За самой далекой звездой

— В самолете мертвые! — крикнул он своим товарищам.

Старик, бывший у них, по всей видимости, за главного, тоже взобрался на крыло и заглянул вовнутрь. Затем он повернулся ко мне.

— Нужно похоронить твоих товарищей? — спросил он дрогнувшим голосом.

Слова эти были сказаны таким тоном, что у меня мурашки побежали по коже.

Они помогли мне снять патронташи и форму с убитых стрелков, а после этого при помощи своих ножей принялись копать могилы, вычерпывая землю прямо руками. Уложив тела убитых в неглубокие ямы, они присыпали их землей.

Когда, наконец, эта печальная и непродолжительная процедура была закончена, я снял мотор и принялся искать в нем поломку. Двенадцать пуносцев столпились вокруг, и с интересом следили за каждым моим движением. Они буквально засыпали меня вопросами. Больше всего их интересовало, как идет война, когда она кончится и кончится ли вообще. К сожалению, я не мог сказать им ничего утешительного.

Я довольно легко обнаружил повреждение в моторе. Оно оказалось незначительным, и я понял, что необходимый ремонт можно произвести на месте, поскольку инструменты и запасные части мы всегда брали с собой в полет. Однако уже начинало смеркаться, и закончить работу до наступления темноты я все равно бы не успел.

Старик, кажется, понял это и предложил переночевать в их деревне.

Разумеется, я мог бы устроиться на ночлег и в самолете, но обуреваемый любопытством, я решил принять его приглашение. По дороге в деревню он робко взял меня за Руку.

— Можно, мы возьмем оружие и боеприпасы твоих убитых друзей? — попросил он. — С их помощью мы сможем уничтожить больше Капаров.

— А вы умеете с ним обращаться? — спросил я.

— Да, — ответил старик. — Мы уже находили такое оружие в самолетах Капаров, потерпевших здесь аварию, и тех, кого удалось убить, но у нас кончились боеприпасы.

Мы шли сначала по каньону, потом по узкой тропе над обрывом, которая привела нас к небольшой площадке на уступе горной вершины. С отвесной скалы над нами падал водопад, образуя небольшое озеро у ее подножья. Отсюда горный поток устремлялся дальше, к другой отвесной скале, находящейся на расстоянии около мили отсюда. Вдоль одного берега реки, доходя до самого подножия скалы, густо росли деревья, среди которых, надежно укрытая их листвой, и располагалась деревенька.

Прятаться! Все время от кого-то прятаться! Наверное, всю жизнь несчастные живут с этой мыслью. Она не оставляет их ни на минуту. Трудно даже представить кого-нибудь из них, свободно прогуливающимся по поверхности Полоды, не думая о том, как при малейшей опасности укрыться либо под деревом, либо под землей. Неужели нечто подобное произойдет когда-нибудь и на Земле?! Нет, это невозможно! Хотя, с другой стороны, обитателям Полоды это тоже, наверное, казалось невозможным на протяжении тысячелетий. Но сто лет назад все неожиданно изменилось.

В деревне оказалось около сотни жителей: сорок женщин, пятьдесят мужчин и с десяток детей — бедных, истощенных маленьких существ с вытянутыми руками и огромными животами. Видимо, сказывалось скудное питание. Голод здесь пытаются утолить, поедая траву, ветви и листья. Завидев нас, жители деревни с голодными глазами выскочили навстречу. Однако стоило им разглядеть мою синюю форму, как они тут же замерли на месте.

— Это наш друг и гость, — произнес вождь. — Он убил множество Капаров и дал нам оружие и боеприпасы, чтобы мы тоже могли уничтожать их.

При этих словах он продемонстрировал всем свою добычу.

Окружив меня плотным кольцом, эти люди, как и двенадцать их односельчан чуть раньше, засыпали меня бесчисленными вопросами. Особенно подробно они интересовались тем, чем питаются в Унисе. Когда я сказал, что пищи у нас вполне достаточно, они были крайне удивлены, ибо полагали, что Унис подвергся такому же разорению, как и Пунос.

