Ришар-Бессьер Ф.
      Властелины безмолвия
      Перевод А. Шаталова
      Глава 1
      С того момента, как игла вонзилась мне в плечо, я неподвижно лежу на спине и постепенно теряю ощущение своего тела.
      На глубинном уровне моего сознания вдруг всплывают тайные воспоминания и желания, деталь громоздится на деталь с ужасающей ясностью и четкостью.
      Тогда я закрываю глаза, и передо мной, словно в гигантском калейдоскопе, пробегают странные картины, и я растворяюсь в вихре красок и движений.
      Все это начинается с гигантской статуи, стоящей в широком световом прямоугольнике.
      Каменные жабы теснятся вокруг цоколя, карабкаются по длинной пурпурной тунике, пробираясь из складки в складку, соскальзывая с бронзовой юбки, чтобы снова карабкаться, добраться наконец до корсажа и спрятаться у вызывающе гордо торчащей груди.
      Незнакомое солнце освещает багровыми лучами это кошмарное видение, проникая как бы сквозь кружевные зубцы далекой стены.
      Мало-помалу все вокруг оживает. Каскадер-клоун с сияющими словно звезды глазами дергается внутри своей бутылки, его голова поворачивается справа налево и слева направо, как и голова жирафа, который только что возник из стеклянного бочонка.
      Мерзкая обезьяна висит на маятнике гигантских настенных часов, который рассекает воздух, как стальное лезвие, а ее длинные лапы при качании хватают совсем голеньких детишек, окружающих эту странную машину с разверзнутым ртом вместо циферблата.
      Детишки один за другим исчезают внутри часов, проглоченные ненасытной пастью и унесенные потоком времени.
      У статуи нет лица, но у меня такое ощущение, что его нет потому, что я не хочу его видеть. А вообще это лицо должно быть одновременно ангельским и демоническим, а отсутствующая на его устах улыбка должна принадлежать Елене Прекрасной, приказывающей поджечь Трою.
      "Еще одно усилие, Валери, мы проходим вторую стадию..."
      "Я боюсь... О! Грег... я прошу тебя... останови... я не могу больше..."
      "Это просто реактивная депрессия... Все нормально..."
      "Я больше не хочу, Грег... не хочу больше..."
      "Успокойся... еще одно усилие... Мы удерживаем этот путь, Валери... мы его удерживаем..."
      Свет танцует и вибрирует, как в разгар лета.
      В какой-то адской пляске гудят огромные черные мухи, в то время как других заглатывает черный изъязвленный камень.
      Невидимые руки бросают горстями песок, который засыпает глубокие дыры, а на чей-то тревожный зов возникают прочные стальные прутья решетки и закрывают прямоугольник света.
      "Нет, Валери... Нет, не это... Освободи себя... Освободи, раскройся..."
      "Я не могу... Я не хочу..."
      "Убери этот барьер..."
      "Грег!.."
      Створки решетки качаются на пустом месте. А через зубчатую стену жадные пальцы продолжают перебрасывать песок, который засыпает все щели. Пальцы чудовищно длинные, унизанные золотыми кольцами и перстнями с изумрудами. Они скребут стену, сдирая штукатурку, выцарапывая в ней отверстия, становящиеся гротами и пещерами, откуда доносится дыхание агонизирующего существа.
      В полутьме горит черное пламя, и сквозь его ледяные языки видится узкая дорога, ведущая в туннель и далее в бесконечность.
      Круглый рот, как бы приоткрытый для поцелуя.
      "Грег, нет... это невозможно... Я не хочу".
      "Мы достигли третьей степени".
      "Грег..."
      Вдруг створки решетки сдвигаются, и их соединяет цепь с висячим замком. Каменную стену окутывает темнота, краски бледнеют, растворяются и исчезают совсем...
      Не остается ничего, кроме пустого, заполненного призрачным светом экрана
      - Все, выключайте!
      В этот момент профессор нажимает кнопку, вспыхивает нормальное освещение, и "телевизор" отключается.
      Глава 2
      Остальное проступает довольно четко сквозь пелену моих воспоминаний по мере того, как я погружаюсь в туманную пустоту.
      Я слышу голос Грейсона, который говорит мне:
      - Итак, господин Милланд, каково же ваше заключение?
      Меня этот вопрос несколько удивляет, и я смущенно опускаю голову.
      - Видите ли, я ведь не психиатр. По правде говоря, я даже плохой психолог, но...
      - Но?
      - Возникают какие-то фрейдистские символы *... и опять же добровольное самозаточение Валери Ватсон, тоже окруженное символами: бутылка с клоуном, стеклянный бочонок, отверстия в часах и стене, решетка, ритмические качания маятника... На мой взгляд, все это связано с ее бессознательным или осознанным отказом следовать за этим дурацким сном.
      - Речь вовсе не идет о дурацком сне, господин Милланд. Лучше скажем, за нормальным сном. Нас интересуют именно эти сенестезические реакции бессознательного, но, кроме того, нас в основном беспокоит сам беспрецедентный эксперимент профессора Грегори Ватсона. Вы совершенно уверены, что профессор ничего вам не рассказывал о сути своих психо-физиологических опытов?
      Словно клоун в бутылке, я помотал головой справа налево и слева направо.
      Их здесь было четверо, и они смотрели на меня с явным интересом. А я в свою очередь внимательно разглядывал их.
      * Фрейдизм - учение австрийского врача-психиатра Зигмунда Фрейда, сводившего поведение людей к формам проявления первичных бессознательных жизненных влечений.- Здесь и далее примеч. перев.
      Первым был профессор Энтони Грейсон, руководитель Психо-физиологического центра в Бостоне. Высокий, худой и лысый, с выпуклым, куполообразным черепом. Он пользовался широкой известностью. На его слегка крючковатом носу сидели очки в черепаховой оправе.
      Рядом с ним Людвик Эймс, известный фармаколог.
      Этот маленький нервный человечек постоянно хрустел своими тонкими пальцами. Лицо его было сильно загорелым, а маленькие, соломенного цвета глазки постоянно выражали настороженное внимание.
      Что касается Фреда Линдсея и Герберта Дейтона, то это была парочка всемирно известных психиатров. Долгие годы они дружили с профессором Ватсоном и представляли из себя двух невозмутимых существ, которые, если и говорили, то самый необходимый минимум. Чем больше я смотрел на них, тем больше убеждался, что они напоминают больших говорящих кукол.
      Эти четверо вот уже три дня бродили туда-сюда по коттеджу Ватсонов.
      Здесь-то я их и нашел час назад, когда позвонил у калитки коттеджа, прибыв по личному приглашению профессора Грегори Ватсона.
      Все это я объяснил им в нескольких словах.
      Зовут меня Роберт Милланд, я американец и работаю в Центре электроники в Мельбурне уже многие годы, то есть с того времени, как ушел из компании "Дженерал моторс".
      До этого я не был знаком с профессором Грегори Ватсоном, как никогда не видел ни Евы, ни Адама, и когда получил от него приглашение через Грехэма Вилея, то очень удивился.
      Оказывается, я выбран из двухсот техников в помощники профессору Ватсону для работ в области электроники.
      Больше я ничего не знал, если не считать, что мне было обещано ежемесячное королевское вознаграждение.
      Несмотря на то что я стремился встретиться с профессором всей душой и очень спешил, я прибыл слишком поздно, чтобы влезть в это приключение.
      По крайней мере, мне все это до сих пор казалось приключением, учитывая некоторые объяснения, которые мне успели дать эти ученые.
      Оказывается, госпожа Ватсон в припадке безумия убила своего мужа и ее нашли несколько часов спустя в полуразгромленной лаборатории, потерявшую сознание и находящуюся в каком-то подобии летаргического сна, возникшего как защитная реакция на случившееся.
      Разобраться во всем этом собирался Грейсон. Надо сказать, что этот человек вызывал во мне какое-то смутное беспокойство, хотя я и не мог понять, на чем оно основывается.
      - Мы сделаем все, что нужно, - сказал он мне. - Вы нам скоро понадобитесь, Милланд, а для этого необходимо, чтобы вы все узнали об этом деле. Скажу сразу, что госпоже Ватсон не столь уж многое грозит. Полиция сочтет, что ее поступок связан с потерей рассудка. Наши сведения о супружеских отношениях Ватсонов свидетельствуют о том, что они были самыми нормальными, несмотря на разницу в возрасте. О самой Валери Ватсон у нас тоже достаточно сведений.
      Грейсон раскрыл досье, бросил взгляд на какие-то закорючки и значки на листе, а потом заговорил тоном судебного исполнителя:
      - Возраст: тридцать два года; коэффициент интеллекта: сто тридцать пять; пороков не имеет; степень немотивированных поступков: от слегка повышенной к нормальной; отмечается легкое нарастание ритма сердечных сокращений, функциональное, непостоянное; признаков шизофрении не имеет; постоянная половая связь только со своим...
      Но он не стал заходить слишком далеко, закрыл досье и опустил голову.
      - Впрочем, эти сведения предшествуют опытам, которые проводил на Валери профессор Ватсон. Так что в данный момент они большого интереса не представляют. Вы видели ее энцефалографическую запись и даже сами констатировали наличие некоторых фрейдистских комплексов, связанных с регрессивными реакциями ее нервной натуры. Профессор Ватсон зашел в опытах с Валери слишком далеко, это бесспорно. Проникая в ее мозг, он достиг самых его глубин, спровоцировав шок. Таким образом, ответственность за случившееся лежит на нем.
      Грейсон замолчал, чтобы дать возможность Линдсею вынести заключение.
      - Однако важно одно, и Ватсон сообщил нам это незадолго до гибели. Он сделал необычайно важное открытие, способное перевернуть все то, что уже было достигнуто в области изучения глубинной психологии. Наша единственная надежда - узнать некоторые подробности этого открытия - основывается на возможности найти средство снять патологическую защиту Валери от реального мира, вывести ее из состояния, из которого она сама выбраться не сможет, да и не желает выходить. Вот почему все мы здесь.
      - Где же сейчас Валери Ватсон?
      Людвик Эймс ткнул пальцем в потолок.
      - Там, в экспериментальном блоке. Мы пытаемся использовать методики реанимации, по которым работал Ватсон, и пользуемся его же аппаратурой. Через несколько дней, если мы не добьемся успеха, придется принимать другие меры.
      Я вздохнул, скрывая свое смущение, ибо в конце концов это вовсе не объясняло причин, по которым я был приглашен профессором Ватсоном.
      В ответ на мое замечание по этому поводу Герберт Дейтон вроде даже как бы вышел из состояния полной невозмутимости. Эта неподвижная глыба ожила на стуле и вдруг приняла человеческий облик.
      По его словам, все было очень просто. Ватсон нуждался в высококлассном технике-специалисте, чтобы доверить ему изготовление электронного аппарата для новых опытов.
      Я, пожалуй, с этим согласился, ибо логика его была ясна. Но другой вопрос - зачем же искать так далеко? К чему вся эта таинственность, предосторожности, вся эта исключительная разборчивость в выборе специалиста?
      Для меня оставался неясным еще один вопрос, но я предпочел пока промолчать, чтобы не осложнять сверх меры обстановку, поскольку я уже с головой влез в эту игру.
      Это дело интересовало меня все больше и больше с момента, когда рука Грейсона легла на массивный блок крупного аппарата в форме ящика, подвешенного на стене.
      Над ним располагался прямоугольный пластмассовый экран, слегка скругленный по обеим сторонам.
      Это был энцефалоскопический "мыслевизор", изобретенный профессором Ватсоном. Он служил для того, чтобы регистрировать изображение и звук самых тайных человеческих мотиваций.
      - Это что-то вроде регистратора снов?
      Мой вопрос вызвал усмешку.
      - Даже более того, господин Милланд, - проговорил Линдсей. - Сон в чистом виде располагается на первой ступени подсознательных функций. Он предназначен человеку для расторможения и возможности бежать от естественного психического состояния. Но вторая ступень - это уже нечто другое: это имеет отношение к сенестезическим восприятиям коры головного мозга и полностью ускользает от нашего сознания. Это неизвестный и неисследованный район, находящийся рядом с теменной частью головы. И вот им-то и занимался Ватсон, используя свой аппарат. Говоря другими словами, это область другого измерения.
      - Не очень-то я все это понимаю...
      Грейсон пожал плечами.
      - Это неважно, - бросил он. - В любом случае, мы тоже не слишком уверены в этой теории Ватсона, поскольку она довольно туманна. Но основные работы Ватсона, если судить по его словам, были направлены на то, чтобы человек за два часа сна восстанавливал свои силы и аккумулировал энергию, то есть в конечном итоге на то, чтобы человечество могло максимально использовать предназначенную каждому жизнь и увеличить активный срок пребывания на Земле. Заманчивая перспектива, не правда ли?
      Я согласно кивнул головой.
      - И это тот самый секрет, который вы хотели бы получить от госпожи Ватсон?
      - Именно об этом мы и думаем. Конечно, еще много надо сделать, чтобы прийти к подобным результатам, поскольку несчастный случай с психикой госпожи Ватсон подтверждает наши наихудшие опасения. Но мы готовы продолжить дело нашего коллеги и восстановить формулы, часть которых обнаружена в его рабочих записях. Эти вещества использовались им во время опытов и касаются "психорастворений".
      - Вы говорите о наркотиках и галлюциногенах?
      - Не совсем так. Вещества, которые использовал профессор Ватсон, являются только стимуляторами мозговой деятельности, призванными изменить состояние сознания. К несчастью, явления, происходящие в мозгу, зависят от кислородного потенциала, а это вызывает опасения, что вещество, использованное Ватсоном, может иметь довольно длительное воздействие, что и вызвало в мозгу Валери нарушение кислородного питания. Именно это могло спровоцировать сумасшествие с манией убийства.
      В этот момент засветился красный сигнал на табло, и Грей-сон резко прервал свои объяснения.
      Он подал мне знак.
      - Пойдемте, - проговорил он.
      Я последовал за ним. Мы вышли из кабинета, а другие ученые сразу же углубились в свои пыльные досье.
      По правде говоря, я не люблю подобного рода типов.
      Может быть, это и смешно, но я нахожу их странными, вызывающими у нормальных людей внутреннее беспокойство и не обладающими нормальной человеческой основательностью.
      Они напоминают мне каких-то нелепых, бредовых, чокнутых второстепенных персонажей.
      В них все какое-то механическое, я бы даже сказал буквоедское. Слишком размеренное и не живое. У меня такое впечатление, что...
      Ах, да! Конечно, этот укол! Эта мягкая кушетка... это ощущение, что ты плаваешь в темноте...
      Мало-помалу я погружаюсь в сон... Это-то, вероятно, и деформирует мои суждения... Вполне может быть...
      Однако последующее помнится ясно и четко.
      Я до мелочей помню наш маршрут внутри коттеджа Ватсонов... и со вкусом отделанный холл... Мы поднимаемся на второй этаж по деревянной лестнице, покрытой толстым шерстяным ковром... Площадка, коридор и многочисленные двери... Я вижу двух медсестер, которые идут по коридору...
      Одна из них, встретив Грейсона, протягивает ему белый халат, который он тут же надевает. Он вводит меня в круглую комнату с белыми стенами.
      В полутьме чуть слышно гудят странные аппараты.
      Кроме этого, не раздается ни звука.
      Пока Грейсон готовит шприц для подкожного вливания, мой взгляд останавливается на кровати.
      На ней я вижу неподвижно лежащую под белым покрывалом женщину, самое восхитительное создание, которое только может существовать на этом свете.
      Ее лицо покрывает легкая бледность, а черты его - просто редкостной чистоты... Это какой-то ангельский лик, который может только пригрезиться во сне.
      Между прочим, это Валери Ватсон.
      Глава 3
      Профессор Грейсон отложил шприц в сторону и повернулся ко мне. Медленным жестом он указал на Валери. А я и так смотрел на нее, не отрываясь.
      - Боюсь, что все наши усилия ни к чему не приведут, если она не перестанет заворачиваться в свой внутренний кокон.
      - И что же может произойти?
      - Уходя все дальше и дальше вглубь, она кончит тем, что полностью расстанется с реальным миром. А в результате - безумие, сумасшедший дом и смерть.
      - Должно же быть какое-то средство вытащить ее из этого подобия комы?
      Грейсон усмехнулся моему невежеству и наивности.
      - Мозг является наиболее прочной крепостью, а его подсознательная воля - наиболее мощное оружие защиты. С нашей стороны это равносильно попыткам пробить скалу мягкой губкой. Мы ведь именно и боремся с ее волей, господин Милланд... ибо она спит, это несомненно. Мы продолжаем регистрировать некоторые физиологические процессы в железах внутренней секреции... и...
      Тут я отвлекся от его объяснений и взглянул на Валери с еще большим интересом.
      Мне показалось, что она со своими длинными черными волосами, тонкими руками, красиво очерченными губами, большими закрытыми глазами, которые смотрели сейчас во что-то неведомое, плавает где-то между фантазией и реальностью.
      Она едва дышала, и медленные колебания груди являлись единственным признаком жизни, которая теплилась в этом чарующем теле античной богини.
      Она производила странное впечатление, которое я не мог ни четко проанализировать, ни даже определить. Поэтому я все смотрел и смотрел на нее.
      Голос Грейсона возвратил меня к реальности.
      Реальность? Что же реального было в том, что показывал мне Грейсон?
      На небольшом экране, расположенном на спинке кровати, я увидел большую черную дыру. Было такое впечатление, что я гляжу в глубокий колодец, в какую-то бездонную пропасть.
      Фрейдистские символы непрерывно возникали в глубине сна Валери.
      - Целиком ее сны ускользают от нас, - закончил объяснения Грейсон, отключая контакт энцефалоскопа. - Так-то вот, господин Милланд. Теперь вы знаете столько же, сколько и мы.
      Однако сюрпризы были явно еще не исчерпаны.
      Вот Грейсон выводит меня из палаты, и мы спускаемся на первый этаж. Грейсон направляется в глубь коридора и открывает тяжелую металлическую дверь.
      Я следую за ним по узкой винтовой лестнице, которая ведет в подземелье, и мы попадаем в громадную лабораторию, где царит неописуемый беспорядок.
      На полу разбросаны какие-то детали, обрывки проводов, а оголенные провода высокого напряжения свисают со стен; развороченная аппаратура жалко выставляет свои искалеченные внутренности...
      И все это сотворила Валери!
      Грейсон показывает мне место, где был найден обугленный труп профессора Ватсона. Рядом висит без предохранительного щитка розетка, которую приложили к бедному Ватсону. Она так и болтается в нескольких сантиметрах от пола, напоминая о случившейся драме.
      Грейсон мне объяснил:
      - Все аппараты, которые здесь находятся, созданы нашим коллегой Ватсоном. Несмотря на то что они разбиты, некоторые нам удалось идентифицировать, другие будут идентифицированы потом командой специалистов.
      А теперь идите сюда.
      Он показал мне на небольшой эбонитовый ящичек, закрепленный на двух опорах, который тоже носил следы разрушительного безумия Валери.
      - Вот это, в частности, сильно нас интересует. Его механизм явно противоречит здравому смыслу. Никто из тех, кто его изучал, не догадался о его предназначении. Эта штука, кажется, приспособлена для марсианского разума.
      Я оценил его юмор и улыбнулся.
      - Даже так?
      - Я хотел бы, чтобы вы сами заглянули в него.
      - Но я же не марсианин.
      Он одарил меня кислой улыбкой, но тоже не удержался от реплики:
      - Вы ведь и не психиатр, и не психолог, не говоря о том, что не уроженец планеты Марс... С этим я согласен... Но вы инженер-электронщик. Ко всему прочему, вас пригласил профессор Ватсон, который, выходит, доверял вашей профессиональной подготовке и опыту. Я полагаю, что вы сделаете все, чтобы проникнуть в тайну этого аппарата. В любом случае вам ничто не мешает попытаться сделать это.
      Я приподнял крышку и посмотрел на сеть проводов, скопище катушек и трансформаторов... На первый взгляд трудно было вынести какое-то четкое мнение, и я смущенно почесал лоб.
      - Нужны кое-какие приборы и материалы... чтобы попытаться...
      - Все, что вам потребуется, находится в шкафчике в глубине зала. А если понадобится еще что-либо, то звоните.
      Сказано это было достаточно ясно. Иначе говоря: "Займитесь своим делом, не теряя времени. Это ваша, а не наша работа".
      Через два часа я потерял всякую надежду.
      С примерным терпением я щелкал выключателем, свинчивал и развинчивал составные части таинственного аппарата.
      Я пытался все соединить согласно логике. Я останавливался и все начинал сначала, терпеливо ожидая результата.
      У меня создалось впечатление, что я занимаюсь работой, которая выше не только моего, но и вообще человеческого разума.
      Но наконец две, а затем и три лампочки загорелись внутри аппарата, и это поддержало мое мужество.
      На какое-то время мне пришлось прерваться, чтобы поужинать. Ужин по моей просьбе принесли в лабораторию. Присутствие тех, кто бродил по коттеджу, вызывало у меня глухое раздражение.
      Я сомневался, что смогу работать в контакте с этими людьми, не обладающими простыми человеческими чувствами, а измеряющими все в жизни какими-то символами и рефлексами.
      Когда наступила ночь, я счел за лучшее снова приняться за работу, чтобы подавить свою нервозность.
      Однако нет ничего более удручающего, чем непонятная тебе работа.
      Мне не нравилось то, что я делал. Нет, действительно не нравилось!
      Решительно вооружившись паяльником, я принялся за провода, сгоревшие явно из-за короткого замыкания. Один за другим я устанавливал их входы и выходы, а также места припаивания целых пучков.
      Желая проверить, работают ли лампы, я щелкнул переключателем. На этот раз все они вспыхнули и начали мигать в каком-то бесконечном световом танце. Стерженьки на своих подставках завибрировали, а катушки стали медленно вращаться.
      Смотри-ка, а ведь любопытно! Я почувствовал удовлетворение, а потом сразу беспокойство, когда, сделав неловкое движение, уронил на пол отвертку.
      Падение инструмента на твердые плитки пола не произвело никакого звука!
