Глава 13

Карета тронулась, а у Крессиды на секунду мелькнула мысль о том, чтобы выскочить из нее. Опять с ним в этой тесноте? После всего, что случилось? По крайней мере здесь были две свечи. Это более яркий свет, чем был у них почти весь этот вечер, а свет, без сомнения, помогал обрести рассудок.

Трис вытянул свои длинные ноги, обтянутые атласом. Девушка могла легко дотянуться до его бедер и погладить…

Набравшая скорость карета качнулась на повороте, но Крессида успела схватиться за ремень.

– Мой информатор, возможно, не ошибается, – сказал Трис, – но я решил все-таки проверить. Кэри убедится, что все так, как нам сказали, и последует за нами.

– Но на нем нет маскарадного костюма.

– Сомневаюсь, что сейчас кто-то обратит на это внимание.

Крессида подумала, что они странно выглядят сейчас в своей одежде. Во время вечеринки она привыкла к своему костюму, но теперь чувствовала себя так, будто она в одном нижнем белье. Как будто они оба в одном белье.

Это походило на то, как если бы Адам и Ева внезапно обратили внимание на свою наготу. Какое яблоко она надкусила, вырвавшись из ада?

Трис открыл дверцу маленького шкафчика и достал серебряную фляжку и два серебряных стаканчика.

– Бренди. Хочешь?

Она подавила дрожь.

– Нет, спасибо, ваша светлость.

Крессида все время повторяла его титул для самозащиты. Этот роковой напиток, наверное, все еще бродит в ее крови! Еще немного алкоголя, и она ослабеет настолько, что перестанет понимать, что с ней происходит.

– Выпей, ты согреешься. Нам нужно было взять с собой одеяла.

Одеяла. Постель…

– Мне не холодно, ваша светлость. – Кажется, они выехали на ровную дорогу, и поэтому она отпустила ремень. – Что мы будем делать, ваша светлость, если мисс Куп не отдаст вам статуэтку?

Он резко повернулся к ней:

– Если ты еще раз так назовешь меня, то я за себя не ручаюсь. По крайней мере называй меня Сент-Рейвен. Но будет очень любезно с твоей стороны, если ты будешь звать меня Трис.

– Трис, – прошептала Крессида, чувствуя себя так, словно она усмиряет дикое животное. Но девушка видела, что для него это было важно, что она обидела его, обратившись к нему так официально. Конечно, она ведь может уступить в такой мелочи и избежать катастрофы. – Трис, – сказала она отчетливо и сняла вуаль и маску, чтобы разрушить барьер между ними.

Атмосфера изменилась, и она снова смогла свободно дышать. Трис даже улыбнулся своей дразнящей улыбкой, которая стала ей так дорога.

– Тристан Трегеллоус к вашим услугам. Не беспокойся насчет драгоценностей. Теперь это мое дело, и я не подведу. На карту поставлены мои гордость и честь.

В ее взгляде он заметил некоторое сомнение.

– Ты не веришь, что я человек чести?

До сих пор он давал ей понять, что презирает ее веру в добро и зло, так почитаемую в Мэтлоке.

– Ты все твердила о морали, – сказал он, – а это совсем другое дело.

– В морали нет ничего дурного.

– За исключением того, что она встает на пути удовольствия. Как и белье…

Внезапный толчок кареты бросил Крессиду в руки Триса. Он осторожно усадил ее на сиденье. Девушка снова схватилась за ремень, поклявшись держаться за него до самой «Ночной охоты».

– Прошу тебя, скажи мне, ты руководствовался понятием чести, когда грабил честных путешественников на Королевской дороге?

– Ах да. – Он вытянул свои длинные ноги по диагонали, чтобы выиграть побольше свободного пространства.

Крессида осторожно подтянула свои ноги так, чтобы не коснуться его.

– Это сентиментальная история, но, возможно, она не так плоха, как ты думаешь. Я же говорил тебе, что я стал Ле Корбо только на одну ночь?

– Да.

– Когда я весной вернулся в Англию, то обнаружил, что здесь действует разбойник, который назвался Вороном. По-французски это звучит «рейвен». Кроме того, он разбойничал на дорогах неподалеку от моего дома. Даже в его облике был намек на нашу семью, хотя большинство людей и не заметили бы этого. В Сент-Рейвенз-Маунт есть портрет моего прадедушки в точно таком же костюме, как, рассказывают, носит Ле Корбо.

– Боже мой, как он мог узнать об этом?

– Это один из тех вопросов, которые я хотел бы задать ему. Почти все лето я расследовал это дело и в конце концов нашел его логово – полуразрушенный дом в полумиле от «Ночной охоты», будь прокляты его наглые глаза! Извини!

