- Вот этот, - уточнил я, указывая на эбонитовый ящик.
      - Но для чего же, как вы считаете, должна предназначаться эта штука?
      - Это - поглотитель шумов, деструктор звука, звуковой аннигилятор, называйте, как хотите...
      - Господин Милланд...
      - Вы говорите о разумном объяснении, а это и есть разумное, приемлемое, логическое разъяснение, которое я вам могу предложить. Я повторяю: эта машина была задумана и создана для того, чтобы разрушать, или, если хотите, гасить звуковые волны неким лучом. Когда я говорю о звуковых волнах, то хочу сказать, что речь идет о тех, которые способен уловить человеческий слух. Возможно, этот эффект продолжается и в области инфразвука и ультразвука, но в данный момент я не могу утверждать это с полной уверенностью.
      Все молчали, и я продолжил:
      - Во всяком случае, не могу понять связи, существующей между этой машиной, "создающей тишину", и... как бы это сказать... проявлением...
      Мне не хватало слов, чтобы объяснить, но они меня прекрасно поняли, хотя и сами вряд ли смогли бы подобрать подходящий термин.
      Существует ли вообще какая-нибудь логика или нечто рациональное в этом таинственном проявлении, оставившем временные следы на полу и стене?
      Однако, как ни крути, эти факты совпали по времени, хотя мы и не могли установить хотя бы малейшую связь между ними. Но Грейсон, который не переставал мерить шагами лабораторию вдоль и поперек, первым отказался от идеи совпадения, пытаясь рассмотреть явления по отдельности, а не в единстве.
      Однако его мыслями полностью владел феномен материализации, и я догадывался почему.
      - Проникновение из сна в реальность, - задумчиво произнес он. - Да, пожалуй, так оно и есть... никакого другого объяснения я не вижу.
      - Что вы хотите этим сказать?
      Лицо его приняло землистый оттенок. Кажется, он сам был напуган до смерти своей же собственной идеей.
      - Ватсон в опытах с Валери достиг такой ступени психического проникновения, какой мы пока и представить не можем...
      - Значит, это то самое новое измерение, с которым вы не вполне соглашались? - заметил я.
      Он взглянул и кивнул головой.
      - Пусть будет так, - проговорил он со вздохом, - если нельзя объяснить чем-то другим. Будем считать это неизведанное измерение явью, которая представляет из себя нечто вроде параллельного мира, сосуществующего с нашим через сеть бессознательного.
      - Но это же абсурд, - обрезал Дейтон.
      - Герберт, прошу вас, дайте договорить, - вмешался Эймс, хрустя пальцами.
      - Черт знает что! Психологический феномен не может никоим образом интегрироваться в нашу материальную среду.
      Грейсон скорчил смешную гримасу.
      - Что вы об этом знаете, Герберт?! Только то, что объект должен быть ограничен в пространстве и следовать неким физико-химическим правилам картезианства *. Но ведь единое видение вещей, начиная с Гейзенберга **, перевернуло всю эту концепцию. Разве нам известен механизм, который позволяет с открытием некоторых частичек в пространстве привести к
      * Учение французского философа Рене Декарта.
      ** Немецкий физик-теоретик, один из создателей квантовой механики.
      понятию параллельного мира? Нарушить границы психики? Нет, мы просто принимаем это как факт. В области бессознательного мы грешим еще избытком невежества, но ничто не мешает нам полагать, что мы стоим перед новой точкой зрения на теорию единого поля, которое до сих пор еще не открыто наукой.
      Дейтон взъерошился, как боевой петух.
      - Выходит, что чудовища прорвутся из бессознательного, чтобы интегрироваться в нашу реальность, и будут столь же реальны, как вы и я! Это чушь! Это самое смешное из того, что я слышал до сегодняшнего дня!
      - Минуточку!
      Я положил руку на включатель звукового аннигилятора, прервав упрямого Дейтона.
      - Прошу немного внимания. Может быть, для доказательства связи между двумя феноменами стоит повторить опыт?