      Я удивился, поднял отвертку и повторил опыт. Инструмент опять упал, ничем не нарушив окружающей меня тяжелой тишины.
      Боже мой! Что же происходит?
      Я вдруг ощутил себя как бы парящим в тишине и пустоте, где нет никаких звуков, словно окружающий мир перестал существовать.
      Где-то внизу живота начал рождаться страх, я взглянул на странный аппарат и хотел закричать.
      Но, о ужас! Ни единого звука не вырвалось из моего напряженного горла. Но это же невозможно!
      Мои пальцы суетливо хватались за выключатель, но он не поддавался моим усилиям. Он был заблокирован.
      Охваченный страхом, я схватил отвертку, когда вдруг увидел, что тяжелая стальная дверь поворачивается на петлях, пропуская Грейсона и Эймса.
      Я их видел, но не слышал. Они оживленно жестикулировали, направляясь ко мне, и по движению их губ я догадался, о чем они спрашивают.
      Это был диалог глухих, где значение имеют только жесты.
      Я показал им на аппарат, сопровождая жест, насколько это было возможно, мимикой и четкой артикуляцией:
      - Все исходит оттуда... Ничего не бойтесь... Дело минутное...
      Я сунул отвертку в щель выключателя, нажал, и стрелка на шкале тут же вернулась в положение "ноль".
      - ...дьявольский Китай? Что случилось, господин Милланд?
      Голос Грейсона показался мне просто райской музыкой, но в то же мгновение донесшийся с верхнего этажа жуткий нечеловеческий вопль заставил застыть кровь в жилах.
      Это был ужасный, зловещий крик, который пробудил эхо в спящем доме, как отголосок какого-нибудь кошмара.
      Бледный, без кровинки в лице, Грейсон резко обернулся.
      - Что это?..
      И он первым бросился вверх по лестнице, а за ним я, подгоняемый почти не контролируемым страхом.
      Мы бежали молча, никто не произнес ни единого слова. Но когда мы добрались до первого этажа, крик уже смолк.
      Здесь мы столкнулись с профессорами Дейтоном и Линдсеем, которые тоже выскочили, побросав свои досье.
      - Это где-то выше, - сообщил нам Линдсей. - Скорее!
      Мы взлетели на второй этаж вместе с охваченной ужасом одной из медсестер, которая встретилась нам на пути, и когда добрались до площадки, то обнаружили там того, кто издал этот леденящий душу крик.
      Я узнал старшую медсестру мисс Фойл. Несчастная девочка лежала в странной позе, на спине, с лицом, искаженным ужасом.
      Глаза ее вылезли из орбит, а рот был раскрыт, словно она все еще кричала. Но когда Грейсон склонился над ней, я сразу понял, что уже поздно.
      - Она мертва, - глухо проговорил он. - Сердце не выдержало...
      Дверь палаты, где лежала Валери, была широко растворена, и я заскочил туда, влекомый смутным беспокойством, но там все было в порядке.
      Валери продолжала грезить, совершенно бесчувственная и безучастная к драме, которая здесь только что разыгралась.
      И вдруг я заметил на плитках пола вокруг кровати черноватые пятна.
      Пятна вели на площадку и обрывались в нескольких метрах от тела мисс Фойл.
      Ужаснувшись тому, что обнаружил, я позвал Грейсона.
      - Смотрите! Смотрите!
      И тут же я понял, что наступаю на что-то вроде черной слизи, которой запачкан пол в комнате Валери.
      Все сбежались, сбитые с толку необычным и непонятным феноменом. В том месте, куда, должно быть, попала струя, плитки пола обесцветились и напоминали теперь расплывчатое изображение, как на фотопластинке.
      - Великий боже! - прошептал Дейтон. - Откуда же все это могло появиться?
      - Следует сейчас же разобраться, - подхватил Эймс.
      И фармаколог показал нам на стену возле несчастной мисс Фойл.
      То, что я увидел, вызвало у меня приступ тошноты. Вся поверхность стены здесь была покрыта какими-то липкими лохмушками, напоминающими кусочки плоти, как если бы какое-то существо было взорвано посреди площадки гранатой. Из каждого кусочка сочилась темная слизь, стекая тонкими ручейками вниз по белой стене.
      Это было ужасно и мерзко. Особенно непереносимым был запах. Я, кажется, никогда в жизни не нюхал ничего более вонючего и противного, чем эта липкая субстанция, пристававшая к моей обуви.
      Тут до меня дошло, что все собрались в комнате у Валери, и я им показал на следы на простыне и металлической спинке кровати.
      Уф! Что же за мерзкая штука!
      Медсестра, которая была с нами, стала терять сознание.
      Грейсон ее поддержал и повел к лестнице.
      - Уходите, - приказал он. - Вам не следует здесь оставаться. Когда будет нужно, вас позовут.
      Он говорил это, не задумываясь, что произносит, тоже оглушенный и потрясенный кошмарным зрелищем, которое никто не мог объяснить.
      Грейсон стал как бы сам с собой разговаривать сквозь зубы:
      - Это, должно быть, проникло в комнату... но тут возникает вопрос, каким образом...
      - О чем ты говоришь, Энтони? - возбужденно пробормотал Дейтон.
      - Да вот... об этой штуке...
      - Блок, где проводятся опыты, полностью изолирован от проникновения снаружи. Ради всего святого, Энтони, не давай разыграться своему воображению. Я полагаю, что всему этому существует какое-нибудь вполне реальное, нормальное объяснение.
      Однако в голосе его не было особой уверенности, и Грейсон пожал плечами. Мне показалось, что он разом потерял весь свой апломб и уверенность.
      - Ладно, я жду твоих объяснений, Герберт.
      Тут уж вмешался я:
      - Поверьте, господа, мне тоже очень хотелось бы узнать и понять все это. - И я указал на простыню, покрытую отвратительными частичками, которые, расплываясь, образовывали широкие коричневые пятна. Но постепенно они превращались в тонкую блестящую пленку, которая на глазах разлагалась и рассыпалась, превращаясь в пыль.
      То же самое происходило и на, плитках пола, все исчезало, как по волшебству, а тут еще с площадки донесся удивленный голос Эймса:
      - Ну и ну! Эй вы, там, идите сюда, скорее, посмотрите!
      Висевшие на стене обрывки плоти исчезли, не оставив никакого следа. Это было просто невероятно. Исчез даже мерзкий запах.
      Осталась только мисс Фойл, лежащая в углу, как куча тряпья, унесшая с собой жуткую тайну, которую мы так и не узнаем никогда.
      Только вылезшие из орбит глаза еще свидетельствовали о каком-то последнем для нее ужасном видении.
      - Вот вам и все объяснение! - проговорил Дейтон.
      Бедный тип! Всезнайка!
      Глава 4
      Утром пришли за телом мисс Фойл. А вторая медсестра, которая исчезла ночью, так больше и не появилась.
      Создавшаяся ситуация была выше ее сил. Высокая зарплата и вера в справедливость оказались бессильны.
      Я-то хорошо понимал эту бедную девочку, поскольку сам испытывал огромное желание удрать отсюда, оставив Грейсона и компанию вместе с этой зловещей историей.
      Впрочем, я с самого начала был убежден, что эти люди играют с огнем. Они, как ученики чародея, развлекаются с неведомыми им силами и открывают одну за другой запретные двери.
      Да и несли ли их исследования счастье человечеству? А может быть, все сводилось к удовлетворению своего собственного любопытства и тщеславия, вопреки заповедям библейской книги Бытия, которая предписывала человеку определенные принципы и правила?
      Этого я не знал. Но факт оставался фактом: я оказался втянутым в эту авантюру и теперь больше не чувствовал за собой права отступать, не рискуя тем, что буду нести своего рода печать проклятья до конца дней своих.
      Поэтому-то я и согласился продолжать углубляться в этот безумный и абсурдный сон.
      Мы только добрались до лаборатории в подвале, как Грейсон снова заговорил:
      - Не может же быть, чтобы все мы одновременно пали жертвами воображения. Симптомы коллективной галлюцинации обычно связаны с синдромом, который...
      - Давайте-ка лучше вернемся к фактам, - прервал его Дейтон.
      - Вы хотите сказать, что нашли естественное объяснение, не так ли?
      - Послушайте, Энтони...
      - Ради бога, прекратите ваше шаманство, - громко проговорил Эймс. Единственным разумным объяснением всего этого, как я считаю, является следующее: феномен материализации совпадает по времени с периодом тишины, жертвой которого мы стали, и виноват в этом аппарат, который изучал господин Милланд.
      - Вот этот, - уточнил я, указывая на эбонитовый ящик.
      - Но для чего же, как вы считаете, должна предназначаться эта штука?
      - Это - поглотитель шумов, деструктор звука, звуковой аннигилятор, называйте, как хотите...
      - Господин Милланд...
      - Вы говорите о разумном объяснении, а это и есть разумное, приемлемое, логическое разъяснение, которое я вам могу предложить. Я повторяю: эта машина была задумана и создана для того, чтобы разрушать, или, если хотите, гасить звуковые волны неким лучом. Когда я говорю о звуковых волнах, то хочу сказать, что речь идет о тех, которые способен уловить человеческий слух. Возможно, этот эффект продолжается и в области инфразвука и ультразвука, но в данный момент я не могу утверждать это с полной уверенностью.
      Все молчали, и я продолжил:
      - Во всяком случае, не могу понять связи, существующей между этой машиной, "создающей тишину", и... как бы это сказать... проявлением...
      Мне не хватало слов, чтобы объяснить, но они меня прекрасно поняли, хотя и сами вряд ли смогли бы подобрать подходящий термин.
      Существует ли вообще какая-нибудь логика или нечто рациональное в этом таинственном проявлении, оставившем временные следы на полу и стене?
      Однако, как ни крути, эти факты совпали по времени, хотя мы и не могли установить хотя бы малейшую связь между ними. Но Грейсон, который не переставал мерить шагами лабораторию вдоль и поперек, первым отказался от идеи совпадения, пытаясь рассмотреть явления по отдельности, а не в единстве.
      Однако его мыслями полностью владел феномен материализации, и я догадывался почему.
      - Проникновение из сна в реальность, - задумчиво произнес он. - Да, пожалуй, так оно и есть... никакого другого объяснения я не вижу.
      - Что вы хотите этим сказать?
      Лицо его приняло землистый оттенок. Кажется, он сам был напуган до смерти своей же собственной идеей.
      - Ватсон в опытах с Валери достиг такой ступени психического проникновения, какой мы пока и представить не можем...
      - Значит, это то самое новое измерение, с которым вы не вполне соглашались? - заметил я.
      Он взглянул и кивнул головой.
      - Пусть будет так, - проговорил он со вздохом, - если нельзя объяснить чем-то другим. Будем считать это неизведанное измерение явью, которая представляет из себя нечто вроде параллельного мира, сосуществующего с нашим через сеть бессознательного.
      - Но это же абсурд, - обрезал Дейтон.
      - Герберт, прошу вас, дайте договорить, - вмешался Эймс, хрустя пальцами.
      - Черт знает что! Психологический феномен не может никоим образом интегрироваться в нашу материальную среду.
      Грейсон скорчил смешную гримасу.
      - Что вы об этом знаете, Герберт?! Только то, что объект должен быть ограничен в пространстве и следовать неким физико-химическим правилам картезианства *. Но ведь единое видение вещей, начиная с Гейзенберга **, перевернуло всю эту концепцию. Разве нам известен механизм, который позволяет с открытием некоторых частичек в пространстве привести к
      * Учение французского философа Рене Декарта.
      ** Немецкий физик-теоретик, один из создателей квантовой механики.
      понятию параллельного мира? Нарушить границы психики? Нет, мы просто принимаем это как факт. В области бессознательного мы грешим еще избытком невежества, но ничто не мешает нам полагать, что мы стоим перед новой точкой зрения на теорию единого поля, которое до сих пор еще не открыто наукой.
      Дейтон взъерошился, как боевой петух.
      - Выходит, что чудовища прорвутся из бессознательного, чтобы интегрироваться в нашу реальность, и будут столь же реальны, как вы и я! Это чушь! Это самое смешное из того, что я слышал до сегодняшнего дня!
      - Минуточку!
      Я положил руку на включатель звукового аннигилятора, прервав упрямого Дейтона.
      - Прошу немного внимания. Может быть, для доказательства связи между двумя феноменами стоит повторить опыт?
      Дейтон аж подпрыгнул. Он побледнел и двинулся ко мне, пытаясь вырвать аппарат.
      - Не смейте этого делать, - проверещал он. - Ради бога, не делайте этого!
      Наступила тишина, во время которой был слышен только хруст ломаемых Эймсом пальцев.
      Я не мог удержаться, чтобы не засмеяться.
      - Вы мне казались таким уверенным...
      - Не вам решать, господин Милланд, не вам... Это вне вашей компетенции.
      - Но и не в вашей, к несчастью. Узлом противоречий в этой ситуации, как мне кажется, является госпожа Ватсон. Она одна знает правду. Поверьте мне, именно на ней вы должны сконцентрировать свои усилия, пока не стало слишком поздно.
      - Все, что мы пока пытались делать, было в границах законного.
      - Должен ли я в таком случае предположить, что существуют и другие средства, которые вы еще не осмелились использовать?
      - Это должна решать официальная судебно-медицинская комиссия.
      - И когда решение будет принято, госпоже Ватсон грозит комната в сумасшедшем доме с обитыми стенами... - четко проговорил Грейсон. - Нет, я полагаю, что господин Милланд прав. Именно на нас сейчас все возлагается, пока эксперты не усложнили задачу.
      - На что вы надеетесь, Энтони?
      - Я верю в свою идею.
      Грейсон бросил тяжелый взгляд в мою сторону, чем вызвал во мне какое-то болезненное ощущение. Никто ни на что меня не уговаривал, но я чувствовал себя все более и более беспокойно и неуютно, спрашивая, чего же они от меня хотят?
      В конце концов Грейсон пожал плечами и проговорил:
      - Господин Милланд, это дело может принять очень скверный оборот. Я полагаю, что действовать следует как можно скорее, если мы хотим избежать самого худшего. Согласны ли вы нам помочь в последний раз?
      - И что же мне предстоит?
      - Попытаться вернуть Валери Ватсон в нашу реальность.
      - Но как же я смогу это сделать, боже ты мой?
      - Внедриться в ее сон.
      - В ее сон?
      - Если бы вы смогли взломать ее ментальные барьеры, то я уверен, что вы могли бы попытаться победить ее и вразумить.
      - Не понимаю, о чем вы говорите.
      - А я полагаю, что такой опыт можно провести.
      - И каким же образом?
      - Мы вызовем у вас искусственный сон и свяжем ваше подсознание с подсознанием госпожи Ватсон так, что вы окажетесь освобождены от ощущений запретного, от механических и иных воздействий, которым ваша психика могла бы подвергнуться снаружи и изнутри. Вы получите своего рода сопротивляемость к ударам церебральной сети Валери и войдете в контакт с ней, полностью сохраняя свою собственную личность.
      Вот так раз! Уж этого-то я никак не ожидал! Меня охватила ледяная дрожь. Я был потрясен тем, что мне предложил Грей-сон.
      - Но почему вы выбрали меня? Я не только не знаком с госпожой Ватсон, но и не знаю ничего из вашего...
      - Время поджимает, а мне нужны мои коллеги, чтобы помогли обеспечивать эту попытку.
      Я смущенно покачал головой. Стечение обстоятельств продолжало оказывать на меня свое воздействие. Кажется, на этот раз я окончательно попал в ловушку.
      - И каков же риск?
      - Я буду откровенен с вами, Милланд. Это первый опыт такого рода. Практически нет никакого риска, если вы будете точно выполнять все мои инструкции во время "путешествия". В любом случае, вы будете под нашим контролем в течение всего продолжения опыта. При малейшей тревоге или психологической опасности мы вас возвратим.
      - Сколько времени это может занять?
      - Вероятно, несколько часов, хотя может продлиться и несколько дней. Если вы потерпите поражение или решите отказаться от продолжения опыта, вам стоит только нас предупредить. Ваше решение осуществится в ту же секунду.
      Он вопрошающе смотрел на меня.
      - Итак, господин Милланд, что вы решили?
      - Дайте-ка мне сигарету...
      На какое-то мгновение я почувствовал, что не знаю, какой ответ дать, и что колеблюсь, как никогда в жизни.
      Передо мной сидели четверо ученых, которые очень живо разговаривали между собой, не уделяя мне никакого внимания, но и я не слушал их, погрузившись в свои собственные мысли, а перед моими глазами стоял образ Валери.
      Внутренне я спорил с собой, раздираемый противоположными силами, которые толкали меня на принятие совершенно различных решений. Страх визжал во мне, он предостерегал и приказывал бежать отсюда со всех ног, но другая сила подталкивала встретиться с созданием моей мечты, с которкм я, сам того не желая, познакомился. Я окончательно понял, что очарован образом Валери, и это, конечно, повлияло на мое решение.
      Я посмотрел на ученых и тихо спросил:
      - Когда я должен начать?
      Рука Грейсона дружески и даже как-то отечески опустилась мне на плечо.
      - Думаю, чем скорее, тем лучше. Пошли!
      Сначала Грейсон провел серию тестов для изучения особенностей моего мозга, в том числе его мотивационность, силу и слабости.
      В экспериментальном блоке поставили кушетку рядом с кроватью Валери, и я, лежа, смотрел на копошение ученых, напоминающих некие зловещие тени в сумерках. Они делали все молча, согласованно, без малейшей театральности, до того самого момента, когда Грейсон дал мне понять, что все готово для "великого прыжка".
      Линдсей надел мне на голову шлем с электродами, проверив в последний раз все его контакты со шлемом Валери.
      Я увидел, как его руки коснулись включателей аппаратуры, как загорелись лампочки, и мягкое жужжание наполнило помещение.
      Что приближается решающее мгновение, я понял, когда увидел Грейсона, шагнувшего ко мне со шприцем, наполненным желтоватой жидкостью.
      - Готовы, господин Милланд? - спросил он.
      - Готов.
      - Возьмите за руку госпожу Ватсон.
      Я повиновался, и мои пальцы сомкнулись на мягкой, нежной и бархатистой коже. В тот самый момент, когда Эймс скрепил наш союз кожаным браслетом, ощетинившимся пучками проводов, меня вдруг охватило какое-то странное чувство. Но это длилось не дольше, чем сверкание молнии, до момента, когда игла вонзилась мне в плечо.
      В теле вдруг возник огненный вихрь, разом рванувшийся на штурм моих кровеносных сосудов, вен, артерий, сердца и мозга...
      В течение едва ли нескольких секунд я ощущал, что отрезан от внешнего мира.
      Стены приблизились и поглотили меня. Появилось ощущение, что я валюсь в темный мир, за грань времени и пространства. За пределы своего тела.
      И вот я погружаюсь все глубже и глубже...
      Наконец ныряю в самую глубину.
      Глава 5
      Вихрь в теле исчез, и у меня восстановилась ясность ощущений. Я продолжаю скользить в незнакомом мире, окрашенном в какие-то странные, но очень живые тона.
      В моем сне фантазия сменяется реальностью, и ощущения тоже становятся реальными.
      Я чувствую себя свободным, как бы забывшим о всех своих трудностях и неприятностях, способным решить все проблемы мира.
      На первом уровне сознания меня вдруг начинают обуревать образы-воспоминания, хранящиеся в недрах нейронов и теперь всплывающие в памяти.
      Я медленно парю над поверхностью голубого озера, в котором отражаются ночные звезды. Каменный мост, переброшенный с берега, ведет на небольшой островок, на который накатываются мягкие волны. Их цвет похож на гигантскую, пропадающую вдали радугу. Это же Капри!
      Провалившись в просвет между облаками, я вижу сад под дождем. Бруклин!
      Вижу белизну камня, которую помню еще с шестнадцати лет. Я - ребенок, бегущий в колледж, затем солдат, совершающий свой первый прыжок с парашютом, человек, вцепившийся в баранку на длинном скользком пути. Дорожный знак: "Мельбурн: 28 миль".
      Я склоняю голову перед статуей Линкольна и мимоходом целую губы Биатриче. Я смотрюсь в огромные глаза Нэнси. Моя рука в живом потоке ее серебристых волос.
      "Гамбургер - три цента!" Серебряный шарик, прыгая по контактам, зажигает потоки то красного, то зеленого цвета. "Тилт". Красный, зеленый, "тилт"!
      Свисток на перекрестке... Кепка... Черный рот... Вход в подземку... "Направление Пантэн... Площадь Италии..." Черная пасть... туннель... черная пасть... темнота... черная пасть... небытие...
      "Осторожно, Миманд, вы пересекаете вторую ступень!"
      "Все нормально."
      "Мы поддерживаем вашу сопротивляемость удару... Все правильно... Вы четко воспринимаете?"
      "Да".
      "Теперь вы свободны от своих зрительно-звуковых воспоминаний... Прерываем мнемоническую цепь... Расслабьтесь... Теперь сконцентрируйтесь на туннеле".
      "Он затягивает меня..."
      "Пусть все так и идет... Не сопротивляйтесь..."
      "Готово... я внутри... ничего не вижу... свистит ледяной ветер..."
      "Передавайте помедленнее... Мы регистрируем не очень четко... Отдохните немного..."
      "Холод... У меня такое ощущение, что я закован в льдину... Что происходит?.."
      "Ничего особенного... Обычная реакция на понижение температуры тела... Биения вашего сердца синхронизируются с биениями сердца госпожи Ватсон... Сейчас это прой..."
      "Что выговорите, Грейсон? Я плохо слышу..."
      "Милланд... Пов... Алло!.. Мил... спокой..."
      "Что случилось?.."
      Ответа я не получаю. Только ветвятся какие-то схемы в темноте.
      Тут я опять ныряю в черную дыру, в ледяной холод, проникающий в душу, как стальное лезвие.
      Неожиданно падение ускоряется, головокружительное и грозное. В ореоле бледного и нечеткого сияния появляются светящиеся шарики, похожие на далекие звездочки.