Детишки робко тянули ко мне свои ручонки, стараясь дотронуться. Для них я был существом из другого мира. А я, глядя на их тщедушные, истощенные тела, все больше и больше укреплялся в ненависти к отвратительному режиму, обрекшему их на страдания.

Обнаружившие меня охотники принесли пару маленьких грызунов и какую-то птицу. Женщины быстро развели костер и установили на огонь большой котел, примерно на четверть заполненный водой. Ощипав птицу и сняв шкуру со зверьков, они бросили их в котел, не разделывая тушки. Туда же добавили каких-то растений и корений, а также несколько пригоршней травы.

— Из шкурок получится недурная похлебка на завтрак для наших детей, — пояснила мне пожилая женщина, аккуратно откладывая их в сторону.

Пока хлопотавшие возле огня женщины помешивали это ужасное варево какой-то веткой, вокруг них сгрудились дети, которые жадно вдыхали носами поднимавшийся из котла пар. Взрослые стояли плотным кругом чуть поодаль, тоже не сводя с котла жадных глаз.

Мне не доводилось раньше встречать голодающих, и я молю Бога о том, чтобы подобных встреч не было и впредь. Помочь этим страдальцам я ничем не мог. Наблюдая за ними, я уже нисколько не удивлялся тому, что они едят Капаров. Куда больше поразило меня другое: сколько же доброты и силы воли в этих людях, если, несмотря на постоянно мучающий их голод, они не тронули меня. Ощущая на себе взгляды матерей, я представлял, как они мысленно уже разделывают мое тело, выбирая кусочки поаппетитнее. И вот они добровольно отказались от поживы, хотя их дети изнемогают от недоедания.

Как я уже сказал, среди обитателей деревни было сорок взрослых женщин и всего десять детей. Да и эти-то десять, наверное, чудом выжили в условиях постоянного голода, когда детская смертность должна быть особенно высока. Я понимал, что передо мной — последние представители народа, которому в недалеком будущем суждено исчезнуть вовсе. Что же толку во всех богах и религиях мироздания, если эти люди обречены на вымирание, тогда как Капары живут и плодятся!

Когда, наконец, похлебка была готова, появились небольшие чашки из грубо обожженной глины. Вождь большим деревянным ковшом принялся аккуратно разливать по чашкам содержимое котла. Мне тоже было предложено разделить трапезу с остальными. В ответ я лишь отрицательно покачал головой. Мой отказ, очевидно, обидел вождя.

— Ты гнушаешься нашей скромной пищей? — спросил он.

— Совсем нет, — поспешил успокоить его я. — Я сыт, и завтра снова смогу есть вволю дома. А здесь столько голодных мужчин, голодных женщин и голодных детей!

— Прости меня, — промолвил он. — Ты очень добрый человек. Твою порцию я раздам детям.

Он взял предназначавшуюся мне чашку и разделил ее содержимое между десятью ребятишками, так что каждому из них едва досталось по глотку. Однако дети глядели на меня с такой благодарностью, что слезы невольно выступили у меня на глазах. В общем-то я всегда отличался мягким характером, но до того, как я попал на Полоду, мне никогда не приходилось видеть столько горя, столько мужества, столько силы духа и столько страданий, как на этой несчастной, раздираемой войной планете.

X

На следующее утро в сопровождении всей деревни я направился в каньон, где вчера оставил свой самолет. Мы уже приближались к месту, где должна была стоять моя машина, как вдруг увидели, что один из трех человек, посланных вождем вперед в дозор, со всех ног мчится нам навстречу, знаками показывая, чтобы мы замолчали. Заметно было, что сам он не на шутку взволнован.

— В твоем самолете Капар, — шепотом предупредил он, приблизившись.

— Я пойду вперед, — сказал я вождю. — Возможно, завяжется перестрелка.

— Нам бы тоже следовало захватить с собой оружие, — посетовал вождь. — Почему я не подумал об этом!

