Господи, как мы искали! Ребята, скажу вам, мы словно собирали из кусочков пирамидку, которая имеет четыре измерения, и четвертым измерением было время. Мы отыскали сотню университетов, в которых специальные кафедры и отделения занимались исключительно разработкой теорий и математических формул Фицджона. Мы проскочили еще один век в направлении к настоящему и обнаружили уже только пятьдесят таких университетов, и в них учились студенты, чьи ученики возглавили кафедры век спустя.
      Мы приблизились к настоящему еще на сто лет - теория Фицджона изучалась только в десяти университетах. Сторонники и последователи Фицджона с пеной у рта защищали его на страницах научных журналов, вели кровопролитные битвы с его противниками. Мы перепахали груду библиотечных материалов, сфотографировали скоростным методом множество уравнений, которые нам предлагал вращающийся восьмигранник, - вдруг пригодится на будущее? Наконец, мы добрались-таки до колледжа, в котором преподавал сам Фицджон, в котором он сделал свое революционное открытие и приобрел первых сторонников. Мы приближались к цели.
      Фицджон оказался незаурядным человеком. Его рост, телосложение, цвет лица соответствовали средним величинам, но он обладал редким физическим даром - абсолютным чувством равновесия. Что бы он ни делал: стоял, сидел, двигался - он всегда сохранял королевскую осанку. Видимо, скульпторы именно так представляли себе человеческое совершенство.
      Фицджон никогда не улыбался. Лицо его было словно высечено из грубого песчаника. Голос у Фицджона был низкий, небогатый в смысле тембра, но запоминающийся, - он произносил слова необычайно ясно и четко. В общем, Фицджон был загадочной личностью.
      Загадочным его можно было назвать и по другой причине: всю его сорокалетнюю карьеру в колледже мы излазили вдоль и поперек, проследили пути сотен его учеников, многие из которых потом стали его злейшими противниками, - но нам никак не удавалось докопаться до юности или даже молодости Фицджона. Мы знали о нем все с того момента, как он впервые появился на кафедре физики в колледже. Дальше след пропадал. Можно было подумать, что до колледжа Фицджон зачем-то скрывался.
      Ярр метал громы и молнии.
      - Это совершенно немыслимо, - кипятился он. - Мы провели всю цепочку, осталось каких-то пятьдесят лет до наших дней, и вдруг такая загвоздка... - Он поднял трубку небольшого настольного телефона и позвонил в хранилище информационных данных. - Каллен? Мне нужно все, что у вас есть о фамилии Фицджон. И побыстрее.
      - Можно подумать, - заметил я, - что Фицджон хотел скрыть от людей свое происхождение.
      - Хотел или нет, - с обидой в голосе произнес Ярр, - ничего у него не выйдет. Если потребуется, я прослежу всю его жизнь с точностью до секунды!
      - Но на это потребуется уйма времени, верно? - поинтересовался я.
      - Верно.
      - Может быть, года два?
      - Может, и так. Но какая разница? Вы же сами сказали, что у нас в запасе целая тысяча лет.
      - Не думал, что вы поймете мои слова буквально, доктор Ярр.
      Маленькое пневматическое устройство на столе доктора Ярра заурчало, раздался щелчок. Выскочила кассета. Ярр открыл ее и извлек список цифр. Цифры были устрашающие; оказалось, что только на Земле проживает двести тысяч Фицджонов. Если проверять всех с помощью интеграторов, уйдет не меньше десяти лет. Ярр с отвращением отшвырнул листок и повернулся к нам.
      - Что будем делать? - спросил он.
      - Похоже, проследить жизнь Фицджона с точностью до секунды нам не удастся, - откликнулся я. - За десять лет мы можем проверить все Фицджонов и без интегратора.
      - Вы хотите что-то предложить?
      - Когда мы ворошили карьеру Фицджона, - сказал я, - там два раза попалось нечто любопытное. Да и после его смерти об этом заходила речь.
      - Что-то не припоминаю... - начал ГС.
