Законы о подоходном налогообложении: Эти законы сделали невозможным получение сверхприбылей и гарантировали, что никто не накопит состояния, с помощью которого можно подорвать интересы богатства и монополии: интересы мистера Харта.
      Паспортный и таможенный Контроль: Формула, на которой основана работа контрольной машины Харта, - односторонняя связь. Каждого можно заставить общаться с контрольной машиной. Нетрудно понять, что любые контрольные меры расширяют масштаб принудительного общения.
      Антинаркотический Закон Гаррисона14: принятый Конгрессом закон, создающий сначала тысячи, а следом и миллионы преступников, расширяет полномочия и личный состав полиции и делает всех врагов контрольной машины преступниками по определению... Мистер Харт конструирует свою контрольную машину. Он знает, что СМЕРТЬ - это фотография Смерти. Вашей смерти. Доказательство - тот факт, что существует кто-то, делающий снимок. Покажи человеку снимок его смерти, и ты его убьешь. Страх - это фотографии твоего страха. Покажи кому-то его снимок в состоянии страха, и он начнет бояться...
      Мистер Харт уничтожит страх. Он будет использовать страх до тех пор, пока тот не перестанет производить желанный эффект.
      Лунный пейзаж... Мистер Харт окружен собаками, они странно скалятся на него, рычат. Мистер Харт держит плетку магнитных полей, испещренную пучками света. Он заносит плетку, хлещет собак горячими иглами света.
      - Прочь прочь прочь...
      Собаки рычат и скулят, но подходят все ближе. Плеть их больше не пугает.
      В разбомбленной деревне юный Гай встает на колени рядом с Одри, смотрит на серое лицо умирающего.
      Вопрос: Может ли Гай тебе чем-то помочь?
      Ответ: Он должен быть рядом, вот и все. Тот, кто находится рядом, уже помогает.
      Вопрос: Но, разумеется, могут произойти страшные вещи... Старый пьяный священник стремглав выбегает из джунглей... Или, что еще хуже, шлюха Одри, которая выследила его на передовой, бьет Гая ножом в спину, бросается на Одри и вышибает из него последний дух???
      Ответ: Как говорил Хемингуэй, "очень трудно быть человеком, немногим удалось это пережить". Работа помощника - быть рядом.
      Старый Сержант сбивает священника с ног за долю секунды.
      Мексиканский мальчишка склоняется с чашкой воды быстрее, чем успевает добрести пьяный поп.
      Толстый санитар вовремя встает между шлюхой и носилками.
      Вопрос: Одри, тебя также казнили на электрическом стуле. Каковы характеристики этой формы смерти?
      Ответ: В этом случае тоже очень важны помощники. Они обычно появляются во сне. Их трое - это серые человечки в темных костюмах и серых фетровых шляпах, настороженные холодные серые бандитские глаза смотрят искоса, непроницаемые на желтых восковых лицах большого ночного города.
      - Вот так вот, парень... - Он, сгорбившись, взлетает к потолку в запахе горящего мяса и озона... - Наклонись... ты справишься, парень... Изгибайся, когда тебя шарахнет... вот тут, парень... Мы выстоим, когда шарахнет... Калека вон даже шляпу может не снимать... Знаем мы эту бодягу...
      Вопрос: Кто эти помощники?
      Ответ: Духи переживших казнь на электрическом стуле.
      Поначалу Одри и Гай - единственные студенты... Потом появляются другие - с полей сражений, из авиакатастроф, дорожных происшествий, поножовщины, передозы.
      По всему миру зазывают редакторы Харта: Иди и найди снимки. Гнусные снимки. Не можешь найти, так сделай сам. А если не можешь сделать гнусные снимки, ты недостаточно гадок для этой работы.
      Человек выпрыгнул из окна третьего этажа, спасаясь от пожара. Пробитый металлической оградой, он корчится, воет с разодранными кишками. Толстый американский коп жует жвачку, смотрит бесстрастно. Фотограф возится с экспонометром...
      - Оттяни-ка ему голову, Майк. Хочу снять лицо до того, как приедут врачи с морфием.
