которых мы покидаем, – сказал Хэл с ухмылкой, и Саймон рассмеялся.
      – Принесу бумаги, а то еще забуду в припадке сентиментальности. Пей чай.
      Наверху Саймон задержался перед дверью Джейн, раздумывая, не попытаться ли ее утешить. Но какое утешение он мог ей дать? Тяжело вздохнув, он пошел к себе и взял бумаги. Ох, сколько эти документы принесли бед и неприятностей! Интересно, если бы начать сначала, пошел бы он той же дорогой?
      Да, пошел бы. Некоторые дороги нельзя обходить стороной, какими бы тернистыми они ни казались.
      Джейн не пришла к обеду, и Саймон с Хэлом сели за стол одни. Говорили же только о прошлом. Разговор получался не очень-то веселым, поэтому Саймон, извинившись перед другом, сказал, что ему нужно как следует выспаться.
      Хэл тоже поднялся и взял сумку с бумагами.
      – Если не возражаешь, я приду на дуэль.
      – Буду только рад, – ответил Саймон.
      Он сразу же пошел к себе в комнату, чтобы убедиться, что теперь уже не осталось незавершенных дел.
      На этот раз завещание было должным образом оформлено. Но он не мог заставить себя еще раз написать письмо родителям, так что просто добавил: «Джейн мне очень дорога, надеюсь, что и вам будет тоже».
      Саймон решил написать Дару, но не знал, что ему сказать. В конце концов получилось следующее:
      «Мало что в жизни доставило мне столько радости, как известие, что ты жив, и мне очень жаль, что мы не увидимся, потому что если ты читаешь это письмо, то, значит, я убит. Верю, что не зря проводил расследование в Канаде, так как я – один из немногих, кто мог это сделать, и теперь моя смерть уже ни на что не влияет.
      Хэл сообщил мне, что ты выздоравливаешь, но вскоре после твоего возвращения он уехал из Англии. Тебе же желаю мужества и удачи. А если у тебя будет возможность, убедись, что моя дорогая Джейн ни в чем не нуждается».
      «Моя дорогая Джейн…»
      Саймон с опозданием понял, что тайны, которые, возможно, хранит Джейн, для него несущественны. Он знал о ней только то, что любит ее. Да, он любил так безумно, как об этом пишут поэты. Написать ей? Сказать, что он чувствует? Нет, это было бы слишком тяжело для нее. Голос из могилы.
      Запечатав письмо, он погрузился в раздумья. Вспоминая прошлую дуэль, пытался понять, как лучше действовать на сей раз, чтобы остаться в живых.
      Нужно быть как можно спокойнее. Макартур выстрелил, когда их напугала Джейн. Это указывает на его нервозность или быстроту реакции? А то, что сам он не нажал на курок, говорит о его медлительности? Возможно, он слишком уж нервничал…
      Саймон вспомнил, что на войне, когда брал цель на мушку, его охватывало такое возбуждение, что он упускал самые выгодные мгновения для выстрела. Наверное, нечто подобное произошло и на дуэли. Завтра такая нервозность может оказаться роковой.
      А ведь он так и не лег с постель с женой. Если бы он только осмелился…
      Внезапно раздался стук в дверь. Это могла быть… только она.
      Он открыл и действительно увидел перед собой Джейн. Она была в зеленом шерстяном халате, из-под которого только по вороту выглядывали кружева ночной рубашки, как это было в ночь перед дуэлью. Но на этот раз на ней не было чепца и волосы длинной косой спускались до пояса.
      Сама простота.
      Восхитительная простота.
      – Извини, я не могла… не могла заснуть. Не могла все так оставить…
      Саймон отступил на шаг, приглашая жену войти. Сердце его глухо стучало.
      Усадив Джейн в кресло, он налил ей бокал бренди. Она осторожно пригубила, и он понял, что ей понравилось.
      Он выпил почти полный бокал, затем сел и налил себе еще.
      Она смотрела на него, явно озадаченная тем, что он до сих пор не произнес ни слова.
      Заставив себя успокоиться, он спросил:
      – Что именно тебя тревожит, Джейн? – «То же желание, что у меня? Помоги мне Господь».