– Могу представить себе твое возмущение. И что, ты загнал его в ловушку? Поймал?

– Нет, он покаялся раньше. Но я уже нашел нечто, что изменило ситуацию.

– Что же? Не дразни!

Он ухмыльнулся:

– Что ж, эта история достойна пьесы, а я считаю себя неплохим рассказчиком. И у нас есть несколько часов. В этом доме я нашел сундук, в котором были письма и некоторые вещи. Эти вещи служили доказательством связи с моей семьей. В частности, пропавшее семейное обручальное кольцо.

– Разве оно не принадлежало твоей тете?

– Да, но, очевидно, она отказывалась носить его. Это массивное кольцо с большим сапфиром в форме звезды. Ему более двухсот лет. Прекрасное кольцо, но старомодное.

– И оно оказалось у разбойника? Украдено? А твой дядя не говорил о его пропаже?

– Нет. В отношении своего имущества он был педантичен. Каждый год составлялась опись, и особая опись была сделана после смерти моей тети. До 1790 года кольцо числилось в списке драгоценностей, хранящихся в запертой сокровищнице в Сент-Рейвенз-Маунт. После этого оно занесено в список личного имущества герцога – то есть его уже никто не мог видеть.

– Значит, в 1790 году твой дядя отдал его кому-то? – спросила Крессида, очарованная тайной. – И теперь оно у разбойника. Кто же он?

– Жан-Мари Бурро, так, кажется, его зовут. Обнаружив кольцо, я решил, что должен прочитать письма. Они написаны по-французски, но я хорошо знаю этот язык. Из них следует, что у моего дяди была любовница в Париже – это неудивительно – и в 1791 году у него родился сын Жан-Мари. Представляю, в какую ярость пришел герцог. Наконец-то у него родился сын, но этот сын все равно не может унаследовать титул.

Карету снова тряхнуло. Крессида удержалась на месте, но одна из свечей потухла. Сент-Рейвен снял с крючка ножницы, обрезал фитиль и затем зажег его, поднеся к горящей свече. Крессида не могла не заметить и не оценить изящество и ловкость его рук.

Она никогда не думала, что настолько впечатлительна.

Трис снова устроился на сиденье.

– Казалось, это еще одна гримаса судьбы. Жена герцога была здорова, родила шесть прекрасных дочерей. Он хотел сына. И затем, как говорил дядя, эта проклятая женщина прожила так долго, что он был слишком стар, чтобы жениться еще раз.

– Кажется, это был отвратительный человек.

– Возможно, – сказал он сухо.

Инстинктивно Крессида коснулась его руки. Тут же она поняла, что это было неосторожно, но было слишком поздно. Он взял ее руку и накрыл своей ладонью.

– Ты дрался? Снова? – спросила она, разглядывая ссадины на его руке.

– У меня нет такой привычки. По крайней мере если не считать спарринга.

– С кем ты дрался в Стокли? С Крофтоном?

– Увы, нет! Это был Веселый Роджер. Не спрашивай о подробностях.

Ее так и подмывало расспросить его, но она выучилась кое-чему за эту ночь. Однако ей хотелось заплакать от сожаления, что он постоянно переходил к грубому, неподобающему поведению.

– Ну, если ты дрался не из-за женщины… – Она содрогнулась, с ужасом уловив в своем голосе кокетливые ноты.

Улыбка снова заиграла на его губах, глаза заблестели.

– Ревнуешь?

– Нет!

Он удивленно поднял брови.

– Ну хорошо, немного. Ведь сегодня ночью ты был моим партнером на маскараде.

– И все еще остаюсь им… – Он поцеловал ее руку. – Рокселана…

Крессида чувствовала волнение. Как она могла подумать, что страсть умерла, опасность прошла? Одно касание, один взгляд – и она снова мечтала прижаться к нему, гладить его тело, целовать. Стук копыт казался биением ее сердца.

Она выдернула руку.

– Итак, ты нашел кольцо и письма, – напомнила она ему.

Он вздохнул и продолжил:

– Там было только одно письмо дяди, написанное им после рождения ребенка, и в нем дядя снимал с себя ответственность за него. Похоже, вместе с письмом он выслал женщине денег, но это, очевидно, был прощальный подарок. Остальные письма – от Жанин Бурро, которая умоляла о помощи, напоминая дяде о его обещаниях. Она верила, что он увезет ее в Англию и обеспечит безбедную жизнь ей и ребенку. Может, он получил эти письма и проигнорировал их, а может, не получал их вообще. Вскоре после рождения Жана-Мари революция повергла страну в хаос.

– Ты знаешь, что стало с этой женщиной?