      Легавый подходит, грубо хватает человека за волосы и оттягивает его голову вниз.
      Им приходится прибегать к подлогу, конечно, но фотографы Харта достаточно оснащены, чтобы снимать по-настоящему. Фотографов сопровождают воздушно-десантные подразделения. Они могут высадиться в самом центре охваченного беспорядками города и сделать съемку... Ближневосточный рынок... Иностранный корреспондент заживо освежеван и облеплен осколками бутылок из-под кока-колы. Конечный результат, скорее, похож на современное искусство - знаете этих артистов, которые мажут себя краской, катаются по холсту, а потом бросают на него кусочки цветного пластика. Редактор поначалу решил, что это подделка. Выразительные лица в толпе.
      Мистер Харт решил стать смертью. Он учится убивать через свои газеты и обучает редакторов, пока те карабкаются по лестнице туда, где им самое место.
      - Подвиньте-ка вот сюда этот пожар и спалите побольше черномазых. Хихикая над зажаренными младенцами, автокатастрофами, взрывами, - так шериф-южанин ласкает зарубки на пистолете, обозначающие убитых ниггеров.
      Но постепенно эти фотографии, даже самые страшные, теряют силу. Они теряют ее потому, что их показали, и люди к ним привыкли. Помните, что книги майя никогда не показывались рабочим, да те и читать-то не умели. Мистер Харт говорит в селектор холодным шипящим змеиным голосом, разлетаются приказы: Идите и достаньте снимки. Особенно те, которые мы не можем напечатать. Те, что можно напечатать, нам не нужны.
      Я вам объясню, что делает мистер Харт со снимками, столь жуткими, что их нельзя публиковать. Он восстанавливает кошмарное происшествие во всех подробностях.
      Вот одно... Южноамериканский генерал поймал любовника своей жены, молодого лейтенанта ВВС. Верные слуги держат любовника, а генерал отрезает ему член... "Парень корчился и извивался"... Сфотографируйте его лицо. Сфотографируйте лицо генерала.
      У мистера Харта тонкое чувство юмора. Ему нравится дрочить на эти фотографии, пока его деловые конкуренты проводят время с бабами.
      У мистера Харта есть любые снимки: пытки, отвратительный секс, безумие, издевательства... Пора показать, как он использует эти фотографии, чтобы убрать того, кто встал у него на пути, как он может вставить снимки и слова тебе внутрь.
      Вот мистер Перси Джонс, он экспериментирует с шифраторами речи и магнитофонами. Он установил, что зашифрованные приказы действуют на впечатлительных подопытных, как гипнотические команды. Мистера Харта это достало. Джонс делает всеобщим достоянием то, что мистер Харт хочет приберечь для себя. Шифраторы речи стали применяться примерно в 1882 году, за семь лет до изобретения магнитофона. Мистер Харт экспериментировал с первыми шифраторами и разработал собственные модели. Первоначально это был микрофон, заключенный в два сообщающихся цилиндра с перфорацией, сделанной так, что речь затихала и появлялась в соответствие с рисунком. Когда Харт услышал первый магнитофон в 1899 году, все стало ясно: вот способ быть ГОЛОСОМ в голове каждой человеческой собаки на этой планете.
      Первый магнитофон был признан непрактичным, и Харт с этим выводом согласился. Он дал указание своим техникам усовершенствовать механизм в секретных лабораториях, так что, когда вскоре после Второй Мировой войны магнитофоны появились в свободной продаже, он со своими разработками был уже далеко впереди. Он придумал, как контролировать использование магнитозаписи и пресекать любые эксперименты с шифраторами речи и магнитофонными разрезками. Он монополизировал изобретения в этой области, чтобы получить фору, прежде чем новое устройство появится в продаже. А помните американского врача, который в 1899 году открыл, что плесень может лечить от инфекций? Мистер Харт решил развлечься, возглавив газетную кампанию против несчастного доктора. В результате тот потерял лицензию и умер в нищете, а техники Харта, тем временем, экспериментировали с плесенью и выделили пенициллин. Он оставил лекарство для собственного эксклюзивного использования. Ему нравилось думать о миллионах людей, которые могли бы спастись благодаря пробиркам, хранящимся у него в подвалах. Он лучше себя чувствовал, когда о них думал.
