ГЛАВА VI

Несмотря на непроницаемую тьму, Тарзан сразу же приступил к обследованию тюрьмы. Прежде всего он наощупь прошел к двери и удостоверился, что она сделана из крепких досок. Чуть выше уровня глаз он нащупал маленькое квадратное отверстие. С внутренней стороны не было ни замка, ни щеколды. Неизвестно было, как дверь запирается снаружи.

Наконец узнав о двери все, что было возможно в этой ситуации, Тарзан медленно пошел вдоль стены, осторожно ощупывая каменную кладку. Между тем дыхание его соседа по камере становилось все слышнее. Изучая помещение, Тарзан постепенно приближался к своему товарищу по несчастью.

В противоположной от двери стене Тарзан обнаружил маленькое, расположенное высоко над головой окно. Стояла такая темная ночь, что невозможно было определить, куда выходит это окно – во двор или в другое помещение. Но самое главное – его невозможно было использовать для побега, так как оно было слишком узкое, чтобы пропустить через себя тело взрослого человека.

Исследуя это окно, Тарзан приблизился к углу, где сидел человек, и теперь он отчетливо услышал какое-то движение. Дыхание компаньона стало чаще, как будто он начал сильно нервничать. Наконец в темноте прозвучал голос:

– Что ты делаешь?

– Изучаю камеру, – ответил Тарзан.

– Ты только навредишь себе, если ищешь путь к побегу, – сказал голос. – Тебе не удастся выбраться отсюда до тех пор, пока они не откроют дверь. Я тоже пытался выйти на свободу, но это невозможно.

Тарзан не отвечал. Впрочем, говорить было не о чем. К тому же Тарзан говорил редко даже тогда, когда у других было множество тем для разговоров. Он продолжал исследовать комнату. Изучив последнюю стену, он понял, что его сосед был прав. Это была маленькая четырехугольная каменная дыра, с одной стороны которой вдоль стены тянулась длинная скамейка, а с другой были дверь и небольшое окно.

Тарзан прошел в дальний угол комнаты и присел на скамейку. В этом каменном мешке было холодно и сыро, к тому же ему хотелось есть, однако страха он не испытывал. Он перебирал в памяти малейшие детали всего происшедшего с ним и мечтал, чтобы утро освободило его от этого кошмара. Его пронзила мысль: возможно, он сделал ошибку, не попытавшись вырваться на свободу, прежде чем воины Золотого Города заперли его в темницу, из которой, кажется, ему вообще не выбраться. Эта мысль не давала ему покоя. Как и все звери, он ненавидел плен. Однако он в тюрьме и вырваться на свободу невозможно. Остается только лучше воспользоваться своим настоящим положением. Придет такой день, когда его все же освободят или откроют темницу, и тогда, несмотря на то, что их намерения по отношению к нему будут продиктованы дружелюбием, он воспользуется малейшей возможностью, чтобы убежать.

Человек, сидевший в углу комнаты, снова обратился к нему.

– Кто ты? – спросил он. – Когда они привели тебя сюда, при свете факелов я увидел, что ты не из Катны и не из Атны.

Голос человека был грубый и хриплый, судя по тону, он скорее требовал ответа, чем просил его. Такой тон был неприятен Тарзану, и он промолчал.

– В чем дело? – прорычал его товарищ по камере. – Ты что, немой? – В его голосе отчетливо слышалось раздражение.

– Я не глухой, – ответил человек-обезьяна. – Почему ты кричишь на меня?

Компаньон молчал всего несколько секунд, затем заговорил снова, но совершенно другим тоном.

– Мы можем просидеть в этой дыре очень долго, – сказал он. – Мы не должны ссориться, мы должны стать друзьями.

– Как хочешь, – ответил Тарзан. Темнота скрыла его равнодушный вид и непроизвольное пожатие плечами.

– Меня зовут Фобек, – сказал мужчина. – А как твое имя?

– Тарзан.

– Ты откуда – из Атны или из Катны?

– Нет. Я из страны, которая лежит далеко на юге.

– Лучше бы тебе сюда не попадаться. Как ты очутился в Катне?

– Я заблудился, – объяснил человек-обезьяна, не имевший ни малейших намерений говорить правду, чтобы не раскрыть таким образом свою связь с одним из врагов Катны. – Я был захвачен потоком во время грозы, и река принесла меня к вашему городу. Здесь воины Катны взяли меня в плен и обвинили в том, что я пришел убить вашу королеву.