      - Я говорю о лекции, сэр, - пояснил я. - Первая большая публичная лекция Фицджона, в которой он дал отпор всем своим критикам. Давайте-ка отыщем ее и пройдемся по ней мелким гребешком. Думаю, что-то важное обязательно выплывет.
      - Попробуем.
      В поисках нужного куска Ярр взялся за ручки настройки, кристалл снова начал вращаться, по нему побежали мутные изображения. Обрывочно мелькнули разрушенные здания Манхэттена, огромные крабоподобные существа давили несчастных и беспомощных людей, зловеще поблескивала ярко-красная крабья чешуя. Замелькали другие изображения, совсем затуманенные. Вот город из одного огромного ступенчатого здания, оно уходит в небо, словно Вавилонская башня; гигантский пожар захлестнул все атлантическое побережье Америки; а вот какая-то цивилизация странных обнаженных существ, с одного гигантского цветка они перелетают на другой. Все эти изображения были настолько не в фокусе, что у меня заболела голова. А звук просто никуда не годился.
      Гротинг наклонился ко мне и прошептал:
      - Ступень вероятности самая минимальная...
      Я кивнул и снова сосредоточился на кристалле - изображение стало ясным и четким. Перед нами простирался амфитеатр. Он был явно смоделирован с греческого, имел форму лошадиной подковы, сверкающие галереи из белого камня спускались к небольшой квадратной белой кафедре. За кафедрой и вокруг верхнего яруса была видна простая колоннада. Здание было незамысловатым и в то же время очень изящным.
      - Что же это такое? - удивился Контролер. - Не узнаю.
      - Архитекторы скоро сдадут чертежи, - ответил Гротинг. - Строительство планируют закончить через тридцать лет. Хотим воздвигнуть это здание в северной части Центрального парка...
      Я с трудом их слышал, потому что комнату наполнил рев многоголосой толпы из амфитеатра. От самого низа до галерки он был заполнен непоседливой и снующей молодежью. Парни и девушки перебирались с одной галереи на другую, проталкивались вверх и вниз по широким проходам, вставали на сиденья и размахивали руками. Но главным образом они кричали. Раскатистые звуки, подобно волнам, перекатывались по амфитеатру, сквозь общий хаос пробивался какой-то слабый ритм.
      Из-за колонн появился человек, спокойно поднялся на кафедру и начал раскладывать на маленьком столике бумаги. Это был Фицджон, холодный и неприступный, величавый в своей белой тунике. Стоя рядом со столом, он тщательно разбирал свои записи, не обращая ни малейшего внимания на шум, который с его появлением удвоился. На фоне беспорядочного ора вдруг прорезались бульварные стишки - их четко скандировала какая-то особо буйная группа:
      - Неон - криптон - наэлектризованный - Фицджон! - Неон - криптон наэлектризованный - Фицджон!
      Покончив с записями, Фицджон выпрямился, чуть оперся пальцами правой руки на крышку стола и посмотрел прямо в грохочущий зал; ни один мускул на его лице не шевельнулся. Рев, казалось, достиг апогея. Скандирование продолжалось, на верхних ярусах появились какие-то ряженые и начали пробираться по проходам к кафедре. Эти студенты напялили на себя каркасы из металлических трубок, изображавшие геометрические фигуры. Кубы, шары, ромбы и тессеракты. Ряженые скакали и дико отплясывали.
      Со спрятанного за колоннадой барабана два парня начали раскручивать длинный транспарант. На белом шелке было отпечатано бесконечное уравнение:
      eia = 1 + ia - а2! + а3! - а4!..
      и так далее, и так снова и снова. Смысла я не уловил, но понял, что это - искаженная ссылка на одно из уравнений Фицджона.
      Представление продолжалось, номера, одни странные, другие просто непонятные, следовали друг за другом. Гуттаперчевые акробаты, схватившись руками за лодыжки, покатились по проходам. Откуда ни возьмись появились девицы, одетые в черную сеть, и начали откалывать какие-то балетные коленца. В воздух запустили шары, соединенные друг с другом в некую загадочную конструкцию.
