ГЛАВА XI

– Черт побери! Что за страна, – ворчал Шримп, когда они поднимались по крутой тропинке на рассвете следующего дня. – Если не ползешь вниз в яму, то выбираешься из нее наверх!

– Посмотри, человек, какой замечательный вид! Или твои глаза не воспринимают красоту? – иронично ответил ему Бубенович.

– У моих ног нет глаз, чтобы воспринимать что-либо, кроме усталости.

Но все когда-нибудь кончается, и, наконец, они достигли края обрыва. Тарзан осмотрел тропу.

– Здесь недавно проходил туземец. Вероятно, вчера поздно вечером, и он наверняка мог легко увидеть нас. Он несколько минут стоял как раз здесь, а отсюда прекрасно была видна наша стоянка с костром.

Пока маленький отряд продолжал свой путь по тропе в лес, Амат, задыхаясь, успел добраться до деревни. Он был так возбужден от желания поскорее выложить офицеру свою драгоценную информацию, что забыл поклониться солдату, за что получил затрещину и едва не был проткнут штыком. Найдя лейтенанта Кумайро Тэда и не забыв на сей раз предварительно поклониться, он отбарабанил отчет о том, что видел. Тэда, не понимая ни слова на туземном диалекте и будучи особенно не в духе по утрам, пнул Амата ногой в пах. Амат вскрикнул, схватился за живот и опустился на землю. Тэда вытащил свою саблю – ему давно не приходилось отрубать голову, и он был склонен сделать это перед завтраком.

Стоявший рядом сержант, который понимал туземный диалект, сделал шаг вперед, отдал честь и поклонился. Шепелявя, он сообщил уважаемому лейтенанту, что Амат видел отряд белых и что об этом он и пытался рассказать уважаемому лейтенанту.

Пройдя около двух миль от того места, где они вошли в лес, Тарзан остановился и тщательно исследовал тропу.

– Здесь, – объяснил он, – наш туземец залез на дерево, спасаясь от тигра. Он оставался на этом дереве всю ночь и слез с него недавно, вероятно, как только рассвело.

Они пошли дальше и вскоре подошли к разветвлению тропинки. Тарзан снова остановился и показал, какой дорогой пошел туземец. На другом ответвлении тропинки он увидел доказательства того, что по ней прошли несколько человек.

– Это – не туземцы, – сказал он, – но я думаю, что это и не японцы. Здесь следы ног очень больших людей. Джерри, вы со своими товарищами исследуйте тропу, по которой пошел туземец, а я исследую другую. Может быть, эти парни окажутся голландскими партизанами. Если это так, то они могут оказаться очень полезными для нас. Не идите очень быстро, чтобы я смог вас догнать.

– Мы, вероятно, придем к туземной деревне, – заметил Джерри. – Может быть, нам лучше укрыться в джунглях, пока вы не возвратитесь, и тогда мы сможем подойти к ней все вместе. А пока я поищу подходящее место наверху для ночлега.

Тарзан кивнул в знак согласия, вскочил на ближайший сук и начал прыжками передвигаться по деревьям, следуя в направлении левого ответвления тропы. Они наблюдали за ним, пока он не скрылся из поля зрения.

– Этот парень любит путешествовать самым трудным образом, – сказал Шримп.

– Это не кажется трудным, когда смотришь на него, – возразил Бубенович. – Трудно только, когда мы сами пытаемся последовать его примеру.

– Это идеальный способ путешествовать в данных условиях, – сказал Джерри. – Не остается никаких следов и дает ему все преимущества перед любым врагом, который может повстречаться.

– Кроме того, это – красиво, – добавила Корри. – Он очень грациозен и двигается так уверенно. Она вздохнула.

– Если бы мы все могли так передвигаться, насколько безопаснее мы бы себя чувствовали!

