Лондон, май 1817 года
      Лондонская ночь полна звуков. Босая простоволосая девушка быстро шла, почти бежала, изо всех сил стараясь не отвлекаться на посторонние шумы, пока не услышала стук кареты. Гулкий топот копыт неумолимо приближался, а фонари отбрасывали причудливые тени на темный тротуар.
      Леди Мара Сент-Брайд замерла. В карете могли быть люди высшего света. Такие, как она. Можно было попросить о помощи.
      Но к чему ей безопасность, купленная ценой погубленной репутации? Нет, ни за что на свете! Она справится сама. Должна справиться.
      Мара отвернулась, моля небо о том, чтобы люди в карете дремали. Или, даже если они и смотрят из окна, чтобы заметили всего лишь босоногую девицу, завернутую в одеяло. Таких в Лондоне полно, и до них никому нет дела.
      Хотя сегодня ей так везет, что в карете наверняка окажутся милосердные святые, движимые состраданием к падшим женщинам.
      Но к счастью, карета проехала мимо, осветив фонарями мостовую и ограду сначала слева, а затем справа от девушки, и Мира вновь осталась одна в неспокойной, опасной темноте.
      Ей хотелось спрятаться где-нибудь, но она заставила себя пойти дальше. После небольшой передышки девушка еще острее стала чувствовать грубую брусчатку, рвущую ее шелковые чулки, камни, царапающие ступни, и, что хуже всего, что-то липкое и склизкое, попадающееся иногда под ноги.
      Холодно не было, но Мару трясло от страха. Лондон, как оказалось, вовсе не засыпал после полуночи, а, наоборот, был полон жизни. Девушка услышала мяуканье кошки, тихое шуршание, скорее всего крысы, но самыми опасными для нее были звуки, говорящие о присутствии людей: музыка и голоса, доносящиеся из какой-нибудь таверны.
      В прошлом этот район, прилегающий к Сент-Джеймсскому дворцу, был самым престижным в Лондоне. Здесь и теперь сохранилось немало прекрасных улиц, но среди них, переплетаясь, как червоточины в яблоке, лежал лабиринт упадка, порока и насилия.
      Эх, вот бы оказаться в Мейфэре, где газовые фонари праздновали победу над тьмой! Здесь же горели только лампы возле домов зажиточных людей. Их неяркого света хватало лишь на то, чтобы сломить кромешную темноту. Но вот разглядеть, что шебуршится прямо под ногами, а потом поспешно убегает, было просто невозможно.
      Дом ее сестры Эллы в Мейфэре был слишком далеко. До него по меньшей мере миля. Если пораненные ноги Мары и могли бы справиться с такой дорогой, то ее нервы не выдержали бы точно. Конечно, можно попробовать добраться до Грейт-Чарлз-стрит, до дома графа Йоувила, там ей всегда помогут….
      И тут она услышала голоса. Мужские грубые голоса и громкий смех. Они приближались.
      Мара не могла допустить, чтобы ее застали в таком виде: под одеялом не было ничего, кроме корсета и нижней рубашки. Девушка в отчаянии огляделась по сторонам, ища укрытия.
      По правую и левую стороны от нее тянулись сплошные ряды домов, перед каждым домом была металлическая ограда, охраняющая спуск к двери в подвал. Она толкнула ближайшую калитку, но, как и следовало ожидать, та оказалась заперта. Мужчины уже повернули на улицу. Их было четверо.
      Мара притаилась, благословляя темноту, царившую вокруг. Девушка изо всех сил толкнула следующую калитку и чуть было не упала, когда та на удивление легко открылась. Слава тебе, Господи! Оступаясь на крутых ступеньках, она спустилась к подвальчику чьего-то дома и спряталась в густой тени.
      Она чуть не задохнулась от вони. Должно быть, где-то валялось дохлое животное, издававшее этот сладковато-приторный запах. Девушка постаралась затаить дыхание, пока тяжелые ботинки и громкие голоса не уберутся подальше. Она не понимала ни слова из того, что говорили мужчины, такой сильный у них был акцент, но вздрогнула от страха, когда раздался очередной раскат хохота.
      Несмотря на вонь, ей не хотелось покидать свое убежище, но выхода не было, при дневном свете ее положение станет еще хуже. Да еще и служанка не спит, ждет ее дома, чтобы впустить обратно. Если она не вернется этой ночью, Рут запаникует. Она расскажет обо всем Элле и Джорджу, а те расскажут ее семье, и тогда ее вынудят вернуться домой в Брайдсуэлл. И хотя Брайдсуэлл сейчас казался ей раем, Маре вовсе не хотелось, чтобы все узнали о ее безрассудстве.
      Она сможет выбраться из этой ситуации без лишних проблем. Она должна.
      Мара вскарабкалась по крутым ступенькам на пустынную улицу, добежала до угла и взглянула на надпись на доме. Аппер-Эли-стрит! Она знала, где сейчас находится.
      Это недалеко от Сент-Джеймс-сквер и Кинг-стрит, где зал для приемов клуба «Олмак», а Дэр жил на соседней улице.
      Лорд Дариус Дебнем, младший сын графа Йоувила, был близким другом Саймона, брата Мары. Дэр много лет подряд гостил в Брайдсуэлле во время каникул.
      На днях Мара и Элла встретили его в Сент-Джеймсском парке, и он сказал, что живет сейчас в Йоувил-Хаусе. Он даже сообщил, что его родители в отъезде. Где-то в Отленде или Чизике.
      Она покачала головой. Какая разница? Дэр был поблизости, и она может доверять ему, как брату. Дэр поможет ей выбраться из этой передряги и, возможно, даже согласится ни о чем не рассказывать Элис и Джорджу.
      Она поспешила вперед, стараясь держаться в тени. Следующая улица оказалась Грейт-Чарлз-стрит. Слава Богу!
      Особняк Дебнемов должен быть хорошо заметен, но от волнения, да еще и в сумерках, она ничего не могла разобрать. Все дома казались одинаковыми.
      И тут она его увидела – массивный фасад с единственной дверью.
      Она перебежала улицу, но ее радость тут же испарилась: в Йоувил-Хаусе не горело ни одно окне и вообще не было никаких признаков жизни.
      Дэр, наверное, уже давно лег спать. Он еще не полностью оправился от ранений, полученных при Ватерлоо. К тому же была еще одна проблема. Разве опиум не делает сон людей крепче?
      Днем леди Мара Сент-Брайд могла бы просто постучать Теперь же, даже если ей и удастся разбудить кого-нибудь из слуг, они просто захлопнут дверь у нее перед носом.
      Но и дальше идти она не могла. Ступни болели, коленки подгибались, а сердце было готово выпрыгнуть из груди.
      Мара посмотрела на четыре этажа темных окон. Даже если бы она и знала, какое из них принадлежит спальне Дэра, вряд ли смогла бы добросить до него камень.
      Девушка присела на нижнюю холодную ступеньку крыльца и тихо заплакала.
      Если бы она осталась дома в Брайдеуэлле, этого бы не произошло. Там вообще никогда не происходило ничего нового, и там у нее были друзья, семья и привычные занятия. Но даже если бы она и попала в неприятную ситуацию, там в любом доме ей бы помогли и не раздули бы из этого скандал.
      Мара вздохнула и поднялась. В конце концов, она сама заварила эту кашу, самой ей придется ее и расхлебывать. Раз уж нужно идти пешком до Гросвенор-сквер, то так она и сделает.
      Совсем рядом послышались тяжелые шаги, кто-то подошел к дому.
      Прятаться было некуда.
      Мара крепко зажмурилась, словно это могло сделать ее невидимой.
      – Вам помочь? – сказал кто-то мягко.
      Голос был ей до боли знаком, и Мара тут же почувствовала себя в безопасности.
      – Дэр! О, слава Богу, Дэр! Я попала в такую передрягу! Ты должен мне помочь… – Она начала всхлипывать и никак не могла остановиться.
      – Мара! Что с тобой, детка?.. Впрочем, молчи. Давай быстрее в дом. Там поговорим.
      В прихожей при свете свечи Мара смогла рассмотреть Дэра. На нем была самая обычная одежда, вовсе не вечерняя.
      Голова у нее кружилась, и она все плотнее укутывалась в одеяло, словно оно могло помочь ей не упасть. Теперь она в безопасности. Дэр ее спасет.
      – Это как бой с быком, правда? – тихо спросила Мара.
      – В смысле? – Дэр удивленно поднял брови.
      – Ну, помнишь? Я попыталась устроить бой с быком, как это делают испанцы. Ты меня тогда спас. И сейчас… сейчас тоже…
      Он посмотрел на ее босые ноги, неодобрительно покачал головой, нахмурился, подхватил ее на руки и понес наверх.
      – Придется пойти в мою спальню. Ни о чем не волнуйся, Чертенок, я и на этот раз со всем разберусь.
      Чертенок.
      Это прозвище успокоило Мару еще больше. Так он называл ее в те золотые дни, когда она была ребенком, а он – самым красивым молодым человеком, которого она знала.
      Она прижалась лицом к его груди и постаралась больше не плакать. Теперь она в безопасности. Словно нашла приют у одного из своих братьев. Даже лучше. Дэр никогда не станет ругаться и упрекать ее, как это обязательно сделали бы Саймон или Руперт. И уж разумеется, он ни слова не скажет ее отцу.
      Он открыл одну из дверей и усадил ее на высокую кровать.
      – Снимай то, что осталось от твоих чулок, и мы тебя вымоем. – Он пошел к умывальнику.
      Его голос прозвучал так холодно, словно она вызывала у него отвращение. Так скорее всего и было. Она и сама у себя вызывала отвращение. В конце концов, ей же восемнадцать, а не двенадцать. Она была слишком взрослой для подобных глупостей. Он должен считать ее настоящим сорванцом, к тому же на этот раз она столкнулась не с быком, а с намного более опасным существом – мужчиной.
      Она вздохнула и аккуратно скатала свои шелковые чулки. Они были украшены цветочной вышивкой и стоили уйму денег, но теперь были погублены. Точно так же, как чуть было не погибла она сама.
      – Сняла, – сказала она прерывающимся голосом и вновь закуталась в одеяло – Но мне нужно попасть домой, Дэр. Сейчас. Ты можешь…
      – Только после того, как посмотрю твои ноги. – Он повернулся и подошел к ней. В руках у него были тазик с водой, мягкая тряпочка и полотенце, которое он расстелил на покрывале. – Клади сюда ноги.
      Она выполнила приказание, все еще сжимая в руке грязные, порванные чулки. Уж лучше бы он ругался и упрекал ее, как это сделал бы Саймон. Как же Маре хотелось, чтобы Дэр Дебнем видел в ней сейчас молодую леди, взрослого человека, заслуживающего уважения!
      Дэр протянул руку, и она неохотно положила в нее чулки. Он бросил их в огонь, присел у ее ног и внимательно изучил каждую.
      – Крови нет. – Он поднял взгляд и пристально посмотрел на нее своими ярко-голубыми глазами. – Итак, что случилось, Чертенок?
      Мара вдруг поняла, отчего Дэр напрягся и что он больше всего опасается услышать в ответ.
      – О! Ничего в этом роде, Дэр. Я убежала.
      Он заметно расслабился.
      – Так откуда тебе пришлось убегать? – спросил он, промокая ее ноги смоченной в воде тряпочкой.
      – Тебе вовсе не обязательно это делать. Мыть мои ноги.
      – Не пытайся увильнуть от разговора. Перед каким быком ты на этот раз помахала красной тряпкой?
      – Я не виновата, – возразила она, но затем состроила гримасу. – Хотя, наверное, виновата. Я ушла из дома Эллы и отправилась с майором Баркстедом в игровой зал.
      Его руки замерли.
      – Но зачем?
      Она потупила взгляд и увидела, какими грязными стали ее руки. Один ноготь был сломан.
      – Я и сама не знаю, Дэр. Наверное, мне просто стало скучно.
      К ее удивлению, он рассмеялся:
      – Зря твоя семья допускает, чтобы у такого постреленка с дьявольскими волосами, как ты, было свободное время.
      – Скорее всего, больше они такой ошибки не совершат.
      Дьявольские волосы. Так ее семья называла темные волосы с рыжими прядками. Они в лучшем случае предвещали тягу к приключениям, в худшем – катастрофу. Дьявольские волосы – большая редкость, но в их семье было два отпрыска, отмеченных подобным образом.
      Первым был Саймон. Когда на свет появился второй ребенок, родители попытались отогнать дьявола и назвали девочку Адемарой. Она бы предпочла быть Люси, Сарой или Мэри с традиционными каштановыми волосами семьи Сент-Брайд и спокойным характером. Но, как говорится, от судьбы не уйдешь.
      Дэр прополоскал грязную тряпку и продолжил обтирать ее ноги.
      – И кто этот Баркстед? Я так понимаю, он неподходящий поклонник?
      – А вот и нет! То есть он не совсем поклонник, я встречала его дома у Эллы несколько раз. Он член парламента. Из Нортумберленда.
      – Никогда не доверяй политикам, – наставительным топом заметил Дэр. – Так ты сбежала из игрового зала?
      Ей не хотелось врать Дэру, и она горестно вздохнула:
      – Нет. Из его комнат.
      Его взгляд был беглым, холодным и презрительным.
      – Я знаю, знаю. Сейчас я сами не понимаю, зачем я вообще с ним пошла. Просто я раньше никогда не играла в зале и хотела попробовать…
      – Кто тебя там видел?
      – В зале? Многие, но на мне была маска, а Баркстед не называл меня по имени. Он звал меня «моя дама червей», после чего я несколько лет не смогу играть в карты.
      Она постаралась сказать это задорно, но Дэр не улыбнулся.
      – Тебя любой узнает по цвету волос.
      – На мне был тюрбан.
      Он одобрительно кивнул и продолжил заниматься ее ногами.
      – Рассказывай дальше, – сказал он. – И ничего не скрывай.
      – Баркстед был настоящим джентльменом весь вечер. Он мне понравился. Он настоящий военный герой и намного занимательнее большинства знакомых Джорджа. Обычно я неплохо разбираюсь в людях, ты же знаешь.
      – И?.. – Он был неумолим.
      Она сердито посмотрела на него, хотя он ее и не видел. Скорее всего она и не стала бы этого делать, если бы он смотрел на нее в этот момент. Она поняла, что боится его.
      – Мы играли некоторое время, – сказала она. – Он пил и предлагал мне, но когда я отказывалась, он не настаивал. Уж мне-то известно, как некоторые пытаются подпоить человека, чтобы обобрать его как липку.
