Тишина.
      - Я понятно говорю?
      По-прежнему нет ответа.
      - Ну, отвечайте, черт возьми!
      Механизм улыбается во весь рот.
      - Абзац 128, пункт 512-бис. Гуманоид не обязан отвечать "да", когда получает от своего хозяина заслуженное замечание.
      Его согласие выражается молчанием.
      Я разражаюсь смехом. Ба, точно, это ведь совсем вылетело у меня из головы. Если бы я не работал долгое время с машинами, то мог бы принять эту реплику за остроумное высказывание, окрашенное типично женской иронией.
      - Должен вам справедливо заметить, что еще немного, и вы начнете выражаться совсем как Арабелла.
      - Но я и есть Арабелла.
      - Я говорю не о вас.
      - Еще один гуманоид?
      - Нет, человек.
      - О! Человек, носящий такое же имя, как и я?
      - Точнее будет наоборот. Скажем, вы носите имя одной женщины.
      - Вы ее знаете?
      - Я ее знал, - Какая она была?
      - Очень милая... Очень красивая...
      - Как я?
      - Именно.
      - Вы ее любили?
      При этом вопросе мои брови хмурятся.
      - Маленькая куколка, что вы можете знать о любви? Любовь - чувство человеческое.
      - Простой обмен эмоциями электрохимического характера; суть любви может быть выражена геометрическими символами: любовь может быть вызвана простым физическим контактом. Свод правил "Отношения и связи между людьми", параграф 32.
      - Я... я советую вам забыть этот параграф.
      - Хорошо, господин Кларк.
      Еще одна идея Джо! Черт возьми, теперь я понимаю, почему Джо продает эти механизмы, как булочки, в разные концы Галактики. Какой ужас! Я воспользовался тишиной, чтобы проглотить кофе, но машина возобновила разговор:
      - Я хотела бы, чтобы вы поговорили со мной об Арабелле.
      Неожиданно кровь бросилась мне в лицо и я рассердился; боже, как эта машина раздражает меня!
      Я ушел, хлопнув дверью.
      В это утро я снова принес в хижину свои охотничьи трофеи.
      Две птицы, подстреленные на болотах, и три мелких млекопитающих из тех, что живут на мясистых шляпках огромных грибов, растущих в лесу. Их мясо очень вкусно, при условии, если его подать под острым соусом; с чем псевдо-Арабелла довольно успешно справляется. Особенно важно для нас сейчас сделать запас провизии на зиму, и мы уже начали делать консервы.
      Конечно, я всей душой не хочу их использовать, так как перспектива провести еще одну зиму на Рока меня совсем не радует, несмотря на присутствие преданного и прелестного спутника.
      Она старалась изо всех сил, делала все, чтобы мне помочь; наши вечера становились все менее и менее вялыми, так как я научил ее играть в карты и другие разные игры, что нашел в обломках корабля, и все же этим вечерам было далеко до игривых, шаловливых и дурашливых вечеров Земли.
      И постоянно эти вопросы!
      Невероятно, что она может задавать такие вопросы! Мне нужно быть осторожным, так как она записывает все, что я говорю, и никогда не забывает этого. Настоящая энциклопедическая память!
      Она знает уже все о моей семье, о возрасте, профессии и вкусах моих близких друзей; может по памяти рассказать содержание всех фильмов, о которых я вспомнил и пересказал ей в некоторые бессонные ночи. Она говорит со мной о Джо так, будто знает его всю жизнь!
      Джо! Единственный, кто будет ужасно доволен, когда я вернусь с псевдо-Арабеллой, не отходящей от меня ни на шаг. Я представляю, как он подмигнет мне:
      - Ну что, дружище, признайтесь, что у папы Джо была чертовски отличная идея создать эту супермодель! Кем бы вы стали и во что превратились бы без Арабеллы? Я вас об этом спрашиваю.
      Земные женщины? Вздор, дрянь по сравнению с этим...
      Мы вместе посмеемся над шуткой, и все остальное будет лишь воспоминанием - не больше. Эх, если бы они могли прилететь сюда до Нового года! Но как я могу быть уверен в этом? Эта проблема - увы! - оставляет мою спутницу совершенно равнодушной и нисколько не трогает. Тем не менее, когда во время обеда я громко обсуждаю эту проблему, она в конце концов удивляется: - Здесь, на Рока, вы несчастны?