– Значит, они думают, что ты пришел убить Немону! Впрочем, пришел ты сюда с этой целью или вовсе без цели, теперь не имеет значения.

– Я не понял, на что ты намекаешь? – поинтересовался Тарзан.

– Я имею в виду, что в любом случае ты будешь убит, – объяснил Фобек, – только они будут лишать тебя жизни так, чтобы это понравилось Немоне.

– Немона – ваша королева?

– О, она больше чем королева! – пылко воскликнул Фобек. – Такой правительницы не было в Онтаре или Тенаре и никогда не будет. Она стоит в одном ряду с выдающимися деятелями этой страны. Она умеет обращаться с каждым, и все ей подчиняются: жрецы, военные, советники.

– Но зачем тогда ей уничтожать меня, чужестранца, который заблудился в джунглях и случайно оказался в ее городе?

– Мы не держим белых пленников, а черных используем в качестве рабов. Если бы ты был женщиной, ты бы остался жив. А если бы ты был очень красивой женщиной (но не слишком красивой), тебе была бы обеспечена легкая и роскошная жизнь. Но ты всего лишь мужчина, и тебя убьют, чтобы как-то скрасить однообразную и скучную жизнь Немоны.

– Интересно, что же может случиться с женщиной, если она слишком красива? – спросил Тарзан.

– Ей будет достаточно того, чтобы Немона увидела ее, – равнодушно вымолвил Фобек. – Быть более красивой, чем королева, приравнивается к государственной измене. Вот почему некоторые граждане Катны скрывают своих жен и дочерей, если они очень красивы. Среди них есть люди, которые рискнут спрятать чужеземного узника. Я знаю человека, у которого очень красивая жена, – продолжал Фобек. – Она никогда не выходит из дому в дневное время и рассказывает своим соседям, что муж скрывает ее от Немоны. Но однажды королева все-таки увидела эту женщину и тут же приказала отрезать ей уши и нос. Я счастлив, что я всего лишь обыкновенный мужчина, а не красивая женщина.

– А сама королева красива или нет? – спросил Тарзан.

– Да, клянусь Всевышним, она самая красивая женщина в мире.

– Судя по тому, как ты описал ее поступки, – заметил человек-обезьяна, – я охотно верю тому, что королева – самая красивая женщина Катны, и она останется такой, пока будет жить и править страной.

– Пойми меня правильно, – сказал Фобек, – она действительно прекрасно, но… – и он понизил голос до шепота, – это не женщина, а дьявол. Даже я, преданно служивший ей, не могу рассчитывать на ее милосердие.

– А за что тебя заперли в эту камеру? – поинтересовался человек-обезьяна.

– Я нечаянно наступил на хвост божества, – мрачно изрек Фобек.

Странные признания этого человека не прошли мимо внимания Тарзана, а его последнее замечание о божестве удивило хозяина джунглей. Однако общение с людьми научило его узнавать о многом, наблюдая за ними и изучая их, а не задавая прямые вопросы. И он знал, что вопросы религии у них всегда на первом месте. Вот почему сейчас он лишь заметил:

– И за это тебя наказывают?

– Пока еще нет, – ответил Фобек. – Форма моего наказания еще не определена. Если у Немоны будут другие развлечения, я могу избежать наказания. Они могут ограничиться тем, что продержат меня в тюрьме, а затем освободят. Однако на это рассчитывать трудно, поскольку Немона редко удовлетворяется бескровными зрелищами. Конечно, если она захочет решить, виновен я или нет, послав меня на бой с обыкновенным воином, я без труда докажу свою невиновность, потому что я очень силен. Здесь, в Катне, нет лучшего бойца на мечах или на копьях, чем я, но у меня почти нет шансов выстоять против льва, хотя перед адским огнем грозного Ксаратора все люди грешны.

Несмотря на то, что этот человек говорил на языке, которому Валтор обучил человека-обезьяну, и Тарзан понимал многие слова, смысл сказанного он понять не мог. Он никак не мог сообразить, почему развлечения королевы были связаны с установлением справедливости или виновности. Слишком зловещим представлялось ему все сказанное. Он все еще размышлял о происшедших событиях и старался понять, что скрывалось под выражением «адские огни грозного Ксаратора», когда сон победил физические неудобства темницы и смешал в одну кучу его размышления и мечты.

