Этерлен с унтером перемахнули через кованый забор и исчезли в дебрях густого сада, принадлежащего соседям Батицких. Хикки внимательно посмотрел на темный фасад старинного трехэтажного особняка, почти скрытый деревьями. Он уже знал, что в доме может быть или мать Всеслава, или кто-то из слуг: повар либо горничная. Отец находился в командировке за пределами Авроры. Дождавшись условного свиста, Хикки кивнул сержанту и решительно двинулся вперед.
Тяжелая калитка оказалась незаперта. Хикки прошел по узкой – только чтоб проехал автомобиль – аллейке и остановился перед дверями особняка. Каждую секунду он ожидал выстрела в спину или, лучше того, в голову, но все было тихо. Позади нервно задышал сержант.
– Успокойся, – сказал ему Хикки. – И убери руку с оружия. Когда оно понадобится, я все равно успею раньше.
Он придавил скрытую в стене клавишу звонка и прислушался. В доме было все так же тихо. Спустя полминуты он услышал шаркающие шаги; клацнул дверной замок. На пороге стояла некрасивая худая девушка в темном платье.
– Служба Безопасности, – Хикки сунул свое удостоверение прямо ей в лицо и профессионально, плечом, отеснил девушку в холл. – Хозяева дома? Всеслав? Где Всеслав?
Горничная явно опешила.
– Но… – залепетала она, – в доме никого нет, я одна. А Всеслав уехал, он уже очень давно уехал.
Хикки махнул рукой мявшемуся под боком сержанту:
– Зови наших и осматривайте дом. Живо! Когда уехал Всеслав? – повернулся он к горничной.
– По-моему, неделю назад, – пробормотала девушка, бледнея, – а может быть, и больше. Я не могу сказать вам точно, я просто не помню…
Идиотка, понял Хикки. Тупое животное, неспособное на какую-либо другую работу. Папаша, наверное, был пират, моторист по профессии, а вдобавок еще и нарк со стажем. Он уже видел подобное. Вздохнув, Хикки повторил вопрос как можно более внятно:
– Пожалуйста, постарайся вспомнить: когда уехал мастер Всеслав?
Горничная нахмурила лоб.
– Ну… ну, точно больше чем неделя, мастер. С ним еще была девушка, высокая такая, кажется, она была старше мастера Всеслава, и все такое. Они жили у нас совсем недолго, а потом уехали, и все…
“Вот ведь черт, – подумал Хикки. – Такую не то что допрашивать, ее и к присяге не приведешь, это же “Дрова”. Ни один судья не зачтет ее показания”.
За неполные четверть часа Этерлен с копами перевернули весь дом, но горничная, кажется, не соврала. В особняке не было никого, кроме нее. Страшно матерясь, Этерлен вызвал Малич и доложил, что у Батицких никого нет. Оставив горничную сидеть в холле (бедняга от переживаний впала в состояние ступора), они вернулись на улицу.
– Вы будете дежурить здесь, – приказал Этерлен полицейским. – Свяжитесь с дивизионным комиссаром Малич, она передаст вам необходимые указания. Учтите: если появится мальчишка Батицкий, даже и не пытайтесь брать его самостоятельно, он передушит вас голыми руками.
– Как это? – не понял унтер. – Как передушит?
– Как ему будет удобнее. Парень – кадет-старшекурсник Академии СБ. Ясно вам? Если он появится – сразу общая тревога и вызывайте комиссара. Это дело ведет она.
– Ну что, куда теперь? – спросил Хикки, вновь устраиваясь в кресле наблюдателя.
– Туда, где Леа: в офис этого Мьюза. Сейчас я свяжусь с ней…
От слов Леа у Этерлена зашевелились волосы. Он подключил свою радиостанцию к внутренней сети, и все услышали ее задыхающийся голос:
– …да, он позвонил в офис, и чертова секретарша выпалила, что здесь копы. В общем, сейчас мы в порту. Эта сволочь прорвалась на борт готовящейся к старту “Газели” и взяла заложников…
– Чей это корабль? – взревел Этерлен, делая знаки Лоссбергу, который и без него уже понял, что надо разворачиваться к космопорту.