      Мистеру Харту необходимо быть бесчеловечным, потому что так называемые люди смертны. А мистер Харт подсел на бессмертие. Он подсел на бессмертие, обеспеченное смертностью других: лохов, черномазых, цветной швали, человеческих собак, вонючих людишек, и сверхчеловеческое презрение к этим обезьянам наполняло его безмятежным покоем. Он подсел на особую мозговую частоту, промежуточную ноту, - какое дивное чувство... застывает, как металл. Эта изумительная синяя частота появляется, когда руки дрожат и потеют, она возникает от чувства, что жалкие бедняки корчатся и пускают слюни у него под ногами, чувства, что любого можно выставить мудаком и ткнуть мордой в его убожество, чувства, что он может раздавить редактора, как клопа, и редактор об этом знает. Ему нужны твоя боль твой страх твоя моча твое говно твое человеческое тело, которое умрет и будет поддерживать его жизнь. В этом чувстве еще таятся бездны, говорит он себе, и так оно чудесно, это чувство, - в нем можно купаться целую вечность.
      Но ему нужно все больше и больше вонючих людишек, чтобы получать наркотик. А что это за чудесный наркотик? Просто ощущение все большей безопасности. А безопаснее всего - разобраться с беспородными людишками, угрожающими его позолоченным хранилищам страха. Синяя нота хорошо вставляет, только бы плавать в ней вечно. Приход возникает с чудесным дрожанием рук и пoтом, но нужно все больше уверенности, что он способен раздавить трусливое дерьмо.
      - Видишь, в чем тут штука, Би Джей. Этот ловец душ, заправила с такой эээ темной стороной характера.
      Вернемся к мистеру Джонсу.
      Харт вызывает Шептуна. Тот умеет подражать любому голосу и заставляет Джонса шептать с расстояния в десять футов похабные слова. Шептун - серый, невзрачный и так похож на ходячий труп, что люди его не замечают. Вместо этого они смотрят на Джонса. Джонс идет к газетному киоску, где его всегда любезно обслуживали. Шептун рядом листает журнал. От ненависти, вспыхнувшей на лице продавца, Джонс рассыпает мелочь по полу. Неуклюже подбирает ее и дрожащим голосом просит газету... (Шептун изучает этот голос)... Безмолвно продавец дает ему сдачу.
      Джонс идет в ресторан и заказывает завтрак. Он заканчивает есть и закуривает. Вскакивает амбал за соседним столом:
      - Может, вы позволите мне позавтракать...
      - Не понимаю, о чем вы...
      - Вы все прекрасно понимаете, вы прямо сейчас издаете мерзкие звуки...
      Шептун сидит в углу.
      Наконец, мистер Джонс напал на официанта, который полчаса его игнорировал. Его жестоко избили, отвезли в больницу, а потом посадили в сумасшедший дом.
      Много было людей, мешавших мистеру Харту. Вот некто рекомендует витамин А в качестве лекарства от простуды. Он обнаружил, что большие дозы витамина А - 200 000 единиц, если принимать их каждые шесть часов после первых признаков болезни, победят простуду или серьезно ослабят ее ход. У мистера Харта законный интерес ко всем вирусам. Он занят исследованием вирусов. Такие вирусы, как простудная лихорадка или обычная простуда, могут проложить дорогу эпидемии. С этим человеком расправились, как с Джонсом. Мистер Харт переводит исследования на витамин С, который, как ему известно, вполне бесполезен для лечения простуды.
      Есть люди, которые выступают за использование апоморфина для лечения наркомании и алкоголизма. Мистер Харт испытывает законный интерес к этим состояниям.
      Так что они поступают, как с Джонсом, или сходным образом.
