5. Девушка в саду

Через некоторое время я узнал, что нахожусь в доме джонга Минтепа, правителя этой страны, именуемой Вепайя. Слово «джонг», которое я вначале счел его именем, оказалось титулом. По-амториански это означает «король». Я узнал также, что Дюран был из дома Зар. Олсар и Камлот были сыновьями Дюрана. Одна из встреченных мною там женщин, Заро, была связана с Дюраном, другая, Альзо — с Олсаром. У Камлота не было подруги. Я использую слово «связаны» отчасти потому, что это хороший перевод амторианского слова, означающего союз, а отчасти потому, что никакое другое слово не подходит для описания отношений между этими мужчинами и женщинами.

Они не состояли в браке, поскольку институт брака здесь неизвестен. Нельзя сказать, что женщины принадлежали мужчинам, поскольку они никоим образом не были служанками или рабынями, а также не были куплены или завоеваны. Они вступили в союз добровольно и были вольны уйти, когда захотят. Мужчины также были вправе покинуть свою подругу в любое время и уйти в поисках другого союза. Но, как я узнал впоследствии, эти союзы почти никогда не распадаются, а измена здесь встречается столь же редко, сколь часто — на Земле.

Каждый день я занимался гимнастикой и упражнялся в амторианском языке на широкой веранде, идущей вокруг дерева, и проходящей прямо под окнами моих апартаментов. По крайней мере, я предполагал, что она окружает дерево, хотя и не знал этого наверняка. Часть веранды, отведенная мне, была длиной в сотню футов, — пятнадцатая часть окружности гигантского дерева. С каждой стороны этого небольшого участка была ограда.

На соседнем справа участке веранды располагалось что-то вроде сада: множество цветов и заросли кустарника, растущие на почве, которую, должно быть, принесли наверх с отдаленной поверхности планеты. Черт побери, планеты, на которой я провел столько времени и на которую еще ногу не ставил, даже не видел!

Участок веранды слева от меня располагался перед квартирами нескольких молодых офицеров королевского двора. Я называю их молодыми, потому что Данус сказал мне, что они молоды, и я поверил ему на слово. Собственно говоря, у меня не было никаких оснований в этом сомневаться, но с виду они были того же возраста, что и все амторианцы, с которыми я встречался. Офицеры оказались славными ребятами, и когда я научился говорить на их языке, мы время от времени дружески болтали.

Долгое время на веранде справа я не видел ни одной живой души. Но вот однажды, когда Дануса не было, я решил прогуляться в одиночку и увидел там среди цветов симпатичную девушку. Она меня не видела, а я бросил на нее всего лишь один краткий взгляд, но было в ней что-то такое, от чего мне захотелось увидеть ее снова. Боюсь, что после этого случая я обращал мало внимания на своих соседей слева.

Я следил за соседним садом несколько следующих дней, и, как назло, больше девушку не видел. Казалось, сад совершенно пуст. А потом наступил день, когда я неожиданно увидел среди кустов человеческую фигуру.

Человек двигался очень осторожно. Воровато оглядываясь, он крался в глубину сада. И тут же, за ним, я увидел другого, потом еще одного… Они возникали из сплетения ветвей бесшумно и неуловимо, пока я не насчитал пять человек.

Внешне они были похожи на жителей Вепайи. Отличие, которое мне все же удалось заметить, было скорее в эмоциональной сфере, нежели во внешнем виде. Они казались более грубыми, более жестокими, чем любой из тех вепайан, которых я видел до сих пор. Были и другие детали, которыми их повадки отличались от манеры поведения Дануса, Дюрана, Камлота и других моих венерианских знакомых. Было что-то угрожающее и злобное в их молчаливых, крадущихся движениях.

Мне захотелось узнать, что они делают здесь. Затем я подумал о девушке, и почему-то мне пришло в голову, что их присутствие здесь связано с ней, и что они собирались причинить ей вред. Каким образом они намеревались это сделать, я не мог себе представить, ибо знал еще слишком мало о людях, к которым меня забросила судьба. Но неприятное впечатление, которое произвела на меня эта пятерка, было весьма сильным, и я разволновался. Быть может, я даже слишком разволновался, чему свидетельством мои последующие действия.

Не подумав о последствиях, совершенно не зная, кто эти люди и зачем они оказались в саду, я перебрался через низкую ограду и последовал за ними. Я двигался бесшумно, пожалуй, даже тише, чем они. Заметить меня они не могли, так как меня скрывали от них густые кусты, растущие возле ограды.