Они неспешно шли по тропе по направлению к деревне Амата. Бубенович шел впереди, Розетти – за ним, Джерри и Корри в нескольких ярдах сзади замыкали шествие. Затем Корри остановилась, чтобы снова завязать тесемки на одном из своих мокасинов, а Джерри подождал ее.

Остальные скрылись из вида за поворотом тропы.

– Не чувствуете ли вы себя немного покинутым без Тарзана? – спросила она.

Корри выпрямилась. Потом у нее вырвалось легкое восклицание сожаления.

– О, я не имела в виду, что у меня нет доверия к вам, Бубеновичу и Розетти, но… Джерри улыбнулся.

– Не извиняйтесь. Я чувствую то же самое, что и вы. Все мы находимся здесь в непривычной обстановке, а он – нет. Он чувствует себя как дома. Я не знаю, что бы мы делали без него.

– Мы были бы совсем как дети в…

– Слышите? – внезапно прервал ее Джерри. Он услышал впереди голоса и хриплые выкрики на чужом языке.

– Это японцы!

Джерри побежал вперед, но тут же остановился и побежал назад. Для него это было трудное решение. Он должен был либо покинуть двух своих сержантов, либо девушку. Но он мог и привык принимать трудные решения.

Джерри схватил Корри за руку и потащил в чащу зарослей кустарников, росших по бокам тропы. Они прокладывали свой путь все дальше и дальше, пока звуки голосов перестали доноситься до них. Это означало, что японцы остановились и занялись исследованием тропы.

Джерри и Корри легли на землю, скрывшись в буйной экваториальной зелени. Можно было пройти на расстоянии фута от них и не заметить.

Дюжина японских солдат нагрянула так неожиданно, что Бубенович и Розетти не успели ничего предпринять. Японцы окружили их и проткнули бы их штыками, если бы не вмешался лейтенант Тэда. Он говорил по-английски, так как когда-то работал мойщиком посуды в отеле, в те времена, когда посещал лекции в университете, и по их произношению сразу же понял, что пленники – американцы. Отвечая на его вопросы, каждый из них назвал свое имя, чин и порядковый номер.

– Вы с того бомбардировщика, который был сбит? – спросил Тэда.

– Мы дали вам все необходимые сведения, которые могли и должны были дать.

Тэда сказал что-то по-японски солдату. Тот выступил вперед и приставил острие своего штыка к животу Бубеновича.

– Теперь вы будете отвечать на мои вопросы? – проворчал Тэда.

– Вы ведь знаете правила поведения с военнопленными. Впрочем, я думаю, для вас нет никакой разницы. Что касается меня, я больше не буду отвечать на ваши вопросы.

– Вы проклятый дурак! – отрезал Тэда. Он повернулся к Розетти.

– А как настроены вы? Вы будете отвечать?

– Ничего у вас не выйдет, – сказал Розетти.

– В вашей группе было пятеро: четверо мужчин и девушка. Где остальные трое? Где девушка? – настаивал японец.

– Вы насчитали пять человек в нашей группе? А умеете ли вы считать?

– Хорошо, я дам вам время подумать один день. Завтра утром вы ответите на все мои вопросы или будете обезглавлены.

– Огда-тэй я-эй машю-дуэй э-ней рак-дуэй ноэй, – сказал Розетти Бубеновичу.

– Вы можете держать пари на свою жизнь, что я не такой дурак, как вы считаете, янки, – сказал Тэда. На лице Шримпа было написано, как он удручен.

– Черт возьми! Кто бы мог подумать, что японец понимает блатной жаргон! – пожаловался он Бубеновичу.

Тэда послал двоих своих солдат дальше по тропе разыскивать остальных членов отряда, а сам вместе с другими солдатами повернул обратно, ведя пленников к деревне Амата.

Джерри и Корри слышали все, что было сказано. Они слышали, как японцы ушли, но не знали, что двое были посланы на их поиски.

Считая себя в безопасности, они выбрались из своего убежища.

