— Моя Фе-шенебельная, — сказал я, — мне досадно, что ты такая нудная конформистка. В наше время по-настоящему эпатирует только традиционный секс, без извращений. А теперь марш в больницу ухаживать за Хрисом. Чтоб он там не тосковал в одиночку. Он записан под именем И.Христмана. Скажи персоналу, что ты личный ассистент профессора Угадая, и увидишь, как они будут ползать перед тобой на брюхе.

— Итак, Фе, — сказал Секвойя, — если ты согласна, жду тебя завтра утром в восемь.

Она шлепнула ладошкой по его ладони, прощебетала: «Заметано!» — и умотала из бара, пройдя сквозь рекламную фигуру Луи Пастора, который, размахивая пробирками, навязывал посетителям «самое эффективное в мире» средство против тараканов.

Мы сняли пару девиц — студенток, по их собственным словам. Впрочем, они и впрямь могли быть студентками — одна из них была такой грамотной, что всю дорогу твердила алфавит — правда, на «Л» спотыкалась и начинала снова. Все было бы хорошо, если бы ее можно было остановить хотя бы на шестом круге.

Мы повели телок на хазу Секвойи — в просторный вигвам, вход в который охраняли три дрессированных волка. Когда мы осторожненько прошли внутрь, наполовину протрезвев от близости свирепых тварей, я просек, зачем волки: вигвам был набит таким антиквариатом, какого я и в музеях сроду не видал.

Мы с Секвойей трахнули студенточек, махнулись ими и обслужили себя еще по разу. Потом Вождь приготовил ужин в большой микроволновой печи: кролик и белка, сдобренные луком, перцем и томатами — с кукурузной мукой и бобами. Это блюдо он называл «мсикаташ» — мировая закусь, скажу я вам. Девицы прохрюкали, что это «атас». Я проводил фифочек домой — они ютились в фюзеляже «Мессершмитта» на складе декораций и бутафории местной телестудии.

После этого я связался с Полисом, который находился в Париже.

— Привет, Сэм. Это Гинь. Можно я спроецируюсь к тебе?

— Валяй.

Его парижская хаза утопала в лучах утреннего солнца, Пепис вкушал завтрак. Вы можете подумать, что, будучи историком Команды бессмертных, он воображает себя Тацитом или Гиббоном. Ничего подобного. Ему больше нравится корчить из себя Бальзака. Особенно потому, что Бальзак дома не вылезал из свободного балахона наподобие монашеской рясы. Вот и сейчас Пепис сидел в буром мешке до пят. У всех бессмертных есть свои причуды, каждый с прибабахом.

— Рад видеть тебя. Гинь, — сказал он. — Присаживайся и хлебни кофейку.

Шутит, сукин сын. Когда проецируешься, ты всего-навсего двухмерный и приходится постоянно двигаться, чтобы не просачиваться через мебель или половицы. Поэтому я не присел, а продолжал слоняться по комнатке. Ощущение, как будто бредешь сквозь мокрый снег.

— Сэм, я нашел кандидата в бессмертные. На этот раз по-настоящему классного. Сейчас расскажу подробнее.

Я подробно рассказал о Секвойе, Сэм одобрительно закивал.

— Похоже, кандидат отменный. В чем же затруднение, Гинь?

— Во мне. Я уже не доверяю себе — после стольких неудач. Клянусь, если я пролечу с этим Чингачгуком, то я завязываю раз и навсегда.

— В таком случае мы обязаны сделать так, чтоб на этот раз у тебя все прошло как по маслу.

— Потому-то я и заявился к тебе. Боюсь пробовать в одиночку. Хочу, чтоб вся Команда не оставалась в стороне и пособила мне.

— То есть пособила убить человека. Гм, гм, гм… И что ты задумал?

— Пока никакого плана. Я был бы рад выслушать предложения членов Команды касательно самых жутких способов убийства, а потом обмозговать их варианты и принять окончательное решение.

— Ну ты даешь. Гинь! Сам лезешь на рожон. Можно я буду говорить прямо, без обиняков? Ты хочешь применить театр ужасов к мистеру Угадаю — и просишь помощи и совета у бессмертных. Чтоб они тебя подстраховали.

— Ты правильно понял, Сэм.

— Многим твоя метода не по душе.

— Знаю.

— А некоторые считают, что это просто фуфло.