Он тут же послал нескольких человек назад, в деревню, за оружием.

Спустившись в каньон, я нашел там двух дозорных. Они прятались в кустах и жестами велели мне тоже укрыться. Однако я не собирался терять время попусту и вместо этого побежал вперед. Я увидел свой самолет как раз в тот момент, когда какой-то мужчина вскарабкивался на крыло. Это, действительно, был Капар, и, подбежав поближе, я немедленно открыл огонь. Пули пролетели мимо цели, но незнакомец, скатившись с крыла, поднял руки вверх в знак капитуляции.

Двигаясь к нему, я все время держал палец на спусковом крючке и, только оказавшись совсем рядом, увидел, что незнакомец безоружен.

— Что ты здесь делаешь, Капар? — обратился я к нему.

По-прежнему не опуская рук, он сделал несколько несмелых шагов ко мне.

— За честь и славу Униса, — произнес он, как пароль, уже знакомые мне слова. — Я никакой не Капар.

С этими словами он снял с головы серый шлем, обнажив копну русых волос. Зная, однако, что среди Капаров тоже попадаются блондины, я не намеревался попадаться на эту уловку.

— Не слишком убедительное доказательство, — скептически заметил я. — Твоей белобрысой головы недостаточно, чтобы заставить меня поверить твоим словам. Если ты в самом деле из Униса, назови сначала себя и скажи, из какого ты города.

— Меня зовут Балзо Джан, — ответил он. — Я родом из Орвиса.

Итак, передо мной стоял брат Балзо Маро, которого сама она считала погибшим. Хотя такое вполне могло случиться, я все еще не был уверен до конца, что незнакомец именно тот, за кого себя выдает.

— Как ты сюда попал? — продолжил я свои расспросы.

— Мой самолет был подбит в бою примерно в двухстах милях отсюда, — ответил он. — Нам удалось благополучно приземлиться, но Капары, заметив это, попытались нас добить. Их было четверо, а нас трое. Мы уничтожили их всех, но двое моих товарищей погибли в бою. Зная, что я нахожусь на территории Эприса, покоренного Капарами, я решил для маскировки переодеться в форму одного из убитых неприятельских летчиков.

— Почему же ты не взял оружие и боеприпасы?

— В бою мы израсходовали все боеприпасы, — объяснил он, — а оружие без патронов — только лишняя обуза в пути. Последней пулей, которая у меня оставалась, я прикончил последнего Капара.

— Не знаю, — задумчиво произнес я. — Может, так оно все и было. Назови-ка мне лучше имена друзей своей сестры.

— Пожалуйста, — согласился он. — Ее лучшие друзья Харкас Ямода и Харкас Дан, дочь и сын Харкаса Йена.

— Похоже, ты говоришь правду, — наконец решил я. — Там, в самолете, позади кабины пилота, есть пара комплектов синей формы. Переоденься и давай вместе займемся мотором.

— Гляди, — закричал вдруг Балзо Джан, указывая рукой в сторону. — Там какие-то люди. Они приближаются сюда и, по-моему, собираются напасть на нас.

Я повернулся и увидел своих гостеприимных хозяев, подкрадывающихся к нам с луками и стрелами наготове.

— Все в порядке, — крикнул я им. — Это друг.

— Если он твой друг, то ты и сам, должно быть, Капар, — отозвался вождь.

— Он не Капар, он друг, — снова повторил я и, повернувшись к Балзо Джану, велел ему немедленно переодеться в синюю форму.

— Поди знай, может, ты обманул нас, — не унимался вождь. — Как после всего мы можем верить тому, что ты не Капар?

— Наши дети очень хотят мяса, — завопила какая-то женщина в толпе, стоявшей позади вождя. — Наши дети голодны, мы сами голодны, а тут двое Капаров.