Тарзан легко передвигался по средней террасе леса и пробежал уже около двух миль, когда его внимание было привлечено какой-то суматохой впереди. Он услышал знакомое рычание, ворчание и болтовню больших обезьян и догадался, что они нападают, или на них нападают враги. Вскоре он увидел четырех взрослых орангутангов, возбужденно прыгавших среди ветвей огромного дерева. Они метались в разные стороны, нанося удары и крича. И тут он увидел объект их гнева – питона, державшего в своих кольцах молодого орангутанга. Змея еще не успела удушить свою жертву, поскольку была вынуждена отражать атаки обезьян. Истошные крики молодого орангутанга доказывали, что он еще жив.

Тарзан задрожал от желания сразиться со своим давним врагом – змеей Гистой. Ему хотелось также помочь своим друзьям мангани – большим обезьянам. Мысль о том, что признают ли они его за друга или нападут на него, как на врага, не отпугнула его.

Он быстро прыгнул на дерево, где происходила битва, но на ветку, расположенную выше питона.

Участники этой первобытной драмы были так поглощены ее исходом, что никто не осознал присутствия Тарзана, пока он не заговорил, желая узнать, понимают ли они его, подобно Тантору.

– Криг-ах! – крикнул он. – Тарзан бундоло Гистах. Обезьяны замерли и посмотрели вверх. Они увидели почти нагого человека, балансировавшего на ветке выше питона. В его руке блестел клинок.

– Бондоло! – закричали они, что означало: «Убей!»

Тарзан очень обрадовался, что они его поняли. Потом он прыгнул на питона. Сильные пальцы сжали, как клещами, шею питона, а острый клинок глубоко вонзился в извивающееся тело. Кольца конвульсивно вздрогнули, освободили молодую обезьяну и попытались опутать тело Тарзана. Отчаянно борясь за жизнь, питон отпустил ветки дерева, за которые держался, и свалился вниз, увлекая за собой Тарзана.

Другие ветви сдерживали их падение, и Тарзан не ушибся. Удав так извивался, что Тарзану никак не удавалось повторить удар ножом. Не смотря на то, что змея была тяжело ранена, она все же оставалась грозным противником. Если бы ей удалось схватить Тарзана своими мощными кольцами, его тело было бы тут же раздавлено.

Четыре обезьяны спрыгнули одна за другой на землю. Обезьяны с рычанием и криками отодрали кольца питона от человека, что дало Тарзану возможность снова нанести удар ножом, и отрубленная голова змеи покатилась по земле. Затем он повернулся к обезьянам лицом, поставив ногу на мертвую голову, и, подняв лицо к небу, испустил победный клич обезьяны-самца. Клич прозвучал дико и таинственно в густом лесу, и на несколько минут все голоса в джунглях замерли.

Обезьяны посмотрели на человека. Испокон веков его порода была их естественным врагом.

Был ли этот странный человек их другом или врагом?

Тарзан ударил себя в грудь и сказал:

– Тарзан.

Обезьяны кивнули и повторили его имя.

На языке больших обезьян это слово означало:

«Белая кожа».

– Тарзан йо, – сказал человек. – Мангани йо?

– Мангани йо, – ответил самый старший и крупный самец, подтверждая тем самым, что обезьяны – друзья Тарзана.

Неожиданно послышался шум, но тот, который вызывается сильным порывом ветра – шелест и шуршание листьев и ветвей. Обезьяны и человек выжидающе замерли на месте. Все обезьяны узнали источник шума, человеку же было не известно, что он мог предвещать.

Вскоре он увидел десять или двенадцать огромных черных фигур, несшихся к ним по деревьям. Обезьяны спрыгнули на землю и окружили Тарзана. Они примчались на его пронзительный крик, чтобы узнать его причину, ведь это мог быть победный крик самца из враждебного племени или вызов на битву.