      Дейтон аж подпрыгнул. Он побледнел и двинулся ко мне, пытаясь вырвать аппарат.
      - Не смейте этого делать, - проверещал он. - Ради бога, не делайте этого!
      Наступила тишина, во время которой был слышен только хруст ломаемых Эймсом пальцев.
      Я не мог удержаться, чтобы не засмеяться.
      - Вы мне казались таким уверенным...
      - Не вам решать, господин Милланд, не вам... Это вне вашей компетенции.
      - Но и не в вашей, к несчастью. Узлом противоречий в этой ситуации, как мне кажется, является госпожа Ватсон. Она одна знает правду. Поверьте мне, именно на ней вы должны сконцентрировать свои усилия, пока не стало слишком поздно.
      - Все, что мы пока пытались делать, было в границах законного.
      - Должен ли я в таком случае предположить, что существуют и другие средства, которые вы еще не осмелились использовать?
      - Это должна решать официальная судебно-медицинская комиссия.
      - И когда решение будет принято, госпоже Ватсон грозит комната в сумасшедшем доме с обитыми стенами... - четко проговорил Грейсон. - Нет, я полагаю, что господин Милланд прав. Именно на нас сейчас все возлагается, пока эксперты не усложнили задачу.
      - На что вы надеетесь, Энтони?
      - Я верю в свою идею.
      Грейсон бросил тяжелый взгляд в мою сторону, чем вызвал во мне какое-то болезненное ощущение. Никто ни на что меня не уговаривал, но я чувствовал себя все более и более беспокойно и неуютно, спрашивая, чего же они от меня хотят?
      В конце концов Грейсон пожал плечами и проговорил:
      - Господин Милланд, это дело может принять очень скверный оборот. Я полагаю, что действовать следует как можно скорее, если мы хотим избежать самого худшего. Согласны ли вы нам помочь в последний раз?
      - И что же мне предстоит?
      - Попытаться вернуть Валери Ватсон в нашу реальность.
      - Но как же я смогу это сделать, боже ты мой?
      - Внедриться в ее сон.
      - В ее сон?
      - Если бы вы смогли взломать ее ментальные барьеры, то я уверен, что вы могли бы попытаться победить ее и вразумить.
      - Не понимаю, о чем вы говорите.
      - А я полагаю, что такой опыт можно провести.
      - И каким же образом?
      - Мы вызовем у вас искусственный сон и свяжем ваше подсознание с подсознанием госпожи Ватсон так, что вы окажетесь освобождены от ощущений запретного, от механических и иных воздействий, которым ваша психика могла бы подвергнуться снаружи и изнутри. Вы получите своего рода сопротивляемость к ударам церебральной сети Валери и войдете в контакт с ней, полностью сохраняя свою собственную личность.
      Вот так раз! Уж этого-то я никак не ожидал! Меня охватила ледяная дрожь. Я был потрясен тем, что мне предложил Грей-сон.
      - Но почему вы выбрали меня? Я не только не знаком с госпожой Ватсон, но и не знаю ничего из вашего...
      - Время поджимает, а мне нужны мои коллеги, чтобы помогли обеспечивать эту попытку.
      Я смущенно покачал головой. Стечение обстоятельств продолжало оказывать на меня свое воздействие. Кажется, на этот раз я окончательно попал в ловушку.
      - И каков же риск?
      - Я буду откровенен с вами, Милланд. Это первый опыт такого рода. Практически нет никакого риска, если вы будете точно выполнять все мои инструкции во время "путешествия". В любом случае, вы будете под нашим контролем в течение всего продолжения опыта. При малейшей тревоге или психологической опасности мы вас возвратим.
      - Сколько времени это может занять?
      - Вероятно, несколько часов, хотя может продлиться и несколько дней. Если вы потерпите поражение или решите отказаться от продолжения опыта, вам стоит только нас предупредить. Ваше решение осуществится в ту же секунду.
      Он вопрошающе смотрел на меня.
      - Итак, господин Милланд, что вы решили?
