Стоя в углу громадной переполненной залы, Чейз, спрятав руки в карманы, возил тяжелым ботинком по блестящему полу. Везде толклись взрослые, выпивая, смеясь, расхватывая крохотные сандвичи и кусочки сыра с воткнутыми в них странными зубочистками.
      По крайней мере он думал, что это так называется. Когда они только вошли, Чейз хорошо рассмотрел, что разносят на подносах официанты, и решил, что там нет ничего пригодного для еды.
      Богатый, дорогой дом был разукрашен к Рождеству. Санты, олени, падуб, снежинки, колокольчики, ангелы, омела... все, что имело хоть какое-то отношение к Рождеству, можно было отыскать в этом музее.
      Он ненавидел такую показушность. Если б мама с папой не заставили его идти на эту дурацкую вечеринку, в этот дурацкий старый особняк, он остался бы дома, посмотрел телевизор или отправился с братом в конюшню.
      Из случайно подслушанных разговоров родителей он узнал, что в последнее время дела их семьи идут не блестяще. Виктор Санчез нанял его отца для какой-то работы с лошадьми и хорошо заплатил, поэтому, получив приглашение в его дом на празднование Рождества, отказаться было невозможно. Невежливо, как считала мать Чейза, не принять приглашение.
      Но Чейзу все равно было непонятно, зачем надо идти ему или Мичу. Если родители желают пообщаться с Санчезами и произвести на них хорошее впечатление, отлично, но ему-то зачем время тратить?
      Тут было совсем мало подростков, а те, что присутствовали, выглядели настоящими снобами. Кое-кого из них он знал, все принадлежали к школьной элите, кругу избранных, куда их с братом никогда бы не допустили.
      Он не жаловался. Ему нравилась его жизнь, нравилось ездить на лошадях и помогать отцу ухаживать за скотом на ферме. Будь его воля, он бросил бы школу и проводил дни с животными, объезжал бы своего любимца Скайволкера.
      И ни за что не надел бы нелепый костюм, с галстуком, грозящим его удушить. Он дернул за воротник, пытаясь ослабить дьявольскую петлю раньше, чем она совсем перекроет ему воздух.
      Тут присутствовала единственная персона, вызывающая его интерес, – дочь мистера Санчеза. Она была на год-два младше Чейза, и он несколько раз видел ее в школе, но у них разные компании.
      Санчезы были богаты.
      Рэмсеи – нет.
      Елена Санчез была популярной, шикарной девчонкой.
      Никто не сказал бы, что внешность у Чейза такая, словно ему заехали в нос кирпичом, но девчонки не обращали внимания на ребят в поношенных джинсах, пыльных ботинках и потрепанных ковбойских шляпах.
      Что, естественно, не означало, будто парни в потрепанных джинсах не заглядывались на хорошеньких девочек в дорогих нарядах.
      И Чейз давно наблюдал за Еленой. Он не признался бы в этом, даже если бы брат взял его за шкирку и пригрозил ткнуть головой в грязный пруд, который они все никак не могли собраться вычистить.
      Чейз нервно, нерешительно хмыкнул и начал возить по полу ботинком еще интенсивнее. Он не решался подойти к ней в школе, когда рядом столько других ребят, но сегодня, возможно, получится.
      Это ведь рождественская вечеринка. У всех праздничное настроение, а значит – ждешь от них большей покладистости.
      Так, может...
      Оглядевшись по сторонам, он сделал несколько нерешительных шагов, оторвавшись от своего поста у стены. Мать с отцом болтали с другой парой в дальнем конце зала. Брат танцевал с какой-то хорошенькой девушкой, улыбаясь и кружа ее по центру зала, специально расчищенного для этой цели. Оркестр из восьми музыкантов старался вовсю.
      А напротив стояла Елена с несколькими подружками. Они тоже казались знакомыми. Он помнил, что их звали Тиша, Лесли, Стефани и Кэнди, а фамилий не знал. Хотя – какая разница?