Обезьяны подозрительно рассматривали Тарзана, некоторые из них оскалили клыки. Он был человеком, их природным врагом. Они смотрели то на Тарзана, то на Угло, самого старшего и самого крупного из самцов. Угло указал на человека и произнес:

– Тарзан йо.

Потом на своем примитивном языке, дополняемом знаками и жестами, он рассказал о том, что сделал Тарзан. Вновь прибывшие кивали головами в знак понимания, все, кроме одного – Ойу. Полный сил молодой орангутанг угрожающе обнажил свои клыки.

– Ойу бундоло! – прорычал он, что означало:

«Ойу убьет!»

Ванда, мать маленькой обезьянки, спасенной от питона, прижалась к Тарзану, поглаживая его грубой мозолистой лапой.

Она встала между человеком и Ойу, но Тарзан осторожно отодвинул ее в сторону.

Ойу бросил ему вызов, который Тарзан не мог не принять, если хотел сохранить уважение племени. Он знал это и, хотя вовсе не испытывал желания драться, вытащил свой нож и направился к рычащему Ойу.

Стоя на лапах, Ойу достигал почти шести футов в высоту и весил не менее трехсот фунтов. Это был действительно грозный противник. Его длинные передние лапы, огромные бицепсы, громадные клыки и сильные челюсти могли поспорить в эффективности с оружием Тарзана.

Ойу тяжело двинулся вперед, мозолистые пальцы его ног опирались на землю.

Угло хотел вмешаться и сделал было нерешительный жест, чтобы встать между ними, но Угло уже начал стареть. Он знал, что Ойу непрочь был бы заменить его на посту вожака. Если он сейчас вмешается, то только может ускорить момент своего свержения с престола. Он передумал. Зато Ванда отчаянно бранилась, ей помогали в этом другие обезьяны, бывшие свидетелями самоотверженного подвига Тарзана.

Однако, Ойу это не могло удержать.

Переваливаясь с ноги на ногу, он самоуверенно приближался к противнику, полный презрения к этому представителю хилых людей. Он может свалить его на землю одним ударом. И он вытянул вперед свою длинную лапу. Это была его тактическая ошибка. Тарзан тут же изменил план действий. Взяв нож в рот и сжимая его лезвие зубами, он прыгнул и ухватился сильными пальцами за протянутую лапу Ойу, а именно, за запястье, быстро повернулся, наклонился вперед и перебросил орангутанга через голову. Тот тяжело грохнулся на спину.

Ревя от ярости, Ойу неуклюже поднялся на ноги. Тарзан быстро прыгнул ему на спину, пока тот не опомнился, обвил ногами его тело, а левой рукой – шею. Потом он прижал острие своего ножа к боку зверя и нажал на него, пока Ойу не закричал от боли.

– Ка-года? – спросил Тарзан.

Это слово на обезьяньем языке означало капитуляцию.

В ответ Ойу протянул свою длинную лапу за спину, чтобы схватить противника.

Нож снова воткнулся, на этот раз еще глубже. Снова Тарзан спросил:

– Ка-года?

Чем больше Ойу стремился сбросить своего противника со спины, тем глубже нож проникал в его тело. Тарзан мог убить его, но не хотел этого. Сильный молодой самец нужен был племени, а это племя было настроено к нему очень дружелюбно.

Ойу продолжал упорствовать, хотя кровь заливала его бок. Тарзан передвинул острие ножа к шее Ойу и воткнул его так, чтобы вызвать новое кровотечение и причинить острую боль.

– Ка-года! – прорычал Ойу.

Тарзан тут же отпустил его. Ойу тяжело отошел и присел на корточки зализывать свои раны. Тарзан знал, что он нажил себе врага, но врага, который всегда будет бояться его.

Он знал также, что упрочил свое положение как равного в племени. Теперь они навсегда останутся его друзьями.

Он обратил внимание Угло на следы людей на тропе.

– Тармангани? – спросил он.

– Сорд тармангани, – ответил Угло, что означало:

«Плохие белые люди».