      – Правда? Но тебе в голову не пришло, что можно потерять что-то более важное, чем деньги?..
      – Нет. Ему же уже под сорок!
      Наконец-то он был готов рассмеяться.
      – Я полагаю, что он вел себя так, словно и не подозревал о своем пожилом возрасте?
      – Но ведь мужчины часто так делают, не правда ли? Он сделал мне предложение.
      Наконец-то она полностью завладела его вниманием.
      – Что?
      – Предложение. Он попросил меня выйти за него замуж. Нет… он сказал, что мы поженимся. Что мое пребывание в его комнатах ничего не значит, поскольку мы скоро поженимся. Разумеется, я ему отказала. Вежливо, – добавила она. Его глаза вновь стали холодными.
      – В его защиту могу сказать, что ты по своей воле пошла в его комнаты ночью.
      – Но это вовсе не означает, что я хочу выйти за него замуж.
      Девушка попыталась вырвать ногу из рук Дэра, но он сжал ее крепче и начал протирать между пальцами. Это показалось Маре очень интимным занятием.
      – Тебе и вправду не обязательно заниматься этим, Дэр!
      – Не могу же я позвать прислугу! И что же случилось дальше? Я же не слепой и вижу, что на тебе слегка не хватает одежды.
      Ее охватила удушающая волна стыда. Покраснели даже пальцы на ногах.
      – Он встал на колени и заверял меня в своих чувствах. Он говорил, что будет заботиться и боготворить меня… Я не знала, что делать, поэтому я сказала, что не могу выйти за него, поскольку мои родители никогда не позволят мне уехать из Брайдсуэлла. Это правда, ты же знаешь, да и я никогда не пойду на это. Вместо того чтобы сдаться, он принял это за вызов и заявил, что мы должны… отправиться в кровать, чтобы принудить их согласиться.
      В его взгляде читался недвусмысленный вопрос.
      – Разумеется, ничего не было! Я не устаю повторять это тебе! Но Баркстеда это только раззадорило. Он сказал, что это доказывает, что я целомудренная леди, несмотря на мое легкомысленное поведение. А потом, решил, что если я просто проведу там ночь, это тоже сработает. Рано утром он отошлет записку, где будет сказано, что мы хотим пожениться и провели ночь вместе. Я сказала, что моя служанка ждет меня и поднимет тревогу задолго до этого, но на него это не произвело никакого впечатления. Никакие мои доводы не действовали. Это все, – недовольно добавила она, – из-за того, что папа, стал графом Марлоу. Никогда бы он не стал себя вести: столь по-идиотски с самой обыкновенной мисс Сент-Брайд из Брайдсуэлла.
      – Ты недооцениваешь свои чары.
      Это было сказано очень сухо, но для Мары слова Дэра прозвучали как райская музыка.
      – Правда? У меня было много поклонников, но ни один еще не сходил так по мне с ума.
      – Ни одного сумасшедшего? Как ужасно! И что же произошло потом? Как получилось, что ты оказалась без платья?
      Вот это ей, наверное, никогда не удастся объяснить.
      – Он снял его. Я допустила ошибку и прямо сказала, что сбегу. Вот он и настоял на том, чтобы я сняла платье и туфли. Я не могла сопротивляться или кричать, иначе меня бы обнаружили. Ты же понимаешь?
      – Да. И что случилось дальше?
      Мара решила опустить то, как Баркстед смотрел на ее корсет и как поцеловал, распуская слюни, прежде чем затолкнуть ее в свою спальню.
      – Он запер меня в своей спальне, – сказала она.
      – На каком этаже?
      – Всего лишь на втором. И там были простыни, из которых я смогла сделать веревку.
      – Как ты и говорила, он тупица.
      – Потому что он не понял, что я сбегу даже без туфель и платья?
      – Потому что не понял, что кто-то его убьет.
      Мара резко выпрямилась.
      – Никаких дуэлей!
      – Тебя никто не спрашивает.
      – Как же так? – Она вырвала ногу у него из рук. – Я не допущу этого, Дэр. Не допущу! Я не позволю, чтобы ты или Саймон пострадали из-за моей глупости. Я даже не хочу, чтобы Баркстеда убили. В конце концов, здесь есть и моя вина.
      – Он проходимец, Мара.
      Она взглянула на его полное решимости лицо, и ей захотелось заплакать от отчаяния. Но, будучи сестрой с большим стажем, она попробовала вызвать его сострадание.
      – Пожалуйста, Дэр. Из-за дуэли об этом случае все узнают, и пострадает моя репутация. Пожалей меня! Прошу!
      Он на мгновение прикрыл глаза.
      – Хорошо. Но ты же не будешь возражать, если я велю ему держаться подальше от тебя и дальнейших неприятностей?
      – Я буду тебе очень благодарна. И, – добавила она, – никому ведь больше не надо знать. Ты же не скажешь Саймону?
      – Раз уж ты не хочешь, чтобы Баркстед умер, то говорить твоему брату с дьявольскими волосами определенно не стоит. Но твоему отцу сказать не мешало бы. Может быть, хоть он вобьет в твою голову немного разума.
      – Нет, Дэр! – Она порывисто прикоснулась к его руке. – Заверяю тебя, я выучила свой урок. Я больше никогда не сделаю ничего подобного. Мне было очень скучно, вот я и натворила глупостей.
      Он отстранился, и их руки разъединились.
      – Разве Джонсон не говорил, что человек, уставший от Лондона, устал от жизни?
      – Я не устала от него. Просто у меня еще не было даже шанса с ним познакомиться. Элла ждет ребенка. И ей не до развлечений. Единственные гости у них с Джорджем – это замужние дамы, такие как Элла, которые разговаривают только о мужьях и женах, да знакомые Джорджа по правительству, которые обсуждают хлебные законы, мятежи и разорительную стоимость армии. Все это очень важно, не сомневаюсь, но ужасно скучно.
      – Не забудь про этого военного, Баркстеда. Полагаю, он красив и привлекателен?
      – Для человека его возраста. – Она чуть было не добавила «Он был при Ватерлоо», но передумала. Именно там Дэр получил свое ужасное ранение. – Он водил меня в Музей восковых фигур, в Египетский зал. И ему известны все лучшие скандалы.
      Он поднялся на ноги и бросил тряпку в тазик.
      – Тебе нужно найти какую-нибудь веселую даму, которая бы сопровождала тебя повсюду.
      Было ясно, что он не одобряет посещение Музея восковых фигур, Египетского зала и особенно скандалов. Неужели он и впрямь стал таким занудой?
      Внезапно ей захотелось вернуть старого Дэра, увидеть его прежнюю улыбку – дикую, яркую и такую заразительную. Она хотела, чтобы он пошутил, предложил какую-нибудь сумасшедшую проделку и позвал ее присоединиться к нему.
      Ему было всего лишь двадцать шесть. Конечно, война, раны и другие проблемы сломили его дух, но ведь никогда не поздно начать жить заново.
      Он все еще был стройным, но стал сильнее, с широкими плечами и крепкими мускулами. Его лицо тоже преобразилось. В изгибе губ и в глазах появилась уверенность. А светло-каштановые волосы были пострижены по последней моде, а не разбросаны по воротнику, как он носил их в дни своей молодости.
      Может быть, ему и идет сдержанность…
      Он приподнял бровь, как бы удивляясь, о чем это она думает. Девушка попыталась встать с кровати.
      – Мне и вправду нужно попасть домой, Дэр. Иначе моя служанка поднимет шум.
      – Подожди минутку. Я найду тебе что-нибудь из одежды Теи.
      Он вышел, а Мара наконец-то смогла восстановить дыхание и собраться с мыслями.

      Тея была леди Доротея Дебнем, младшая сестра Дэра. Мара читала о ее представлении в свете прошлой весной. Все связанное с Дэром вызывало ее интерес. Даже о том, что его нашли живым, Сент-Брайды узнали из газет. Целый год сын герцога Дебнема считался погибшим при Ватерлоо.
      Газеты печатали полную историю: как его лошадь погибла под ним от пули, а самого всадника затоптала конница, переломав ему несколько ребер и нанеся опасную черепную травму, отчего он на довольно долгое время потерял память и даже не знал, кто он такой.
      За ним ухаживала добрая бельгийская вдова, которая давала ему опиум, чтобы облегчить страдания, но дозы были такими большими и это продолжалось так долго, что он в конце концов пристрастился к наркотику.
      Мара понимала это. Как можно наблюдать за страданиями другого, когда облегчение под рукой? Но стоит только привыкнуть к опиуму, отказаться от него становится очень трудно.
      Она спрашивала их семейного доктора о шансах Дэра, но доктор Уорбетнот лишь покачал головой:
      – Год на опиуме? Большие дозы? Лучше так и продолжать, дорогая. Видите ли, опиум так действует на организм, что становится необходим для его нормального функционирования. Внезапный отказ от опия может убить, а если не убьет, то физическая боль способна свести беднягу с ума.
      Она была шокирована.
      – Но ведь некоторым людям удается освободиться.
      – Очень немногим, по моему опыту.
      – А как насчет системы постепенного отказа? – настаивала она. – Той, что использует лорд Дариус.
      – Я ни разу не видел ее в действии, но у меня есть серьезные сомнения. У кого хватит сил для постоянной пытки, да и к чему все это? Если у человека достаточно смелости, он решает принимать ровно столько опиума, сколько необходимо для жизни. Существует немало мужчин и женщин из добропорядочных и даже зажиточных семейств, дорогая, которые именно так и живут. Тут нечего стыдиться.
      Прогноз доктора огорчил Мару. Но она знала характер Дэра? Он не из тех парней, кто бы смирился со своей участью. Зачем бы иначе он жил в Лондоне, стараясь вести нормальный образ жизни? Так бы и прозябал себе дальше в уединении в Лонг-Чарте, поместье его семьи в Сомерсете, куда его привезли, обнаружив живым…
      Дэр вернулся, и она улыбнулась ему, стараясь не выдать волнующих ее мыслей. У нее не было никакого права лезть в его жизнь, но она просто не могла не беспокоиться о нем.
      Он дал ей хлопковые чулки, туфельки и серое шелковое платье.
      – Не думаю, что Тея будет возражать.
      – Я верну их.
      – Чулки штопаные, туфли истоптанные, и я уверен, что она будет рада избавиться от этого платья. Раньше она его носила как траур.
      «Траур по брату», – подумала Мара, натягивая на себя простенькое платье. Леди Тея, должно быть, была выше и шире, но и так сойдет. Она повернулась к нему спиной:
      – Застегни, пожалуйста.
      Его замешательство привело ее в чувство. Что она делает? Некогда Дэр был ей как брат, но сейчас он был совершенно посторонним мужчиной.
      Несколько лет назад, когда Саймон уплыл в Канаду, Дэр перестал приезжать в Брайдсуэлл. С тех пор они встречались лишь дважды: один раз несколько дней назад в парке и на свадьбе Саймона, в прошлом декабре. Она вспомнила, как ее поразили перемены, произошедшие с ним. Он был таким худым и бледным, чуть ли не хрупким, что она боялась, что он вот-вот потеряет сознание.
      Теперь он уже совсем не казался хрупким. Он запросто поднял ее вверх по лестнице, и в его присутствии она начинала дрожать и нервничать. Но кому-то же нужно застегнуть платье.
      – Пожалуйста! Мне самой не справиться.
      Она услышала его шаги, а затем почувствовала его пальцы у себя на позвоночнике. Она вдруг полностью осознала, что полуголая стоит в спальне мужчины. Она покрепче прижала к себе платье спереди и попыталась найти какую-нибудь тему для разговора:
      – Оно подойдет. У твоей сестры, должно быть, хорошая фигура.
      – С твоей фигурой тоже все в порядке.
      – У меня совсем плоская грудь.
      – Не плоская.
      – Ну ладно, пусть не плоская, но ее почти нет.
      Его пальцы зависли у нее между лопаток.
      – Мара, тебе не кажется, что ситуация и без того достаточно неловкая, чтобы обсуждать еще и твою грудь? – Он закончил застегивать платье и отступил назад.
      Она повернулась, чувствуя себя неудобно от того, что свободное платье выпячивалось впереди.
      – Прости. У меня мало опыта в обращении с незнакомцами. То есть ты, конечно, не незнакомец. Но ты же и не брат…
      – А ты обсуждаешь свою грудь с братьями?
      – Они меня все время дразнили по этому поводу.
      – Ну и негодяи!
      Он улыбался. Улыбался! Как же он был красив в этот момент! И тут, словно он прочитал ее мысли, лицо его вытянулось и все эмоции с него исчезли.
      – Туфли и чулки, – сказал он, кивнув на вещи, которые принес.
      Мара натянула чулки, закрепив их своими розовыми подвязками. Она заметила, что Дэр смотрит на нее, но когда она обернулась, он тут же отвернулся. Мара улыбнулась.
      – Немного велики, – сказала она, надевая туфли. – Но вполне сойдут, нужно только зашнуровать потуже. – Она озабоченно покачала головой, завязывая шнурки. – Я приду домой в другой одежде! Рут… Я даже не знаю, что она сделает.
      – Кто такая Рут?
      – Моя служанка. Она должна ждать у двери в подвал, чтобы впустить меня. Не могли же мы оставить дом незапертым. Особенно в Лондоне.
      – Какая ты ответственная гостья.
      – Не ехидничай. Рут невысоко ставит мужчин и считает своей обязанностью ограждать меня от них.
      – И она позволила тебе отправиться в это ночное путешествие?
      – Она моя служанка, а не опекун.
      – Какая жалость!
      – Не надо, Дэр. Она думает, что я отправилась на бал-маскарад, но когда она увидит это платье, она расскажет Элле, а Элла расскажет Джорджу, который расскажет обо всем отцу, который тут же заберет меня домой и больше никогда не отпустит далеко от Брайдсуэлла.
      Он взял ее за руки. Слезы заструились по ее щекам.
      – Чертенок, только не пытайся меня убедить, будто не умеешь вертеть своей служанкой так, как тебе хочется. Когда ты попадешь домой в целости и сохранности и заверишь ее, что выучила свой урок, она сделает все, что ты захочешь. Но ты должна заверить в этом и меня. Если же нет, то мне придется самому все рассказать твоему отцу.
      Мара не могла ни о чем думать, когда его руки прикасались к ее рукам, так что просто смотрела на него, моргая и стараясь, чтобы не пролились подступившие к глазам слезы.
      – Я серьезно, – сказал он.