– Нет, но думаю, что она жила, торгуя своим телом. У нее не было других способов прокормить себя и сына.

– Значит, Жан-Мари здесь? Что он ищет? Деньги? Хочет отомстить?

– Я не знаю. Он никогда прямо не обращался ко мне, но его поведение вызывающе. Я собираюсь вызволить его из тюрьмы и все выяснить. Не хочу, чтобы грязная история моей семьи обсуждалась во всех газетах и на каждом углу. Это значит, что Ле Корбо должен снова выйти на большую дорогу.

– И поэтому ограбил Крофтона… О Боже! Я не думаю, что он заявил об этом властям.

– И я так не думаю. Я сделал еще одну попытку. Вот почему мне пришлось надолго оставить тебя связанной в моем доме. Я прошу прощения за это.

Казалось, это было так давно – когда она лежала связанная, с повязкой на глазах, не зная, что будет с ней.

– Мне удалось остановить самолюбивого старого адвоката, который торопился к умирающему, – он сам заявил об этом – и забрать у него золотые часы и несколько гиней. Надеюсь, это сработает. Я не хотел бы заниматься этим снова.

– Но ты все же предложил помочь мне! Не так-то просто будет получить мои семейные драгоценности.

Неужели он испытывал неудобство, этот искушенный герцог?

– Не люблю бросать дела неоконченными.

Крессида улыбнулась ему с неподдельной нежностью. В герцоге Сент-Рейвене было много такого, о чем она сожалела, но у него было благородное сердце, и он серьезно относился к своим обязанностям. Даже по отношению к кузену-бастарду, иностранцу.

– Что ты собираешься сделать с Ле Корбо? – спросила девушка. Она прислонила голову к стенке кареты, и ее убаюкивала тряска.

– Вскоре он выйдет из тюрьмы. Я знаю, где живет Жан-Мари Бурро и чем он занимается. Он должен будет вернуться к нормальной жизни, чтобы отвести от себя подозрения, поэтому его будет легко найти и заставить открыть истинные намерения.

– Эти слова звучат как клятва мести. И это в наш просвещенный век?

– Этот век не столь просвещенный, как вы полагаете, мисс Мэндевилл из Мэтлока. Я думал, что вы успели заметить это.

– Не смейся надо мной.

– Разве я смеялся? Прошу прощения. Но этот мир не ручная птичка, Крессида. У него есть клюв и когти. Будь осторожна! Что же касается этого француза, то у меня есть власть и влияние, чтобы сделать его жизнь очень безрадостной, если я того захочу и если он этого заслуживает. Ле Корбо должен исчезнуть, – сказал он, как будто его слово было законом. – Нельзя допустить скандала, который поднимется после его поимки. Однако кажется, мой дядя отвратительно обошелся с ним и его матерью. Если он хочет получить какую-то компенсацию, то я постараюсь сделать это.

– А что, если тебе захочется остаться разбойником?

– Это был вынужденный поступок.

– Фамильная черта?

Его глаза сверкнули.

– Не смейтесь надо мной, мисс Мэндевилл. Я могу быть серьезным и даже благородным.

Крессида вздрогнула от его гнева, но затем поняла, что это было больше похоже на боль. Она пускала в него стрелы, как будто он был в броне, но, возможно, на нем не было доспехов…

– Быть герцогом – это не одно сплошное удовольствие, знаешь ли. Я провел почти все лето, занимаясь делами, а не только поиском Бурро. И не на оргиях, если уж на то пошло. Последние шесть лет я официально находился под опекой герцога, но мы так сильно не любили друг друга, что избегали встреч с тех пор, как я достиг совершеннолетия. Мне нужно многому научиться. То, что от испуга я уехал за границу, как только унаследовал титул, не пошло мне на пользу. Я был напуган.

– Чего ты испугался?

– Герцог умер от сердечного приступа, очень внезапно. Он болел, но не было никаких признаков того, что он скоро умрет. Я не был… готов. Я как-то верил, что это никогда не случится.

– Ты не хотел быть герцогом?

Дрожащий свет свечей мог обманывать, но казалось, он в самом деле удивлен ее вопросом.

– Кому это нужно? Только тому, кому нравится, когда перед ним пресмыкаются. Это огромная ответственность, и не только в смысле собственности.

– Богатство? Роскошь? Возможность поступать как хочется?

– Я понял, что не могу поступать, как мне хочется.

Его тон, его взгляд сказали ей, что он имеет в виду.

– Что же касается богатства и роскоши, – продолжал Трис, – можно иметь все это, не обладая титулом. Поверь мне, жизнь богача Триса Трегеллоуса была бы куда легче. Зачем мне двенадцать домов в шести странах, земли, сотни слуг и тысячи арендаторов, которые все зависят от меня?