А между тем далеко на юге другой могучий хозяин джунглей вползал в свое убежище, расположенное в скалах, в то время как ураган, отдавший Тарзана в руки новых врагов, терял свою грозную мощь и уходил в небытие. Когда пришел новый день, яркий и солнечный, зверь поднялся и вышел из логова – огромный лев с золотой шкурой и роскошной черной гривой.

Понюхав свежий утренний воздух, он мяукнул и потянулся. Его выгнутый хвост нервно извивался, пока он осматривал свои пустынные владения.

Лев стоял теперь на небольшой возвышенности и своими желто-зелеными глазами обозревал раскинувшуюся перед ним равнину с редкими одинокими деревьями. По равнине бродили неисчислимые стада всякого зверья: антилопы гну, зебры, жирафы, олени. Царь зверей был голоден, поскольку вчерашний ураган не позволил ему успешно закончить охоту. Его глаза сверкнули в ярком свете африканского солнца, и он начал спускаться на равнину, где бродил его завтрак.

Много миль севернее в это время черный раб, сопровождаемый двумя воинами, принес еду другому повелителю джунглей в тюремную камеру Золотого Города.

Услышав звуки шагов приближающихся к темнице людей, Тарзан проснулся и встал с холодных камней пола, на которых он провел остаток ночи. Фобек уселся на краю деревянной скамейки и уставился на дверь.

– Неизвестно, несут ли они ему еду или смерть, – сказал он.

Человек-обезьяна не отвечал. Он стоял в ожидании, пока дверь не распахнулась и в помещение вошел раб с едой в грубом глиняном сосуде и водой в покрытом глазурью кувшине. Тарзан окинул взглядом воинов, стоявших в проеме дверей, и залитый солнцем двор за ними. Какие мысли возникали сейчас в этой голове? Возможно, воины Катны держались бы не так строго, если бы они знали эти мысли, но человек-обезьяна даже не сдвинулся с места. Любопытство, в равной степени как вооруженные воины и крепкая дверь, сделало его пленником. И теперь он мог только смотреть на жизнь, которая шла во дворе позади стражи, старавшейся не пропустить ни одного его движения. Прошлой ночью они были свободны от службы и не видели его, но уже много о нем слышали. Их друзья рассказали им о необычайном искусстве, с каким чужестранец владел своим странным оружием.

– Так это тот дикий человек! – воскликнул один из них.

– Осторожнее с ним, Фобек, – сказал другой. – Я ни за что не согласился бы сидеть в камере с дикарем.

И, громко смеясь, он захлопнул дверь после того, как вышел раб.

Теперь Фобек смотрел на Тарзана другими глазами. Обнаженное тело жителя джунглей свидетельствовало в пользу нового значения клички «дикий человек». Фобек обратил внимание на гигантский рост своего товарища по несчастью, на его широкую грудь и узкие бедра. Но он недооценил силу расположенных симметрично могучих мускулов, перекатывающихся под загорелой кожей. Затем он взглянул на свои шишковатые мускулы и остался вполне доволен.

– Так, значит, ты – дикий человек? – спросил он. – И давно ты одичал?

Тарзан медленно повернулся в его сторону. Впервые он видел своего компаньона при дневном свете. Перед ним стоял мужчина на несколько дюймов меньше его ростом, но отличавшийся могучим сложением, с необъятной талией и буграми мощных мускулов. Он, по-видимому, был тяжелее лесного человека не менее чем на пятьдесят фунтов. Тарзан обратил внимание на выдающуюся вперед челюсть этого человека, на его покатый лоб и маленькие глазки. Молча рассматривал Тарзан Фобека.

– Почему ты не отвечаешь? – потребовал житель Катны.

– Не будь дураком, – предостерег его Тарзан. – Я помню, прошлой ночью ты говорил, что мы можем надолго задержаться в этой темнице, поэтому мы должны быть друзьями. Но мы не станем друзьями, если будем оскорблять друг друга. Давай-ка лучше позавтракаем.

