Глава 1
Лондон, август 1101 года
Под мерные удары колокола мужчины втыкали колья в сухую, выжженную летним солнцем землю. За ними, натягивая на колья веревку, чтобы обозначить границы участка, заросшего побуревшей от засухи травой, шли другие. Битва за трон — бой не на жизнь, а на смерть — привлечет огромную толпу зевак, а толпу следует держать под контролем.
В стороне, на возвышении, плотники отбивали молотками более оживленный ритм. Они строили помост для королевского трона, вокруг которого соберется свита короля. На этот раз плотникам не заказали ни навеса, ни скамеек, потому что дам не ожидалось. Сегодня поединок чести, на котором мужчины отстаивают свои права ценой жизни.
Поле битвы было одновременно и местом казни.
На круг отбрасывала тень Белая Башня — мрачное напоминание о том, что короли норманнов могущественны и им не следует противоречить. Лучшим доказательством тому служил недавний мятеж, который и привел к этой битве.
Задолго до того, как были закончены приготовления, к месту предстоящего сражения по узким улочкам стал стекаться народ. Люди окружали веревочный круг, стремясь первыми занять лучшие места. Многие на ходу дожевывали завтрак, были и такие, кто явился с недопитой кружкой эля в руке.
Торговцы элем, пирогами и фруктами зазывали покупателей. Музыканты играли на рожках и барабанах, акробаты выделывали всяческие трюки, предсказатели судьбы гадали по ладони. Шарлатаны предлагали «проверенные» снадобья от всех болезней.
Благородные дамы на бой не допускались, однако на простолюдинок этот запрет не распространялся. Кое-кто из них взял с собой прялки и шитье, чтобы было чем заняться до начала боя. Многие пришли с детьми.
— Доброе утро, Труда, — поприветствовала одна женщина свою знакомую, ловко пропуская между пальцев крученую нить. — Говорят, бой будет так себе.
— Да, старик против молодого. Хотя кто знает, Нэн. И у стариков иногда бывает волчья хватка.
— Я слышала, что этот Кларенс из Саммербурна неважный боец.
— Ну, неизвестно, — усмехнулась Труда и, засунув в рот остатки хлеба с медом, вытерла руки о передник. — Если он не боец, то что же собирается здесь делать? Возможно, ему невдомек, что он встретится лицом к лицу с лучшим воином короля?
— Зачем тогда было оспаривать право короля на трон? А вообще, — Нэн набожно перекрестилась, — на все воля Господа. Если он прав, то победит и более сильного противника. Хотя, конечно, права у него нет, — поспешно добавила она, оглядевшись вокруг.
— Что верно, то верно. — Труда тоже перекрестилась, чтобы защититься не столько от адских, сколько от мирских сил. — Хотя не думаю, что здесь дело в провидении, — добавила она тихо. — Мой Эдвин может отделать любого, если решит, что тот его оскорбил. Но прав он бывает далеко не всегда. Просто он больше и сильнее.
— А призывают ли они оба Господа перед дракой? — Нэн так разволновалась, что даже отложила на время прялку. — Вот в чем штука, Труда. Бог не может уследить за каждой мелочью, но если его призвать…
— Понятно. Этот призыв… — Труда отступила на шаг и обрушила град тумаков на сцепившихся мальчишек, после чего отделила от них своего белобрысого пострела. — Я же говорила тебе, Уилли, никаких драк или отправишься домой!
— Но они назвали меня…
— Никаких драк, — вцепилась она ему в ухо. — А не то вытолкну тебя в круг и королевский боец дух из тебя вышибет!
Мальчишка насупился, но послушно сел у ног матери и стал дергать травинки.
— Дождь нужен, — заметила Труда. — В бочках совсем воды не осталось.
— Да, с водой плохо, — согласилась Нэн. — Хотя на востоке вроде собираются тучи. Выглядят внушительно, но скоро дождя и не жди…
Женщины с удовольствием принялись обсуждать погоду, когда сын Труды вдруг потянул ее за подол:
— Мам, это король?