Дело оборачивалось пренеприятнейшим образом. Пуносцы приближались все ближе, окружая нас со всех сторон. Еще немного — и кольцо сомкнется. Я засунул свой пистолет в кобуру, когда убедился, что Балзо Джан не Капар, а вступив в переговоры с вождем, не успел снова вытащить его. Честно говоря, я никак не предполагал подобного развития событий.

— Мы ваши друзья, — принялся убеждать я вождя. — Видишь, я совсем не боюсь вас. И потом, будь я Капаром, разве бы я дал тебе три пистолета и боеприпасы в придачу? Неужели ты думать, что я оставил бы в живых этого человека, — тут я указал рукой на Балзо Джана, — если бы не был убежден в том, что он тоже из Униса?

Вождь недоверчиво покачал головой.

— Это так, — промолвил он. — Будь ты Капаром, ты бы, конечно, не дал нам ни оружия, ни боеприпасов. Но откуда ты можешь знать, что этот человек не Капар? — спросил он с явным подозрением.

— Он брат моей хорошей знакомой, — пояснил я. — Его самолет был подбит, а сам он переоделся в форму неприятеля, убитого им, в целях маскировки, потому что знал, что находится на территории, контролируемой Капарами.

Как раз в это время Балзо Джан появился из самолета, переодевшись в форму Вооруженных Сил Униса — синий костюм, ботинки и шлем.

— Ну что, похож он на Капара? — спросил я.

— Нет, — согласился наконец вождь. — Но и ты должен нас понять и простить. Мои люди ненавидят Капаров, к тому же они очень голодны.

С помощью Балзо Джана я довольно быстро починил мотор и вскоре после полудня мы были готовы к отлету. Когда самолет уже поднялся в воздух, я бросил прощальный взгляд на приютивших меня людей. В молчании, печальными глазами они глядели вслед самолету, уносившему нас в страну изобилия.

Когда мы поднялись над горной цепью, лежавшей на пути к побережью, я заметил вдали, слева по курсу, три самолета. Они двигались в юго-западном направлении в сторону Капары.

— Я думаю, это Капары, — сказал Балзо Джан.

Хотя мы находились на изрядном расстоянии от них, я не усомнился в правоте высказанного моим спутником предположения. Ему, как человеку бывалому, по-видимому, не стоило труда и издали отличить по очертаниям свои самолеты от неприятельских.

Между тем, машины развернулись и направились в нашу сторону. Чьими бы они в конечном итоге не оказались, несомненно было, что они заметили нас и приближаются.

Если это были самолеты Вооруженных сил Униса, нам не угрожала никакая опасность. Но даже, окажись они в самом деле Капарами, оснований для страха тоже не было никаких: моя машина по скорости превосходила их, как минимум, на сто миль в час. Они находились в удобной позиции и могли бы запросто преградить нам путь, но, как видно, малая мощность двигателя не позволяла им этого сделать. Наш самолет летел со скоростью четыреста миль в час, но я решил прибавить газу. Ввязываться в бой, не имея никаких шансов на успех, не хотелось. Судите сами, много ли бы могли с нашими двумя пулеметами против трех неприятельских машин, на каждой из которых находилось по три или четыре орудия. Я отчаянно жал на газ, но мотор почему-то не реагировал. Я сообщил об этом Балзо Джану.

— Придется принять бой, — подумав, заявил он. — А мне так хочется скорее вернуться домой и прилично поесть. Я почти три дня ничего не ел.

По правде сказать, и мне хотелось того же, поскольку я тоже давно толком ничего не ел, да и от постоянных боев немного устал.

— Это точно Капары, — подтвердил Балзо Джан через некоторое время.

Теперь и у меня не оставалось на этот счет никаких сомнений: черный цвет крыльев и фюзеляжей самолетов красноречиво свидетельствовал об этом. Мы должны были встретиться над последним и самым крупным из всех островов, носившим название Остров Отчаяния. Сюда отправляли закоренелых преступников и тех жителей Униса, которых подозревали в измене родине, но из-за отсутствия доказательств не применяли к ним высшую меру наказания.