      Мистер Харт рассматривает вирус, как прототип чужеродного вторжения. Что-то у тебя внутри. То, с чем ты не можешь бороться. Как изобразить вирус? Возьмем простой пример, - простудную лихорадку, обычный герпес. У этого вируса кристаллическая шестиугольная форма, и он довольно велик. Художники рисуют частицы вирусов, как они выглядят под электронным микроскопом. Фотографии простуды на разных губах и разных цветов. Образцами служат и лица людей, страдающих от жжения: это слегка эротичное ощущение, навязанное объекту, - постоянная осведомленность о лихорадке. Вирус должен все время напоминать о себе. Перерисуй это чувство лихорадки на губе и смешай с другими лихорадками и лицами зараженных в шаблонах простудного вируса. Основной образ простудной лихорадки затем может быть смешан с образами страха, чтобы создать Простудную Лихорадку Харта... Вот человек с лихорадкой на губе. Рядом призрачная фигура мистера Харта кормит лихорадку, обрушиваются картинки страха, и человек съеживается, как испуганный пес. Мистер Харт зажигается синим джанком, - холодным и синим, как жидкий воздух.
      С другими вирусами он делает то же самое. Вирус - живая фотография, создающаяся из вас самих.
      Масштабные эксперименты, демонстрирующие воздействие радиации во многих поколениях, были проведены на мушках-дрозофилах. Из всех мутаций, возникших в результате облучения, ни одна не была биологически желанна, то есть направлена на выживание дрозофил. Между тем, результаты экспериментов по исследованию воздействия радиации на генетику вирусов не были обнародованы. Можно сделать вывод, что все эти эксперименты проводились разработчиками биологического и химического оружия.
      Облучение вирусов различными формами радиации, - вот основа исследований в частных лабораториях мистера Харта. Он собирается создать супервирус.
      БОЛЬНОЙ БЕШЕНСТВОМ МАЛЬЧИК ВЫЗДОРОВЕЛ: ВПЕРВЫЕ В ИСТОРИИ.
      Лима, Огайо, 21 декабря (Ассошиэйтед Пресс).
      Шестилетний мальчик, по-видимому, стал первым излечившимся от бешенства в медицинской истории... Майкл Винклер из Лимы, Огайо...
      - Уберите эту статью из номера, - вопит на редакторов мистер Харт.
      - Мистер Харт, слишком поздно. Ваша коммуникационная машина вышла из-под контроля.
      Нельзя снять эту статью.
      И вот еще одна, которую нельзя убрать:
      "Интернешнл Геральд Трибьюн", 8 июня, 1970 г.
      "Начало конца".
      РЕВОЛЮЦИЯ СИНТЕТИЧЕСКИХ ГЕНОВ.
      Вашингтон.
      Мы стоим перед фактом: в лаборатории в доме 125 по Университет-авеню в Мэдисоне, штат Висконсин, 48-летний химик из Индии, доктор Хар Гобинд Хорана, создал ген.
      "Это начало конца", - такой была первая реакция на эту новость атташе по науке одного из крупнейших посольств в Вашингтоне. Если вы способны создавать гены, объяснил он, вы можете получить и вирусы, от которых нет лечения.
      "Любая маленькая страна с хорошими биохимиками сможет создавать такое биологическое оружие. Понадобится всего лишь небольшая лаборатория. Если это возможно сделать, кто-нибудь это сделает... У научной фантастики есть скверное свойство становиться правдой...".
      Видите, как семафорит время, мистер Харт? Весь принцип вируса доступен, - хватай, кто может. Любая маленькая страна может сделать это. Каждый человек с лабораторией и биохимиками может. И где же ваша монополия, мистер Харт? Она разрушена вашими собственными газетами... Мистер Харт решает, что вирус - ненадежное дело. Теперь он сосредотачивается на электрической стимуляции мозга - ЭСМ.