– Субрейдер принадлежит крупному промышленнику с Пангеи. На борту экипаж и семья хозяина – жена и трое дочерей. Экипаж он вроде запер где-то внизу, а женщина и девочки у него в центральной ходовой рубке. Он угрожает открыть огонь по портовым строениям. Сейчас тут проводят эвакуацию.
– А он сможет? – вмешался Хикки.
– Да, вы выяснили, он служил в армии?
– Нет, он цивильный. Мы тоже думаем, что насчет огня это блеф. Но у него старый “хенклир” и корварский “дарт”, а еще какая-то сумка: он говорит, что там взрывчатка.
– Чего он хочет, этот гад?
– Требует, чтобы его выпустили, иначе он начнет расстреливать заложников.
Ох черт, вздохнул Хикки. Вот это сейчас начнется! В Портленде уже лет сорок не было ни одного настоящего теракта. Вся префектура, наверное, стоит на ушах от ужаса. Начнет расстреливать заложников! Боже!.. Хикки представил себе несчастную, полностью деморализованную женщину, которой обещают убить ее дочерей, и содрогнулся. Империя никогда не соглашалась на условия террористов…
– Наша группа “Антитеррор” уже здесь, но они совершенно растеряны и не знают, что делать. Может быть, вы что-то подскажете?
– Этот “Антитеррор” никогда в жизни не был на деле, – вполголоса бросил Хикки. – Пол, это кошмар. Вот теперь мы влипли.
Через несколько минут Лоссберг посадил катер в одном из коммерческих закоулков порта. На черной пятке стартовой мишени застыло узкое стометровое тело субрейдера типа “Газель”. Такие корабли очень редко попадали в частные руки, и стоили они бешеных денег. Благодаря своей огромной скорости стратегический разведчик мог ходить без всяких конвоев: ни один пиратский корабль не был способен его достать, особенно если опытный пилот гнал “Газель” своеобразным противоракетным зигзагом.
Из находившейся рядом с кораблем башни управления полиция спешно удаляла всех людей. Посмотрев на это сверху, Хикки недовольно поджал губы: делать дурням нечего. Из ходовой можно бить только носовой батареей, а нос “Газели”, к счастью, смотрел в сторону океана. Как он развернет корабль, стоящий на пятке? Для этого его нужно поднять! Хикки хорошо знал, что такое атмосферный маневр, и понимал, что человек, не обладающий высочайшей пилотской квалификацией, субрейдер не то что не повернет, а даже и не поднимет на месте.
– Лосси, ты мог бы ее развернуть? – спросил он.
Лоссберг фыркнул и покрутил пальцем у виска.
– Мы же с тобой профессионалы, Хик. Для того чтобы треснуть носом по башне, мне понадобился бы радиус в триста-триста двадцать километров. Это что, катер?
К опустившемуся возле башни “ТР-145” подбежала Леа Малич. Сейчас женщина выглядела почти на свои, лицо ее выражало отчаяние.
– Прекратите эвакуацию, – сказал Хикки. – В ней нет никакой необходимости. Развернуть корабль невозможно, неужели вы не понимаете?
– Но он же может взлететь! В любую минуту!..
– Как взлетит, так тут же и рухнет, – невозмутимо усмехнулся Лоссберг. – Вы думаете, это так просто? Взлететь вертикально, прямо с точки стояния и без всяких разгонных аппарелей – это искусство. Если бы ваш клиент был опытным пилотом, я сказал бы, что опасность действительно существует. Но так как он просто лох деревянный, то воспринимать его болтовню всерьез не стоит.
– Но у него есть пилоты.
– И где они? Почему он тогда до сих пор тут сидит и вас пугает?
Хикки прищурился и задумчиво поглядел на субрейдер.
– Пол, – вдруг сказал он, – давайте дуйте с Лосси за снаряжением. Мы двое – единственные полностью экипированные рейнджеры на весь Портленд. Других тут нет. А местный “Антитеррор” – это полное дерьмо. В лучшем случае они смогут отвлечь внимание ублюдка…
– Ты думаешь, что сможешь пробраться в запертый корабль? – удивился Этерлен.