      - Дайте-ка мне сигарету...
      На какое-то мгновение я почувствовал, что не знаю, какой ответ дать, и что колеблюсь, как никогда в жизни.
      Передо мной сидели четверо ученых, которые очень живо разговаривали между собой, не уделяя мне никакого внимания, но и я не слушал их, погрузившись в свои собственные мысли, а перед моими глазами стоял образ Валери.
      Внутренне я спорил с собой, раздираемый противоположными силами, которые толкали меня на принятие совершенно различных решений. Страх визжал во мне, он предостерегал и приказывал бежать отсюда со всех ног, но другая сила подталкивала встретиться с созданием моей мечты, с которкм я, сам того не желая, познакомился. Я окончательно понял, что очарован образом Валери, и это, конечно, повлияло на мое решение.
      Я посмотрел на ученых и тихо спросил:
      - Когда я должен начать?
      Рука Грейсона дружески и даже как-то отечески опустилась мне на плечо.
      - Думаю, чем скорее, тем лучше. Пошли!
      Сначала Грейсон провел серию тестов для изучения особенностей моего мозга, в том числе его мотивационность, силу и слабости.
      В экспериментальном блоке поставили кушетку рядом с кроватью Валери, и я, лежа, смотрел на копошение ученых, напоминающих некие зловещие тени в сумерках. Они делали все молча, согласованно, без малейшей театральности, до того самого момента, когда Грейсон дал мне понять, что все готово для "великого прыжка".
      Линдсей надел мне на голову шлем с электродами, проверив в последний раз все его контакты со шлемом Валери.
      Я увидел, как его руки коснулись включателей аппаратуры, как загорелись лампочки, и мягкое жужжание наполнило помещение.
      Что приближается решающее мгновение, я понял, когда увидел Грейсона, шагнувшего ко мне со шприцем, наполненным желтоватой жидкостью.
      - Готовы, господин Милланд? - спросил он.
      - Готов.
      - Возьмите за руку госпожу Ватсон.
      Я повиновался, и мои пальцы сомкнулись на мягкой, нежной и бархатистой коже. В тот самый момент, когда Эймс скрепил наш союз кожаным браслетом, ощетинившимся пучками проводов, меня вдруг охватило какое-то странное чувство. Но это длилось не дольше, чем сверкание молнии, до момента, когда игла вонзилась мне в плечо.
      В теле вдруг возник огненный вихрь, разом рванувшийся на штурм моих кровеносных сосудов, вен, артерий, сердца и мозга...
      В течение едва ли нескольких секунд я ощущал, что отрезан от внешнего мира.
      Стены приблизились и поглотили меня. Появилось ощущение, что я валюсь в темный мир, за грань времени и пространства. За пределы своего тела.
      И вот я погружаюсь все глубже и глубже...
      Наконец ныряю в самую глубину.
      Глава 5
      Вихрь в теле исчез, и у меня восстановилась ясность ощущений. Я продолжаю скользить в незнакомом мире, окрашенном в какие-то странные, но очень живые тона.
      В моем сне фантазия сменяется реальностью, и ощущения тоже становятся реальными.
      Я чувствую себя свободным, как бы забывшим о всех своих трудностях и неприятностях, способным решить все проблемы мира.
      На первом уровне сознания меня вдруг начинают обуревать образы-воспоминания, хранящиеся в недрах нейронов и теперь всплывающие в памяти.
      Я медленно парю над поверхностью голубого озера, в котором отражаются ночные звезды. Каменный мост, переброшенный с берега, ведет на небольшой островок, на который накатываются мягкие волны. Их цвет похож на гигантскую, пропадающую вдали радугу. Это же Капри!
      Провалившись в просвет между облаками, я вижу сад под дождем. Бруклин!
      Вижу белизну камня, которую помню еще с шестнадцати лет. Я - ребенок, бегущий в колледж, затем солдат, совершающий свой первый прыжок с парашютом, человек, вцепившийся в баранку на длинном скользком пути. Дорожный знак: "Мельбурн: 28 миль".