      – А? Да, конечно! Я хочу сказать, что явыучила свой урок.
      Но она, говоря это, имела в виду совсем другое. Мара вдруг поняла, что его руки, такие теплые и сильные, были, чудесными. Что Дэр, которого она считала почти что братом, был необыкновенным. Что она хотела остаться здесь, с ним.
      Нет. Невозможно.
      Но она может увидеться с ним снова. Скоро… Завтра.
      Мара посмотрела на него, постаравшись придать глазам выражение наивного ожидания.
      – Мне было бы проще вести себя хорошо, если бы… если бы у меня был эскорт.
      «Согласись, Дэр, согласись!»
      Он отпустил ее руки.
      – Я не посещаю светские рауты.
      – О, но я не имею в виду «Олмак» или что-нибудь в этом роде. – Она постаралась, быстренько подыскать какое-нибудь нейтральное место. – Для меня даже прогулка в Гайд-парке – настоящее приключение.
      Он внимательно посмотрел на нее, учуяв подвох, но неожиданно согласился:
      – Очень хорошо.
      – Завтра?
      – В десять.
      Вообще-то она хотела пойти туда после обеда, когда в Гайд-парке собирается весь свет, но для первого раза сойдет и утро.
      – Спасибо! – Мара озарила его своей самой яркой улыбкой. Она уже давно поняла, что ее улыбка является мощным оружием. Возможно, он даже моргнул.
      – Если ты готова, то давай доставим тебя обратно к Элле. – Он посмотрел на ее ноги и платье, волочащееся по земле. – Не думаю, что ты сможешь дойти туда пешком.
      Его практичность подействовала на нее как холодный душ.
      – Наверное, нет, извини. Ты мог бы вызвать карету?
      – В такое время? Придется тебе ехать верхом. Ты сможешь дойти до конюшни?
      Мысль о том, что он мог бы ее отнести, была очень соблазнительной, и ноги так болели, но Мара решила не злоупотреблять его вниманием.
      – Разумеется.
      Он взял свечу и отдал ей одеяло.
      – Ты завернешься в него, если мы вдруг встретим слуг. Потом бросим его на улице. Может, кому-то оно пригодится.
      Она накинула одеяло на плечи и, проходя мимо зеркала, бросила быстрый взгляд на свое отражение. Лучше бы она этого не делала. Платье висело на ней как мешок, а всклокоченные волосы напоминали об огородном пугале. Она потеряла свой шелковый тюрбан с бриллиантовой брошью, когда убегала из того дома.
      Мара шла за ним по коридору, чувствуя себя униженной. Он, наверное, все еще считал ее той маленькой девочкой, которую когда-то любил дразнить. А ей казалось, что она выглядит привлекательной юной леди…
      Они прошли коридором, миновали два поворота, а затем Дэр отпер ключом дверь, ведущую наружу.
      Слева раздался какой-то шум.
      – Кто там?
      Мара натянула одеяло на голову. В алькове у двери круглолицый парень привстал и, моргая, взирал на них. Молодой смотритель двери.
      – Лорд Дариус. Все в порядке. Ложись спать.
      Глаза паренька закрылись, и он вновь лег.
      – Он, наверное, даже не вспомнит об этом, – прошептала Мара, когда они вышли на открытый воздух.
      – Надеюсь. – Дэр закрыл и запер дверь. Легкий ветерок всколыхнул пламя свечи, а затем и вовсе задул ее. Мара ахнула, оказавшись в полной темноте, но Дэр взял ее за руку и повел куда-то. Пришлось довериться ему.
      Неярко светила луна, и скоро ее глаза привыкли к сумраку, но без помощи Дэра она бы спотыкалась и падала на каждом шагу. Затем золотое сияние прорезало темноту, и девушка поняла, что это лампа. Через несколько мгновений они очутились на дворе конюшни, пропитанной знакомым запахом лошадей.
      Мара чувствовала себя почти счастливой. Она была в безопасности, стояла чудесная лунная ночь, и рядом был Дэр.
      Раздался скрип – это Дэр открывал дверь, и тут же раздался резкий окрик:
      – Кто там? – На пороге появился крепкий молодой человек с пистолетом в руках. Йоувил-Хаус хорошо охранялся.
      Он уставился на Мару, затем на Дэра.
      – О, милорд! Прошу прощения, милорд.
      – Тебе не за что просить прощения, Адам. Я рад, что ты так бдителен. Возможно, ты мог бы подготовить для меня Нормандию.
      Мара чуть не вскрикнула от радости – это имя всколыхнуло в ней добрые воспоминания. Ее брат Саймон всегда называл своего любимого коня Херевардом в честь их знаменитого предка, возглавлявшего сопротивление нормандским завоевателям после 1066 года. Без злого умысла Дэр решил отдать должное тому факту, что в его жилах текла чистая нормандская кровь, назвав своего коня Завоевателем. Теперь же он звался не Завоевателем, а близким именем – поскольку Вильгельм Завоеватель был графом Нормандии.
      Интересно, о чем он думал, когда менял имя лошади?
      Она тогда тоже присоединилась к этому развлечению, назвав свою лошадь Годивой, в честь матери Хереварда, знаменитой леди Годивы. Кстати, Годива была здесь, в Лондоне. Возможно, они могли бы как-нибудь съездить вместе на прогулку.
      Отдав приказ, Дэр тем не менее помогал груму. В этой обстановке он представлял собой интригующую смесь силы и элегантности, и было видно, что он чувствует себя как дома. Неудивительно. Все ее знакомые мужчины предпочитали конюшню гостиной.
      Мужчины не стали седлать коня. Дэр отпустил грума, запрыгнул на голую спину Завоевателя и подвел его к подставке.
      – Садись, прекрасная леди. – Глаза его улыбались, сияя ярче звезд.
      Мара поднялась по ступенькам подставки, высоко подобрав юбку.
      – Как в «Молодом Локинваре»? Очень романтично.
      – Только когда едешь без седла, безопаснее сидеть впереди. Садись. – Он протянул ей руку.
      Сесть на лошадь было на удивление трудно, но Дэр обхватил ее за талию и помог усесться, отчего у девушки перехватило дыхание.
      – Кому-нибудь стоит возродить моду на подобную езду, – сказала она, когда они тронулись в путь. – На крупе ехать наверняка не так весело.
      – Мара, ты просто неугомонна.
      – Надеюсь, – согласилась она. – Ненавижу, когда меня угоманивают.
      Дэр засмеялся, было видно, что он ничуть не сожалеет о незапланированном ночном приключении.
      Они не хотели привлекать к себе внимание, поэтому медленно плелись по пустынным задворкам, а лошадь покачивалась под ними как колыбель. Несмотря на то, что Маре нужно было как можно скорее оказаться дома, она не хотела, чтобы их путешествие закончилось.
      Мара чувствовала дыхание Дэра, его сильные руки обнимали ее за талию, и от этой близости кружилась голова.
      Копыта гулко стучали по мощеной мостовой, нарушая ночную тишину. Дэр не был настроен на светскую беседу, так что у Мары было время подумать.
      Прошло девять месяцев с тех пор, как его нашли, изможденного от ран и болезней и пристрастившегося к опиуму. От Саймона она знала, что его выздоровление шло медленно, но неуклонно. Теперь он наконец был здоров и выбирался из уединения: Но он не был похож на прежнего себя. Чего-то не хватало.
      На мгновение ей удалось развеселить его и вытащить на свет старого Дэра. Ей нужно сделать так еще раз. И еще. Саймон это наверняка бы не одобрил и даже назвал бы вмешательством в жизнь друга, но кому-то нужно сломать эти стены.
      Да. Стены. Несмотря на все его самообладание, она чувствовала, что Дэр словно находится в заключении. Дело в опиуме? Этим все объясняется, или есть еще и другие проблемы?
      Она была Сент-Брайд с дьявольскими волосами, а следовательно, ее так и тянуло излечивать чужие раны и решать чужие проблемы. Как же ей умудриться больше времени проводить с Дэром? Леди Адемара Сент-Брайд отправляется на помощь своему принцу, заключенному в темной башне.
      Нет, ее повесе.
      В школе Харроу Саймон и Дэр входили в группу, которая называла себя «клубом повес». Истории Саймона были такими интересными, что ей и самой всегда хотелось стать повесой. Но спасение одного из них должно быть куда более увлекательным делом!
      Она спасет своего повесу и выведет его из мрака на солнечный свет. Это благородное предприятие вполне, достойно потомка Черной Адемары и Хереварда Бдительного, и, что тоже немаловажно, оно спасет ее от смертельной скуки.

      Через полчаса Дэр проводил взглядом Мару Сент-Брайд, возвращающуюся под крыло дома ее сестры на Гросвенор-сквер. Как только он убедился в том, что с ней все в порядке, он тронул Нормандию и отправился к этому прохвосту, майору Баркстеду. С ним лучше всего было разобраться сейчас, без шума. Ему очень хотелось выпотрошить этого негодяя.
      Угрожать маленькой Маре!
      Правда, по ней и не скажешь, что кто-то ей угрожал, да и маленькой ее больше не назовешь. Если только не вспоминать ее жалобы на неразвитую грудь. Его губы скривились в улыбке, он вдруг ясно понял, что назревает проблема.
      Еще вчера он думал, что ни одна женщина больше не сможет заинтересовать его, – возможно, это было как-то связано с наркотиком, – но маленькие груди Мары Сент-Брайд вызвали у него большой и крайне непозволительный интерес. И ее изящная шея, изгиб позвоночника и теплый, едва уловимый аромат духов. Ехать верхом на лошади, прижавшись к ней, было ошибкой.
      Он привык считать Мару чертенком, ребенком. Но сейчас он заметил те изменения, которые произошли за последние четыре года, – изменения, которые превратили плоскогрудого сорванца четырнадцати лет в очаровательную юную шалунью, с которой он встретился сегодня ночью. Не увлечься ею было невозможно. Он даже начал испытывать некоторое сочувствие к ее неуклюжему ухажеру, от которого она сбежала через окно.
      Она вытянула из него обещание сопровождать ее в прогулках по городу.
      «Плохая идея, Дэр». Как он скроет от нее наркозависимость, если они будут встречаться чаще?
      Заключительная битва с опиумом оказалась сложнее, чем он ожидал. Он принимал совсем немного, но уже дважды попытки полностью отказаться от наркотика проваливались. Словно это чудище знало, что может вот-вот проиграть, и от этого сражалось все яростнее. Возможно, ему не следовало уезжать из Лонг-Чарта, но ему наскучили безопасность и уединенность этого места, и ему казалось, что свежее дыхание света поможет ему одержать победу.
      Когда-то прежде он любил свет, людей, Лондон.
      С самого дня своего спасения он стоически боролся за жизнь. А как только он набрался достаточно сил, он обнаружил, что большие, даже изматывающие физические нагрузки помогают избавиться от наркотической ломки. Были дни, когда он отжимался и приседал от рассвета до заката, и бессонные ночи проводил за тем же занятием, лишь бы не принимать опиум. Но борьба была неравной.
      Затем Николас прислал Фенга Руюана, и началось настоящее лечение. Теперь он был сильнее и здоровее, чем когда-либо. Руюан помог ему ясно обозначить цель жизни и очертить те ступеньки, по которым шаг за шагом, день за днем следует идти к победе, соблюдая строгую дисциплину. Свобода была не за горами, но впервые за все это время Дэр начал задумываться, каким человеком окажется, когда выберется из своей тюрьмы.
      Сегодняшней ночью визит Мары наполнил его сердце давно забытыми эмоциями.
      Прикосновение ее кожи, аромат ее тела, взгляд ее ярких глаз пробудили в нем такие чувства, на которые, как ему казалось, он уже давно не был способен.
      Разве раньше он поддавался очарованию женщины? Разумеется, да, но никогда это чувство не было таким сильным. Никогда прежде его не охватывало безумие и желание тут же наброситься на запретный плод. Это пугало его больше опиума. Когда они ехали на лошади, она прислонилась к нему с такой доверчивостью, в то время как похоть съедала его изнутри. Что делать? Любовница?
      Ему не перенести напряжение и нагрузку, связанные с этим, но вот бордель – это уже ближе. Простое деловое предложение, и никаких последствий, если у него ничего не получится, что вполне вероятно.
      Когда же он в последний раз спал с женщиной? Это точно было до Ватерлоо. Терезу он не считал.
      Да, нужно сходить к проститутке. В противном случае одному Богу известно, что может произойти. Лечение, особенно сейчас, требовало, чтобы он жил на грани, в постоянной необходимости опиума.
      Его телу это чудовище было нужно для функционирования. Нехватка опиума наказывалась болью в теле и разуме, а каждая доза награждалась благодатным облегчением. После каждой дозы зверь нашептывал ему, что без него ему никогда не знать такого покоя…
      Он хотел не думать об этом, но уже и сейчас чувствовал необходимость в опиуме. Зуд дискомфорта, ноющая боль в суставах, тошнота.
      Обычно в этот час ему бывало еще хуже, но, отправившись за одеждой для Мары, он выпросил немного наркотика у Солтера, объяснив это тем, что он необходим ему, чтобы благополучно проводить Мару до дома, а потом еще разобраться с Баркстедом. Солтер не препятствовал ему, поскольку его доводы, должно быть, звучали достаточно убедительно, но глубоко внутри зверь урчал от осознания своей победы.
      Солтер был его доверенным слугой, стражником двери в ад. С того самого дня, как Дэр начал вставать с постели, дюжий Солтер скупо выдавал ему позволенное количество наркотика каждый день и следовал за ним повсюду, чтобы он не мог раздобыть где-нибудь еще. Только недавно Дэр начал выходить один, проверяя свою способность противостоять искушению, поджидавшему его в каждой аптеке.
      Опиум от головной или зубной боли или чтобы успокоить неугомонного ребенка. От агонии, которая охватывает человека после того, как он получит удар копытом по голове.
      Когда-нибудь он сможет сидеть в комнате, где на столе разложен опиум, и не обращать на него внимания. Когда-нибудь. Это был его Священный Грааль. Сейчас же его бросило в дрожь от одной мысли о наркотике. Облегчение, принесенное дополнительной дозой, быстро испарялось. Когда он вернется домой, он велит Солтеру никогда больше не позволять ему изменять схему принятия наркотика, ни при каких обстоятельствах.
      Никаких отступлений. Никакой капитуляции.
      Лошадь остановилась, и он понял, что вернулся обратно на конюшню, вместо того чтобы отправиться на Ренни-стрит.