Я по-прежнему колдовал над рычагами управления, стараясь хоть чуть-чуть прибавить скорость, когда раздались первые залпы. Один из вражеских самолетов шел прямо на нас, ведя огонь из переднего орудия. Балзо Джан выстрелил в него разрывным снарядом. Я увидел, как у машины разнесло пропеллер и она резко пошла вниз, к Острову Отчаяния.

— Так, с одним покончено, — радостно вскрикнул Балзо Джан.

Тут неожиданно мотор нашего самолета заработал в полную силу, и мы быстро отдалились на безопасное расстояние от двух оставшихся неприятельских машин, которые Балзо Джан, не переставая, обстреливал из пулемета.

В общем-то, нас бы должны были подбить по меньшей мере раз пятьдесят, но сверхпрочный пластик, из которого были изготовлены крылья и фюзеляж, делали самолет неуязвимым для пулеметов противника. Роковым могло стать лишь попадание в пропеллер или приборную доску. Ну и, разумеется, серьезную опасность для нашего быстрого и легко вооруженного истребителя представляли штурмовики и бомбардировщики с их мощными орудиями.

— Слушай, мне противно убегать от Капаров, — прокричал я, повернувшись к Балзо Джану. — Может, останемся и расправимся с ними?

— Мы не имеем права ввязываться в этот безнадежный бой, — резонно заметил он. — Что толку? Только потеряем самолет и сами погибнем.

Пожалуй, в этом он был совершенно прав. Балзо Джан лучше меня знал правила игры. Я включил максимальную скорость, и наш самолет быстро оставил машины Капаров далеко позади. Видно, поняв, что за нами им все равно не угнаться, они развернулись и продолжали свой путь в сторону Капары.

Передняя кабина пилота рассчитана на двоих, хотя в задней тоже имеется приборная доска. Тем не менее, по двое в переднюю кабину садятся крайне редко — разве что во время тренировочных полетов. К тому же она оснащена одним единственным пулеметом, а военные руководители Униса стараются с наибольшей эффективностью использовать каждого человека. Так или иначе, но место рядом со мной было свободно, и я пригласил Балзо Джана перебраться вперед.

— Если снова появятся Капары, — сказал я, — ты можешь вернуться назад, к своему пулемету.

— Знаешь, — начал он, перебравшись ко мне в кабину и устроившись рядом на сиденье, — с того момента, как ты в первый раз увидел меня возле самолета, когда я пытался вскарабкаться на крыло, у нас минуты свободной не было, чтобы поближе познакомиться. Я даже не успел спросить, как тебя зовут. У меня много знакомых в Вооруженных Силах, но я что-то не припоминаю, чтобы мы с тобой прежде встречались.

— Меня зовут Тангор, — ответил я.

— А, так ты и есть тот самый парень, которого моя сестра нашла совершенно голым после очередного налета Капаров, — произнес он.

— Тот самый, — подтвердил я. — А твоя сестра, между прочим, оплакивает тебя как погибшего в бою. Я как раз виделся с ней у Харкасов накануне своего последнего вылета.

— Моя сестра никогда не плачет, — возразил он, гордо подняв голову.

— Пускай так, — согласился я. — Она плачет про себя, никому этого не показывая. Хотя порой для женщины было бы лучше выплакаться от души. Мне кажется, что, если бы женщины Полоды иной раз давали волю слезам, это бы немного облегчило их страдания.

— Когда-то они, вероятно, плакали, — сказал он, — но уже давно забыли вкус слез. Если наши женщины будут плакать всякий раз, когда для этого есть повод, вся их жизнь превратится в непрерывный плач. Они не могут позволить себе этого — есть занятия поважнее! Им приходится много работать. Сам понимаешь, война.

XI

Война! Вот ответ на любой вопрос. Вся деятельность этих людей, все их помыслы подчинены одному — войне. С рождения и до смерти они не знают ничего, кроме войны. Чем бы они ни занимались, о чем бы ни думали, все направлено к единой цели — сделать страну более приспособленной к войне.

