— Но я тебе не позволю!

Она больше ничего не говорила, и мы на максимальной скорости пролетали почти пустые в этот час улицы Хавату, направляясь в сторону Кантум Лат и Ворот Физиков.

Мы проехали две мили из трех, которые нужно было преодолеть, когда я услышал тревожный звук, которого я до сих пор не слышал в Хавату. Он был похож на завывание сирен, установленных на полицейских машинах в больших городах Америки. Я тотчас понял, что это тревога, и решил, что люди, которые вошли в дом Хары Эс, обнаружили ее, и наш побег раскрыт.

Завывание сирен становилось все ближе и ближе. Мы приближались к ангару, где стоял мой аэроплан. Похоже было, что погоня приближается к нам со всех сторон. Я не удивился, что они догадались, где нас искать, поскольку даже не таким просвещенным умам, как умы Хавату, было бы очевидно, в чем заключается моя единственная возможность бежать.

Я выскочил из машины и, увлекая Дуари с собой, вбежал в ангар. Огромные двери, управляемые автоматикой, откатились в стороны при нажатии кнопки. Я подсадил Дуари в открытую кабину аэроплана. Она не задавала вопросов, на вопросы не было времени.

Я занял свое место рядом с ней. Я предназначал аэроплан для целей обучения, и в нем было два сидения, на каждом из которых могли разместиться два человека. Я завел мотор — и какой мотор! Бесшумный, без вибрации, и не требующий разогревания.

Я выехал на Кантум Лат. Сирены теперь слышались совсем близко. Я увидел огни приближающихся к нам машин. Я направился к Воротам Физиков, и в этот момент позади нас раздался стаккато шум амторианских винтовок. В нас стреляли!

Я направил нос аэроплана вверх. Колеса оторвались от земли. Огромные ворота возвышались темной громадой у нас прямо по курсу. Вверх! Быстрей! Быстрей! Я затаих дыхание. Получится или нет? Легкий корабль, прекрасно повинуясь управлению, в последние секунды взмыл почти вертикально вверх. Он пролетел всего в нескольких дюймах на верхом высоких ворот. Мы были спасены!

Далеко внизу и позади лежали огни Хавату. Я повернул нос корабля к мерцающей ленте, которая была Рекой Смерти — для нас Рекой Жизни — и должна была стать для нас путеводной нитью, ведущей к неизвестному морю. Там, я был уверен, мы найдем Вепайю.

Дуари молчала. Она сидела, прислонившись к моему плечу, и я чувствовал, как она дрожит. Я протянул руку и положил на ее локоть.

— Отчего ты дрожишь? — спросил я. — Теперь ты в безопасности.

— Что это за вещь, в которой мы находимся? — спросила она. — Почему она не падает вниз и не убивает нас? Что держит ее в воздухе?

Я объяснил ей, как мог, уверив девушку, что нечего бояться, аэроплан не упадет. Тогда она наконец вздохнула с облегчением.

— Если ты говоришь, что мы в безопасности, то я больше не боюсь, — сказала она. — Но объясни мне, почему ты принес ради меня такую жертву?

— Какую жертву?

— Теперь ты никогда не сможешь вернуться в Хавату, они убьют тебя.

— Я не хочу возвращаться в Хавату, если ты не можешь жить там в безопасности, — ответил я.

— Но что будет с Налти? — спросила она. — Вы с ней любите друг друга, а теперь ты никогда ее не увидишь.

— Я не люблю Налти, и она не любит меня. Я люблю только тебя, Дуари. А Налти и Эро Шан любят друг друга. Мы с тобой направляемся на поиски Вепайи. Я предпочитаю попытаться завоевать тебя там, нежели быть членом Санджонга в Хавату, но без тебя.

Она долго сидела в молчании. Затем повернулась и посмотрела мне в глаза.

— Карсон! — сказала она тихо.

— Да, Дуари. Что случилось?

— Я люблю тебя.

Я не поверил, что правильно расслышал ее слова.

— Но Дуари, ты ведь дочь джонга Вепайи! — всокликнул я.

— Это я знала всегда, — сказала она. — Но теперь я поняла, что прежде всего я женщина.

Тогда я заключил ее в свои объятия. Я мог бы держать ее в объятиях вечно — если бы не приходилось время от времени хвататься за штурвал. А наш прекрасный корабль стремился вперед — назад, домой, к Вепайе.