Фобек что-то проворчал и засунул свою огромную лапищу в горшок, который принес черный раб. Поскольку в камере не было ни ножа, ни ложки или вилки, у Тарзана не было иного выбора, кроме как сделать то же самое, если он хотел подкрепиться. Итак, он начал пальцами брать еду из горшка. Это было мясо – грубое, жилистое и недоваренное. Сырое мясо больше бы устроило Тарзана.

Фобек набил мясом полный рот и усердно жевал, пока жилистое мясо не превратилось в массу, способную пройти через горло этого обжоры.

– Должно быть, вчера умер старый лев, – ворчал он, – очень старый лев.

– Если мы будем слишком распространяться о качествах животного, которое мы едим, – ответил Тарзан, – наша пища от этого не станет лучше.

– Вчера у меня был приличный кусок козлятины из Тенара, – сказал Фобек. – Он тоже был твердый и жилистый, но гораздо лучше этого. Я привык к хорошей еде. В храмах жрецы живут так же хорошо, как и благородные во дворцах. Воины, охраняющие храмы, неплохо подкармливаются со стола жрецов. А я служил в таком отряде. И там мне не было равных по силе. Я – самый сильный человек в Катне. Когда на нас нападают жители Тенара или когда мы идем в набег, благородные всегда восхищаются моей силой и храбростью. Я ничего не боюсь. Я убиваю мужчин голыми руками. Ты когда-нибудь видел такого человека, как я?

– Никогда, – признался человек-обезьяна.

– Да, будет неплохо, если мы станем друзьями, – продолжал Фобек, – неплохо для тебя. Все хотят дружить со мной, потому что знают, как я скручиваю шеи врагам. Я беру их вот так, за голову и за шею, – и своими огромными лапами он показал, как он берет за шею и отрывает голову. – Затем – хрясь! – и позвоночник сломан. Что ты думаешь об этом?

– Я думаю, что твои враги чувствуют себя очень неуютно, – ответил Тарзан.

– Неуютно! – взревел Фобек. – Человек! Это убивает их!

– По крайней мере, они больше не слышат того, что говоришь ты, – заметил Тарзан.

– Конечно, они не слышат, потому что они мертвы.

– Это меня не удивляет.

– Что тебя не удивляет? То, что они мертвы, или то, что они не слышат?

– Меня вообще нелегко удивить, – объяснил человек-обезьяна.

На низком лбу Фобека выгнулись брови, выражая глубочайшую мысль. Затем он почесал голову.

– О чем это мы спорим тут? – спросил он.

– Мы стараемся решить, что будет страшнее, – терпеливо объяснил ему Тарзан, – иметь тебя в качестве друга или врага.

Фобек долго смотрел на своего компаньона. Вероятно, что под этой толстой черепной коробкой шла напряженная работа мысли. Затем он встряхнул головой.

– Мы говорим совсем не о том, – зарычал он. – Я еще нигде и никогда не встречал такого глупца, как ты. Когда они называли тебя диким человеком, то имели в виду, что ты сумасшедший. А я вынужден оставаться в этой дыре с тобой, и никто не знает, сколько дней мне придется еще здесь просидеть.

– Ты всегда можешь избавиться от меня, – сказал Тарзан серьезно.

– Как я от тебя избавлюсь? – закричал Фобек.

– Ты же ведь можешь сломать мне шею. И Тарзан разыграл пантомиму, которую только что разыгрывал этот громила, демонстрируя, как он будет расправляться со своими врагами.

– Мне ничего не стоит сделать это, – взорвался Фобек, – но тогда они убьют меня. Нет, я оставлю тебя жить.

– Спасибо, – сказал Тарзан.

– По крайней мере, ты будешь жить, пока мы заперты здесь, – добавил Фобек.

Опыт подсказывал Тарзану: чем глупее и невежественнее был человек, тем выше была его самовлюбленность. Но ни разу в жизни он не встречал еще такого непроходимого глупца, как Фобек. Сидеть в одной камере с этой безмозглой тушей само по себе было уже достаточно неприятно, но вражда с ним сделала бы пребывание в темнице невыносимым, поэтому Тарзан решил терпеть болтовню Фобека.

Потеря свободы представляла для Тарзана, как и для всех существ, наделенных интеллектом, высшую степень страдания, которую они всегда стараются избежать скорее, чем физическую боль. Но свою судьбу он воспринимал такой, какая она есть, без тени протеста, решительно и стойко. Пока его тело находилось в узком пространстве, ограниченном четырьмя каменными стенами, в мыслях он снова навещал любимые места первобытного леса, бродил по широким степям и жил на свободе, окунаясь в незабываемое прошлое.