– Он прав, – вмешался Лоссберг. – Тут есть о чем подумать. Давай слетаем. Пол. Я, конечно, не специалист по антитеррору, но мне кажется, что этот псих и в самом деле убьет детей, а потом разнесет себе башку. Вы как: он вам нужен или нет?
Этерлен пристально посмотрел на Хикки.
“Ну давай, давай, – прочел он в его взгляде. Мочить Жирного ты не боялся? А это было похуже…”
Насчет “похуже” Этерлен сомневался. В молодости он принимал участие в одной операции по освобождению заложников, и его группа точно так же пробивалась в запертый корабль. Из двенадцати рейнджеров уцелели трое, а все заложники погибли. Правда, дело происходило в глубоком космосе, и на борту фрегата было два десятка пиратов.
– Исполняйте свой долг, джентльмены, – пробурчал Этерлен и полез в катер. – Сейчас мы вернемся с нашими кишками. Поговори пока с командиром этих “террористов”, может, подскажет что умное.
– Идемте в башню, – скомандовал Хикки. – Мне срочно нужна “внутренняя карта” корабля. Если ее нет, запросите информацию на местной базе ВКС.
В стеклянном помещении на верхнем этаже Хикки встретил огромный, как скала, полицейский офицер в громоздком снаряжении, напоминавшем доспехи гренадера. В коридоре толпились еще несколько таких же вояк. Они нервно переминались с ноги на ногу, демонстрируя полнейшую беспомощность. Поглядев на это славное войско, Хикки испытал приступ бешенства. Ему приходилось работать с такими “специалистами”. Толку от них было мало: в лучшем случае они не мешали. Чаще – наоборот…
– Давайте договоримся сразу, майор, – сказал он офицеру, – вы не будете путаться под ногами. Никакой инициативы! Делать будете только то, что я вам скажу. У вас есть схема “Газели”? Мне нужна внутренняя карта, попалубно…
К такому требованию командир группы оказался готов. Он пошуровал в своем служебном терминале, и вскоре перед глазами Хикки развернулась подробнейшая схема корабля.
– Вы хотите проникнуть на корабль? – осторожно поинтересовался командир.
– Другого выхода я не вижу, – буркнул Хикки. – Вся штука в том, что террорист нужен нам живым. А вам, наверное, не нужен скандал из-за уничтожения заложников…
Антитеррориста крепко передернуло. Перспектива скандала его совсем не радовала.
К тому моменту, когда за башней приземлился катер Лоссберга, Хикки уже имел некое подобие плана. Лоссберг, как выяснилось, тоже.
– Я стажировался на “Газелях”, – сообщил он, входя вместе с Этерленом в стеклянную комнату. – После Академии меня хотели запихнуть в один хитрый разведдивизион. Теперь это уже неважно… Я думал: как можно влезть в запертый субрейдер? А очень просто – через сервисные люки ускорителей.
Хикки мыслил иначе, но, выслушав Лоссберга, признал его правоту. Действительно, “Газель”, не очень-то обремененная броней, имела на своем брюхе несколько уязвимых мест. Хикки думал пробираться через верх, но Лоссберг быстро убедил его, что проламываться сквозь сканерные гнезда куда сложнее.
– Смотри, – говорил он, водя пальцем по висящей в воздухе многоцветной схеме нижних палуб, – люк вы просто взломаете, это нетрудно, там “сопливые” замки: отожмете гидравлику, и все. Дальше вы попадете в аппаратный отсек ускорителей. Там придется резать контура и переборки, но много времени это не займет. Вы два дистрофика, легко пролезете в небольшую дыру – а там уже машинный нижнего шлюза, и за переборкой – коридор первой палубы.