      - Человек не создан для жизни в одиночестве. Это противоречит законам природы.
      - Но вы больше не одиноки, господин Кларк! Один плюс один равно двум!
      Логика электронного мозга абсурд для мозга человека, однако я не решаюсь произнести это вслух. Как-никак, в известном смысле...
      Я держу тарелку. Моя спутница, в свою очередь, накладывает себе новую порцию. Я смотрю на нее с изумлением. Интересно, что она находит в этих блюдах? Но с какой деликатностью и утонченностью хорошо образованной женщины она их оценивает!
      Еще одна штучка старины Джо. Вся проглоченная ею пища попадает во внутренний мешок, где расщепляется девяносто процентов общей массы. Оставшиеся десять процентов выводятся в другой мешочек, откуда затем удаляются. Должен признать, что это довольно разумно...
      - Еще немного рагу, господин Кларк?
      - Нет, спасибо.
      - Надеюсь, вам понравилось?
      - Все было очень вкусно.
      - Фрукты?
      - Нет, Арабелла.
      Я прикусил язык, но было уже поздно. Наградив ее этим именем, теперь я корю себя за это. Мне не следовало этого делать. Просто у меня это вырвалось. Моя подруга резко вскинула брови... и опять мне хочется назвать ее куклой, механизмом, машиной... О!.. Эти слова!
      - Почему вы меня никогда не называете Арабеллой? Это имя мне очень нравится. .
      - Эх! Вам будет очень трудно это понять. Мне не хотелось бы когда-нибудь объяснять вам все это.
      - Но это же смешно! Хозяин должен всегда доверять гуманоиду все свои тревоги и переживания по своему усмотрению. Груз секретов и тайн может быть слишком тяжел для одного человека.
      - Я сам это выбрал, и я...
      - Пункт 314, свод правил...
      - .Мне плевать на пункт 314! И больше не перебивай меня, этого достаточно...
      - Для гуманоида невыносимо, когда отказываются использовать его по прямому назначению с привлечением всех его способностей,..
      - Во имя милосердия господнего, я прошу вас...
      - Я повторяю, пункт 314...
      - Вы...
      - Расскажите мне об Арабелле.
      Я посмотрел на нее остолбенело.
      - Нет, что это вы себе позволяете? Какое право вы имеете так говорить со мной?
      Она с достоинством и важностью встала, чтобы высказать:
      - Это покушение на законы роботехники, господин Кларк.
      - Хуже! Злоупотребление человеческим разумом!
      - Нет. Это всего лишь эмоциональный взрыв и больше ничего.
      - Если бы вы были Арабеллой...
      - У нее никогда не нашлось бы мужества так с вами разговаривать.
      - Нет, конечно же, нет.
      - Этого я и боялась. Человеческим женщинам не хватает практичности и находчивости.
      - У них, слава богу, есть иные качества, которые украшают их; они обладают массой достоинств.
      - К несчастью, вы их любите за их недостатки.
      - Безусловно, у Арабеллы есть свои недостатки,- но они - человеческие.
      - Даже то, что она не знала о вашей любви?
      - Может быть...
      - Вы долго ее знали?
      - О, да...
      - Где вы с ней познакомились?
      - На берегах Гудзона, воскресным утром.
      - Весной? Летом?
      - 28 мая. Она стояла на понтонном мосту. Ее длинные волосы развевались на ветру.
      - Ее платье?
      - Нет, на ней были шорты и блузка с глубоким вырезом.
      Я подошел к ней, предложил сигарету. В это время...
      - Господин Кларк...- Она взглянула на меня так, будто очнулась от долгого сна.- Господин Кларк...
      - Она мне улыбнулась ласково, и,я ее спросил...
      - Господин Кларк...
      Я почувствовал, как рука моей спутницы вцепилась в мое плечо с такой силой, что я вскинул голову с тревогой и беспокойством: - что происходит?
      - Слушайте!