К этому времени зрители выстроились в несколько рядов вокруг веревки, а те, которые стояли поблизости, услышали слова мальчика и подались вперед, крутя головой в разные стороны. На помост поднимали трон и кресла для королевской свиты.
— Нет, малыш, — ответила Труда. — Это всего лишь его трон. Скоро и король появится.
— А когда начнется бой?
— Когда все будет готово. А теперь помолчи.
— А зачем они дерутся, мам? — не унимался сын и снова дернул мать за юбку.
— Я уже объясняла тебе. Один из них говорит, что король не имеет права быть королем и что он должен уступить трон своему брату.
— Тогда почему король сам не дерется, а только смотрит?
— Потому что короли не принимают участия в таких боях. У них есть воины, чтобы драться.
— По-моему, это нечестно, — пробормотал он и выдернул из земли пучок травы. — Я всегда дерусь сам.
— И откуда в тебе столько нахальства? — Мать дала сыну подзатыльник. — Как будто твои дела можно равнять с королевскими!
Толпа взволнованно зароптала, когда из Башни вышла свита короля. Мужчины походили бы на обычных горожан, если бы их туники не переливались яркими цветами, а золотые украшения не сверкали на солнце так, что резало глаза.
— Мам, это…
— Нет, Уилли. Король носит корону. А если ты будешь плохо себя вести, он прикажет отрубить тебе голову! — пригрозила Труда.
Парнишка поспешно придвинулся к матери и прижался к ней.
Вооруженные воины в кольчугах и конических шлемах строем вышли из Башни и заняли свои места у натянутой веревки, воткнув копья в землю, — никому не позволительно вмешиваться в поединок чести.
— Теперь уже скоро, — сказала Труда.
Часть королевской свиты осталась внизу, некоторые поднялись на помост и расселись в креслах по обе стороны от трона.
— Вон там, наверху, самые знатные люди, — объяснила Труда сыну. — Графы, два епископа. Они будут следить за тем, чтобы бой шел по правилам. — Она обернулась к Нэн: — Какие-то лица у них невеселые…
— Говорят, что этот Кларенс пользуется большим уважением. Возможно, они не хотят смотреть, как его будут убивать.
— Но все к тому идет.
Нэн кивнула, затем склонилась к самому уху подруги:
— Я слышала от кузена мужа своей сестры, который здесь стражником, что они всю последнюю неделю держали дверь его темницы открытой. Надеялись, что он сбежит.
Глаза Труды стали круглыми от изумления.
— Хочешь сказать, они думают, что он может победить? — прошептала она.
— Нет, — отрицательно покачала головой Нэн. — Просто они не хотят быть свидетелями его смерти.
Звуки труб помешали им продолжить разговор. Труда схватила сына за ворот и поставила на ноги.
— Смотри, сынок. Вон король!
Генри Боклерк — младший сын Великого Завоевателя, а теперь король Англии — вышел из Башни в массивной золотой короне и длинной пурпурной мантии, конец которой волочился по земле. Он направился к помосту в сопровождении четырех воинов, что занята место позади трона.
— А это разве не Фитцроджер? Вон тот, высокий, в черном? — спросила Нэн. — Он лучший королевский боец. Но раз он так одет, значит, сражаться сегодня не будет.
— Может быть, бой вообще не состоится? — забеспокоилась Труда.
Стоявший поблизости стражник тотчас обернулся:
— Они будут драться, не волнуйтесь, мистресс.
— А кто будет сражаться за короля?
— Новичок, — не поворачивая головы, ответил воин. — Его зовут Ренальд де Лисл.
— А… — Нэн распутала нечаянно завязавшийся узелок на нитке. — Жаль! Я слышала, что Фитцроджер лучше всех. Мне хотелось посмотреть, как он дерется.
— Он недавно женился, — сообщил стражник, чуть повернувшись к женщинам и весело подмигивая им. — Похоже, что жена отнимает у него все силы.