Тарзан знал, что для больших обезьян все белые люди – плохие, поэтому он и захотел разузнать о прошедших здесь путниках поподробнее: они могли оказаться очень полезными союзниками.

Он спросил Угло, есть ли у этих белых людей какой-нибудь лагерь, или они проходили здесь только мимо. Угло сказал, что у них есть лагерь. Тарзан спросил как далеко их месторасположение. Угло протянул свои лапы во всю длину к солнцу, затем поставил ладони одна против другой на расстоянии приблизительно фута – столько солнце проходит за час.

Тарзан понял, что лагерь белых был приблизительно на расстоянии трех миль – столько, сколько обезьяны обычно проходят за час.

Он влез на дерево и двинулся в направлении лагеря тармангани. На языке обезьян не существовало слова «до свидания», и члены племени невозмутимо вернулись к своей обычной деятельности. Ойу залечивал свои раны, но все еще свирепел и обнажал свои клыки на каждого, кто только приближался к нему.

ГЛАВА XII

Джерри страдал от угрызений совести.

– Я чувствую себя подлецом, – сказал он. – Я оставил парней на произвол судьбы, а сам спрятался. Но я не мог рисковать и бросить вас одну, Корри, чтобы вы попали в плен.

– Даже если бы меня здесь не было, – утешала его Корри, – самое лучшее было сделать именно то, что вы сделали. Если бы вас взяли в плен вместе с ними, вы бы не смогли никак помочь им. Теперь, возможно, вы, Тарзан и я сможем что-нибудь предпринять и спасти их.

– Благодарю за такие слова, однако, я… Он внезапно замолк, прислушиваясь.

– Кто-то идет, – произнес он шепотом. Он потащил девушку обратно в кусты. Из своего укрытия они могли ясно видеть тропу на добрых пятьдесят ярдов, до того места, где она поворачивала и скрывалась из виду. Вскоре они отчетливо услышали голоса.

– Японцы! – прошептала Корри.

Она взяла стрелы из колчана, вставила одну в свой лук. Джерри усмехнулся и последовал ее примеру. Минуту спустя из-за поворота появились два японца. Они шли медленно и беспечно, винтовки болтались у них за спиной. Они считали, что им нечего бояться.

Они выполняли приказ офицера и отправились искать трех пропавших белых, но не хотели утруждать себя сидением в засаде. Теперь они медленно брели в лагерь и собирались доложить, что ими были проведены самые тщательные поиски.

Корри придвинулась ближе к Джерри и прошептала:

– Вы берите левого, а я возьму правого. Джерри кивнул и поднял лук.

– Позволим им приблизиться на двадцать футов, – сказал он. – Когда я скажу «пора», мы выстрелим вместе.

Они стали ждать. Японцы приближались очень медленно, о чем-то беспечно болтая.

– Обезьяний язык, – заметила Корри. – Тс-с! – Предостерегла она.

Она встала, натягивая лук так, что перья стрелы касались ее уха.

Джерри поглядел на нее краешком глаза. «Жанна д'Арк с Суматры», – подумал он.

Японцы приближались к роковой черте.

– Пора, – сказал Джерри.

Две тетивы зазвенели одновременно.

Мишень, в которую целилась Корри, упала лицом вниз со стрелой в сердце.

Прицел Джерри был не так точен. Его жертва схватилась за древко стрелы, вошедшей глубоко в шею.

Джерри прыгнул на тропу, где раненный японец пытался снять с плеча винтовку. Ему почти удалось это сделать, когда Джерри нанес ему страшный удар в подбородок. Солдат упал, и пилот нагнулся над ним с ножом. Дважды он вонзил нож в сердце человека. Солдат конвульсивно дернулся и затих.

Джерри поднял глаза и увидел Корри, снимавшую винтовку с другого японца. Она стояла над своей жертвой как богиня возмездия.

Три раза она пронзила штыком грудь солдата.