      Она указала куда-то в небо через большое открытое окно.
      - Так вы ничего не слышите?
      - Что там такое, в конце концов?
      - Какой-то странный шум... Шум мотора... Да! Я в этом совершенно уверена.
      Ее сообщение произвело на меня впечатление ведра вылитой прямо на голову воды. Одним прыжком я оказался на улице, не смея даже поверить... Но я все еще ничего не слышал. Она присоединилась ко мне и, предугадывая мой вопрос, поспешила сказать:
      - Я вас уверяю, что отчетливо слышала шум.
      Мы бросились на середину поляны, торопясь изо всех сил и сверля небо взглядами. Мной овладела надежда. Мой бог, если бы это оказалось правдой! Маленькие сверхчувствительные звукоуловители гуманоида действительно могли зарегистрировать шум мотора...
      В этом случае парни старины Джо уже были бы здесь, тщательно исследуя поверхность Рока с бортов своих маленьких вертолетов.
      Мы бегом пересекли лесок, чтобы взобраться на вершину скалистого холма, и оттуда внимательно, но тщетно вглядывались в небо, голубое, чистое и безмятежное небо, где в направлении севера начали расти большие кучевые облака. Я же так ничего и не слышу...
      Да и не вижу тоже. Ничего похожего на вертолет, ни одной черной точки на горизонте. В это мгновение небо вдалеке, словно удар кнута, располосовала молния. Услышав раскаты грома, я улыбнулся и повернулся к своей подруге. Итак, всего лишь ложная тревога.
      Действительно, нужно обладать очень тонким слухом, чтобы отличить раскаты грома от рева реактивного самолета на таком расстоянии.
      - Я была совершенно уверена...- извинилась псевдо-Арабелла, удрученно взмахнув рукой.
      - Неважно.
      Спускаясь с этой верхотуры, я, с грехом пополам, помогаю сойти вниз Арабелле, но она вдруг подскальзывается и падает, растянувшись на камнях во весь рост. Большим прыжком я бросаюсь к ней. Черт возьми! Сломана правая лодыжка. Нога, перекрученная самым невероятным образом, свободно висит. Я неподвижно стою и ругаюсь, как последний солдафон: - Это моя вина... Ваши лодыжки очень хрупкие... Мне следовало бы быть более осторожным и внимательным.
      На ее лице появилась самая очаровательная улыбка.
      - Ничего серьезного, уверяю вас.
      - Да, конечно, я это легко починю.
      - Но вам придется меня нести - я доставляю вам одни хлопоты и неприятности.
      - Но здесь недалеко... и-мы никуда не торопимся.
      Я поднимаю ее, и она обхватывает мою шею обнаженными руками. Ее тело такое теплое, что я изумляюсь. А она смотрит на меня, забавляясь моими усилиями и молчанием, как маленькая капризная девочка, которая отказывается идти по лужам и просится на руки. Как и Арабелла, когда я помогал ей спрыгнуть с понтона!
      Она точно так же сжалась в моих руках, такая маленькая, а я, я нес ее на руках по воде до самого катера. Именно так все оно и началось между нами в то воскресное утро 28 мая.
      - А, старые воспоминания? - мурлычет моя ноша, не отрывая от меня своих больших зеленых глаз.
      Всегда эти старые воспоминания... Я кладу ее на траву, чтобы немного перевести дух. Она подползает ко мне и касается моей руки:
      - Так вы говорили, что это произошло на берегу Гудзона? - Она помолчала немного и продолжила: - Кстати, о чем вы ее спрашивали?
      Итак, дело сделано - колодец выкопан. Теперь у нас сколько угодно воды. Закончены утомительные каждодневные хождения туда-обратно между хижиной и ручьем, протекающим по краю поляны. Я тяну за цепь и вытаскиваю первое ведро, до краев наполненное чистой и прозрачной водой. Я испускаю крик радости, кричу во весь голос и мчусь к хижине, чтобы объявить эту чудесную новость, но хижина оказывается пустой. "Ба! Что происходит? Где же Арабелла?" Я в беспокойстве выбегаю наружу и оглядываю окрестности. Я кричу во все горло:
      - Арабелла! Арабелла!