Подруги захихикали, но тут же притихли, едва раздались звуки труб. Король на троне картинно запахнулся в мантию.
На зов труб из Башни вышел человек в кольчуге, перепоясанный широким кожаным поясом, на котором висели ножны.
Пустые ножны.
— Почему у него нет меча, мам? — спросил Уилли. — Ты говорила, что они будут драться на мечах?
— Так и есть. Меч, наверное, у оруженосца. — Труда покосилась на воина, который остановился у помоста. Он был со щитом и в шлеме, но без меча. — Как думаешь, Нэн?
— Не знаю, Труда, что и думать, — хмуро крутанула прялку та. — Я только однажды видела такой бой, и тогда у воинов были мечи.
— Да, я помню. Бой продолжался весь день, только потом соперник сдался… Кстати, как его звали?
— Не помню. Какая разница! Он лишился глаз и пальцев правой руки. Уж лучше бы погиб, чем жить калекой!
— А почему с ним так поступили? — спросил Уилли.
— Он проиграл бой, сынок. — Труда ласково потрепала сына по всклокоченной шевелюре. — А значит, оказался предателем. Однако он не погиб в бою, как ожидалось, поэтому его пришлось наказать. С предателями всегда так поступают.
— Вовсе не всегда, — приблизив губы к уху Труды, прошептала Нэп. — Говорят, что на помощь графу Роберту отправилось тогда много знатных людей, но король не ко всем отнесся сурово. Кое-кого он, конечно, наказал, а остальных просто пожурил и отправил восвояси.
— Да. Я тоже это слышала. Тогда почему…
Труда не закончила фразы, потому что из Башни вышел другой человек. Он ничем не отличался от своего противника за исключением того, что в его ножнах был меч. Ростом он был ничуть не ниже лучшего королевского бойца, но даже в кольчуге ему недоставало массивности. Труде почему-то показалось, что доспехи тяжелы для него.
Соперники остановились перед помостом. Трубы прозвучали в очередной раз, призывая всех хранить молчание, и стихли.
Король слегка наклонился вперед. Он говорил тихо, но Труда слышала каждое слово.
— Кларенс из Саммербурна, признаешь ли ты свою ошибку? Согласен ли поклясться мне в верности и принять мою милость?
— Я не могу, Генри. Ты не имеешь права на трон, — ответил Кларенс.
Король отпрянул, словно его ударили. Он поднял руку, и вперед вышел глашатай:
— Слушайте все! Лорд Кларенс из Саммербурна поднял оружие против короля и объявил, что король Генри не имеет права на корону Англии. Он обвиняется в измене. Кларенс из Саммербурна, признаешь ли ты обвинение?
— Я невиновен!
— Кто выступит на стороне обвинения?
— Я, Ренальд де Лисл! — раздался громкий решительный голос. — Я готов отстаивать право короля Генри на трон.
Глашатай открыл было рот, чтобы продолжить процедуру, но тут над площадью раздался возглас лорда Кларенса:
— Я протестую! Я требую, чтобы король сам защищал свое право!
Толпа возмущенно зароптала, люди из свиты короля стали тревожно переглядываться и перешептываться. Король подозвал глашатая и что-то сказал ему на ухо. Когда глашатай выпрямился и шагнул вперед, воцарилась мертвая тишина.
— Лорд Кларенс из Саммербурна выступает здесь представителем брата короля — графа Роберта Нормандского, заявляя его необоснованное притязание. Справедливо и законно то, что король также выставляет на этот бой своего представителя. Однако король Генри заявляет, что если Роберт лично бросит ему вызов, то он готов отстаивать свои права сам в честном поединке.
Выступление глашатая было встречено восторженными криками толпы.
— Вот был бы настоящий бой! — сказала Труда.
— Но он никогда не состоится, — хмыкнула Нэн. — Граф Роберт высадился вместе со своими людьми, но, увидев, что войска короля численно превосходят его армию, забрал весь золотой запас и позорно бежал.