      Они совсем обезумели, и это было отвратительно - смотреть, как взбесившиеся студентки и студенты превращали лекцию Фицджона в карнавальное шествие. Эти молодые дикари, наверное, не смогли бы объяснить свое отношение к Фицджону, а точнее, не свое, а своих преподавателей. Я смутно вспомнил, что подобное уже случалось в прошлом, - например, тысяча гарвардских студентов устроила такой же прием Оскару Уайльду. А сами-то небось ничего не читали, кроме "Полицейских новостей".
      Так вот, гомон, рев и крик продолжался, а Фицджон стоял неподвижно, чуть касаясь пальцами стола, стоял и ждал, когда этот балаган кончится. Я почувствовал, что восхищаюсь его выдержкой. Потом вдруг понял: на моих глазах проходит захватывающая дуэль. Я не мог оторвать глаз от недвижной фигуры, ждал, когда же Фицджон пошевелится, - но он не шевелился.
      Что? Ничего особенного, говорите вы? Ну-ка, кто-нибудь, давайте попробуйте. Встаньте около стола и слегка обопритесь пальцами на стол - не твердо, не перекладывая на пальцы вес своего тела, а так, только прикоснитесь. Знаю, вам кажется, что это очень просто. А вы попробуйте. Ни один из вас не простоит в такой позе хотя бы минуту - готов спорить на что угодно. Ну, есть желающие? То-то. Теперь понимаете?
      Публика в амфитеатре тоже начла понимать смысл происходящего. Свистопляска вдруг утихла, будто от стыда.
      Конечно, какая же радость - делать из себя идиотов, если зритель и бровью не ведет? Потом студенты начали снова, уже из чувства протеста, но их хватило ненадолго. Утихло скандирование, девчонки перестали плясать, и вот вся многотысячная аудитория замолкла и с чувством неловкости взирала на Фицджона. А он продолжал стоять в той же позе.
      И тут студенты неожиданно сдались. На нескольких ярусах сразу раздались аплодисменты. Их немедленно подхватил весь зал, и вот уже неистово рукоплескали тысячи ладоней. Только молодежь способна так быстро оценить настоящий поступок. Казалось, аплодисментам не будет конца, Фицджон, однако, дождался тишины, взял со стола одну из своих карточек и без всякого предисловия, будто ничего не произошло, начал лекцию.
      "Леди и джентльмены, меня обвиняют в том, что мою теорию энергодинамики и математики я создал из ничего, и критиканы утверждают: "Из ничего ничего и не получится". Позвольте напомнить вам, что человек ничего не создает на пустом месте. Неверно думать, будто он изобретает нечто, не существовавшее ранее. Человек только открывает. И все наши изобретения, даже самые новые, самые революционные, - это всего лишь открытия. Явления давно существуют, они просто ждут нас.
      Более того, не могу сказать, что мою теорию я открыл в одиночку. Ученый - это не одинокий странник, натыкающийся на золотые россыпи без посторонней помощи. Его путь всегда вымощен теми, кто шел раньше нас, и мы, делающие открытие за открытием, на самом деле лишь вносим свой вклад в имеющуюся копилку знаний.
      Чтобы показать, насколько невелик мой собственный вклад и как много я унаследовал из прошлого, могу добавить, что основное управление моей теории, по сути дела, принадлежит не мне. Оно было открыто пятьдесят лет тому назад - примерно за десять лет до моего появления на свет.
      Представьте себе, вечером 9 февраля 2909 года, в Центральном парке, рядом с этим самым амфитеатром, моему отцу пришла в голову мысль, и он поделился ею с моей матерью. Это и было уравнение
      i = (d/u) b^2*i N/a (ze - j/a),
      вдохновившее меня на создание теории. Так что сами видите, мой вклад в "изобретение" уравнений энергодинамики поистине невелик..."
      Фицджон взглянул на первую карточку и продолжал:
      "Давайте теперь рассмотрим возможные перемещения фактора j/a..."
      - Стоп! - заорал я. - Достаточно!