      Я ничего не понимаю... Еще сегодня утром... И вдруг, совершенно неожиданно, я замечаю ее. Она выходит из ракеты, делая руками какие-то знаки. И пока она выбиралась из шлюзовой камеры на солнце, я стоял на месте, неподвижный и ошарашенный.
      Завороженный и очарованный. Я смотрел, как она, словно во сне, продвигается вперед с ленивой, но чувственной грацией. На ней маленькие шорты и белая блузка с глубоким вырезом. Ее длинные светлые волосы рассыпаны в беспорядке по плечам. Боже, как же ты красива, мой ангел!
      - Привет, Джон, надеюсь, я не очень поздно?
      Я качаю головой слева направо и справа налево. Сквозь лифчик из тонких кружев видна грудь. Где, черт возьми, она выкопала эту ткань?
      - Колодец готов, Арабелла. Теперь у нас много воды.
      Она начала хлопать в ладоши и скакать на одной ножке, как маленькая озорная девчушка.
      - О, Джон! Это чудесно... Это чудесно...
      Она бросается мне на шею, и я сжимаю ее в объятиях. Мы вместе смеемся и плачем.
      - Арабелла, нам нужно это отметить. Что хорошего ты приготовила?
      - Сюрприз... Ты увидишь.
      Боже... гамбургеры, мороженое с персиком и много взбитых сливок для каждого. Моя любимая еда! Но, черт возьми, откуда она могла...
      Она смеется.
      - Я откопала кое-какие консервы. Мы сохраним их дая особо торжественных случаев. Ну, садись же. Я умираю с голода.
      Я присаживаюсь за стол и пробую все блюда.
      - Ммм... Чертовски вкусно, ты знаешь.
      Она продолжает звонко смеяться.
      - Арррабелла... Арррабелла... Вкусно... вкусно... вкусно...
      Я в изумлении смотрю на нее, но она показывает мне на окно.
      На подоконнике на длинных ногах стоит большая птица и наблюдает за нами маленькими глазками-бусинками, расположенными по краям огромного, как у тукана, клюва.
      - Арррабелла... Вкусно... вкусно...
      Нет, а откуда она взялась, эта птица с голосом попугая, скрипящим и скрежещущим, как ржавый блок? Я встаю, чтобы взять свой карабин, но Арабелла удерживает меня:
      - Зачем? Это всего лишь маленькое безвредное существо.
      - Но у него такой раздражающий голос!
      - Он все равно не знает, что говорит. Смотри.
      Птица улетела, и, когда мы вышли из хижины, Арабелла показала мне на каминную трубу. В гнезде, которое я с трудом замечаю, птица присоединяется к своей подруге, и они оба щелкают клювами, переговариваясь. Довольно любопытная компания, которую я здесь раньше не видел. Да, раньше их здесь не было.
      - Они прилетели сегодня утром. Они как аисты, а аисты приносят счастье.
      Я возвращаю ей улыбку, затем пожимаю плечами:
      - Ты рассуждаешь, как твоя мать.
      - Моя мать?.. А, ну да, действительно... Джон... ты прав...
      Ладно, не будем портить вечер подобным мелочами.
      Я закончил есть свое мороженое и откинулся на спинку стула.
      Арабелла права, вечер действительно чудесный. Я окидываю взглядом ее тонкие стройные ноги, смотрю на ее грудь и плечи и погружаюсь в ее большие зеленые глаза. Потом я спрашиваю тихо и нежно:
      - Арабелла, ты меня любишь?
      Она придвигается ко мне и берет мою руку в свои, довольно теплые и мягкие.
      - Ну, конечно, мой дорогой. Неужели ты в этом сомневаешься?
      - Твоя правда, я - идиот.
      - Нет, Джон, ты - человек.
      - Это потому, что я думаю о Бернарде... о том, что с ним случилось...
      - Бернард?.. О да, я припоминаю; но с ним все было по-другому. Мадж для него не была женщиной. И он ни о чем, кроме работы, не думал.
      - А я копаю колодцы... Зачем...- Я разражаюсь смехом.Арабелла... Почему, зачем я вырыл этот колодец? Скажи мне об этом...