      Я склоняю голову перед статуей Линкольна и мимоходом целую губы Биатриче. Я смотрюсь в огромные глаза Нэнси. Моя рука в живом потоке ее серебристых волос.
      "Гамбургер - три цента!" Серебряный шарик, прыгая по контактам, зажигает потоки то красного, то зеленого цвета. "Тилт". Красный, зеленый, "тилт"!
      Свисток на перекрестке... Кепка... Черный рот... Вход в подземку... "Направление Пантэн... Площадь Италии..." Черная пасть... туннель... черная пасть... темнота... черная пасть... небытие...
      "Осторожно, Миманд, вы пересекаете вторую ступень!"
      "Все нормально."
      "Мы поддерживаем вашу сопротивляемость удару... Все правильно... Вы четко воспринимаете?"
      "Да".
      "Теперь вы свободны от своих зрительно-звуковых воспоминаний... Прерываем мнемоническую цепь... Расслабьтесь... Теперь сконцентрируйтесь на туннеле".
      "Он затягивает меня..."
      "Пусть все так и идет... Не сопротивляйтесь..."
      "Готово... я внутри... ничего не вижу... свистит ледяной ветер..."
      "Передавайте помедленнее... Мы регистрируем не очень четко... Отдохните немного..."
      "Холод... У меня такое ощущение, что я закован в льдину... Что происходит?.."
      "Ничего особенного... Обычная реакция на понижение температуры тела... Биения вашего сердца синхронизируются с биениями сердца госпожи Ватсон... Сейчас это прой..."
      "Что выговорите, Грейсон? Я плохо слышу..."
      "Милланд... Пов... Алло!.. Мил... спокой..."
      "Что случилось?.."
      Ответа я не получаю. Только ветвятся какие-то схемы в темноте.
      Тут я опять ныряю в черную дыру, в ледяной холод, проникающий в душу, как стальное лезвие.
      Неожиданно падение ускоряется, головокружительное и грозное. В ореоле бледного и нечеткого сияния появляются светящиеся шарики, похожие на далекие звездочки.
      Они смутно мерцают, и я никак не могу увидеть хотя бы одно знакомое созвездие. Их свет напоминает горящую во льду свечу.
      Со всей осторожностью я сопротивляюсь энергии лжеконтинуума * вокруг меня, который не дает возможности поступать инструкциям Грейсона.
      Что же происходит? Почему прервалась связь?
      Я стараюсь подавить захлестывающий меня страх. Терпение... нужно ждать и надеяться...
      Сейчас страх - мой единственный враг. Нужно бороться... бороться...
      Я плаваю в этом мире безумия, когда вдруг словно отдергивается занавес, за которым блестит живой свет, колышущийся, как бескрайняя водная поверхность. Это действительно озеро.
      Я вижу черный силуэт, растянувшийся по всей длине водной глади.
      Фантастическое, невообразимо огромное существо в человеческом обличье.
      Оно кажется спящим... Я это чувствую... Я об этом догадываюсь... Да, я знаю теперь, что оно спит... Оно спит...
      Существо спит, но я не вижу его лица, ибо оно лежит спиной ко мне, а ноги упираются в темный далекий берег.
      В это время с неба падает в глубину озера звезда. Затем вторая... Третья...
      Озеро вокруг человека глотает одну за другой звезды и становится постепенно все темнее и темнее. Идет возрождение какого-то мифа со всей его символикой.
      * Континуум - сплошная материальная среда, свойства которой изменяются в пространстве непрерывно.
      "Милланд!"
      Мгновенно все исчезает: горловина, сумерки, звезды, озеро, спящий...
      "Милланд!"
      Громадная волна выплескивается на пустынный остров...
      "Алло, Грейсон... Ради бога, что случилось?"
      "Ничего особенного... Нарушение контакта в схеме..."
      "А я уже начал отчаиваться".
      "У нас полностью исчезал контакт. Где вы?"