Глава 12
– Снизу, из-за двигателей, у него “мертвая зона”. В том, конечно, случае, если мерзавец не врубит круговой обзор. Из ходовой рубки это сделать можно, но надо знать как: там очень хитрая система регулировки визира. Запомните: если вы увидите, что на спине корабля начала расходиться небольшая диафрагма, сразу же кричите нам. Впрочем, здесь, на поверхности, он все равно мало что увидит. Вы, психолог: как только мы подъедем под двигатели, начинайте с ним беседовать. Отвлекайте его, чтобы он не смотрел на пульт, потому что там может загореться индикатор. Я не знаю, загорится он или нет, это зависит от того, какой режим у него сейчас работает…
Лоссберг еще раз посмотрел на внутреннюю схему и дернул плечом. Он был одет в доставленные полицейскими доспехи: с непривычки астронавту казалось, что на нем какой-то “не правильный” и неудобный скафандр.
Этерлен захлопнул забрало шлема. Провожаемые взглядами комиссарши и полицейских чинов, они спустились вниз. За башней, невидимая для террориста, их ждала антигравитационная тележка с ремонтным роботом-крабом, способным на усилие в несколько тысяч тонн. Возле тележки суетились, еще раз все проверяя, два унтер-офицера и молодой майор ВКС, примчавшиеся с ближайшей базы. Майор нервно и одновременно восторженно доложил Лоссбергу, что все готово. Парень прямо дергался от возбуждения: ему еще не приходилось видеть, чтобы знаменитый генерал принимал участие в такой необычной операции.
Лоссберг коротко улыбнулся, похлопал майора по плечу и махнул рукой. Тележка тронулась вперед. Сидя на корточках перед пультом управления, генерал вывел ее из-за башни и почти мгновенно, одним рывком подогнал к взлетной пятке. Тележка поднялась выше и занырнула под черное брюхо корабля.
Хикки облегченно выдохнул.
– У нас пока без шума, – сообщила ему Леа. – Психолог начинает…
– Так, – сказал Лоссберг, останавливая тележку под едва заметным контуром нужного им люка, – теперь будем давить…
Сложная клешня робота бесшумно поднялась вверх, выпустила гравимагнитную присоску и приклеилась к бронеплите люка. Хикки уже знал, что ее толщина составляет около полуметра; но мощности робота должно было хватить.
Лоссберг уверенно орудовал дистанционным пультом. Генераторы робота завыли чуть громче, сверху раздался слабый треск, будто кто-то рвал бумагу. Хикки пристально смотрел на люк – несмотря на все усилия, его контур оставался по-прежнему волосяным, едва заметным на матово-черной поверхности внешней брони корабельного брюха.
Генераторы загудели на тон ниже. Тележка под ногами немного качнулась, и в это мгновение все увидели, что люк подался, пошел вовнутрь своей могучей цельнолитой рамы: робот сумел преодолеть сопротивление гидроцилиндров.
Лоссберг отклеил присоску. Сложный рабочий орган машины трансформировался, превратившись в чешуйчатую металлическую клешню. Генерал подвел ее к краю люка и запустил в образовавшуюся щель. “Рука” робота качнулась от напряжения. Хикки ощутил, как вместе с роботом мелко вибрирует вся тележка. Люк окончательно поддался. На голову Лоссбергу обрушилась тугая струя маслянистой прозрачной жидкости, и он, матерясь, шарахнулся в сторону от нее.
– Цилиндр, – объяснил он, брезгливо отряхиваясь, – какой-то цилиндр лопнул…
Через минуту робот окончательно дожал непокорный люк. Прямоугольная створка ушла в глубь гнезда, открыв наконец дорогу в брюхо “Газели”.
Не говоря ни слова, Этерлен щелкнул рычажком на поясе, включая свой индивидуальный антиграв, и за-нырнул в темную полость. Хикки задержался внизу.
– Ну, мы поехали, – сказал он Лоссбергу.
Тот поднял над головой большой палец.