      Они смутно мерцают, и я никак не могу увидеть хотя бы одно знакомое созвездие. Их свет напоминает горящую во льду свечу.
      Со всей осторожностью я сопротивляюсь энергии лжеконтинуума * вокруг меня, который не дает возможности поступать инструкциям Грейсона.
      Что же происходит? Почему прервалась связь?
      Я стараюсь подавить захлестывающий меня страх. Терпение... нужно ждать и надеяться...
      Сейчас страх - мой единственный враг. Нужно бороться... бороться...
      Я плаваю в этом мире безумия, когда вдруг словно отдергивается занавес, за которым блестит живой свет, колышущийся, как бескрайняя водная поверхность. Это действительно озеро.
      Я вижу черный силуэт, растянувшийся по всей длине водной глади.
      Фантастическое, невообразимо огромное существо в человеческом обличье.
      Оно кажется спящим... Я это чувствую... Я об этом догадываюсь... Да, я знаю теперь, что оно спит... Оно спит...
      Существо спит, но я не вижу его лица, ибо оно лежит спиной ко мне, а ноги упираются в темный далекий берег.
      В это время с неба падает в глубину озера звезда. Затем вторая... Третья...
      Озеро вокруг человека глотает одну за другой звезды и становится постепенно все темнее и темнее. Идет возрождение какого-то мифа со всей его символикой.
      * Континуум - сплошная материальная среда, свойства которой изменяются в пространстве непрерывно.
      "Милланд!"
      Мгновенно все исчезает: горловина, сумерки, звезды, озеро, спящий...
      "Милланд!"
      Громадная волна выплескивается на пустынный остров...
      "Алло, Грейсон... Ради бога, что случилось?"
      "Ничего особенного... Нарушение контакта в схеме..."
      "А я уже начал отчаиваться".
      "У нас полностью исчезал контакт. Где вы?"
      "Это неважно, я держу удар, но..."
      "Не паникуйте... Все идет хорошо..."
      Ощущение холода исчезает, возвращается ясность восприятия.
      "Нормально, все идет хорошо".
      "Вы только что достигли второй ступени".
      "Я ничего не вижу... кроме красок. Изогнутые линии, ломаные линии... все кружится и вертится в разных направлениях..."
      "Мы это регистрируем. Вы теперь окончательно и гармонично подключились к госпоже Ватсон. Внимание, приготовьтесь к последнему прыжку... это может быть болезненно... Максимально сконцентрируйтесь..."
      Я очень хорошо понимаю, что они хотят сказать.
      Теперь неизвестность, запретная зона. Та, которую не зондировал ни один человек, помимо профессора Ватсона. Я чувствую таинственное притяжение духа Валери.
      "Вы готовы, Милланд?"
      "Готов".
      "Начали".
      Снова концентрация. Новое усилие. Новый нырок.
      Теперь все принимает вид почти невыносимо блестящей сферы. Я чувствую, что получил доступ к чему-то возвышенному и таинственному. Это как будто толкаешь дверь и оказываешься в антикосмосе.
      Жесточайшая боль при пересечении последнего ментального порога.
      Но голос Грейсона не оставляет меня в покое... Вихрь огня...
      Голова моя в конце концов разрывается и разлетается осколками.
      Я дико воплю в то время как со скоростью пушечного ядра падаю в глубь бесконечного колодца.
      Но вот еще секунда, и я врезаюсь в твердую землю...
      Мои руки нервно ощупывают холодную и скользкую поверхность. Я оборачиваюсь, пытаясь оглядеться сквозь полумрак.
      Я кричу во все горло... Я ору:
      - Госпожа Ватсон!
      Глава 6
      Мало-помалу страх отступает. Боль исчезла. Я сажусь и касаюсь твердой поверхности стены.
      Но ведь эта стена во сне. Она не должна быть твердой.
      Это иллюзия, призрак стены...
      Тем не менее это настоящая стена. Столь же реальная, как и мое тело. Она твердая... прочная... она...
      Я сижу, с трудом переводя дыхание. Сумрак постепенно отступает. Или это привыкают глаза?.. Становится чуть светлее. Чувства мои восстанавливаются.
      Легкий шорох откуда-то снизу заставляет меня вздрогнуть. В углу на земле, скорчившись, лежит какая-то фигура.
      Почему-то я догадываюсь, что это человек.
      Его блестящие глаза впиваются в меня с ужасом и любопытством.
      - Госпожа Ватсон...
      Между двумя ударами сердца я различаю ее тонкий силуэт.
      - Госпожа Ватсон...
      Возникает ощущение, что я только что очнулся после долгого кошмара, вынырнув в реальность из сна. Но с другой стороны, это же и был сон, будто я задыхаюсь в темной дыре как проклятый.
      И между сном и явью я шепчу:
      - Ответьте, госпожа Ватсон, прошу вас...
      - Кто вы?
      - Ничего не бойтесь, я не сделаю вам зла...
      - Кто вы?
      - Меня зовут Роберт Милланд. Мы с вами замкнуты в одну гармоничную систему. Я пришел, чтобы вывести вас из вашего сна...
      - Что вам от меня нужно?
      Голос ее дрожит от страха. Это даже не голос, а дуновение, намек на голос.
      - Я пришел, чтобы помочь вам, госпожа Ватсон.
      - Я не нуждаюсь в помощи.
      - Послушайте меня. Необходимо, чтобы вы меня выслушали.
      - Не подходите! Не приближайтесь!
      Глубочайший ужас искажает ее лицо. Я останавливаюсь в двух шагах.
      Я рассказываю ей о Грейсоне, о нашей попытке, об опасности, которая ее подстерегает, если она будет упрямиться, но на нее ничто не действует. Как об стенку горох.
      Она недвусмысленно и четко заявляет мне:
      - Вы не имеете права. Покиньте этот мир и оставьте меня в покое.
      - Я не могу этого сделать. Я должен убедить вас вернуться.
      - Зачем?
      Стоит ли рассказывать ей всю правду? Жестокую правду, из-за которой я предпринял это путешествие. Нет, просто попробую начать сначала.
      - Почему вы убили своего мужа?
      С отвращением на лице, опустив голову, она начинает царапать стену ногтями.
      - Замолчите. Хотя бы из жалости замолчите...
      - Но была же причина? Какая? Вы должны это помнить...
      - Да замолчите же вы, я этого не вынесу...
      - Объясните же, черт побери!
      - Неужели вам нравится мучить меня? Разве вы не видите, что я страдаю?
      - Еще хуже будет, если вы станете упрямиться... тогда вы пропали... совершенно пропали...
      - Оставьте меня... ради бога, оставьте...
      - Госпожа Ватсон, вас подстерегает сумасшествие... Вы в это не верите и продолжаете окукливаться все больше и больше, чтобы уйти от своих воспоминаний... В убежище подсознания вы продолжаете сражаться со своими угрызениями совести, но мозг ваш болен и скоро не сможет сопротивляться. Человеческий мир внушает вам ужас, и вы охотно по своей воле прячетесь все глубже и глубже. Эти стены не что иное, как попытка вашей души отгородиться. Разве не так?
      - Боже, сделай так, чтобы я умерла!
      Тяжело дыша, она смотрит на меня огромными глазами и, кажется, вот-вот сорвется в нервном припадке.
      - Сделайте усилие, и я вам помогу...
      - Неужели вы не понимаете, что для меня это невозможно?
      - Ну хорошо. Успокойтесь... Я все равно вам помогу.
      Отказ ее был каким-то неуверенным, робким, не противоречащим ее ангельской, почти детской красоте.
      Я готов был позвать Грейсона, но пересилил себя. В любом случае я должен был преодолеть это ослабевающее сопротивление собственными средствами.
      Но взывать к разуму Валери было бессмысленно.
      Я подождал некоторое время. Секунду или вечность, не знаю. Потом посмотрел вверх и увидел отверстие. Помещение, где мы находились, напоминало узкую коробку, стены которой терялись где-то вверху. Коробку, заброшенную в никуда и заставляющую задуматься, что происходит там, в вышине.
      Нужно было, чтобы я нашел решение. И тут я опять обратился к Валери:
      - Почему вы так говорите?
      - Как я говорю?
      - Вы говорите о невозможности преодолеть страх.
      - Да! Совершенно верно. Это свыше моих сил.
      - Где мы?
      - Откуда мне знать?
      Я указал наверх. В сумрачную пустоту, где, казалось, патрулировали с механической безнадежностью огромные бледные облака. Лунный луч сквозь отверстие обливал нас холодным сиянием.
      - Ну и какой же мир вы создали за этими стенами?
      - Я не знаю... Прошу вас, проснитесь, господин Милланд.
      - Тот мир стал для вас реальным?
      - Он реален и без меня... или, по крайней мере, был... когда... О! Я больше ничего не знаю... ничего не знаю больше...
      Агрессивность в ее тоне пропала, и он стал почти дружеским. У меня возникло ощущение, что все ее существо растворяется в серебряной пыли.
      Затем выражение ее лица стало меняться, оно стало скептическим.
      - Это невозможно... Не настаивайте... Вы ничего не сможете сделать для меня...
      - Позвольте мне все же попытаться... Посмотрите!
      Ощупывая поверхность стены, я вдруг наткнулся на железное кольцо, а затем обнаружил какие-то стержни. Раньше я их не видел, и меня снова начало охватывать сомнение, где сон, а где явь.
      Это тело возле меня!.. Но что же тогда осталось в экспериментальном блоке?
      Я гоню эти мысли, чтобы сконцентрироваться на металлических опорах.
      - Я должен подниматься первым. Когда выберемся из этой дыры, продолжим наш разговор.
      Я карабкаюсь, поднимаясь в темноту, опираюсь на железные кольца и стержни и протягиваю руку Валери, которая сначала колеблется.
      - Давайте, давайте! Делайте, как я вам говорю.
      Я подтягиваю ее, упираясь изо всех сил, и мы оба поднимаемся по направлению к узкому отверстию. Порыв ледяного ветра ударяет мне в лицо, и, пока Валери добирается до меня, я пытаюсь еще больше сдвинуть плиту, перекрывающую отверстие. Она страшно тяжелая. Невероятно тяжелая.
      Я толкаю, толкаю... С каждым разом она немного подается и обзор расширяется. Я все больше вижу небо, закрытое зловещими облаками.
      Время от времени я останавливаюсь, чтобы отдышаться, а кровь так и стучит в висках.
      Вверху царит полнейшая тишина, но ледяные порывы ветра врываются в отверстие, а я с бесконечным терпением все толкаю и толкаю проклятую плиту, пока ни спихиваю ее полностью. Еще усилие, и я уже сижу на краю отверстия.
      Я протягиваю руку Валери и рывком вытаскиваю ее за собой.
      Она помогает мне, как может, и вот наконец, бледная и задыхающаяся, сидит рядом.
      Я решаюсь оглядеться. Голова кружится от подступающего ужаса.
      Перспектива сумрачных кипарисов... Ряды крестов и могильных памятников.
      Кладбище!
      Глава 7
      Валери срывается с края и бежит. Я мчусь за ней, протянув вперед руки. Спрыгнув с края могилы, из которой мы только что выбрались, она по пути задевает крест, и тот падает с глухим шумом.
      - Валери!
      Чувство беспомощности охватывает меня, когда я вижу, как молодая женщина бежит, спотыкаясь, по мягкой земле.
      Я слышу ее вскрик и вижу, как она теряет равновесие.
      Подскакиваю вовремя, чтобы ее поддержать.
      - Что вы делаете?! Вы что, сошли с ума?!
      - Оставьте меня... оставьте...
      Она, повернувшись, смотрит на меня. Лицо ее залито слезами. Глаза странно сузились. Взгляд оцепенел.
      Совершенно безумная! Эта женщина действительно сошла с ума!
      - Опомнитесь! Вы не имеете права замыкаться в этом безумии... Не имеете права...
      Мне кажется, что она делает невероятные усилия, чтобы собрать свои мысли и выразить их.
      - Это не я... Это не я... - хнычет она. - Это исходит из этого мира... Неужели вы ничего не понимаете?.. О боже, я больше не могу... не могу...
      Фраза заканчивается каким-то припадком, и меня охватывает тошнота. Все настолько мерзко и глупо, что я готов вызвать Грейсона. Но беспорядок, царящий в моем подсознании, не позволяет мне этого сделать.
      Опять этот всеохватывающий ужас перед тишиной.
      Полная разъединенность всех чувств.
      Что же, в конце концов, происходит?
      И вдруг где-то далеко в этой вековой тишине начинает звучать странная музыка. Что-то навязчивое, назойливое, переходящее от мажора к минору.
      - Слушайте!
      Я увлекаю Валери в промежуток между двумя огромными деревьями, которые стонут под напором ветра. Дрожащей рукой она указывает мне направление.
      - Это идет оттуда, - шепчет она.
      Ужасная, душераздирающая, злая музыка... Чем-то она напоминает играющую под сурдинку гармонику. Странные аккорды летят в окружающий нас ледяной мрак. Невидимый артист на заброшенном кладбище и таинственность всего происходящего вырывают меня из оцепенения.
      Валери следует за мной, и мы идем, влекомые музыкальной нитью Ариадны.
      Я останавливаюсь, чтобы рассмотреть каменные плиты у нас под ногами, и инстинктивно прижимаю к себе Валери.
      Охваченный ужасом, к узнаю черноватые пятна, которые видел в коттедже Ватсонов в ту памятную ночь, предшествовавшую моему отправлению сюда.
      Перед нами зловещая цепочка следов, которая, петляя, ведет туда, откуда раздается музыка. В лунном свете эта липкая слизь напоминает мне блеск извивающихся червей.
      Мы огибаем аллею и оказываемся перед странным строением, просвечивающим сквозь туман.
      А навязчивая музыка становится громче и громче, достигая апогея в невыносимом крещендо.
      Я смотрю во все глаза, стиснув руку Валери.
      Это часовня. Сквозь седые нити тумана видна замшелая крыша с желтыми пятнами, выкрашенные зеленовато-лимонной краской стены, по которым карабкаются какието растения, и небольшие окошечки с многоцветными квадратиками витражей.
      Когда музыка на минуту смолкает, становится слышным пение сверчка и далекое кваканье лягушек, а затем, словно по неумолимому приказу, концерт возобновляется.
      Как зачарованные, мы с Валери шагнули вперед, толкнув дубовую резную дверь, вошли и...
      Боже мой! Это как ушат холодной воды!
      Часовня до отказа набита людьми - мужчинами и женщинами.
      Никто не обернулся, чтобы посмотреть на нас. Казалось, им все было совершенно безразлично. Они сидели, словно статуи, крепко сжимая в руках большие церковные свечи.
      Возле алтаря я увидел того, кто играл эту демоническую мелодию. Или если не его самого, то по крайней мере его руки в колеблющемся пламени свечей.
      Длинные костлявые пальцы, украшенные золотыми кольцами и перстнями с изумрудами. Они напоминали мне те, которые в записанном на пленку сне Валери царапали стены. Теперь эти пальцы бегали по клавиатуре фисгармонии, как лапки ткущего сеть паука.
      А музыка текла... текла... переливалась через стены и заполняла все.
      Перед алтарем я заметил два свободных сиденья с подушечками из красного бархата.
      Теперь Валери бессознательно повлекла меня вперед, и я понял, что эти места предназначены для нас.
      Я шел, а не покидающий меня страх снова визжал, предупреждая меня: Нет, Роберт... нет, только не это...
      Тень, падающая на стену от рук артиста, казалась живой. Она как бы разбухала, росла в соответствии с громкостью музыки. Черный мрамор алтаря искрился, мерцал... Нет... Роберт... Не подходи... не подходи...
      И тут я как бы очнулся от колдовского воздействия проклятого алтаря и волшебной, неземной музыки.
      Пальцы после душераздирающей ноты застыли в одной точке, а я разом обернулся. Я чувствовал, что мне в спину впиваются чьи-то взгляды.
      Но нет. Это были только пустые зрачки, слепые потухшие взоры, ничего не выражающие.
      Все - ложь и абсурд. Я участник какой-то жуткой комедии.
      Эти существа вовсе не люди, а просто восковые манекены, музейные куклы, застывшие в вечном покое.
      В давящей тишине я вглядывался в десятки бледных иссохших лиц, изборожденных глубокими морщинами.
      Затем они вдруг начинали растекаться в пламени свечей, черты лиц их расплывались, казалось, оживали, принимая странноватые и жуткие выражения, отчего у меня волосы зашевелились на голове.
      Воск плавится... плавится... и вскоре остаются одни натеки, пузыри...
      - Валери!
      И только тут я понимаю, что Валери исчезла и что я один стою посреди этой проклятой часовни.
      Охваченный безумной яростью, я бросаюсь к двери, но она заперта снаружи.
      Я разбегаюсь и бью плечом, отскакиваю и сбиваю стоящие в углу манекены, которые рушатся с глухим шорохом.
      - Валери!
      Скользя по мягкому теплому воску, спотыкаясь о манекены, я продираюсь к окнам, но все они зарешечены и закрыты ставнями.
      Вдруг я вижу еще одну дверь, слева от алтаря. Толкаю ее, и она открывается.
      Выскакиваю наружу, и дверь больно ударяет меня в спину.
      Глава 8
      Я потерял всякий отсчет времени. А может быть, оно вообще остановилось.
      Возможно, в этом мире, который постоянно ускользает от меня и в котором я нахожусь вопреки всякой логике, время вообще не имеет никакого значения?
      Но в конце концов, почему же не отвечает Грейсон? Что могло случиться? Может быть, они меня навсегда покинули здесь, в этом мире?
      Я знаю, что за страхом начинается безумие, еще более ужасное, чем смерть.
      Отец небесный, может ли существовать что-либо страшнее смерти?
      Но что же случилось с Валери? Зачем этот побег, это внезапное и совершенно необъяснимое исчезновение?
      Какую роль играет она в том, что меня окружает?
      Я стал сам с собой рассуждать по этому поводу. Следует попытаться прийти к разумному решению.
      На первое место я поставил идею Грейсона. То есть идею существования параллельного мира, который соседствует с нашим и общается с ним через сеть бессознательного.
      Ну а если предположить, что этот мир может соприкасаться с нашим, то Валери можно рассматривать как инструмент этого феномена. Своего рода дверь в этот непознанный мир... Да, это, пожалуй, подойдет...
      Но кем была уготовлена для Валери такая роль в этом контакте? Вот тут-то я уже совсем ничего не понимал. Было ли ее устранение в этот мир добровольным?
      В чем его смысл? Что за этим скрывается?
      Кто? Что?
      Масса вопросов, остающихся без ответа, и вдобавок еще исчезла Валери. Ее следует отыскать во что бы то ни стало.
      Я собрал в кулак всю свою волю и выдержку. Затем осмотрелся и увидел длинную каменную лестницу, ведущую в глубь земли. Именно этим путем Валери наверняка и скрылась.
      Я вступил в узкий сводчатый проход. Все чувства мои были обострены.
      Все та же таинственная тишина.
      Я продолжал спускаться, потом надолго останавливался отдохнуть, а лестница все тянулась и продолжала вести вниз, в абсурдный мир.
      Однако должна же она когда-то кончиться. Эта мысль беспокоит меня, ибо я начинаю понимать, что лестница бесконечна.
      Бесконечная лестница, ведущая в бесконечность...
      У меня появляется ощущение опасности этого спуска наугад. Возникает мысль о возможных ловушках на пути...
      Я спускаюсь еще на двадцать ступеней, и глухой шум позади заставляет меня обернуться.
      Великие боги! Что же это?!
      Лестница позади меня исчезала. Потом она вдруг начала подниматься, а я мечусь, стремясь остаться на месте.
      То спуск, то подъем. Это абсурд, потому что лестница ведет в никуда. Это ловушка.
      Меня откровенно пытаются свести с ума. Потеря равновесия - первый шаг в сторону безумия.
      Если я не прореагирую, то пропал... я это знаю... Но как?..
      "О!.. Грейсон... Грейсон... где же вы?.. Почему не отвечаете?.. Что происходит?"
      При звуке моего голоса мир вокруг вдруг материализуется.
      Возникает сказочный пейзаж, огромный, просто-таки гигантский... Парк... Лес... плоский, замерший в контрастах светотеней.
      Какая-то сила, сокрушающая и не позволяющая сопротивляться, толкает меня. Остается только повиноваться, когда меня с вытянутыми вперед руками выбрасывает в сказочный пейзаж.
      Я лечу со скоростью снаряда и чувствую, как от удара разрывается с треском полотно!
      В висках стучит; мир, пронизанный всплесками молний, кружится перед моим изумленным взором.
      Несколько мгновений я неподвижно лежу, вытянувшись во весь рост, пытаясь отдышаться.
      Легкий ветерок покачивает у меня перед глазами ветки весеннего леса... а я все валяюсь на мягкой траве, и травинки щекочут мое лицо.
      Я поднимаюсь и осматриваюсь.
      Позади меня зрелище ужасающее. Чудовищный разрыв разделяет пейзаж, как мост, переброшенный из никуда в реальность.
      От земли до неба пейзаж порван пополам.
      Глава 9
      Я отворачиваюсь от этого жуткого видения, бреду вперед наугад и оказываюсь в огромном парке, топчу густую траву, которая похожа на мягкий толстый ковер.
      Вокруг тишина. Слух мой отдыхает. Ни одного подозрительного шороха не доносится до меня.
      В вышине надо мной сияет ясное солнце, придавая пейзажу контрастность и оживляя краски.
      Эти краски явно не с палитры природы. Слишком уж они ярки и живы в одном случае и бледны - в другом. Глаз поражает то изумрудная зелень ручейка, то бледная розовость дорожки, то голубизна пригорков, то серебристость ветвей.
      Все как бы подсвечено каким-то немыслимым источником света.
      А я иду вперед, щурясь в тени после яркого солнца, и вскоре начинаю осознавать, что я здесь не один. За мной следует кто-то или что-то.
      Нечто как бы нематериальное бредет по моим следам. У этого нечто человеческие контуры и голова без глаз, носа и рта.
      Оно повторяет все мои движения. Останавливается, когда останавливаюсь я, идет, когда иду я, наклоняется, когда это делаю я.