— Ты, наверно, здорово ненавидишь войну? — сказал я Балзо Джану.

Он посмотрел на меня с нескрываемым изумлением.

— Отчего же? — недоумевающе спросил он. — Что бы мы делали, если б не война?

— Ну а женщины? — не унимался я. — Им-то каково?

— Пожалуй, — согласился Балзо Джан. — Им приходится нелегко. Мужчины умирают только один раз, женщины страдают все время. Конечно, это тяжело. Но я представить себе не могу, чем бы мы занимались, если б не было войны.

— Вы, к примеру, могли бы, ничего и никого не опасаясь, гулять под солнцем, — сказал я. — Восстановили бы свои города на поверхности планеты, посвящали бы свои досуги культурным развлечениям и иным удовольствиям. Вы могли бы вести торговлю с другими странами, путешествовать по свету и, куда бы ни отправились, повсюду находили бы друзей, а не врагов.

Балзо Джана мои слова, по всей видимости, не очень убедили, и он посмотрел на меня скептически.

— Что, в том мире, из которого ты попал к нам, люди живут именно так? — недоверчиво поинтересовался он.

— Увы, незадолго до моего появления здесь, на Земле тоже началась большая война, в которую оказалось втянуто несколько стран, — вынужден был признать я.

— Вот видишь, — подхватил Балзо Джан, — война — это естественное состояние людей, вне зависимости от того, в каком мире они живут.

Тем временем мы пролетали уже над южной оконечностью Униса. Слева от нас виднелись великолепные горные вершины Лораса, а справа — огромная река, впадающая в море к югу от Орвиса. Это, действительно, гигантская река, протяженностью примерно в пять тысяч миль. Сравнить ее можно, пожалуй, только с Амазонкой. Расстилавшаяся под нами местность отличалась чрезвычайной красотой, следов войны почти не было заметно. Здесь повсюду расположены крупные подземные города, и Трудовые Отряды немедленно ликвидируют все последствия налетов авиации Капаров, едва только улетают самолеты противника.

Во всех направлениях внизу расстилались зеленые поля — свидетельство того, что, несмотря на ожесточенные бомбардировки Капаров, на этом континенте по-прежнему активно занимаются сельским хозяйством. Но я-то хорошо знал, чего стоит этим людям вырастить и собрать урожай, подвергаясь непрерывным налетам и бомбардировкам врага.

Однако с высоты эти места казались поистине райским уголком. Может, размышлял я, они и определены мне свыше для той самой загробной жизни, на которую надеются и о которой молят Господа миллионы людей на Земле? Я уже вполне готов был поверить, что мое чудесное перемещение в другой мир — случай вовсе не исключительный и не единственный в своем роде. В огромной Вселенной могут находиться миллионы планет, так далеко отстоящие от Земли, что ее обитатели никогда не узнают о их существовании.

Я поделился своими мыслями с Балзо Джаном.

— Раньше, до войны, наш народ исповедовал религию, согласно которой после смерти человек попадает на Увалу, одну из планет нашей солнечной системы, находящуюся по другую сторону от Омоса, — ответил он. — Но сейчас у нас нет времени на религию, мы должны постоянно думать только о войне и заниматься только ею.

— Так ты не веришь в загробную жизнь? — спросил я. — Знаешь, я прежде тоже не верил, а теперь верю.

— А ты действительно попал к нам из другого мира? — поинтересовался Балзо Джан. — Ты на самом деле умер там и возродился здесь, на Полоде?

— Я знаю одно: я был сбит вражеским самолетом за линией фронта, — уклончиво ответил я. — Пулеметная очередь пробила мне сердце, и в течение пятнадцати секунд я еще сохранял сознание. Отчетливо помню, как самолет потерял управление и стал падать на землю. А человек с простреленным сердцем, падающий на землю в неуправляемом самолете с высоты десять тысяч футов едва ли может остаться в живых,

— Я с этим вполне согласен, — подтвердил Балзо Джан. — Но как ты попал сюда?

Я пожал плечами.