      Дэр передал Адаму лошадь и пошел по дорожке, надеясь, что грум не заметит, что он отправился не прямиком домой. Хотя смешно заботиться о том, что подумает о тебе грум, особенно когда все слуги знают о маленькой проблеме лорда Дариуса.
      Шагая по дороге к Ренни-стрит, он сосредоточился на своей цели. Его сжигало желание убить этого Баркстеда, но Руюану это бы не понравилось. Тайская философия Руюана призывала достигать цели при помощи минимума действий. Это вовсе не похоже на действия английского джентльмена по отношению к злодею, но он же обещал Маре, что тот будет жить. Если восточные учения не могли сдержать его, то уж это точно сдержит.
      Придя на Ренни-стрит, он внимательно рассмотрел два ряда домов. Он не знал номера дома. Разглядев арку между двух домов, ведущую на задний двор, Дэр шагнул в иссиня-черную мглу и внимательно изучил окна. При свете луны он не сразу разглядел веревку, без сомнений, ту самую веревку, которую Мара связала из простыней.
      На секунду Дэр ясно представил себе, как бедная доверчивая Мара, рискуя жизнью, бежала отсюда. Волна ненависти к незнакомцу нахлынула с новой силой.
      Дэр подошел к веревке и потянул ее. Достаточно прочная. Он ловко взобрался по ней наверх и перелез через подоконник в темную комнату. Никого не было. Запахи несвежего белья, табака и помады говорили о мужской спальне. Он втащил простыни в комнату и подошел к двери, подергал ее, а затем постучал костяшками пальцев. Быстрый, нервный стук.
      Что-то зашевелилось в соседней комнату.
      – В чем дело, моя королева? – пробормотал нетрезвый голос. Мужчина, очевидно, пытался утопить свое горе или праздновал то, что все это время считал победой.
      Подойдя ближе к двери, Баркстед добавил:
      – Ты же не сделаешь никакой глупости – не попробуешь ударить меня горшком по голове, не правда ли, моя малышка с дьявольскими волосами?
      – Нет! О нет! – выдохнул Дэр слабым шепотом.
      Ключ повернулся, и дверь открылась.
      Широкоплечему мужчине в панталонах и рубашке с открытым воротом потребовалось несколько секунд, чтобы привыкнуть к темноте. Он не увидел лица своей пленницы там, где рассчитывал его увидеть, и, часто моргая, поднял глаза к лицу Дэра и выпучил их от изумления.
      – Лорд Дариус Дебнем, – представился Дэр и ударил того так сильно, что пьяный пошатнулся и сел на кровать. – Дама, о которой идет речь, терпеть не может дуэли, так что это оскорбление вам придется проглотить. Сидеть! – рявкнул он, когда Баркстед сделал попытку пошевелиться.
      Возможно, мужчина и был привлекательным – ладно скроенный, с правильными чертами лица и темными глазами, – но в данный момент он был ошалевшим от неожиданности и выглядел нелепо.
      – Вы низкий человек, сэр, – сказал Дэр, чья ярость наконец-то вырвалась наружу. – Подонок, мерзавец. Запомните – события этой ночи никогда не происходили. Если вы хоть кому-то о них намекнете, я вас уничтожу.
      Баркстед пытался вывернуться. И, как ему показалось, нашел верный ход. Его губы изогнулись в наглой усмешке.
      – Дебнем. Я все о тебе знаю.
      Эти слова ранили его, но Дэру удалось это скрыть.
      – Сомневаюсь, но если вы не боитесь меня, бойтесь ее брата.
      – Сент-Брайда из Брайдсуэлла? – Баркстед бросил попытки подняться, но было видно, что он чувствует себя увереннее. – Кучка деревенских мышек. Ни один из них даже не был солдатом.
      – Есть Сент-Брайды и Сент-Брайды. Саймон Сент-Брайд убьет вас даже не задумываясь, а список людей, которые готовы его поддержать, включает имена самых могущественных людей и Англии, ни один из которых тоже не задумается, прежде чем раздавить такую блоху, как вы. Я мог бы начать с герцога Сент-Рейвена и маркиза Ардена.
      Усмешка исчезла. Помимо того, что эти люди возглавляли список повес, эти двое еще были известны и как самые воинственные, дерзкие и опасные люди в Англии.
      – Я хочу жениться на ней! – возразил Баркстед. – Она хочет выйти за меня замуж. Она боится своей семьи. Они не позволяют ей выйти за кого-то, кто живет не в Линкольншире.
      – Откуда вы взяли, что она согласна выйти за вас?!
      – Я куплю дом в Линкольншире.
      Мара была права. Он просто не слушал.
      – Она считает, что вы слишком стары для нее, – сказал Дэр, оглядываясь в поисках одежды Мары.
      На столе все еще были разбросаны карты, стояли два бокала и пустой графин. На стуле он увидел белые перчатки, миленькое розовое платье и легкую пелеринку из бледной материи. Он поднял их, а также туфельки с полу, затем отнес свечу в спальню и отыскал тюрбан.
      Когда он вернулся, Баркстед спросил:
      – Слишком старый?
      – Здесь есть еще какие-нибудь ее вещи?
      Баркстед открыл рот, закрыл его, но ничего не сказал. Он показал пальцем. Дэр поднял бледно-розовый ридикюль с пола у стола.
      Позади него Баркстед бормотал:
      – Слишком старый? Мне только сорок.
      Дэр направился к другой двери, которая должна была вести на лестницу. Напоследок он оглянулся на расстроенного мужчину:
      – Запомните: Мары никогда здесь не было. Это, сэр, ваша единственная надежда на спасение. И поставьте Богу свечку за то, что вы так легко отделались!

      Мара проснулась на следующее утро, когда Рут сердито раздвинула шторы.
      – Доброе утро, и я надеюсь, что вы накрепко затвердите этот урок про мужчин, мисс Мара.
      – О Господи! Теперь я мисс Мара!
      Рут посмотрела на нее исподлобья:
      – Тогда леди Мара. Но леди должна и вести себя как леди. А ни одна леди не позволит себе уйти из дома в одном платье и вернуться в другом.
      Мара воспользовалась своей самой очаровательной и невинной улыбкой.
      – Дорогая Рут, мне действительно очень жаль, и заверяю тебя, что я выучила свой урок. Больше ничего подобного не произойдет. Клянусь честью Сент-Брайдов.
      Рут все еще продолжала недовольно смотреть на нее, но Мара знала, что она смягчилась.
      – Я знаю, что напугала тебя, но ведь ничего плохого не случилось. Спасибо, что не стала говорить Элле и Джорджу.
      – А следовало бы, – ответила Рут и повернулась, чтобы вылить принесенную ею воду в умывальник. – Поклянитесь, что больше никогда не уйдете из дома с мужчиной.
      – Клянусь.
      – Как вы только могли! Я же предупреждала вас, что мужчинам доверять нельзя. Женщина только тогда в безопасности, если никогда не остается с ними наедине. Они настоящие животные.
      Мара вполуха слушала уже знакомую лекцию, вылезая из постели и снимая ночную рубашку. Рут была отчасти права, пример Баркстеда это доказал; но ведь и женщины не совсем беззащитны, что доказывал ее собственный пример. Хотя приходилось признать, что если бы он планировал нечто большее, чем принудительную помолвку, ей пришлось бы несладко.
      И если бы она не нашла Дэра.
      Вот Дэр доказал, что некоторым мужчинам все-таки можно доверять.
      – А что мне делать с этим уродливым платьем, миледи?
      – Я найду способ вернуть его.
      – А как мне объяснить исчезновение вашего розового платья, хотела бы я знать?
      Мара хотела приказать Рут перестать беспокоиться, но она и сама сейчас беспокоилась.
      – Кто заметит его пропажу, кроме нас? – спросила Мара. – Но лорд Дариус отыщет способ вернуть его.
      – Он? Да у него в голове ни единой серьезной мысли.
      – Он изменился.
      – И я уверена, не к лучшему. Стоит мне только подумать, что могло бы произойти: вы одна с ним…
      – Рут, он мне как брат.
      – Но он вам не брат. – Рут склонилась над ящиком, доставая свежее нижнее белье. Она уже несколько успокоилась.
      Мара умывалась, стараясь понять, не испытывает ли она стыд по поводу того, что произошло вчера. Но наверное, она была очень испорченной, поскольку ей не было ни капельки стыдно.
      Теперь, вспоминая все это в своей безопасной спальне, даже ее бегство по ночным улицам казалось ей увлекательным. А Дэр! Как он был великолепен! Ей вчера очень хотелось посмотреть, как он будет разбираться с Баркстедом, но нужно было торопиться домой, прежде чем Рут забьет тревогу.
      Да и Дэр никогда бы не позволил ей вмешиваться.
      Она чистила зубы, не переставая размышлять об этом.
      Нет, не позволил бы, и это ее тоже волновало. Если ей захочется сделать что-то, что ему не нравится, он ей помешает. Это интересно.
      А теперь перед ней стояло настоящее испытание. Она постарается заманить, завлечь или затащить Дэра Дебнема обратно в свет и начнет прямо сегодня.
      Она прополоскала рот и сплюнула.
      – Какая сегодня погода?
      – Прохладно и облачно, миледи, но кухарка сказала, что дождя не будет, а она всегда костьми чувствует.
      Мара подошла к окну, чтобы самой выглянуть на улицу.
      – Мисс Мара, вы же совсем голая! Отойдите от окна, миледи, и оденьтесь, пока вас не увидел какой-нибудь мужчина.
      Мара так никогда и не узнала, пострадала ли Рут от мужчины или обрела свои страхи каким-нибудь другим путем, но эта ее черта не раз выводила ее из себя. По ее опыту, джентльмены иногда могли быть надоедливыми, но только не опасными.
      Она повернулась, чтобы надеть нижнюю рубашку.
      – Рут, не надо. Даже если бы какой-нибудь мужчина и разглядел мое тело, вряд ли бы он ворвался в дом, чтобы овладеть мной.
      – Он мог бы пристать к вам, когда вы выйдете на улицу.
      – Но я ведь никогда не выхожу одна. И обычно я веду себя именно так, как и полагается вести себя молодой леди, Я даже ношу корсет, хотя он мне совсем не нужен, – добавила она, продевая руки в прорези, чтобы Рут могла зашнуровать его.
      – Но дома-то вы гуляете одна.
      – Только не в городе. Даже не в Линкольне.
      Рут посильнее дернула за шнуровку корсета:
      – Не забывай, что мне нужно дышать, – запротестовала Мара.
      – Хорошая тугая шнуровка не даст вам забыть, что вы леди. А то вы слишком доверчивы.
      – А так я буду бездыханной! Прекрати!
      Когда Рут наконец сжалилась и ослабила шнуровку, Мара сказала:
      – Я признаю, что неверно оценила майора Баркстеда, но все равно главным его намерением было жениться на мне. Это даже забавно. Он был убежден, что любит меня.
      – И когда вы только поймете, что вы завидная невеста, миледи? Но разумеется, вы никогда не смогли бы выйти замуж за человека из Нортумберленда. – Рут произнесла это так, словно он был родом из Америки.
      – Так я ему и сказала. Но он не слушал.
      Рут передала ей чулки и подвязки.
      – Некоторые люди не слышат ничего, кроме того, что они хотят услышать. Какое платье вы сегодня наденете, миледи?
      Мара натянула чулок, с сожалением вспоминая о тех, испорченных вчера, а затем о том, как Дэр бросил их в камин. Это воспоминание почему-то взволновало ее. Все, связанное с Дэром, волновало ее. Его движения, его честные глаза, его твердо очерченный рот…
      – Миледи, какое платье?
      – Кирпично-красное. Я еду на прогулку с лордом Дариусом. Ты же не будешь возражать против того, что с ним абсолютно безопасно? – довольно резко спросила она.
      Рут повернулась к двери, чтобы принести одеяние, но сказала себе под нос:
      – Наркоман.
      – Ему так лучше.
      – Как Дэр, должно быть, ненавидит то, что об этом знают даже слуги.
      – А куда вы едете? – спросила Рут, неся платье и пелерину.
      – Тебя это не касается, – ответила Мара, чтобы напомнить ей, кто тут служанка, а кто госпожа. Но затем добавила: – В Гайд-парк. Днем. Ничего скучнее просто придумать нельзя.
      Рут состроила гримасу.
      – Мы же знаем Дэра с тех пор, как он был мальчиком, – возразила Мара. – В нем нет ничего плохого. Ничего. Так что мы к этому больше возвращаться не будем.
      Рут перестала ворчать, но то, с каким видом она подошла к шкафу и вытащила шляпу, похожую на кивер, говорило о многом. Старые слуги были тяжким испытанием, но Мара не могла бы чувствовать себя комфортно с незнакомым человеком. Рут знала ее с младенчества.
      Обычно Мара не интересовалась своей одеждой после того, как она была куплена, но сегодня ей хотелось как можно лучше выглядеть перед Дэром. Тем более что вчера он видел ее в таком ужасном виде.
      Темный оттенок красного платья был весьма практичен для наполненного сажей лондонского воздуха и, кроме того, был очень ей к лицу. Он выгодно подчеркивал ее темные волосы и цвет кожи. Корсаж был так богато вышит и украшен, что ее грудь казалась больше.
      Разумеется, Дэра это не обманет – он теперь знал правду…
      – В чем дело, миледи? – спросила Рут, одергивая юбку. – Это же ваше любимое платье, и оно вам очень идет.
      Мара повернулась, нетерпеливо пожав плечами:
      – Ничего. Я просто задумалась.
      – Ваш характер, мисс, предвещает неприятности, вот что я скажу. Я так надеялась, что все тревоги остались в прошлом году!
      – Так и есть, Рут, сейчас тебе не о чем волноваться, – сказала Мара, но ей очень хотелось закатить глаза к потолку.
      В прошлом году ожидание того, что их дальний родственник, граф Марлоу, вот-вот отойдет в мир иной, висело над Брайдсуэллом как холодный туман, поскольку это событие должно было принести с собой ужасные перемены.
      Оно должно было превратить ее отца, простого мистера Сент-Брайда, вполне довольного своим положением, в графа. А что было еще хуже, так это то, что замок графов Марлоу находился в Ноттингемшире, и всем им пришлось бы проводить в нем какую-то часть года, поскольку его нельзя было оставлять в запустении.