      Мистер Харт, закутавшись в оранжевую тогу плоти, сидит в синем тумане распыленных банкнот. Чтобы наслаждаться этой особой разновидностью джанка, он должен контролировать всех остальных, потому что синий джанк сделан из страха и контроля. У мистера Харта выжигающее все вокруг пристрастие, и он спалит планету дотла. Потому что, чем больше контроля используешь, тем меньше остается времени, в котором его можно использовать... Понимаешь, о чем я, работяга Харт? Электронная стимуляция мозга: вставляй электроды при рождении, и твой контроль готов... Но приход возникает от использования контроля, то есть контролирования того, кто либо сопротивляется, либо соглашается на контроль. Если совсем убрать сопротивление, что же тогда контролирует Контроль? Контролю нужно время. Время, в котором можно контролировать. Теперь у мистера Харта есть мир, зашитый от рождения... И где же его наркотик? Страх, льющийся из его глаз, двигающий предметы, выбивающий из рук тарелки, рассыпающий мелочь по полу и холодный синий космос, в котором он живет, - все это ему больше не нужно. Если хочешь кого-то напугать, просто нажимаешь кнопку. Никакого трюка. Так где же теперь твой холодный синий джанк? Холодное чувство у тебя внутри, когда ты глядишь в глаза страху, страху перед тобой? Мистер Харт, страдание - вот на чем ты торчишь. Доводя контроль до логического финала, ты уничтожаешь страдание. Ты больше не вдохновляешь чужой страх и не вдыхаешь его, как джанк. Можешь слезать с иглы, потому что ходячий труп даст не больше прихода, чем магнитофон... Да, майя тоже все погубили, но только не так быстро и не так по-свински, как ты.
      Смена декораций: город, где Клинч и Харт нашли потерянные книги.... Ужасная болезнь сороконожки висит в мертвом спертом воздухе над хижинами, храмом и брусчаткой улиц. Истощение почвы превратило районы кукурузных полей в пустошь, все заросло сорной травой. Без вспашки эти земли невозможно использовать, так что крестьянам приходится добираться до полей в пяти милях отсюда в долине, да и крестьян осталось немного. Времена голода и чумы. Человек бежит по узкому переулку, с криком падает, когда тяжелый камень бьет его по спине. Его лицо изуродовано жуткой болезнью, покрыто красными заплатами насекомой плоти, рыжие насекомые волоски торчат из гноящихся язв. Преследователи, человек десять, окружают его и забивают камнями. Раздавленное тело истекает белым соком, смешанным с кровью и личиночными коготками. Жуткая черная вонь насекомой мутации висит в жарком влажном воздухе над мощеной улочкой...
      Подходят три молодых человека. Тихо бормоча, люди расползаются по переулкам...
      Кумху: мальчик-игуана, гладкая сухая зеленая кожа и черные глаза, точно состоящие из одного зрачка, в котором опалами поблескивают точки света. В его глазах и теле таится напряжение, сметающее помехи с пути. Поскольку внутри он недвижим, все вокруг движется в его присутствии. Носит кремневый нож, лук и колчан.
      Уаб: кошаче-птичий мальчик. Он Локи и Меркурий. Носит длинный кривой нож.
      Ксолотль: розовый полупрозрачный мальчик-саламандра с загадочными золотыми глазами. Он движется текучими зигзагами, глаза освещают путь, как фонари. В набедренной повязке он носит маленький золотой трезубец, - удар парализует жертву электричеством, скопившимся в его теле.
      Мальчики осторожно обходят труп и идут по пустым улицам. Угрюмые воспаленные глаза следят за ними из подъездов. Они покидают мощеные улицы города и взбираются по крутой тропинке. На взгорье на тысячу футов над городом виллы, которые знать и жрецы построили, чтобы скрыться от жары долины. Теперь дома покинуты и заросли плющом...
      Ксолотль достает из-за пояса жезл и следует за ним по руинам, точно за волшебной лозой. Мальчики останавливаются перед дверью. Кумху принюхивается, ловит гнилой металлический запах Того, Кому Не Больно. Это существа, не знающие боли и удовольствий; благодаря передовой технологии искусственного оплодотворения их становится все больше и больше. Их считают преступниками, поскольку ими нельзя управлять с помощью книг, использующих боль и удовольствия. Они также бесполезны и для жертвоприношений, и жрецы распорядились всех их уничтожить. Так что они укрылись в джунглях и горах, промышляют бандитизмом и контрабандой. Вдобавок к врожденной неспособности испытывать боль или удовольствие, большинство из них пристрастилось к наркотику, еще больше предохраняющему их от боли, удовольствий и болезни сороконожки.