– Двенадцать домов? – повторила она. – В шести странах?

– Англия, Шотландия, Уэльс, Ирландия, Франция – может, я смогу вернуть его, – и Португалия. Есть виноградник, а я не знаю ничего о виноделии.

– Ты мог бы сделать много хорошего.

– Когда? У меня нет времени.

«За то время, которое ты тратишь на распутство», – мелькнуло в голове Крессиды. Но вместо этого она сказала:

– Ты мог бы поддержать множество благотворительных дел.

– И это тоже работа, требующая времени и сил.

Она не удержалась от того, чтобы не поддеть его:

– Понимаю. Тебе докучает тяжелая работа.

– Да нет же! – Он сердился и смеялся над собой одновременно. – Людям не просто нужны мои деньги, они хотят моего присутствия на своих мероприятиях. Мое покровительство приносит деньги. Иногда я чувствую себя, словно свинья с двумя головами, такое ощущаю внимание.

Крессида не могла побороть приступ смеха, но она представила себе его страдания, и ей стало жаль его.

– Люди обращают внимание на каждое мое слово. Они стремятся угодить, особенно юные леди. Есть такие, которые сорвали бы с себя одежду и валялись бы у меня в ногах, если бы думали, что смогут таким образом получить герцогскую корону. Мужчины подражают мне. Посмотри на Крофтона!

– Понимаю, – сказала Крессида.

Крофтон решил повторить знаменитые вакханалии Сент-Рейвена и организовал этот отвратительный разгул. Теперь Трис думал, что в этом его вина.

Он вздохнул:

– Если я надену шутовской колпак, на следующий день в них будет щеголять половина Лондона…

– Думаю, это было бы сильное искушение.

Трис удивленно глянул на Крессиду, затем рассмеялся:

– Да вы шалунья, мисс Мэндевилл, не так ли?

Он пристально и долго смотрел на нее.

– Ты замечательная женщина. Почему ты так подробно расспрашиваешь меня?

Она склонила голову, затем сказала ему правду:

– Я думала, что ты хочешь поговорить об этом.

– Ты права. Я не знаю, почему это так.

Она знала, какое объяснение ей нравится, но оно никогда не сорвется с ее губ. Толчок кареты снова на секунду прижал девушку к Трису. Она чувствовала, что ее это не беспокоило и не пугало. Между ними был мир.

Глава 14

Крессида улыбалась.

– Расскажи мне еще о тяготах жизни герцога. Это будет меня утешать, когда я погрязну в нищете и обыденности своей жизни.

– Ты никогда не погрязнешь в нищете, Крессида.

Она поняла, к чему он клонит.

– Я не позволю вам содержать мою семью, ваша светлость.

– Трис.

– Думаю, Триса труднее контролировать.

Она сказала это не думая и увидела, как он сразу оживился:

– Ах, вот это интересно!

– Интересно или нет, но я никогда не возьму от тебя денег. Ты и так был слишком добр, когда согласился приехать со мной к Крофтону.

– Я просто забавлялся, и ты это знаешь. Если ты возьмешь деньги, то я буду спокойно спать по ночам.

– Мэндевиллы не принадлежат к тем тысячам людей, которые зависят от тебя.

– Но Крессида Мэндевилл принадлежит к ограниченному числу моих друзей. Разве нет?

– Это нечестно!

– Ты же знаешь, я не всегда играю по правилам.

Она встретилась с его насмешливым взглядом.

– Трис, это невозможно. Мужчины твоего круга дают деньги только своим любовницам.

Неужели огонек в его глазах был тем же, который горел в ее сердце? Удивительное искушение, особенно если учесть тот факт, что ее семья скоро окажется в нищете. Никаких шансов на хороший брак, а пожертвовав собой, она добудет денег, чтобы помочь родителям…

Он опустил ресницы, но исподволь наблюдал за ней.

– Я последний в роду Трегеллоусов и скоро должен жениться. Меня заставляли сделать это несколько лет назад, но чем больше мой дядя приказывал мне, тем сильнее я сопротивлялся. И в конце концов не так много молодых женщин, которые подходят мне по положению.

– Леди Энн? – спросила она, но затем вспомнила: – Нет, ты сказал, что она любит другого. Тогда кто? – Она гордилась своим ровным и спокойным тоном.

– О, я еще не выбирал кандидатуру. Мать леди Энн любит говорить, что главное – найти подходящего человека, а полюбить можно любого, если постараться как следует.

Крессида почувствовала себя свидетелем несчастного случая, но она уже и так слишком много говорила, а что она знает о жизни знати? Трис не мог выбирать жену только по любви. А вот любовницу может иметь по своему сердечному выбору.