      – Что тебя могут убить.
      – С этим ничего не поделаешь, дорогая. Она вертела в руках бокал.
      – Не могли бы мы уехать прямо сейчас? Нет-нет, конечно, я знаю, что нельзя. Но все так глупо… Хочется изменить судьбу.
      – Это в твоем характере, да? Хочешь схватить судьбу за горло?
      Она вытаращила на него глаза:
      – Ты о чем?..
      – Дорогая, зачем ты пришла?
      Она опустила глаза и сделала еще глоток бренди.
      – Я же сказала: не могла заснуть. К тому же спать еще рано.
      Саймон почувствовал головокружение. Господи, о чем она? Неужели она пришла, чтобы… Нет-нет, такого быть не может. Просто она слишком молодая, и она много страдала, теряя близких людей. Конечно, она пришла в ужас при мысли о том, что может потерять и его. Значит, следует ее успокоить и отправить обратно.
      – Джейн, видишь ли… Пожалуйста, распусти волосы. Для меня. – Слова вырвались помимо его воли; он ведь хотел сказать совсем другое.
      Она посмотрела на него с удивлением. Потом поставила бокал на столик и перекинула косу на грудь. Опустив глаза, развязана ленту и расплела тяжелую косу. Затем разгребла пальцами волосы и взглянула на него вопросительно.
      Он улыбнулся:
      – Спасибо, дорогая. Замечательно.
      – Хотелось бы сделать для тебя гораздо больше, – пробормотала она в задумчивости.
      Саймон невольно вздрогнул. Неужели она все-таки…
      – В самом деле, дорогая?
      Теперь Саймон почти не сомневался: жена пришла именно для того, чтобы лечь с ним в постель.
      – Может, сыграем в карты? – спросил он неожиданно. Она посмотрела на него так, как будто он предложил стать на голову.
      – Чтобы как-то убить время, – добавил он. – Давай сыграем в пикет. Ведь Исайя научил тебя?
      – Да, но не думаю, что я смогу сосредоточиться.
      Может, он ее неправильно понял? Ему нужен был какой-то знак. Движение тела. Язычок по губам. А она просто смотрела на него, кажется, в растерянности.
      – А ты попытайся. Может, получится. – Саймон встал и нашел колоду карт, а также бумагу и карандаш. Потом налил себе еще бренди. «Только не пей слишком много, тебе нельзя терять контроль, и уж конечно, ты не хочешь утреннего похмелья».
      Забавно, но проводить время с Джейн было очень приятно. Раньше он не верил, что такое возможно. Вот оно, колдовство любви. Пожар в крови не погас, но если сейчас ему дано лишь ее общество, то он и на это согласен.
      Придвинув кресло поближе к столику, стоявшему между ними, Саймон перетасовал колоду и с улыбкой сказал:
      – Результат не имеет значения. Все равно все мое – это твое, а что твое – то мое.
      – Да, вероятно.
      Игра его не очень-то отвлекла – Джейн была слишком слабым противником, – поэтому Саймон то и дело поглядывал на нее. Когда же он смотрел на ее руки, вернее – на обручальное кольцо на ее пальце, кровь его вскипала. Ведь это кольцо… оно делало позволительным то, чего ему уже давно хотелось; причем с каждым мгновением его все сильнее к ней влекло, так что временами он даже забывал об игре.
      И конечно же, его постоянно терзал нежнейший аромат, исходивший от Джейн, весенний запах листьев и травы, заставлявший думать, что она – творение лесов и полей, хотя она была городской девушкой, родилась и выросла в городе. Здесь, в Йорке, ее пугало все, что выходило за пределы прямоугольных улиц.
      Он представил себе, как она с распущенными волосами, босиком идет по полю – дитя природы. И он срывает с нее свободные одежды, ложится с ней в траву, целует теплые груди, слизывает влагу с бедер…
      – Ты устал?
      Саймон понял, что снова забыл об игре. Собравшись с мыслями, он разыграл свою последнюю карту.
      – Нет, не устал. Просто никак не могу сосредоточиться.