      Приезд Саймона из Канады стал решением этой проблемы. Ее отец унаследовал титул графа, а Саймон, как его наследник, стал лордом Остри. Тут тоже ничего нельзя было поделать. Но Саймон и его молодая жена взяли на себя обязанность жить в замке и присматривать за Марлоу. Таким образом, семья Сент-Брайд, от прабабушек до младенцев, могла продолжать жить в уютном несовершенном Брайдсуэлле.
      Хотя Саймон и любил их дом, он не чувствовал той привязанности к нему, которая сковывала остальных. В конце концов, он успел отвыкнуть от дома, много путешествуя и проведя несколько лет в Канаде.
      Несмотря на дьявольские волосы, одна мысль о том, что нужно жить некоторое время вдали от дома, приводила Мару в ужас. Нортумберленд! Баркстед, наверное, сошел с ума.
      Стук в дверь оповестил о приходе лакея с запиской. Мара открыла дверь. Она была взволнована, хотя и знала, что в ней должно быть.
      Записка была от Дэра. В ней он официально просил доставить ему удовольствие сопроводить ее на прогулку в десять часов. Она еще никогда не видела его почерка. Длинные черточки и хвостики, но в остальном очень аккуратный. Она ожидала увидеть что-то более свободное и дикое. Она вновь сложила записку и убрала ее в ящик стола.
      – Думаю, следует попросить разрешения Эллы. Пожалуйста, сходи и узнай, сможет ли она меня принять.
      Когда Рут ушла, Мара обулась и тут же почувствовала боль в ногах. Ночная прогулка босиком по Лондону не прошла бесследно. Как хорошо, что они договорились прокатиться в экипаже, а не прогуляться пешком.
      Она вспомнила, как Дэр нежно мыл ее ноги. Интересно, часто ли мужчины моют ноги своих дам? Она не могла представить себе, чтобы серьезный Джордж мыл нога Элле. Но вот чтобы Саймон мыл ноги Дженси? Да, вполне возможно.
      Для нее общение с Саймоном и Дженси было своего рода школой, особенно из-за того, что Дженси и Мара были одного возраста. Молодожены, разумеется, вели себя на людях вполне пристойно, но Мара всегда замечала, как они исподтишка обмениваются взглядами или таинственными улыбками.
      Связь Саймона и Дженси была напряженной. Почти страстной. Достаточно страстной, чтобы Мару бросало в дрожь в их присутствии. Разумеется, после этого ее линкольнширские ухажеры казались еще скучнее.
      Она завязала ленту, подумав, что ее волосы все же влияют на ее судьбу. Только толкали они ее не к путешествиям и приключениям, а к любовной связи.
      Она взяла себя в руки. Страсть Саймона к путешествиям, казалось, перегорела. Возможно, после всей этой лондонской неразберихи она тоже заживет счастливой спокойной жизнью с одним из ее тихих надежных соседей: Мэтью Корбином или Джайлзом Гиллиатом.
      Или с Дэром? Ее сердце взволнованно заколотилось.
      Но он же из Сомерсета, а это почти так же далеко от Брайдсуэлла, как и Нортумберленд. Невозможно.
      Она подошла к трюмо, чтобы надеть жемчужно-гранатовые серьги. После минутного колебания она тронула губы помадой.
      «Что ты делаешь, Мара?»
      Кто бы мог подумать, что она будет стараться привлечь внимание Дэра?..
      Глупости, но глубоко внутри ее что-то заворковало. Вернулась Рут:
      – Леди Элла может принять вас, миледи.
      Мара вздрогнула, словно ее поймали за чем-то неприличным, и поспешила в комнату своей сестры. Она вошла в спальную Эллы, думая о чем-то своем, и застала Джорджа и Эллу целующимися.
      – О, простите…
      Мара уже хотела было захлопнуть за собой дверь, когда Элла позвала ее:
      – Не беспокойся, дорогая. Заходи, заходи.
      Мара вновь зашла в комнату и увидела свою сестру и зятя. Они стояли уже на некотором расстоянии друг от друга, улыбались, но было видно, что они смущены.
      – Мне действительно очень жаль. Рут сказала…
      – Джордж просто зашел попрощаться, – хитро улыбнулась Элла своему мужу. – Так много встреч и заседаний, а затем еще один долгий день в палате.
      Джордж, крепкий упитанный мужчина с румянцем, кивнул:
      – Беспокойные времена. Пора идти, дорогая Мара.
      Мара наблюдала за тем, как Элла провожает взглядом своего мужа.
      – Хотела бы я выйти замуж за кого-нибудь вроде него.
      Элла удивленно посмотрела на нее:
      – Кого-нибудь вроде Джорджа? Ты никогда не сможешь с ним жить.
      Элла была такая же крепкая и здоровая, как ее муж, с нежным цветом лица и тонкой талией. Пока еще тонкой. Ее светло-каштановые волосы – настоящие волосы семьи Брайдсуэлл – лишь слегка выбивались из-под кружевного чепчика, связанного у нее под подбородком.
      – Конечно. Я его просто с ума сведу! – со смехом согласилась Мара. – Я хотела сказать: за кого-нибудь, кого я могла бы обожать так же, как ты его, и который чувствовал бы то же самое по отношению ко мне.
      – Разумеется. Ради меньшего замуж выходить не стоит. Особенно с твоими волосами.
      Вошла служанка Эллы с кувшином свежего шоколада и поставила его на столик у окна, где Элла, видимо, завтракала.
      – Садись и поешь, – сказала Элла, садясь на свой стул и наливая Маре чашку шоколада. – Мне самой со всем этим не справиться. – Она откусила кусочек тоста. – Я заметила, что каждый человек предъявляет к браку свои требования. Съешь булочку со смородиной, дорогая. Они такие вкусные, и раз уж я их не ем, так хоть получу удовольствие, глядя, как ты наслаждаешься.
      Мара взяла булочку и намазала ее маслом.
      – Ты хочешь сказать, что некоторые любят на завтрак булочки со смородиной, а другие предпочитают тосты?
      – Я не люблю тосты, ты же знаешь. Подожди, когда-то придет и твоя очередь есть не то, что хочется. Мы, Сент-Брайды, все такие, но хотя бы роды даются нам легко, а это настоящее счастье. Итак, на чем я остановилась? Ах да. Некоторым довольно и спокойного прохладного брака, в котором супруг значит не более чем друг. – Она допила чай. – Другим нужен настоящий огонь. Я думаю, волосы, как у тебя, вызывают это желание.
      Мара мелкими глотками пила шоколад, ей хотелось спросить, где на термометре чувств Элла поместила бы свой брак.
      – Именно поэтому я еще и не нашла никого подходящего?
      – Может быть, но скорее всего ты просто еще очень молода.
      – Ты вышла замуж в двадцать.
      – Но я нашла Джорджа.
      Самодовольный голос Эллы рассмешил Мару.
      – Вряд ли это можно назвать подвигом, учитывая, что он жил всего лишь в пяти милях от Брайдсуэлла и всю жизнь его принимали у нас в доме. Не найти его было бы настоящим чудом.
      – Ты знаешь, что я хочу сказать. Он ждал меня, а я ждала его.
      Элла еще никогда не заговаривала о чем-то столь романтическом, но она была права. Около четырех лет назад она и Джордж Верни узнали друг друга. Внезапно они изменились, к изумлению остальных, начали вести себя как глупцы, а затем объявили о своем решением пожениться, собираясь, видимо, всех удивить.
      – Разве до этого ты даже не догадывалась? – спросила Мара. – Я знаю всех молодых людей, живущих в радиусе тридцати миль от дома, и не могу себе представить, чтобы кого-то из них вдруг окружило золотое сияние.
      – Дорогая!.. – Элла взяла еще один кусочек тоста. – Но ведь туда может переехать кто-то новый.
      – Или я могу повстречать свою судьбу здесь. – Она ожидала увидеть ужас, но Элла приняла это за жалобу.
      – Прости, дорогая. Я и вправду хочу водить тебя на разные приемы и балы, но в данный момент я иногда так плохо себя чувствую. И быстро устаю, особенно ближе к вечеру.
      Мара сжала ее руку.
      – Не расстраивайся. И у меня для тебя хорошие новости. Дэр Дебнем пригласил меня прокатиться с ним сегодня утром.
      Вместо радости на лице Эллы отразилось недоумение.
      – Ты уверена, что это умно, дорогая?
      – А почему бы нет?
      Элла покраснела и взмахнула кусочком тоста.
      – Ты знаешь…
      – Опиум?.. – почти прорычала Мара.
      – Ну да. Ему не повезло, разумеется, но от этого он становится… небезопасным.
      – Как ты себе это представляешь? Что у него вдруг пена изо рта пойдет или он набросится, чтобы изнасиловать меня?
      – Нет.
      – Тогда зачем говорить все это? Ты же видела Дэра недавно. Он не был ни в ступоре, ни в ярости.
      – Но он очень сильно изменился.
      – Со времени свадьбы Саймона? – спросила Мара, намеренно не желая понимать, что та имеет в виду. – Да, тогда он выглядел лучше. Кроме того, мы всего лишь собираемся прокатиться в Гайд-парке.
      – Только убедись в том, что его сопровождает грум.
      – Элла, в самом деле! Мне не нужен слуга, чтобы чувствовать себя в безопасности рядом с Дэром.
      – Нет, конечно, но я бы чувствовала себя спокойнее, если – бы здесь был Саймон.
      Мара вдруг вспомнила, как Саймон назвал однажды Дэра «треснутым бокалом, с которым нужно обращаться, с крайней осторожностью». Но что могло произойти во время поездки по парку?
      – Но ты мне разрешаешь? – спросила она, поднимаясь с места. – Просто поездка по парку, больше ничего.
      – В сопровождении слуги.
      – Разумеется! – Мара нагнулась, поцеловала сестру в щеку и поспешила в свою комнату.
      Там она задумалась, а затем подсела к столику и принялась писать письмо старшему брату. Она рассказывала о всяких пустяках, спросила, когда Саймон приедет в Лондон, подчеркнув слова «как ты обещал». Затем она упомянула о том, что Дэр пригласил ее прокатиться в парке и что он, возможно, будет сопровождать ее еще куда-нибудь в ближайшие несколько дней.
      Она справилась по путеводителю и перечислила несколько наиболее рекомендованных достопримечательностей: Вестминстерское аббатство, Египетский зал, Тауэр, зверинец, модели Дэбурга из пробкового дерева, панораму Бартера.
      Если Саймон решит, что такая активная жизнь может повредить Дэру, то он лишь быстрее приедет. Она сложила письмо, поставила печать и надписала адрес: «Достопочтенному виконту Остри, Марлоу, Ноттс». Этот ужасный дом был так знаменит, что она могла бы просто адресовать письмо в «Марлоу, земной шар», и оно все равно бы было доставлено. Саймон будет рад любому предлогу уехать оттуда.
      Она отдала письмо Рут.
      – Не хочу ждать Джорджа, отправь его обычной почтой. Хотя лучше пошли срочной почтой.
      Рут сжала губы, недовольная такими ненужными тратами, но, увидев, что письмо адресовано брату, возражать не стала. Для чего еще нужны деньга, если не затем, чтобы заботиться о друзьях и членах семьи?
      Рут отправилась с поручением, так что Мара сама надела высокую шляпу, закрепив ее несколькими булавками, и покачала головой, чтобы убедиться в том, что она не свалится в самый неподходящий момент. В этой шляпе она становилась на целый фут выше, не говоря уже о пере, и ей это нравилось.
      От нетерпения она не могла ждать в своей комнате и поэтому спустилась вниз. В холле Мара нос к носу столкнулась с Дэром. Она остановилась на мгновение, восхищенно глядя на него. При дневном свете он был удивительно красив.
      Ей пришло в голову, что он, должно быть, тратит целое состояние на одежду. Когда его нашли, он был истощен, но ведь ему была нужна одежда. На свадьбе он все еще был слишком худым, но костюм сидел на нем как влитой. Теперь же оливковый пиджак, бежевые брюки и кремовый жилет идеально облегали его сильное здоровое тело. Но в конце концов, денег у него было достаточно, чтобы не экономить на себе.
      Из-за лакея, стоящего рядом, Мара произнесла дежурную фразу:
      – Как мило с вашей стороны пригласить меня на прогулку в парк. – И замолчала, не зная, как он теперь будет относиться к ней после всего, что произошло ночью. Она взглянула на него с опаской, но понять по выражению его лица ничего было нельзя.
      Он окинул ее взглядом с ботинок до украшенной пером шляпки и радостно улыбнулся:
      – Вы выглядите просто потрясающе, миледи!
      «Да уж, по сравнению со вчерашней ночью», – подумала Мара и покраснела. На миг ей показалось, что лакей читает ее мысли.

      Приняв предложенную руку и выйдя из дома, Мара почувствовала облегчение. Они с Дэром наедине, можно не играть в светскую даму, а быть собой. Все будет просто замечательно – это чувство усилилось, когда она увидела карету.
      – Высокий фаэтон! Я всегда хотела прокатиться на таком. Следовало знать, что у тебя все самое лучшее, Дэр.
      – Должен сознаться, что я позаимствовал его у друга. Я не держу сейчас карет в городе.
      Мара улыбнулась ему:
      – Тогда у тебя великолепный вкус в том, что ты берешь в долг.
      Она нетерпеливо залезла по ступенькам на высокое сиденье.
      – И великолепный вкус в друзьях, – добавила Мара, когда он присоединился кней. – Он повеса?
      – Нет, Сент-Рейвен.
      – Графский выезд? Это еще лучше!
      Дэр взял поводья в руки, а грум тем временем обежал фаэтон, чтобы занять свое место на запятках. Если бы Элла сейчас наблюдала за ними, она была бы успокоена его присутствием. А также тем, как выглядел Дэр. Никто не мог бы заподозрить его в непристойном поведении.
      Может быть, он уже освободился от влияния наркотика. Да. Почему она сразу об этом не подумала? Это объяснило его приезд в Лондон.
      – Vive la liberte!  – воскликнула она, когда они выкатили с площади на Аппер-Брук-стрит.
      Он взглянул на нее:
      – Ты поддерживаешь революцию?
      – Только эволюцию, которая позволила создать такой замечательный фаэтон, чтобы увезти меня из крепости Гросвенор.
      – Что? – Намек на смех, прозвучавший в его голосе, обрадовал ее, и она продолжила нести всякую чепуху:
      – Тебе не кажется, что стены домов на площади напоминают крепостные стены, которые удерживают одних людей внутри, а других снаружи?
      – Вполне возможно. В Лондоне полно других.
      – Точь-в-точь как Монктон-Сент-Брайд, Дэр.
