Через несколько часов шторм утих, и на «Эверетте» снова подняли паруса – судно быстро приближалось к берегам Англии.
      Керкби наконец-то затопил печку в салоне, а двое матросов вычерпали всю воду с пола. Видимо, в камбузе тоже взялись за дело, потому что вскоре всем желающим был подан чай, а затем принесли овсяную кашу.
      И теперь, когда на «Эверетте» установился полный порядок, Хэл и Саймон решили отчитать Дженси за то, что она вышла на палубу в шторм. Дженси слушала и с виноватым видом кивала. Однако она прекрасно знала, что Саймон нисколько не жалеет о том, что оказался вместе с ней на палубе. Да и как можно было сожалеть о таких замечательных поцелуях?!
      После завтрака пассажиры вышли на палубу, и все увидели берег – теперь он уже был совсем недалеко. Капитан же с горделивым видом расхаживал по палубе и улыбался. Около Саймона он остановился и проговорил:
      – Мистер Сент-Брайд, как вы понимаете, мы проскочили Плимут, а возвращаться я не могу. Поэтому предлагаю вам высадиться в Пуле. Не возражаете? Мы там остановимся ради преподобного Шора.
      Саймон тут же кивнул:
      – Пул нас вполне устроит. Когда мы там будем?
      – Полагаю, сегодня вечером. Позади нас Портленд, немного впереди – залив Суонидж.
      Саймон повернулся к Джейн:
      – Наконец-то мы дома, дорогая. Вернее – почти дома. Пойдем подготовимся.
      В каюте Дженси первым делом взглянула на тумбочку. К поясу никто не прикасался.
      – Может, все это мои фантазии? – пробормотала она. – Прости, милый.
      – Фантазии? Почему ты так думаешь? Просто шторм помешал негодяю…
      – Но ведь единственным подозреваемым был Дакр, а он оказался героем.
      – Чему я очень рад.
      – Я тоже. – Она улыбнулась.
      Матросы притащили в каюту их багаж, и они начали собираться. Дженси чувствовала: надо бы отделить свои вещи от вещей мужа, поскольку они скорее всего расстанутся, но она не знала, как это сделать.
      – Я сказал Дакру, что мы их навестим, когда будем в Лондоне, – сообщил Саймон. – Ты ведь не возражаешь?
      – А мы надолго задержимся в Лондоне? Почему?
      – У меня есть друзья, которые, по всей видимости, сейчас находятся там. В первую очередь – Стивен Болл. Он знает, что делать с этими проклятыми бумагами. Я хочу побыстрее от них избавиться.
      «Друзья… – подумала Дженси. – А я останусь совсем одна».
      Собравшись, они вышли на палубу и присоединились к другим пассажирам, разглядывавшим берег и домики рыбаков у самой воды. В ближайшем заливе было множество лодок, и люди, в них сидевшие, приветствовали команду «Эверетты», одолевшую шторм. Вдали же под полными парусами проплывали большие суда, а несколько разбитых кораблей стояли у самого берега в ожидании ремонта.
      – Кажется, эти суда потерпели крушение, – сказала Дженси, глядя на берег.
      – Да, верно. Но скорее всего это произошло не здесь, а возле Корнуолла или Девона. Там целое кладбище кораблей.
      – Смотри, к нам плывет шлюпка.
      – Это лоцман. Должно быть, в гавань не так-то просто войти. – Саймон расплылся в улыбке. – Как приятно оказаться дома!
      Дженси заставила себя улыбнуться, хотя ей хотелось плакать. Ведь Саймону вскоре предстояло выдержать двойной удар: его ждало не только ее признание, но и известие о графстве Марлоу. Ах, только бы наследник поправился, только бы выздоровел чудесным образом!
      – Мы будем в сорока милях от Лонг-Чарта, – продолжал Саймон. – Можем отправиться туда хоть завтра. Но если захочешь провести день-другой в Пуле, то мы так и сделаем. А потом поедем в Брайдсуэлл.
      Ей следовало вести себя так, как будто она не сомневалась, что будет участвовать во всем этом.
      – А потом – в Лондон?
      – Все дороги ведут в Лондон, помнишь? Единственный разумный путь.