      Он выбрал самый длинный путь, огибая толпу, шаркая ногами там, где следовало делать длинные, уверенные шаги. Но это брат – спец по девочкам. Чейз тоже находил с ними общий язык, но по большей части его знакомые принадлежали к типу сорванцов и скорее были из разряда "своих парней", чем подружек.
      Елена определенно не из сорванцов, и она будет первой девушкой, которую он пригласит танцевать... если решится.
      Теперь он стоял у стойки буфета, совсем рядом с ней. Мимо прошел человек, врезался в Чейза и пошел дальше, не извинившись и вроде даже не заметив. Типичный случай, подумал Чейз. Если ты не один из них – богатых и преуспевающих, – ты словно и не существуешь.
      Стараясь не дрейфить, он глубоко вдохнул, вынул руки из карманов и шагнул вперед.
      Елена не сразу заметила его. Зато ее подружки среагировали почти мгновенно. Каждая из четверых постаралась превзойти остальных в демонстрации холодности и презрения. Еще бы – по их мнению, он только вылез из конюшни и весь пропах навозом.
      Чейз решил игнорировать их, сосредоточив внимание на Елене.
      – Привет, – произнес он, опять запихивая руки в карманы.
      Она поглядела на него, на подруг, снова на него.
      – Добрый вечер.
      Ее ответ мог бы быть дружелюбнее, но и совершенно ледяным его не назовешь. Он решил не отступать.
      – Весело, правда?
      Очередные недоуменные переглядывания стоящих рядом девчонок. Ее лицо сохраняет все то же неопределенное выражение, не слишком заинтересованное, но и не такое высокомерное, как у других членов маленького клана.
      – Да.
      Вынув руки из карманов, он одернул пиджак, вытер вспотевшие ладони о штаны.
      – Слушай, не хочешь потанцевать? – торопливо спросил он, чувствуя, как пылает лицо, и сопротивляясь неудержимому желанию ослабить удавку галстука.
      Ее брови взлетели, она бросила косой взгляд на подруг, которые скрестили руки на груди и просто ели его глазами. Одна даже откинула голову назад и противно захихикала.
      Чейз едва не сказал ей, что сейчас она похожа на одну из отцовских кобыл, когда та ржет, но пока его больше интересовал ответ Елены.
      Елена фыркнула, скрестила руки на груди – точная копия поз ее подруг.
      – Не думаю, – ответила она насмешливым тоном.
      Взгляд ее зеленых глаз опустился вниз, на его ботинки. Лучшая пара, черная и начищенная до блеска, но все равно ботинки, а не кожаные туфли к вечернему костюму.
      Она подняла голову.
      – Почему бы тебе не станцевать со своими лошадьми?
      Ее подружки зашлись от смеха. Каждая теперь считала нужным добавить насмешку от себя. Да как он смел поднять глаза на одну из них!
      Чейзу казалось, что его окатили ледяной водой. Щеки пылали, желудок выворачивался наизнанку.
      Не произнеся больше ни слова, он развернулся, выбрался, продираясь сквозь толпу, на улицу, в зябкую ночь. Даже в Техасе ночи бывают довольно холодными, особенно в декабре.
      Ему все равно, назад он не пойдет. Посидит в машине, пока родители и брат не решат ехать домой, и скорее замерзнет насмерть, чем зайдет снова в этот огромный дом – или еще куда-нибудь, где может встретить Елену Санчез.

* * *

      Спустя несколько часов после своего неистового секса Чейз и Елена лежали в объятиях друг друга посередине громадной кровати, среди сбившихся простыней. Приглушенный шум внешнего мира за стенами комнаты смешивался с их дыханием, убаюкивая.
      Чейз сомневался, что его ноги когда-либо снова станут ему служить, не говоря уж о иных частях тела. Ему казалось, что он выдохся уже там, на покрытом ковром полу, – потный, измочаленный, в измятой одежде и рядом с Еленой, находившейся не в лучшем состоянии.