      Что же это за создание, упрямо бредущее за мной, как побитая собака?
      Я пробираюсь между огромными деревьями, пытаясь отделаться от него, но тщетно.
      Оно бредет по моим следам. Что же происходит, в конце концов?
      Я не выдерживаю и громко спрашиваю:
      - Что вам от меня нужно? Кто вы? Отвечайте!
      Но в ответ только молчание. Нечто застывает на месте, как бы изучая меня.
      Трудно судить о разумности этого нечто.
      Что меня ждет? Я подбираю булыжник и замахиваюсь, но мой угрожающий жест не производит никакого впечатления.
      Камень пролетает сквозь это туманное тело и исчезает, а оно даже не шелохнется.
      Мною овладевают гнев и паника от нового поражения, которое лишний раз подчеркивает мою беспомощность.
      Это существо невыносимо. Оно чем-то напоминает мне того, кто играл в проклятой часовне.
      Единственное отличие - руки. Здесь они темные и туманные.
      Я резко прыгаю, чтобы приблизиться к существу, но оно действует с неожиданной быстротой и ловкостью. Синхронизация почти безупречная.
      И вдруг... нечто замирает передо мной, как бы в ожидании.
      Боже мой! Кажется, я догадался. Это просто нечто промежуточное. Это полуматериальная проекция другого существа, которое человеку невидимо.
      Впрочем, у этого нечто почти человеческий силуэт... и в его очертаниях я неожиданно узнаю свое собственное, несколько окарикатуренное изображение. Это как будто проекция моего тела, подсвеченного сзади мощным прожектором и спроецированного на экран.
      Вглядываюсь еще внимательнее, и у меня пропадают последние сомнения. Кто-то тщательно, быстро и эффективно изучил мои тело и душу, чтобы забрать их, оставив от меня только внешнюю оболочку, инертную тряпичную куклу, мешок с костями, огромный кокон, никчемное чучело. Оно потом так и останется здесь, в этой картине, возникшей из кошмара.
      Но кто за всем этим стоит? Кто управляет?
      Кто? Что?
      Увы! Я все еще не имею ни малейшего представления о существах, которые неотступно преследуют меня в этом не связанном ни с чем мире.
      Это выше человеческого понимания.
      Тогда я пытаюсь ни о чем не думать, а, выбрав удачный момент, напасть на это существо. Делать это следует неожиданно. Быстро, очень быстро. И я начинаю действовать инстинктивно.
      Я ныряю в сторону, подчеркивая свой бросок беспорядочными движениями, и, уже скрывшись за толстым стволом дерева, понимаю, что мои механические жесты дезориентировали существо.
      Секунда, и я, как камень из пращи, налетаю на своего противника. Такое ощущение, что я погружаюсь в пустую ледяную массу. Она пронизана энергетической сетью.
      Начинается какая-то безумная борьба, вызывающая во мне ужас и отвращение. Я бью и бью зигзагообразно во всех направлениях по этой массе, чтобы вызвать внутри короткое замыкание. Наконец оно и происходит россыпью ярких звездочек.
      Я поднимаюсь, чувствуя, как к горлу подкатывает тошнота, и успеваю заметить, что промежуточное энергетическое создание рассыпается круглыми маленькими капельками, которые катятся по земле и тут же исчезают, не оставляя следа.
      Бой окончен, я восстанавливаю дыхание и понимаю, что мне следует как можно скорее бежать отсюда. Хозяева этого мира могут вот-вот объявиться, поскольку, наверное, уже узнали о разрушении их создания.
      И я бегу, бегу, гонимый страхом.
      Я наконец добежал до опушки этого странного леса и остановился перед огромным пустым пространством, которое мгновенно под моим взглядом наполнилось шумом и движением.
      Посреди широкой поляны возникли ярмарочные балаганы. Крутятся огромные колеса лотерей с номерами... крутятся... крутятся... Тиры, а перед ними легкие шарики, танцующие на струях фонтанчиков... крутятся... подпрыгивают... крутятся...
      А вот и карусель и деревянные лошадки с развевающимися гривами. Карусель тоже кружится... кружится... под звуки варварской шарманки...
      Я осторожно пересекаю ярмарочную площадь и вдруг вижу силуэт Валери, мелькающий среди балаганов. Я бросаюсь вперед, а Валери то появляется, то исчезает, как по волшебству.
      Большое колесо останавливает свое вращение на цифре восемь... номер восемь... И раскручивается снова!
      На глиняных подставках крутятся четыре туза...
      Под ветерком в тире крутятся на веревочках глиняные трубки...
      Щелкает рулетка, и серебристый шарик прыгает, крутясь, из гнезда в гнездо, вылетает и возвращается. Десять!..
      Номер десять! И снова вращение.
      Боже, как кружится голова!
      Валери мелькает то между балаганами, то на колесе, то на карусели.
      Валери!
      Вот я вижу ее на деревянной лошадке и бросаюсь туда, опьяненный вечным кружением.
      Валери!
      Я подпрыгиваю, хватаюсь за медный поручень ограждения, подтягиваюсь и оказываюсь на карусели.
      Валери убегает через адский круг, легко проскальзывая между деревянными лошадками.
      Валери!
      Уносимый по кругу, я пытаюсь разглядеть ее среди ритмично двигающихся лошадок, но она уже растворилась, исчезла...
      В этот момент мощная рука вылезает из коробки внутри карусели. Сжимая и разжимая пальцы, она тянется ко мне, и я, не раздумывая, отскакиваю от этой жадной руки.
      Она, вытягиваясь, следует за мной. Острый указательный палец показывает мне вниз. Я бросаюсь наугад между двумя деревянными Пегасами под их угрожающее ржание... и оказываюсь на краю платформы. И тут понимаю, что это - край лотерейного колеса с номерами, и я только что обеими ногами вскочил на цифру пять.
      Могучая рука съеживается и исчезает в коробке под звуки скрипучей шарманки, а движение карусели замедляется.
      Вот тут, за гранью страха и рассудка, я начинаю понимать смысл этой игры.
      Огромный, просто гигантский рот, напоминающий очертаниями рот Валери, только что появился на земле возле карусели.
      По мере того как карусель замедляет свое движение, рот улыбается мне. Затем он раскрывается во всю ширь, как у голодного животного.
      Да, я понимаю, что меня ожидает, если цифра пять остановится перед этой пастью.
      Я вскакиваю и пытаюсь бежать, но уже поздно, невозможно... Невозможно, потому что меня окружает невидимый барьер, который я не могу преодолеть никакими силами.
      Тогда я начинаю высчитывать, пытаюсь предугадать фатальную цифру. Нет, только не пять... восемь... нет... осторожно... Скорее девять...
      Как шарик рулетки, я перескакиваю с одной цифры на другую. Я становлюсь вдруг шариком ужаса в этом пространстве.
      Семь... один... четыре...
      Цифра восемь выигрывает. Этого только и не хватало!
      Боже мой! Неужели это возможно!
      Рот хихикает и исчезает, одновременно исчезает и энергетический барьер, а я прыгаю вниз с остановившейся платформы.
      Я несусь, вопя от ужаса на все ярмарочное поле, которое просто-напросто еще одна из ловушек, расставленных хозяевами этого мира.
      Но вот я вижу Валери. Она, как и я, сломя голову несется через опустевшую поляну.
      И когда я хватаю ее, мы оба падаем на землю, побежденные и задыхающиеся.
      Наши ужас и безумие объединились.
      Глава 10
      Когда я открываю глаза, Валери еще здесь, рядом со мной, она лежит на мягкой траве, бездумно глядя в облачное небо.
      Ярмарочного поля нет и в помине. Вокруг нас бесконечная пустота, насквозь продуваемая легким ветерком.
      Ни шума, ни шороха... Ничего... Словно вся тишина мира собрана на этой поляне.
      Валери наконец оборачивается и смотрит на меня своими светлыми глазами, в которых бьются темные волны боли.
      Грудь ее ритмично вздымается при дыхании, а теплота, исходящая от ее тела, доводит меня до головокружения.
      Мы находимся за пределами слов, разговоров, правил и принципов, вне времени и пространства, вне человеческих условностей... Вне жизни и вне смерти...
      Мы всего-навсего два человеческих существа, затерявшихся в вихре безумия!
      - Как это все ужасно, правда? - прошептала она.
      - Почему ты убегала от меня? Почему?
      - Я пыталась бежать от себя, но ничего не получилось.
      - Если бы ты попыталась понять...
      - Но ты ничего не можешь сделать для меня, Роберт, ничего... ничего... Ты же видел, на что они способны? Я навечно принадлежу им. Все уже слишком поздно.
      - Но если мы начнем с нуля? Если ты согласишься немного помочь мне? Может быть, мы и смогли бы...
      - Ты хочешь знать, почему я убила своего мужа?
      На губах ее мелькнула бледная усмешка, а глаза поднялись к небу.
      - Я стала орудием Грега. Обыкновенным инструментом. Не чем иным, как зондом бессознательного, входом в неизвестное измерение, которое он открыл внутри себя. Но у него была слишком малая доля эмоционального. Поэтому ему нужно было существо, имеющее более податливую и гибкую психическую природу, которое могло бы найти свое наиболее полное выражение в гиппологических эффектах. А поскольку я и была именно такой, Грег сделал меня единственным объектом своих опытов. Это жестоко. Жестоко, потому что труд Грега был трудом безумца.
      Она отвела глаза от туманного неба и взглянула на меня.
      - Он каждый день вовлекал меня в это сумасшествие, которому я сопротивлялась, но пленницей которого мало-помалу становилась. Тебе, Роберт, этого не понять... Ты не сможешь этого понять... Но самым ужасным было то, что убила я его не в припадке безумия. Это - ложь. Это то, о чем все в первую очередь подумали, как я полагаю. Но клянусь тебе, что это не так. Напротив... Я совершила это в полном здравии, с ясным сознанием того, что делаю. Это было просто необходимо!
      У нее градом покатились слезы, как будто выплеснулся океан боли. Я дал ей возможность выплакаться, освободиться от жуткой тайны и слушал ее, как это делает опытный психотерапевт.
      - С некоторых пор Грег работал над одним электронным аппаратом, который должен был подавлять любые звуковые волны. Сначала я думала, что речь идет о каком-то важном открытии. Грег искал возможность сократить время сна, воздействуя на организм спящего. Я полагала, что это сможет облегчить процессы психофизиологической регенерации. Но я ошибалась. В действительности все было не так. Если бы был использован этот аппарат, то человек или группа лиц могли бы управлять миром. Практически все было готово, и он даже объявил конкурс на должность техника, который помог бы ему в работе. Сам этот человек ничего не должен был знать о сути дела, об истинных планах. А судьбой его Грег собирался заняться позже. И вот, когда он стал проводить опыты с аппаратом в моем присутствии, я поняла, что он не блефует и его уже ничто не остановит. Но я также знала, что мне невозможно бежать, чтобы предупредить человечество об опасности, о готовящемся преступлении. Именно по этой причине я убила его и разрушила аппарат.
      Она замолчала, по лицу ее бежали слезы. А я опустил голову.
      - Я и есть тот самый человек, которого пригласил Грегори Ватсон.
      - Из Мельбурна?
      - Да. Из Мельбурна...
      - Так это ты!
      - К несчастью, аппарат был разрушен не полностью... и я его восстановил... Он функционирует...
      - Боже мой!..
      Она рывком села, но я попытался успокоить ее, говоря:
      - Я никак не могу понять одну вещь. И меня она очень волнует. Неужели Грегори Ватсон был так сведущ в электронике, что сумел создать столь сложный аппарат?
      - Нет, конечно.
      - Но как же тогда это у него получилось?
      - Не знаю...
      - Но ведь получилось же в конце концов...
      - Эта идея пришла ему в голову во время сна.
      - Любопытно...
      Она пожала плечами.
      - Он приводил в качестве примеров случаи с Нильсом Бором *, создавшим во сне квантовую теорию, Тартини **, написавшим "Дьявольские трели", Кекуле ***, открывшим бензол тоже во сне...
      - Но ведь Нильс Бор все же был физиком, Тартини - музыкантом, а Кекуле - химиком. Но Грегори Ватсон, он-то что понимал в электронике?
      * Датский физик. Создал теорию атома, которая легла в основу квантовой механики.
      ** Итальянский скрипач и композитор, автор сонаты "Дьявольские трели".
      *** Немецкий химик-органик. Предложил цикличную формулу бензола.
      Наступило молчание. Я не решился задать еще один вопрос, который так и вертелся у меня на языке.
      Мне хотелось узнать, каковы истинные причины, толкнувшие Валери укрыться в этом кошмарном мире.
      Конечно, в основе лежали угрызения совести, конкретизировавшиеся в ее подсознании. Могила не что иное, как символ самонаказания.
      Исходить нужно отсюда, именно отсюда. Но дальше все становится гадательным и необъяснимым. Ведь не могла же Валери сама создать это неведомое измерение. Для нее оно не более чем психологическое отступление. Отступление сознания или отступление, связанное с воздействием "психорастворяющего" наркотика? Себе я, конечно, задавал этот вопрос, но как только пытался заговорить с ней о невидимых существах, которые преследовали нас с тех пор, как мы выбрались из могилы, ее охватывал необоримый ужас. Она казалась мне пленницей этого неизвестного мира.
      Самостоятельное возвращение ее к нормальной жизни было вещью совершенно невозможной, выше ее сил и воли. Но разве не то же самое происходит и со мной?
      Разве не точно так же оборваны все мои связи с внешним миром?
      Однако мне кажется, что теперь, при моей поддержке, она обрела и силу, и волю. Точно я не могу сказать, но интуитивно чувствую это. Ну и что же дальше?
      Я опять вынужден возвратиться к мысли, что Валери, сама того не сознавая, остается инструментом материализации, свидетелем которой я был перед своим переходом сюда. Однако мне следует быть очень осторожным, прежде чем внушить ей эту мысль.
      - Но ведь должно же существовать некое средство для связи и контакта с этими существами? - мягко спросил я.
      - Это невозможно, они держат нас под контролем, а мы ничего не может поделать с ними...
      - А может, это просто потому, что мы никогда и не пытались. Мы только отбивали их атаки.
      - Роберт, попытайся понять... Мы в мире, который не ощутим для наших чувств, и восприятие его невозможно. Мы можем ощущать только ловушки и обман. Мы никогда не сможем понять, что питает этот мир. Ведь если взять мышь, которая грызет сыр, то для нее сыр существует, и она принимает его таким, какой он есть, но уж никак не может познать природу этого сыра и те действия, которые необходимо было произвести, чтобы его создать. А паук, который ткет свою паутину в углу? Есть ли у него концепция по поводу стены? А разве сознает комар что-либо, когда кусает человека?
      - Да просто у них нет причин познавать это. Но ведь для нас-то дело обстоит совершенно иначе, Валери. Мы ведь способны на интеллектуальный контакт с любым разумным существом!
      Она вздохнула, не в силах объяснить мне свою мысль.
      - Это будет нашим концом, нашей гибелью, нашей смертью.
      - Ну а если бы на карту была поставлена судьба человечества, то тогда как, Валери?
      - Почему ты так говоришь?
      Я уже было хотел сказать ей правду, ту правду, о которой догадывался... Рассказать о той опасности, которую видел.
      Но нет, мне нужны были все ментальные способности Валери, все ее мужество, все остатки ее морального и физического сопротивления. А потом, какие доказательства я мог ей представить?
      Единственное, что мне оставалось, - и я сказал ей об этом - вступить в контакт с этими существами и выяснить, что они собираются с нами сделать. Ну а в остальном я как-нибудь, может быть, и сам разберусь.
      Я поймал взгляд Валери, которая, кажется, проникла мне в душу и читала мои мысли. Я увидел, что она побледнела, поняв мою решимость.
      В этот момент у меня возникло ощущение, что мы знакомы с ней давным-давно, всю жизнь, как будто жили вдвоем с самого начала времен.
      Я смотрел на нее, лежащую на траве, которая вдруг начала желтеть и сохнуть на глазах.
      Надо же! Это выглядело так, как если бы осень неожиданно стала наступать на окружающий весенний сон.
      Исчезли краски. Небо над нашими головами приняло свинцовый оттенок. Далекий лес рисовался теперь только в черных и белых тонах, как гигантский набросок углем на белом полотне.
      Ничего вокруг... Только черное и белое... Немного серого...
      Весь мир окрасился в три этих цвета.
      - Роберт...
      Я как-то разом качнулся вперед, чтобы удержать Валери. Я целовал ее губы, ни о чем больше не думая... Это было совершенно бессознательно...
      Мир переворачивался... опрокидывался... рушился...
      Глава 11
      Валери больше нет со мной.
      Она рассеялась с остатками этого мира. Руки мои обнимают пустоту и темноту. Меня обволакивает чернильно-черная ночь, и я плаваю во мраке и пустоте, в каком-то абсурдном небытие. Я пытаюсь пошевелиться, но все мои движения не имеют никакого смысла и значения.
      Где же я? На этот раз я решил собрать все свое спокойствие и хладнокровие, стараясь не впасть в состояние ужаса.
      Мне были необходимы весь мой ум и память, чтобы противостоять этой новой ловушке, ибо я понимал, что речь идет об еще одной попытке таинственных существ подвергнуть испытанию мои рефлексы и человеческие способности.
      Но вдруг темноту пронзил как бы луч прожектора, упавший сверху. В столбе света, который лился из пустоты, возникла шахматная доска с расставленными на ней фигурами.
      Из ничего появились две руки на краю доски. Две костлявые руки с длинными пальцами, унизанными золотыми кольцами и перстнями с изумрудами.
      Острый палец указал мне на белые фигуры.
      - Начинайте, господин Милланд!
      Голос ниоткуда, с ледяным звучанием, безжизненной тональности.
      Мой невидимый противник скрыт в темной пустоте, частью которой он сам и является. В резком свете видны только его псевдочеловеческие руки, держащиеся за доску.
      - На что мы играем?
      - На вашу жизнь, господин Милланд.
      - Но я - средний игрок...
      Из пустоты донесся смешок, как бы свидетельствуя о противном.
      - Напротив, вы очень сильны... Великолепный игрок...
      Хитрость не удалась. Такое ощущение, что существо порылось в моей памяти и поспешило добавить:
      - Шансы равные... Нужно, чтобы игра была равная... Впрочем, она и будет такой, поскольку мне нужна ваша жизнь.
      - А не проще ли заполучить ее иным способом?
      - Но я даю вам шанс выиграть, а сам могу проиграть. Если я не выиграю вашу жизнь, она не будет иметь для меня никакой ценности. Итак, господин Милланд, ваш ход...
      Я двинул вперед пешку, потом слона, а затем развил атаку. Странная игра, впрочем, если речь идет о жизни человека, когда его можно прищелкнуть одним пальцем.
      Четвертым ходом он взял моего слона и напал на ладью.
      - И что же, вы все проблемы решаете с помощью игры, отдаетесь на волю случая?
      Я попал в точку, ибо голос мне ответил:
      - Да, все.
      - Если я правильно понял, событие происходит в зависимости от того, выигрываете вы или проигрываете.
      - Да, это универсальное правило, господин Милланд. Однако ваш ход. Должен сказать, что атаку вы провели превосходно. А возвращаясь к вашему вопросу, скажу, что мы рассматриваем игру во всех ее формах, как универсальное решение всех вопросов во Вселенной, а случайностей не существует. Случай - следствие множества условий и событий. Создавать случай с помощью игры кажется нам единственно справедливой возможностью бороться против самой универсализации игры. Выиграть или проиграть свою жизнь даже в шахматной партии означает предварительное признание своих прошлых ошибок.
      - Какой же, в таком случае шанс у меня и мне подобных? Разыгрывать свою жизнь в шахматной партии!
      Тут я беру у него слона, развивая атаку на королевском фланге.
      Тишина. Потом прозвучал ответ:
      - Возможность выиграть у нас или проиграть нам...
      - Но к чему это все в конце концов? На что вы рассчитываете?
      - Захватить ваш мир... ваше измерение... Ввести наши принципы и правила. Это универсальный закон, и в нем нет ничего сверхъестественного. Достаточно было найти путь в ваш мир. И мы нашли его. Так что ваша судьба предрешена.
      Я ужаснулся такому откровенному цинизму.
      Для этих существ завоевание нашего мира было простой игрой! Игрой по их правилам, со своей тактикой и зависящей не столько от ума, сколько от умения или слабой подготовки партнера. Все точь-в-точь, как на шахматной доске.
      Хотя мой слон и контратаковал, меня не покидала мысль, что я поставил свою жизнь на кон при игре с дьяволом. Пока он защищался, моя мысль металась в поисках решения.
      - Бог и Дьявол находятся в вечной оппозиции, господин Милланд. Как и в нашей партии, один из них должен проиграть.
      - Ну и что же, по-вашему, в таком случае произойдет?
      - Тогда шах и мат решат судьбу небесного трона.
      - А как же быть с понятием всемогущества Бога?
      В темноте прозвучал ледяной смех.
      - Термин "всемогущество" совершенно несостоятелен. Уже само существование Сатаны противоречит понятию всемогущества. Я не согласен с этим. Силы у них равны и сталкиваются в игре добра и зла. А ставкой в этой игре является не что иное, как человечество.
      Смех стал еще более циничным и грубым.
      - Но это не должно, господин Милланд, мешать нашей игре. Если игра является постоянным противопоставлением порока и добродетели, то мы никак не можем от нее отказаться. Разве мы не подобие наших создателей?
      Доводы его приводили меня в ужас, но, пользуясь беседой, я постепенно разбирался в его сильных и слабых сторонах, во всем их хитросплетении.
      Я понял, что невидимка играет прекрасно. В ходе защитных комбинаций его рука одну за другой сняла мои пешки, и я почувствовал, что по спине у меня потек ледяной пот.
      Проигрыш стоил потери моей души, судьба которой разыгрывалась в последних ходах, и в то же время у меня перед глазами возникала жалкая судьба человечества.
      Делая ответный ход, я вдруг представил себе Бога, играющего с Сатаной на небесной шахматной доске, не обращая внимания на законы времени и пространства.