Он вспомнил дни своего детства, когда обезьяна Кала кормила его своей грудью, защищала от бед и несчастий дикой жизни. Он вспомнил ее нежность и терпение к недоразвитому детенышу, которого нужно было длительное время носить на руках, испытывая при этом затруднения, в то время как ее подруги стремительно передвигались по деревьям в поисках пищи или спасались от могучих врагов, взлетая на верхушки деревьев.

Таковы были его первые впечатления о жизни. Да и на втором году он еще не был способен быстро передвигаться по деревьям и даже по земле. Зато потом он развивался очень быстро, намного быстрее, чем избалованные дети цивилизованного мира, потому что от быстрейшего развития хитрости и силы зависела его жизнь.

С легкой улыбкой вспоминал он ярость старого Тублата, его приемного отца, когда Тарзан нарочно старался разозлить его. Старый Разбитый Нос всегда ненавидел Тарзана, потому что его затянувшееся детство не давало возможности Кале рожать детенышей. Тублат доказывал на корявом языке обезьян, что Тарзан слишком слаб и никогда не станет настолько умным и сильным, чтобы приносить пользу племени. Он хотел убить Тарзана и пытался склонить старого вождя Керчака разрешить это убийство. Когда Тарзан стал достаточно взрослым, чтобы разобраться в черных замыслах Тублата, он возненавидел его и всячески старался причинить ему боль.

Воспоминания о тех днях теперь вызывали лишь улыбку. Но его воспоминания хранили и трагедию, самую большую трагедию в его жизни – смерть Калы. Истинное понимание случившегося пришло к нему позднее, когда он уже почти стал взрослым мужчиной. Кала была с ним, когда он больше всего в ней нуждался, помогала до тех пор, пока он не стал взрослым и способным заботиться о себе сам, относиться к другим обитателям джунглей на равных. Но он навсегда лишился защиты ее могучих рук и клыков, у него нет такой защиты и сегодня. Он потерял материнскую любовь этого дикого сердца, единственную любовь матери.

Его мысли естественно обратились к другим лесным друзьям. Среди них были большие обезьяны, слон Тантор, Золотой Лев Джад-бал-джа, маленький Нкима. Бедный маленький Нкима!

После Калы, занимавшей в его голове и сердце первое место, его мысли обратились к нему. Он заболел как раз перед тем, как Тарзан отправился путешествовать на север. Стоял сезон дождей, и Тарзан не хотел усугублять его болезнь. Несмотря на громкие вопли, маленький Нкима так и остался один.

Тарзан сожалел немного, что не взял с собой Джад-бал-джа. Конечно, Золотой Лев иногда обременял компанию, особенно когда Тарзан имел дело с людьми, но это был верный друг и хороший спутник, только иногда он нарушал тишину своим громоподобным рыком.

Тарзан вспомнил тот день, когда он поймал маленького львенка, и как учил суку За кормить его своим молоком. Что это был за львенок! Настоящий лев с самого первого дня их знакомства. Тарзан вздохнул, вспомнив те дни, когда он и Золотой Лев охотились и сражались вместе.

ГЛАВА VII

Тарзан надеялся, когда его вели в темницу, что на следующее утро его допросят и выпустят или, по крайней мере, больше не будут держать в этой каменной мышеловке.

Но его не освободили утром, как он рассчитывал, более того, задержали еще на сутки, потом еще. Возможно, ему придется сделать попытку к освобождению, когда раб принесет еду, но его не оставляла надежда, что следующий день принесет ему свободу, поэтому он ждал.

Любая неволя всегда вызывала в нем чувство сильной досады, но на сей раз она казалась невыносимой, потому что вместе с ним отбывал наказание Фобек. Этот человек раздражал Тарзана, он был невежествен, хвастлив, задирист. В интересах мира человек-обезьяна терпел больше от своего компаньона, чем позволил бы ему в обычных условиях. Но Фобек, со свойственной ему логикой, считал, что терпение Тарзана вызвано страхом. Придя к такому заключению, он стал высокомерным и еще более невыносимым.