      Но все же он как-то нашел в себе силы подняться и помог встать ей.
      Он собирался всего лишь добраться до кровати и рухнуть на нее, но, заметив мелькнувшую в распахнувшемся халате полоску ее кожи, понял: там, где речь идет о Елене Санчез, не может быть полного изнеможения – и полного насыщения тоже. Он начал целовать ее на пороге спальни. Не успели они переступить порог, как уже срывали друг с друга одежду.
      Сейчас они снова ощущали приятную усталость и – на какое-то время – удовлетворение. Она прижалась к нему, положила голову на плечо, одну ногу перекинула через его бедро. Дыхание тихое и ровное, волосы, распущенные на ночь, легли ему на руку, как дорогой шелковый шарф.
      Возможно, она уснула. После сегодняшних упражнений он не сможет винить ее, если она проспит весь остаток времени в Лас-Вегасе.
      Хорошо бы, потому что иначе он не сможет удержаться, чтобы не сказать ей:
      – Я видел тебя сегодня днем.
      Она резко повернулась, прижалась плотнее, уткнувшись макушкой ему в подбородок.
      – А?
      Затаив дыхание, он ждал, проснется она или снова провалится в забытье, не зная, чего ему хочется сильнее.
      Она продолжала ворочаться, и ему становилось все труднее помнить, что они уже дважды занимались любовью этой ночью. Тут она подняла голову, сонно протерла глаза.
      – Прости. – Елена зевнула, прикрыв рот ладонью, – что ты сказал?
      Ну давай, раз начал, подумал Чейз.
      – Я видел тебя сегодня днем, – повторил он, стараясь сохранять небрежный тон. – В школьном дворе.
      По ее лицу пробежала тень. Удивления, шока, непонимания. Почти неуловимая смена выражений до того, как лицо стало вновь спокойным.
      – Я думала, у тебя весь день деловые переговоры. – Подтянув повыше покрывало, она устроилась поудобнее, все так же прижимаясь к нему.
      – Предполагалось, да. Но мне захотелось знать, куда ты ходишь.
      – Зачем?
      Она не казалась злой или расстроенной, просто любопытствовала. Что позволило ему без стеснения сказать правду:
      – Ты не воспользовалась вчера моими деньгами. – Чейз пожал плечами. – Мне захотелось узнать, чем можно заниматься в городе, не входя в расходы.
      – Я тратила деньги, – поправила она. – Но немного. Просто это были мои собственные деньги. – Улегшись ничком, она просунула ногу между его ног, поерзала по груди. Облокотившись подбородком о ладони, встретила его взгляд. – Хотя я же использовала твои деньги – заплатить за такси и на вчерашний ленч. Надеюсь, ты не против.
      Раздражение давало себя знать. Она намеренно притворялась тупицей.
      – Мне плевать на деньги. Я не стал бы их давать, если б не предполагал, что ты станешь их тратить. Я желаю знать, что ты делала в школе для глухих детей, тогда как другая наверняка отправилась бы опустошать магазины?
      Уголок ее рта приподнялся в насмешливой улыбке.
      – Ты причисляешь меня к определенному разряду женщин?
      – Избалованным и самовлюбленным, – ответил он без раздумий.
      В ее глазах мелькнуло огорчение, но он не позволил поймать себя на такие пустяки.
      Со вздохом она отодвинулась от него и села, кутаясь в покрывало.
      – Ты прав. Я именно такой и была. Может, и теперь такая, не знаю.
      Скрестив ноги и плотнее заворачиваясь в покрывало, она передвинулась ровно настолько, чтобы нигде не касаться его. Помогая себе локтями, он принял сидячее положение и подложил под спину подушку.