Оказавшись в тесной аппаратной каморке, Этерлен сразу же взялся за плазменный резак. Когда рядом с ним опустился на пол Хикки, он уже отрезал несколько контрольных панелей и подбирался к переборке. Желтая игла плазмы уверенно двигалась по металлу, заставляя его заворачиваться наружу. Хикки включился в работу, и вскоре они прорезали в потолке дыру, способную пропустить человека. Не пряча резак, Этерлен выжался на руках и оказался в темном помещении машинного отсека нижнего шлюза. Выбраться отсюда было уже проще: резаки легко вскрыли тонкую внутреннюю переборку, за которой начинался тесный, как лаз, коридор первой палубы.
– Туда, – напряженно прошептал Этерлен, указывая рукой в сторону носовой части корабля.
От ходовой рубки их отделяло не более пятидесяти метров.
– Как ты думаешь, а где экипаж? – спросил Хикки.
Этерлен раздраженно взмахнул ладонью.
– Какая нам разница? Пошли!
Они добежали до конца коридора, стремительно взлетели вверх по аварийной лесенке – пользоваться лифтом Этерлен не решился – и через три пролета оказались на нужной палубе.
Далеко впереди светилась незапертая дверь ходовой рубки.
Этого они не ожидали. В первые секунды, сообразив, что Мьюз может увидеть их в коридоре, оба почти одновременно нырнули обратно вниз. Этерлен выставил вперед специальный прибор. Электроника позволила ему заглянуть в саму рубку – он увидел, край пульта, пустое кресло второго пилота и… никого. Тогда Этерлен включил направленный микрофон.
– Идите вы на х…! – услышал он визгливый мужской голос. – Я вам не верю, откуда вы можете это знать? Все, мне это надоело! Все, хватит с меня, хватит! Ты слышишь, заткнись, ты!..
И запускаемые генераторы ощутимо качнули корабль.
“Лоссберг! – промелькнуло в голове у Хикки. – Мать моя, там же внизу Лосси!”
Заработав – а это должно было случиться в ближайшие секунды, – движки опорной тяги неминуемо спалили бы находящегося под днищем “Газели” Лоссберга. Эта мысль была настолько ужасна, что на какое-то время Хикки потерял контроль над собой.
С Этерленом случилось то же самое. Он выпрыгнул вперед и, петляя, как заяц, бросился к рубке.
Но времени у них уже не оставалось…
Не умея толком управлять звездолетом, Мьюз дернул штурвал сразу же, едва индикаторы давления показали, что волноводы вышли в “зеленый” режим. Для взлета этого было мало – “Газель” тяжело приподнялась, содрогнулась всем своим телом и тотчас же рухнула вниз. Обе передние опоры шасси, не выдержав жесткого удара, сложились и приняли на себя большую часть ее веса. “Мозг” корабля воспринял случившееся как аварийную ситуацию и “пришпорил” генераторы, добавляя давления в волноводах. Двигатели опорной тяги взвыли в форсированном режиме, так словно субрейдер взлетал с очень тяжелой планеты. К этому времени гидросистемы шасси восстановили наполнение цилиндров – корабль стоял уже ровно, как и следовало, – и он, вибрируя от безумной мощи моторов, рванул вверх.
…У Лоссберга было всего несколько мгновений. Не желая демаскировать тележку с роботом, он так и остался под развороченным днищем корабля. Когда броня над его головой дернулась в хорошо знакомой ему вибрации, генерал понял, что жить ему осталось недолго.
И тогда он прыгнул.
У него не было антиграва, а поднимать тележку было уже поздно. Ему оставалось одно – допрыгнуть до раскрытого люка. Всего-то полтора метра… И он допрыгнул. Руки в тяжелых металлизированных перчатках забросили его тело в темноту аппаратной каморки; едва зацепившись за что-то ногами, он увидел в потолке слабо светящееся отверстие с оплавленными краями.
Продравшись через еще горячий металл, Лоссберг рванулся наверх, к ходовой рубке.
А там происходило легкое светопреставление.
Стрелять в Мьюза было нельзя, так как существовал риск повредить пульт управления. Бить его тоже не хотелось – “Газель” уже шла на взлет, а падать с высоты в километр не хочется никому, даже если ты находишься в бронированной скорлупе боевого звездолета… а справа от ублюдка лежал длинноствольный корварский “дарт”, и было понятно, что он схватит его сразу же, как только сообразит, что происходит.