      – И мы там задержимся ради твоих бумаг. – Немного помедлив, она спросила: – Как ты считаешь, что станет с индейцами? У них когда-нибудь появится своя территория?
      – Я оптимист, но должен сказать: нет, не появится. Мы упустили шанс на мирные переговоры. Теперь Америка ни за что не согласится. Но даже если бы и согласилась, то это были бы чрезвычайно трудные переговоры, и скорее всего они продолжались бы долгие годы. Ведь индейские племена очень разные. Одним нужны леса, другим – плодородные долины, а кому-то – прерии с буйволами. Есть даже такие, которые желают жить на ледяных просторах севера.
      – На что же ты надеешься?
      – Если не на чудо, то на справедливость. Покупая их земли, мы должны платить по справедливости. Давая обещания, мы должны их выполнять. А тех, кто убивает индейцев, надо судить так же, как людей, убивающих нас.
      – Но ты предоставишь другим этим заниматься?
      – Мое место здесь, в Англии. Должен признаться, я слишком уж… Сент-Брайд, чтобы ввязываться в проигрышное дело.
      – Ты уже почти ввязался.
      – У меня была цель. Возможно, мне не следовало за это браться, но… думаю, во всем виноваты волосы Черного Адемара.
      – А также кровь Адемара и кровь Геварда Бодрого.
      Саймон усмехнулся и кивнул:
      – Вот именно.
      Какое-то время Дженси молча разглядывала берег, потом сказала:
      – Полагаю, мы недалеко от того места, где высадились норманны, победившие бывших хозяев Англии. Неужели все было так ужасно? Ты говорил, Гевард заключил мир с норманнами. А теперь и у нас мир и благоденствие.
      – Время хоронит кости.
      – Тогда за что же ты борешься?
      – За справедливость для всех. За справедливую оплату труда, например. И за право голоса для многих, а не для кучки избранных.
      – Цель благородная. Но сумеешь ли ты победить?
      – Я верю, что сумею. Перемены уже начались. – Он улыбнулся и добавил: – Если ты на моей стороне, я не смогу проиграть.
      Она отвернулась, чтобы Саймон не видел ее глаза. А потом они стали следить, как «Эверетта» осторожно входит в гавань Пул-Харбор. Дженси вздохнула. Ах, если бы…
      Судно все ближе подходило к берегу, и Дженси в задумчивости проговорила:
      – Как странно… После месяца в безбрежном океане мы снова видим землю.
      Саймон обнял жену за плечи.
      – Не странно, а радостно.
      Она накрыла его руку своей, наслаждаясь последними минутами близости.
      Вскоре лоцман покинул «Эверетту», и на борту появились портовые чиновники, заявившие, что им приказано осмотреть судно и груз. Сначала они спустились в трюм, затем прошлись по палубе, а потом быстро просмотрели багаж пассажиров, вернее, лишь взглянули на сундуки и ящики.
      После этого Дженси вернулась в каюту, чтобы проверить, не забыла ли чего-нибудь. Коснувшись нижней койки, она подумала: «И все-таки здесь у меня были прекрасные мгновения, возможно, последние в моей жизни». Она вышла в салон и, приблизившись к Нортону, сказала:
      – Попрощаемся, капитан? Вы ведь направляетесь в Лондон, не так ли?
      Она протянула ему руку, и, к удивлению Дженси, он поднес ее к губам и поцеловал.
      – Было чрезвычайно приятно путешествовать вместе с вами, Джейн Сент-Брайд. Желаю вам удачи во всем. Вам и вашему мужу.
      Дженси высвободила руку и с улыбкой проговорила:
      – Возможно, мы еще встретимся в Лондоне, капитан.
      – Надеюсь, что встретимся. Но при таких ветрах в Ла-Манше вы можете добраться до Брайдсуэлла раньше, чем я до Гринвича. Вы не собираетесь на север, к себе домой?
      – Нет. Я ведь уже сказала, что у меня там никого не осталось.
      – Но есть же друзья, соседи…
      – Очень мало. Мне надо идти, капитан. Простите.
      Она вышла на палубу. Их вещи уже спустили в шлюпку, пришло время прощаться. Важная персона изобразила улыбку и сказала:
      – Миссис Сент-Брайд, когда муж привезет вас в Лондон, мы должны встретиться за чаем. Буду рада с вами увидеться. – Дженси была уверена, что мысленно эта дама добавила: «Надеюсь, вы будете более пристойно одеты».
