Комедию я, конечно, помнила. И искренне посочувствовала своим противникам. Иметь дело с дилетантом-лопухом — самое паршивое занятие. Дилетант, как правило, непредсказуем и неуправляем. К тому же никто и вообразить не мог, что я влезла в это довольно-таки опасное мероприятие, не имея ни малейшего понятия о том, что оно собой представляет, и практически бескорыстно. Такого идиотизма мои преследователи и похитители просто представить себе не могли. И добросовестно создавали сложные комбинации, которых я просто не замечала.

— А, кстати, ты этих самых злоумышленников-то прихватил?

— Прихватил, но, скажу честно, не методом дедукции. Просто пошел в соответствующее министерство к дяденьке, от которого у нас очень многое зависит в области парфюмерно-косметического сотрудничества с заграницей. Прикинулся шлангом и начал его расспрашивать о деле этого твоего Жана Марэ, мол, надежно ли, не мафия ли какая, да что за польза для великой России? Он мне, конечно, наплел семь бочек арестантов, а потом послал за конкретными сведениями эшелоном пониже, к одному из своих помощников. Прихожу: ба! Сидит один из моих «крестников», которого я в первый раз посадил за злостное хулиганство — пьяного избил и ограбил, а второй раз — за перепродажу краденых машин. Теперь, смотрю: стильный костюмчик, дорогие сигареты, кабинет — закачаешься. И мне он, сама понимаешь, не очень обрадовался. Но про фирму рассказал все. И про то, что Асин друг попросил кое-кого забрать у тебя кое-какие неприятные для него документы — тоже.

— Микропленка в ручке?

— Правильно. Я же доходчиво объяснил ему: отдаст мне тех, кто тебя пасет, никто ничего о его прошлом не узнает, если сам, конечно, не проболтается. Не устраивает его такой вариант, иду обратно к его боссу и «на голубом глазу» объясняю, что он, наивный и благородный радетель за благо России, пригрел на своей груди змеюку поганую. Просто, как апельсин.

— Как все гениальное, — подольстилась я.

— Ну, пусть гениальное, — не стал возражать Володя. — Как ты думаешь, какой вариант мой «крестник» выбрал? Правильно думаешь, первый вариант ему куда больше улыбался. И, как миленький, написал мне на бумажке адреса всех конкретных исполнителей, с фамилией, именем, отчеством и даже номерами телефонов. Только что размер костюмов и ботинок не указал. Короче, благодаря твоим авантюрам удалось задержать двух красавчиков, которые давным-давно в розыске числятся. Они обменный пункт обчистили и одного из наших коллег ранили. Этих, вестимо, посадим, никто за них заступаться не будет, поскольку полезной информации у них — ноль целых хрен десятых, нанимали через того «джинсового», который тебя из аэропорта пытался увезти. Хотя и его они знают постольку-поскольку: получили задание — доложили об исполнении — положили в карман гонорар. Может быть, и найдем, но ведь и он — «шестерка».

— А покрупнее никто не попался?

— Попался, но… Знаешь, почему тебе та баба в Париже не понравилась?

— Противная и любопытная — вот почему.

— Это само собой. А в основном потому, что никакой бабы там не было, а следил за тобой один и тот же мужик. Ближайший помощник Аськиного приятеля. Он и в номер к тебе залез, пудреницу подменил. Он же и духи спер. Но это все было в Париже, доказать невозможно. Пытался твоего мужа побить, а кто оказался побитым? Кстати, первую пудреницу я у него изъял — теперь у тебя целых две будет, на всю жизнь хватит.

И Володя королевским жестом протянул мне точную копию той, которая лежала у меня в сумке. Точную, да не совсем. Лепесток одной из лилий, как мне сразу и показалось, был слегка деформирован.

— Она! — ахнула я. — Та самая, парижская.