Хикки и Этерлен действовали, не сговариваясь. Хикки, проскочив за спинкой кресла первого пилота, в котором судорожно тянул штурвал террорист, запрыгнул на место второго – и в эту же секунду на голову Мьюза обрушился удар кулака легион-генерала Пола М.Этерлена, весьма раздраженного сложившейся ситуацией. Он ударил очень славно. Икнув, Мьюз обвис в кресле, а Хикки успел перехватить управление.
На пульте творилось полное черт знает что: истошно звенящие индикаторы докладывали о разгерметизации корабля и невозможности восстановить целостность бронепокрытия обшивки. “Мозг” вопил о том, что попытка выхода за пределы атмосферы приведет к аварийной ситуации номер один и просил разрешения на вмешательство. А Хикки чувствовал, что не справляется с управлением – изуродованные ими панели ускорителей посеяли панику в исполнительных звеньях управления двигателями, и у субрейдера не отключалась опорная тяга. Как заблокировать проклятую электронику, он не знал. А Этерлен со своим гуманитарным образованием – тем более…
Появление Лоссберга немного разрядило ситуацию. Несколько секунд Хикки смотрел на него, как на выходца с того света, а потом шустро освободил ему свое место. Пальцы генерала затанцевали по сенсорам.
“Газель” шла уже над океаном, с каждой секундой набирая высоту. Лоссберг уверенно прекратил подъем, неторопливо развернул корабль и повел его к порту. Только теперь Хикки вспомнил, что следовало бы связаться с Леа и остальными.
– У нас все в порядке, – сообщил он. – Заложники живы, – Хикки бросил взгляд на молодую женщину в углу рубки, все еще судорожно прижимающую к себе девочек, – корабль ведет генерал Лоссберг, так что скоро мы сядем. Террорист не ранен, но без сознания. Этерлен его приласкал по черепу, вот так вот…
– Здесь префект, – задыхалась от восторга Леа, – он хочет с вами говорить!..
– А вот никаких префектов, – прорычал Этерлен, плотоядно разглядывая свою добычу. – И учтите – террорист принадлежит нам. Никаких вопросов! Дело идет под грифом “номер один”, разве вы забыли?
Лоссберг посадил “Газель” академически чисто, с первого захода попав на взлетную пятку. Когда смолкли двигатели, Хикки сдернул с головы шлем. Волосы, собранные на макушке в узел, рассыпались по наплечнику. Если бы не автоматика вентиляции, они были бы мокрыми от пота – уже давно ему не приходилось действовать с такой скоростью.
– Вам очень повезло, – негромко сказал он приходящей в себя женщине. – Если бы задело взялись местные полицейские, вы не смогли бы уцелеть. Ну, ребята, отпираем шлюзы, берем этого психа, и пошли отсюда. У нас еще прорва дел.
Расталкивая орущих копов – в порту собралась едва ли не вся верхушка местной полиции, – они загрузили бесчувственное тело Кеннета Мьюза в катер. Хикки посмотрел в глаза Леа.
– Через час, а может быть, и раньше, мы уже будем кое-что знать, – сказал он. – Если хотите, вы можете полететь с нами. Может быть, вы услышите то, что слышать вам не следует, но… вы заслужили наше доверие.
– Но я не влезу в вашу машину.
– Мы с вами отправимся на вашем коптере. Только без пилота. Предупредите свое начальство… У нас мало времени.
Желто-синий коптер взмыл в воздух сразу же за катером Лоссберга, но тот, естественно, не стал дожидаться своего тихоходного товарища – ударив двигателями, “сто сорок пятый” мгновенно растаял в голубом сиянии неба.
– Вдоль побережья, – распорядился Хикки. – Обойдем все коридоры порта, а потом свернем. Знаете, я порядком психанул там, в рубке. Вроде бы я пилот первого класса, но “Газель” имеет довольно специфичное управление – был момент, когда я совершенно растерялся. Если бы не Лоссберг, мне пришлось бы долго кружить, приноравливаясь к характеру этой птички. А через разодранный борт уходил бы воздух нижних палуб.