      "Это неважно, я держу удар, но..."
      "Не паникуйте... Все идет хорошо..."
      Ощущение холода исчезает, возвращается ясность восприятия.
      "Нормально, все идет хорошо".
      "Вы только что достигли второй ступени".
      "Я ничего не вижу... кроме красок. Изогнутые линии, ломаные линии... все кружится и вертится в разных направлениях..."
      "Мы это регистрируем. Вы теперь окончательно и гармонично подключились к госпоже Ватсон. Внимание, приготовьтесь к последнему прыжку... это может быть болезненно... Максимально сконцентрируйтесь..."
      Я очень хорошо понимаю, что они хотят сказать.
      Теперь неизвестность, запретная зона. Та, которую не зондировал ни один человек, помимо профессора Ватсона. Я чувствую таинственное притяжение духа Валери.
      "Вы готовы, Милланд?"
      "Готов".
      "Начали".
      Снова концентрация. Новое усилие. Новый нырок.
      Теперь все принимает вид почти невыносимо блестящей сферы. Я чувствую, что получил доступ к чему-то возвышенному и таинственному. Это как будто толкаешь дверь и оказываешься в антикосмосе.
      Жесточайшая боль при пересечении последнего ментального порога.
      Но голос Грейсона не оставляет меня в покое... Вихрь огня...
      Голова моя в конце концов разрывается и разлетается осколками.
      Я дико воплю в то время как со скоростью пушечного ядра падаю в глубь бесконечного колодца.
      Но вот еще секунда, и я врезаюсь в твердую землю...
      Мои руки нервно ощупывают холодную и скользкую поверхность. Я оборачиваюсь, пытаясь оглядеться сквозь полумрак.
      Я кричу во все горло... Я ору:
      - Госпожа Ватсон!
      Глава 6
      Мало-помалу страх отступает. Боль исчезла. Я сажусь и касаюсь твердой поверхности стены.
      Но ведь эта стена во сне. Она не должна быть твердой.
      Это иллюзия, призрак стены...
      Тем не менее это настоящая стена. Столь же реальная, как и мое тело. Она твердая... прочная... она...
      Я сижу, с трудом переводя дыхание. Сумрак постепенно отступает. Или это привыкают глаза?.. Становится чуть светлее. Чувства мои восстанавливаются.
      Легкий шорох откуда-то снизу заставляет меня вздрогнуть. В углу на земле, скорчившись, лежит какая-то фигура.
      Почему-то я догадываюсь, что это человек.
      Его блестящие глаза впиваются в меня с ужасом и любопытством.
      - Госпожа Ватсон...
      Между двумя ударами сердца я различаю ее тонкий силуэт.
      - Госпожа Ватсон...
      Возникает ощущение, что я только что очнулся после долгого кошмара, вынырнув в реальность из сна. Но с другой стороны, это же и был сон, будто я задыхаюсь в темной дыре как проклятый.
      И между сном и явью я шепчу:
      - Ответьте, госпожа Ватсон, прошу вас...
      - Кто вы?
      - Ничего не бойтесь, я не сделаю вам зла...
      - Кто вы?
      - Меня зовут Роберт Милланд. Мы с вами замкнуты в одну гармоничную систему. Я пришел, чтобы вывести вас из вашего сна...
      - Что вам от меня нужно?
      Голос ее дрожит от страха. Это даже не голос, а дуновение, намек на голос.
      - Я пришел, чтобы помочь вам, госпожа Ватсон.
      - Я не нуждаюсь в помощи.
      - Послушайте меня. Необходимо, чтобы вы меня выслушали.
      - Не подходите! Не приближайтесь!
      Глубочайший ужас искажает ее лицо. Я останавливаюсь в двух шагах.
      Я рассказываю ей о Грейсоне, о нашей попытке, об опасности, которая ее подстерегает, если она будет упрямиться, но на нее ничто не действует. Как об стенку горох.
      Она недвусмысленно и четко заявляет мне:
      - Вы не имеете права. Покиньте этот мир и оставьте меня в покое.