      – Ты социальный работник. Ты знаешь язык жестов. И ухитрилась найти единственную, вероятно, специализированную школу в городе за один день. Ничего подобного я не ожидал от девочки, знакомой по старшим классам.
      – Если честно, я знаю об этой школе давным-давно. У меня тут подружка преподавала, и, хотя она уже не живет в Неваде, я иногда заскакиваю сюда и провожу время с детьми. Когда случается быть поблизости.
      Она поправила покрывало и изменила положение ног. Красный лак на ногтях мелькнул и быстро исчез.
      – Как много случилось с тех пор, как мы были подростками. И переменилось.
      Достаточно, чтобы превратить эгоистичную, жестокую кривляку в добрую, бескорыстную женщину? Ему не верилось, что возможны такие перемены.
      – Знаю, что опоздала на двадцать лет, – сказала она мягко, – но мне жаль, что я так обошлась с тобой на рождественском празднике. Ты прав: я была избалованной, самовлюбленной и так далее. Мои родители имели деньги и влияние, и я считала, что это делает и меня богатой и влиятельной. – Ее глаза потемнели. – Я на самом деле вела себя по-свински.
      Поскольку он именно так о ней и думал, то не стал утруждать себя, пытаясь оправдывать ее или утешать. Грош цена теперь ее сожалениям.
      – Что я сказала тебе на той вечеринке ночью... это было жестоко и непростительно. И хотя я сознаю, что не могу заставить тебя забыть причиненные боль и унижение, все равно хочу извиниться.
      Чейз сжал кулаки. Ее длинные ресницы влажно поблескивали, казалось, она искренне раскаивается. Но будь он проклят, если позволит нескольким слезинкам и сильно запоздавшему извинению убедить себя, будто она стала совершенно другим человеком.
      – Что же вызвало такое чудесное преображение? – спросил он, сам удивляясь своему кислому тону.
      – Мама умерла.
      Он процедил проклятие.
      – Мне очень жаль.
      – Ничего, – тихо пробормотала она. Волосы совсем заслонили ее опущенное лицо, руки теребили край покрывала.
      – Какое-то время она болела, а переживания такого рода сильно меняют человека. Лишь вчера я была кокетливой примадонной, а на другой день мой мир рухнул. Тогда я поняла, что весь свет вовсе не вертится вокруг моих желаний и что есть вещи поважнее денег и социального статуса.
      Он не стал бы соглашаться с последним утверждением. Вся его взрослая жизнь ушла на то, чтобы заработать деньги и получить социальный статус, доказать, что он теперь не просто сын бедного фермера.
      И то, что компания "Санчез" должна была послужить ступенью на лестнице, ведущей Чейза наверх, нет ничего случайного. Чейз годами следил за семьей Елены, чтобы знать, когда будет превосходить их в финансовом плане. И возможно, неосознанно надеясь показать им себя.
      Он не желал ничего, только чтобы они увидели – и Елена в том числе, – кем он стал. Магнатом, но не отвратительным, гребущим все под себя, а вызывающим уважение и даже восхищение.
      Так почему он должен чувствовать вину перед этой женщиной?
      Она пережила утрату. А разве не у всех так?
      Он находит ее неотразимой в постели. А кто посчитал бы иначе?
      Святой она при этом не становится, а он не превращается в плохого парня.
      – Вещи, которые я всегда считала важными, – продолжала она, – утратили свое значение. И все богатство и престиж отца не могли вернуть маме здоровье. Лучшее медицинское обслуживание не помогло.
      – И тогда ты стала социальным работником. Пытаешься спасти мир?
      – Не весь мир. Но мне хочется помогать людям. У нашей семьи достаточно денег, чтобы помогать. Даже если мы потеряем бизнес, чего мне очень не хотелось бы из-за папы, – пояснила она с нажимом, – мы все равно не пропадем. Мне хочется делать в жизни что-то, что имело бы значение.
      – И ты преуспеваешь, как я погляжу.
      На ее лице промелькнула улыбка.