      Как нас двоих с этим демоническим существом, я представил их, переходящих от надежды к отчаянию по мере того, как фигуры наступают, отступают, атакуют и контратакуют.
      Да, возможно и такое... Игра может кончиться победой Сатаны и переоценкой ценностей... Я представил Бога, проигравшего свой Свет и гибнущего в вечном проклятии.
      Нет! Это невозможно... невозможно... Это было бы слишком ужасно. Эта идея подброшена сим чужемирным созданием, чтобы смутить мой разум, вывести меня из равновесия, лишить ясности ума, которая мне сейчас так нужна для победы.
      Я гнал прочь эти видения, отбрасывал их, чтобы максимально сконцентрироваться на последних атаках.
      И тут я увидел выход.
      Я бросил приманку, чтобы отвлечь внимание моего противника. Моя атака только начало цепной реакции, но нужно выдать ее за собственную неуклюжесть и неумелость.
      Существо захихикало. Кажется, оно не заметило ловушку.
      - Вы явно играете все хуже и хуже, господин Милланд. Ваша жизнь, как мне кажется, висит на волоске. На очень тонком волоске. Я даю вам время подумать.
      Я проиграл ему еще одну пешку. Он уверен в своей победе, и вот тут-то я начал настоящую атаку. Атаку на его короля!
      В этот момент я услышал нечто вроде глухого хрипа. Это было выражением глубокого удивления. Мой противник стал лихорадочно защищаться, но было уже поздно. Я полностью разрушил его защиту.
      Он попался, сгорел.
      Костлявые руки смели фигурки и оттолкнули доску, когда я объявил:
      - Шах и мат!
      Плохой игрок? Нет, я так не думаю. Я был в его власти, и он мог меня уничтожить одним движением руки, но сделать это, по его законам, можно было только путем игры. Это единственный способ, который он знал. Все остальное, будучи подчинено игре, отходило на второй план. Играть, играть во что бы то ни стало!
      И он спокойно мне объявил:
      - Вы свободны! Браво, господин Милланд. На этот раз вы выиграли...
      - Я должен это понимать так, что мы еще встретимся?
      - Конечно, но позже...
      Я опустил голову.
      - Хотелось бы задать вам еще один вопрос.
      Конечно, этот вопрос касался Валери. Но существо подняло руки от пустой доски.
      - Извините, но мы уже сказали друг другу все, что хотели сказать.
      - И вы согласны теперь освободить своего противника?
      - Вы считаете себя опасным противником, потому что думаете, что вам известны наши намерения? Потому что вы знаете судьбу свою и себе подобных? Потому что собираетесь предупредить человечество об опасности, которая ему угрожает?
      Опять прозвучал тот же чудовищно циничный смех. Но теперь в нем слышалась еще и ирония.
      Это и было последним ответом, который я услышал от невидимого существа. Оно исчезло вместе с шахматной доской и резким светом прожектора.
      Стало темно. Я плавал в пустоте, не имеющей ни конца, ни начала, в темноте, для которой время не имеет никакого значения. Затем я как бы очнулся внутри большой круглой комнаты.
      Совершенно круглой.
      Круглые стены, как мне казалось, не имели ни одного отверстия. Они были сделаны из блестящего, матово светящегося металла. Потолок тоже был круглым и голым, Ощущение, что я в своем мире, побудило меня закричать что-то в селектор, нажав контакт.
      "Да, да, господин Милланд, мы сейчас возвратим - вас обратно. Вытянитесь... Расслабьтесь..."
      Я повиновался. Появилась какая-то смутная надежда. Я стал думать о Валери. Может быть...
      "Не беспокойтесь ни о чем. Сначала речь пойдет о вас, господин Милланд..."
      "Но что же случилось, почему вы не отвечали?"
      "Лежите, лежите... Расслабьтесь... Внимание, мы включаем аппарат возвращения..."
      Настаивать было бесполезно, и я повиновался. Стены комнаты стали вращаться и наконец превратились в тонкий светящийся круг...
      У меня закружилась голова, и я закрыл глаза... Все мысли исчезли...
      Время бежит... время течет... перед глазами вновь сновидения... Я "выныриваю на поверхность".
      ...Удушливая теплынь. Такое ощущение, что все атомы моего тела разлетаются осколками и исчезают мерцающими искорками.
      Но вот болевые ощущения проходят.
      Волна выбрасывает меня на берег сознания внутри моего тела. Моего настоящего тела из мяса и костей.
      Голова тяжелая, веки жжет... Я поднимаю голову... оглядываюсь...
      Я лежу на кушетке, мягкой и удобной... посреди слабо освещенной комнаты.
      Круглые металлические стены.
      Я посреди огромной...
      Глава 12
      ...круглой комнаты.
      Совершенно круглая комната.
      Меня тошнит. Боже, как мне плохо.
      Но где же я? Я не узнаю экспериментального блока в коттедже Ватсона.
      Это странное место кажется мне совершенно незнакомым и даже каким-то зловещим, поскольку эта комната похожа на... О! Мои глаза, моя голова... Я не узнаю людей, толпящихся возле меня.
      - Грейсон!
      Чей-то силуэт танцует передо мной сквозь вуаль лихорадки. Я чувствую чью-то руку, трогающую мой лоб... вижу другую, которая протягивает мне чашку.
      Я пью, глотаю, не понимая что, и снова закрываю глаза.
      Эта молния! Единственное, что сохранилось в воспоминаниях о возвращении. И еще человеческая фигура, лежащая на поверхности озера. Эта гигантская фигура, лежащая спиной ко мне, кажущаяся спящей, в то время как озеро вокруг глотает звезды.
      Одно и то же видение, которое преследует меня... наверное, какой-то фрейдистский символ, но разгадать его я не могу.
      - Как вы себя чувствуете, Милланд?
      Голос возвращает меня к действительности, и после нескольких безуспешных попыток я наконец открываю глаза.
      Лихорадка проходит, становится легче дышать, мускулы чуть расслабились... Странное ощущение! Я не узнаю человека, который стоит возле меня. Своей бородой он напоминает какого-то патриарха.
      Рядом с ним двое других ученых в белых халатах, шапочках и резиновых перчатках.
      Но я не вижу ни Грейсона, ни Эймса, ни Дейтона, ни Линдсея.
      - Кто вы?
      - Я профессор Салливан, - отвечает мне бородатый. - Ничего не бойтесь, все идет хорошо. Попейте еще. Нужно вымыть все токсины, которые скопились у вас в организме. Пейте... пейте...
      Я повинуюсь. Но что-то беспокоит меня в этой круглой комнате. Ах, вот что: отсутствует тело Валери! Но когда я задаю этот вопрос Салливану, он качает головой.
      - Мы поговорим с вами позже. Сейчас вам следует отдохнуть. Ваш мозг и так получил сильный шок, не возбуждайте его понапрасну.
      - Но мне нужно поговорить с вами... нужно, чтобы меня выслушали...
      - Потом... потом...
      - Это очень серьезно... Прошу вас... Это необходимо...
      - Ладно... ладно... Успокойтесь.
      Как я ни стараюсь, все бесполезно. По указанию Салливана меня водружают на тележку-каталку и перевозят из круглой комнаты в маленькую палату с покрытыми эмалевой краской стенами, где и оставляют под бдительным наблюдением молоденькой медсестры.
      Мне снова дают пить, и я погружаюсь в сон. На этот раз глубокий, освежающий, без сновидений.
      Глава 13
      Молоденькая медсестра ждет, пока я переоденусь в чистую и продезинфицированную одежду, которую приготовили к моему пробуждению. Старая пропитана запахом пота и лекарств. Я расстаюсь с ней без всякого сожаления.
      - Сюда, господин Милланд.
      Дверь открывается в ярко освещенный коридор. Все это напоминает не то клинику, не то учебный центр, ибо все они строятся по одному образцу.
      Залы, коридоры, лифты, белоснежные чистейшие стены и навощенные полы.
      Это похоже на Мельбурн....
      - Нет, не туда... Сюда, пожалуйста...
      Я прохожу мимо прозрачных дверей и на какое-то мгновение застываю.
      Внутри помещения я вдруг вижу Валери, лежащую на кровати. Никакого сомнения, это точно она или, по крайней мере, ее тело. Вокруг нее суетятся люди в белых халатах.
      Воспоминания, связывающие нас, вновь возникают у меня в памяти, но в это время моего плеча касается рука медсестры.
      - Пойдемте, господин Милланд, прошу вас, пойдемте...
      Я позволяю довести себя до конца коридора, и когда открывается дверь, то попадаю в прохладное помещение, где вижу профессоров Грейсона и Эймса в компании с Салливаном.
      Их улыбки кажутся мне несколько натянутыми.
      Грейсон шагнул вперед и протянул мне руку.
      - Мы счастливы, что вы вернулись, Милланд. Надеюсь, что вы уже чувствуете себя лучше. Все в порядке, не так ли?
      Он указал мне на стул, а я тем временем заметил, что Салливан включает магнитофон. Катушки медленно вращаются.
      Я взглянул на Грейсона.
      - То, что я вам сейчас расскажу, очень серьезно, но прежде мне хотелось бы задать вам несколько вопросов. Во-первых, где мы находимся?
      - В психиатрической клинике доктора Салливана, в окрестностях Бостона.
      - Почему я здесь?
      - По указанию судебно-медицинской комиссии. Мы не могли дальше продолжать опыт в коттедже Ватсона. Уверяю вас, что перевозка осуществлялась в самых благоприятных условиях. С другой стороны, требовалось все, чтобы создать наилучшие условия к вашему возвращению. Здесь вам обеспечен самый лучший уход и наблюдение.
      - Но... я чувствую себя нормально...
      - Мы в этом не сомневаемся, господин Милланд. Первые проведенные тесты в целом дали обнадеживающие результаты.
      - Почему вы говорите "в целом"?
      Ответил Салливан:
      - Вы перенесли нервный шок. На уровне вашего сознания остается еще несколько шрамов, но это будет быстро исправлено, я гарантирую.
      Удивительно, но я никогда не чувствовал себя столь здоровым душой и телом, как сейчас. Поэтому мне было несколько странно слышать такое. Я взглянул на Эймса. Он перестал хрустеть пальцами и внимательно смотрел на монету, которую подбрасывал на ладони.
      Я обернулся к Грейсону.
      - Теперь наступило время, когда я должен открыть вам глаза на существующее положение вещей. Вы знаете, Грейсон, что тот мир - реален, существует в действительности?
      - Пятое измерение?
      - В том смысле, в котором вы говорите, да. Вы следили за всеми фазами моего путешествия по энцефалоскопическому экрану? Так я полагаю?
      - Конечно. Но были и некоторые провалы. Должен сказать, что у нас возникало немало технических трудностей при поддержании контакта с вами.
      - Минуточку. Сколько времени длилось мое путешествие?
      - Восемь суток.
      Я посмотрел на него, разинув рот от удивления. Восемь суток! В это верилось с трудом. Но, впрочем, время значило здесь мало. Оно было вторичным, и я продолжил:
      - Послушайте, Грейсон. То, в чем вы сомневались, произошло до совпадения в деталях и даже в еще большем масштабе. Мы сейчас накануне вторжения, подготовленного жуткими существами, населяющими пятое измерение. Их ничто не остановит, уверяю вас. Этот мир бессознательного скоро перехлестнет в нашу реальность, в то, что мы называем нашей действительностью. То, что произошло в ночь перед моим отправлением из коттеджа Ватсона, было лишь первой попыткой, или, если вы предпочитаете это слово, проверочным тестом... Но теперь путь им известен.
      - Какой путь?
      - Через Валери Ватсон!
      - Бедная Валери, - вздохнул Эймс, продолжая подбрасывать монету. - Ну и что же дальше?
      - А дальше существует звуковой аннигилятор, поглотитель шумов.
      - Так. Все лучше и лучше... Продолжайте!
      Я чувствовал, что меня охватывает какое-то болезненное состояние. Но что же, в конце концов, происходит? И я добавил:
      - Эти феномены связаны один с другим. Я теперь понял стратегию этих "тихушников"...
      - "Тихушников"? - удивился Салливан, с любопытством глядя на меня.
      - Ну да. Я так их назвал, поскольку они могут существовать только в абсолютной тишине. Теперь понимаете?
      Грейсон задумчиво кивнул головой. А Эймс все помалкивал, подбрасывая монетку.
      - Это довольно любопытно. Доведите до конца вашу мысль, Милланд.
      - Я долго размышлял над этой проблемой и полагаю, что в конце концов пришел к правильному выводу. Эти существа испытывают аллергию к звукам. Малейший шум разрушает их, как звуковой удар стеклянную витрину. Конечно, это только образное выражение, ибо для этих существ все обстоит значительно хуже. В результате звуковых вибраций их молекулярное строение разрушается. Так и случилось в коттедже Ватсона. Помните? Для того чтобы их нашествие было успешным, им необходимо эффективное средство для уничтожения звуков на Земле. Поняв, что Валери является для них своего рода психическим ключом, они воспользовались ею, чтобы влиять на мозг Ватсона. Грегори Ватсон построил поглотитель звуков по команде "тихушников". Поверьте мне, эти существа лучше разбираются в человеческой психике, чем мы с вами. Они манипулировали Ватсоном, заставляя его считать, что он действует самостоятельно, а тем временем Ватсон в своей гордыне и безумии думал только о господстве над миром. Полагаю, что этот аппарат нужно уничтожить.
      Движение голов... вращение катушек магнитофона...
      И тут раздался прямо-таки скрип из горла Грейсона:
      - А не кажется ли вам, что вы несколько преувеличиваете, Милланд?
      - Давайте посмотрим записи... Вы же должны были зарегистрировать мои контакты с Валери... Она ведь сама мне рассказала о сути этого аппарата. Вы видели этот мир так же, как и я. Он реально существует. Его ловушки, с которыми я сражался, тоже реальность. Не так ли?
      - К несчастью, на этом пункте мы пока вынуждены закончить, - ответил Салливан. - И было бы хорошо, если бы мы с вами пришли к общему заключению...
      - Интересно было бы узнать к какому...
      - Хорошо. Реакции вашего подсознания под воздействием специальных "психорастворяющих веществ" создали или вызвали у вас в мозгу некие специфические картины, соткали, так сказать, определенное полотно, записавшееся в ваших нейронах. Все там смешалось и приняло вид кошмара. Да, Милланд, речь идет просто о кошмаре... Только о кошмаре, и ни о чем другом... Вы пережили этот кошмар, понимаете?
      - Нет, это невозможно.
      - Почему?
      - Остается Валери. Она все еще пленница "тихушников". Они используют ее.
      - Любой из нас скажет вам, что спасти ее невозможно. Мы просто поддерживаем работу ее сердца, но не питаем на ее счет никаких иллюзий. Вы тоже потерпели неудачу, Милланд, и теперь для нее все кончено.
      Я замер на своем стуле, ибо понял, что, должно быть, произошло что-то ужасное, чего я не понимаю. Но я вернулся к спору.
      - Грейсон! Но ведь были же отпечатки... черные следы... обрывки плоти. Это стоило жизни мисс Фойл...
      Он покачал головой, глядя на меня.
      - Должен сообщить вам, Милланд, то, чего вы не знаете и мы не знали тоже. Вскрытие тела мисс Фойл показало, что у нее случился сердечный приступ. Шум, внезапный страх, нервное перенапряжение - вот причина. Так заявили медэксперты. Что касается следов и отпечатков, о которых вы говорите, то здесь я вынужден признать правоту профессора Эймса. Он считает, что все мы стали жертвами коллективной галлюцинации.
      - Галлюцинации?
      - Да. Этот дом был набит наркотическими веществами, вы знаете об этом, а такие вещи при вдыхании не проходят даром, вызывая определенный эффект. В восьми случаях из десяти возникают разного рода галлюцинации.
      И я понял, что он всеми силами пытается убедить меня в том, что черное - белое. Убедить, даже пренебрегая правдой.
      - Что касается аннигилятора звуков, то запомните, господин Милланд, и поймите...
      - Я внимательно вас слушаю.
      - Так вот, мы проэкспериментировали с ним еще четыре-пять раз в присутствии государственной комиссии, созданной для расследования. Мы не могли взять на себя ответственность за столь важный государственный секрет. Понимаете?
      - И что же произошло?
      - Ничего. Аппарат разрушал звуки в радиусе ста метров. В луче. Вот и все.
      Он улыбнулся, потом добавил:
      - И никаких потусторонних проявлений!
      С этого момента я исподтишка стал наблюдать за доктором Салливаном. Он, склонясь над своим столом, играл обломками спичек. Одним движением карандаша провел на листе бумаги линию и развлекался тем, что переводил спички то на одну, то на другую сторону. Я знал эту игру. Нужно было перевезти на другой берег реки негров-людоедов и белых. Суть была в том, чтобы не оставлять большинство каннибалов с белыми. Их постоянно должно быть поровну.
      Я оторвал взгляд от этой идиотской игры и посмотрел на Грейсона:
      - Ну и что же стало с аппаратом?
      - С аппаратом, который наделал столько шума, - шутливо подчеркнул он. Сначала им занялось ФБР. Эти люди стремились узнать, как Ватсон смог создать такую вещь. Впрочем, это было и не столь уж важно. Главное в том, что благодаря этому аппарату наша страна обладает теперь мощнейшим новым оружием.
      Тут я побледнел.
      - Я... я не понимаю...
      - Все очень просто. Достаточно построить более мощный аннигилятор звуков и направить его на противника, как тот тут же лишится всех своих средств связи. Это "немое и глухое" оружие послужит мощным боевым средством для разгрома врага.
      Я прямо подпрыгнул. Та же самая тактика! Боже!
      Неужели они не понимают, что речь идет о тактике, которую ведут "властелины безмолвия", чтобы уничтожить наше человечество? Разве это непонятно?
      - Грейсон, ради бога!.. Грейсон, послушайте меня, иначе мы пропали. Попытайтесь понять. Это просто ловушка... В день, когда мы пойдем на это...
      Он прервал меня:
      - Милланд, вы же прекрасно знаете, что у нас нет намерения использовать это оружие для агрессии против какой-нибудь страны. Но ведь мы сами не гарантированы от нападения.
      - Я не об этом говорю вам. Вы ничего не поняли. Этот аппарат оружие...
      - Это-то я вам и пытаюсь объяснить. И мы не имеем права уничтожить его. Постарайтесь понять. Не имеем, если хотим сохранить мир. Этот аппарат является козырным тузом в нашей игре...
      - Грейсон, вы понимаете, что говорите?
      Он пожал плечами.
      - Для того чтобы выиграть партию, все способы хороши. Война тоже поставлена на кон в игре.
      Я с ужасом посмотрел на него, а потом повернулся к Эймсу, все еще продолжавшему подбрасывать монетку.
      Затем взглянул на Салливана, который что-то комбинировал со спичками.
      Боже, чем они занимаются?
      Глядя на них, я осознал всю глубину драмы, которая разворачивалась вокруг меня.
      Игра! Они теперь думали только об игре. Я похолодел.
      Я понял, что все произошло так же, как и с Ватсоном.
      По психическому каналу Валери "тихушники", обладая гипнотической властью, овладели человеческими существами.
      Действительность предстала передо мной во всей своей ужасающей наготе.
      Сколько же людей стало слепой игрушкой ужасных существ из пятого измерения?
      Я подумал о всех тех, кто работал с этой адской машиной, которая рано или поздно приведет человечество к гибели.
      - Итак, Милланд, каково же ваше мнение?
      Голос Грейсона подействовал на меня, как холодный душ. Я посмотрел на него, вытаращив глаза. У меня не хватало слов, чтобы убедить его... да существовали ли такие слова вообще?
      - Грейсон, вы попались на крючок. Ваши мысли - уже совсем не ваши. Вы поражены телегипнотической мощью противников. Ради бога, подумайте, что вы делаете, ну напрягитесь же!
      Салливан возмущенно выпрямился.
      - Хватит, господин Милланд. Вы очень устали и нуждайтесь в отдыхе.
      - Я призываю вас только понять, а вовсе не хочу спровоцировать ваш гнев.
      - Это нелепо. Как вы осмеливаетесь? Кто пытается влиять на наши мысли?
      - Я только сказал, что это не ваши мысли...
      - Прошу вас прекратить свои разглагольствования. Хватит.
      Тут Грейсон отеческим жестом положил мне руку на плечо.
      - Ладно, Милланд, успокойтесь. Наш друг Салливан прав. Отдохните, а об остальном поговорим позже. Согласны?
      Я ответил сразу:
      - Нет, это бесполезно. Я и секунды не останусь здесь. Тем хуже для вас... Я займусь всем сам, один... но...
      Салливан внимательно посмотрел на меня.
      - Сожалею, - сказал он, - но вам еще слишком рано покидать эту клинику. Пока мы не можем предоставить вам свободу, Милланд...
      Открылась дверь, и в комнату вошли два дюжих санитара.
      Я понял, что сопротивляться бесполезно.
      Абсолютно бесполезно!
      Глава 14
      Двадцать четыре часа одиночества в палате с обитыми чем-то мягким стенами.
      Время от времени в комнату приходил санитар, приносил мне разноцветное питье и настойчиво, хотя и вежливо, заставлял меня глотать его.
      Я добровольно прошел энцефалографию и ответил на кучу дурацких вопросов.
      Они считали меня сумасшедшим, и все, что я говорил, оборачивалось против меня...
      Конечно, они не могли понять. Они больше не могли понять.
      А тем временем между Атлантическим и Тихим океанами некая группа людей тайно строила аппарат, самую чудовищную машину, какую когда-либо знало человечество.
      "Сколько же им еще надо времени, чтобы создать гигантский "поглотитель шумов"? Этим вопросом я и задавался в своем беспомощном одиночестве.
      Меня опять повели в зал, где проводились тесты, а я, проходя по коридорам, пытался запомнить дорогу, хотя то, что я собирался предпринять, казалось мне самому достаточно проблематичным, если не совершенно невозможным.
      Клиника эта была хуже, чем тюрьма. Со всеми своими магнитными защелками и запорами на дверях она была похожа на Форт-Нокс *, персонал явно напоминал несущих охрану солдат, а вокруг клиники стояла военная охрана.