      - Я не могу этого сделать. Я должен убедить вас вернуться.
      - Зачем?
      Стоит ли рассказывать ей всю правду? Жестокую правду, из-за которой я предпринял это путешествие. Нет, просто попробую начать сначала.
      - Почему вы убили своего мужа?
      С отвращением на лице, опустив голову, она начинает царапать стену ногтями.
      - Замолчите. Хотя бы из жалости замолчите...
      - Но была же причина? Какая? Вы должны это помнить...
      - Да замолчите же вы, я этого не вынесу...
      - Объясните же, черт побери!
      - Неужели вам нравится мучить меня? Разве вы не видите, что я страдаю?
      - Еще хуже будет, если вы станете упрямиться... тогда вы пропали... совершенно пропали...
      - Оставьте меня... ради бога, оставьте...
      - Госпожа Ватсон, вас подстерегает сумасшествие... Вы в это не верите и продолжаете окукливаться все больше и больше, чтобы уйти от своих воспоминаний... В убежище подсознания вы продолжаете сражаться со своими угрызениями совести, но мозг ваш болен и скоро не сможет сопротивляться. Человеческий мир внушает вам ужас, и вы охотно по своей воле прячетесь все глубже и глубже. Эти стены не что иное, как попытка вашей души отгородиться. Разве не так?
      - Боже, сделай так, чтобы я умерла!
      Тяжело дыша, она смотрит на меня огромными глазами и, кажется, вот-вот сорвется в нервном припадке.
      - Сделайте усилие, и я вам помогу...
      - Неужели вы не понимаете, что для меня это невозможно?
      - Ну хорошо. Успокойтесь... Я все равно вам помогу.
      Отказ ее был каким-то неуверенным, робким, не противоречащим ее ангельской, почти детской красоте.
      Я готов был позвать Грейсона, но пересилил себя. В любом случае я должен был преодолеть это ослабевающее сопротивление собственными средствами.
      Но взывать к разуму Валери было бессмысленно.
      Я подождал некоторое время. Секунду или вечность, не знаю. Потом посмотрел вверх и увидел отверстие. Помещение, где мы находились, напоминало узкую коробку, стены которой терялись где-то вверху. Коробку, заброшенную в никуда и заставляющую задуматься, что происходит там, в вышине.
      Нужно было, чтобы я нашел решение. И тут я опять обратился к Валери:
      - Почему вы так говорите?
      - Как я говорю?
      - Вы говорите о невозможности преодолеть страх.
      - Да! Совершенно верно. Это свыше моих сил.
      - Где мы?
      - Откуда мне знать?
      Я указал наверх. В сумрачную пустоту, где, казалось, патрулировали с механической безнадежностью огромные бледные облака. Лунный луч сквозь отверстие обливал нас холодным сиянием.
      - Ну и какой же мир вы создали за этими стенами?
      - Я не знаю... Прошу вас, проснитесь, господин Милланд.
      - Тот мир стал для вас реальным?
      - Он реален и без меня... или, по крайней мере, был... когда... О! Я больше ничего не знаю... ничего не знаю больше...
      Агрессивность в ее тоне пропала, и он стал почти дружеским. У меня возникло ощущение, что все ее существо растворяется в серебряной пыли.
      Затем выражение ее лица стало меняться, оно стало скептическим.
      - Это невозможно... Не настаивайте... Вы ничего не сможете сделать для меня...
      - Позвольте мне все же попытаться... Посмотрите!
      Ощупывая поверхность стены, я вдруг наткнулся на железное кольцо, а затем обнаружил какие-то стержни. Раньше я их не видел, и меня снова начало охватывать сомнение, где сон, а где явь.
      Это тело возле меня!.. Но что же тогда осталось в экспериментальном блоке?
      Я гоню эти мысли, чтобы сконцентрироваться на металлических опорах.
      - Я должен подниматься первым. Когда выберемся из этой дыры, продолжим наш разговор.