      Но не успел я открыть рот, как Контролер и ГС тоже кричали во весь голос. Ярр вырубил кристалл и зажег свет. Мы все вскочили на ноги и возбужденно смотрели друг на друга. Бедняга Ярр прямо-таки вылетел из кресла, оно даже опрокинулось.
      Откуда такая паника, спрашиваете? Потому что тот день и был 9 февраля 2909 года, а до вечера оставалось не больше двух часов.
      - Мы можем найти этих Фицджонов? - спросил Контролер.
      - За два часа? Не говорите глупостей. К тому же вполне вероятно, что сегодня многие из них и не Фицджоны вовсе.
      - Это еще почему?
      - Потому что они могли изменить фамилию - это сейчас модно. Допустим, кто-то хочет скрыть свое прошлое. Да мало ли причин...
      - Все равно, мы должны до них добраться, кем бы они ни были!
      - Держите себя в руках, - осадил его ГС. - Может, вы предлагаете развести одиннадцать миллионов супружеских пар? Ведь сейчас Стабильность!
      - Черт с ней, со Стабильностью! Мы не можем позволить, чтобы этот разговор состоялся... а если он все-таки состоится, нельзя допустить, чтобы у них потом родился сын!
      Гротинг по-настоящему рассердился.
      - Лучше отправляйтесь домой и как следует почитайте Кредо. Даже если речь идет о спасении Вселенной, я не имею права расторгнуть брак. А уж тем более причинить вред ребенку.
      - Так что же делать?
      - Сохранять спокойствие. Что-нибудь придумаем.
      - Простите, сэр, - вмешался я. - Кажется, у меня есть идея.
      - Нашли время для идей, - взревел Контролер. - Нам нужны действия.
      - Вот я и предлагаю действовать.
      - Говорите, Кармайкл, - разрешил ГС.
      - По-моему, самое главное для нас - сделать так, чтобы ни одна супружеская пара не попала сегодня вечером в северную часть Центрального парка. Давайте срочно вызовем специальное полицейское подразделение. Потом прочешем парк и всех оттуда попросим. Устроим что-то вроде карантина выставим вокруг парка кордон на всю ночь.
      - А если наш Фицджон - это один из полицейских? - возразил Контролер.
      - Хорошо, давайте возьмем только неженатых. И отдадим категорический приказ - женщин и близко не подпускать.
      - Что ж, - с сомнением произнес ГС, - может, и повезет. Мы обязаны предотвратить этот разговор.
      - Простите, сэр, - обратился к нему я, - а вы случайно не женаты?
      - Моя жена в Вашингтоне, - усмехнулся он. - Я позвоню ей, чтобы никуда не уезжала.
      - А что скажет Контролер?
      - Жена остается дома, - ответил тот. - Как насчет вас?
      - Насчет меня? Я один, как перст.
      - Вам не позавидуешь, - засмеялся Гротинг, - но на сегодня этот вариант подходит. Что ж, за дело, у нас мало времени.
      В пневматической капсуле мы живо перенеслись в административное здание, и как тут все завертелось-закружилось! Через десять минут три роты были готовы к выполнению задания. Контролер, казалось, был доволен, а я - нет. Я сказал:
      - Три роты - это мало. Нам нужно пять.
      - Пятьсот человек? Вы с ума сошли!
      - Будь моя воля, я бы вызвал пять тысяч! Мы переворошили целое тысячелетие, чуть головы себе не сломали. И теперь, когда истина у нас в руках, я не хочу, чтобы мы угробили наш единственный шанс.
      - Вызовите еще две роты, - распорядился ГС.
      - Не уверен, что в нашей полиции найдется столько холостяков.
      - Тогда пусть будет сколько есть. И чтобы кордон был густым, не то какая-нибудь заблудшая парочка обязательно просочится. Поймите, это же не охота на преступника, который скрывается от полиции. Мы ищем мужчину и женщину, не виноватых ни в чем, и наша задача - не допустить, чтобы они случайно прошли сквозь кордон. Мы пытаемся предотвратить несчастный случай, а не раскрыть преступление.