      В довершение ко всему вокруг здания была натянута проволока под током. Это вызвало у меня большое любопытство, ибо я никогда не видел, чтобы психиатрические клиники, а уж тем более психиатрические больницы, так охранялись.
      К чему такие предосторожности?
      Уж не боятся ли они, что я сбегу?
      Может быть, они опасаются, что я раскрою секрет "поглотителя звуков"?
      Идиоты! Это явно было основной причиной. Они так считали, поскольку их заставляли так думать.
      Ну а в действительности?.. Да, в действительности причина была иной. Но до них это как-то не доходило, поскольку теперь диктовали "властелины безмолвия", "тихушники".
      В общем, я один знал правду. Я и являлся фактором риска в их игре.
      Только теперь я понял смех дьявольского шахматиста.
      Предоставляя мне свободу, он очень хорошо знал тех, кто встретит меня; знал, что передо мной будет поставлено непреодолимое препятствие.
      * Хранилище золотого запаса США.
      Да, пока все развивалось по их планам! А я дремал в это время, побежденный и бессильный.
      Все это предвидел тот, кто бесстыдно и скрипуче смеялся.
      Глава 15
      Очнувшись этим утром, я лежал, задыхаясь и ворча, как замученное животное. Но тут произошло неожиданное.
      Случившееся было невероятным.
      Я нашел Валери!
      Но как это получилось? Великие боги!
      Теперь нам предстоит вступить в их игру! О! Опять этот проклятый термин, который я просто ненавижу, но другого пока нет.
      Все случилось во сне. Как-то неожиданно.
      Голос Валери прозвучал у меня в подсознании с такой силой, что я не мог ему сопротивляться. Это был призыв, поднимающийся из глубин моей души.
      "Роберт, дай мне возможность управлять тобой... Не сопротивляйся... Доверься мне... Роберт, это я, Валери... Ничего не бойся... Нужно, чтобы ты знал все... Я нашла, Роберт... я нашла..."
      Единым махом я нырнул в пустоту, словно в лифте, у которого оборвался трос.
      Это неконтролируемое падение привело меня в пространство без формы и цвета.
      Я немедленно узнал Валери, протягивающую мне руки из широкой горловины. Она была там, живая и здоровая, реальная, как и при нашей последней встрече.
      - Слава богу! Вот и ты!
      - Валери, как у тебя получилось? Как ты смогла? Как?..
      - Не без труда, но мне удалось локализовать боль...
      Она бледно улыбается.
      - У меня сохранился отпечаток нашей с тобой гармонии. Но пока не будем об этом. Я должна рассказать тебе нечто важное.
      - Где мы?
      - Ничего не бойся. Мы в нейтральном пространстве второй степени. Знаешь, я чуть не очнулась сегодня!
      Она улыбнулась при виде моего замешательства.
      - Я же сказала, что чуть не проснулась. Впрочем, не будем терять времени. Я тебе все объясню. Мне удалось создать мозговой барьер против гипнотического штурма. Бессознательно я это использовала во время опытов Ватсона, но все происходило так быстро, что у меня не осталось почти никаких воспоминаний. Не знаю уж как, но они неожиданно возвратились. И вот после твоего исчезновения я попыталась действовать, я...
      Она передернула плечами.
      - Впрочем, в конце концов, это неважно. Как только я всплыла на поверхность, так поняла, что произошло. Все вокруг меня говорили. Речь шла в основном о тебе. Они, конечно, не могли и подозревать, что я их слушаю. О, Роберт, это ужасно! Они ведь даже не понимают, что являются невольными сообщниками готовящихся преступлений.
      - Я все это знаю, Валери, но что дальше? Клиника окружена, побег невозможен. И в то же время...
      Она прервала меня:
      - Выход существует, Роберт!
      - Что ты хочешь этим сказать?
      - Спокойно, Роберт. Здесь мы можем говорить без страха быть подслушанными. Видишь ли, следует согласиться с идеей Грейсона в ее первоначальном виде, хотя я слышала, как они смеялись над ней.
      - Речь идет о том, что бессознательное может проникнуть в реальность?
      - Вот-вот. Ты сразу все понял. Да, Роберт, я теперь знаю, что это так.
      - Но что же ты предлагаешь?
      - Сейчас расскажу. Для этого-то я тебя и вызвала сюда. В том состоянии "бестелесности", в котором мы сейчас находимся, мы, как я понимаю, используя нашу гармоническую связь, можем поступать так же, как существа, живущие в пятом измерении. Ты следишь за моими рассуждениями?
      - Да. Продолжай.
      - Так вот, если эти существа могут покинуть свой мир и войти в наш, приняв материальную форму, то ничто не мешает нам воспользоваться этим же принципом.
      - Подожди. Ты забываешь, что в нашем реальном мире мы уже имеем телесную оболочку. Поэтому, чтобы вернуться в свое измерение, нам обязательно нужно пройти процесс "обратного вхождения в тело".
      - Нормальный процесс при нормальном пробуждении. Согласна. Но если мы сами управляем нашим возвращением в конкретную мишень, если мы достигаем своего интегрирования в наш мир в состоянии "бестелесности", то какое же из тел является в этот момент нашим и что мы тогда спровоцируем своим внезапным пробуждением?
      Я задумался.
      - Подожди, Валери, это невозможно. Мы не можем существовать в двух экземплярах в одном континууме.
      - Это так, и ты сам это только что подтвердил. Произошло бы автоматическое слияние двух тел, и, логически, то тело, которое хранит в себе нашу душу и разум, должно захватить с собой то, которое мы покинули бы в палате клиники. Точно так же должно произойти и в тот день, когда эти дьявольские существа развяжут агрессию. Они интегрируются в то место, которое заранее определят. Нам нужно опередить их.
      На мой взгляд, это единственное средство, с помощью которого мы можем удрать от Грейсона и из этой клиники.
      Меня вдохновляла идея Валери и радовала мысль, что наша партия еще не проиграна. Все это будоражило, так как, логически рассуждая, если у обитателей пятого измерения была возможность проникать материально к нам, то и у нас была возможность вернуться в свой мир в материальном обличье.
      Впрочем, все это было очень нелегко, так как существовали законы механики, связывающие массу с энергией, да к тому же наша "реинтеграция" не могла быть пущена на волю случая.
      Перемещение довольно солидной массы в энергетическом состоянии должно было быть детерминировано функционально по концепции пятого измерения в пространственно-временной и энтропийной связи с местом, которое мы изберем в качестве мишени.
      Это место мог установить только наш разум с огромной, прямо-таки максимальной предосторожностью, ибо, даже возникнув материально, мы могли врезаться в твердую поверхность, размазавшись по ней, или, еще хуже, материализоваться внутри какого-то постороннего тела, слившись с ним всеми своими молекулами. И в том и в другом случае это грозило гибелью.
      Но Валери уже решила проблему благодаря своим обширным познаниям. Основной принцип заключался в том, что мы должны были точно придерживаться координат и оставаться хозяевами своей воли.
      Однако все должно было происходить с "быстротой мысли", то есть с абсолютной скоростью, а наши физические тела, остающиеся в клинике, должны служить "дверью на выход", если пользоваться термином Валери. Затем мы с ними воссоединялись в нужном нам месте в момент "приземления".
      - Какое бы место ты выбрала?
      Она на несколько секунд задумалась.
      - Прежде всего важно зафиксировать место, которое знакомо нам обоим. Нужно также избежать риска разминуться, ибо, как только заметят наше исчезновение, начнутся поиски.
      По ее мнению, идеальным местом был коттедж Ватсонов или хотя бы парк, окружавший это здание.
      Надо сказать, что в день своего прибытия я сумел неплохо разобраться с топографией и теперь мог четко объединить их по пространственно-временному фактору с клиникой доктора Салливана.
      Мы зафиксировали точку падения на лужайке лицом к центральному входу в коттедж.
      Рука Валери сжала мою.
      - Готов, Роберт?
      Я вдруг почувствовал странное беспокойство, почти страх, но кивнул:
      - Готов, Валери!
      - Внимание, не думай ни о чем постороннем. Расслабься. Сосредоточься только на основном векторе.
      Я закрываю глаза. В этот момент ее рука просто обжигает мою. По всему моему телу разливается сильное тепло.
      Остальное помнится смутно и расплывчато.
      Ощущение такое, будто я нахожусь в шаровой молнии, у меня возникает чувство тошноты.
      Луч света, как хлыстом, рассекает пространство, и тут же моя голова стукается о мягкую землю. Задыхаясь и отплевываясь, я переворачиваюсь на спину, не совсем еще соображая, что же произошло.
      Окончательно придя в себя, я вижу, что мы с Валери лежим посреди лужайки, прижавшись друг к другу.
      Какое-то время мы не можем шевельнуться.
      Валери поднимается первой и тащит меня за собой, чтобы поскорее укрыться в коттедже, где можно спокойно поразмыслить о том, что мы будем делать дальше, ибо времени терять нельзя.
      Двери дома опечатаны, и только через подвал нам удается проникнуть в коттедж.
      Он великолепно обставлен. Тут, внутри, Валери наконец улыбается мне.
      - Надеюсь, что это последнее место, где им придет в голову нас искать.
      Я тоже улыбаюсь.
      - Мы даже и мечтать не могли о таком прекрасном убежище...
      Тут я представляю рожи Грейсона и остальных, когда они обнаружат наше исчезновение.
      И хохочу от всей души.
      Глава 16
      Теперь мы спокойно могли обсудить создавшуюся ситуацию.
      Впрочем, я соглашался с тем, что предлагала Валери.
      - Я вижу только один выход. Как можно скорее предупредить Вашингтон. Поднять там тревогу.
      - Не так-то легко будет заставить их поверить.
      - Мы все им объясним. Все от А до Я. Однако сначала я отыщу майора Левиса из разведки. Это старый друг нашей семьи, он мне поверит, и к тому же у него мы будем в безопасности. Остается только найти средство, чтобы как можно скорее до него добраться.
      В гараже стоял "бентли", но с совершенно пустым баком. Ни капли бензина.
      Кажется, Валери даже зарычала. Она вспомнила о дырочке в бензопроводе, который все никак не могли отремонтировать, так как Ватсон отодвигал на второй план все, что непосредственно не касалось его работы.
      Валери занервничала.
      - Ладно. Не расстраивайся. Теперь вокзалы и аэропорты уже все равно перекрыты, так что будем пробираться по ночам. А пока я постараюсь добыть бензина.
      - А дырка?
      Я подлез снизу и сразу обнаружил отверстие в металле.
      - Ничего страшного. Жевательная резинка и немного клейкой ленты. Должно держать.
      Открыв багажник, я вытащил пустую канистру.
      - Слушай, где здесь ближайшая колонка?
      - А ты не думаешь, что лучше дождаться ночи?
      - Нет. Нам надо выиграть время. Они еще не успели распространить наши описания. Через пару часов может быть уже поздно.
      - Пожалуй, ты прав. Колонка "Шелл" в двух километрах отсюда, прямо на выезде из города.
      - Два километра? Ну, прямо сейчас и отправлюсь.
      Валери приоткрыла дверь гаража, жестом подбодрила меня, и вот я уже на дороге под палящим солнцем, иду, помахивая канистрой.
      Жара удушающая, и моя рубашка сразу пропитывается потом. Время от времени я смахиваю его со лба.
      По мере приближения к предместью Бостона движение становится все интенсивнее. Я иду по обочине, внимательно поглядывая по сторонам. На мне большие черные солнцезащитные очки и широкополая шляпа.
      Наконец добрался. На бензоколонке небольшой бар, где торгуют "горячими собаками" *. Встретил меня хозяин и сразу же стал жаловаться на жару.
      - Проклятая жара! В такое время ничего в голову не лезет. Я сейчас предпочел бы хорошую грозу.
      - Да уж! Неплохо бы.
      Он, ухмыляясь, посмотрел на меня.
      - Что, бензин кончился?
      - Угу...
      - Надеюсь, не очень далеко отсюда?
      - Да нет, тут, за поворотом.
      - А что у вас за машина?
      - "Бентли".
      - Ну, тогда неудивительно. Эти тачки часто выходят из строя. Советую поменять бензонасос.
      Всегда одни и те же дурацкие шуточки. Я слышал их уже сотни раз. Наклоняюсь, чтобы поднять канистру, и...
      С моего носа соскальзывают очки и вдребезги разбиваются.
      Я расплачиваюсь. Хозяин сначала с любопытством, а потом даже с беспокойством сверлит меня глазами. Я чувствую, что у него возникли какие-то подозрения. Черт возьми! Они не теряют времени! Наши описания уже явно распространены.
      * Булочка с горячей сосиской.
      Я мысленно чертыхаюсь и двигаюсь было в обратный путь, но хозяин останавливает меня:
      - Подождите минутку, я сейчас найду кого-нибудь, кто сможет вас подвезти. Заходите пока, посидите... В такую жару хорошо бы...
      Он пытается увлечь меня внутрь, но я тут же понимаю, что это ловушка.
      Стараясь сохранять спокойствие, я отвечаю:
      - Нет, нет. Не стоит беспокоиться, я доберусь сам.
      - Да нет же, подождите минутку...
      Я слышу шум моторов и, повернув голову, вижу двух мотоциклистов-полицейских, которые направляются к колонке, чтобы заправиться.
      Решительно, мне не везет. Хозяин тут же дергается по направлению к ним, но я резко с размаху бью его канистрой в живот.
      От удара этот тип сгибается пополам и охает, а удивленные полицейские уже соскакивают с мотоциклов, заглушив моторы.
      Я бросаюсь вперед наугад и тут же слышу позади шум погони. Не оборачиваясь, мчусь по шоссе, снуя между машинами, и в этот самый момент начинают выть полицейские сирены.
      Мотоциклисты нажимают. Я на последнем издыхании ныряю в какую-то улицу. Оборачиваюсь и вижу, что они продолжают преследование.
      Они опять засекли меня в толпе, и приходится мчаться зигзагами среди машин.
      Поворачиваю на перекрестке направо и несусь вдоль длинной, нескончаемо длинной стены.
      Ни двери, ни дыры, куда бы можно было нырнуть. А по другую сторону улицы пустырь, где меня бы немедленно отловили.
      Останавливаюсь, как загнанное животное. Мотоциклисты уже повернули и снова едут за мной.
      Я опять бросаюсь вперед и подбегаю к широко распахнутым металлическим воротам.
      Влетаю туда и, не раздумывая, выскакиваю на широкую прямую аллею, усаженную по сторонам высокими и стройными, как церковные свечи, деревьями.
      И слева и справа только кресты, часовни и склепы...
      Боже мой! Это же кладбище!
      Неожиданно небо темнеет, и над тихим пустынным некрополем разражается гроза.
      Между могилами, как кошмарные видения, высятся силуэты полицейских, которые осторожно наступают.
      Да, на этот раз я попался, как крыса в ловушку.
      - Милланд, вернитесь! Вам не сделают ничего плохого, дьявол вас побери!
      Голос сухо звучит в тишине между ударами грома.
      Слишком резкий и слишком повелительный, чтобы быть похожим на "добро пожаловать"!
      - Идиоты! Держите карман шире! Если бы вы только могли понять, что делаете!
      Я полон злости и гнева и принимаю решение бороться до конца.
      Скольжу между двумя надгробиями, следя за приближением полицейских, которые, кажется, потеряли меня из виду.
      Но что делать? Что же делать?
      За поворотом аллеи я резко останавливаюсь, пораженный тем, что открывается моему взору. По спине льется холодный пот: я узнаю возникшую передо мной могилу.
      Это невозможно. Из небытия будто бы вновь встал жуткий кошмар, пережитый мной вместе с Валери.
      Да, я узнаю ее. Эта могила служила укрытием Валери, когда она потеряла всякую надежду... О боже! Голова... моя голова...
      Мое внимание приковывает надпись, выгравированная на мраморе и покрытая золотом: Здесь покоится прах Грегори Ватсона.
      Глава 17
      - Милланд, в последний раз предупреждаю... Вернитесь!
      Черный силуэт появляется из-за часовни и движется ко мне.
      Я инстинктивно падаю, качусь между двумя заброшенными могилами. Но зачем все это? На что я могу надеяться?
      Рано или поздно они схватят меня. Нет ни малейшего шанса уйти от них.
      И подумать только! Все из-за моей собственной неуклюжести!
      Снова я продвигаюсь вперед, иду вглубь кладбища и, когда уже близко слышу их топот, прислоняюсь к стене.
      Да, теперь я точно пропал! Влип!
      Но стоило мне так подумать, как все последующие события понеслись, перегоняя одно другое, и мне ничего не оставалось, как послушно следовать за ними.
      Какая-то сила вжимает меня в стену, и я, опершись на каменные выступы, в диком рывке оказываюсь на ее верху, а потом спрыгиваю на другую сторону. Вслед мне несутся грубые ругательства.
      Затем была улица под грозой, бег к перекрестку, где задом ко мне стоят полицейская машина с мягко работающим мотором и огромный грузовик для перевозки мебели, припаркованный у тротуара. Я огибаю их и влетаю в широко открытую дверь какого-то здания.
      Я в слабо освещенном помещении, где царит легкий запах старых бумаг и приятная свежесть.
      Повсюду открытые двери, ведущие в сумрак и тишину.
      А снаружи доносится глухой вой полицейской сирены, и эта угроза подталкивает меня к активным действиям. Я вхожу в первую попавшуюся дверь.
      Обширное помещение, куда я попал, встречает меня кошмаром теней и застывших силуэтов.
      Они тоже... как и могила Ватсона, были частью моего прошлого зловещего сна...
      Это они... Восковые манекены!
      Они здесь, но на этот раз одеты в костюмы маркизов и маркиз, белокурые парики и платья с кринолинами.
      В глубине гримасничает чье-то лицо. Это лицо куклы, склонившейся над фисгармонией. Восковые пальцы, лежащие на запыленной клавиатуре... все те же длинные и костлявые...
      Пальцы, принадлежащие... О! Нет... это невозможно...
      Только не эти пальцы!.. Нет!.. Только не это...
      А тут еще движущаяся тень, которая только что скользнула из-за инструмента. Я, неподвижно застыв, как и эти статуи, с животным страхом смотрю на нее.
      - Закрываем, господа, посещение окончено!
      Я смотрю на приближающуюся тень и вижу маленького старичка в каскетке с кожаным козырьком.
      - Рады, что вы посетили нас... Но, к сожалению, музей закрывается.
      Я пытаюсь улыбнуться ему.
      - Извините, пожалуйста... я задержался...
      - Ничего, ничего, мой друг. Но, к несчастью, уже время, и я должен закрывать.
      - Да, конечно... я ухожу.
      - Только пройдите, прошу вас, через заднюю дверь. Центральный вход уже заперт, понимаете? Пойдемте, я провожу вас.
      Он слеп, как крот, а сощуренные глазки, как бусинки, поблескивают за толстыми стеклами очков.
      Конечно, это еще один шанс, как и то, что полицейская машина уже покинула перекресток к тому времени, как я распрощался с хранителем музея.
      Гроза кончилась, и появилось солнце, пробиваясь сквозь последние остатки туч. Но жара стала еще сильнее. Я пошатываюсь.
      Шансы мои на то, чтобы незаметно скрыться, быстро тают под звуки какой-то варварской шарманки. Вероятно, квартал уже оцеплен полицией.
      В скребущем душу вое шарманки прослеживается что-то вроде вальса. И я вдруг оказываюсь на ярмарочном поле и бреду среди толпы, балаганов и музыки.
      Я плыву в людском море, как уносимый течением обломок, постепенно засасываемый водоворотами шума.
      Тир... шарики... трубки... Скрипя, крутятся колеса с цифрами.
      - Восемь!
      - Четыре!
      - Двенадцать!
      Снова и снова повторяется давнишний томительный кошмар... Опять все то же. Я никак не выберусь из него... Хватит с меня! Хватит... Да-да... хватит!
      Великие боги! Что же происходит? Опять эти скользящие в толпе и рыскающие по моим следам тени... эти темные одежды... эти...
      Одним махом я вскакиваю на платформу крутящейся карусели.
      - Эй! Вы! Там!
      Такое ощущение, что голос доносится изнутри хриплой шарманки... Раз... два... три... Раз... два... три... Раз... два... три... Вальс... Вальс... Смех и развевающиеся гривы карусельных лошадок... все волнообразно плывет в вечном движении...
      - Эй, вы! Вы что, не слышите?! Нельзя ли поосторожней! Вы что, сумасшедший?..
      Я с удивлением смотрю на человека, которого только что толкнул. Этот толстенький тип стоит посреди карусели.
      - Ты совсем ослеп, парень!
      Толпа исчезает... Вальс смолкает. Остается только дорога, которая кружится под ногами... Обжигающее солнце...
      Визг шин на шоссе, и опять голос. Но другой.
      - Эй, вы там! Что вы делаете? Вы же настоящий самоубийца!
      Перед собой я вижу грузовик... голый торс высовывающегося из окошка шофера с лысой, блестящей, как яйцо, головой.
      - Ну ладно. Что там у тебя случилось, парень? Ты не в себе?
      Этот тип похож на добропорядочного отца семейства. Я даже представляю его себе в окружении кучи ребятишек, занятого пережевыванием теплого бифштекса. Вряд ли он думает о политических интригах в Сайгоне или Сан-Доминго.
      Не знаю уж, почему я думаю обо всем этом, в то время как он широко распахивает дверцу кабины и жестом приглашает меня.
      - Давай-ка, парень, забирайся сюда. Отдохнешь и забудешь о самоубийстве...
      Колеса крутятся, и мы выезжаем из города. Никаких вопросов он мне не задает. Я только слышу, как он сквозь зубы проклинает жару. На остальное ему наплевать. На весь мир и на меня в том числе.
      Я прихожу в себя, когда машина тормозит, и слышу голос человека, сидящего рядом:
      - Дальше мне не по пути. Надеюсь, тебе уже лучше?
      Я киваю, выхожу и дружески машу ему рукой.
      Глава 18
      Я размышляю. Ко мне возвращаются уверенность и мужество.