— Мне известно об этом не больше, чем тебе, — ответил я. — Порой мне кажется, будто все происходящее со мной — всего лишь сон, и я вот-вот должен проснуться.

Балзо Джан покачал головой.

— Ты-то, может быть, и спишь, — произнес он. — А я нет. Я нахожусь здесь и знаю, что ты тоже здесь, рядом со мной. Возможно, ты покойник, однако по тебе этого никак не скажешь. Кстати, каково оно, умирать?

— Знаешь, ничего страшного, — заверил я. — У меня было секунд пятнадцать, чтобы осознать, что произошло, но я умирал счастливым человеком, потому что сбил два из трех атаковавших меня вражеских самолетов.

— Да, странная штука жизнь, — промолвил мой спутник. — Благодаря тому, что ты был убит на войне где-то за миллионы миль от Полоды, я сейчас жив и нахожусь в безопасности. Не знаю, что тебе еще сказать, но мне остается лишь радоваться, что тебя сбили.

Над Унисом выдался спокойный день. Мы долетели уже до гор на юге Орвиса, так и не встретив больше ни единого вражеского самолета. Когда горный хребет остался позади, я снизился до высоты примерно в сто футов. Мне нравится вести машину на малой высоте — это скрашивает монотонность долгих полетов. К тому же обычно нам приходится летать на таких больших высотах, с которых почти невозможно разглядеть местность.

Едва мы снизились, как мое внимание привлек некий предмет под нами, светящийся, как золото.

— Как ты думаешь, что бы это могло быть? — спросил я у Балзо Джана, накренив самолет так, чтобы ему тоже было видно.

— Не знаю, — отозвался он. — Вообще-то очень похоже на то, что это лежит женщина. Но с какой стати женщина разлеглась под открытым небом, вне всякого укрытия, да еще в такой дали от города, я просто ума не приложу.

— Давай спустимся и поглядим, — предложил я.

Я еще сбросил высоту, и мы сделали пару кругов над этим местом. Действительно, на земле лежала женщина, незамужняя, как я понял по ее одежде из золотых пластин. Она лежала совершенно неподвижно, словно спала.

Посадив самолет, я подрулил совсем близко к ней и остановил машину.

— Оставайся здесь, Балзо Джан, и будь начеку, — велел я своему спутнику.

Я уже привык к тому, что нельзя ни на секунду забывать о Капарах и быть готовым либо убегать, либо прятаться в укрытие, либо принимать бой.

Выпрыгнув из кабины на землю, я подошел к девушке. Она лежала лицом вниз. Шлем свалился с ее головы, рыжие волосы разметались в беспорядке. Я опустился на колени и повернул ее на спину. Едва я увидел лицо девушки, как сердце чуть не выскочило у меня из груди, — передо мной лежала Харкас Ямода, малышка Харкас Ямода, убитая или раненная.

Я заметил кровь на ее губах и решил было, что она мертва. Но я не хотел верить в это. Я просто не мог представить себе, что ее больше нет в живых. Приложив ухо к груди Ямоды и внимательно прислушавшись, я ясно ощутил биение ее сердца. Взяв тело девушки на руки, я бережно перенес его в самолет.

— Это Харкас Ямода, — сообщил я Балзо Джану, передавая ее ему на руки. — Она, по-моему, еще жива. Положи ее в заднюю кабину.

Затем я взобрался на крыло и велел Балзо Джану садиться за штурвал и запускать мотор.

Сам я устроился сзади, бережно держа на руках Харкас Ямоду. Пока мы разгонялись по земле, набирая скорость, самолет сильно подбрасывало на кочках и рытвинах, и я очень боялся, что эта тряска еще больше повредит Ямоде. Аккуратно вытирая кровь, время от времени появлявшуюся у нее на губах, я не переставал молить Бога, чтобы все обошлось благополучно. Что еще мог я сделать? Кажется, последний раз я молился в детстве, маленьким мальчуганом, сидя на коленях у матери. Меня, помнится, тогда очень волновало, где же все-таки находится Бог, слышит ли он меня, и я был уверен, что он должен обитать где-нибудь высоко-высоко, на небесах.