Фобек провел в камере больше времени, чем Тарзан, и осознание этого легко приводило его в ярость. Иногда он часами сидел молча, уставившись в пол, или начинал что-то бессвязно бормотать, переходя к длительным желчным разговорам, затем он обращал свою злобу на Тарзана. То, что Тарзан молчаливо сносил такие провокации, увеличивало его злобу, но предотвращало драку между ними – ведь для ссоры нужны двое, а Тарзан предпочитал не ссориться, правда, только пока.

– Представляю, какое развлечение получит от тебя Немона, – прорычал Фобек после того, как ни одна из его многочисленных тирад не получила ответа.

– Даже если так, – отвечал Тарзан, – все же ты доставишь ей больше удовольствия, чем я.

– Уж я-то постараюсь! – воскликнул Фобек. – Если это будет борьба, то она никогда в своей жизни не видела такого сражения, кто бы ни противостоял Фобеку – человек или зверь. А может быть, это будешь ты? Ба! Тогда ей придется поставить против тебя подростка, если она захочет увидеть хоть какой-то поединок. Ты же трус, у тебя в жилах течет вода. Если она проявит мудрость, она просто бросит тебя в жерло Ксаратора. Клянусь хвостом божества! Как бы мне хотелось увидеть тебя там! Ставлю на кон мою лучшую кольчугу, что они услышат твои вопли в Атне.

Человек-обезьяна молча стоял, глядя на маленький прямоугольник голубого неба, который был виден через небольшое зарешеченное окно в двери. Он продолжал хранить молчание и после того, как Фобек прекратил свои насмешки, совершенно игнорируя его, как будто он вообще не сказал ни одного слова, как будто он даже не существовал. Фобек впал в бешенство. Он поднялся со своей лавки.

– Трус! – заорал он. – Почему ты мне не отвечаешь? Клянусь желтыми клыками Тооса! Я вобью в тебя хорошие манеры, чтобы ты отвечал, когда говорят лучше, чем ты.

И он сделал шаг в направлении человека-обезьяны.

Тарзан медленно повернулся к разъяренному мужчине и посмотрел ему в глаза. Тарзан ждал. Он не промолвил ни слова, но вся его фигура, его поза были столь красноречивы, что Фобек поневоле остановился.

Что могло затем произойти в камере, трудно сказать, но тут дверь широко распахнулась, и прямо перед ними оказались четверо воинов.

– Пошли с нами, – сказал один из них. – Оба! Фобек мрачно, а Тарзан с достоинством прошли в сопровождении воинов через двор и, минуя длинный коридор, очутились в большом помещении. Здесь за столом сидело семеро воинов, сплошь покрытых украшениями из золота и слоновой кости. Среди этой семерки Тарзан увидел двоих, кто допрашивал его в ту роковую ночь, – старого Томоса и молодого Джемнона.

– Это благородные вельможи, – прошептал Фобек Тарзану. – Вон тот, в центре, старый Томос, советник королевы. Ему очень хочется жениться на королеве, но я-то думаю, что он слишком стар для нее. А тот, что справа от него, Эрот. Он был когда-то, подобно мне, простым воином, но он понравился Немоне и теперь ходит в королевских фаворитах. Она не хочет выходить замуж за него, ведь у него не благородное происхождение. А молодой человек, слева от Томоса, Джемнон. Он из старинного известного рода. Воины, которые служили с ним, говорят, что это очень благородный человек.

Двое пленников и их стража остановились в дверном проеме, ожидая разрешения войти. Тарзан с присущей ему любознательностью внимательно рассматривал комнату. В зале было три двери: через одну из них ввели Тарзана и Фобека, другая находилась как раз напротив окон, а третья – в другом конце зала. Двери были великолепно украшены и отполированы, некоторые панели покрыты мозаикой из золота и слоновой кости.

Пол помещения был выложен камнем и состоял из множества частей различной формы и величины, но так аккуратно подогнанных, что места соединения были едва различимы. На полу лежало несколько небольших ковров, сделанных то ли из шкур львов, то ли из жесткой и грубой шерсти. Ковры были очень просты по форме и окрашены всего в несколько цветов. Словом, они напоминали работу примитивных мастеров из племени навахо, проживающего в юго-западной Америке.

