Глава 1

В продуваемой неряшливой столовой Гроув-Хаус в Сассексе завтракали трое. Дородные братья Олбрайт шумно поглощали редкое на их столе мясо, запивая его портером. Их сестра, Серена Ривертон, закутавшись в огромную шаль, отщипывала хлеб маленькими кусочками и запивала его чаем. Она уткнулась в какую-то книгу стихов.

Вилл Олбрайт невидящим взглядом уставился в пространство, машинально прожевывая и глотая пищу, а Том что-то бормотал себе под нос, просматривая почту.

— Кредиторы, кредиторы, кредиторы…

— А-а, вот это уже лучше!

Он вскрыл конверт и начал жадно читать.

— Наконец-то! Эй, Серри, Самуэль Сил хочет жениться на тебе!

Сестра подняла голову, и на ее прекрасном лице отразилось недоумение.

— Что-о-о?

Побледнев, она встала, резко отодвинув стул.

— Ну уж нет, Том! Никогда! Я ни за что не выйду снова замуж

— Да ну? — удивился брат, набивая рот. — И что же ты собираешься делать, а, сестренка? Торговать собой на улице?

Серена Ривертон отчаянно замотала головой, не на шутку испуганная таким поворотом событий.

— Я смогу жить на деньги, которые мне оставил Мэтью.

Ее младший брат Вилл, довольно простоватый малый, повернулся и уставился на нее:

— Но их уже нет, Серри.

Он, казалось, немало удивился, что она этого не знает. И даже почти сочувствовал ей. Но Серена уже не обманывалась — она достаточно хорошо знала братьев, чтобы понять, что сочувствием здесь и не пахнет. За всю свою эгоистичную жизнь они никогда не жалели о совершенной подлости, если только она не создавала проблем для них лично.

Оба выглядели как типичные англичане, этакие Джоны Були — большие, крепко сбитые, краснолицые мужчины в затрапезной деревенской одежде. Правда, у них не было солидного состояния, как положено настоящему Джону Булю.

Взглянув на онемевшую от ужаса сестру, Вилл сунул в рот последний кусок хлеба и прошел к камину. Заслонив собой исходящий от камина слабенький поток тепла, он вытащил гинею и начал подбрасывать ее.

Серена как завороженная смотрела на поблескивавшую в воздухе монету и пыталась осмыслить услышанное.

— Денег уже нет? — потрясение повторила она. — Но как это могло случиться? Мой муж умер всего три месяца назад. Куда они подевались?

К чему задавать вопросы, на которые сама знаешь ответ. Куда подевались? Да туда же, куда уходили все деньги из этого проклятого разрушающегося дома: на игру в карты, в кости и на бега, и не только лошадиные, но — Господи, помоги! — даже на тараканьи! Все, на что можно было заключать пари и делать ставки, влекло братьев, словно пчел на мед.

Серена отвела глаза от монеты Вилла и гневно посмотрела на Тома.

— Вы попросту обворовали меня!

Он подцепил вилкой очередной кусок мяса.

— Никак, ты собираешься напустить на меня сыщиков? Да, Серри? Ну и чего ты этим добьешься? Разве из камня выжмешь кровь?

Камни, загнанно подумала Серена. Вы и есть камни. Бездушные, бессердечные и такие же тупые.

— Ты бы все равно на них не прожила, — миролюбиво заметил Вилл.

Бросок, поворот монеты в воздухе, поймана. Бросок, поворот, поймана…

— Что такое три тысячи? Так, пустяк, сущая мелочь.

Том что-то пробурчал в поддержку младшего брата.

— Кто же мог подумать, что Ривертон так быстро промотает все свое состояние? Мы-то полагали, что ты осталась богатой вдовушкой, Серри, иначе мы бы так не настаивали на твоем возвращении домой. А три тысячи тебе даже на платья не хватило бы.

Сощурившись, он смерил взглядом ее весьма дорогое платье из красно-коричневого сукна.