      – Пытаюсь. Так много несчастных детей, у стольких семей проблемы. Я делаю, что могу – что позволяет закон, – чтобы им было полегче.
      – Теперь ты не отказываешь неуклюжим подросткам, когда они приглашают тебя потанцевать, даже если их родители бедны?
      Она покраснела, смутилась.
      – Не уверена, что найдется много подростков, которые захотят теперь пригласить меня танцевать, но нет. Я не стану никого унижать из-за семейного статуса или банковского счета. Особенно тебя.
      – У меня теперь есть деньги. Может, поэтому я стал более приемлемым?
      – Не более и не менее. Я больше не сужу людей по этим параметрам. – Она опять легла.
      – Рискну снова рассердить тебя, напоминая о той вечеринке. Я правда считала тебя вполне милым. Если б не подруги и не оглядка на то, что они скажут, я, наверное, пошла бы с тобой танцевать – и с удовольствием.
      Чейз не ответил, комната погрузилась в молчание. Рядом с ним Елена дышала глубоко и ровно, он понял – она уснула.
      Но Чейз не мог спать, мысли не давали покоя. Ворочаясь рядом, он пытался разобраться в сказанном ею. Но всех его усилий было недостаточно, чтобы совместить "новую" Елену с девочкой из воспоминаний и женщиной, которую он ожидал увидеть в ней.
      Единственное, что он знал – эта Елена пробуждает в нем непонятное беспокойство.

      Следующие несколько дней в Лас-Вегасе промелькнули незаметно. Чейз проводил дни в деловых встречах, а Елена еще раз побывала в школе, сходила за покупками. Отправила открытки друзьям, хотя знала, что, вероятнее всего, возвратится раньше, чем они их получат. Купила пару серебряных с аметистами сережек для Аландры в бутике Винна.
      Вечерами она сопровождала Чейза на все деловые мероприятия. Несколько раз они заказывали еду в номер, ужиная перед телевизором.
      А ночью занимались любовью.
      Больше разговор о рождественском празднике в доме ее родителей не заходил. Чейз с виду удовлетворился ее ответами. По крайней мере на данный момент.
      Елена, конечно, не пыталась успокоить себя надеждой, что прошлое умерло и похоронено. Но была счастлива иметь то, что есть. Проводить с ним время, вспоминать о менее болезненных моментах школьной жизни и общих знакомых, спать каждую ночь в его объятиях.
      Последнее больше всего ее тревожило. Ей было уж слишком удобно с ним. Заниматься с ним любовью слишком нравилось. Она слишком часто забывала об особенностях их соглашения.
      Так просто было притвориться, что они – обычная пара, проводящая неделю вместе, пытающаяся узнать друг друга получше. И никаких сделок и договоренностей. Никакого шантажа, завлекшего ее сюда, никакой вины, заставившей ее поступить так, как она поступила.
      Как могло такое случиться? Когда возмущение его поступком сменилось сожалением о том, что их договоренность скоро утратит силу?
      Будет нелегко. Уже сейчас ее сердце сжималось, а глаза начинало щипать при мысли о времени, когда им придется пойти разными дорогами.
      И этот момент уже приблизился.
      Она уложила платье в чемодан, пытаясь не думать, что будет потом. Чейз отправился на последнюю встречу в Лас-Вегасе. Он упаковался еще раньше. Обратно в Техас они вылетают после ленча.
      И все.
      Она глубоко вздохнула, уложила вещи поплотнее и пошла в ванную комнату за туалетными принадлежностями. Если за прошедшую неделю папа нашел способ собрать деньги для SRS, причин поддерживать отношения с Чейзом не останется. Так не глупо ли, что такая перспектива ее удручает? Что она едва ли не желает, чтобы отцу ничего не удалось и появился бы повод побыть с Чейзом чуть дольше?