      Всего в полиции набралось четыреста десять холостяков. Этот маленький полк выстроился перед административным зданием, и ГС наплел им насчет какого-то преступника и возможного преступления, еще какую-то белиберду, сейчас уж и не помню. Естественно, насчет "Прога" он не сказал ничего надеюсь, не нужно объяснять почему?
      Что, нужно? Ну, так и быть, для отшельника с Луны скажу. Стабильность Стабильностью, но ведь человек всегда был и остается человеком. Прознай народ о "Проге" - и вокруг каждый день собиралась бы миллионная толпа, жаждущая узнать свою судьбу и результаты завтрашних скачек. А самое важное - это вопрос о смерти. Нельзя, чтобы человек знал, когда и как его настигнет смерть. Нельзя, и все тут.
      От газетчиков, решили мы, скрываться не стоит - каждый, кто окажется около Центрального парка, поймет, что заваривается какая-то каша. Пока ГС инструктировал полицию, я скользнул в телефонную будку и взывал всю нашу газетную братию. Когда они появились на разных секторах экрана, я воскликнул:
      - Общий привет всей шайке-лейке!
      Они все негодующе загалдели, потому что три дня назад я будто в воду канул.
      - Все, братцы-кролики, тишина. Слушайте Кармайкла. Ноги в руки, и чтобы через час все были у Северного входа в Центральный парк. Будет на что посмотреть!
      - Это ты за три дня такие новости нагреб? - спросил "Джорнал".
      - Точно.
      - Не свисти, Кармайкл, - высказался "Пост". - Когда в прошлый раз ты послал нас на север, рухнул южный участок парка Бэттери.
      - Нет, сейчас все железно. Никакого подвоха. Чистая сенсация. Четыре сотни полицейских маршируют туда под барабаны. Так что шевелитесь, не то пропустите шикарный спектакль.
      "Ньюс" с хитрой ухмылкой посмотрел на меня и сказал:
      - Ну, гляди, братишка, дай бог, чтобы ты не шутил, - а то я для тебя тоже маленькую сенсацию припас.
      - Это, "Ньюси", споешь кому-нибудь другому. Я тороплюсь. - И я отключился.
      В феврале, сами понимаете, темнеет быстро. Чернота собирается в небе, словно скомканный плащ. Потом кто-то его отпускает, и он быстро окутывает вас черными складками. Когда мы подъехали к парку, сумеречные складки уже расползались по небу. Полицейские высыпали из гелиостатов, и через полминуты сотни две уже прочесывали парк и выпроваживали посетителей за его пределы. А остальные формировали костяк кордона.
      Мы проверяли целый час и наконец убедились: в парке не осталось ни одного человека. Как тут не проверять? Ведь если граждане получают какое-то указание, двадцать из ста почти наверняка его не выполнят, не потому, что они против, а так - из принципа, из любопытства или просто чтобы повалять дурака.
      Сигнал о том, что парк пуст, поступил в шесть часов, когда на город уже опускалась темнота. Контролер, ГС и я стояли перед высокими железными воротами. Влево и вправо от нас убегали длинные светящиеся цепочки полицейских фонарей. Яркие точки мерцающим жемчужным ожерельем опоясали всю северную часть парка.
      Тишина была томительной, ожидание - невыносимым. Вдруг я сказал:
      - Простите, сэр, а насчет репортеров вы капитана предупредили?
      - Предупредил, Кармайкл, - ответил ГС, и на этом разговор закончился. Я-то надеялся поговорить немножко, это всегда снимает напряжение.
      И снова то же - холодная тишина и ожидание. Звезды над головой были прекрасны - словно кусочки радия, я даже подумал: жаль, что они не конфеты, так и хочется их съесть. Я попробовал было представить, как они гаснут и постепенно исчезают, но у меня ничего не вышло. Представить себе, как уничтожается что-то прекрасное, - это всегда трудно. Потом я попробовал посчитать полицейские фонари - сколько их во всем парке? Но бросил это занятие, досчитав до двадцати.