Оно было скроено очень хитроумно, по специальному заказу, так, чтобы выставить все достоинства фигуры напоказ. Серена прекрасно знала об этом, но совершенно не ожидала, что так нагло и оценивающе ее будет рассматривать родной брат.

Женщина лишь еще плотнее закуталась в шаль, защищаясь от этого взгляда.

— Мне бы этого очень даже хватило, — с горечью проговорила она сквозь зубы. — Вам никогда не понять, дорогие братья, что можно вполне прилично жить даже на проценты от трех тысяч фунтов.

— Какая тоска, — миролюбиво сказал Вилл, не замечая ее едкого тона. — Тебе бы это вряд ли понравилось, Серри.

Серена шагнула вперед и перехватила вращавшуюся в воздухе монету.

— Ошибаешься, Вилл.

Она повернулась ко второму брату.

— Верни мне мои деньги, Том. В противном случае я подам на тебя в суд.

Том Олбрайт громко расхохотался, брызгая слюной.

— Чтобы обратиться в суд, нужны деньги, Серри, и даже если ты выиграешь дело, пройдут годы, пока все будет улажено и подписано. Вряд ли тебе удастся прожить все это время на гинею Вилла.

— Эта монета — только начало.

Серена крепко зажала монетку в кулаке, но Вилл схватил ее за руку и больно сжал.

— Это мой талисман, сестренка, моя монета на счастье! — Она сопротивлялась, но он грубо выкрутил ее руку. Она вскрикнула и разжала кулак.

Со слезами на глазах женщина отпрянула назад, потирая ноющее от боли запястье. Братья в очередной раз напомнили о своей жестокости. Ей было всего пятнадцать, когда пришлось покинуть родительский дом; она уже успела забыть все их пакостные выходки, но теперь все вспомнила. С чего это ей пришло в голову, что теперь, когда она стала взрослой женщиной, они изменятся? Горбатого только могила исправит.

Том заметил ее страх, и в его взгляде блеснуло удовлетворение.

— Может быть, Сил защитит твои права, Серри.

Она в упор посмотрела на него.

— Вам не удастся навязать мне еще одно замужество, тем более с этим ничтожеством Самуэлем Силом.

— Он тебе не нравится? — Том был искренне удивлен. — Вовсе недурно выглядит для своего возраста. И богат как Крез. У него же столько рудников! А я-то думал, что ты предпочитаешь мужчин постарше, как твой первый муж. Ты всегда казалась довольной своим браком.

— Довольной? — тихо повторила Серена, поражаясь степени непонимания между родными людьми.

— Ну и ладненько, — сказал Том. — Подождем других предложений.

— Подождешь?

Серена даже изумилась, что выиграла словесную схватку, но опомнилась и тут же постаралась уточнить услышанное:

— Предложений? Каких еще предложений?

Том ткнул пальцем в раскрытое письмо на столе перед его тарелкой.

— Сил предлагает десять тысяч. Довольно милая сумма, не так ли? Отец выторговал тридцать за первый брак, но нам такое не провернуть, ведь ты уже не девственница.

— Тридцать тысяч фунтов?! — Серена была близка к истерике. — Отец продал меня Мэтью Ривертону за тридцать тысяч фунтов?

— Гиней, — уточнил Вилл, и в воздухе снова замелькала его монетка.

— Как раз вовремя, чтобы вытащить нас из долговой тюрьмы. А ты не знала? Конечно, тебе ведь было всего пятнадцать. Глупая дрожащая малышка.

Серена прикрыла глаза рукой и подавила рвущийся из груди крик. Глупая дрожащая малышка. Что ж, она давным-давно поняла, какую глупость сделала, будучи наивной пятнадцатилетней девчушкой. Тогда она беспечно согласилась на замужество, думая лишь о новых нарядах и возбуждаясь при мысли о перьях на шляпке и о том, что первой из школьных подруг выходила замуж.