      Однако меня все больше и больше мучает жажда. Оглядываюсь вокруг и вижу жилье.
      Это маленький скромный коттедж, построенный посреди поля. Я замечаю также телефонную линию, выходящую из этого домика.
      Конечно, первая мысль - позвонить Валери. Но я еще колеблюсь, взвешиваю риск и наконец решаюсь.
      Вхожу во двор, где находится колодец. Осторожно передвигаясь, добираюсь до него.
      Двор пуст. Вокруг никого не видно и ничего не слышно.
      Больше я не могу противиться, хватаю ведро, опускаю его на цепи в колодец и зачерпываю воду.
      С жадностью глотаю, опустив голову в холодную благословенную влагу.
      Обернувшись, замечаю маленькую старушку, с удивлением на меня взирающую. Она в черном платье с белым кружевным воротничком. Старушка вовсе не кажется напуганной. Просто ее удивляет мое присутствие.
      Я показываю на ведро.
      - Извините, но так хотелось пить...
      Она улыбается мне своим печеным личиком и тихонько говорит:
      - Вода принадлежит только Господу Богу, а других хозяев нет...
      - Вы очень любезны, матушка.
      - А вы, наверное, очень устали, дружок?
      - Да, пожалуй, что так.
      Любопытно, что она даже, кажется, рада моему присутствию. Она поворачивается к двери в дом, откуда только что появилась еще одна старушка, копия первой, в такой же вышедшей из моды одежде.
      - Гортензия, иди скорее сюда. Его нам послал Господь... Он пришел...
      Вторая маленькая старушка пересекает двор, семеня ко мне.
      - Слава Господу, - говорит она. - Мы вас ждали! Смотри-ка, Сесилия, он кажется совсем измученным. Бедный мальчик!
      Я внимаю этим сумасшедшим старушкам, раскрыв рот.
      Абсолютно ничего не понимаю...
      - Извините, боюсь, что вы ошибаетесь... Я только хотел попросить...
      - Идемте, идемте, - настаивает Сесилия, - не упрямьтесь. Наши пожелания Господь всегда удовлетворяет.
      - Но что же это за желания?
      - Мы просим Господа посылать нам каждую неделю самое несчастное существо, которое сейчас есть поблизости. И мы всегда находим таких на дороге. Правда, Гортензия?
      - Конечно, всегда, Сесилия.
      - И вот сегодня - это вы.
      Я не смог сдержать улыбки.
      - Хорошо, но только позвольте мне воспользоваться вашим телефоном. Мне нужно сделать один звонок.
      Лица их несколько омрачаются, но Сесилия оказывается более решительной.
      - Но у нас так много вкусных вещей, которыми мы вас угостим... Гортензия только что испекла пирог с яблоками, очень вкусный пирог. А еще торт с вишнями,.. Вы ведь не откажетесь?
      Думая о Валери, я машинально киваю.
      Старушки влекут меня в коттедж и вводят в довольно просторную гостиную, обе счастливые и удовлетворенные. А я тут же замечаю в глубине телефонный аппарат.
      Обязательно попытаюсь им воспользоваться в первый же удобный момент, так как мне наплевать на все на свете яблочные пироги и торты с вишнями, вместе взятые.
      Сложность обстановки заставляет меня спешить, а тут еще вдруг раздается полицейская сирена.
      Я подскакиваю к окну.
      Посреди двора в облаке пыли только что затормозил черный полицейский "крайслер". Из него выходят двое полицейских в форме и, оглядевшись, направляются к коттеджу.
      Теперь я не испытываю ни малейшего колебания.
      Хватаю в охапку Сесилию и прижимаю ее к стене за дверью.
      - Не шевелитесь, и я не сделаю вам ничего дурного.
      Я закрываю ей рот ладонью, чтобы сдержать рвущийся крик, затем бросаю Гортензии:
      - Они ищут меня. Запомните, вы никого не видели. Поняли?
      Вижу, как бледнеет бедная старушка, замирая с вишневым тортом в руках.
      - Идите откройте. Да поторопитесь же!
      Она неуклюже повинуется, и через щель я вижу полицейских.
      Раздаются приветствия, потом голос блюстителя закона:
      - Тысяча извинений, уважаемые дамы, но мы ищем человека, скрывающегося в этих местах. Брюнет в сером костюме. Не видели ли вы здесь кого-либо, подходящего под это описание?
      - О! Нет, нет... я не знаю... никого не видели...
      - Хорошо. Но будьте внимательны, - рекомендует он. - Если что-то заметите, то сразу предупредите полицию.
      - Да, да... Конечно... Наверное, это какой-нибудь убийца?
      - Хуже. Опасный сумасшедший. Он бежал сегодня утром. Но мы его, конечно, найдем, так что не беспокойтесь. До свидания...
      Гортензия захлопывает дверь, а я отпускаю Сесилию.
      Черный "крайслер" во дворе издает оглушительный рев и исчезает.
      Подавшись назад, старушки прижимаются друг к другу и смотрят на меня округлившимися от ужаса глазами.
      Впрочем, я не собираюсь ничего объяснять им, а сразу бросаюсь к телефону.
      - Телефонный справочник? Где справочник?
      Дрожащей рукой Сесилия показывает на маленький секретер справа. Нахожу справочник, отыскиваю номер Ватсонов и набираю его. Через пять секунд узнаю голос Валери.
      - Роберт, что случилось?
      - Некогда объяснять. Они прищучили меня несколько раз, но я сумел выпутаться.
      - Где ты?
      Я описываю ей коттедж и в нескольких словах сообщаю о том, что случилось по дороге.
      - Ладно, оставайся на месте. Никуда не уходи. С наступлением темноты я постараюсь добраться до тебя.
      - А как же быть с бензином?
      - Я нашла тут на дне одной из канистр три-четыре литра... С ними доберусь до ближайшей колонки...
      - Хорошо, но не заезжай на колонку "Шелл". Я потом тебе объясню почему...
      - Хорошо... Жди меня...
      Я вешаю трубку и вздыхаю. Мне остается только молиться, чтобы Валери повезло. А пока нужно убить время.
      Бог знает, как медленно оно тянулось. Старушки так и остались сидеть в углу, прижавшись друг к другу. Я все спрашивал себя, не заставит ли их это приключение отказаться от просьб к Господу по удовлетворению еженедельных желаний.
      Наконец наступила ночь, а я сделал уже несколько тысяч шагов, меря гостиную вдоль и поперек, когда раздался шум мотора. Я выглянул и узнал Валери за рулем "бентли".
      Облегченно вздохнув, я улыбнулся Гортензии и Сесилии.
      - Спасибо вам за все, а отдельно за пирог и торт. Они были великолепны.
      Глава 19
      Я все спрашивал себя: как мы доберемся до Вашингтона?
      Мы уже объехали четыре поста заграждения, пробираясь какими-то окольными путями и теряя драгоценное время. К тому же я вынужден был оглушить одного типа, у которого мы спрашивали дорогу и который в свете фар тут же узнал нас.
      Повсюду были расклеены объявления о розыске с нашими черно-белыми портретами и обещанием награды за поимку.
      Радио тоже все это время не переставало передавать наши описания, но все усилия по розыску концентрировались, как мы поняли, в направлении канадской границы.
      Почему? Я и сам не знаю... Но, похоже, судьба пока благоволила нам.
      Впрочем, мы избегали говорить об этом. Наши беды еще не кончились, и мы понимали, что нам придется столкнуться с массой трудностей, невежеством и непониманием. Начиная с самого майора Левиса... Старый друг, конечно, но...
      И трудности не заставили себя ждать. Мы добрались наконец до квартиры Левиса.
      Старая служанка, которую мы разбудили ранним утром, была ошеломлена как нашим появлением, так и той индейской хитростью, с которой я прятал в воротник пиджака свою небритую щетину на щеках и подбородке.
      - Господин Левис уже давно здесь не живет, - объявила она. - Вы говорите, что вы его друг?
      - Да. Но я только что прибыл из-за границы и не знал этого.
      - Но он уже год как переехал. Квартира сдана генералу Гарретту.
      - Генералу Гарретту?
      Женщина внимательно посмотрела на меня.
      - Но я не думаю, что генерал сможет вам чем-нибудь быть полезен. Пентагон отправил его на пенсию с тех пор, как с ним произошел несчастный случай.
      Она подняла глаза к небу.
      - Что же с ним случилось?
      - Он ослеп.
      Валери толкнула меня в бок, давая понять, что дальнейшие расспросы вести не стоит, и я был благодарен доброй женщине, когда она пообещала доложить генералу Гарретту, после того как я назвался Грехемом Рутерфордом, а она несколько раз переспросила мое имя.
      Главное было попытаться попасть к Гарретту и узнать рабочий телефон майора Левиса.
      Может быть, он знал.
      Гарретт оказался высоким костлявым мужчиной, одетым в голубой халат в белый горошек.
      Его мертвые слепые глаза смотрели в пустоту. Он поприветствовал нас, ориентируясь на звук шагов. В голосе его звучал металл.
      - Левис, говорите? Вы хотите связаться с майором Левисом? Сожалею. Я не знаю, кто вы, но Левис здесь не живет, как вам уже наверняка сообщили. Я не имею разрешения раскрывать перед вами секреты Пентагона, скажу только, что сейчас изменена вся организационная система. Перемещения Левиса непредсказуемы, и этому не следует удивляться. А поскольку он выехал отсюда и апартаменты оказались свободными, то они и были предоставлены мне службой. Но, как я понимаю, речь идет не об этом. Вас интересует не это, а вы хотели бы встретиться с майором Левисом. Я это все понимаю, но надеюсь, что и вы поймете, что иерархия внутри Пентагона не является чем-то застывшим. Пентагон - гидра, у которой множество фиктивных голов. Пентагон - это самый неразрешимый ребус для противника. Его не сможет разгадать ни один вражеский агент. Например, тот сектор, которым сегодня руководит Морган, становится завтра службой, руководимой Смитом. А Левис только пешка на шахматной доске. Пешка, которая каждый день передвигается то туда, то сюда в соответствии с высшим решением, принимаемым каждый раз по-новому. Вы спрашиваете, какой у него телефон? Но у вас и в этом случае нет никаких шансов. Представьте себе, что в Пентагоне триста восемнадцать линий-коммутаторов на четыре тысячи шестьсот девяносто пять внутренних номеров. Представьте теперь, что вы хотите провести эксперимент. Вы набираете один из этих трехсот восемнадцати номеров. Но вы можете ошибиться, а может, абонент отсутствует или занят. Вы рискуете повторить операцию с другим лицом, которое подтверждает вам вашу ошибку, если, конечно, вы не нарвались на говорящие часы. Но может быть, вас и отключат и вы снова начнете набирать одну из трехсот восемнадцати линий. Обратите внимание, что любой, обладающий юмором и везением, может в конце концов напасть на стандартиста Пентагона, особенно имитируя суровый и руководящий голос. Предположим даже, что после этого будет предпринята серия поисков, чтобы обнаружить службу, к которой принадлежит Левис. Но в этом случае вмешаются службы, которые контролируют правильность вызова. А затем вспомните, что я вам говорил о Моргане и Смите. В конце концов, все преодолев, через четыре тысячи шестьсот девяносто пять попыток, вы получите частный ультрасекретный номер Левиса. Но даже после этого у вас будет девять шансов из десяти, что Левиса не окажется на том конце провода. Левис обедает, Левис спит, Левис справляет нужду, Левис в командировке... Так что теперь Левис как бы присутствует де-юре, но отсутствует де-факто. Вас, конечно, снабдят и этой информацией, но при условии, если вдруг не разъединят неожиданно. И все начнется сначала, а в конце концов не значит, что вы опять нападете на того, с кем говорили о Левисе. Ибо это лицо тоже может есть, спать, справлять нужду. Да, я знаю, что это ужасно, но в этом-то и заключается весь смысл игры. Вы, наверное, слышали об обезьяне, которая как попало колотит по клавишам пишущей машинки? Некоторые полагают, что по прошествии бесконечно долгого времени она неожиданно воспроизведет стихи Корнеля*. Это закон случайности и возможности. У вас тот же случай. Да, именно тот же.самый случай. Допустим, что вы даже найдете Левиса, но когда? Хватит ли у вас терпения и всей вашей жизни дождаться этого дня? Ну, а о нем самом-то вы подумали? Левис тоже ведь уже в возрасте. Нет, нет, вы явно не сможете себе позволить столь продолжительную партию, Поверьте мне, это игра, для которой...
      Голос генерала Гарретта затихает по мере того, как мы с Валери удаляемся по коридору.
      Захлопнувшаяся за спиной дверь освободила нас от необходимости и дальше слушать эту ахинею.
      * Французский драматург и поэт.
      Гарретт! Еще одна жертва атаки, произведенной нашими противниками.
      Сколько же их в таком случае? Сколько? Сколько их, охваченных адской страстью к игре, ставящих на кон жизнь, мир. Сколько же еще Гарреттов среди нас? Сколько уже дверей открыто в демонический мир "властелинов безмолвия"?
      Сколько? Сколько?
      Когда мы уже подходили к "бентли", с неба закапало. А вокруг машины крутился какой-то тип, явно сыщик, сверяя номер с карточкой, только что вынутой из кармана.
      Ну что ж, тем хуже для нас... Но и это можно было предвидеть.
      - Роберт, что будем делать?
      В конце улицы автобусная остановка, где мы могли укрыться от дождя, который лупит теперь изо всей силы.
      Мы одни.
      - Роберт!
      Я размышляю.
      - Существует одно решение - Белый дом!
      Валери смотрит на меня округлившимися глазами. А я еще нахожу силы улыбнуться ей и повторяю:
      - Белый дом! - А затем уточняю: - Президент.
      Я не осмеливаюсь добавить: "...по меньшей мере, если..." Но Валери и так хорошо все понимает.
      Глава 20
      Известно, что в Белый дом входят, как на собственную мельницу, но только днем, с десяти часов утра до полудня.
      В это время каждый может войти в знаменитое здание, заплатив символическую плату безразличному сторожу.
      Я обдумывал это в течение долгих часов, которые провел, спрятавшись среди магнолий, едва ли не в нескольких метрах от угла Пенсильвания-авеню и Пятнадцатой улицы.
      Мне казалось, что никто не замечает моего укрытия.
      Продолжал лить мелкий и противный дождь, который, возможно, был моим союзником. Впрочем, кто знает?
      Я разглядывал последних посетителей, покидавших президентскую резиденцию, которые добирались до выхода, пересекая парк.
      Сторож закрыл решетку и убрался, сгибаясь почти до земли под большим черным зонтом. Больше я его не видел.
      Вскоре пробило два часа, а я все еще продолжал сидеть под дождем, следя за большим окном на первом этаже, закрытым занавеской из тонкого муслина.
      Там находился кабинет президента.
      А рядом был большой салон для приемов, а еще чуть дальше - библиотека. Все эти сведения хранились у меня в голове со времен розового детства, с тех пор, как я узнал, что самый великий человек нашей страны живет в этом доме.
      И вот с этим-то великим человеком я и хотел встретиться. Он мог решить не только мою судьбу, но и будущее всего населения земного шара.
      Если я потерплю поражение, то и весь мир проиграет вместе со мной и уже никак нельзя будет избежать катастрофы, которая может разразиться со дня на день.
      Смотри-ка! Муслиновые занавески раздвинулись. В окне президентского кабинета появился силуэт.
      Американец номер один мечтательно смотрел на идущий дождь. Он наблюдал за ним одну или две минуты.
      И только после того как он исчез, я принял решение.
      Я действовал без лишней суеты, давая себе десять секунд, и ни одной больше. За это время я должен был пересечь несколько метров лужайки, отделяющих меня от окна, и впрыгнуть в кабинет.
      То, что произошло, было, по-видимому, настолько неожиданно, что великий человек, сидящий за рабочим столом, застыл неподвижно, ошарашенно глядя на меня.
      Но рука его уже инстинктивно тянулась к кнопке вызова охраны. Я в последний момент остановил его жест.
      - Нет, господин президент, сначала выслушайте меня... умоляю вас... прошу вас... заклинаю...
      - Но что же это такое...
      - Ничего не бойтесь. Я не вооружен и не сделаю вам ни малейшего зла. Я только хочу, чтобы вы меня выслушали... То, что я вам скажу, очень серьезно. Еще раз прошу вас, господин президент, выслушайте меня... Выслушайте...
      Он поднялся, и на лице его по очереди отразились любопытство, беспокойство и удивление.
      Вначале возобладало любопытство, и он спросил:
      - Кто вы?
      Затем, после моего ответа: "Я человек, которого разыскивают уже два дня", - беспокойство.
      Он удивленно вскинул брови.
      - И вы осмелились предстать здесь передо мной? Вы еще более безумны, чем я предполагал!
      - Я столь же здоров и разумен, как и вы сами, господин президент. Но. к несчастью, у меня не было выбора. Вы - единственный человек, который может прийти мне на помощь.
      Опять удивление и даже ирония:
      - Вы так считаете?
      Он посмотрел на меня с чуть большим доверием и кивнул головой.
      - Прошу вас, не усугубляйте своего положения. Лично я не имею ни малейшего желания слушать ваши россказни.
      - И даже если я заявлю вам, что поглотитель звуковых волн является оружием, придуманным существами из другого измерения, чтобы облегчить себе вторжение к нам?
      - Из другого измерения? А может быть, это вообще инопланетяне?
      - Да нет же. Это все мне раскрыла госпожа Валери Ватсон, когда мы были с ней в пятом измерении.
      - Да, я проинформирован на этот счет. К несчастью для вас, профессор Грейсон придерживается другого мнения.
      - Неужели вы не понимаете, что эти существа используют наших ученых? Они - жертвы гипнотических сил этих существ. Разве вы не понимаете, что такие люди, как Грейсон, начали слепо им повиноваться? Скоро будет совсем поздно... слишком поздно. Мы не сможем бороться против этих существ.
      - Достаточно!
      - Но черт побери! Что же еще нужно, чтобы вы мне поверили?!
      И тут я понял, что зашел слишком далеко. Холодный гнев отразился на лице президента. Голос его прозвучал, как удар хлыста.
      - Эта дерзость может вам дорого стоить, господин Милланд. Советую не рассчитывать на мое милосердие. Я вас немедленно...
      Губы его продолжали шевелиться, но ни единого звука не было слышно. У меня вдруг возникло ощущение, что я оглох. Боже мой, что же, в конце концов, происходит?!
      Президент отшатнулся назад. Он растерянно осматривался.
      Ужас! Падение стула, который он случайно толкнул, не произвело ни малейшего шума.
      Я догадался о крике, который рвался из его онемевшего рта.
      Все онемело в нашем мире!
      Глава 21
      Все онемело в нашем мире...
      Я видел, как он жмет на кнопку вызова, но даже не пытался вмешаться в эту драматическую ситуацию, ведь слова и звуки в данный момент не имели никакого значения и смысла.
      Тут в комнату, объятую тишиной, вошли два здоровенных парня и начали приближаться ко мне, но президент жестом остановил их.
      Сам он бросился к распахнутому окну. Окну, за которым царила гробовая тишина. Шума больше не существовало...
      Это конец. Ничего, кроме оглохшего и онемевшего города, охваченного паникой.
      Только уныло моросил дождь. Не слышно было ни шлепанья по лужам, ни шороха подошв по гравию.
      Ничего! Ничего, кроме неестественной тишины! Ах!
      Если бы он поверил мне, пока не стало слишком поздно! Я повернулся к президенту и жестами попытался передать ему свою мысль: "Ну, теперь-то вы поняли?" Он подскочил к телефону, но сразу осознал бесполезность своей попытки и бросил трубку.
      Нет, господин президент, не существует больше ни телефона, ни радио.
      В глазах его полная безнадежность, выражение бесконечной боли и даже искорка раскаяния.
      На его столе блокнот и карандаш, которые мы передаем друг другу, чтобы нацарапать следующий диалог:
      "Полностью разрушить эту машину! Быстро!"
      "Это касается Министерства национальной обороны и Пентагона".
      "Направьте посыльного с письменным указанием, иначе мы пропали".
      "Возможно, какие-то неполадки. Сначала нужно узнать".
      "Ничего другого мы не узнаем".
      Я подчеркиваю свои каракули жирной чертой.
      При нашей эпистолярной дуэли присутствуют двое горилл, которые безуспешно пытаются подавить охватывающий их ужас. Однако вскоре в президентском кабинете разражается настоящая паника.
      Только что ворвался десяток других лиц. Выглядят они как глухонемые и двигаются как-то нелепо. Кабинет наполнен жестикулирующими людьми, полагающими, что все они заболели какой-то заразной болезнью.
      Среди них один только я могу представить себе, что творится по всей стране. Люди не понимают, что с ними происходит, и им кажется, что они все разом оглохли.
      Они еще не осознают, что стали жертвами некоего феномена и что именно шума-то вокруг них и не существует.
      Вот тут-то я в первый раз подумал, что человечество погибло.
      До этого момента я питал хоть какую-то маленькую надежду; но теперь все пропало. Всеобщий ужас безмерно увеличил шансы наших противников в их игре. Достаточно было бросить взгляд наружу, чтобы убедиться, что паника стала всеобщей.
      Огромные толпы проникли в парк Белого дома; тут перемешались военные и гражданские, сметая слабое сопротивление нескольких вооруженных полицейских, которые тоже ошеломлены случившимся. Вокруг царит ужасающая сутолока, усугубляемая тем, что все происходит бесшумно. У меня такое ощущение, что я смотрю телевизор с выключенным звуком.
      И тут я в окно вижу Валери, которая пытается сюда прорваться.
      Я выпрыгиваю наружу так быстро, что никто не успевает мне помешать, и вытаскиваю Валери из этого хаоса.
      Мы вместе возвращаемся в здание, где повсюду царит умопомрачительный ужас. Хорошо, что полицейские, которые видели меня вместе с президентом, приходят на помощь, помогая мне пробиться в салон.
      Президент совершенно потерянно смотрит на меня и подает знак следовать за ним в соседнюю комнату. Таким же образом он подзывает нескольких важных чиновников, которые дрожат и являют собой образец самой жестокой растерянности.