— Вот, сразу видно, что ты — не профессионал. А в нашем деле нужно учитывать любую мелочь. Не мог же лепесток сам по себе распрямиться? Значит, нужно было эту игрушку изучить вдоль и поперек и понять, в чем секрет такой метаморфозы. А ты уши развесила — и хлопаешь ими…

— Не впадай, пожалуйста, в репертуар моего мужа, — попросила я. — Все это и еще многое, чего мне предстоит услышать дома. И, подозреваю, — не один раз.

— Ладно, не буду, — великодушно согласился Володя. — Я сегодня добрый. Хоть и пешек задержали, но все-таки хоть какой-то навар…

— Бульон это из-под яиц, а не навар! — возмутилась я. — А сам «джинсовый»? А мужик этот, который баба, то есть, тьфу, наоборот? А Полиграф Полиграфович, эта гиена в сиропе? Им ничего не будет?

— «Джинсового» ищем, но боюсь тебя обнадеживать — вряд ли найдем. Ты его лицо описать можешь? Особые приметы? Вот видишь, не можешь. А костюмчик переодеть — плевое дело. Да и «Жигулей» красных в Москве — пруд пруди. Может, ты номерочек запомнила? Так скажи, не таи. Уже зацепочка.

— Не запомнила, — понурилась я.

— Прекрасно. То есть я хотел сказать — ничего хорошего. Стоимость духов тебе в Париже компенсировали. Здесь вроде бы сперли ручку — так ей цена полкопейки в базарный день. Ну и так далее. Понятно?

— Понятно. Интересная у вас работа.

— Главное, спокойная, — подтвердил Володя. — Дальше. Сам он тебя не похищал, исполнителей ни за что не выдаст. Ты же ни «Волгу», ни водителя не опознаешь, правда? У него, кстати, несколько иная версия твоего пребывания в Солнцеве: ты приехала туда на любовное свидание с ним. Разумеется, втайне от мужа. А когда мы ворвались, то заявила, что тебя похитили и удерживают насильно. Если бы он был кристально чист, он бы и нам впаял за незаконное проникновение в помещение. Но за ним что-то есть, поэтому он и не особенно возникает, ему важно поскорее вернуться в Париж. Хотя и катит сейчас в машине следом под охраной, но ночевать будет дома — за это я тебе ручаюсь. В лучшем для нас случае — внесет залог. В худшем — устроит сцену за «превышение полномочий».

— Значит, опять все начнется сначала? — испугалась я. — Прослушивание, слежка и вообще…

— Не начнется. Я и «крестнику» своему сказал, чтобы тебя в покое оставили, и еще кое-кому намекнул. Не бесплатно, конечно, пришлось пообещать кое-кому кое на что глаза закрыть. Но я хитрый, не увижу только то, что начальство уже велело проморгать. И овцы сыты, и волки целы…

— Наоборот, — машинально возразила я.

— Ты уверена? — иронически прищурился на меня Володя.

Честно говоря, полной уверенности у меня не было.

— А Ася? — задала я последний вопрос.

— А вот уж это — ее проблемы, не взыщи.

Через три дня, наполненные беготней по родному институту с обходным листом и прочими важными делами, а также безуспешными попытками связаться с Асей и выдать ей все, что накипело, я обнаружила лучшую подругу в своей собственной квартире. Прийти без звонка — это было так не похоже на Аську! Впрочем, она и выглядела паршиво, и держалась совсем не так, как обычно. Вместо уверенной в себе хладнокровной светской дамы я увидела нервную, замотанную тетку неопределенного возраста. Даже мой далекий от сантиментов супруг сжалился и не только впустил ее в квартиру, но и предложил чашку чая. Разговора у них, правда, не получалось, и в ожидании моего прихода оба сидели молча. Так что муж встретил меня с нескрываемым облегчением и тут же, придумав себе неотложное дело, смылся из дома.

У меня же жгучее желание выдать Аське по первое число растаяло почти без следа, когда я ее увидела. И без меня, видно, подруге несладко пришлось. А когда она заявила, что пришла попрощаться, скандалить и выяснять отношения окончательно расхотелось. Бить лежачего — не мой стиль.