Но быть проданной…

За тридцать тысяч фунтов. Ах нет, гиней. Неудивительно, что Мэтью приходил в ярость, когда она поначалу отказывалась потакать его прихотям…

— Давай смотреть правде в глаза, — произнес Том. — Хватай Сила, пока он еще предлагает себя. Мы снова по уши в долгах, а ты вовсе не такой уж ценный приз, если подумать трезво. Правда, внешность у тебя все еще что надо, но ты ведь уже не девица, так что не до капризов. Большинству мужчин нужны жены с приданым. И они должны уметь рожать детей. У тебя нет первого и никакой надежды на второе.

— У меня было три тысячи фунтов, — горько сказала женщина, но доконало ее замечание о детях.

Не способна к деторождению. Такая вот злая участь. Как если бы это было вчера, Серена припомнила доктора, вынесшего этот приговор, словно судья. И вспомнила, как бушевал Мэтью:

— Пустышка! Какая, к дьяволу, польза от жены, если она не способна родить наследника? Особенно если работа в постели не доставляет ей удовольствия!

Его отношение к ней изменилось именно с этой минуты. В первые годы брака он был просто груб и плевать хотел на ее чувства. Но после вердикта доктора стал требовать таких утех, которые выходили далеко за рамки супружеского долга.

Если бы Серене дано было забеременеть и родить, то она могла бы снова выйти замуж — дети такая радость! Но поскольку это ей не было суждено, нечего и думать о подобной узаконенной связи.

Но если нет ни пенни, то что остается?

Что же ей делать?

Перво-наперво следует немедленно покинуть комнату, чтобы не доставить братьям удовольствия увидеть ее слезы.

Серена слепо повернулась к двери, проговорив только:

— Мой ответ все равно будет «нет», Том, так что можешь приостановить свой аукцион по продаже рабыни.

Несмотря на крупное сложение и вес, Том был скор на ногу. Он вскочил и оказался у двери раньше Серены, успев захлопнуть мясистой рукой дверь прямо перед носом сестры.

— А тебя никто и не спрашивает, Серри. Тебя просто поставили в известность.

Его заплывшие жиром глаза злорадно вперились в сестру.

Серене захотелось ударить его, выцарапать его поросячьи глазки, но она была маленькая и слабая, а ее братья — большие и жестокие.

— Не имеешь права! — Серена все же нашла в себе силы запротестовать. — Мне уже не пятнадцать лет, Том. Мне уже двадцать три, и я сама решу, как мне жить!

— Не болтай глупостей.

— Это ты несешь чепуху! Не те времена, чтобы доставлять невесту к алтарю связанной. А по доброй воле я за него не пойду.

— Не болтай глупостей, — спокойно повторил Том. — А если заупрямишься, то я без зазрения совести продам тебя в бордель. Получу хотя бы пятьсот фунтов, с паршивой овцы хоть шерсти клок!

Серена в ужасе отшатнулась, понимая, что он не шутит, а говорит чистую правду.

С издевкой, пародируя галантные манеры, он открыл ей дверь.

— Я сообщу тебе, как только появится новое предложение.

Серена молча прошла мимо брата, и массивная дубовая дверь тяжело захлопнулась за ней. Она услышала, как братья довольно захохотали.

Женщина бегом поднялась в свою комнату. Дрожащая, дрожащая, вечно дрожащая от страха. Слова звенели и отдавались эхом у нее в голове. Серена вспомнила о восьми годах замужества — годах рабства и ужаса, унижения и безнадежности. Она-то думала, что чему-то научилась, стала мудрее. А на самом деле? Снова дрожит от страха.

Как же она была преступно счастлива, у нее просто камень с души свалился, когда Том прибыл с вестью о смерти мужа. И она даже не удосужилась выкроить минутку и хорошенько подумать. Серена просто собрала свои пожитки и немедленно возвратилась с Томом в родительское гнездо. И ни на миг не задумалась о последствиях. Ее даже не тронуло, что Мэтью прокутил почти все состояние.

Какое ей было дело до денег?

Она ведь стала СВОБОДНОЙ!!!