Снова взревели трубы — на этот раз, чтобы призвать толпу к порядку. Глашатай развернул очередной свиток.
— Ренальд де Лисл впервые принимает участие в поединке, отстаивая честь короля, поэтому король жалует ему этот меч. — Вперед, обнажив клинок, вышел оруженосец. — Меч из великолепной германской стали, подарок императора. Его рукоятка украшена камнем с могилы Христа в Иерусалиме. Пусть этот меч всегда служит добру и справедливости!
Воин опустился перед королем на колено и принял меч из его рук.
— А если он проиграет? Что тогда? — поинтересовалась Труда шепотом.
— Насколько я понимаю, — ответила Нэн тихо, не забыв прежде оглядеться, — тогда Господь подтвердит, что король не имеет права на трон.
— Господи помилуй! — испуганно вымолвила Труда и перекрестилась.
Противники переглянулись, надели шлемы, затянув ремни под подбородком, и взяли в руки щиты.
— Призываете ли вы Господа, чтобы послужить Его орудием в доказательстве истины и восстановлении справедливости? — спросил глашатай.
Вперед выступил священник. Даже не священник, а епископ в алой мантии и высокой митре. Он протянул бойцам огромный золотой крест, который те по очереди поцеловали. Затем епископ окропил их склоненные головы святой водой. И наконец, обмакнув большой палец правой руки в миро, приложил его к их разгоряченным лбам. Теперь тот, кто погибнет В этом поединке, не лишится милости церкви и будет похоронен по христианскому обычаю.
Когда епископ закончил церемонию, его снова сменил глашатай.
— Пусть Господь своей волей рассудит вас! — крикнул он, и король взмахнул рукой.
Когда лорд Кларенс из Саммербурна обнажил меч, солнце спряталось за тучами, скрыв от толпы долгожданный блеск стали.
Поначалу события развертывались медленно. Мужчины сошлись и, скрестив мечи и щиты, словно проверяли друг друга. Они кружились на месте, поднимая клубы пыли.
Если бы это было балаганное представление, толпа, недовольная однообразием действий бойцов, стала бы подбадривать их криками. Но один из них должен был в тот день погибнуть в борьбе за истину. И если им так уж хочется утоптать землю в центре круга — это их право. Такой бой может продолжаться целый день, и исход его в таком случае решит не искусство владения оружием, а физическая выносливость.
Вряд ли Кларенс продержится так долго, думала Труда. В том, как он двигался даже сейчас, в самом начале боя, чувствовалась слабость.
И вдруг, словно опровергая ее мысли, лорд Кларенс решительно устремился вперед. Его удары стали резче и сильнее, от щита и меча противника градом сыпались искры.
Сэр Ренальд, отражая выпады, отступал под натиском лорда, но недолго. Вскоре он сам пошел в атаку и стал теснить соперника к кромке круга.
Лорд Кларенс споткнулся. Толпа затаила дыхание, но соперник его уже нанес сильнейший удар мечом, который пришелся на край щита. Меч, пробив металлическую обшивку, вошел глубоко в дерево. И застрял там.
Зрители обмерли от страха, а лорд Кларенс не упустил благоприятной возможности и вложил все свои силы в удар, который должен был по меньшей мере проломить ребра утратившего равновесие соперника. Сэр Ренальд в последний момент успел подставить щит. К сожалению, столь неудачно, что оказался открытым для атаки.
Но в ту же секунду он ударил по щиту лорда Кларенса и освободил свой меч, избежав, таким образом, опасности.
Зрители, как по команде, с облегчением перевели дух. В сражении наступила пауза: бойцы собирались с новыми силами.
— Ух! — выдохнула Нэн. — А момент был не из приятных.
— Я никогда не видела, чтобы меч насквозь протыкал щит, — сказала Труда. — Это германская сталь? Лорду Кларенсу лучше быть начеку. Такой меч и кольчугу может пробить.