— Да, некоторые не верят в научную правильность самого принципа, но кое у кого ум не зашорен предрассудками и предвзятостью. Именно с такими я и хочу переговорить.

— Ты смотри, гонора у тебя поубавилось! Ладно, Гинь, коль скоро мы рискуем, что ты забастуешь, если и этот опыт провалится, нам опасно пускать дело на самотек. Тем более, и дураку понятно, каким замечательным приобретением для бессмертных может стать этот профессор Угадай. Я всегда поддерживал мнение, что нашей Команде нужна свежая кровь. Короче, я переговорю с кем надо, и мы свяжемся с тобой.

— Спасибо, дружище Сэм. Я знал, что на тебя можно положиться.

— Погоди, не исчезай. У меня нет сведений о твоих подвигах и свершениях за последний месяц.

— Я пошлю тебе распечатку моего дневника — обычным каналом.

— Хорошо. А как насчет замечательной молодой леди по имени Фе-Пять? Ты и ее планируешь рекрутировать в бессмертные?

Я молча вытаращился на него. Мне подобная мысль до сих пор в голову не приходила, и моей первой реакцией было решительное «нет». Я отрицательно замотал головой.

— А почему бы и нет. Гинь? Она, похоже, не менее уникальна, чем профессор Угадай!

— Не знаю, — огрызнулся я. — Аревуар, Сэм.

Я вернулся в Амермексику и прошел в комнату Фе — проведать «молодую леди». Моя бузотерка спала — уже с вечера полностью готовая к завтрашнему утру: в белом халате, умытенькая, скромненькая, волосы аккуратно зачесаны со лба, а па столике ждет коробка с сэндвичами, чтоб взять на работу. Новая роль, новый облик Я открыл коробку: еды на двоих, плюс — из моего НЗ! — почти килограмм черной икры, приобретенной у парня, который браконьерствует на реке святого Лаврентия. Ох-хо-хо!

Я замер, потому мой кукленочек забормотал во сне:

— В лаборатории ракетных двигателей космического центра СШАиМ имеется хранилище, отделенное от атмосферы вакуумной прослойкой, где содержится девятьсот тысяч галлонов жидкого водорода для заправки космических кораблей, которые должны направиться на Плутон. Это количество эквивалентно…

Брр! Девочка что-то там ловит своими поразительными ушами и натаскивает себя к работе у вождя краснокожих. Не хочет ударить лицом в грязь. Ох-хо-хо…

Я направился в кабинет — поработать с дневником. К тому же мне необходимо разобраться в своих чувствах, понять — что со мной не так? Возможно, я чересчур опекаю Фе? Или боюсь ее? Или даже ненавижу? А может, это она ненавидит меня — и я это чувствую? Или я просто страшусь перспективы не отвязаться от нес до конца времен, если сделаю ее бессмертной?

Я ввел к компьютер новую программу, которая должна была прочесать всю информацию о Фе, все упоминания се имени в моих заметках, обработать эту информацию и составить психологическую картину наших отношений.

Машина трудилась минут десять — учитывая ее скорость, она переворошила гору материала и изрядно попотела. Но выдала в итоге глупость: дескать, мы с Фе эмоционально совместимы.

— Совместимы! Эмоционально! — проворчал я в сердцах. — Премного благодарен за подсказку! Только что мне с ней делать?

Я вырубил компьютер и пошел спать — злой как черт.

На следующее утро закинул Фе в ЛРД — причем меня остановили у ворот грозные охранники, а моя кривляка показала им ксиву, полученную от Секвойи и проплыла внутрь — сдержанно-интеллектуально покачивая бедрами и оглядываясь на меня с улыбкой триумфаторши.

Я окинул взглядом комплекс лабораторных строений, которые тянулись на несколько километров. Помню, совсем недавно тут были голые холмы с руинами пары выгоревших зданий — студенты политеха однажды во время демонстрации пошалили с радиоуправляемыми ракетами. А сейчас тут все застроено — процветающая ЛРД стремительно разрослась до таких гигантских размеров, что вполне могла бы послать Соединенные Штаты куда подальше, выделиться в отдельное государство и самостоятельно ворочать делами.