Американец, не отрываясь, смотрел на лицо девушки. Оно было искажено гневом, ненавистью и жаждой мщения.

Она повернулась к Джерри.

– Это то, что я хотела сделать за смерть моего отца. Теперь я чувствую себя удовлетворенной.

– Вы великолепны, – сказал Джерри. Он взял винтовку другого солдата, патронные ленты и амуницию обоих солдат, затем с помощью Корри оттащил трупы в кустарник.

– Вы сможете попасть в цель и из огнестрельного оружия, – сказал Джерри. Он ухмыльнулся.

– Вы убили своего первого человека.

– Я убила не человека, – возразила девушка. – Я убила японца.

– «Безжалостная ненависть надменной Юноны», – процитировал Джерри.

– Вы считаете, что женщина не должна ненавидеть? – спросила Корри. – Вам никогда не могла бы понравиться женщина, которая ненавидит?

– Вы мне нравитесь, – сказал Джерри спокойно и серьезно.

– И вы мне нравитесь, Джерри. Вы были так хороши. Вы все были хорошими. Вы не давали мне почувствовать, что я девушка, и я чувствовала себя, как мужчина среди мужчин.

– Боже упаси, – воскликнул Джерри. Они оба засмеялись.

Передвигаясь по деревьям, Тарзан не переставал наблюдать за тропой. Внезапно он остановился и замер.

Впереди он увидел человека, сидевшего на корточках на платформе, построенной на дереве. Этот человек мог видеть тропу как раз в том направлении, откуда приближался Тарзан. Человек этот был белым и хорошо вооруженным.

Очевидно, его оставили наблюдать за тропой, по которой мог приблизится враг.

Тарзан осторожно двинулся в сторону от тропы. Если бы он уже не был осведомлен в притупленной наблюдательности цивилизованных людей, то был бы очень удивлен, что парень сразу же не заметил его приближения.

Сделав крюк, он миновал часового и несколько минут спустя очутился на дереве, стоявшем на краю маленькой горной лужайки, и смотрел вниз на примитивно и беспорядочно сооруженный лагерь. Около двух десятков мужчин лежали в тени деревьев. Бутылка переходила у них из рук в руки, вернее, от одного рта к другому. Все мужчины сильно обросли бородами. Единственное исключение составлял молодой человек, который сидел вместе со всеми и изредка делал из бутылки глоток-другой.

Мужчины были вооружены револьверами и ножами. Кроме того, каждый имел под рукой винтовку. Это была малопривлекательная компания.

Тарзан решил, что чем меньше он будет иметь дел с этими людьми, тем лучше будет.

Как раз в эту минуту сук, на котором он стоял, внезапно обломился, и он упал на землю в ста футах от них. Он сильно стукнулся головой и потерял сознание.

Когда Тарзан пришел в себя, он лежал под деревом. Руки его были связаны. Мужчины и женщины сидели на корточках или стояли вокруг него. Когда они увидели, что он пришел в себя, один из мужчин заговорил с ним по-голландски…

Тарзан понял его, но покачал головой, сделав вид, что не понимает.

Парень спросил у него, кто он такой и почему шпионит за ними. Другой попытался повторить вопрос по-французски – на первом языке цивилизованных людей, который Тарзан изучил.

Тарзан снова покачал головой. Молодой человек попытался говорить с ним по-английски. Тарзан притворился, что не понимает, и обратился к ним на языке магометан из племени банту из Занзибара и Восточного берега Африки, будучи уверен, что они не поймут его.

– Звучит вроде по-японски, – сказал один из мужчин.

– Тем не менее, это не японский, – возразил другой, знавший этот язык.

– Может быть, это дикий человек? У него нет никакой одежды, носит он лук и стрелы и упал с дерева, подобно обезьяне.

– Это проклятый шпион.

– Какой толк от шпиона, который не знает ни одного цивилизованного языка?