      - Послушай, Джон, а не сыграть ли нам в шахматы? Что ты думаешь?
      - Отличная идея, дорогая!
      Быстро темнеет. Я все еще перед окном, выпускаю клубы дыма последней сигареты и смотрю, как деревья медленно глотают заходящее пламенеющее солнце.
      Но зачем я выкопал этот колодец?
      В Гудзоне довольно много воды. И Гудзон не так уж и далеко...
      И что значат обломки ракеты, нашедшей свою последнюю стоянку на краю поляны? Что здесь могло случиться? Ее не было там, когда мы, Арабелла и я, приехали сюда... Еще одно происшествие, способное испортить нам отдых! Бедная Арабелла! Наши планы...Одни, наконец-то одни, в маленьком тихом уголке, вдали от мира, от шума города и его отвратительных запахов. Одни!
      Я оборачиваюсь. В полумраке, царящем в хижине, я замечаю Арабеллу или, вернее, угадываю ее, лежащую на своей кровати. В этот вечер она не стала, как обычно, задвигать разделяющую нас занавеску. Из-за жары, без сомнения... Она лежит на белой простыне совершенно неподвижно, совершенно... Смешно, но я хотел сказать "выключенная". Чушь. Откуда такие слова? Конечно же, я собирался сказать "спящая". Но спит ли она на самом деле?
      Я подхожу к ней. Ее большие зеленые глаза блестят в темноте комнаты, как глаза кошки. Я присаживаюсь на кровати.
      - Ты не спишь?
      В комнате еще довольно света, чтобы разглядеть ее очаровательную улыбку.
      - И я тоже. Не спится, ты знаешь... Я...
      О! Почему она мне не отвечает? Было бы гораздо легче...
      - Арабелла...
      Ее руки поднимаются и притягивают меня к мягкому и теплому ложу.
      - Арабелла, любовь моя...
      Мои губы ищут ее губы, и я ощудцаю ее горячее тело. Я теряю рассудок, и наш первый поцелуй - не более, чем жестокий укус, который опрокидывает весь мир и погружает меня в бездонную пропасть... Вдруг Арабелла приподнимается в постели:
      - Джон... Джон... Послушай... Ты слышишь?..
      - Арабелла...
      - Этот шум, Джон... Этот шум...
      Как оглушенный, я ошеломленно смотрю на нее бессмысленным взглядом, потом навостряю уши и, в свою очередь, слышу какое-то отдаленное рычание.
      И вдруг я сразу все понимаю. Я покидаю свой сон неохотно, с болью и мукой, как пьяница, с отвращением просыпающийся на следующий после попойки день. Шум... Гудение реактивных двигателей. Парни Джо... Боже мой, как я мог забыть все это? Я бросаюсь к окну. Нет, в этот раз никакой ошибки. Этот шум - я узнаю его из тысячи.
      - Джон... Ракеты... Быстрее.
      Я бросаюсь к обломкам корабля, ныряю в шлюзовую камеру и лихорадочно роюсь в нише. Да, они здесь, я вижу эти - сигнальные ракеты. В тот момент, когда я выбегаю из корабля, ко мне присоединяется Арабелла, но я не обращаю на нее никакого внимания. Я выпускаю в ночное небо ракету, которая рассыпается в вышине мириадами ярких разноцветных огней. Но увы - поздно: шум удалился и затих в тишине. Вторая ракета взлетает в небо, третья, четвертая...
      Но они должны вернуться, должны заметить мои сигналы.
      Ведь ночью это так легко!
      На скалистый холм. Быстро! С этой высоты посылаемые мной сигналы будут более заметны. Не следует пренебрегать даже мелочами, если они могут дать шанс. Я бегу изо всех сил, пересекаю поляну и тороплюсь к груде камней. Не обращая ни малейшего внимания на острые грани, я прыгаю, не чувствуя, что из разбитых рук и коленей струится кровь. Наконец я добираюсь до вершины и испускаю крик радости. Шум раздается прямо над моей головой и сопровождается каким-то резким высоким свистом, который становится невыносимым. Во время этой лихорадочной спешки я успел вставить ракету в патронник и теперь взбираюсь на осколок скалы.