— Лорд Кларенс действует правильно. Если переломать противнику ребра, то не важно, что он моложе и вооружен германской сталью. Тогда ему конец.
Труда бросила взгляд на короля, судьба которого решалась в этом поединке. Он сидел на троне неподвижно, положив руки на подлокотники, и невозмутимо наблюдал за развитием событий. Король сейчас походил на статую, и Труде это нравилось: король должен держаться с достоинством.
Особенно перед лицом опасности.
Ее внимание вновь привлек скрежет металла — бой разгорелся с новой силой.
У лорда Кларенса, судя по всему, открылось второе дыхание. Он приободрился и шквалом мощнейших ударов оттеснил противника. Труда поймала себя на том, что в волнении стиснула зубами указательный палец.
Несчастье королей всегда выходит боком для народов, которыми они правят.
Лорд Кларенс тем временем впал в настоящую ярость. Точь-в-точь Уилли, когда тот дерется с мальчишками на палках, изображая рыцарский поединок. Словно потеряв голову, лорд усилил натиск, мало заботясь о тактике боя и искусстве владения оружием. Противник же стойко отражал удары и вдруг, резко переломив ход боя, пошел в атаку и перехватил инициативу.
Лорд Кларенс пошатнулся, ноги словно отказывались его держать, вот и меч судорожно дрогнул в руке. Королевский боец наступал, не сбиваясь с ритма. Труде показалось, что он что-то шепчет. Интересно, что может человек говорить в такой момент?
Возможно, это была какая-то колкость, потому что лорд Кларенс вдруг в исступлении с диким криком бросился вперед.
Сэр Ренальд щитом отразил его удар и в то же время кулаком отбросил щит противника в сторону. Никто и глазом моргнуть не успел, как он мечом пронзил сквозь кольчугу грудь Кларенсу.
— О-о-о!..
Этот единодушный вопль пронесся над полем битвы, когда лорд Кларенс рухнул словно подкошенный. Душа оставила его бренное тело, прежде чем оно успело распластаться на земле.
Сэр Ренальд упал на колени, и Труде показалось, что он тоже ранен. Какое же решение будет вынесено теперь по поводу права короля на трон? Но боец вдруг осенил себя крестным знамением и стал молиться.
Зрители разом оживились.
— Кончено дело, — сказала Нэн и стала убирать прялку в суму.
— Он мертв, мама? — спросил Уилли.
— Да, мой хороший. И король подтвердил свое право на трон.
— Они дрались очень недолго.
— Достаточно долго, Уилли, чтобы убить человека.
По правде говоря, бой действительно был странным и необычным. Труда тащила сына за руку прочь, к рынку и пивоварням, к кузницам и домам горожан, но то и дело оглядывалась на тело, лежавшее в пыли.
— Мам?
— Что?
— Я думал, что кольчуга выдерживает удар меча.
— Так и есть, малыш. Я никогда не слышала, чтобы человека убивали таким образом. Обычно надо не раз ударить по кольчуге мечом, прежде чем она порвется. А чтобы так…
Возле трупа лорда Кларенса возникло какое-то движение.
Оказывается, оруженосец опустился на колени и, приподняв голову лорда, прижал ее к своей груди. Сняв с Кларенса шлем и откинув металлическое забрало, он провел ладонью по его взмокшим волосам, в которые набился песок. Во время боя небо было затянуто облаками, но теперь случайный луч солнца осветил круг.
Ярко блеснула кольчуга сэра Ренальда, преклонившего колени в молитве. Сверкнули драгоценности и золотые цепи на одеждах знатных господ, обступивших участников боя, чтобы скрыть их от любопытных взглядов зевак.
Ни дать ни взять — фреска собора Святого Марка, изображавшая снятие Иисуса с креста! Труда поспешила перекреститься в страхе, что невольно допустила богохульную мысль.
Фитцроджер, лучший королевский боец, темноволосый гигант в черной одежде, поднял меч победителя, по всей видимости отброшенный в спешке.