      У сестры будет припадок, если она узнает ее мысли. Аландра упрет руки в бока и разразится тирадой насчет того, что Елена должна быть самостоятельной и не идти на поводу у мужчины. Если она хочет продолжать отношения с Чейзом, надо так ему и сказать. Сказать, что хочет быть для него больше чем любовницей. Насколько больше, Елена еще для себя не решила, но пусть бы дал ей возможность разобраться.
      Вот Чейз обрадуется! Не хватает еще, чтобы она повесилась ему на шею! Она всхлипнула.
      Конечно, он обрадуется. Женщина, которую ему приходилось принуждать стать его любовницей, вдруг требует продолжения. Ничего себе отомстил.
      Она услышала стук открывающейся и закрывающейся двери. Несколько раз моргнула, борясь с закипающими слезами, пока он не вошел и не заметил, насколько она расстроена.
      – Привет.
      Улыбнувшись чересчур широко, Елена повернулась к нему.
      – Привет.
      – Уложилась?
      – Только закончила.
      – Хорошо. Если хочешь, можно спустить вещи вниз, а после перекусить перед тем, как ехать в аэропорт.
      Она кивнула.
      – Замечательно.
      Потом начала подтаскивать сумки поближе к двери.
      – Еще одно, пока мы здесь.
      – Да? – Выпрямившись, она увидела, что Чейз не отрываясь смотрит на нее. Он протянул руку, сжал ее плечо.
      – Когда мы вернемся... – медленно произнес он, – если твой отец не собрал еще достаточно денег, я ожидаю, что ты будешь и дальше придерживаться условий нашего договора. Если, конечно, ты все еще желаешь помочь Виктору спасти семейный бизнес.
      Наполовину оправдание, наполовину угроза. Она должна быть оскорблена его диктатом.
      Вместо этого Елена ощутила воодушевление. Десять дней – маловато для сбора достаточной суммы. Значит, потребуется купить дополнительное время отсрочки. Время, проведенное с Чейзом.
      Сделка есть сделка.
      Она подняла на него глаза и кивнула.
      – Конечно. Я лишь прошу соблюдать приличия. Не надо ставить мою семью и остальной мир в известность о некоторых подробностях, сообщать им, почему мы внезапно стали так много времени проводить вместе.
      Его пальцы соскользнули с ее плеча.
      – Договорились.
      Он пошел к двери, а Елена ощутила острое облегчение. Она останется рядом с Чейзом, а не будет выкинута, как ненужная вещь, сразу по прибытии в Техас.
      Но как быть с чувством вины, связанным с надеждой, что отцу потребуется побольше времени? С этим она разберется попозже.

* * *

      Лишь спустя неделю после их возвращения Чейз позвонил Елене на работу. Она не разговаривала с ним с того момента, как он высадил ее у отцовского дома.
      Елена удивлялась, почему он не появляется, вскакивала на каждый телефонный звонок, надеясь, что он потребует, чтобы она провела ночь с ним. Или скажет, что она нужна ему для какого-нибудь выхода в свет.
      Но он не объявлялся, и поскольку она не дала ему рабочий телефон, то и не ожидала здесь его звонков. Конечно, узнать ее номер было несложно.
      Как всегда, он приступил прямо к делу:
      – Моя мама приглашает меня сегодня на ужин. Будет мой брат с женой и дочерью. Я подумал, что ты не откажешься познакомиться со всеми. – Не дожидаясь ее ответа, он продолжал: – Если у тебя уже есть планы, то ничего страшного. Я просто скажу маме, что слишком занят и не могу приехать.
      С минуту Елена не знала, что сказать. Рот ее открылся от удивления.
      Он хочет познакомить ее с семьей? И если она откажется, сам не поедет?
      Что это значит? Простая вежливость или более личные, скрытые мотивы?
      Мысли ее метались, сердце бешено стучало.
      – Ну, – произнесла она, велев себе встряхнуться, – да, конечно. Я с удовольствием поеду.