      Мои пальцы судорожно сжались... Но внезапно я кричу, в то время как камень, покачнувшись, падает и увлекает меня за собой в глубокий сумрак...
      Я кричу, когда ударяюсь и отлетаю от острых уступов скалы...
      Я кричу в то время, как мои веки наливаются непомерной тяжестью, но крик уже беззвучен, потому что мои легкие лопнули, как мыльный пузырь...
      И с мыслью о смерти я погружаюсь в небытие.
      Мне снилось, что я шел по мягкой нежной траве.
      Мне снилось, что я жил.
      Мне снились моя юность и моя жизнь.
      Мне снился отлет с Земли во вторник утром, авария на Роке, мое одиночество и Арабелла.
      И мне снились моя смерть и мое воскрешение.
      Но правда ли, что это был сон?
      Мои глаза все еще не хотят открываться, и мое тело остается непомерно тяжелым. Да, сон все продолжается, и мало-помалу все проясняется. Воспоминания...
      Я - второй Джон Кларк, второй я. Я получил второе тело из искусственного инкубатора, надежно защищенного от всех воздействий внешнего мира, где оно лежало в тишине и покое, благоприятных для размышлений...
      Я восстал из смерти в бессмертие.
      Мой мозг работал... трудился... я анализировал факты и постепенно связал воедино все события. Но какой сегодня день? Сколько времени провел я здесь в коме? Я еще раз попытался восстановить момент моей смерти с помощью видений, неотступно преследующих меня. Итак, я вспоминаю.
      Шум... Свист реактивных двигателей... Я падаю в пустоту, глядя в небо, поглотившее все мои надежды. О, боже, неужели же мне придется нести это наказание, эту кару, как еще одному Мессии, всю историю человечества? И так до конца времен!
      Мои глаза открываются, сердце начинает биться в нормальном ритме. Слабый щелчок заставляет меня вздрогнуть, и неожиданно я осознаю, что все кончилось. Я освобождаю свою голову и запястья от захватов и толкаю панель, прикрывающую мою вторую сущность.
      На выходе из корабля меня ослепляет солнце, но мало-помалу я начинаю узнавать знакомый лейзаж. Поляна... Колодец... Когда я спускаюсь, замечаю двойника Арабеллы, чудовище, монстра, выдуманного инженерами "Космика", И меня охватывает отвращение.
      Как я мог, в конце концов?.. Я задыхаюсь от омерзения. И тем не менее, я знаю, что не сумею этого избежать во время моего вечного одиночества. Это выше воли и сознания.
      Ммм, моя голова! Если бы еще не было этих старых воспоминаний! Если бы можно было от них избавиться! Но нет, они все здесь, со мной. Даже самые незначительные и отдаленные.
      Гуманоид поворачивается ко мне спиной. Я приближаюсь к ней и вижу, как она кладет цветы на могилу, увенчанную грубым деревянным крестом. Букет большой и разноцветный. Она оборачивается на шум моих шагов и смотрит на меня со своей вечной улыбкой.
      Ни малейшего удивления. Я задаю себе вопрос: говорил ли я ей когда-нибудь о своем бессмертии? Возможно.
      - Джон!.. Джон, дорогой!..
      Она бросается в мои объятия, но я отталкиваю ее, выскальзывая из ее рук. Мой взгляд прикован к могиле. Деревянный крест!
      - Джон, ты видишь, я украсила цветами твою память и ухаживаю за могилой.
      Да, конечно, это запрограммированные действия всех гуманоидов, но какой странный язык!
      - Сколько дней я отсутствовал?
      - С двумя кусочками сахара, как и каждое утро. Э... нет, я хочу сказать два дня.
      - Что ты сделала со своими волосами?
      Она раздвигает пряди волос и показывает большой разрыв эпидермы у основания черепа.
      - Это ничего. Когда я искала тебя ночью, то поскользнулась и упала.
      Черт побери! Довольно мерзкая рана. Одновременно я бросаю последний взгляд на могилу.
      - Возвращаемся!
      Две птицы по-прежнему сидят там же, где я увидел их впервые.