      Кумху говорит: "Мы друзья... Мы пришли купить пильде... Мы заплатим золотом...". Шелест в темной комнате... Тот, Кому Не Больно, стоит в дверном проеме. Это парень лет двадцати, совсем безволосый, белое мягкое тело, холодные мертвые глаза, точно у рыбы-лесбиянки. Легкая сейсмическая дрожь проходит по его телу. Ему нужна Желтая Штука. Кумху протягивает золотой самородок и улыбается.... Процесс приготовления Желтого Наркотика из золота известен только Тем, Кому Не Больно... Они также владеют секретом приготовления пильде, - сонного наркотика, с которым можно путешествовать во времени. Продажа этого наркотика незаконна, и в прошлом наказывалась Смертью в Сороконожке... С нарушителя заживо сдирали кожу и запихивали его в медную сороконожку, которую ставили на раскаленные угли. Но теперь жрецы уже не способны арестовывать и наказывать преступников. Все реже и реже они покидают храм, занятые своими вычислениями, совсем вышедшими из-под контроля: неожиданные перепады погоды уничтожают посевы, жуткие эпидемии из доисторических болот и глубокой древности сокращают население из-за экспериментальных путешествий жрецов во времени.
      Сделка заключена. Тот, Кому Не Больно, приносит глиняный кувшин с крышкой. Кумху дает ему самородок и забирает кувшин... Мальчики садятся в разрушенном дворе у бассейна, полного дождевой воды. Здесь они принимают пильде, передавая по кругу тонкую золотую чашечку. Странные гнилые металлические запахи тянутся от двери, где готовит свое зелье Тот, Кому Не Больно... Кумху ложится на спину, его голова отдыхает на каменном ярме, наркотик овладевает его телом, разъедая плоть вспышками фиолетовых огней...
      Он стоит на древних ступенях, выбитых в красном песчанике. Наверху два фаллических столба от ворот и разрушенная стена. Внизу - гигантская красная пустыня, усыпанная черными булыжниками... Капли фиолетового огня заливают ступени, взрываясь с едким запахом озона... это сухой запах... Запах пересохших прямой кишки и сухих гениталий, змеиный запах сухих мест... В нем нет ни мочи, ни экскрементов и в то же время это безошибочно сексуальный запах ползущий по позвоночнику пока он идет вперед ощущая сухой воздух пустыни на щеке теплый и электрический но прохладный по краям когда опускаются вечерние тени... Запах, на который он идет, становится все острее, красный и приторный... изгибаясь, настороженно принюхиваясь, он шагает вперед и вдруг быстро увертывается: из тени большого камня выпрыгивает красная змея - это Ксиукутль. От ее укуса наступает смерть в эротических конвульсиях... Прежде чем змея успевает свернуться, чтобы напасть снова, он топчет ядовитую голову каблуком, и вот перед ним в сухом змеином гнезде лежит яйцо. Он держит яйцо в руке. Тяжелое, оно начинает проваливаться в его плоть. Он наклоняется к камню, слабый, голова кружится, странные слова в голове, застревающие в горле, влекущие его по странным пейзажам...
      - Потом я часто пытался найти этот коттедж, но всякий раз ошибался дорожкой и оказывался у чужого крыльца. Все дома были заколочены. Как-то раз я прошелся до завтрака, горлицы ворковали в лесу, обнаружил тропинку и увидел домик вдалеке. Начало сентября, дачники разъехались.
      Вряд ли я ожидал встретить Одри Карсонса. Я прошел по мостику над ручьем, и вот передо мной скрипящая на утреннем ветру калитка. Коттедж не заперт, выглядит заброшенным. Я распахнул дверь, вошел... никаких запахов... всю мебель вывезли. Я поднялся на второй этаж, подошел к окну...