      – Ты уверена? – Казалось, он едва ли не огорчен, что позвонил.
      – Я уверена. Вечер у меня свободный.
      Не совсем свободный, но освободится. Сестра поймет. Они всего лишь собирались пройтись по магазинам.
      – Когда ты подъедешь? Или хочешь, чтобы я тебя где-то встретила?
      – Нет, я сам тебя заберу. Скажем... в шесть?
      – Тогда до шести.
      – Отлично. Увидимся.
      Телефон отключился, а Елена все держала трубку в руке, слушая короткие гудки.

* * *

      Что следует надеть на обед с родителями и братом твоего любовника? К счастью, у нее есть сестра, здорово разбирающаяся во всех нюансах проблемы. Стоило Елене изложить суть вопроса, как Аландра оставила дела и встретилась с ней дома для крупномасштабного перетряхивания их гардеробов.
      Это всего лишь домашний обед, так что никакой вычурности. Требуется нечто повседневное и элегантное. Привлекательное и милое, не наводящее на мысль, что над его подбором изрядно потрудились.
      С формальным мероприятием было бы проще. Что-нибудь длинное в комплекте с туфлями на высоком каблуке. Но одеваться для обеда в кругу семьи Чейза – истинное наказание.
      Они сразу отмели синие джинсы за излишнюю обыденность. Платья любого вида за излишнюю претенциозность. Юбки – пограничный вариант, в зависимости от стиля и дизайна.
      После двух или трех часов, чувствуя себя манекеном, выставленным в витрине, Елена позволила натянуть на себя очередной наряд, терпеливо ожидая приговора Аландры.
      – Думаю, нашли, – объявила сестра, с усмешкой поворачивая Елену к зеркалу. Елена со вздохом оглядела себя. Почти хорошо. Особенно если Чейз поедет прямо из офиса в том же костюме и галстуке.
      Аландра остановилась на черных брюках, удобных туфельках и голубом свитере с вышитыми красными, белыми и черными цветочками.
      – Замечательно. Выглядишь шикарно, но будто бы и не собираешься ни на кого производить впечатление. Если буду впервые представляться родителям моего парня, надену то же самое.
      Сердце Елены дрогнуло.
      – Он не мой парень. – Избегая взгляда Аландры, она взялась за уборку разбросанной по комнате одежды.
      – Ты права, – с готовностью согласилась сестра. – Он слишком хорош для просто "парня". Он твой тщательно скрываемый возлюбленный.
      С пылающими щеками Елена крутанулась к Аландре и замахала руками, отчаянно кивая в сторону открытой двери.
      – Шш, – прошипела она. – Предполагается, что никто не знает, помнишь? Тайна недолго останется тайной, если ты станешь вещать о ней на полную громкость.
      Аландра возвела глаза к потолку.
      – Тебе так или иначе придется рассекретиться, если вас постоянно будут видеть вместе.
      – Мы совершенно не бываем вместе. Он позвонил мне впервые за неделю.
      – Да, но ты летала с ним в Вегас и оставалась там почти неделю.
      Елена начала сердито постукивать ногой по ковру.
      – В Вегас я летала по делам. Никто не знает, что я ездила с Чейзом и чем мы там занимались.
      – Я знаю, – пробормотала Аландра.
      Брови Елены взлетели вверх.
      – Что ты говоришь? Так ты собираешься меня шантажировать, да?
      Может, она начала выделять феромоны, сигнализирующие, что она созрела для шантажа? До тридцати трех лет никому не приходило в голову ею манипулировать, а тут – на тебе, два случая за месяц.
      Но Аландра быстро успокоила ее:
      – Нет, конечно. За кого ты меня принимаешь? Я волнуюсь за тебя, Елена. Вначале ты сообщаешь, что тебя вынуждает лечь с ним в постель парень, от которого зависит будущее компании отца. И я понимаю твои резоны. Возможно, я сделала бы то же. Но сейчас ты разнервничалась, решая, что надеть на встречу с его родителями. Не понимаешь, что это значит?