      Полковник сказал почти то же самое, но его слова звучали вполне искренне. Он пожаловался, что капитан Стоддард не разрешает им провести ночь на берегу.
      – Говорит, что надо «поймать ранний прилив», поэтому все пассажиры должны находиться на борту. Но он по крайней мере взял на борт свежие продукты.
      Ребекка Дакр, прощаясь, плакала. Ее муж, казалось, также был огорчен.
      – Может, мы еще увидимся в Лондоне, – сказал он. – И я знаю, что моим друзьям и родственникам в Камберленде будет приятно, когда они узнают, что я переплыл океан вместе с кузиной мисс Оттерберн.
      Раньше такие слова испугали бы Дженси, но теперь это уже не имело значения.
      Ее спустили в шлюпку в специальной люльке – как и преподобного Шора, а также Хэла, чем тот был крайне недоволен. Саймон же и двое слуг спустились по лестнице. Пока они плыли к берегу, все махали им руками.
      И вот она уже на твердой земле, в маленьком городке Пул. Однако эта твердая земля качалась у них под ногами, как будто они по-прежнему находились на борту «Эверетты».
      Дженси вцепилась в руку Саймона.
      – Не могу удержаться. Давно уже у меня не было такого.
      – Так всегда после морского путешествия. Забавное ощущение, правда? Пойдем же. Думаю, в «Антилопе» найдутся свободные места.
      Они направились к «Антилопе», ближайшей от гавани гостинице. Оба шли покачиваясь, и Дженси с улыбкой подумала: «Будто пьяные…»
      Вскоре она уже входила в гостиничный номер. Переступив порог, осмотрелась. Комната была небольшая, но очень уютная и чистенькая. Решетчатое окно тоже оказалось небольшое, однако из него открывался прекрасный вид на сад. Кровать же была высокая, под балдахином, с покрывалом цвета колокольчиков и со свежими простынями. Но главное – комната не качалась, было тихо и не чувствовалось корабельной вони.
      Она протянула руки к камину и прошептала:
      – Ах, как восхитительно!
      Тут в комнату вошла горничная, она спросила:
      – Вам что-нибудь нужно, мэм?
      – Пока нет. Спасибо.
      Отпустив горничную, Дженси нервно прошлась по комнате. Уж если она решила, что расскажет Саймону правду при первой возможности, то надо было сделать это сейчас. Но где же он? Хотелось поскорее со всем покончить, но Саймон задержался внизу, что-то обсуждал с Хэлом. Наверное, они говорили о поездке в Лонг-Чарт.
      А может, не рассказывать?.. Может, поехать с Саймоном дальше, в Лонг-Чарт, в Лондон, в Брайдсуэлл?..
      Она начала молиться: «Господи, не моя вина, что я с детства была вынуждена жить во лжи. Не моя вина, что мой отец согрешил с матерью. Не моя вина, что я – хаскеттка! – Она искала пути к сделке. – Господи, пожалуйста, помоги мне, дай второй шанс! Я обещаю никогда больше не лгать. Я буду самой лучшей женой в мире. Самой лучшей дочерью его родителям, сестрой – его братьям и сестрам, теткой – его племянникам и племянницам. Я буду жить так, чтобы он был счастлив. Чтобы все они были счастливы. Я ничего не прошу для себя, только шанс. Чтобы он понял и простил…» Вошел Саймон.
      – Обед готов, дорогая. Ты, наверное, проголодалась.
      Дженси молча кивнула, и они вышли из спальни. Обедали в соседней комнате вместе с Хэлом, и ради Саймона Дженси даже немного поела. После скудного корабельного рациона все блюда казались необычайно вкусными; был запеченный окунь, а также жареная грудка индейки, почки по-флорентийски и свежие овощи – спаржа, цветная капуста и шпинат.
      Когда хозяин гостиницы внес блюдо с персиками, сливами и спелым виноградом, Саймон сказал:
      – О, я вижу, вы знаете, как угодить путешественникам!
      Хозяин поклонился и с улыбкой ответил:
      – Конечно, знаю, сэр. Конечно, знаю.