Двигаясь осторожно, но быстро, я вскоре догнал последнего из них. Все пятеро направлялись к открытой двери, за которой виднелась богато обставленная комната. И тут я увидел в комнате девушку, так возбудившую мое любопытство! Собственно, ее прекрасное лицо и привело меня к этому безумному приключению. В тот же миг девушка подняла голову и увидела в двери первого из пришельцев. Она вскрикнула, и я понял, что пришел не напрасно.

В то же мгновение я бросился на последнего из пятерки. Одновременно я издал оглушительный вопль в надежде отвлечь внимание остальных от девушки на себя, в чем и преуспел изрядно. Эти мерзавцы действительно немедленно обернулись. Я напал так неожиданно, что выхватил меч из ножен моего противника, прежде чем он успел опомниться. Он выхватил кинжал и ринулся на меня, а я воткнул ему в сердце его собственный клинок. Затем на меня набросились остальные.

Их лица были искажены яростью, и я понял, что за такие шуточки пощады мне не будет.

Узкое пространство среди кустарника уничтожило превосходство четырех противников над одним, поскольку и они могли нападать только по одному. Но я серьезно подозревал, каким будет конечный результат, если не поспеет подмога. А так как моей единственной целью было отвлечь их от девушки, я стал медленно отступать к ограде собственной веранды, и немало обрадовался, выяснив, что все четверо преследуют меня.

Мой вопль и крик девушки привлекли внимание. Я услышал, как в комнату девушки вбежали люди, потом ее голос, направляющий их в сад. Я надеялся, что они успеют раньше, чем нападающие прижмут меня к стене. Лишенный пространства для маневра, я наверняка был бы сражен ударами четырех клинков в руках воинов, более привычных к холодному оружию, чем я. Я истово благодарил судьбу за то, что в Германии серьезно занимался фехтованием. Сейчас это меня буквально спасало. Хотя все равно я не смог бы продержаться долго против этих типов с мечами — оружием, достаточно непривычным для меня.

Наконец я добрался до ограды и прижался спиной к ней. Мой противник злобно атаковал меня. Из комнаты бежали — и я смел надеяться, что на подмогу — какие-то люди. Смогу ли я продержаться еще несколько десятков секунд?

Мой противник сделал ужасный выпад, направленный мне в голову. Вместо того, чтобы отразить удар, я отклонился в сторону и одновременно сделал шаг и выпад в его сторону. Удар вывел его самого из равновесия и, разумеется, его оружие было опущено. Лезвие моего меча вошло глубоко в основание его шеи, рассекая яремную вену — или что там на этом месте у венериан? Из-за спины погибшего на меня бросился следующий противник.

Но помощь уже подоспела. Девушка была в безопасности. Я не мог добиться большего, продолжая бой. Разве что хотел бы, чтоб меня разрезали на куски в последнюю секунду — участь, которой я и так едва избежал в этой схватке с большим трудом. Я бросил свой меч острием вперед в приближающегося венерианца. Когда клинок вонзился ему в грудь, я повернулся и перепрыгнул через ограду на мою собственную веранду.

Оглянувшись, я увидел, как дюжина вепайянских воинов схватилась с двумя оставшимися пришельцами, рубя их, как скотину на бойне. Не было криков, не было вообще никаких звуков, кроме звона клинков. Эти двое отчаянно пытались спасти свою жизнь, но сражались они молча. Молчали и вепайяне. Они казались испуганными и шокироваными, хотя очевидно было, что боятся они не своих противников. Было что-то такое, чего я еще не понимал. Нечто таинственное было в их поведени, их молчании и их действиях после стычки.

Они быстро собрали по частям тела пяти убитых пришельцев, поднесли их к внешней стене сада и выбросили в бездонную глубину леса, куда невозможно было проникнуть взором. Затем в том же молчании они покинули сад тем же путем, которым пришли.

Я понял, что они меня не заметили. Я знал, что девушка тоже не видела меня. Мне было невероятно интересно, как они объяснили себе смерть тех троих, от которых избавился я, но я никогда этого не узнал. Все происшествие оставалось для меня полной загадкой и только долгое время спустя совсем иные события пролили на него некоторый свет.