Проведя несколько часов у постели Хриса в университетской больнице (его здоровье шло на поправку) и прошвырнувшись по студгородку (поймав антикайф от лицезрения результатов вчерашнего буйства), я притопал домой. Не успел я зайти в квартиру, как в дверь позвонили. Передо мной стоял двухметровый детина в старинном неуклюжем водолазном костюме. На его голове красовался шлем с прозрачным щитком.

— Сегодня я ничего не покупаю! — раздраженно бросил я и потянул дверь на себя.

Но тут детина приподнял щиток, из-под которого вылилось не меньше галлона морской воды, и пробасил на двадцатке:

— Гинь! Я пришел помочь тебе.

Тут я узнал капитана Немо. Этот парень из нашей Команды «поехал» на биологии океанов и предпочитает жить под водой.

Капитан Немо повернулся, призывно замахал руками и прокричал на испангле:

— Ребята, сюда!

Три мордоворота подтащили к моей двери громадный бак и внесли его в прихожую. Пока я хлопал глазами, капитан Немо покрикивал:

— Полегче, ребята, не уроните. Ставьте. Аккуратнее! Так. Готово.

Мордовороты ушли, а Немо снял резиновый шлем. С его усов все еще капала вода.

— Спешу обрадовать: я решил все твои проблемы. Знакомься с Лаурой.

— С Лаурой?

— Загляни-ка в бак.

Я снял крышку. На меня глядел исполинский осьминог — хоть сейчас в книгу рекордов Гиннеса.

— Это и есть Лаура?

— Ага. Моя гордость и отрада! Скажи ей «здрасте».

— Привет, Лаура.

— Да нет же. Гинь! Она тебя через воздух не слышит. Сунь голову в воду.

Я покорился и пробулькал:

— Привет, Лаура.

И будь я проклят, если эта тварь не открыла клюв и не проговорила: «Пивэт!» — тараща на меня свои глазищи.

— Можешь сказать, как тебя зовут, душечка? — спросил я, не вынимая своей кумекалки из воды.

— Лаула.

Тут я больше не стал искушать судьбу, вынул голову из воды и уставился на капитана Немо, который мало-мало не лопался от гордости.

— Какова?!

— Да, фантастика.

— Умница, какой свет не видывал! Ее словарный запас — под сто слов!

— Похоже, у нее что-то вроде японского акцента.

— Еще бы! Знаешь, как я намучился с пересадкой рта!

— С пересадкой… рта?

— А ты воображаешь, что я нашел в море готовый экземпляр — говорящего и думающего осьминога? Хренушки! Сам создал путем трансплантации органов.

— Немо, да ты просто гений!

— Тебе виднее, — скромно согласился он.

— И эта Лаура поможет мне уделать Секвойю Угадая?

— Она справится без осечки. Мы ее настропалим соответствующим образом, и твой дружок помрет такой страшной смертью, что не простит тебе подобного измывательства до конца вечности.

— И что именно ты задумал?

— Есть у тебя бассейн? А то я начинаю просыхать.

— Бассейна нет. Но могу организовать что-то вроде.

Я взял баллон и обрызгал свою небольшую гостиную прозрачным плексигласом — до высоты примерно, метр восемьдесят от пола: разумеется, в том числе пол и мебель; когда состав застыл, получился двухсантиметровый слой плексигласа — и бассейн, повторяющий форму гостиной — за вычетом мебели, которая осталась за его стенками. С помощью небольшого насоса я наполнил этот импровизированный бассейн водой.

Немо сбросил водолазный костюм и забрался в воду — прихватив с собой и Лауру. Сам нырнул и уселся на мой диван, прикрытый толстым слоем плексигласа, а Лаура тем временем обследовала новую среду обитания. Немо махнул мне рукой: присоединяйся. Я присоединился. Лаура нежно обвила меня щупальцами.

— Ты ей понравился, — сказал Немо.

Дальнейшую беседу мы вели, разлегшись на диване, хотя звуки под водой здорово искажаются. Но было лень подниматься на поверхность.

— Приятно, что я понравился этой милашке. Итак, в чем состоит ужасный план?

— Мы пригласим твоего клиента поплавать с аквалангом. На очень большой глубине. Дадим ему баллоны со смесью гелия и кислорода под высоким давлением. Гелий — чтоб не было кессонной болезни.

— Ну и дальше?

— Лаура нападет на него. Чудовище глубин.

— И утопит?

— Фи, старик, какой примитив! Мы организуем кое-что пострашнее. Я уже проинструктировал Лауру. Пока он будет бороться с ней, она вырвет шланг, по которому в систему жизнеобеспечения подается гелий.