      Наконец обед закончился, и Саймон поднялся из-за стола. «Вот сейчас», – сказала себе Дженси. Но он повернулся к ней и проговорил:
      – Дорогая, почему бы нам не погулять немного? Ты, наверное, отвыкла от прогулок по твердой земле?
      Вечерняя прогулка? Прогулка с Саймоном? Она не могла отказать себе в этом последнем удовольствии.
      Но вскоре стемнело и подул холодный ветер. Когда же на землю упали первые капли дождя, они побежали обратно в гостиницу. Поднялись наверх – и у Дженси гулко забилось сердце, пересохло во рту. Они вошли в свой уютный номер, и ей показалось, что она не может произнести ни слова.
      – Что случилось? – спросил Саймон, помогая ей снять плащ. – Ты вся дрожишь. Любимая, что с тобой? Садись поближе к огню, я сейчас закажу пунш.
      Она не успела возразить, как оказалась в кресле. А Саймон вышел из комнаты.
      «Что же делать? Как ему сказать?» – спрашивала себя Дженси. Она протянула к камину дрожащие руки, но огонь, казалось, нисколько не согревал, она по-прежнему дрожала.
      Вскоре вернулся Саймон. Он с улыбкой сказал:
      – Сейчас принесут. И еще я потребовал две ванны. – Он внимательно посмотрел на нее и вдруг нахмурился: – Дорогая, в чем дело? Что с тобой происходит?
      Тут вошла служанка, которая принесла чашу с пуншем и два бокала. Поставив все это на столик возле камина, она тотчас же удалилась.
      Наполнив один из бокалов, Саймон протянул его жене:
      – Выпей, дорогая. И доверься мне, поверь, все будет хорошо.
      Дженси пригубила из своего бокала, потом сделала еще глоток – пунш оказался очень вкусный.
      – Спасибо, – кивнула она.
      – Теперь лучше?
      – Да, пожалуй. – Собравшись с духом она выпалила: – Саймон, я должна тебе что-то сказать. Это очень важно.

      Усевшись напротив жены, Саймон пристально посмотрел на нее:
      – Ты беременна? Не может быть.
      – Нет, не это.
      Он ухмыльнулся:
      – Собираешься сказать, что ты – сообщница Макартура?
      Дженси попытался улыбнуться.
      – Пожалуйста, помолчи и выслушай меня. Мне очень трудно об этом говорить.
      Он кивнул, и улыбка исчезла с его лица.
      – Не знаю, с чего начать, но я… Хочу сразу тебе сказать: если ты захочешь, чтобы мы расстались, то в этом не будет ничего удивительного. Я прекрасно тебя пойму и не стану… О, даже не знаю…
      – Джейн, о чем ты? Ведь мы с тобой муж и жена, черт побери!
      Она сделала глубокий вдох, потом заявила:
      – Я не Джейн Оттерберн. То есть не была ею. Я хочу сказать, что я не племянница Исайи Тревитта.
      Саймон нахмурился:
      – Что ты имеешь в виду?
      Теперь было легче, потому что она уже сказала самое главное.
      – Я Нэн Оттерберн, кузина Джейн Оттерберн. Джейн умерла на борту корабля, и я выдавала себя за нее.
      Он уставился на нее в изумлении:
      – Но зачем?..
      Она потупилась. Увидев обручальное кольцо на своем пальце, подумала: «Может, снять его?»
      – Сейчас это очень трудно понять. – Она пожала плечами. – Видишь ли, я ужасно себя чувствовала. Была больна и при этом еще ухаживала за Джейн. Но она умерла, и я осталась совсем одна. Я была одна, и я боялась… боялась ехать к совершенно незнакомому человеку.
      – Исайя был очень добрый и отзывчивый, – продолжала Дженси, – но тогда я этого не знала. И не знала, как он меня встретит, ведь он мне вовсе не родственник. Мне казалось, что он вышвырнет меня за дверь и скажет, что я сама должна добывать себе пропитание. А как молоденькая девушка, оставшаяся одна, может зарабатывать на жизнь? Увы, только одним способом.
      – Удивительное знание жизни для девушки, выросшей в маленьком тихом городке.
      Подозрение, прозвучавшее в его голосе, ударило как кинжал, но она постаралась ответить спокойно.
      – В маленьких городах жизнь почти та же, что и в больших.