Мэтью никогда больше не войдет в Стоукли-Мэнор, их общий дом, и не потребует от нее, чтобы она играла перед ним роль проститутки. Он никогда больше не изобьет ее кнутом за отказ выполнять непристойные просьбы и прихоти.

Она была свободна.

А теперь вот мерит шагами холодную комнату и в отчаянии заламывает руки, пытаясь решить, что же делать. Она не позволит покуситься на свою выстраданную долгожданную свободу.

Самуэль Сил. Серена в ужасе закрыла глаза. Еще один негодяй, копия ее умершего мужа. Огромный, грубый мужлан, лет за пятьдесят, глубоко погрязший в распутстве. К тому же болен он, кажется, сифилисом. По крайней мере у Мэтью не было хотя бы этой мерзости.

Женщина прекратила бессмысленное нервное хождение и схватилась за спинку кровати, взывая к своему здравомыслию. Необходимо срочно что-то предпринять.

Что?

Бежать.

Да-да, конечно, надо скорее бежать отсюда. Куда глаза глядят.

Но все же — куда?

Голова раскалывалась от напряженных поисков кого-то, кто мог бы приютить ее хотя бы на время. Но все было бесполезно.

Оставшиеся родственники не смогут защитить ее от братьев. Все годы брака муж держал ее фактически пленницей в Стоукли-Мэнор в Линкольншире. Он запрещал ей малейшие попытки общения с друзьями или местной знатью. Правда, следует признать, что ни один из этих благородных людей и не принял бы никого из их дома. Нет, помощи ей ждать неоткуда.

Серена задумалась о школьных годах, перебирая бывших подруг, вдруг кто-то захочет ей помочь. Безуспешно. Ну, хотя бы мысленно вернулась во времена невинности и беспечности. Прекрасные школьные годы.

Мисс Мэллори.

Серена обучалась в школе мисс Мэллори в Чел-тенхеме. И прямо оттуда ее увезли на свадьбу. Маленькая школа оказалась последним прибежищем, где она была в безопасности и пережила столько безобидных радостей. Она припомнила мисс Эмму Мэллори, чопорную, но добросердечную аристократку, рьяную защитницу женских прав. Наверняка мисс Мэллори не откажется помочь ей.

Если только Серене удастся добраться до нее.

А от Сассекса до Глосестершира путь не близкий.

Деньги. Ей понадобятся деньги.

Поиски в комнате позволили обнаружить два фунта, одну гинею и несколько мелких монет. Этого не хватит. Где же еще поискать?

Даже будучи по уши в долгах, братья бросали монеты где попало. Надо найти их.

Так, теперь платья.

Серена начала было собирать саквояж, но вскоре сообразила, что ей просто не позволят выйти из дома с чем-либо внушительным. Это мгновенно вызовет подозрения. Женщина снова распаковала вещи и развесила их в шкафу. Наверно, ужасно бежать лишь в том, что на тебе надето, но, по правде говоря, она будет только рада избавиться от своего гардероба.

Каждый шов, каждый стежок, каждое платье было выбрано собственноручно Мэтью в Лондоне и прислано в Стоукли-Мэнор, когда на него находила такая блажь. Все платья были высшего качества, но скроены так, чтобы не скрыть как можно больше, а выставить на всеобщее обозрение.

Серена посмотрела в зеркало и приспустила шаль. Почему обычное красно-коричневое суконное платье выглядело столь… сексуально? Но все обстояло именно так. Корсаж скроен и сшит так, что подчеркивал ее пышную грудь. А мягкий материал полуоблегающей юбки четко обрисовывал ее бедра. Но хуже всего были духи.

Все ее платья оказались пропитаны ими до того, как она их получила, а ее служанка-тюремщица продолжала поддерживать этот отвратительный запах. Серена не знала, из каких компонентов состояли эти благовония, но ничего общего с цветами они не имели. Это был аромат проституток. Серена знала это наверняка, потому что Мэтью доставляло злорадное удовольствие видеть, как этот запах доводит его нежную жену до неистовства.