      Он притормозил лошадей, чтобы не задеть фургон, занявший большую часть дороги.
      – Некоторые из других в Лондоне слишком уж другие, Чертенок.
      – Как обитатели Севен-Дайалс? – поинтересовалась она, чтобы дать понять, что и ей кое-что известно о мире.
      Он недовольно посмотрел на нее:
      – А ты-то что знаешь о таком месте?
      – Я хожу туда по ночам. – Она рассмеялась, увидев выражение его лица. – Разумеется, нет. Осторожно, ребенок!..
      Он вновь повернулся к лошадям и придержал их, чтобы уличный мальчишка мог перебежать дорогу.
      – Тебя невозможно понять – когда ты шутишь, а когда нет?..
      – Мне это нравится.
      – Но этого быть не должно.
      – Не будь таким скучным. Но тем не менее довольно странно, что этот воровской притон находится так близко от Оксфорд-стрит и Бонд-стрит. Меньше мили.
      – А откуда тебе это известно?
      – Из книги.
      – Боже, спаси нас всех! Что это за книга такая?
      – «Путеводитель по притонам Лондона». – Увидев ужас в его глазах, она вновь рассмеялась. – Это «Путеводитель юной леди по знаменательным достопримечательностям Лондона», который мне подарила моя бабушка, жена священника. Это весьма достойная книга.
      – Не совсем, раз уж в ней упомянут Севен-Дайалс.
      – Только для того, чтобы предупредить юных леди о таящейся там опасности. На самом деле, – нравоучительно сказала она, подражая его тону, – подобные предупреждения бывают необычайно полезными.
      Он вновь взглянул на нее, и на сей раз она не выдержала и рассмеялась. Его сияющие глаза напомнили ей прежнего Дэра. Маре захотелось вскочить и начать танцевать.
      – Не беспокойся, – сказала она. – Я не собираюсь исследовать это место. Но Меня привлекает другое. – Мара выдержала паузу, но Дэр не спросил ее, о чем именно она говорит, и она добавила: – Общественный маскарад.
      – Нет. – Он повернул пару на Гайд-парк-лейн.
      Мара вздохнула, но не стала настаивать, хотя Дэр был бы идеальным сопровождающим для такого приключения.
      Парк был расположен на самом краю Лондона, городская суета осталась где-то очень далеко. В этот час здесь было тихо, как в деревне, им встретились лишь несколько прохожих да дети, гуляющие со своими гувернантками.
      – Как чудесно! – сказала Мара, наслаждаясь зеленью и мягким стуком копыт по грунтовой дороге. Подковы очень неприятно звучали на брусчатке. – Так нелогично все, Дэр. В деревне я умираю от скуки и хочу в город, а попав в город, скучаю по деревне.
      – Неудивительно, что все эти птицы высокого полета постоянно мигрируют туда-сюда.
      – Перелетая из гнездышка в деревне в город на период размножения…
      – Где не происходит ничего, кроме щебетания, воркования и прихорашивания перышек.
      Они оба улыбнулись, но Мара добавила:
      – Я думаю, мы будем делать то же самое.
      – Но у меня нет гнездышка в деревне, – возразил он. – Да и насеста в городе, если уж говорить об этом.
      – У тебя нет никакой собственности? – Мара удивилась. Ей всегда казалось, что он очень богат, но, в конце концов, он был младшим сыном.
      – Кое-что есть, но все сдано на долгий срок. И ни одно из этих мест не нравится мне настолько, чтобы я решился выселить арендаторов.
      – Но ведь когда-то тебе понадобится дом.
      – Тогда, наверное, я опять буду снимать комнаты в Лондоне, – сказал он.
      – За этим ты и приехал в Лондон? – спросила Мара. – Чтобы найти какое-нибудь место?
      – Нет, просто чтобы сменить обстановку. И чтобы угодить маме. Она хочет, чтобы я чаще «появлялся в свете». Чтобы я вновь стал самим собой.
      Он сказал это сухим тоном, и Мара возблагодарила небо за то, что он вновь сосредоточился на лошадях, стараясь не задеть мальчишек, игравших с воздушным змеем, иначе заметил бы, что она сгорает от стыда. Ведь и она сама занималась тем же – пыталась вернуть старого Дэра.
      Ему не нужна была опека. Ему были нужны его друзья.
      – Скоро приедет Саймон, – сказала она и только потом поняла, что отвечает своим мыслям, вместо того чтобы поддерживать разговор.
      Он остановил экипаж и сказал:
      – Знаешь, я жалею, что не уехал тогда с ним.
      – С Саймоном? В Канаду? – Но Мара уже поняла: если бы Дэр уехал тогда с Саймоном, не было бы никакого Ватерлоо, никаких ранений, никакого опиума. – Нет никакого смысла во всех этих «если бы да кабы», – сказала она, но затем подмигнула: – Извини, это прозвучало слишком нравоучительно.
      – Зато верно. Я не жаловался, просто размышлял. Я живой пример того, что нельзя быть рабом своих эмоций. Прежде чем что-то предпринять, всегда надо думать.
      Дэр стал мрачнее тучи. Все шло совсем не так, как Мара ожидала. Возможно, Саймон был прав насчет ранимости Дэра. Ее намерение вмешаться начинало походить на жонглирование дорогим стеклянным шариком. Мара попыталась перевести разговор на более приятную тему.
      – Знаешь, Дэр, – сказала она, – мне очень хочется познакомиться с другими повесами. Пока что я знаю только тебя. И Саймона, разумеется.
      Лошади шагнули, сдвинув экипаж, и она ухватилась за руку Дэра, чтобы не потерять равновесие.
      Он велел груму придержать лошадей, но Мара расценила это почти как приказание не прикасаться к нему. Она убрала руку и положила ее на колени.
      – Это будет нетрудно, – сказал он. – Члены парламента сейчас в городе на сессии.
      – Сэр Стивен Болл. Я читала одну из его речей в газете. Кто еще?
      – Пэры. Граф Черрингтон…
      – Ли, – сказала она.
      – Виконт Миддлторп.
      – Френсис.
      – Саймон, должно быть, надоел тебе рассказами о нас. Лорд Эмли? – проверил Дэр.
      – Кон.
      – Правильно, но он еще не приехал. У него заболела дочка.
      – Надеюсь, ничего серьезного?
      – Насколько мне известно, она уже поправилась.
      Мара что-то подсчитывала, загибая пальчики.
      – С тобой и Саймоном получается шесть. А кто остальные четверо?
      – Ни один из них не является членом парламента, но Хэл сейчас в городе. Он женат на актрисе, Бланш Хардкасл. Майлс, думаю, в Ирландии, а Люсьен – в своем поместье в деревне, но он скоро приедет на какую-то часть сезона. Николас терпеть не может Лондон, но, подозреваю, он тоже скоро будет здесь.
      – Почему?
      Он взглянул на нее.
      – Потому что я здесь, а он играет в наседку.
      – Совсем не похоже на короля повес.
      Николас Делейни основал «клуб повес» в свои первые дни в Харроу и всегда был их предводителем, несмотря на то, что многие из повес занимали более высокое положение в обществе. Мара удивилась, что Дэр до сих пор так серьезно воспринимает свою роль, хотя все они уже выросли.
      – И тебе не нравится, что он так беспокоится? – спросила она.
      – Да нет, мне все равно.
      – Я надеюсь познакомиться с ним. Со всеми повесами.
      – Саймон тебя представит.
      – Или ты! – вырвалось у нее. – Я хочу сказать… если Саймон по какой-либо причине не сможет приехать.
      – Не думаю, что это будет соответствовать правилам.
      Мара ухватилась за эту возможность:
      – Есть правила?
      – Больше чем правила. У нас есть кровная клятва. Посмотрим, помню ли я ее. – Он откинулся назад, припоминая. – «Сим я даю клятву служить этой благородной группе, защищать каждого поодиночке и всех вместе от любых нападок и никогда не останавливаться в стремлении отомстить каждому, кто причинит вред любому из моих друзей».
      – Как увлекательно! А что случится, если кто-нибудь нарушит клятву?
      – «Если же я нарушу эту клятву, – торжественно процитировал он, и Мара опять увидела в нем старого Дэра, – или раскрою кому-нибудь тайны этой группы, пусть меня сварят в масле, отдадут на съедение червям или подвергнут другим пыткам, слишком ужасным, чтобы упоминать их здесь». Нам тогда, – добавил он с улыбкой, – было около тринадцати.
      – Все это так интересно! Ты сказал, это была кровная клятва?
      – А как же! Мы резали свои ладони перочинными ножичками…
      – У тебя все еще остался шрам?
      Он снял кожаную перчатку и показал ей бледный шрам у основания большого пальца, но она заметила и другие, более поздние. Мара впервые увидела, что его средний палец сросся слегка искривленным. Она изо всех сил постаралась скрыть спою излишнюю наблюдательность и быстро спросила:
      – Так какие же у вас секреты?
      Он натянул перчатку, взял вожжи и тронул лошадей шагом.
      – Вряд ли ты вправе ожидать, что даже под угрозой пыток я стану о них рассказывать. – Дэр улыбнулся.
      – Я думаю, у вас вообще нет секретов.
      – Но это уже само по себе было бы секретом, не так ли?
      – Ужасный человек! А что это за пытки, слишком ужасные, чтобы упоминать их?
      – Просто у нас тогда было мало воображения, чтобы их придумать. Время это исправило.
      Это был глупый, глупый вопрос.
      Мара попробовала выкрутиться из неприятной ситуации:
      – Как жаль, что меня не было здесь в 1814 году на праздновании победы. Помню, я просила папу привезти нас сюда, но он ведь ненавидит Лондон.
      – Преждевременное празднование победы, – заметил он. – Тот факт, что праздничная пагода сгорела, был, наверное, дурным предзнаменованием, но никто тогда не обратил на это внимания.
      Ну почему их разговор все время возвращался к Ватерлоо? Мара не нашлась что ответить. Вдруг крики «Папа, папа!» напугали ее.
      Два ребенка бежали к фаэтону, далеко обогнав своих запыхавшихся гувернанток. Мара инстинктивно потянулась к поводьям, но грум уже соскочил с запяток, чтобы перехватить детей, а Дэр остановил экипаж.
      – Ты справишься с лошадьми? – спросил он ее, побледнев.
      – Да, конечно.
      Он бросил ей поводья, спустился вниз и присел на корточки перед детьми – очевидно, для того, чтобы отругать их. Как бы то ни было, через мгновение от недовольства не осталось и следа, и темноволосая девочка и крепкий мальчик с каштановыми волосами повисли на нем, оживленно рассказывая о чем-то.
      «Папа»?
      Мара едва могла дышать из-за боли, разрывающей ее изнутри.
      Грум держал лошадей, а без помощи она не могла спуститься с сиденья. Хотя с высоты ей было многое видно.
      Гувернантки, улыбаясь, вернулись к своим обязанностям. Дети относились к Дэру так, словно он был божеством, сошедшим на землю, и, хотя он сидел к ней спиной, она видела, что он тоже невероятно рад этой встрече.
      «Папа»?
      Как получилось, что она не знает о том, что Дэр женился? Пусть Саймон только приедет – она свернет ему шею!
      Нет. Невозможно. Саймон рассказал бы об этом всей семье. И хотя девочке на вид было всего четыре года, мальчику, должно быть, было все пять или даже шесть. Он должен был быть зачат, когда Дэру было около двадцати и он непрерывно приезжал в Брайдсуэлл. Он не был женат в то время.
      Значит, незаконные. Но это тоже походило на абсурд. Она не могла представить, чтобы у Дэра были незаконнорожденные дети, он бы не позволил себе этого. Тем более он так их любит. Затем разгадка снизошла на нее.
      Приемные дети.
      Он недавно женился на вдове с детьми. Разумеется, так и было! Та бельгийская вдова, которая спасла ему жизнь. От такого открытия у Мары закружилась голова. Дэр женат! Но почему, почему она узнаёт об этом сейчас, когда стало так очевидно, что он нужен ей?!
      Дэр повернулся, и она увидела его лицо, освещенное счастьем. Ей нужно постараться быть счастливой для него.
      Он поспешил к ней.
      – Прошу прощения, я тебя совсем бросил. Не хотела бы ты спуститься и познакомиться с детьми?
      Мара выдавила улыбку:
      – С удовольствием.
      С его помощью она спустилась с экипажа и подошла к детям, которые явно не расценивали ее появление как что-то приятное. Для брата и сестры они были слишком мало похожи друг на друга. Крепкого мальчика с каштановыми волосами можно было бы назвать некрасивым, в то время как девочка с овальным лицом, огромными глазами и темными буйными кудрями была настоящей красавицей.
      – Мара, – сказал Дэр, – позволь мне представить тебе Дельфи и Пьера. Дети, это моя подруга леди Мара Сент-Брайд.
      – Рада познакомиться с вами, Дельфи, Пьер.
      Дети, не скрывая своего недовольства, все же ответили на ее приветствие идеальными поклоном и реверансом. Но затем Пьер склонил голову набок.
      – Нашего дядю Саймона, его тоже зовут Сент-Брайд. – Он говорил с сильным французским акцентом.
      Получается, Саймон знал о семье Дэра. Его нужно убить, это точно!
      Мара улыбнулась:
      – Он мой брат.
      Дети расслабились.
      – Ah, bon, – сказала Дельфи. – Мне очень нравится ваша шляпка, мадам.
      – Она ни о чем, кроме одежды, не думает, мадам! – возмутился мальчик.
      Мара была очарована их непосредственностью.
      – А о чем думаешь ты, Пьер? О лошадях?
      – Qui, и об оружии, мадам. Когда я вырасту, я стану солдатом. Или, может быть, морским офицером. – И мальчик обратился к Дэру: – Я хочу игрушечную лодку, папа.
      – Посмотрим, – сказал Дэр, но по его интонации можно было сделать вывод, что лодка у Пьера скоро будет. – У меня была замечательная лодка, когда я был маленьким. Интересно, что с ней стало?..
      – Может быть, она в Йоувил-Хаусе, папа? Можно мы поищем?
      Дети жили с ним? Ну разумеется! Они же его приемные дети. Но прошлой ночью Мара была в Йоувил-Хаусе, включая спальню Дэра. И хотя, возможно, у его жены была отдельная спальня, что-то тут все же было не так.
      Ей хотелось разрешить все свои сомнения несколькими прямыми вопросами, но как это сделать тактично? Для подобной ситуации этикета не существовало. Она почувствовала прикосновение к юбке и взглянула вниз. Дельфи рассматривала шелковый шнурок, украшавший ее платье спереди.