      Они приветствуют меня, щелкая клювами, а самец, в приступе рвения, выдает крик: "Привет! Джон, дорогой!", что совершенно выводит меня из себя. Я чувствую, что однажды заткну ему клюв, и лучше всего это сделать прямо сейчас.
      В тишине меня кормят бог знает какой мерзкой кашей. Она отвратительна... несъедобна... Я упираюсь ногой в стол, который с грохотом переворачивается, и раздается шум бьющейся посуды.
      - Джон... дорогой...
      - О! Прекрати, а не то я...
      - Передай мне сигареты.
      Она встает, зачерпывает горстью немного крема.
      - Вот, попробуй, это вкусно, ты знаешь...
      Тарелка летит в воздухе, и крем облепляет лицо Арабеллы.
      - Ммм, это вкусно... вкусно... ммм...
      Я разражаюсь смехом, и мой смех смешивается со смехом пересмешника, сидящего на окне. Да от этого смеха подохнуть можно! Крем залепляет лицо Арабеллы, а она улыбается... улыбается... словно размалеванный клоун. Жалкий и ничтожный клоун!
      - Я счастлива, Джон!
      - Бедная идиотка! Ты смешна. Ты должна сказать: рассержена, разъярена, вне себя!
      - Статья 312-бис, Джон...
      - О нет! Ты, должно быть, просто ошибаешься.
      - Нет, вспомни, это было на берегу Гудзона.
      - Что ты тут мне рассказываешь?
      - Любовь, конечно, если только это не покушение, но законы роботехники...
      - Арабелла!
      - Смотри, Джон... Это шносме... Разве собираемся не с персиком мороженое для двоих и со взбитыми сливками заказать нас?
      Я в ужасе смотрю на нее.
      - Дня сего только возвращение твое.
      - О, Арабелла, замолчи, умоляю!
      - Глуа жеон ат бют а кимма тон синк я ни оглу а ки ни те...
      Изо рта Арабеллы вырывается только ужасное урчание и булькание. О боже! Этот голос! ЭТОТ ГОЛОС!
      - Ма ка ме та бум акте си а та... си а ма.., си а ма... си...
      - Нет!
      Стул обрушивается на голову Арабеллы, и она разлетается на кусочки. Переполненный яростью и гневом, я бью и бью по этому телу, из которого даже не идет кровь.
      - Ты всего лишь грязный, мерзкий механизм... мерзкий робот... я тебя ненавижу... я тебя презираю.- И я бью... я бью...
      Потом я смотрю в никуда... Тишина... Я вижу бесформенную массу, провода и катушки... Бескостная голова паяца подкатывается ко мне под ноги; лицо ее до сих пор перемазано кремом. И она все еще улыбается!
      С окна доносится щелканье клюва... и скрипучий смех, бросающий меня в дрожь!
      - Аррррабелла... Арррабелла... Привет, Джон... Хороший денек, а? Хороший денек, а?
      Именно это слышу я каждое утро, и создается впечатление, что меня будит звук человеческого голоса. А днем все начинается заново. Другие слова... обрывки фраз, которые пробивают мою тишину.
      Но вот все закончилось. Я больше никогда не услышу этот голос.
      Эту последнюю иллюзию человеческого голоса. Этим утром птицы с большими клювами улетели. С наступлением зимы они покинули свое гнездо и направились на юг. В горы. Я последовал за ними, но они остались глухи к моим призывам и моим мольбам.
      В это утро я выбежал на поляну в тот момент, когда они вспорхнули.
      - О нет, не улетайте!.. Я вас прошу, останьтесь... Не оставляйте меня... Не оставляйте меня одного...
      Они исчезли, унося с собой имя Арабеллы, безучастные ко всему, даже к моему одиночеству.
      ЧАСТЬ ВТОРАЯ
      В этот раз я опять пробуждаюсь от долгого глубокого сна. Бот знает, как я пережил это бегство от времени, секрет которого, как думал, я нашел. Эту идею мне подсказали маленькие лесные млекопитающие, маленькие двухголовки.
      Это длится уже... Я не знаю. Я перестал вести календарь. Я потерял чувство времени.