На стенах висели картины, изображавшие боевые сцены, в которых, наряду с воинами, принимали участие львы и слоны. Но почему-то сражения всегда проигрывали воины со слонами, а те, на стороне которых сражались львы, побеждали и коллекционировали головы своих павших врагов. Над этими стенными росписями были помещены в ряд человеческие головы. То же самое Тарзан видел в караульном помещении, куда привели его воины в ту ночь, когда он появился в Катне. Головы немного отличались от тех лучшей выделкой и оправой. Как и там, человеческих голов было много, и они грозно улыбались своим врагам.

Но вот осмотр помещения был прерван голосом Томоса.

– Подведи пленников ближе, – приказал он младшему офицеру, одному из четырех воинов, сопровождавших их.

Когда мужчины остановились с противоположной стороны стола, за которым сидели вельможи, Томос указал пальцем на Фобека.

– Что это за человек? – спросил он.

– Его зовут Фобек, – ответил младший офицер.

– В чем он обвиняется?

– Он оскорбил Тооса.

– Кто его обвиняет?

– Верховный жрец.

– Это получилось случайно, – поспешил объяснить Фобек. – Я не хотел оскорблять его.

– Молчать! – загремел Томос. Затем он указал на Тарзана. – А этот? – спросил он. – Кто это такой?

– Этот человек называет себя Тарзаном, – объяснил Джемнон. – Помните, мы с вами допрашивали его той ночью, когда он был взят в плен нашими воинами.

– Да, да, – сказал Томос. – Я помню. Он был вооружен каким-то диковинным оружием.

– Не тот ли это человек, о котором вы рассказывали мне? – спросил Эрот. – Кажется, он пришел из Атны, чтобы убить нашу королеву?

– Да, это он, – ответил Томос, – он пришел ночью во время последнего урагана, и ему удалось проникнуть во дворец, но воины заметили его и арестовали.

– Он совсем не похож на жителя Атны, – заметил Эрот.

– Я не из Атны, – сказал Тарзан.

– Молчать! – скомандовал Томос.

– Но почему я должен молчать? – возразил Тарзан. – Здесь ведь никто не замолвит за меня ни единого слова, поэтому я вынужден говорить о себе сам. Я не враг вашим людям, и мой народ не воюет с вашим. Я требую освобождения!

– Он требует свободы, – ухмыльнулся Эрот и громко захохотал. – Раб требует свободы!

Томос приподнялся со своего места, его лицо стало багровым от ярости. Он стукнул кулаком по столу и, указывая пальцем на Тарзана, заорал:

– Говори тогда, когда тебе разрешено, раб, а когда Томос, советник королевы, приказывает тебе молчать – молчи!

– Я говорю тогда, – сказал Тарзан, – когда хочу говорить.

– У нас есть способ заставить дерзких рабов замолчать навсегда, – произнес насмешливо Эрот.

– Совершенно ясно, что этот человек пришел из далекой страны, – вмешался Джемнон. – Поэтому нет ничего удивительного в том, что он не понимает наших традиций и не отличает великих среди нас. Так давайте же послушаем его. Если он не житель Атны и не враг нам, почему мы должны бросать его в тюрьму или наказывать?

– Он ночью перебрался через дворцовые стены, – возразил Томос. – Ясно, что сюда он пришел с единственной целью – убить нашу королеву. Поэтому он должен умереть, но способ предания смерти этого человека должен доставить удовольствие Немоне, нашей несравненной королеве.

– Он ведь говорил нам, что река принесла его к Катне, – настаивал Джемнон. – Та ночь была очень темной, поэтому он не знал, где находится, когда выбрался на берег. А во дворце он оказался совершенно случайно.

– Прекрасный рассказ, но он очень мало похож на правду, – сопротивлялся Эрот.

– Почему же не похож на правду? – горячо возразил Джемнон. – Я думаю, это чистая правда. Мы ведь знаем, что ни один человек не способен переплыть эту реку во время урагана. Кроме всего прочего, Тарзан никак не мог достичь того места, где он выбрался на берег и взобрался на стену, не переплыв реку или не пройдя по золотому мосту. Мы знаем, что той ночью по мосту никто не проходил, потому что он надежно охраняется. А раз он не проходил по мосту и не переплыл реку, значит, он оказался в том месте только по одной причине – его принес поток с верховий реки. Я верю ему и надеюсь, что мы обойдемся с ним как с почетным воином из далекой страны, пока не найдем лучших доказательств, чтобы поверить ему окончательно.