      – Cest joli.
      – Merci beaucoup.
      Глаза девочки заблестели.
      – Vous parlez francais, madame! Papa, il le parte avec nous, et Janine aussi, mais tous les autres, cest anglais, anglais, anglais.
      Она болтала не умолкая, а Мара возблагодарила про себя свою учительницу по французскому, занятия с которой она всегда считала напрасной тратой времени, поскольку путешествия во Францию были невозможны из-за войны.
      Затем Дельфи потребовала внимания своего отца, и дети потащили его к Серпентайну, чтобы показать ему что-то, Дэр взглянул на Мару, спрашивая разрешения, девушка улыбнулась и присоединилась к ним. У него была радость в жизни, и ей это должно быть приятно.
      Пьер показал на один очень красивый игрушечный корабль, идущий по воде под полными парусами. Дельфи бегала за утками под присмотром своей гувернантки, а затем остановилась, чтобы нарвать лютиков и ромашек. Это казалось идеальной семейной сценой, вот только Мара была здесь посторонней.
      Девочка подбежала и протянула половину своих цветов Дэру, а половину Маре. Дэр закрепил свой букетик в петлице, как и положено хорошему отцу. Мара же заткнула свой за петельку шнура на корсаже.
      Дельфи посмотрела на нее в упор и сказала по-французски:
      – Моему папе теперь хорошо.
      – Надеюсь.
      – Он не умрет.
      – Нет, разумеется, нет.
      Девочка кивнула, как будто они только что установили правду. Не было сомнений, что Дельфи познакомилась с Дэром, когда тот был при смерти. Мара сглотнула слезы и улыбнулась. Ей хотелось убежать домой и оплакать свое горе.
      Наконец Дэр отвел Мару обратно к фаэтону. Она была уверена, что он с большим удовольствием остался бы с детьми у реки, и если бы была возможность вернуться домой одной, она бы оставила его там.
      – Они замечательные, – сказала она, когда экипаж тронулся.
      – Когда не ведут себя как чертята, – улыбнулся он ей.
      – Они бельгийцы?
      – Возможно. Я не уверен.
      – Не уверен?
      Он взглянул на нее.
      – Разве Саймон тебе не рассказывал? Это дети той женщины, которая ухаживала за мной после Ватерлоо.
      – Я так и решила, но уж она-то должна знать их национальность! – Это прозвучало довольно резко.
      – Если и так, то рассказать об этом она не может. Она умерла.
      – О, Дэр, мне так жаль! – Но жаль Маре не было. У нее было ощущение, словно солнце внезапно выглянуло из-за туч.
      – Саймон и вправду ничего тебе не говорил? – спросил он.
      – Нет… Я подумала, что ты женился на ней. Из благодарности.
      Дэр внимательно посмотрел на нее и ничего не ответил. Было видно, что его мысли далеко.
      Мара ужасно боялась совершить какую-нибудь грубую ошибку, но не могла удержаться от вопроса:
      – Почему тогда дети зовут тебя папой?
      – Они привыкли, и я стану их отцом, если никто не захочет взять эту роль на себя. – И, словно кто-то вынуждал его, Дэр добавил: – Им многое пришлось пережить.
      Они долго ехали молча. Эта неожиданная встреча в парке произвела на Мару сильное впечатление.
      Ее реакция на мысль о женитьбе Дэра не оставила никаких сомнений.
      Ей хотелось самой выйти за него замуж.
      Наверное, это означает, что она любит его, хотя ее эмоции были слишком бурными, чтобы их можно было описать таким нежным словом. Она вдруг стала хорошо понимать влюбленных мужчин, которые на протяжении многих лет похищали женщин. Если бы она могла, то забросила бы сейчас Дэра на круп лошади и ускакала с ним.
      Ей пришлось сделать над собой усилие, чтобы не рассмеяться. Она не была ни Эллен, ни Локинвар. Более того, не было причин, по которым она и Дэр не могли бы встречаться, а потом пожениться.
      Когда Дэр остановил лошадей перед домом Эллы, у Мары возникло чувство, будто он ускользает от нее, будто он прямо сейчас может уехать из ее жизни раз и навсегда.
      – Что мы будем делать завтра? – спросила она весело. – Ты обещал развлекать меня.
      – Как обезьянка? – Если он и улыбнулся, это была очень холодная улыбка.
      – В красной шапочке, – добавила она, – танцующая под шарманку. Я слышала, в театре «Адельфи» есть обезьянки.
      – Это уж слишком, Чертенок.
      Грум уже держал лошадей, так что Дэр слез с экипажа и обошел его, чтобы помочь ей.
      Но Мара не собиралась так легко сдаваться:
      – Если ты не хочешь идти в театр, тогда, может быть, подойдут пробки месье Дюбурга?
      По крайней мере, ей удалось его заинтересовать.
      – А это что такое?
      – Художественные модели, выполненные из пробки. Говорят, выставка просто изумительная.
      – Из, пробки? – с сомнением произнес он.
      – Пожалуйста!
      Она испугалась, что он вот-вот откажется, но он сказал:
      – Хорошо.
      Мара еле сдержалась, чтобы не запрыгать от радости.
      – Завтра? В десять? – И, не давая ему возможности передумать, добавила: – Спасибо! – Она поцеловала его в щеку, точь-в-точь как это делала маленькая Дельфи.
      Но она была не маленькая Дельфи, да и он не смотрел на Дельфи с таким недоумением. Мара еще раз ослепительно улыбнулась ему и упорхнула в дом, чтобы не успеть сделать еще какую-нибудь глупость. Она взбежала по лестнице на второй этаж и прильнула к окну. Фаэтон уже исчезал за поворотом, так что она увидела Дэра лишь мельком.
      Мара написала его имя на запотевшем от ее дыхания стекле.
      Дэр.
      Лорд Дариус Дебнем. Леди Дариус Дебнем. Таким будет ее титул после замужества. Леди Дэр.
      Она уже написала Саймону, чтобы он быстрее приезжал в Лондон. Ей нужны были его объяснения и совет. Его приезд все изменит. Дэр не будет больше одинок, и у нее уже не будет поводов вытаскивать его куда бы то ни было.
      Мара отошла от окна, вынимая булавки из шляпки. Ей хотелось каждый день быть с Дэром наедине и взмахнуть волшебной палочкой, чтобы в одночасье избавить его от всех проблем.

      Дэр расслабился, доверив лошадей груму. Кажется, он вовремя проводил Мару. Его физическое состояние резко ухудшилось.
      Он не закрывал глаза, поскольку в таком случае раскачивание экипажа становилось еще невыносимее. Ледяной пот тонкими струйками стекал по позвоночнику. В желудке было такое ощущение, будто его кто-то сжимал и выкручивал, а зубы в любой момент могли начать стучать.
      Они проехали мимо аптеки, и он почувствовал почти физическое притяжение к этому заведению. Остановиться и купить опиум?
      – Риггс!
      – Да, милорд?
      – Вы не должны ни при каких обстоятельствах останавливаться по дороге домой.
      – Хорошо, милорд.
      Слуги знали. Все знали, какими нечеловеческими усилиями он перебарывает пристрастие к наркотику. Иногда Дэру казалось, что у него не осталось никакой личной жизни, никакого достоинства.
      Он делал все, чтобы обрести свободу. Но дорога к свободе была чертовски болезненной.
      Оказавшись дома, он прямиком направился в свою комнату. Солтер встревоженно посмотрел на него.
      – Ничего особенного не случилось. – Дэр попытался улыбнуться, но неожиданно скривившийся уголок рта превратил улыбку в гримасу. – Не знаю, что не так. Я еще не должен чувствовать таких болей. – Но затем он сказал: – Я принял вчера лишнюю дозу. Проблема в этом? Я все испортил?
      Боже, Боже! Неужели придется начинать медленный процесс снижения дозы заново? Неужели одна доза могла все испортить? Но дьявол внутри его прошептал: «Какой смысл? Ты никогда не освободишься. Сдавайся сейчас. Принимай столько, сколько нужно, чтобы чувствовать себя комфортно». Холодный пот крупными каплями выступил у Дэра на лбу.
      – Присядьте, сэр. – Солтер усадил Дэра в кресло, но тот снова вскочил.
      – Палки!
      Обычно они делали это только ночью. Дэр быстрым шагом прошел в бальный зал, скинув на ходу фрак и жилет. Там он снял ботинки и взял одну из длинных палок, которые принес Солтер, не обращая внимания на холод, озноб и приступы тошноты. Он будет сражаться с дьяволом до смерти.
      Он тренировался самостоятельно, пока Солтер раздевался и пока наконец не напал.
      Это было его лучшее облегчение, его утешение, его спасение в трудные времена – сражаться, потеть, не думать ни о чем, кроме своих движений и реакций.
      Не бокс. Бокс вызывал у него отвращение, особенно если дрались до крови. Фехтование же было слишком утонченным и изысканным. Древнее же искусство квотерстафа было достаточно приземленным и изматывающим, к тому же требовало огромной концентрации.
      Дэр сосредоточился на палках, пока его не отвлекло какое-то движение.
      Фенг Руюан.
      Палка Солтера со всей силы ударила Дэра по бедру, и он моргнул, прежде чем повернуться и поклониться, сложив руки ладонями друг к другу. Что его наставник делал здесь, проскользнув в комнату так беззвучно? Его время приходило ночью.
      Руюана нашел Николас Делейни, человек, который лучше остальных понимал Дэра. Иногда Дэру казалось, что во время путешествий Николасу тоже довелось попробовать опиум и потом спасаться бегством из его сладких объятий.
      Высокий и тихий Руюан привез с собой много умений, например массаж, успокаивавший измученное тело, и травы, избавляющие от самых худших симптомов. Кроме того, он привез искусство физических упражнений, которое спасало Дэра бессонными ночами, целую философию по борьбе с недугом. Он не одобрял квотерстаф, но и не запрещал его.
      – Ты пропустил время. – Руюан, как всегда, говорил тихо, речь его была ясной, хотя и с акцентом.
      Эти слова прозвучали как музыка для ушей Дэра. Он пропустил время приема дневной дозы, а его распорядок дня настаивал на том, что он должен ее принимать, и не менее категорично запрещал принимать ее раньше времени.
      – Возможно, я могу обойтись без нее, – сказал Дэр и сам испугался собственных слов.
      – Так не пойдет.
      – Почему? Может быть, это и есть тот самый момент? Время отказаться от чудовища и выжить? Почему не сейчас? Не сегодня?
      – Импульсивный отказ не меньше говорит о слабости, чем импульсивное подчинение своим желаниям.
      Он вновь поклонился и ушел, его мягкая бесшумная походка маскировала потрясающую физическую силу.
      – Что это значит? – недоумевал Дэр, нервно крутя в руках палку. – Почему я должен следовать по этому пути? Моя цель – освободиться от опиума, но когда я говорю, что хочу это сделать, он заявляет, что рано. Какой смысл во всем этом? Почему нельзя? Если я хочу! Я лорд! Я могу делать все, что хочу…
      Рука Солтера остановила его. Черт, он начал лепетать как ребенок! Еще немного, и он бы начал проговаривать каждую дурацкую мысль, приходившую в его измученную голову.
      – Пойдемте, вы поедите, сэр. – Солтер забралу него палку и отвел его обратно в спальню, где уже были приготовлены холодная ветчина, хлеб и фрукты.
      Дэр не хотел есть.
      Но это тоже было частью порядка, тех правил, которые установил Руюан и которые должны были привести его к цели. Он должен принимать дозу опиума ровно в назначенное время. Перед этим необходимо как следует поесть, чтобы притупить эффект и замедлить всасывание.
      Он впихнул в себя содержимое тарелки, а затем всмотрелся в бокал темной жидкости, который Солтер поставил перед ним. Он попробовал, убедить себя в том, что пьет это, потому что таково правило. Но если бы Солтер попробовал отнять у него бокал, то он мог бы и убить его.
      Черт! У него тряслись руки.
      Ядовитое наследие Терезы Беллер, царствие ей небесное… То, что он ненавидел больше всего на свете, но без чего, не мог жить. Он осушил бокал. На какое-то время мир станет спокойным, без борьбы, без боли, без каких бы то ни было страданий. И с этой иллюзией будет трудно расстаться.

      На следующий день Мара проснулась очень рано и думала только о том, что скоро увидит Дэра. Кто бы мог подумать, что посещения выставки моделей из пробки можно ожидать с таким волнением?
      Чтобы не считать минуты до появления Дэра, она взялась писать письмо подруге, но послание выходило неискренним, потому что она не могла ничего написать о нем. По крайней мере, пока. Она вышла из того возраста, когда признаются в импульсивных увлечениях.
      Импульсивных?
      Мара уставилась в пространство. Скорее, ей казалось, что ее чувство было предопределено, даже отсутствие интереса к прочим поклонникам, вероятно, объяснялось тем, что она уже принадлежала Дэру. Она могла без труда вообразить себе их свадьбу в церкви Монктон-Сент-Брайд.
      Мара вернулась к письму, описала скучные политические ужины и поездку в парке «со старым другом Саймона».
      Пришла Рут с водой для умывания.
      – Нынче вновь чудесный день, миледи. Что вы наденете?
      – Я сегодня опять пойду с лордом Дариусом. Мы собираемся посетить выставку пробки. – Она мысленно перебрала свои платья для прогулок и решила пожертвовать удобством ради красоты. – Я надену зеленое с оборками и бронзовой мантильей.
      Рут сжала губы, она предпочла бы отправить Мару на улицу в одеянии монахини, но не осмелилась выразить свой протест открыто.
      Одевшись, Мара зашла к Элле и поиграла с маленькой Эми, впервые задумавшись о своих собственных детях. Детях Дэра. Когда слуга доложил, что лорд Дебнем ожидает ее внизу, она поспешила надеть перчатки, мантилью и шляпку, но спустилась в холл медленно, с чувством собственного достоинства.
      Увидев его, Мара еле сдержалась, чтобы не броситься ему на шею. Когда она приняла предложенную руку, это простое движение взволновало ее как поцелуй. Она смогла вежливо поприветствовать его, но затем начала болтать без остановки:
      – Надеюсь, будет интересно, хотя на многое я не рассчитываю. В конце концов, это всего лишь пробка…
      – Мне доводилось видеть занятные модели из бумаги, гипса и даже кости, – сказал он.