— После чего пойдет только чистый кислород?

— Вот именно. В этом и заключается настоящий кошмар. Если дышать чистым кислородом под большим давлением, у человека появляются одновременно симптомы столбняка, отравления стрихнином и эпилептические судороги. Происходит избыточная стимуляция нервных волокон позвоночника, что приводит к чудовищным конвульсиям. Твой приятель получит роскошную медленную агонию.

— Звучит заманчиво. Первосортный кошмар. Но каким образом ты собираешься спасти профессора Угадая?

— С помощью хлороформа.

— Чего-чего?

— С помощью хло-ро-фор-ма. Это противоядие при кислородном отравлении.

Я на время задумался.

— Уж очень это мудрено. Немо.

— А ты что хочешь? Вулкан взрывать? — огрызнулся Немо.

— Видишь ли. Немо, на этот раз осечки быть не должно. Не хочу опять лопухнуться. Я ничего против твоего предложения не имею, можно попробовать. Мы… Погоди, какой-то дурак колотит в дверь.

Я выбрался из бассейна и побежал открывать — в чем мать родила. О своей наготе я вспомнил лишь тогда, когда увидел перед собой Благоуханную Песню. Она выглядела как обычно — китайская принцесса времен династии Минг. За ее спиной маячил слон. Молодой, не очень крупный, но все-таки — слон. Он-то и был виновником шума — молотил хоботом в дверной косяк.

— Твой божественный лик — небесный свет для моих недостойных глаз, — прощебетала моя гостья. Затем она обратилась к слону: — Хватит, Сабу, прекрати стучать!

Слон мгновенно подчинился.

— Здорово, Гинь, — сказала Благоуханная Песня, отбрасывая восточные церемонии. — Чертовски давно не виделись. Сразу не смотри, ноу тебя ширинка расстегнута.

Я с удовольствием чмокнул ее.

— Заходи, принцесса. Ты права, давненько мы не видались. По мне, так даже чересчур. А это что за шалунишка с хоботом?

— Настоящего мастодонта я не смогла найти. Но, думаю, и слон сойдет.

— Ты хочешь сказать?..

— Ну да! Что подошло Ху-Ху-Хуху, вполне может сработать и во второй раз.

— Что же ты предлагаешь?

— Я соблазню этого твоего бриллианта многогранного. Когда мы будем блаженствовать в постели, нас застукает Сабу и в приступе безумной животной ревности ме-е-е-едленно затопчет до смерти. Я буду визжать и пытаться унять разбушевавшегося слона, но все напрасно. Полный улет, да? Балдежная идея. Твой парень, конечно, сопротивляется, как лев, но массивный хобот Сабу сжимает его голову все сильнее и сильнее, пока череп не треснет, как перезрелый орех!..

— Господи Иисусе! — одобрительно выдохнул я.

— Только зря мы оставили Сабу за дверью. Как бы не натворил каких делов. Хобот у него крепкий, а мозги куриные. Открой-ка вторую створку. Гинь.

Я полностью распахнул двери, и принцесса провела современного мастодонта в прихожую. Тут я понял, что мозги у него и впрямь куриные, — за те несколько минут, что он пробыл один, с ним уже случилось приключение: у него не хватило ума отогнать хулиганов, и они — с помощью баллончика с краской — вывели у слона на боку несколько непристойностей. Сабу захрюкал, заластился к Благоуханной Песне, коснулся ее кончиком хобота и успокоился. Затем прошел в большую комнату. Треск, грохот — и животина исчезла. Пол под Сабу провалился, и он застрял в подвале — трубя, как сумасшедший. Из гостиной, превращенной в бассейн, донеслись громкие звуки другого рода, но не менее душераздирающие.

— Ах, нынче совсем разучились строить добротные дома, — щебетнула принцесса, и затем осведомилась у меня: — Что это за вопли в гостиной?

Объяснять не пришлось. Оттуда появился капитан Немо — мягко выражаясь, с его ширинкой тоже не все было в порядке.

— Что здесь происходит, черт побери? — проорал он. — О, принцесса! Рад приветствовать. Гинь, вы до смерти напугали бедняжку Лауру! Она совершенно очумела от страха! Нельзя же так обращаться с чувствительной девочкой!