Они поразмыслили и, кажется, отказались от подозрения, что их пленник может быть шпионом. По крайней мере, на некоторое время. Их ждали более важные дела.

– Да, черт с ним, – заявил гигант с затуманенными глазами. – Я хочу выпить.

Он пошел назад к своей бутылке, оставшейся лежать под одним из деревьев, под которыми они отдыхали. Другие последовали за ним. Все кроме молодого человека с приятным лицом. Он все еще стоял на коленях возле Тарзана спиной к своим удалявшимся компаньонам. Когда те оказались на безопасном расстоянии, и их внимание вновь было привлечено бутылкой, он заговорил шепотом по-английски.

– Я уверен, что вы или американец, или англичанин. Возможно, вы один из американцев с бомбардировщика, который был недавно сбит. Если это так, вы можете доверять мне. Я фактически здесь пленник. Но не показывайте им, что вы говорите со мной. Если вы решите, что можете доверять мне, то сделайте какой-нибудь знак, что вы меня поняли.

Тарзан не двинул ни одним мускулом лица и не сделал ни одного жеста и смотрел ничего не выражавшим взглядом. Это не остановило молодого человека, видно, его уверенность в правильности своей догадки была достаточно велика, и он продолжал тихо говорить.

– Вы попали в банду головорезов. За исключением некоторых, они все были освобождены из тюрем, когда японцы захватили остров. Большинство женщин – тоже преступницы, отбывавшие наказание в тюрьме. Другие не лучше, а даже хуже. Когда пришли японцы и освободили их, эти люди убежали в горы. Они не пытались даже помочь нашим вооруженным силам, а думали только о том, как спасти свою шкуру. После того, как мой отряд капитулировал, я сумел убежать. Я наткнулся на эту банду и, предполагая, что это партизанский отряд, присоединился к ним. Узнав о моем происхождении, они были готовы убить меня, если бы среди них не было двух человек, которым я помог в прошлом. Но они не доверяют мне. Вы знаете, в горах скрываются настоящие партизаны, которые так же охотно убили бы этих приятелей, как убивают японцев. Эти парни боятся, что я встречусь с ними и укажу им расположение этого лагеря. Самое лучшее из того, что эти люди делали до сих пор, так это обмен врагами. Но они собираются выдать нас японцам в обмен на ягоды можжевельника, боеприпасы и рис. Тот факт, что японцы позволяют им иметь боеприпасы, говорит о многом. Однако, это лишь вооруженное перемирие, и ни одна из сторон не доверяет другой. Туземцы служат посредниками между ними и осуществляют обмен товарами.

Узнав, что его судьба предопределена, Тарзан понял, что ничего не добьется своими попытками ввести в заблуждение молодого человека. А если будет с ним откровенным, то добьется его расположения. Он взглянул на остальных. Все они были заняты тем, что наблюдали за шумной ссорой двух парней и ни на что другое не обращали внимания.

– Я – англичанин, – признался он. Молодой человек улыбнулся.

– Благодарю за доверие. Меня зовут Тэк ван дер Бос. Я офицер запаса.

– Моя фамилия – Клейтон. Хотите ли вы уйти от этих людей?

– Да, но что можно сделать? Куда мне идти? В конце концов, я обязательно попаду в руки японцев, если меня раньше не разорвет тигр. Если бы я знал, где расположен один из наших партизанских отрядов, у меня бы был хоть какой-то шанс. Но я не знаю.

– В моей группе пять человек, – сказал Тарзан. – Мы пробираемся к южному берегу острова. Если нам повезет, мы надеемся достать лодку и достичь Австралии.

– Довольно смелый план, – заметил Ван дер Бос. – До ближайшего пункта на Австралийском континенте около тысячи двухсот миль. И около пятисот миль до южного берега этого острова.

– Да, – согласился Тарзан, – мы знаем это, но хотим рискнуть. Мы все чувствуем, что лучше умереть, пытаясь хоть что-то сделать, чем бесцельно прятаться в лесу, подобно преследуемым зайцам.