      Я карабкаюсь, поднимаясь в темноту, опираюсь на железные кольца и стержни и протягиваю руку Валери, которая сначала колеблется.
      - Давайте, давайте! Делайте, как я вам говорю.
      Я подтягиваю ее, упираясь изо всех сил, и мы оба поднимаемся по направлению к узкому отверстию. Порыв ледяного ветра ударяет мне в лицо, и, пока Валери добирается до меня, я пытаюсь еще больше сдвинуть плиту, перекрывающую отверстие. Она страшно тяжелая. Невероятно тяжелая.
      Я толкаю, толкаю... С каждым разом она немного подается и обзор расширяется. Я все больше вижу небо, закрытое зловещими облаками.
      Время от времени я останавливаюсь, чтобы отдышаться, а кровь так и стучит в висках.
      Вверху царит полнейшая тишина, но ледяные порывы ветра врываются в отверстие, а я с бесконечным терпением все толкаю и толкаю проклятую плиту, пока ни спихиваю ее полностью. Еще усилие, и я уже сижу на краю отверстия.
      Я протягиваю руку Валери и рывком вытаскиваю ее за собой.
      Она помогает мне, как может, и вот наконец, бледная и задыхающаяся, сидит рядом.
      Я решаюсь оглядеться. Голова кружится от подступающего ужаса.
      Перспектива сумрачных кипарисов... Ряды крестов и могильных памятников.
      Кладбище!
      Глава 7
      Валери срывается с края и бежит. Я мчусь за ней, протянув вперед руки. Спрыгнув с края могилы, из которой мы только что выбрались, она по пути задевает крест, и тот падает с глухим шумом.
      - Валери!
      Чувство беспомощности охватывает меня, когда я вижу, как молодая женщина бежит, спотыкаясь, по мягкой земле.
      Я слышу ее вскрик и вижу, как она теряет равновесие.
      Подскакиваю вовремя, чтобы ее поддержать.
      - Что вы делаете?! Вы что, сошли с ума?!
      - Оставьте меня... оставьте...
      Она, повернувшись, смотрит на меня. Лицо ее залито слезами. Глаза странно сузились. Взгляд оцепенел.
      Совершенно безумная! Эта женщина действительно сошла с ума!
      - Опомнитесь! Вы не имеете права замыкаться в этом безумии... Не имеете права...
      Мне кажется, что она делает невероятные усилия, чтобы собрать свои мысли и выразить их.
      - Это не я... Это не я... - хнычет она. - Это исходит из этого мира... Неужели вы ничего не понимаете?.. О боже, я больше не могу... не могу...
      Фраза заканчивается каким-то припадком, и меня охватывает тошнота. Все настолько мерзко и глупо, что я готов вызвать Грейсона. Но беспорядок, царящий в моем подсознании, не позволяет мне этого сделать.
      Опять этот всеохватывающий ужас перед тишиной.
      Полная разъединенность всех чувств.
      Что же, в конце концов, происходит?
      И вдруг где-то далеко в этой вековой тишине начинает звучать странная музыка. Что-то навязчивое, назойливое, переходящее от мажора к минору.
      - Слушайте!
      Я увлекаю Валери в промежуток между двумя огромными деревьями, которые стонут под напором ветра. Дрожащей рукой она указывает мне направление.
      - Это идет оттуда, - шепчет она.
      Ужасная, душераздирающая, злая музыка... Чем-то она напоминает играющую под сурдинку гармонику. Странные аккорды летят в окружающий нас ледяной мрак. Невидимый артист на заброшенном кладбище и таинственность всего происходящего вырывают меня из оцепенения.
      Валери следует за мной, и мы идем, влекомые музыкальной нитью Ариадны.
      Я останавливаюсь, чтобы рассмотреть каменные плиты у нас под ногами, и инстинктивно прижимаю к себе Валери.
      Охваченный ужасом, к узнаю черноватые пятна, которые видел в коттедже Ватсонов в ту памятную ночь, предшествовавшую моему отправлению сюда.