      Я заметил, что с наступлением зимы эти животные едят какуюто особую траву, растущую у подножия гигантских грибов. Затем они отыскивают пещеры и подземные гроты и, впадая в спячку, проводят долгие месяцы. Как медведи и черепахи на Земле.
      Итак, ко мне пришла эта идея, и я пожевал этой сухой кисловатой травы, совершенно не беспокоясь, содержит ли она какиенибудь отравляющие вещества. Зачем? Ведь смерть для меня не существует. Я закрылся в своей хижине и впервые впал в состояние полного беспамятства. Это было единственное средство забыть, не думать больше, отречься от жизни. Замена смерти, которая меня забыла.
      Постепенно я увеличивал дозу, и время текло вокруг меня песочными часами. И во время моих снов Смерть приходила ко мне на кончике жала ядовитого насекомого, на клыках крысы или с нашествием неизвестных, но вредных вирусов. Откуда я знал все это?
      Эфемерная смерть, безусловно, так как инкубатор меня тут же воскрешал, и я все начинал сначала.
      Но в этот раз я пережил все... Смерть, время... смерть!
      Одевшись, я вижу, что стол, стулья и буфет покрыты толстым слоем пыли. По хижине плавает какой-то странный запах - запах старости и вечности. Ну, живо! Нарвать еще травы, прежде чем воспоминания навалятся на меня, и спать... спать... забыть... забыть.., Я встаю, вытираю пыль с зеркала, и в нем отражается какой-то старик.
      Какой-то мрачный и угрюмый старик, несмотря на длинную белую бороду и клочковатые волосы, рассыпавшиеся непокорными прядями. Так, значит, я проспал все это время! Сколько же мне сейчас лет? Нет. Не думать... не думать... Трава! Быстрее! Я толкаю дверь, но одна из досок прогнила и падает теперь с глухим стуком.
      Ставни единственного окна в плачевном состоянии и, сорванные с одного края, болтаются на втором. Однажды на мою голову обрушится и крыша хижины, изъеденная термитами.
      Я хочу бежать, но,- увы! Это невозможно. Мои ноги слишком стары, они слабы, затекли и не гнутся. Я хватаю какую-то палку и, опираясь на нее, выхожу на поляну.
      Кладбище тоже довольно сильно состарилось. Машинально я останавливаюсь и смотрю. Все они здесь, все Джоны Кларки. Целая группа Джонов Кларков, которых я собственноручно похоронил здесь, "на моем маленьком кладбище". Джон Кларк номер один...
      Джон Кларк номер два... Джон Кларк номер три... и так далее.
      Первый раз я рыл могилу заранее, чтобы, родившись, не терять времени. После каждого воскрешения я тащил свое старое тело и с отвращением зарывал на кладбище. Эта работа была мне противна.
      Но сегодня это невозможно. Я слишком стар, у меня нет больше сил, чтобы выкопать достаточно глубокую могилу. Ба! Номер двенадцать позаботится об этом. Или номер тринадцать, или четырнадцать. Или любой другой! Однажды они заполнят всю планету. Сотни! Тысячи Джонов Кларков... Ведь это никогда не прекратится! И я буду своим могильщиком до конца времен! Спать и умножать могилы. Больше мне нечего делать.
      Я отмахиваюсь от этого ужасного видения и направляюсь в лес. Ого! Но что здесь произошло? Впечатление такое, будто в деревья попала молния. Некоторые из них обуглены, некоторые вырваны с корнем, некоторые лишились листвы. Мне кажется, что какой-то ужасный ураган опустошил здесь все другого объяснения я не нахожу.
      Я ускоряю шаги, но это нелегко мне дается. Обеспокоенный, я вхожу в этот разрушенный и опустошенный лес и вижу всего лишь несколько жалких травинок тут и там. Все животные, обитавшие в лесу, покинули его. Я внимательно прислушиваюсь. Никаких криков, никакого стрекотания, треска насекомых, никакого щебетания птиц, никакого таинственного шороха и шелеста в кустах. Вокруг меня царит тяжелая, мрачная и глубокая тишина.
      Я иду вперед, останавливаюсь, оглядываюсь направо и налево.