      К тому времени президент единственный среди них, к кому вернулось относительное спокойствие. Я вижу, что он узнает Валери и вздыхает, а по его выражению лица понятно, что он понимает всю тяжесть происходящего.
      Слегка дрожащей рукой он пишет что-то на листке бумаги и протягивает мне. Я тут же разбираю:
      "Звуковой аннигилятор помещен на орбиту сегодня утром. Мыс Кеннеди, 8 час. 45 мин. Уничтожить его невозможно".
      Глава 22
      Я все-таки нашел Левиса.
      Это правда, что триста восемнадцать линий Пентагона, связанных с четырьмя тысячами шестьюстами девяносто пятью номерами, на практике бесполезны. Но меня поражает то, что один "глухой" и "немой" простой курьер из Белого дома ухитрился собрать за короткое время представителей различных служб с другого берега реки Потомак, и теперь они все здесь вместе с Левисом. По крайней мере те, кто несет ответственность за "звуковой проект". Не успели явиться только те, что на мысе Кеннеди, но и они скоро будут.
      В настоящий момент дебаты ведутся в большом салоне Белого дома и достигли своего апогея.
      В глухой тишине все суетятся, и каждый пытается выразить свое мнение с помощью способа, предложенного Левисом, то есть с помощью световой азбуки Морзе.
      Конечно, это безумие, не говоря уж об обстановке, в которой мы дебатируем. Световые вспышки наконец рассказали мне о сверхсекретном проекте, созданном и осуществленном американским правительством.
      Пока нам не известно, весь ли мир погружен в тишину.
      Впрочем, вскоре нам доставляют доказательства тому, полученные с основных аэродромов Вашингтона от пассажиров, прибывающих из Европы, Австралии и Южной Америки.
      Все части света поражены воздействием "поглотителя звуков". Я понял всю тяжесть ответственности, которая легла на американское правительство. Но главное было в том, что ситуация в данный момент расценивалась как безысходная.
      Всем нам розданы настольные лампы, а стенографист переводит на пишущей машинке вопросы и ответы для тех, кто не знает морзянки.
      Оказывается, "Звуковой проект" предполагал запуск на околоземную орбиту аннигилятора звука на борту спутника, управляемого с Земли, чтобы направлять звукоразрушаюший луч в определенный пункт на нашем шарике.
      Но вдруг совершенно неожиданно и необъяснимо излучатель перестал реагировать на команды с мыса Кеннеди.
      Идеально было бы уничтожить аппарат вместе со спутником, но теперь я ясно понял, что означает слово "невозможно".
      Это было невозможно, потому что спутник был снабжен великолепной защитной системой. Даже ракета, снабженная ядерной головкой, не могла уничтожить его.
      Но, черт побери, должно же было существовать какоето средство уничтожить или остановить действия генератора!
      Увы! Как я понял в конце концов, такого средства не существовало: световой сигнал, который передал мне Левис, был совершенно категоричен и недвусмыслен.
      Вот тут я просто взорвался:
      "Это все потому, что все вы подавлены телепатической мощью нашего противника, что и входит составной частью в его хорошо продуманный план! Ваши мысли - больше не ваши!"
      Я боролся с их упрямством и непониманием создавшегося положения. Я не сдавался.
      Ах! Если бы они мне поверили! Но нет... нет... Все мои усилия убедить их вызывали у них даже озлобление.
      У меня возникло впечатление, что всего два-три представителя Пентагона пытались посмотреть на проблему моими глазами, с моих позиций. Но не больше.
      Даже Левис выступил с техническими аргументами, которым мне трудно было что-то противопоставить, и закончил серией световых вспышек, из которой однозначно следовало, что в данный момент ситуация безвыходная: "Не стоит поддаваться беспочвенным и абсурдным утверждениям, которые в данной ситуации ни на чем серьезном не базируются и к тому же придают этой катастрофе совершенно трагический характер. Без колебаний следует отбросить домыслы об угрозе со стороны какой-то чужой цивилизации, которые только усугубляют всеобщий психоз и панику. Конечно, мы не снимаем с себя ответственности перед лицом всего мира за случившееся. Наша первейшая обязанность скрупулезно разобраться с нанесенным ущербом. Но делать это следует осторожно, учитывая, что катаклизм еще продолжается. Конечно, мы все объединим усилия, чтобы прекратить воздействие звукового аннигилятора, будем постепенно искать средство разрушить спутник, на котором он смонтирован. Но мы не должны питать иллюзий. Все это будет длиться долго, может быть, даже очень долго, ибо впервые человечество пало жертвой своей собственной гениальности и дерзости. Да, я повторяю: это будет долгий путь, ибо сейчас вряд ли на Земле существует человек, способный с ходу решить эту проблему".
      Я почувствовал, что бледнею. Буквально за секунды я понял отвратительную, нечеловеческую логику доводов Левиса. Нечеловеческую!
      Его внешняя рассудительность не имела ничего общего с реальным положением вещей.
      "Люди, о которых вы, Левис, говорите, существуют, но самое ужасное состоит в том, что они больше не способны решать проблему! И вы первый из них!"
      "Все ваши доводы неразумны, Милланд. Ваше упрямство уже просто раздражает".
      "Все это было ими предусмотрено. Теперь слишком поздно!"
      "Я же сказал, что это будет длиться долго".
      "Нет, напротив. Теперь это пойдет быстро. Война окончена, и мы ее проиграли".
      "Вздор!"
      "Тогда ждите продолжения".
      Так при общей неприязни ко мне и кончились дебаты.
      Было решено принять энергичные меры на местах, чтобы остановить панику, которая росла в городе. Поступающие сведения были разноречивы и тревожны. И в этой неразберихе, царящей вокруг, мы с Валери покинули Белый дом.
      В тот момент, когда мы уже добрались до решетки, нас догнал Левис.
      Пот струился по его заострившемуся лицу. Рука его крепко сжала мою, и не нужны были слова, чтобы понять смысл его жестов, мимики и взглядов.
      Я-то сразу понял, что он хотел сказать, и это вызвало у меня отвращение.
      "Милланд, я предупреждаю вас. Вы не должны настаивать на вашей гипотезе. Вы кое-кого убедили своими абсурдными аргументами, а это вносит лишнюю панику. Если так будет продолжаться, вы погибли... Бегите скорее... Не оставайтесь здесь... иначе они уничтожат вас как бешеную собаку".
      Я даже догадывался, что он сам может быть одним из тех, кому это поручат. Ему и сейчас оставалось только достать оружие, которое висело на поясе. Может быть, он даже получил уже этот жуткий приказ, но еще сопротивлялся ему остатками своей воли.
      Взглянув на него последний раз, Валери и я растворились в окружающем нас беспорядке и хаосе.
      Глава 23
      Вот уже два дня мы с Валери бродим наугад в этом призрачном городе.
      Существуют ли слова, чтобы описать все те ужасы, свидетелями которых мы стали с тех пор, как погрузились в этот кошмар?
      Безумие, преступления, грабежи и жестокость царят повсюду, где есть люди, превратившиеся в животных с человеческим обликом.
      На земле сотнями лежат трупы, а может быть, даже и тысячами. Их никто не убирает.
      В охваченном анархией городе прекратилась вся полезная деятельность.
      Бродят потерянные или брошенные дети, тщетно взывая к милосердию немыми ртами. На них никто не обращает внимания.
      Весь город превратился в истинные каменные джунгли, где царит закон силы.
      Оказалось, что достаточно нескольких часов, чтобы строившееся веками здание человеческой морали рассыпалось, как карточный домик.
      И все это из-за ошибки тех, кто в этой агонии мира пытаются оставаться хозяевами положения. По крайней мере, они так думают.
      Возникают банды, которые правят в городе, пользуясь царящим повсюду безумием и беспорядком.
      Мы видели вооруженные шайки, которые штурмом брали склады с продовольствием, разбивали камнями витрины ювелирных магазинов и грабили супермаркеты.
      Безумцы! Сдохнуть в роскоши с набитым брюхом - разве это единственная в жизни цель?!
      Другие пытались покончить с собой, не имея сил и воли жить в такой обстановке. Только что о залитый солнцем тротуар разбился у моих ног человек. Он выбросился из окна небоскреба, и мы даже видели, как он падал, словно старая сломанная кукла.
      Этим же утром мы стали свидетелями того, как машина с целым семейством по воле водителя на скорости размазалась о массивную стену, а зеваки стояли поодаль, смакуя случившееся. Потом эта толпа двинулась дальше, где могло повториться то же самое.
      Некоторые нагибались, чтобы опознать трупы, видимо ища кто соседа, кто друга, кто родственника... И иногда, найдя, оттаскивали их к стенам домов.
      Потом мы с Валери оказались перед полуразгромленной лавочкой.
      Я нагнулся, чтобы подобрать несколько пакетов с сушеными фруктами, валявшихся среди раздавленных коробок, обломков ящиков и кусков картона.
      Со вчерашнего дня у нас во рту не было маковой росинки, хотя, по правде сказать, мы об этом и не думали.
      Просто всеми силами пытались выбраться из обезумевшей толпы.
      Мы старались все же не выделяться, полагая, что, возможно, нас ищут, хотя, может быть, никто и не пытался в этой обстановке выяснить, что с нами стало.
      Переночевали мы в совершенно пустынном и темном парке, и когда утром я открыл глаза, то увидел те же толпы на улицах, что и вчера, и спросил себя: "Чего же, наконец, эти ждут? Разве не этого они желали? Почему же они не нападают? Почему не покончат со всем этим?" Впрочем, эти вопросы я уже задавал себе не раз в течение последних двадцати четырех часов. Разумеется, конец наступит, и, видимо, скоро, но мне было любопытно, как поведут себя эти дьявольские существа. Как произойдет последний штурм, который должен смести человечество?
      Кто знает? Может быть, Валери и я явимся первыми жертвами? Во всяком случае, не последними, ибо "смит-вессон", который я нашел утром, покидая лужайку, избавит нас от...
      Я почувствовал у себя на плече руку Валери и очнулся от обуревавших меня мрачных мыслей. Другой рукой она показала, мне на длинную череду билдингов, Я сразу уловил ее мысль.
      С самого раннего утра мы присутствовали при массовом исходе. Люди целыми семьями покидали свое жилье, чтобы поискать убежище в соседних городках. Бежали они в полном беспорядке. Но все же найти свободную квартиру было не так уж и легко.
      Мародеры уже занимались своим гнусным ремеслом, прибирая к рукам более или менее ценные вещи в богатых апартаментах в центре города.
      А впрочем, почему бы и нам не попытаться поискать подходящее убежище? Жить ведь оставалось не так уж много. Тем более что Валери настаивает, и я ее понимаю.
      Она больше не может. Она уже на пределе сил.
      "Попытаемся, - немыми жестами просит она. - Я больше не могу. Эти люди внушают мне ужас!"
      Я веду ее за собой, и мы наугад входим в двадцатиэтажное здание.
      Одни двери заперты, другие распахнуты, являя следы людской жестокости и глупости. Мы видим разгромленные комнаты, выпотрошенную мебель. Несколько часов мы входим, выходим, спускаемся, поднимаемся, открываем двери квартир, где еще живут, и покинутых.
      Наконец добираемся до тринадцатого этажа соседнего здания, и тут я замечаю здоровенного парня, занятого взламыванием двери, на которой мелом начерчен крест.
      Он стоит к нам спиной и вдруг падает. Его тело скользит по двери, касается пола и переворачивается на спину.
      Инстинктивно я дергаюсь к нему, но тут же понимаю, что произошло в этой проклятой тишине. Пуля прошила его тело насквозь, и теперь из его живота хлещет фонтан крови.
      Я оборачиваюсь. На нас насмешливо взирает маленький бандюга с глазами хищника, который стоит на верхней площадке с пистолетом в руке.
      По его жесту я догадываюсь, что он предлагает нам убираться из коридора и апартаменты с крестом теперь являются его собственностью.
      Он спускается ниже, ухмыляется, толкает дверь ногой и вновь повторяет приказ убираться, но теперь уже только мне. Другой его жест достаточно красноречив. Я перевел бы его так: "Ты убирайся, а эту девочку я хочу".
      Ах ты гнусный тип! Все произошло за пару секунд. Я толкнул Валери в сторону прохвоста, что позволило мне незаметно выхватить свой "смит-вессон".
      Затем я резко отстранил Валери к стене и тут же нажал на курок.
      Я увидел, как пуля поразила придурка в шею. На лице его появилось выражение недоумения, а затем поток крови залил его белую рубашку.
      Он сделал шаг вперед, рот его широко раскрылся, и он рухнул на труп своей жертвы. Я выстрелил ему в висок. Так добивают собаку, чтобы не продлевать ее страданий. Потом повернулся к Валери, до которой еще полностью не дошло, что же случилось.
      Бросив быстрый взгляд на лестницу, я указал Валери на трупы: "Быстрее... помоги мне... лифт..."
      Валери помогла мне затащить убитых в кабинку лифта, и мы отправили их на первый этаж.
      Пусть кто хочет занимается ими. Я пожал плечами, стер платком меловой крест и толкнул дверь, которая широко раскрылась перед нами.
      Глава 24
      Это была квартира-люкс, состоящая из четырех комнат и широкой гостиной в стиле ампир.
      Те, кто раньше жил здесь, были явно людьми с хорошим вкусом, судя по окраске стен, занавескам, мебели и коврам, на которые мы обратили внимание сразу, при первом осмотре. Жила здесь, вероятно, целая семья: повсюду валялись игрушки и детское белье, на вешалках в шкафах висела женская и мужская одежда.
      В кухне мы обнаружили массу такой провизии, о которой можно было только мечтать. Теперь мы были уверены, что не умрем с голоду до появления "этих господ из пятого".
      В одиночестве я грустно посмеялся над этим, мною придуманным выражением, ибо убедился, что Валери азбукой Морзе не владеет. Впрочем, совсем не время было обучать ее, поскольку предстояло еще многое сделать, чтобы получше организовать остаток нашей жизни.
      Первое - укрепить дверь, чтобы никто не застал нас врасплох.
      Ну и как же удостовериться в этой тишине, что вашу дверь не взламывают? Это можно установить только зрительно, а других способов пока не существует.
      На немой вопрос Валери я покивал головой: "У меня есть идея".
      "Какая?"
      Я попытался объяснить ей это, показывая на звонок, потом на лампочку.
      "Сначала включается световой сигнал, который кодом дает понять, что кто-то хочет войти... Поставим его во всех комнатах. Он также предупредит, если кто-то посторонний попытается взломать замок. Один вывод делаем сюда, другой туда... Видишь?"
      "А ночью?"
      "Все будет под напряжением... Электрифицированная сеть... Ударит током, хотя и не убьет".
      Она улыбнулась, поняв мой замысел, но еще нужно найти подходящий материал.
      "Я найду, это не сложно".
      Валери - просто мой ангел-хранитель, ибо ей приходит в голову обмотать меня бинтами и марлей, чтобы замаскировать мою внешность. Хотя это из-за жары и не слишком приятно, но все же так спокойнее, если учитывать предупреждение Левиса.
      Мне повезло, и я очень быстро нашел все необходимое, а когда несколько часов спустя вернулся, то едва узнал Валери. Она соорудила себе платье из куска черного шелка, подчеркивающее красоту ее молодого здорового тела. Волосы она собрала в пучок. В огромном салоне она кружилась легкая и неслышимая, как фея, летящая на облачке.
      Валери указала мне на прекрасно сервированный стол.
      Ничто не было забыто: ни свечи, ни серебряная посуда, ни даже только что срезанные цветы, собранные в нежные букеты и поставленные в маленькие вазочки.
      Это было настоящее волшебство! У меня возникло ощущение, что я сплю, и когда губы Валери слились с моими, то куда-то далеко отлетел весь окружающий нас мир с его кошмарами. Опять меня закружила и понесла карусель.
      О! Моя голова... Все кружится... кружится...
      "Роберт!"
      Она нежно отстранила меня.
      Да, это был единственный вечер, который никогда уже больше не повторится...
      Другого такого не будет никогда!
      Завтра весь этот мир рухнет. Завтра все игры закончатся.
      Шарик попадет в лунку, огромное колесо остановится на фатальной цифре... На гигантской шахматной доске рука победителя переставит последнюю пешку.
      ШАХ И МАТ!
      "Роберт!"
      Боже, как кружится голова!..
      Я никак не могу уснуть. Это просто невозможно. Тишина сводит с ума. Она, как кислота, разъедает мои нервы.
      Сколько еще будет длиться этот кошмар?
      А может быть, все это случится во сне, совершенно неожиданно, где-то посреди ночи? Никто не сможет даже осознать случившееся? Никто или ничтожно малая часть...
      Поскольку улицы города пусты, я с высоты террасы после ужина наблюдаю за последними огоньками в окнах засыпающего города...
      Они гаснут, как звездочки в моем сне, падающие одна за другой в воды бесконечного озера, где лежит этот спящий на едва колышущихся волнах моих воспоминаний, где покоится создание, бессилие которого можно сравнить только с моим и которое присутствует при ужасном крушении своего мира.
      Боже мой! Какой жуткий символ! Какие мрачные предзнаменования!
      Он, как и я, последний Арлекин этого безумного, безумного карнавала. Ну что же, господа, чего же вы ждете?! Гасите последние свечи! Праздник окончен. Я хохочу. Хохочу, потому что увидел надпись, бегущую на световом табло.
      Добрые слова, убаюкивающие фразы, подписанные нашим дорогим президентом:
      "Мы переживаем великие потрясения. Но ничего еще не кончено! Вместе со мной неустанно трудятся специалисты и люди доброй воли, чтобы покончить с бедствием. Именно поэтому я прошу всех верить мне и соблюдать спокойствие. На катастрофу следует смотреть совершенно ясным, не замутненным никакими сомнениями взором. Скоро будут организованы комитеты для борьбы с правонарушителями. Суд над теми, кто хочет вовлечь наше общество и весь мир в анархию, будет безжалостен. Всех людей доброй воли мы просим начиная с этого момента..."
      С этого момента! Надо же додуматься! До чего же благостные слова... Абсурдные, прямо скажем, слова... Обещания, даваемые, когда... Обещания, брошенные на ветер... Вот почему я смеюсь... Давайте, господа, скорее тушите свечи... праздник окончен!..
      Летит в воздухе последняя лента серпантина и сыплют - ся последние конфетти. Завтра придут мусорщики, дворники, подметалы. Последние чистильщики последнего карнавала.
      И тут, словно наяву, я увидел этих жутких, зловещих, омерзительных мусорщиков, а может, мне только показалось? Может, мне только привиделись их смутные, колеблющиеся тени, выплывающие из пустоты? Но тем не менее мне чудятся их костлявые руки, такие знакомые по снам и неотступно преследующие меня...
      Господи боже!.. Эти руки! И следы... следы...
      Но что же это такое, господи? Что же это? Эти черноватые дорожки пятен, которые блестят и мерцают вокруг меня. Они повсюду. На полу, на коврах, на стенах...
      Они заползают на постель, покрывают омерзительной слизью простыни... Мне хочется завыть... из горла рвется крик... но страх парализует меня...
      НЕТ!
      Царящую тишину нарушает леденящий душу смех.
      НЕТ!
      Стены вертятся в вихрях слизи, которая сама превращается в чудовищные взрывы хохота.
      Мне чудится, что ад, выйдя из берегов, захлестывает город и поглощает здания одно за другим. И я погружаюсь, распадаясь, в бесконечный водоворот, который заглатывает меня... глотает... и я кружусь... вращаюсь... и...
      Я падаю на мягкий ковер.
      Я весь в ледяном поту.
      Голова больше не кружится, но сердце перестает биться...
      Я открываю глаза.
      "Роберт!"
      Передо мной Валери, которая смотрит на меня с ужасом и без конца повторяет: "Роберт... Роберт... Роберт..." Потом она добавляет: "Что с тобой? Что?.. Проснись..."
      Я осматриваюсь. Вижу, что уже начинается новый день.
      Смотрю на возродившийся к жизни мир, пробудившийся с рассветом.
      Я больше ничего не понимаю... ничего... я не...
      Мусорщики! Что же сталось с этими зловещими мусорщиками?! Чего они ждут? Я ведь не раз повторял, что праздник уже закончился! Кончился... Понимаете? КОНЧИЛСЯ!
      Но все же, черт побери, что происходит?
      Глава 25
      Наступил новый день. Жизнь вступила в свои права.
      Между двумя партиями в покер мы с Валери черкаем карандашами на бумажках слова. Так мы немножко "болтаем", чтобы убить время.
      Прекрасный партнер Валери! Сегодня утром она дважды обыграла меня в шашки и разок в канасту*.
      С ума можно сойти, сколько игр мы обнаружили в сундучке для игрушек, найденном в детской комнате!
      Надо сказать, что она очень умело защищается и в покер, но зато я рассчитываю выиграть у нее в шахматы.
      Конечно, следует учитывать всякого рода неожиданности и случайности, но ведь я не слабый игрок и не боюсь ее.
      А потом - экая важность, что она выиграла сегодня.
      У меня еще масса времени, чтобы обыграть ее, пока найдут возможность уничтожить эту адскую машину, которая все кружится вокруг Земли.
      Какая-то глупейшая, несчастная случайность, по правде говоря! Я в этом уверен...
      Достаточно сделать ставку на счастливый номер, и жизнь вернется такой, какой она была. Они, конечно, найдут выход, я в этом совершенно уверен.
      Жизнь - игра. Мир - игра.
      Все постоянно выигрывают или проигрывают.
      Все решается в мире простым броском костей. Это универсальный закон.
      А пока я гляжу в огромное окно на скопище небоскребов... на солнце... облака... и вижу улицу, на которой люди устраивают собачьи бега. Каждая собака снабжена номером.
      Я смотрю и радуюсь... развлекаюсь... Но уже подходит время принимать душ. Тогда я беру монетку и подбрасываю ее на ладони.
      Что выпадет? Орел или решка?
      Выпадает решка...
      "Валери! Иди мыться! Ты выиграла!"
      * Карточная игра.