— Я тут ни при чем. Немо. Это все Сабу. Он слегка провалился в подвал.

Немо воззрился на трубящего слона.

— Это что за хреновина?

— Мохнатый мастодонт.

— Лысоват он для мохнатого.

— А я его брею каждое утро, — сказала Благоуханная Песня.

У принцессы был слегка разобиженный вид, и я не без ужаса подумал, что между Сабу и Лаурой может возникнуть острая конкуренция. Но тут я различил новый звук — кто-то скребся во входную дверь. Открыв ее, я обнаружил у своего порога огромного удава — хоть он и свернулся кольцами, его голова лежала на уровне моей груди.

— Простите, сегодня кроликов нет, — сказал я. — Загляните завтра.

— Он не кроликов глотает, — раздался знакомый голос, с трудом артикулирующий слова на двадцатке. — Он пожирает людей.

Длинные пальцы раздвинули пару витков — внутри колец оказался М'банту, сияющий приветливой улыбкой.

— А-а, мой любимейший зулус! Заходи, М'банту. Можешь прихватить своего дружка, если он не очень стеснительный.

— Он не стеснительный. Гинь. Он просто спит. И проспит еще десять дней — после чего будет готов к приему внутрь твоего профессора Угадая. Доброе утро, принцесса. Привет, капитан Немо. Приятно снова встретиться со всеми вами.

И Благоуханная Песня, и капитан Немо — не пытаясь скрыть своего раздражения — разом фыркнули. Количество соперников увеличилось. Я был тронут тем, как Команда сплотилась вокруг меня в трудный момент, но я никак не ожидал столь острой конкуренции!

М'банту раскрутил спящего питона — тот оказался пятиметровой длины. Затем бессмертный зулус обвил своим грозным другом одну из колонн в холле

— удав так и не проснулся.

— А отчего это он пузырится посередине? — осведомился капитан Немо.

— Позавтракал, — лаконично ответил М'банту, из деликатности не уточняя детали.

— Он любит рыбу?

— Не исключено, что он предпочитает слонов, — сказала Благоуханная Песня. — Такая громадина запросто слопает слона!

— Нет. В следующий раз он слопает профессора Секвойю Угадая. Разумеется, если ты, Гинь, дашь добро, — сказал М'банту с любезной улыбкой. — Профессор погибнет в ужасных мучениях. Но мои мучения будут не менее ужасны, ибо придется разрезать живот моему другу, дабы спасти профессора. Однако чему быть, того не миновать. Ради тебя. Гинь, я готов на все.

Тут входная дверь распахнулась настежь, рассыпая снопы искр, и в прихожую ввалился Эдисон. В руках у пего был ящик с инструментами.

— Я же тебя предупреждал. Гинь, — прокричал он, — эти магнитные запоры никуда не годятся, за секунду открыл… Принцесса, Немо, М'банту — всем общий привет. Гинь, какое напряжение электричества в доме у твоего Угадая?

— Никакое, — сказал я. — Он живет в большом вигваме. С соблюдением индейских традиций. Без электричества. Спасибо, что пришел, Эдисон.

— В таком случае мы заманим его сюда. У тебя-то, надеюсь, есть электричество в доме?

— Мои установки могут генерировать киловатт десять.

— Более чем достаточно. Ты всегда плетешься позади времени. Сейчас никто не позволяет себе такого расточительства электроэнергии.

— Да, я консерватор.

— На кухне электрооборудование старого образца?

— Ага.

— И электропечь старая?

— Да, без новомодных штучек. Но большая — быка зажарить можно.

— Отлично. Тут-то мы его и прищучим. — Эдисон открыл свой ящик с инструментами и достал кальку с чертежом. — Взгляните-ка.

— Лучше объясни на словах, Эдисон.

— Мы сменим проводку, добавим энергии и превратим твою примитивную печь в высокочастотную.

— А что это такое?

— Высокочастотный нагрев — плавит металл. Плавит любой проводящий металл. И ни на что другое не воздействует. Ясно?

— Вроде да.

— Если сунуть в такую печь руку — ничего не почувствуешь. Но если у тебя на пальце кольцо — оно расплавится, и палец сгорит ко всем чертям. Явление магнитной индукции.

— Уфф! Мрачная картинка!

— Ага, проняло! Заведи своего индейца внутрь, мы врубим переделанную печь на самый медленный разогрев, и пытка начнется!