      Перед нами зловещая цепочка следов, которая, петляя, ведет туда, откуда раздается музыка. В лунном свете эта липкая слизь напоминает мне блеск извивающихся червей.
      Мы огибаем аллею и оказываемся перед странным строением, просвечивающим сквозь туман.
      А навязчивая музыка становится громче и громче, достигая апогея в невыносимом крещендо.
      Я смотрю во все глаза, стиснув руку Валери.
      Это часовня. Сквозь седые нити тумана видна замшелая крыша с желтыми пятнами, выкрашенные зеленовато-лимонной краской стены, по которым карабкаются какието растения, и небольшие окошечки с многоцветными квадратиками витражей.
      Когда музыка на минуту смолкает, становится слышным пение сверчка и далекое кваканье лягушек, а затем, словно по неумолимому приказу, концерт возобновляется.
      Как зачарованные, мы с Валери шагнули вперед, толкнув дубовую резную дверь, вошли и...
      Боже мой! Это как ушат холодной воды!
      Часовня до отказа набита людьми - мужчинами и женщинами.
      Никто не обернулся, чтобы посмотреть на нас. Казалось, им все было совершенно безразлично. Они сидели, словно статуи, крепко сжимая в руках большие церковные свечи.
      Возле алтаря я увидел того, кто играл эту демоническую мелодию. Или если не его самого, то по крайней мере его руки в колеблющемся пламени свечей.
      Длинные костлявые пальцы, украшенные золотыми кольцами и перстнями с изумрудами. Они напоминали мне те, которые в записанном на пленку сне Валери царапали стены. Теперь эти пальцы бегали по клавиатуре фисгармонии, как лапки ткущего сеть паука.
      А музыка текла... текла... переливалась через стены и заполняла все.
      Перед алтарем я заметил два свободных сиденья с подушечками из красного бархата.
      Теперь Валери бессознательно повлекла меня вперед, и я понял, что эти места предназначены для нас.
      Я шел, а не покидающий меня страх снова визжал, предупреждая меня: Нет, Роберт... нет, только не это...
      Тень, падающая на стену от рук артиста, казалась живой. Она как бы разбухала, росла в соответствии с громкостью музыки. Черный мрамор алтаря искрился, мерцал... Нет... Роберт... Не подходи... не подходи...
      И тут я как бы очнулся от колдовского воздействия проклятого алтаря и волшебной, неземной музыки.
      Пальцы после душераздирающей ноты застыли в одной точке, а я разом обернулся. Я чувствовал, что мне в спину впиваются чьи-то взгляды.
      Но нет. Это были только пустые зрачки, слепые потухшие взоры, ничего не выражающие.
      Все - ложь и абсурд. Я участник какой-то жуткой комедии.
      Эти существа вовсе не люди, а просто восковые манекены, музейные куклы, застывшие в вечном покое.
      В давящей тишине я вглядывался в десятки бледных иссохших лиц, изборожденных глубокими морщинами.
      Затем они вдруг начинали растекаться в пламени свечей, черты лиц их расплывались, казалось, оживали, принимая странноватые и жуткие выражения, отчего у меня волосы зашевелились на голове.
      Воск плавится... плавится... и вскоре остаются одни натеки, пузыри...
      - Валери!
      И только тут я понимаю, что Валери исчезла и что я один стою посреди этой проклятой часовни.
      Охваченный безумной яростью, я бросаюсь к двери, но она заперта снаружи.
      Я разбегаюсь и бью плечом, отскакиваю и сбиваю стоящие в углу манекены, которые рушатся с глухим шорохом.
      - Валери!
      Скользя по мягкому теплому воску, спотыкаясь о манекены, я продираюсь к окнам, но все они зарешечены и закрыты ставнями.
      Вдруг я вижу еще одну дверь, слева от алтаря. Толкаю ее, и она открывается.
      Выскакиваю наружу, и дверь больно ударяет меня в спину.
      Глава 8
      Я потерял всякий отсчет времени. А может быть, оно вообще остановилось.