      Небо, цветы, мох, фотография под железнодорожным мостом, ветер у окна ерошит русые волосы, шелест зимних зеленых листьев, маленький живописный городок, растворяющийся в синем озере и небе... указывает левой рукой... ящик застрял... пустые небеса дождь звезд очень давно бледные руки открой дверь корабль гудит в порту... бледная змея звезд через небо звериный запах над водой...
      ...Горящие города... бегущие и вопящие толпы больные лица... Неожиданно его видят с яйцом в руке... Хватая камни и палки они бегут к нему с криками:
      - ЗАРАЗНОЕ ЯЙЦО...
      Он подкидывает яйцо в воздух у них над головами. Оно взрывается, заляпывая их лица красными и оранжевыми ошметками, прожигающими плоть до кости, с дымками азотистых испарений, точно горит фотопленка... Люди бьются в конвульсиях раздирая кожу и визжа...
      Дикие юнцы с красными, золотыми и оранжевыми волосами, лица усыпаны прыщами, топчутся возле запертого магазина, ставни на окнах...
      - Открывайте, сукины дети...
      - Доставайте грязные фотки.
      - Мы чуем, как они пахнут.
      Камень врезается в ставню. Сжимая "уэбли-бульдог", боязливо выглядывает владелец. Ребята настроены серьезно. Их уже, должно быть, человек шестьдесят, и все новые на подходе - они разбирают топоры и молотки из ограбленного хозяйственного магазина. Хозяин выпрыгивает из заднего окна, когда поддаются расколотые ставни, и парни залезают внутрь, шагая по битому стеклу витрин.
      - В кладовке.
      Они вытаскивают устройства, похожие на машины для китайского бильярда с пулеметами...
      - Эй, смотри-ка.
      Мальчишка заводит машинку, тычет ею в другого парня. Машинка жужжит, пулемет трещит, прыщи взрываются на лице парня, а его ширинка выпячивается.
      - Эй, Джимми, перестань, у меня от этого встает...
      Другие ребята занимают места у машинок, обливая друг друга...
      - Терри, бога ради...
      - Я кончаю в штаны...
      Они вытаскивают машинки на тротуар и поливают толпу...
      Прохожие ерзают, запахивают полы пальто.
      Люди дрочат... расстегивают штаны...
      - Эй вы там... Что это вы делаете?
      - А это вам, констебль.
      Люди срывают одежду, ебутся в подъездах, такси, магазинах, на проезжей части и тротуарах... Полицейские машины, легавые, санитары затянуты в водоворот взбесившейся плоти, крутящейся у статуи Эроса...
      Кумху смеялся. Настал вечер, он сел и огляделся.
      Тот, Кому Не Больно недвижно сидит, кивая, в дверном проеме, синие вечерние тени падают на разрушенный двор, бассейн наполняется дождевой водой. Квакают лягушки. Теперь Кумху знает все о Тех, Кому Не Больно. Этот наркотик - СМЕРТЬ. Они были рождены мертвыми, и теперь им нужно все больше и больше наркотиков, чтобы оставаться мертвыми. Они - души наркоманских жрецов-отступников, пристрастившихся к путешествиям во времени за удовольствиями и болью. СМЕРТЬ убивает, чтобы возродиться в удовольствии и боли. Но чем больше она убивает, тем меньше удовольствий и боли может получить. Пока, в конце концов, не получит вообще ничего. В результате, убитое ею не восполняется. Чтобы сменить жизнь, она должна ее прожить, испытывая удовольствие и боль, и таким образом отождествиться с призраком, которого убьет. Когда она перестает отождествляться с призраком, она убивает себя.
      Икстаб, отмеченная разложением, соблазняет юность, но обнаруживает, что обнимает свою копию. И обе они - тупорылые лесбиянки. Они с омерзением смотрят друг на друга. Ах Пуч убивает молодого Бога Маиса, и Ах Пуч стоит поодаль, появляется с другой стороны.
      Кумху встречается со своим отцом. Отец очень стар, его лицо изуродовано болезнями. Древняя морщинистая кожа кишит живыми паразитами. Белые червячки выползают из уголков его глаз, вяло изгибаясь... Насекомые руки все время шарят вокруг.