      – Не уверен, – пробурчал Саймон. Он встал и отвернулся. Слезы жгли глаза, и Дженси на секунду зажмурилась, чтобы не расплакаться.
      – Я не знаю, что сказать, – проговорил наконец Саймон. – Так и хочется спросить, правда ли это. Но вряд ли ты стала бы выдумывать такое. Зато теперь я кое-что понимаю… – Он повернулся к ней. – Почему ты не сказала правду, когда узнала Исайю получше?
      На глаза снова навернулись слезы, и она видела Саймона, как в тумане.
      – Я все откладывала, боялась лишиться крыши над головой. У меня ведь никого не было. Никого… Возможно, я… По-моему, я даже начала верить: если буду жить тихо и добродетельно, то все это станет правдой, то есть я действительно стану той, за которую себя выдавала. – Она посмотрела прямо ему в глаза и добавила: – Но ты должен знать: на самом деле мы не женаты, и мы…
      Он жестом остановил ее.
      – Мне надо подумать, Джейн. Или Нэн?.. Черт возьми, как мне теперь тебя называть?
      Она вздохнула.
      – Называй Дженси. Меня именно так звали в детстве. – В том детстве, о котором она еще не рассказала.
      И тут Дженси поняла, что не сможет сказать всю правду, не сможет рассказать про Хаскеттов. Во всяком случае – сейчас.
      – Извини, – пробормотал Саймон. – Мне надо уйти. Ненадолго. Чтобы подумать. – Он пристально посмотрел на нее: – Ты останешься здесь?
      – А куда мне идти?
      – Мне представилась драматическая картина: ты убегаешь в ночь или даже бросаешься в море.
      – Если бы я хотела утопиться, то уже давно бы это сделала. У меня имелись прекрасные возможности.
      – Да, верно. – Он коротко кивнул и вышел из комнаты. Дженси тихонько всхлипнула и, вытащив платок, утерла слезы. Конечно, можно было бы и утопиться… Тогда она разом решила бы все свои проблемы. Но Дженси была слишком благоразумной для таких выходок. Решив, что было бы глупо расставаться с жизнью, она налила себе еще один бокал пунша. Выпив, поставила бокал на столик и задумалась. Саймон сразу ее не выгнал, и еще остается надежда… Наверное, ему было бы удобнее освободиться от нее, но она так его любит! Он ее – тоже. Неужели это ничего не значит?
      Вспомнив о том, что не сказала всю правду, Дженси вздохнула. Она должна была рассказать ему все до конца, но если он узнает, что она – Хаскетт… Ох, тогда уж он непременно захочет от нее избавиться – в этом не могло быть ни малейших сомнений.
      Дженси снова налила себе пунша и снова осушила бокал. Но сколько она ни ломала голову, ей так и не удалось ничего придумать – ситуация казалась безвыходной.
      Поднявшись с кресла, она сделала шаг, другой – и вдруг комната закружилась у нее перед глазами. «Видимо, ноги еще не привыкли к твердой земле», – подумала Дженси, ухватившись за спинку стула. Но в следующее мгновение она с ужасом поняла, что пьяна. Да-да, она была пьяна!
      И ей тотчас же вспомнились пьяные Хаскетты, вспомнилось, как они ходили пошатываясь, как громко смеялись, падая друг на друга, а потом засыпали прямо на земле. Засыпали и отвратительно храпели.
      Дженси кое-как добралась до кровати и осторожно легла. Вот так лучше, гораздо лучше. Она полежит немножко, и все будет в порядке. Да, полежит и…
      Саймон возвращался в спальню, потому что все остальные спальни в гостинице были заняты. Конечно, он мог бы подольше побродить по коридору, но не ночевать же там. В какой-то момент у него появилось искушение зайти к Хэлу, но он решил, что сначала ему следует все хорошенько обдумать. Он пытался уговорить себя, что Джейн… Дженси… словом, его жена… что она, возможно, страдает какой-то формой умственного расстройства, вызванного долгим пребыванием на море. Но нет, такого просто быть не может. Конечно, рассказанная ею история кажется довольно странной, но если вспомнить о ее поведении, то все становится на свои места. И тогда понятно, почему она так испугалась, когда Дакр стал рассказывать про школу Оттерберна.