Не прошло и пятнадцати или двадцати минут, как Балзо Джан уже посадил самолет возле Орвиса и вырулил на полосу, ведущую на подземный аэродром.

На каждом аэродроме постоянно дежурит несколько машин скорой помощи, так как в возвращающихся экипажах всегда есть раненые, нуждающиеся в помощи. К тому же совсем рядом располагался госпиталь. Туда-то я и повез Харкас Ямоду, предварительно велев Балзо Джану поставить в известность о случившемся ее отца.

Я нервно шагал по коридору госпиталя возле двери в операционную, куда только что увезли Ямоду. Там над ее телом священнодействовали хирурги. Они работали очень быстро, и к тому времени, как подъехали Харкас Йен, Дан и мать Ямоды, ее уже перевезли в палату. Молча, в глубокой тревоге стояли мы возле койки, на которой без всяких признаков жизни лежало маленькое тельце Ямоды.

— Как вы думаете, все это произошло? — обратился я к Харкасу Йену, первым нарушив тягостное молчание. — Есть у вас какие-нибудь предположения?

Он с минуту молчал, глядя мимо меня, будто не расслышал или не понял вопроса, а затем кивнул головой.

— Да, — сказал он. — Ямода с компанией своих друзей отправилась на загородную прогулку, где на них внезапно напали Капары. Мужчинам удалось уложить нескольких из них на месте, а девушки бросились бежать. Один из Капаров догнал Ямоду и потащил с собой.

— Скорее всего, ей удалось выпрыгнуть из самолета, — вмешался в разговор Дан.

— Ах, эти самолеты! — с горечью воскликнула мать Ямоды. — Самолеты! Вот оно, наше проклятие! Если верить истории, то, когда только был изобретен самолет и человек впервые поднялся в воздух над Полодой, повсюду царило всеобщее ликование, а самих авиаконструкторов окружили неслыханным почетом. Тогда всем казалось, что самолеты сблизят людей, сократят не только расстояния между ними, но уничтожат также взаимные страхи и подозрения. Ждали, что с появлением этих летательных аппаратов изменится само общество, люди станут сплоченнее и дружнее и начнется лучшая и счастливейшая жизнь. Казалось, самолеты ускорят развитие цивилизации. А что получилось на самом деле?! Они, напротив, только испортили девять десятых всего, что было достигнуто людьми на Полоде, а в остальном надолго затормозили прогресс. Самолеты разрушили сотни тысяч городов и уничтожили миллионы людей. Тех же, кто остался в живых, загнали под землю и обрекли на унизительное существование, заставив вечно скрываться и дрожать от страха. Самолеты! Что бы вы там ни говорили, это — сущее проклятие. Я ненавижу их! А за что, скажите, я должна их любить? Они унесли жизни тринадцати моих сыновей, а теперь вот добрались и до дочери.

— Что поделаешь, война, — произнес Харкас Йен, понурив голову.

— Это не война, — вскрикнула женщина.

Ее всегда печальное лицо выражало сейчас гнев и возмущение. И, не в силах больше ничего сказать, она простерла руки к койке, на которой лежало безжизненное тело ее дочери.

— Да, — согласился я, — это не война, это насилие и убийство.

— Чего еще можно было ждать от этих Капаров? — сказал Харкас Дан. — Но за это они заплатят.

— Они заплатят за это, — словно клятву, повторил я вслед за ним.

Тут вошли хирурги, и мы разом, не сговариваясь, вопросительно глянули на них. Старший врач положил руку на плечо матери Ямоды и улыбнулся.

— Она будет жить, — произнес он. — Повреждения оказались не слишком серьезными.

Да, хоть использование самолетов в военных целях и «стало проклятием для человечества, тем не менее именно благодаря самолету брату Балзо Маро удалось вернуться на родину, а маленькая Ямода будет жить.