      Елена недоуменно заморгала. Означает, что она не так уверена в себе, как сестра, разве нет?
      – Это означает, что тебе не все равно, – мягко проинформировала ее Аландра. – Если б речь шла о деловом соглашении, тебе было бы безразлично, как ты сегодня будешь выглядеть. Возможно, ты отправилась бы в той же одежде, в которой ходила на работу, и ни минуты бы не раздумывала.
      – Неправда. Мне не все равно, как я выгляжу, – неуверенно запротестовала Елена, сама не поверив своим словам.
      – Конечно. Но ты отлично смотрелась в том, в чем была с утра. А твой блаженный вид после возвращения из Вегаса подсказал мне, что тебя не приковывали насильно к кровати Чейза Рэмсея, превратив в сексуальную рабыню. Думаю, – Аландра понизила голос, – между вами все серьезно.
      Елена сглотнула комок в горле. В который раз пришлось напомнить себе, что невозможно что-либо утаить от сестры, так хорошо ее изучившей. Хорошо ли, плохо ли, но Аландра видит ее насквозь, несмотря на все увертки. Ее плечи поникли, голова опустилась.
      – Я в беде, – призналась она едва слышно.
      Сестра подалась вперед, положила руку Елене на колено.
      – Ты влюбилась в него?
      – Не знаю, но к тому идет. – Подняв голову, она встретила понимающий взгляд Аландры. – К тому идет.

      После разговора с Аландрой Елена совсем разнервничалась. Ладони вспотели, колени дрожали, от стеснения в груди трудно было дышать.
      Когда к шести часам к дому подъехал Чейз, Елена велела сестре оставаться в комнате. Не хватало только, чтобы Аландра мчалась вниз по лестнице, чтобы взглянуть на него, или высматривала из-за угла, словно ребенок, пытающийся подловить Санта-Клауса, выкладывающего подарки под елку.
      Но хотя Аландра поддалась на ее уговоры, Елена знала, что она все равно будет подглядывать из окна.
      В машине Елена пыталась поддерживать разговор, не теряя достоинства. Но внутри у нее все тряслось. Ее удивляло, что Чейз не замечает ее испуганных глаз и нервных движений.
      Добрались они, по мнению Елены, слишком быстро. У нее совсем не было времени успокоиться. Серебристая машина Чейза свернула на длинную, раскатанную подъездную дорогу, поднимая за собой столб пыли.
      Перед домом уже стоял темно-синий пикап. Чейз встал рядом и заглушил мотор.
      Минуту оба сидели молча, не делая попытки выбраться наружу. Елена смотрела на входную дверь дома, почти ожидая, что та распахнется, выпуская из себя скопище ночных кошмаров.
      Аландра права, что-то это значит. Можно себя не обманывать – она влипла, и влипла по-крупному. По какой-то причине то, понравится ли она его родителям или нет, приобретало громадное значение.
      Если б она могла убедить себя в обратном! Убедить, что тут просто очередное деловое мероприятие, которое он попросил ее посетить. Встреча с родителями слишком похожа на смотрины.
      Невесты, а не любовницы.
      Щелканье ручки дверцы со стороны Чейза ворвалось в ее размышления, она поспешила выйти из машины. Огладив брюки, в который раз попыталась принять непринужденный вид.
      Ты его любовница, напомнила она себе так жестко, как только сумела. Не подружка, не невеста, даже не возлюбленная. Для него они семья, а для нее – еще одна группа посторонних людей, на которых требуется произвести приятное впечатление, чтобы выполнить условия заключенной сделки.
      – Готова? – спросил Чейз, словно ощутив ее неуверенность.
      – Конечно.
      Стоило им зайти в дом, как послышались голоса. Мужские и женские, перебивающие друг друга.