      Дакр помнил имя «Джейни», а не «Дженси». Инициалы на рисунках – «Дж. А. О.» – относились к Джейн Анне Оттерберн, а не к Нэн. А его Дженси не была художницей, она никогда ничего не рисовала. Его Дженси.
      Женщина, которую он любит. Женщина, которая стала его дыханием, кровью его сердца.
      И не имеет значения, кто она такая. Главное – он любит ее, любит Дженси Сент-Брайд. И он никогда с ней не расстанется! Только надо как следует во всем разобраться, надо вернуться в номер и поговорить с ней серьезно.
      Он вошел в комнату и осмотрелся. В кресле ее нет. Где же она?! Он с ужасом подумал, что Дженси убежала, но затем увидел ее на кровати. Она лежала поверх одеяла… словно мертвая.
      Саймон бросился к кровати, но оказалось, что его жена просто спит. Черт побери, ошеломила его своей историей, а сама преспокойно завалилась спать!
      Саймон потянулся к чаше с пуншем и увидел, что в ней почти ничего не осталось. Он невольно улыбнулся. Оказывается, его порочная женушка напилась допьяна. Налив себе в бокал остатки пунша, он принялся ее разглядывать, вернее – любоваться ею.
      Она исхудала после морской болезни и сейчас выглядела старше своих лет, но восхитительная, алебастровая кожа не потемнела даже на морском воздухе. На щеках по-прежнему золотились веснушки, и все так же поблескивали золотом длинные ресницы, а разметавшиеся по подушке волосы колечками обрамляли лицо.
      Старенькое, в грязных пятнах, платье придавало ей вид нищенки, но оно облегало изящные формы, которыми он восторгался. Не так часто, как ему хотелось бы. Ему и сейчас хотелось протянуть руку…
      Нет-нет, надо воздержаться, пока он все не обдумает. Эта женщина – его жена. Его храбрая и находчивая жена. И даже если бы он мог променять ее на талантливую художницу Джейн Анну Оттерберн, то ни за что бы не променял. Ему нужна была именно она – Нэн, Дженси, в общем, та, которая бежала, чтобы остановить дуэль. Которая спорила с хирургом, спасая его руку. Которая вместе с ним смеялась на палубе среди буйства стихии и целовала его так, что молнии пробегали по всему телу.
      Женщина, любовь к которой – как удар молнии. Он даже сумел оценить мужество, которой ей потребовалось, чтобы сказать правду.
      Но если сказанное – правда, то Дженси отчасти права: согласно закону они действительно не являлись мужем и женой, поскольку она, венчаясь, выдавала себя за другую.
      Однако закон прав не всегда и не во всем. Они с Дженси были мужем и женой, потому что любили друг друга и не хотели расставаться. Да и кто узнает правду, если оба они будут молчать?
      Жаль, что она раньше ему не доверилась. Ему очень хотелось, чтобы Дженси доверяла ему во всем.
      Но не стоит ее винить, ведь ей едва исполнилось восемнадцать. Совсем недавно бедняжку постигла трагедия на море, когда умерла ее кузина, а до этого она пережила смерть женщины, воспитывавшей ее. Она лишилась всего, даже крыши над головой, так что неудивительно, что от страха совершила ошибку.
      Да, теперь все ясно, теперь он во всем разобрался.
      Она – его обожаемая Дженси, и он будет о ней заботиться. Она никогда больше не будет одинокой. Он привезет Дженси домой, в Брайдсуэлл, и там ее окружат любовью. А ее тайна – пусть она таковой и останется.
      Он осторожно снял с жены ботинки, затем приподнял ее, вытащил из-под нее покрывало, а потом снова уложил на постель. После этого разделся, лег с ней рядом и обнял ее.
      Уже засыпая, он думал: «Да-да, все ясно. Дженси Сент-Брайд – моя любимая, моя драгоценная женушка, и я ни за что с ней не расстанусь».

      Дженси проснулась, чувствуя непривычную легкость в голове. Она лежала на мягкой постели рядом с Саймоном. Замечательно!..
      А затем она все вспомнила… И отстранилась от мужа. Вокруг была чернильная темнота, но она чувствовала, что он не спит.
      – Голова болит? – спросил он.