      - Книги сынок древние книги священные книги...
      - Рецепт, выписанный торчковым лепилой 400000000 лет назад...
      - У тебя незаконные трипы сынок... Позволяешь себе экстремальный опыт... Сначала колючки бы вынул...
      - Засунь их себе в жопу старый козел...
      Не тратя лишних слов он достает нож из розового кремня с хрустальной рукояткой и убивает гнусного старого отца. Запихивает книги в сумку. На обратном пути два жирных зеленых стражника преграждают ему путь, он мгновенно убивает их двумя стрелами. Теперь у мальчиков есть книги, они могут путешествовать во времени. Пока мистер Харт повторяет все ошибки книг, мальчики движутся к настоящему времени.
      Желтое вечернее небо под железнодорожным мостом
      падают тени озеро и небо
      указывает левой рукой
      змея бросается из пустых небес
      бледнеет укус этой звездной змеи
      тяжелый звериный запах в подъездах
      горлицы воркуют вдалеке
      над ручейком взрывается яйцо
      извергая наш запах пустоты
      прожигающий до костей
      в дуновениях
      окна
      неба
      цветов
      мха
      запах зверя острее
      рыжий пряный волосок летит
      живописный городок расплывается в
      голубую тень булыжника
      в разрушенном дворе напротив
      (Le Comte15 издает едкий холодный смешок)
      Два мальчика идут по широкой улице среди пальм... руины Палм-бич... Они в белых набедренных повязках, белых кедах, с белыми поясами и кобурами тупорылый 38 калибр, перламутровые рукоятки. Первый - Одри Карсонс, блондин, заменяющий молодого Бога Маиса. Второй - зубастый молодой Бог Смерти, китаец мексиканец майя и не знаю уж японец то молодой то старый с лицом уличного мальчишки. Он - Фишка, Анубис, Бог-шакал. Бетон растрескался, пробиваются сорняки. Проезжая часть и тротуары завалены сломанными пальмовыми ветками, дома заброшены, лужайки заросли, окна разбиты, рамы обросли солью. Слышен только щебет малиновок, тысячи птиц на крышах балконах деревьях скамейках, плещутся в бассейнах, полных дождевой воды и листьев.
      Мальчик на красном велосипеде обгоняет их, лихо разворачивается и тормозит рядом, одна нога на бордюре. Он почти голый - только красная набедренная повязка, красный кожаный ремень и черные сандалии. На поясе восемнадцатидюймовый охотничий нож с рукояткой розового дерева. Его тело красное, как терракота, гладкая кожа без пор натянута на скулах, глубоко посаженные черные глаза, копна черных волос. Оттопыренные уши дрожат, глаза вспыхивают, когда он смотрит на Одри. Одри замечает, что тело мальчика покрыто трупными пятнами. Мальчик облизывает губы и произносит одно слово на языке, непонятном Одри. Фишка согласно кивает.
      - Это Джимми-Землеройка. Он на золотом джанке. Гниет надо скинуть проказу надо ебаться чтоб тело быть в норме. Он ебать тебя сейчас...
      Одри отворачивается снимает набедренную повязку. Джимми тоже. Фишка садится на скамейку, поднимает пожелтевшую пыльную газету... ОБЪЯВЛЕНО ЧРЕЗВЫЧАЙНОЕ ПОЛОЖЕНИЕ... Джимми и Одри надевают набедренные повязки... На теле Джимми почти не осталось черных пятен. Он садится на велосипед и что-то отрывисто сообщает Фишке.
      - Говорит мы пришли в плохое место... Нужна одежда... Нужны деньги...
      Джимми уезжает заворачивает за угол теряясь в блеске китайских роз...
      Два мальчика идут на север по пустым пригородам... Дома все меньше все беднее... МАССАЖНЫЙ САЛОН ДЖЕЙН... СДАЮТСЯ КОМНАТЫ... Лавки, конторы... Малиновок почти не осталось, холодает.
      Они заворачивают за угол, и от резкого порыва ветра кожа Фишки покрывается мурашками. Он тяжело дышит.