– Вы пилот? – удивилась Леа.
– Я офицер СБ. Почти семь лет назад я уволился в резерв, а теперь мне опять пришлось надеть погоны.
– Простите, – перебила его комиссар, – я все время хотела спросить: зачем вы убили Жирного Ника? Ведь риск был огромен…
– Это Этерлен, – поморщился Хикки. – Он настаивал – после Йохансона и той истории с Шанцевым. К тому же у нас не было никакой уверенности, что “королей” валят не из-за него… теперь-то все понятно. Хотя нет, какое там, к черту, понятно! Кто такой этот мальчишка Батицкий? По чьему приказу он, кадет Академии СБ, стал изощренным киллером?.. Вы ощущаете, насколько бредово это звучит: кадет-киллер? Да какой киллер! Теперь, конечно, ясно, почему убийцы не оставляли никаких следов. Кадет-старшекурсник умеет гораздо больше, чем лучший из полицейских “волков”.
– Это как-то связано с вашей миссией?
– И да и нет, мэм комиссар. Моя миссия – вовсе не расследование причин гибели конвойных и транспортных боссов. Все намного сложнее… вопрос, которым я занимаюсь, может показаться не слишком значительным, но для нас он чрезвычайно важен. Всех нас ждет война, в которой, наверное, не будет победителей. Мы с вами, несомненно, погибнем, но человечество как раса может уцелеть. Поэтому тут нет и не может быть мелочей. Каждая такая “мелочь” – это песчинка на чаше весов.
Леа Малич покачала головой и тихонько вздохнула.
“Они еще не понимают, вдруг подумал Хикки, они, цивильные, все еще думают, что ее величество Война обойдет их дома стороной, прогремит, как это уже было, где-то там, среди далеких звезд. Но на этот раз все будет не так. Или мы, или они, и никак иначе. Она думает, что впереди еще целая жизнь, – но ее, увы, уже нет. Когда вокруг вскипят океаны, жить будет поздно…..
Время жить и время умирать. Первое уже позади, и теперь мне ли бояться смерти? Я умру, как умрете и вы все… но, может быть, прежде чем умереть, я смогу сохранить для будущего другие жизни? Так дерево, погибая от жары в засушливый год, продолжает разбрасывать вокруг себя летучие семена в надежде, что хоть некоторые из них смогут дожить до оживляющего ливня и посеять новую жизнь. И возможно, она будет не такой, как прежде”.
– Я верю в человека, – сказал вдруг Хикки, глядя, как тают под крылом далекие дюны побережья, – я верю в то, что мы еще молоды и впереди у нас огромный запас пассионарных сил. Я не знаю, что нас ждет: может быть, как предрекают некоторые, упадок и новые Темные Века, но я уверен в том, что все вернется – новая слава ляжет поверх старой, вознося имя человеческое. Ради этого не страшно умирать…
Леа посмотрела на него с удивлением, к которому примешивалось восхищение.
Не видя ее глаз, Хикки все так же продолжал смотреть в боковое окошко кабины.
– Возьмите правее, – сказал он. – Кажется, мы уже вышли из зоны безопасности порта.
***
Выйдя из коптера, женщина долго рассматривала старый “замок”, не двигаясь с места. Хикки терпеливо ждал, когда она насытится впечатлениями; из глубины дома раздавались отрывистые команды Этерлена, который с помощью Лоссберга готовился к допросу захваченного террориста. По его речи Хикки сразу понял, что он собирается использовать “химию”. Такой допрос, основанный на гипнотических способностях дознавателя, требовал немалой энергии. Хикки знал, что Этерлен в этом отношении гораздо сильнее его самого, но беспокоился за сохранность нервной системы генерала.
“В случае чего, – решил он, – придется подключаться самому”.
– Кто это построил? – спросила Леа, подходя к фиолетовой лестнице “замка”.
– Так, один сумасшедший, – отмахнулся Хикки. – Собирался воевать с призраками. Идемте, они наверху.