После смерти Мэтью Серене удалось выстирать кое-что и почти избавиться от назойливого запаха у простых льняных и муслиновых платьев. Но из более плотных материалов запах не выветривался, а постирать их означало окончательно испортить. А ведь пока ее братья не получили на руки ее наследство, купить новые было не на что.

Какое наследство? — тотчас спохватилась женщина.

С болью она вспомнила, что наследства уже и в помине нет.

Серена всерьез подумывала отправиться прочь из этого дома в одном из муслиновых платьев. Но поздней осенью это будет равносильно самоубийству. Она решительно скатала в тонкую трубочку немного нижнего белья и сунула в свой ридикюль. Наверняка ридикюль ни у кого не вызовет подозрений и не бросится в глаза.

Драгоценности! Мэтью подарил ей много разных украшений, хотя и они стали жертвой его испорченного и извращенного вкуса. Ее передернуло при воспоминании об их форме, о грубых орнаментах. Все равно их можно будет продать. И потом, они были ее собственностью!

Женщина в панике стиснула руки, вспомнив, что не знает, где они находятся. Просто до сих пор ей и думать о них не хотелось, но теперь они могли означать ее выживание.

Может быть, в комнате Тома?

Серена внезапно заспешила в страхе, что братья могут ведь и возвратиться, чтобы насильно поволочь ее на нежеланную свадьбу. Или могут сообразить, что она попытается бежать. Серена схватила свою драгоценную накидку из камлота, отороченную соболем, благодарная хотя бы за то, что она была теплой.

И снова услужливая память оживила перед ее мысленным взором картину. Мэтью страшно забавляло выходить с ней в сад на прогулку, не разрешая ничего надевать под накидку. Шелковый мех щекотал голую кожу, лицо ее обычно пылало от стыда, а он в это время давал указания невозмутимому и молчаливому слуге.

Впрочем, это одно из самых невинных издевательств.

Женщина с трудом прогнала от себя мрачные воспоминания.

Так, теперь ее самые толстые перчатки. Затем самые прочные полусапожки. Несколько монет в кармане. У нее была лишь одна шляпка, потому что Мэтью не видел никакого смысла или повода для издевки в шляпках. Так что ее шляпа была большая и с высокими полями. Придется набросить на нее капюшон, чтобы хоть как-то сохранить тепло. Нет, капюшон не налезает. Тогда вообще без шляпы.

Она взглянула на левую руку, на которой красовалась пара колец. Серена мрачно усмехнулась. Перстень с большим изумрудом и золотое обручальное кольцо. Она так привыкла к ним, что совсем не замечала.

Когда Серена возвратилась сюда с Томом, то смотрела на эту жалкую комнатушку — свою девическую — как на райское место, место, где ее ждала свобода. Ей казалось, что вернулись дни невинности и слишком короткой юности. Вольно же ей было дурачить саму себя. Пора прекращать это.

Сердце тревожно забилось, когда она выглянула в холодный полутемный коридор. Пусто. Женщина подошла к комнате Тома, скользнула в дверь, оставив ее приоткрытой. В случае чего она мгновенно услышит тяжелые шаги своего грузного брата.

Серена без сожалений обыскала все, обнаружив еще несколько гиней, решительно сунула в карман и золотую подделку, найденную в пыли за его тазом для умывания. Ни следа ее драгоценностей. Господи, где же они? Она в отчаянии еще раз прошлась по комнате, но не заметила никаких потайных местечек, а задерживаться дольше не посмела.

Таким же образом женщина навестила и комнату Вилла, где присвоила еще несколько монет. Теперь у нее было около десяти гиней.

Она судорожно всхлипнула. Десять гиней, конечно, значительная сумма, но недостаточная, чтобы спасти ее от голодной смерти.

Но лучше смерть, чем такая жизнь. Неужели замужество намного хуже, чем смерть, засомневалась вдруг Серена. Похоже, она обрекает себя именно на смерть, совершая этот сумасшедший побег.