      – А может, я не даю тебе как следует играть? – Она жалобно улыбнулась. Когда она улыбалась, ее полные розовые губки восхитительным образом создавали ямочки в уголках рта. – Исайя играл со мной только тогда, когда не находил никого лучше.
      – В тебе нет духа соперничества.
      – Не знаю. – Она собрала со стола карты и вдруг пристально взглянула на него: – Хочешь, я тебе погадаю?
      – А ты умеешь?
      Щеки Джейн покраснели – как будто ее уличили в каком-то грехе. Что ж, ничего удивительного: ему трудно было представить, что Марта одобряла предсказание судьбы.
      – Меня научила одна цыганка, – сказала Джейн, потупившись.
      Цыганка? Вот еще одна из тайн его прелестной жены. Он был бы очень не прочь воспользоваться шансом и разгадать их все – в том числе и тайны ее прекрасного тела.
      – Ты что, напился? – Она впилась в него взглядом. – Хочешь, чтобы я ушла?
      – Нет-нет. – Этого он хотел меньше всего. – Что ж, сообщи, что ждет меня в будущем, хотя я и не слишком этому верю.
      Она снова потупилась:
      – Не знаю, есть ли у меня этот дар, но иногда я… кое-что угадывала.
      Он потянулся к своему бокалу и сделал очередной глоток.
      – Только имей в виду: если карты предскажут мне неминуемую смерть, не говори.
      Она кивнула:
      – Хорошо.
      – Нет, черт побери! В любом случае скажи правду.
      Заглянув в глаза жены, Саймон невольно поежился; ему вдруг почудилось, что он видит в ее глазах какое-то тайное знание, нечто такое, чему он не мог найти объяснение. Возможно, это знание каким-то чудесным образом пришло к ней из прошлых веков – подобно тому, как некоторые качества Черного Адемара, годами таившиеся в засаде, внезапно обнаруживались у какого-нибудь представителя рода Сент-Брайдов.
      – Ты будешь король треф, – сказала Дженси. – Короли треф дружелюбны, решительны и целеустремленны. Им нужны действия и результаты.
      – А ты тогда кто?
      – Моя масть – бубны. Их еще называют бриллиантами. Красивые по виду, но гадкие по сути.
      – Я осыплю тебя бриллиантами.
      – Не глупи. Я – творение земли и воздуха, а ты – огня и воды.
      – Значит, я сам себя гублю?
      – Или превращаешься в пар. Все дело в соотношении воды и огня. У тебя, я думаю, огонь правит, а вода усмиряет.
      – А у тебя?
      Она опустила глаза.
      – Не знаю.
      – Похоже, твои стихии воюют между собой. Ты полна противоречий, милая женушка.
      Но он не собирался сейчас выяснять, что это за противоречия. Ему было довольно и того, что любимая жена находилась с ним рядом.

      Дженси смотрела в карты, пытаясь унять сердцебиение. Она пришла сюда вопреки благим намерениям, пришла, не в силах вытерпеть, что рассталась с мужем в раздражении и что теперь теряет драгоценное время, хотя, возможно, никогда уже не увидит Саймона. Она знала, что идет на риск, и приветствовала этот риск. Ей нестерпимо было думать, что Саймон может завтра умереть, – а они даже не поцеловались.
      По-настоящему.
      Как любовники.
      И в то же время Дженси пыталась убедить себя, что пришла только для того, чтобы не оставлять мужа одного в трудную минуту. Однако ей, как она ни старалась, не удавалось себя обмануть – Дженси чувствовала, что ее влечет к Саймону так же, как и его к ней.
      Он никогда ее не принуждал, но она знала: достаточно подать ему знак взглядом или жестом – и на них обрушится такая страсть, которую они уже не смогут подавить.
      Более того, ее все сильнее влекло к Саймону, и она ничего не могла с этим поделать. Но если она уступит своему влечению… Ах, тогда все еще больше запутается.
      «Что же делать, что делать? – спрашивала себя Дженси. – А может быть, карты подскажут?»
      Она протянула ему колоду:
      – Перетасуй, пожалуйста.