Ван дер Бос задумался, помолчав немного, а затем сказал:

– Я хочу пойти с вами и думаю, что смогу помочь вам. Я найду лодку гораздо ближе, чем вы предполагаете. Я знаю, где живут дружественные туземцы, которые и помогут нам. Но сначала мы должны уйти от этих парней, а это будет не так-то просто. Из этой маленькой долины выводит только одна тропа, которая охраняется и днем, и ночью.

– Да, я видел часового и прошел близко от него. Я смогу его снова обойти так же просто. Но с вами – иное дело. Я не уверен, что вы сможете сделать то же самое. Но если вы к ночи достанете мне нож, я проведу вас мимо часового.

– Я попытаюсь. Если они достаточно напьются, это будет просто сделать. Я перережу ваши путы, и вы сможете уйти.

– Я могу разорвать эти путы, когда захочу, – сказал Тарзан.

Ван дер Бос никак не отреагировал на это заявление.

«Этот парень, – подумал он, – очень самоуверен, даже слишком самоуверен».

Голландец начал сомневаться, умно ли он поступил, согласившись идти с незнакомцем. Он знал, что ни один человек не сможет разорвать эти путы.

– Они очень строго охраняют вас ночью? – спросил Тарзан.

– Меня не стерегут совсем, ведь это страна тигров. Вы над этим разве сами не думали?

– О, да. Но мы должны рискнуть.

ГЛАВА XIII

Окруженные солдатами, подталкиваемые в бока и в спины штыками, Розетти и Бубенович были доставлены в туземную деревню. Здесь их бросили в хижину, связав им руки и ноги, и, наконец, оставили в покое. Американцы стали отводить душу, посылая проклятья в адрес японцев. После упоминания всех предков японцев до Хирохито включительно, и особенно предков лейтенанта Кумайра Тэда на колоритном и непечатном жаргоне Чичеро, Бруклина и армии, они снова принялись обрабатывать Хирохито.

– Какая от этого польза? – спросил Бубенович. – Мы только поднимаем у себя кровяное давление.

– Я поднимаю свою ненависть, – возразил Розетти. – Теперь я знаю, что чувствует Корри по отношению к ним.

Они спали недолго в эту ночь. Веревки врезались им в руки и ноги, в горле пересохло.

Им не давали ни пищи, ни воды. Ночь длилась целую вечность. Когда рассвело, они услышали звуки шаркающих шагов, приближающихся к хижине.

– Я думаю, это за нами, – сказал Бубенович. – Ну, прощай, друг.

– Прощай, Бэм.

Два солдата вошли в хижину. Они перерезали веревки и попытались поставить пленников на ноги, но те не могли стоять и тут же упали на пол. Тогда солдаты, смеясь, начали пинать их ногами в животы и бить по головам, затем потащили к двери и, словно тюки, спустили с лестницы одного за другим.

Тэда вышел из своей хижины и посмотрел на них.

– Вы готовы отвечать на мои вопросы? – спросил он.

– Нет, – ответил Бубенович.

– Встать! – закричал японец.

Кровообращение восстановилось в их онемевших телах и, наконец, после нескольких попыток пленникам удалось встать, хотя они и шатались, как пьяные. Все происходило в самом центре деревни. Солдаты и туземцы обступили их кругом. Тэда стоял с обнаженным мечом в руках.

Он заставил пленников опуститься на колени и вытянуть головы вперед. Тэда занес меч над головой Бубеновича.

Когда лагерь затих, и большинство мужчин и женщин забылись в пьяном сне, Тэк ван дер Бос подполз к Тарзану.

– Вы их разорвали? – спросил голландец. Он был изумлен.

– Да. Теперь пойдем. Постарайтесь двигаться бесшумно. Дайте мне нож.

Пройдя небольшое расстояние по лесу, Тарзан остановился. – Ждите меня здесь, – приказал он.