Серена поняла, что замешкалась в комнате, рискуя столкнуться с неприятностями. А всему виной ее попытки разобраться в себе и найти хоть какой-то иной выход. Но его не было. Она заставила себя спуститься вниз по лестнице, чтобы навсегда покинуть этот проклятый дом.

На полпути к черному входу женщина свернула в библиотеку. Братья имели обыкновение коротать здесь вечера, когда не играли на бегах. О, конечно, они и не помышляли брать в руки книги, Боже упаси, они просто резались здесь в карты. Она мрачно усмехнулась, найдя еще одну гинею и еще одну крону на полу.

Это сокровище ясно говорило, что слуги здесь сегодня еще не убирали, но ей уже не было дела до разленившихся слуг и прочих забот этого дома. Пора идти. Серена повернулась к двери и тут услышала тяжелые шаги.

Паника мгновенно охватила ее. Она подбежала к полкам и схватила первую попавшуюся книгу.

В библиотеку вошел Том.

— Опять с книжкой? — фыркнул он. — Не понимаю, как это Мэтью терпел такие глупости. Твоя красота просто поблекнет, сестричка, если ты будешь проводить весь день за книгами.

Серена захлопнула книжку, заложив пальцем какую-то страницу. Сердце бешено колотилось в груди. Он догадается. Он сразу поймет, что она задумала.

— Мэтью было абсолютно все равно, чем я занимаюсь в его отсутствие. А что касается моей красоты, то я буду лишь рада, когда она завянет.

— Ты бы лучше помолчала, Серри. Если бы ты не была красоткой, сводящей мужиков с ума, то и минуты не осталась бы в этом доме: я или вышвырнул бы тебя сразу или пристроил в поломойки. Ты скоро и сама поймешь, что замужество гораздо лучшая участь. Кажется, старина Ривертон просто избаловал тебя.

Том подошел к ней и вырвал книжку.

— Что тут у тебя? Байрон? Китс?

Открыв книжку, он вдруг весело рассмеялся.

— Ох, Серри! Ну ты и штучка! Вошла во вкус, да? Отчего же тогда ты так упрямишься выйти замуж?

Серена со стыдом поняла, что схваченная ею книжонка была одной из порнографических пакостей, которыми так увлекались братья. А тут еще Том помахал перед ней иллюстрацией.

— Нравится, да? — спросил он, рассматривая скабрезную картинку.

Серена не могла сказать «нет», не вызвав подозрений, поэтому просто промолчала. Брат взглянул на ее покрасневшее от стыда лицо и покачал головой.

— Ты до сих пор краснеешь, надо же! Странная ты какая-то, Серри. Никак тебя не понять. Зато понятно, почему мужики так сходят по тебе с ума. Такая чопорная мисс, а тело и глаза проститутки. И как я теперь вижу, мысли и мозги тоже как у настоящей шлюхи. Что ж, это и будет твоим призванием, девочка. Проститутка! С твоей фигурой и походкой… Н-да! Да и выглядишь ты так, словно только что задала кому-то жару в постели.

Он снова оценивающе оглядел ее с ног до головы.

— Похоже, нам стоит расширить круг претендентов. Не очень многие захотят тебя в жены, но в любовницы… это совсем другое дело.

Брат ненадолго задумался.

— В качестве любовницы ты сможешь достичь самых невероятных высот в этой стране. Подцепив графа, а может, даже герцога. А то, что ты не можешь родить, для проститутки воистину благословение Божие.

Серена по-прежнему стояла и молчала, а его слова просто отскакивали от ее сознания. Она ведь сбежит. Ничего этого с ней уже не случится.

Он сунул книжку ей в руки и погладил ее, изображая братскую нежность.

— За дело, сестренка! Изучай и дальше тонкости своего ремесла.

Захлопнув книжку, женщина заторопилась из библиотеки, сопровождаемая довольным хохотом брата. Выйдя во двор, она заставила себя идти спокойным, размеренным шагом, как бы прогуливаясь по ноябрьскому саду.

Но разум никак не мог успокоиться. С предельной ясностью, как никогда раньше, Серена осознала необходимость побега. И обдумывала шансы, а также — как их улучшить.