      Из руки соприкоснулись, и Дженси тотчас же ощутила жар во всем теле. Она поспешно отдернула руку и отвела глаза.
      Молча перетасовав карты, Саймон положил колоду на стол. Дженси раскинула карты веером и сказала:
      – Возьми восемь штук.
      Выбранные им карты она разложила полукругом, на них положила другие восемь карт, а потом – еще и еще, пока не образовалось восемь кучек. Затем перевернула первый слой, глядя отрешенно, как научилась еще девочкой.
      «Не думай ни о чем, дорогая, – говорила ей Сейди Хаскетт. – Карты не для того, чтобы думать. Пусть они сами говорят».
      – Туз пик приносит проблемы в делах, король бубен говорит, что мужчина со светлыми волосами станет твоим другом. Семерка червей говорит о том, что ты не уверен в своем пути.
      Дженси подняла на мужа глаза. Ей трудно было представить, что Саймон может быть не уверен в себе.
      Он молча потягивал бренди, и Дженси опять обратилась к картам, напомнив себе, что надо не думать, а смотреть, что они говорят.
      – Трефовая десятка предвещает путешествие. Бубновый валет предупреждает, что молодой блондин может тебя предать, а бубновая королева – легкомысленная женщина, не умеющая хранить секреты.
      – Тогда это не ты, – сказал он. Она стрельнула в него глазами.
      – Почему ты так думаешь?
      – Хочешь сказать, у тебя нет секретов?
      – У всех есть секреты.
      – Да, верно. Храни свои, если можешь. Но предупреждаю: я намерен со временем их раскрыть.
      Дженси в испуге уткнулась в карты.
      – Восьмерка треф – хорошие друзья. – Перевернув следующую карту, она вздрогнула. Немного подумав, поняла: даже если она солжет, это ничего не изменит. – Девятка бубен. Будь осторожен с острыми предметами и огнестрельным оружием.
      Он пожал плечами и спросил:
      – Это означает смертельную рану?
      – Нет, не обязательно. И все же лучше бы эта карта была не в первом ряду.
      – Какая-нибудь карта предвещает смерть?
      – Они никогда не говорят так… откровенно. Девятка пик – карта болезни, а восьмерка и десятка означают плохие новости.
      – Но ничего этого не было. Следовательно – все в порядке!
      «И правда – хороший расклад», – подумала Дженси, немного успокоившись. Скорее всего Саймон завтра не умрет. Но все-таки ей не нравилась девятка бубен.
      Многие люди считают, что предсказание судьбы – это глупые суеверия и даже дьявольские козни, но в детстве Дженси часто видела, как такие предсказания сбывались, и не могла им не верить. Много лет она втайне советовалась с картами, и они почти всегда оказывались правы.
      – Хочешь узнать дальнейшие предсказания? – спросила она, понимая, что сама этого хочет.
      – Почему бы и нет? Следующий слой?
      – Нет, нижний, – Одну за другой она скинула карты. Когда же в нижнем слое не оказалось девятки пик, с облегчением вздохнула. В конце концов все умирают, но преждевременная смерть значится в нижнем слое.
      – Королева червей, Очаровательная блондинка. – Не удержавшись, Дженси подняла на мужа глаза и улыбнулась ему. Он улыбнулся ей в ответ и сказал:
      – Я начинаю верить картам. Продолжай.
      – Восьмерка пик. Ты всегда был и будешь богат. И у тебя много хороших друзей.
      – Опять в точку.
      – Туз бубен предсказывает в будущем много денег. Это хорошая новость для меня. Трефовая десятка говорит о приятном путешествии, трефовая семерка – это успех и слава. И червонная девятка… – Она на мгновение замялась. – По-моему, это сокровище, которого ты не хочешь. Червонный король опять говорит о светловолосом мужчине, который будет истинным другом, а в конце у нас король бубен, то есть ты, И ты укрепишься в своих многочисленных добродетелях. – Дженси собрала карты и снова улыбнулась: – Прекрасный расклад, Саймон, все будет хорошо.