      – Помню, как-то наша гувернантка предложила нам сделать египетскую сценку с пирамидами из папье-маше и песка. Мы потом еще долго вытрясали песок из одежды и выметали из ковров.
      – Могу себе представить! Вы занимались все вместе?
      – Обычно да. Хотя Бенджи в конце концов пошел в школу. – Маре хотелось перерезать себе горло. Он умрет от скуки, если она будет продолжать в том же духе. – А когда ты пошел в школу? – спросила она.
      – У меня были гувернеры, а в тринадцать лет я отправился в Харроу.
      – Тебе не жаль было уезжать из дома?
      – Вовсе нет. Даже наоборот, я был рад сменить обстановку.
      Она уговорила его рассказать несколько историй о повесах, в том числе о Саймоне, которые ее брат скрывал от нее. Незаметно за разговорами они прибыли на выставку на Гросвенор-стрит.
      Здание было похоже на любой другой дом на улице, но когда Дэр заплатил за вход, их провели в большую светлую комнату. На столах у стен были расставлены миниатюры, изображавшие древние монументы, а в центре комнаты был установлен удивительный экспонат – гвоздь программы.
      – О Боже! – воскликнула Мара, подойдя ближе к скалистому камню, на вершине которого находились развалины храма. С вершины холма стекала вода, собираясь в небольшое озеро у его основания. – Неудивительно, что они так знамениты. Если бы не размер, я бы могла решить, что они настоящие.
      – Искусно выполнено, – согласился Дэр.
      – Неужели это и вправду все из пробки? – Маре хотелось прикоснуться к модели, чтобы удостовериться. Она оглянулась по сторонам, в комнате были только шесть других посетителей, но смотритель уже спешил к ним.
      – Так и есть, мадам, – ответил он. – Месье Дюбург совершенно случайно обнаружил, что пробка является идеальным материалом, как по текстуре, так и по цвету, для выполнения миниатюр старинных построек.
      Он продолжал о чем-то рассказывать, но Мара просто смотрела, наслаждаясь тем впечатлением, что производила на нее композиция. Наступила тишина, и она увидела, как Дэр дает служителю монетку, а тот уже спешит к следующей паре посетителей.
      – Знаешь, у меня какое-то странное чувство, что из игрушечного храма вот-вот выйдут люди, – сказала она.
      – Возможно, люди не выходят только потому, что это руины? Руины должны быть покинутыми, – улыбнулся Дэр.
      Она взглянула на него:
      – Ты когда-нибудь видел настоящие руины? Я хочу сказать – в Греции?
      – Нет, но когда-нибудь я обязательно туда съезжу.
      Он собирается путешествовать? Она не могла представить себе, чтобы она разделила с ним такой образ жизни. Сент-Брайды из Брайдсуэлла никогда не уезжали далеко от дома. Такова уж их природа.
      – Куда еще ты хотел бы поехать? – спросила она разочарованно.
      – Теперь вся Европа открыта перед путешественниками. Разве ты сама не хотела бы отправиться куда-нибудь?
      – Ну, возможно, короткие поездки я бы осилила, – сказала она, добавляя про себя: «И то только с тобой».
      – Вы всегда была домоседами, Сент-Брайды из Брайдсуэлла, – усмехнулся: Дэр. – Но честно говоря, меня теперь тоже мало прельщают далекие страны…
      – Ты когда-то был полон энтузиазма, Дэр.
      Он взглянул на миниатюру.
      – А храм когда-то был полон прихожан. Пойдем посмотрим на могилу Вергилия.
      – Никаких могил, – твердо сказала Мара. – Если верить моему путеводителю, тут должна быть модель Везувия, который действительно извергается. Я хотела бы взглянуть на это.
      Дэр покачал головой, но подозвал служителя.
      – Да, сэр, мадам. Эта миниатюра находится в той стороне зала, в отгороженном углу, поскольку она должна быть в темноте. Но вулкан извергается только в определенное время.
      – Очень удобно, – прокомментировал Дэр. – Как было бы здорово, если бы люди вели себя так же.
      Его глаза сверкнули, и Маре показалась, что она сама вот-вот взорвется. Поэтому она изобразила яркий энтузиазм:
      – Я так хочу посмотреть, как он будет извергаться, Дэр!
      – Честно говоря, мне тоже хотелось бы это увидеть. Но естественная темнота кажется мне более подходящей, чем занавески. Давай я привезу тебя сюда сегодня вечером?
      – Да! Нет… Как жаль, я не могу! Мы идем в театр. Наконец-то. «Ковент-Гарден». Какая-то новая пьеса под названием «Выбор леди». Но мы обязательно должны сюда вернуться. Обещаешь? И не езди сюда без меня.
      – Обещаю. Я почти все время совершенно свободен, так что ты можешь назначить день.
      – Как день свадьбы! – вырвалось у Мары, и она густо покраснела, – О, посмотри, пирамиды! – Она отвела его к боковому столику. – Они меньше, чем те, что когда-то делали мы, но больше похожи на настоящие.
      Они полюбовались пирамидами, потом прошли мимо амфитеатра и обелиска. Эти модели были совсем крошечными, но очень реалистичными.
      – Храм Сивилл в Тиволи, – прочитала Мара на следующей табличке. – А что такое сивилла?
      – Оракул.
      – А это не одно и то же?
      – Возможно, сивилла – это один из видов оракула. Или оракул – один из видов сивиллы. Точно так же, как шалунья – это вид молодой леди, но не все молодые леди являются шалуньями.
      Она сморщила носик:
      – Но эта шалунья знает кое-что о сивиллах.
      – Что?
      – У одной из них – не помню точно какой – было двенадцать книг с предсказаниями. Она предложила их королю… тоже не помню которому…
      – Не слишком внимательная ученица, – заметил Дэр.
      – А ты был добросовестным учеником?
      – Нет. – Он все еще улыбался, так что Мара продолжила свой рассказ:
      – Эта сивилла предложила книги королю за огромную сумму денег. Он попытался торговаться, тогда она сожгла три книги и предложила ему оставшиеся девять по той же цене. Когда он отказался платить, она сожгла еще три книги. К тому времени, когда он сдался, осталось только три книги, и он заплатил за них первоначальную цену. Она мне нравится.
      – Да уж. Но только подумай обо всей потерянной мудрости.
      – Но это была вина короля – он был слишком мелочным. Наверное, он думал, что женщина уступит его требованиям.
      – От короля следовало бы ожидать большей мудрости.
      – Почему?
      Он рассмеялся:
      – Великолепный вопрос, особенно учитывая то, что наш король сумасшедший. Что у нас дальше? Грот Эгерии. Кто такая Эгерия? Нам нужны Николас или Люсьен.
      – Правда? – Маре понравился его смех. Он взглянул на нее:
      – Николас Делейни и Люсьен, лорд Арден.
      – Это я знаю. Но зачем они нам здесь?
      – У Николаса ум как у сороки, а Люсьен – только не говори никому – был замечательным ученым.
      – Ужасно! – заявила она, переходя к какому-то средневековому зданию.
      Служащий возник словно ниоткуда.
      – А-а, Верона! Место трагической истории двух несчастных влюбленных. Это модель дома Джульетты, Каза-ди-Джульетта. А здесь вы можете видеть тот самый балкон, на котором стояла прекрасная Джульетта, в то время как ею любовался синьор Ромео. Кроме того, здесь находится могила…
      – Никаких могил, – сказал Дэр и утянул Мару дальше. – У тебя и так дьявольские волосы, не хватало еще привить тебе мысли о несчастной любви.
      – Я из Сент-Брайдов из Брайдсуэлла, – запротестовала она смеясь. – Я на такое не способна.
      – …Колизей, где христианских мучеников скармливали диким животным, – с завидным упорством декламировал служитель.
      – Ты можешь себе представить, чтобы семья Сент-Брайд была вовлечена в кровную вражду с кем-нибудь? – поинтересовалась Мара.
      – Если речь идет о Саймоне – да. – Дэр поблагодарил усердного гида и отослал его с еще одной монеткой в кармане.
      – Он сделает себе состояние, приставая к нам, – сказала Мара. – Я думаю, в Саймоне уже перегорела вся ярость, а Дженси – воплощение спокойной практичности.
      – Стало быть, это идеальный союз.
      – Ты думаешь, только противоположности сходятся? Элла и Джордж очень похожи друг на друга, и Руперт с Мэри, и мама с папой…
      – Но ни у одного из них нет дьявольских волос.
      – Так какой же должна быть моя противоположность?
      – Скучной.
      – Полагаю, это комплимент.
      – Думаю, многие мечтают о скучном супруге. – Он развернул ее к экспозиции. – Обрати внимание на руины.
      – Парфенон, – сказала Мара, рассматривая знаменитый храм. – Знаешь, папе бы здесь понравилось. Он считает, что под Брайдсуэллом находится древний храм.
      – Я бы не удивился.
      Мара мельком взглянула на него, удивленная его тоном:
      – Почему?
      – В этом месте есть что-то особое.
      – Да это просто развалюха!
      – Я не имею в виду сам Брайдсуэлл, хотя и в нем заключена своя доля магии, а церковь, деревню. Все это построено на землях старого монастыря. Если бы это было на языческой земле, то было бы понятно, почему там так… хорошо, – закончил он, хотя это слово ему явно не нравилось.
      Сердце Мары быстро билось.
      – Тебе там всегда рады, Дэр. Мы считаем тебя членом семьи…
      «Не хотел бы ты жить там? Женись на мне, и это можно будет устроить. Папа уже построил крыло для Эдмунда и Мэри. Построит одно и для нас».
      Но он уже осматривал комнату.
      – Пьеру бы здесь понравилось. Особенно вулкан.
      Мара упустила момент. Ничего, будут и другие.
      – Мальчишки всегда одинаковы, – сказала она. – И любят шумные извержения.
      Он улыбнулся ей:
      – Кажется, я помню, что некая леди тоже выказывала интерес.
      Мара сморщила носик:
      – Как ты и говорил, все дело в волосах.
      Они прошли мимо последней модели и вышли из дома. Мара посмотрела на облака, надеясь, что дождя сегодня не будет. Дождь, конечно, не испортит ей настроение, но тогда им придется поспешить домой.
      – Купите сувенир для вашей леди, сэр.
      Грубый голос привлек внимание Мары к женщине, торговавшей репродукциями моделей. В руке она держала одну из них, чтобы заинтересовать Дэра. «Вашей леди». Мара смаковала эти слова.
      Копии были довольно грубо выполнены, но Мара подняла ту, что изображала вулкан.
      – Интересно, можно как-нибудь так сделать, чтобы он извергался? Наполнить его порохом, например?
      – Нет, – твердо сказал Дэр, забирая модель у нее из рук. – Но Пьеру она понравится, а подобных мыслей у него не возникнет. – Он купил ее, а также Каза-ди-Джульетта для Дельфи.
      – Ты заложишь в нее мысль о несчастной любви, – поддразнила его Мара.
      Дэр поднял модель могилы Джульетты.
      – Для тебя, – сказал он. – В качестве предостережения от несчастной любви.
      Мара возмутилась при этих словах, но приняла пакет с удовольствием. Первый подарок от Дэра! Они повернули по направлению к дому Эллы, который находился совсем недалеко, но Маре претила сама мысль о том, что их экскурсия вот-вот закончится.
      – Ты не будешь против, если мы заглянем в книжный магазин на соседней улице? – спросила она. – Он совсем не далеко, а меня там ждет копия «Фантазийных рассказов» Сары Берни.
      – О чем же эта фантазия?
      – Обо всяких воображаемых вещах. В данном случае про кораблекрушение.
      – Которое, к сожалению, слишком реально.
      – Во время этого кораблекрушения женщина и ее дочь оказываются на необитаемом острове, прямо как Робинзон Крузо.
      – С мужчиной Пятницей?
      – В виде благородного английского джентльмена, также жертвы этого кораблекрушения.
      Его губы скривились.
      – Вот это уж точно плод воображения.
      – Что? Благородный английский джентльмен? – Ее смеющиеся глаза повстречались с его взглядом. Идеальный момент. – Это должна быть полная приключений история. И очень трогательная.
      – Не сомневаюсь.
      – Дэр, о чем ты думаешь?!
      – Мара, мужчины всегда думают о чем-то подобном.
      Она подмигнула:
      – И женщины тоже.
      Он приподнял брови и провел ее внутрь магазина. Продавец поспешно поклонился и достал «Фантазийные рассказы» в трех томах с уже разрезанными страницами и протянул пакет Дэру.
      – Раз уж у меня есть носильщик, – сказала Мара, – посмотрю-ка я, что еще есть на полках.
      Дэр последовал за ней, протестуя:
      – Разве три тома не займут у тебя по меньшей мере месяц?
      – У Эллы я веду такой уединенный образ жизни. – Она кинула на него быстрый взгляд. – За исключением тех случаев, когда мне на выручку приходит настоящий герой.
      – Скоро приедет Саймон.
      – Брат не может быть настоящим героем для своей сестры.
      – Но когда он приедет, разве ты не переедешь с ним и Дженси в Марлоу-Хаус?
      – Да, и там жизнь обещает быть намного интереснее, особенно если там будут повесы.
      – Звучит как «будут крысы».
      Мара рассмеялась:
      – На целую чуму хватит.
      Она принялась рассматривать корешки книг.
      – О, смотри! – Она схватила четыре тома, озаглавленные «Охотницы за мужьями!!!». – Три восклицательных знака. Весьма многообещающе, как ты думаешь?
      – Даже слишком, особенно от автора по имени Амелия Боклер. А о чем эта? «Бароцци, или Венецианская колдунья».
      – Автор – всего-навсего Кэтрин Смит. Разве такое заурядное имя не предвещает заурядную книгу?
      – Мара, как что-либо, связанное с венецианской колдуньей, может быть заурядным?
      – Ты удивишься, – мрачно заметила она. – Есть писатели, которые придумывают увлекательнейшие заголовки, только чтобы с их помощью продавать нравоучительные рассказы. За такое нужно в тюрьму сажать.
      – Если я когда-нибудь попаду в парламент, постараюсь протолкнуть этот закон. Мне вдруг пришло в голову, что тебе следует писать романы.
      Мара в изумлении посмотрела на него:
      – Мне? Да я письма с трудом пишу.
      – Но у тебя уже есть подходящее имя. Разве ты не видишь? «Пленное тело Жестокой башни». Автор – Адемара Сент-Брайд.
      – Да, великолепно. Только как тело может быть пленным?
      – Но мы же говорим о воображаемых событиях. Тело находится под действием заклятия. Или специального яда.