      Наконец я сказал:
      - Сэр, а что, если мы зайдем в парк и прогуляемся немножко?
      - Не возражаю, - ответил ГС.
      Мы прошли через ворота, но не сделали и трех шагов по территории парка, как услышали сзади окрик и топот бегущих ног. Но это был всего лишь Ярр, а с ним - двое полицейских. Полы его пальто развевались, огромный шарф срывался с шеи - он был похож на привидение. Старикан запыхался и ловил ртом воздух, а ГС тем временем объяснил полицейским, что все в порядке.
      - Я... я... - пытался выдохнуть Ярр.
      - Не волнуйтесь, Ярр, пока все спокойно.
      Ярр сделал мощнейших вдох, задержал на мгновение воздух, потом со свистом его выдохнул. Более или менее нормальным тоном он сказал:
      - Хотел попросить вас не отпускать эту парочку, если вы ее задержите. Я бы потом проверил их на Прогнозаторе.
      Как можно мягче ГС объяснил:
      - Мы не собираемся ловить их, доктор Ярр. Мы не знаем, кто они, и, возможно, никогда не узнаем, Нас сейчас волнует одно - сделать так, чтобы их разговор не состоялся.
      В общем, в парк мы уже не пошли, вернулись к воротам, а здесь все то же: холод, тишина, томительное ожидание. Я стиснул ладони, но от холода и волнения показалось, что между ладонями у меня - ледяная вода. Небо быстро прочертила красная полоса - выхлоп ракетных двигателей лунной капсулы, а через десять секунд я услышал грохот - капсула совершила взлет с Губернаторского острова и с жужжанием полетела к Луне, Но капсула дано уже улетела, а жужжание все продолжается, и какое-то оно странное, тонюсенькое...
      Я озадаченно посмотрел в небо и увидел, что над парком в центре сада с декоративными скалами лениво кружит гелиостат. Его силуэт четко вырисовывался на фоне звездного неба, я хорошо видел яркие квадраты окошек кабины. Вдруг я понял, что в середине сада есть лужайка и гелиостат вполне может на нее сесть. А там, глядишь, из него выпорхнет парочка, чтобы размять ноги и прогуляться по травке.
      Я постарался не паниковать и просто сказал:
      - По-моему, надо идти туда и выгнать этот гелиостат из сада.
      Мы прошли в ворота и быстро зашагали в сторону сада, вместе с нами двое полицейских. Шагов десять я прошел спокойно, потом не выдержал. Ноги сами понесли меня вперед, за мной побежали все остальные - Контролер, ГС, Ярр и полицейские. Мы пронеслись по усыпанной гравием аллейке, обогнули не работавший фонтан и взбежали через три ступеньки по лестнице.
      Когда я подбежал к краю лужайки, гелиостат приземлялся, "Улетайте! Улетайте отсюда!" - завопил я и кинулся к гелиостату по подмерзшему газону, Шаги мои громыхали в тишине, впрочем, сердце под ребрами громыхало с неменьшей силой. Наверное, вшестером мы производили шума больше, чем стадо буйволов. Мне оставалось до гелиостата еще метров пятьдесят, но оттуда уже начали появляться темные фигуры. Я заорал:
      - Вы что, оглохли? Улетайте живо из парка!
      И тут слышу голос "Поста":
      - Это ты, Кармайкл? В чем дело?
      Естественно - это были братья-газетчики. Я тут же остановился, а вместе со мной - и остальные. Я сказал ГСу:
      - Извините, сэр, ложная тревога. Что будем делать с газетчиками прогоним или пусть остаются? Они думают, что здесь отлавливают преступника.
      Гротинг чуть запыхался.
      - Пусть остаются, Кармайкл, - ответил он, - они помогут нам найти доктора Ярра. Похоже, он заблудился где-то в зарослях.
      - Хорошо, сэр, - согласился я и пошел к гелиостату.