Невозмутимо вытерев меч о платок, который на глазах стал алым от крови, он протянул оружие коленопреклоненному рыцарю. Странно, но лезвие меча казалось каким-то тусклым, оно словно поглощало солнечный свет. Сцена напоминала живописное полотно — никто не шевельнулся, пока сэр Ренальд не поднялся и не взял клинок. Поцеловав рукоять, боец вложил меч в ножны, после чего направился к помосту, на котором восседал король.
— Понятно, в чем тут дело, — буркнула Труда себе под нос. — Камень из Иерусалима. Он сотворил чудо и позволил ему так легко убить человека. Теперь понятно!
— Мам!
Труда обратила взгляд на сына:
— Перестань тянуть меня за рукав!
Она выпустила Уилли, но тот стал крутиться вокруг.
— Вон торговец пирогами, мам. Можно мне пирог? Ну, пожалуйста, мам?
— Нет! — категорически возразила она, но тут же смягчилась: — Лучше купим несколько и принесем домой — поделимся с остальными. Пойдем скорее!
Начался дождь. На пыльную землю падали крупные капли. В низине тут же образовалась бурая лужа.
Глава 2
Клэр склонилась над рабочим столом и попыталась подправить коровью морду. Но чернила уже впитались в пергамент, поэтому ей пришлось взять нож и счистить верхний слой. К сожалению, она не могла часто прибегать к такой кардинальной мере, потому что в странице образуется дыра.
Черт бы побрал эту погоду! Дождь шел целый день, и до сих пор капли барабанили по крыше, когда налетал ветер. Стоит только открыть ставни, как порыв ветра распахнет окно и задует свечу.
Да, рисовать в такое время — безумие, но дождь, судя по всему, зарядил надолго, а бросать дело ей не хотелось. Работа стала ее единственным утешением с тех пор, как отец, сев на коня, присоединился к мятежникам. Клэр смертельно боялась, но вера в ее душе не угасала. Она загадала, что если перепишет и проиллюстрирует любимую легенду отца, то он вернется домой цел и невредим.
И с ним ничего не случится.
Она задумчиво подняла глаза, покусывая костяную рукоятку ножа. По ее подсчетам, он уже должен был вернуться. С тех пор как трусливый граф Роберт отплыл обратно в Нормандию, прошло несколько недель. Кое-кто из местных жителей, сопровождавших отца, уже вернулся. Они говорили, что восстанию конец. Некоторых зачинщиков, в том числе Роберта де Беллема, казнили, остальных отпустили по домам.
Недавно вернулся их сосед Ламберт из Вэйна, одновременно испытывая горечь поражения и вину помилованного преступника. По его словам, отец не был ни ранен, ни убит в единственном сражении. Ламберт не знал, что сталось с ее отцом и где он теперь.
В любом случае отца не могла ждать худшая участь, нежели Ламберта, потому что отец с королем были старинными друзьями. Кларенс вошла в рабочий кабинет отца, и взгляд ее упал на драгоценный кубок, украшавший книжную полку. Много лет назад, вскоре после того как занял британский трон, король прислал его отцу. Это подарок друга!
«Ad dominum paradisi de rege angelorum» — «Властителю рая от короля ангелов», — гласила надпись. Это потому, что король Генри любил бывать в Саммербурне и называл его воплощением рая на земле. В надписи нашла отражение старая шутка, принятая между друзьями.
Клэр слышала, что Генри Боклерк говорил, будто россказни и загадки отца стоят всего достояния Англии. Даже если и не так, то уж королевской милости они точно заслуживают.
— Сейчас слишком темно, чтобы читать.
Клэр скорчила рожицу своему младшему брату — Томасу, который растянулся на лавке с книгой в руках. Он читал ей вслух, но Клэр в последнее время была так рассеянна, что не заметила, когда закончилась очередная глава. Двенадцатилетнего мальчика трудно было заставить учиться, тем более что дождь навевал скуку и сонливость.