— Я ушла от мужа, — сообщила Аська. — Насовсем. Уеду в Курск, к тетке, специалисты с английским языком везде нужны. И квартиру снимать не придется, есть где жить.

— Позволь, — оторопела я, — а почему ты не потребуешь размена квартиры здесь? Ты же имеешь право…

— Я уже ничего не имею. Ни мужа, ни денег, ни прав. Тебе Володя, наверное, рассказал про двести тысяч долларов? Ну вот, я их потеряла. В общем, глупо получилось. Муж, конечно, догадался, кто деньги взял: посторонних в доме не было, а если бы ограбили, то взяли бы не только это.

— И что?

— А то, что теперь я — нищая бомжиха. Подписала заявление о разводе без материальных и жилищных претензий. Отдала ему все, что у меня было на моего прекрасного друга, сказал, что ему это зачем-то нужно. Продала драгоценности и шубы, чтобы компенсировать мужу «материальный ущерб». В Москве мне больше делать нечего. За границей — тем более. Дернуло же меня влезть в бизнес! Разводиться все равно бы пришлось, но я бы хоть квартиру сохранила и кое-какие деньги.

Чем я могла ее утешить? Предложить пока пожить у меня? Исключено, тогда разводиться придется и мне за компанию. Одолжить денег? Их пока тоже нет и когда еще будут. Попросить Анри устроить Асю в какой-нибудь филиал фирмы? Если бы он хотел, сам бы давно ей это предложил. Нечем мне было утешить подругу, и от этого я, как всегда, почувствовала себя виноватой. Мысль о том, что в результате Аськиных махинаций я вполне могла остаться инвалидом или вообще приказала бы долго жить, отступила куда-то в подсознание. В конце концов я-то оказалась в выигрыше.

— Печально, — лицемерно сказала я. — Столько хлопот, нервотрепки — и все напрасно. Кстати, ты знаешь о том, что меня пытались похитить? Даже не пытались, а в самом деле похитили.

— Тебя? — изумилась Ася. — Но ведь у тебя уже ничего не осталось из Парижа. Или ты мне не все передала? Оставила себе что-то важное?

Я начала потихоньку закипать.

— Как я могла что-то оставить себе, если понятия не имела ни о чем вообще? Да, пудреницу оставила. Но ведь ее мне подарили, а не тебе просили передать. Впрочем, если ты меня подозреваешь…

— Ни в чем я тебя не подозреваю, — устало отмахнулась Ася. — Ты мне пыталась помочь и ни в чем не виновата. Но ведь и поимела с этого кое-что. Париж посмотрела, интересную работу получишь, любовника-француза…

— Мы с Анри не любовники! — возмутилась я. Увы, опять лицемерно.

— Пока, может, и не любовники, так все только начинается. Так что обижаться на меня не стоит. И потом, дорогая, за все надо платить. Бесплатным бывает только сыр в мышеловке.

Ах вот как? Я, значит, должна еще ей в ножки поклониться за то, что жива осталась? Ну, Аська! Хотя в чем-то она была права…

— Ты прекрасно знаешь, что зацепила меня именно сыром в мышеловке. Чудо, что я из нее выбралась невредимой.

— Да, чудо. Понять не могу, вроде бы по всем расчетам в выигрыше должна была остаться я. В отличие от тебя разбираюсь в бизнесе, умею анализировать ситуацию, не теряю хладнокровия. И осталась на бобах. А ты, безалаберная, романтичная, нищая дура…

Мы обе забыли про то, что под столом лежит Элси. Нервы собаки тоже, по-видимому, были на пределе, так что без предупреждающего рычания она вцепилась Асе в щиколотку. И не формально, а от души.

Когда нога была промыта, продезинфицирована и перебинтована, Ася стала прощаться. Я ее не удерживала: все, что могло быть сказано, было сказано. А точку в разговоре поставили зубы Элси, которая рассчиталась за меня достаточно щедро.

Ася правильно заметила: за все надо платить.