— Хочешь, чтоб у него пальцы сгорели и отвались?

— Нет. Чтоб у него мозг выгорел. Ведь у него в башке имеется жучок?

— Нет.

— А жучки из платины! — продолжал Эдисон. В приливе энтузиазма он не расслышал моего «нет». — Платина — проводник. Что и требовалось доказать.

Тут остальные мои гости, которые до этого слушали Эдисона, как зачарованные, разразились хохотом. До Эдисона не сразу дошло, что он сел в лужу со своим проектом, и он долго непонимающе таращился на принцессу, Немо и М'банту, помиравших от смеха. Потом и Эдисон расхохотался — над самим собой. Визги, смех — словом, моя квартира превратилась в ярмарочный балаган, и я опасался, что попытка обстоятельно спланировать убийство Секвойи так и закончится — хиханьками и хаханьками. Но тут меня выручила Фе. Она позвонила по видеотелефону. У нее был вид молодого ученого-фанатика: белый накрахмаленный халат, огонь во взоре.

— Секвойя просит тебя немедленно прийти в ЛРД, — выпалила она на двадцатке. Потом заметила на своем экране гостей у меня за спиной и продолжила — опять-таки на двадцатке: — Ах, простите, ребята. Я не знала, Гинь, что у тебя народ. Я не вовремя?

— Ты не помешаешь. Это мои друзья. Мы как раз говорили о профессоре Угадае. А зачем я вдруг понадобился Секвойе?

Фе так и залучилась энергией и энтузиазмом.

— Событие века! Через час произойдет возвращение экспериментальной криокапсулы. Три крионавта провели па орбите двенадцать недель и теперь возвращаются па Землю! Весь цвет Объединенного Всепланетного Фонда будет на торжестве. Вождь хочет, чтобы и ты пришел,

— С какой стати — я? Разве я знаменитость? У меня нет даже ни единой акции Объединенного Всепланетного.

— Ты ему нравишься. Уж не знаю почему. По-моему, только ему ты и нравишься.

— Ладно. Но спроси его, могу ли я прихватить с собой друзей.

Фе кивнула и пропала с экрана видеотелефона.

Мои друзья решительно запротестовали. Дескать, плевали они на это «событие века» — каждый из них присутствовал на массе «событий века», и всегда это было горьким разочарованием. Тут они стали наперебой поносить так называемые исторические события — боксерское восстание в Китае в самом начале XX века, Бенджамина Франклина и его молниеотвод, капитана Блая и бунт на его корабле «Баунти»… Я едва сумел вставить словечко в поток их воспоминаний.

— Послушайте, — сказал я, — мне нет никакого дела до приземления трех обледенелых мужиков, но это замечательная возможность показать вам человека, которого мы собираемся убить. Неужели вам не интересно взглянуть на свою жертву и оценить, что это за личность?

Тут на экране опять появилась Фе.

— Все в порядке. Гинь. Секвойя не возражает. Говорит, чем больше народу, тем веселее. Я встречу вас у главной проходной и проведу внутрь.

Она исчезла, а мы впятером вышли на крышу моего дома и сели в вертолет. Мои приятели судачили обо мне, как будто у меня уши были забиты ватой.

— Кто такая эта девчушка?

— Сэм говорит, он с ней уже три года.

— М'банту, а она часом не зулуска?

— К сожалению, нет. Наши женщины помассивней будут. Скорее всего, в ее жилах течет кровь индейцев маори или ацтеков с большой примесью белой крови. Только у англосаксонок такие тонкие кости.

— Гиня всегда тянет на экзотику.

— Вечно он отстает от времени в своих вкусах.

— Она миленькая.

— Игриво-подвижная, как молодой дельфин!

— Хотел бы я знать, сколько у Гиня перебывало девиц!

— Сэм знает совершенно точно. У него все записано.

Пока они пересмеивались, я думал свою думу: почему моя Фе-глярка стрекотала на двадцатке — словно не сомневалась, что мои друзья ее понимают. Во мне росло не очень приятное ощущение, что я знаю далеко не все о творящемся в милой головке Фе. И у меня было нехорошее предчувствие, что затеваемая для Секвойи катастрофа добром не кончится — все пойдет наперекосяк. Мне вдруг захотелось съездить в университетский госпиталь и уговорить Хриса побыстрее вернуться домой.