      – Я рад, дорогая. – Он поднялся. – И раз уж мне суждено жить…
      Она подумала, что муж хочет отправить ее спать, но он вдруг поднял ее на ноги и начал расстегивать на ней халат.

      Дженси посмотрела ему в глаза и поняла: если она сейчас проявит страх, Саймон от нее откажется. Но она нисколько не боялась – желание разгоралось все сильнее, и в конце концов она сама скинула халат. Он тут же стал расстегивать пуговицы на ее ночной рубашке, но Дженси и на сей раз проявила инициативу – отступив на шаг, стащила рубашку через голову, а затем решительно вскинула подбородок, так что волосы разметались по плечам.
      Саймон в изумлении смотрел на жену. Неужели это его Джейн?..
      В следующее мгновение он привлек ее к себе и впился в губы поцелуем. Дженси тотчас же прижалась к нему покрепче; именно о таком поцелуе она и мечтала уже долгие месяцы. Прошло еще несколько секунд – вот она уже на его кровати; Саймон же теперь целовал ее груди, плечи и шею.
      Ласки и поцелуи Саймона обжигали огнем, и Дженси, не выдержав, громко выкрикнула его имя и, высвободившись из объятий мужа, стала распускать его ремень.
      Несколько секунд спустя Саймон стащил бриджи и, отбросив их в сторону, склонился над женой. На миг их взгляды встретились, и Дженси поняла: сейчас произойдет то, о чем она уже давно мечтала. «Ах, быстрее же, быстрее», – подумала она, почувствовав, как желание, нарастающее с каждым мгновением, становится нестерпимым, почти болезненным.
      Он вдруг лизнул ее сосок, и она едва не задохнулась от ощущения, которое и вообразить себе не могла. Он засмеялся – наконец-то вошел в нее. Дженси тоже засмеялась и подалась ему навстречу.
      А потом ей стало больно, и она тихонько вскрикнула. Саймон тотчас же замер, но она прошептала:
      – Продолжай же, продолжай… Я чувствую, что боль сейчас пройдет.
      Он снова начал двигаться, и она со вздохом пробормотала:
      – Ах, как замечательно… О, Саймон…
      Он тоже что-то пробормотал, но Дженси не расслышала, что именно. Впрочем, это было и не важно, главное – что она наконец-то была с тем, кого так давно желала.
      Внезапно он улыбнулся ей и прошептал:
      – О, Джейн, милая моя женушка, кельтское мое солнышко, любовь моя…
      Его любовь? Неужели она не ослышалась? Нет-нет, конечно же, не ослышалась!
      Ей хотелось сказать ему о своей любви, но она будто лишилась дара речи; из горла ее то и дело вырывались стоны, но она не могла вымолвить ни слова.
      А затем словно последовал взрыв, прокатившийся по всему ее телу. Содрогнувшись несколько раз, Дженси громко вскрикнула и замерла в полном изнеможении. «Ах, Тилли, неудивительно, что ты так любила мужчин», – промелькнуло у нее в голове.
      – Моя милая жена, – пробормотал Саймон ей в ухо. – Моя любовь.
      Дженси поглаживала его по плечам и по спине и думала о том, что поступила правильно, решив уступить своему влечению. Да, она обещала себе этого не делать, но, к счастью, не сдержала обещание, и то, что произошло сейчас между ними… О, это было прекрасно!
      И он ее любит.
      Как она может порвать с ним, если он ее любит?
      Он откинул с ее лица волосы.
      – Было очень больно?
      – Нет, немножко, но я не против. К тому же все уже прошло. – Она улыбнулась и добавила: – Как будто зуб вырвали.
      – Ужасная женщина! – В его глазах плескался восторг. – Ужасная – и очаровательная!
      Она заглянула ему в глаза и, немного помедлив, спросила:
      – А можно, мы… сделаем это еще раз?
      – Несомненно. Но не позволяй мне быть жестоким.
      – Ты настолько жесток, что откажешь даме в удовольствии?
      Он засмеялся:
      – Джейн Сент-Брайд, ты великолепна!
      Он поднялся с постели и во всем великолепии своей наготы подошел к столу, где стоял графин с бренди. Она повернулась на бок, наблюдая за ним.