      Дверь кабины была открыта, и оттуда в темноту струился теплый янтарный свет. Все парни уже выбрались наружу и теперь толклись около гелиостата и вели обычный газетный треп. Когда я подошел, "Пост" заявил:
      - Мы привезли твою оппозицию, Кармайкл, - Хоган из "Триба".
      - Как насчет матча по борьбе, а? - спросил "Ньюс". - Момент вполне подходящий. Ты сейчас в форме, Кармайкл?
      В голосе его слышалась издевательская насмешка, и я подумал про себя: "Ого, наверное, этот Хоган - верзила под сто кило и мигом впечатает меня в газон; ну да ладно, пусть дорогой коллега из "Ньюса" порадуется".
      Тут они выпихнули этого Хогана вперед. Смотрю, никакой он не верзила. Но я не стал об этом думать, а решил: сейчас не время для церемоний, надо все кончить побыстрее. Я прыгнул вперед в темноте, схватил этого Хогана поперек груди и кинул его на землю.
      - Вот и порядок, оппозиция, - бодро заявил я. - Будем считать...
      Тут вдруг я понял, что этот Хоган - какой-то мягкий. Крепкий, жесткий но мягкий, понимаете? Девушка! Я в смущении посмотрел на нее сверху вниз, она на меня с негодованием - снизу вверх, а вся наша толпа зашлась от хохота.
      Тогда я сказал:
      - И дубина же я...
      И тут, друзья мои, я попал в эпицентр всех мировых катаклизмов, катастроф, извергающихся вулканов и бешеных ураганов. Начал кричать ГС, за ним - Контролер, а через секунду - и полицейские. Они накинулись на меня и устроили на мне настоящую кучу-малу. Откуда ни возьмись объявился Ярр, завопил на Гротинга, тот что-то проорал в ответ, и Ярр, стиснув маленькие кулачки, принялся махать ими около моей головы. Потом, на глазах у изумленных репортеров и этой девушки, Хейли Хоган, меня вернули в вертикальное положение и увели. Не могу вам точно сказать, что было дальше - споры, обсуждения, неизбежные шум и ярость - потому что почти все это время я просидел под замком, Скажу одно - им оказался я. Да, я. Человеком, которого мы пытались остановить, оказался я. Сумасшедший ученый X, безжалостный диктатор Y, планета пришельцев Z - все эти гадости сплелись воедино во мне. Человеком, остановить которого хотела вся Земля, оказался я.
      Почему, спрашиваете? А вот почему: напишите чуть-чуть по-другому "и дубина же я", и получите уравнение Фицджона:
      i = (d/u) b^2*i N/a (ze - j/a).
      Уж не знаю, как мой сын догадается, что это - математическая формула. Наверное, это будет еще один случай, когда легенда с годами обрастает все новыми подробностями и в конце концов ее и не узнать. Так бывает - ребенок что-нибудь гугукнет в колыбельке, а послушать его отца, он изрек что-то гениальное, вроде преамбулы к Кредо.
      Что? Нет, я не женат - пока не женат. Поэтому меня и засунули сюда, на этот богом забытый астероид, редактировать двухстраничный еженедельник. Старик Гротинг знаете, как это называет? Повышение в целях безопасности. Конечно, это неплохая работа, лучше, чем бегать репортером. ГС сказал, что расторгать брак они бы не стали, но, коли мы не женаты... в общем, будут держать нас подальше друг от друга, пока не выжмут из Прогнозатора что-нибудь путное.
      Нет, с тех пор, как я кинул ее на газон, мы больше не встречались. А хочется, и даже очень. Я видел ее только мельком, но она напомнила мне Барбару Лидс, ту, из будущего, через шестьсот лет после нас. Тот же тип красоты; гладкие волосы и ясное, свежее лицо, словно умытое самой природой...
      Я все время думаю о ней. Думаю, что не так уж и сложно рвануть отсюда на Землю - на какой-нибудь грузовой ракете, - а там, глядишь, сменю фамилию, устроюсь на другую работу. К черту Гротинга, к черту Стабильность. Я хочу ее видеть - и как можно скорее.
      И все время думаю о новой встрече.