— Пересядь ближе к окну, — сказала она.
— Книга намокнет, и ты будешь ругаться. — Томас закрыл книгу и аккуратно отложил ее. Он знал, что сестра не станет настаивать. — Потом я почитаю еще. Честное слово!
— Потом дождь кончится, и ты убежишь играть со своими друзьями.
— Какие хорошие котята! Из какой это истории?
— Сам прочти, — отозвалась она и стала исправлять рисунок.
Томас последовал ее совету и, водя пальцем по строчкам, прочел:
— «…и так храбрый малыш Себастьян ушел из дома, оставив своего кота, охотничью собаку и любимую корову». Не представляю, чтобы у кого-нибудь могла быть своя любимая корова, Клэр.
— А я представляю. Корова с белыми рогами.
— Такая, какую ты нарисовала? Очень похоже! У тебя здорово получается.
— Большое спасибо, дорогой, — улыбнулась Клэр.
— Мне бы хотелось, чтобы ты нарисовала меня.
Клэр стала искать свой вчерашний рисунок. Она еще не показывала его брату, потому что не знала, как тот отреагирует.
— Я уже нарисовала тебя, — сказала она, расправляя лист на столе. — Ты и есть храбрый малыш Себастьян.
Томас взглянул на кудрявого крепыша с белокурым хохолком на макушке, который вышел на битву с врагом с суковатой палкой.
— Неужели я похож на него? Он и правда смелый?
— Ты точно такой же. Упрямый и храбрый.
— Мне больше пошел бы меч, а не палка!
— Подрастешь, и будет у тебя меч.
— Да, тогда я вызову на бой завистливого графа Танкреда и поражу его в сердце. — Он взмахнул рукой, словно нанося удар, и едва не опрокинул банку с чернилами.
— Томас!
— Извини. — На лице его не отразилось сожаления, он вдруг нахмурился. — Хорошо бы иметь настоящий меч уже сейчас!
— Зачем?
— Кто-то должен всех защитить, если на нас нападут.
— Кто станет нападать на Саммербурн?!
Брат взглянул на Клэр так, что она поняла: он вовсе не слепой и в состоянии оценить ситуацию, несмотря на свой возраст. Томас тут же снова склонился над столом и стал разглядывать ее рисунок.
— Красивая сказка, да? Лучшая из сказок отца. Особенно то место, когда Себастьян вызывает на честный бой силы зла и все смеются, не веря в его победу. Беда не в том, что они смеются, а в том, что не верят. Ты переписала эту часть?
— Конечно. Все, как рассказывал отец.
— А когда Себастьян убивает лорда Танкреда и тот умирает, на лице его отражается удивление. Это самая лучшая часть истории. Себастьяна объявляют героем.
— И все снова утверждаются в своей христианской вере.
Однако Томас проигнорировал глубокий смысл истории:
— Если сюда придут враги, Бог укрепит силу моей руки, как укрепил силу руки Себастьяна. И тогда я разобью их наголову.
Клэр снова возразила. Такого не может быть. Она молится с утра до вечера, чтобы этого не произошло.
Однако отец стал изменником. Во всяком случае, он выступил против короля. Кто же прав? Отец ведь никогда не ошибается… Значит, не может быть и речи об измене. Иногда, впрочем, люди жестоко платятся за правду. Как святые мученики.
Где же истина? В прошлом году старый король Вильгельм Руфус погиб на охоте, пронзенный стрелой. Говорили, что это несчастный случай. Правда, очень удобный для того, чтобы его младший брат занял трон.
Младший брат короля — Генри Боклерк был лучшим другом отца. Старший брат Руфуса — граф Нормандский, претендуя на трон, тотчас высадился в Англии и к нему присоединилось множество дворян. Однако их войско было слишком малочисленно. Граф Роберт трезво оценил свои шансы на победу и позволил младшему брату подкупить себя, после чего позорно бежал, оставив своих воинов на произвол судьбы.
В числе его воинов был и лорд Кларенс из Саммербурна.