      Она немного подумала, потом сказала:
      – Нет, совсем не болит.
      – Вот и хорошо. Поговорим?
      Увы, она не видела выражение его лица.
      – Поговорим, если ты хочешь.
      На плечо ей легла его теплая рука.
      – Начнем с самого главного, дорогая. Скажи, ты хочешь оставаться моей женой?
      Дженси вздохнула:
      – Да, конечно. Если это… не причинит тебе вреда.
      – Ты меня любишь?
      – Ты поверишь, если я скажу «да»?
      – Поверю.
      Она по-прежнему не видела его лица, видела только смутную тень.
      – Да, я люблю тебя, Саймон Сент-Брайд.
      – А я люблю тебя. – Он привлек ее к себе. – По-моему, это все решает.
      Но она вдруг отстранилась и отвернулась.
      – Нет, не решает. Что, если кто-нибудь узнает? Ты должен об этом подумать. Саймон, будет ужасный скандал.
      – Как такое может случиться? Каким образом люди узнают об этом?
      – Неужели не понимаешь?
      – Но ведь вы с кузиной были очень похожи, разве не так? И у меня сложилось впечатление, что вы жили в своем Карлайле очень тихо, почти ни с кем не общались. Так кто же станет выкрикивать обвинения?
      – Все-таки у нас были знакомые. Мы ходили в церковь. К тому же имелся магазин, в который заходили покупатели.
      – Очень маленький магазин, как я понял. Туда ходили местные женщины?
      – В основном да.
      – Какие именно?
      – Такие же, как мы.
      – Скажи, а могут ли ваши покупательницы оказаться в Брайдсуэлле или в Лондоне?
      – Нет, но случалось, что в наш магазин заходили и леди. Возможно, из любопытства.
      Саймон снова привлек жену к себе и поцеловал.
      – Рассуди сама, моя милая. Если даже какая-то леди случайно зашла в ваш магазин, как она теперь сможет узнать, с кем именно столкнулась? Она сможет с уверенностью сказать, что видела, например, тебя, а не Джейн?
      – Думаю, не сможет.
      – Значит, этой проблемы не существует, верно?
      – Но знакомые и прихожане…
      Саймон со вздохом проговорил:
      – Ох, вижу, не убедил. Скажи, в какую церковь вы ходили?
      – В епископальную часовню.
      – Полагаю, там было не очень много прихожан.
      – Не очень. И священник в прошлом году умер. Он ходил к нам обедать каждую неделю… Но многие знали и меня, и Джейн. Знали, кто есть кто. Понимаешь?
      Саймон промолчал, и Дженси в страхе подумала: «Неужели он сдался?»
      Но тут он вновь заговорил:
      – Дорогая, в таком случае мы просто не будем ездить на север, и ты никогда не встретишь этих людей. К тому же у тебя появятся совсем другие знакомые – мои знакомые.
      – Но…
      – Послушай, моя милая. За год жизни в Йорке ты изменилась. Во всяком случае, изменилась фигура. А теперь – о нарядах. Разумеется, ты и сейчас прекрасна, но все-таки ты будешь одеваться совсем по-другому.
      Он поцеловал ее в губы и провел пальцами по волосам.
      – У тебя чудесные волосы, но нынешняя мода требует особой укладки завитков. От этого ты будешь выглядеть совсем иначе. И вообще, со временем люди меняются, ведь это совершенно очевидно.
      «Возможно, он прав, – думала Дженси. – Но почему же меня это не радует?» А потом она вдруг поняла.
      – Саймон, ведь мне всю жизнь придется лгать. Ужасно неприятно…
      Он снова ее поцеловал.
      – Но ты хочешь остаться со мной?
      Она прижалась к нему.
      – Да, хочу.
      – Тогда смирись, дорогая. Смирись с тем, что у нас с тобой будет тайна. – Он перекатился на нее. – Я тебя не отпущу, Дженси. Ни за что. Если придется, мы одолеем свору адских псов, но никогда не расстанемся.
      Его поцелуи и слова опаляли, и она не в силах была противиться. Хотя внутренний голос говорил, что не надо этого делать, она целовала его и срывала с него одежду. А потом он задрал ее юбки и, приподнявшись, пристроился меж ее ног. В следующее мгновение они соединились, и это было восхитительно.