Времени у нее хватало. Ни один из братьев не обедает ровно в полдень, а слуги не станут искать себе лишней работы. Так что существует вероятность, что ее не хватятся до самого вечера. А она за это время постарается унести ноги как можно дальше отсюда.

Однако Серена нисколько не сомневалась, что братья кинутся разыскивать ее. Она в конце концов стоила по их меркам хотя бы пятьсот фунтов. А то и все десять тысяч, если им удастся выдать ее замуж за Сила. Ведь в отчаянии и не на то решишься. Чтобы избежать ужасов борделя, она может и согласиться на этот жуткий брак.

Тридцать тысяч… Ее отец продал ее за такую сумму.

Мысль об этом давнишнем предательстве чуть не свела ее с ума. Она приводила в ярость и лишала здравого смысла. С трудом ей удалось сосредоточиться на предстоящем побеге.

Побег.

Серена прошла через огород, затем прибавила шагу. Поняв, что все еще судорожно сжимает похабную книжонку в руке, женщина швырнула ее в засохшие заросли крапивы и перелезла через забор. Перед ней раскинулось поле. До ближайшей почтовой станции целых три мили. И сердце греет лишь слабая надежда, что, когда она доберется туда, проезжающая мимо почтовая карета подберет ее. Кажется, почтовые ходят несколько раз в сутки, но ведь понадобится билет? Впрочем, она в этом не уверена.

С сожалением Серена отметила, что совершенно не ориентируется в окружающем ее мире, не имеет представления об уйме повседневных мелочей, известных всем и каждому. Ее же взяли прямо из школы пятнадцатилетней девушкой и сделали пленницей Стоукли-Мэнор. С того самого дня ей ничего не позволяли делать для себя. И лишь в последние три месяца женщина чему-то научилась, пытаясь навести порядок в доме братьев.

Серена снова засомневалась, хватит ли у нее сообразительности, чтобы выжить в одиночку.

Но выбора-то не было.

Еще один забор — и вот она уже на проселочной дороге. Серена поглубже натянула капюшон. Вдруг проедет кто-нибудь и узнает ее? И решительно зашагала вперед.

Глава 2

— Не хотите ли проехаться верхом в Кэнхольм, Мидлторп?

Френсис, лорд Мидлторп, оторвался от жаркого и ответил сыну хозяина, лорду Уфхему:

— Почему бы и нет? Кажется, день ожидается чудесный. — Он повернулся к юной леди, сидевшей за столом рядом с ним:

— Не составите ли нам компанию, леди Анна?

Светловолосая и худенькая леди Анна была не робкого десятка, она нежно улыбнулась Френсису:

— С удовольствием, милорд.

Френсис собирался жениться на ней.

Сие намерение пока не было скреплено официальной помолвкой. Он еще не обращался к отцу девушки герцогу Арранскому с просьбой отдать Анну ему в жены. Но все знали, что он со дня на день сделает предложение. Прежде чем он покинет поместье герцога, Френсис намеревался обязательно переговорить с ним. Но он был уверен в благосклонном отношении герцога, сидевшего в столовой за чтением «Мансли мэгэзин».

Они будут прекрасной парой, все считали, что они чудесно подходят друг другу. Анна происходила из весьма родовитой семьи, так что и приданое будет соответственным. Их семьи давно знакомы, поддерживают хорошие отношения на протяжении многих лет и весьма одобряют их союз. Все складывалось как нельзя лучше. Леди Анна отличалась прекрасными манерами и добротой, приятной наружностью и живым умом, хотя и не тратила все свое время на книги. Красота ее была не броской, а скорее нежной и бледноватой, но ему это нравилось, и он ничего не имел против того, что она прихрамывала.

Лишь одно приводило Френсиса в замешательство: то, что он так рассудочно и расчетливо подходил к одному из самых значительных событий в жизни любого мужчины. Но он всегда одергивал себя. Неужели из-за того, что все его друзья переживали бурные страсти, ввязывались во всяческие приключения из-за будущих жен, он обязан повторять их путь?