Король Генри слыл умным человеком и предпочитал жить в мире со своими потенциальными противниками. Он попросту потребовал присяги на верность от тех, кто восстал, а затем отправил их по домам.
Томас подошел к шахматной доске и стал переставлять фигуры.
— Хорошо бы папа уже вернулся!
— Все об этом только и говорят.
— Лорд Ламберт уже дома. Почему папа не возвращается?
— Возможно, для него вся эта история еще не закончилась, — отозвалась Клэр.
— Знаешь, мама недавно говорила с Грэном. — Томас понизил голос. — Она слышала, что папу заключили в Башню, потому что он не присягнул на верность королю.
Клэр промыла кисточку. Лучше бы Томас этого не слышал.
— Башня — это темница, которую построил в Лондоне Завоеватель, — пояснила она.
— Но как долго король собирается держать в ней отца? Это же несправедливо!
— Мы ничего не знаем наверняка. Одни лишь слухи да домыслы лудильщика.
— Лудильщики обычно говорят правду. Как долго король будет его там держать?
— Наверное, до тех пор, пока он не примет присягу.
— Значит, король собирается держать его в Башне вечно?
— Разумеется, нет. Отец признает его право на трон. Не захочет же он провести остаток дней в темнице.
— Ты же знаешь отца! — ответил Томас, подражая сестре.
— Да. Он очень умен и обязательно найдет выход из этой ситуации. — Клэр решительно принялась за работу. — К тому времени, когда он вернется домой, эта книга должна быть готова. И никакой улыбающейся коровы!
Как она и предполагала, Томас отвлекся от печальных мыслей и стал изучать рисунок.
— А я считаю, что корова с белыми рогами должна улыбаться.
— Да? — Клэр задумалась. — Наверное, ты прав. А я-то думаю, почему она так глупо смотрится. — Томас потянулся за рисунком, но Клэр решительно отстранила его руку. — Пергамент должен отражать жизнь реальнее, чем она есть на самом деле.
— Глупость какая-то!
— Вовсе нет. — Клэр обмакнула кисть в чернила и сделала улыбку коровы более явственной. Именно так она и представляла себе тот момент, когда ночной сторож затрубит в рог. И тут огромная клякса упала на рисунок.
— Господи! — К счастью, чернила не попали на текст.
— Кто-то приехал! — закричал Томас, поворачиваясь к двери и прислушиваясь. — Готов поклясться, что это отец!
Клэр сняла рабочий передник и бросилась вслед за братом в холл.
— Кто приехал?
Они стояли в пропахшем дымом холле с закрытыми из-за отвратительной погоды ставнями. Слуги занимались домашними делами и не успели принести сюда свечи. Мать сидела за прялкой, тетя Эмис собирала цветочные лепестки для духов, тетя Фелиция играла на арфе. Бабушка расположилась у камина: ее старые кости, вероятно, ныли от такой сырости.
— Кто-то приехал? — спросила мать, поднимая глаза от прялки.
Клэр распахнула ставни, невзирая на дождь.
— Рожок! Я слышала звук рожка! — Она не сомневалась в этом.
Собаки подняли лай, и девушка бросилась к дверям.
— Это Кларенс? — спросила Эмис.
— Конечно же, нет, — ответила Фелиция, продолжая перебирать пальцами струны. — Разве он может приехать в такую погоду? Братец привык путешествовать с комфортом.
Клэр остановилась перед закрытой дверью, слабая искра надежды погасла в ее сердце. Тетя была права. Отец не поедет домой в такую погоду, ведь уже через пару дней лето вступит в свои права, и дожди прекратятся. И все же девушка распахнула дверь и вышла на порог. Выступ соломенной крыши защищал ее от ливня. Сзади уже приблизился Томас.
— Там несколько вооруженных людей, леди, — доложил стражник их матери, которая, кутаясь в плащ, тоже вышла на крыльцо. — Ни флажка, ни знамени разглядеть невозможно.