Этерлен и Лоссберг расположились в просторном холле второго этажа. Мьюз, уже приведенный в чувство, был крепко привязан к креслу. Он выглядел жалко: глядя, как Этерлен умело собирает инъектор, террорист мелко трясся, по его лицу текли крупные капли пота.
– Что, парень, – говорил Этерлен, – хватать женщин и детей ты умеешь, а укольчиков боишься? Ничего, сейчас мы прочистим тебе мозги…
– Это так называемый “психосиловой допрос”, – объяснил Хикки женщине. – Вам, разумеется, такие номера запрещены. Даже мы применяем их только в исключительных случаях: это довольно опасно.
Этерлен прикоснулся инъектором к шее Мьюза, и тот сразу же обмяк, в глазах появился пустой идиотический блеск.
– Так, теперь тишина, – Этерлен сразу стал серьезен. – Всем молчать, молчать!
Он уселся верхом на стул и начал:
– Александр Кеннет Мьюз, в каких отношениях вы состоите с Всеславом Батицким, кадетом Академии Имперской Службы Безопасности?
– Всеслав – сын моей двоюродной сестры Сары Инги Батицкой, в девичестве Свенсон.
– Когда Всеслав появился на Авроре?
– Больше месяца назад, точнее припомнить не могу.
– Вспоминайте.
Лицо Мьюза исказила мука. Он тяжело вздохнул и резко, неестественно дернул головой.
– Сорок два дня тому назад.
– Какова была цель прибытия Всеслава Батицкого?
– Он собирался расправиться с несколькими известными на Авроре предпринимателями, занятыми в сфере конвойно-транспортных операций.
– С какой целью?
Мьюз промолчал. Хикки видел, как подергивается его щека: террорист изо всех сил пытался найти ответ на заданный ему вопрос, но это было не в его силах.
“Код? – подумал Хикки. – Нет, это невозможно, Пол пробился бы. Он и в самом деле не знает, какого черта пацан решил мочить всю эту публику”.
– Расправиться – значит убить?
– Да, это так.
– Почему вы согласились помогать Батицкому в этом деле?
– Я не соглашался. Он принудил меня силой оружия. Он завладел оружием своей семьи и заставил меня предоставить ему транспорт и финансовую поддержку.
– Батицкий покидал Аврору?
– Один раз. Его не было пятеро суток. Потом он вернулся, и все началось снова.
– Родители Батицкого знали, чем он тут занимается?
– Нет, не знали.
– Кто сопровождал Всеслава на Авроре?
– Высокая девушка, двадцать два–двадцать три года, зовут Роми. Фамилия мне не известна. Они жили у родителей Батицкого.
– Каково было психическое состояние Всеслава Батицкого после прибытия на Аврору?
– После отчисления из Академии он получил психотравму, но с отчислением она связана не была. Подробности мне не известны. Он был очень скрытен, и даже родители не могли сказать, что же с ним произошло.
Хикки нахмурился. Психотравма! Кадет был отчислен… почему отчислен? Какая психотравма, не связанная с отчислением, могла заставить пацана схватиться за оружие?!
Ему хотелось скорее включить свой терминал, но допрос следовало довести до конца – и ни в коем случае не мешать Этерлену.
– Где сейчас находятся Батицкий и Роми?
Молчание. Мьюз задергался, из его глаз вдруг брызнули слезы, и голова допрашиваемого безвольно упала на грудь. Этерлен шумно выдохнул и, пошатываясь, встал на ноги.
– Хик, – сказал он, – мне нужно полежать. Просмотри все, что можно найти на этого гада Батицкого. Слабак он, этот Мьюз. Но… он действительно не знает.
Лоссберг помог Этерлену доковылять до стоявшего в холле дивана и повернулся к Хикки:
– Где твой терминал?
– Идемте вниз, – устало сказал Хикки.
– Он жив? – произнесла Леа, с ужасом рассматривая бесчувственного Мьюза.
– Он придет в себя часа через три, может, больше. Я не поручусь за его психическое здоровье. Некоторые люди плохо переносят такую “промывку”.