Френсис получил титул и все поместья отца во владение, когда ему исполнилось всего двенадцать лет. С тех самых пор он стал единственной опорой матери и трем сестрам. Справедливости ради следует отметить, что мать умело и властно распоряжалась его жизнью и поместьями, пока он был ребенком, да и по сей день прекрасно справляется с их семейным имением Торп-Прайори, так странно называющемся из-за бывшего когда-то на этом месте монастыря. Но уже давно благосостояние матери полностью зависело от сына. Его сестры, слава Богу, давно и удачно вышли замуж и таким образом благополучно перешли под крыло своих мужей.

Френсис сызмальства усвоил, что обязан следить за своим здоровьем, по-хозяйски мудро распоряжаться имением и финансами, чтобы приумножить богатство рода. Его долгом был и удачный выбор невесты, чтобы после свадьбы обзавестись наследником. Лорд Мидлторп и так уже слишком затянул с женитьбой, а это было чревато многими последствиями. Если он умрет, не оставив наследника, поместье и титул перейдут к дальнему родственнику с огромным семейством. И тогда его мать потеряет все права на дом, который выстроила вместе с отцом и обихаживала как могла.

Но как же, наверное, было бы приятно, подумалось ему, пережить одно-два неожиданных романтических приключения или страсть, так, просто для разнообразия. Его друг Николас Делани объездил весь мир и побывал в опаснейших переделках, дважды угрожавших его жизни, пока не осел окончательно и не обзавелся семьей…

Тут Френсис понял, что к нему обращаются, и с улыбкой повернулся к леди Анне.

— Вы не будете возражать, милорд, если мы сделаем небольшой крюк? Я обещала книги для школьной библиотеки в Кингсли и хотела бы сама завезти их.

— Конечно, конечно. Я вовсе не против. Что-нибудь поучительное или Библии?

Она не отреагировала на его поддразнивания и ответила совершенно серьезно:

— О, у них вполне достаточно своих Библий и подобной литературы. Иначе им нельзя. Но я привезу стихи для самых маленьких и забавные рифмы, а также несколько книг по географии. Это все из нашей домашней библиотеки. Похоже, нам это еще не скоро понадобится, поскольку Уфхем решительно отказывается исполнять свой долг.

— Анна, как у тебя только язык повернулся упрекнуть меня? Мне же еще нет двадцати пяти! Дай же парню перебеситься, прежде чем его свяжут по рукам и ногам на всю жизнь!

Все рассмеялись, но Френсис отметил про себя, что ему тоже недавно исполнилось двадцать пять, однако никто, кажется, не считает, что ему рановато обзаводиться семьей…

— Женитьба — это вовсе не цепи, — попеняла брату леди Анна, озорно покосившись на Френсиса.

Счастливчик Уфхем! И будущее его тоже предопределено: женитьба и титул герцога, но по крайней мере ему можно не торопиться. У него два здоровенных, полных сил младших брата, так что он вправе без угрызений совести оттягивать неизбежное на неопределенный срок.

Молчаливые слуги внесли свежий кофе и убрали грязные тарелки и остывшие блюда. Семейство же засиделось за столом, обсуждая планы на день.

Секретарь герцога тихо вошел с почтой для хозяина и остальных членов семьи. Френсис несказанно удивился, когда и ему вручили персональное послание, потому что, уезжая из дома, дал матери разрешение управлять всеми делами поместья без исключения и вскрывать его личную корреспонденцию.

Но письмо оказалось не от матери, а послано именно сюда на его имя. Френсис почувствовал легкое беспокойство и без промедления взломал сургучную печать. Развернув лист бумаги, он в полном замешательстве прочел:

"Милорд,

Я подозреваю, что Вам так ничего и не сообщили, а обман еще никому не приносил пользы. Так что ради всеобщего блага я прошу Вас спросить обо мне Вашу мать. А если она не ответит Вам, то это сделаю я. Я пробуду еще неделю в «Короне и якоре» в Веймуте.