Я надеялся, что Данус может упомянуть это происшествие в своих рассказах и тем самым дать мне возможность расспросить его. Но он обманул мои ожидания; и что-то удержало меня от того, чтобы самому поднять этот вопрос. Быть может, скромность? В других случаях, однако, мое любопытство было ненасытным, и, боюсь, я наскучил Данусу до отвращения своими непрекращающимися расспросами. Но я извинял себя тем, что могу выучить язык, только говоря на нем и слушая его постоянно. В свою очередь Данус, этот наилучший из людей, уверял, что просвещать меня для него не только обязанность (так как джонг повелел ему полностью просветить меня в отношении жизни, обычаев и истории вепайян), но и удовольствие.

Была загадка, недоступная моему пониманию: почему столь разумные и культурные люди должны жить на деревьях? Очевидно, к тому же, без слуг или рабов? Лишенные, насколько я мог судить, всяких контактов с иными народами? Однажды вечером я поинтересовался этим.

— Это долгая история, — ответил Данус. — Большую часть ее ты найдешь в исторических книгах на полках библиотеки, однако я могу рассказать ее тебе вкратце. Это ответит на твои вопросы.

Сотни лет назад короли Вепайи правили великой страной. Был то не один лесистый остров, где мы находимся сейчас, а огромная империя, что охватывала тысячу островов и простиралась от Страбола до Карбола. Ей покорились огромные пространства суши и океана. Великие города империи процветали, торговля шла успешно, достаток и благополучие жителей остались непревзойденными до сих дней, да и раньше ничего подобного мы не ведали за всю историю.

Население Вепайи в те дни считалось на миллионы. Были миллионы купцов, и миллионы работающих за плату, и миллионы рабов. И был небольшой класс умственных работников. В него входили те, кто обучался наукам, медицине, закону, те, кто работал с письменностью, и люди творческих искусств. Военные вожди избирались из всех классов. И всеми правил могущественный наследственный джонг.

Границы между классами не были проведены раз и навсегда, с той неумолимой и безысходной четкостью, как, например, на Земле в Индии; раб мог стать свободным человеком, свободный человек мог приобрести любое положение в пределах своих способностей, за исключением титула джонга. Что касается общения и социальных отношений, то члены четырех основных классов почти не встречались между собой в первую очередь потому, что интересы классов практически не пересекались, порой даже не имели ничего общего, а вовсе не из-за отношения к другим как к низшим или высшим. Когда представитель низшего класса благодаря своим достоинствам — культуре, образованию или способностям — приобретал определенное социальное положение и занимал место в высшем классе, с ним обращались как с равным, и никто не придавал значения его предкам.

Вепайя была процветающей и счастливой страной, но, разумеется, были и недовольные. Ленивые, некомпетентные люди, а также преступившие закон. Они завидовали тем, кто добился высокого положения, которого сами они не могли достичь — из-за пассивного поведения, лени, дурных склонностей, низкого уровня умственного развития. Долгое время они затевали разные склоки, устраивали беспорядки и вообще причиняли уйму беспокойства, но влиятельные и образованные люди либо не обращали на них внимания, либо смеялись над ними. Но в один черный день среди них нашелся лидер — бывший рабочий с преступным прошлым по имени Тор.

Этот человек возглавил секретную организацию, получившую известность под названием партии тористов, и выдвинул доктрину классовой ненависти, именуемую, разумеется, торизм. Развив бурную пропагандистскую деятельность, выдвигая лозунги, насквозь пропитанные ложью, он приобрел большое число сторонников. Поскольку все его действия были направлены только против одного класса, он мог черпать сторонников из трех оставшихся, гораздо более многочисленных. Естественно, он нашел лишь немногих приверженцев среди торговцев, землевладельцев и власть имущих.

Единственная цель тористских вождей — личная власть и возвышение — доказывала абсолютный эгоизм их стремлений. Однако, поскольку они работали только среди невежественных масс, им было нетрудно обмануть доверчивых, малообразованных простофиль. В результате под предводительством своих фальшивых вождей крестьяне и чернорабочие начали кровавую революцию под девизом «уничтожение старой цивилизации, единство и прогресс во всем мире».

Их целью было полное уничтожение высшего, культурного класса. Представители других классов, которые сопротивлялись им, должны были быть покорены или уничтожены; джонг и его семья — убиты. Когда это все будет сделано, наступит полная свобода: ни господ, ни налогов, ни закона — утверждал Тор.

Они преуспели в убийстве большинства из нас и значительной части класса торговцев. Затем народ обнаружил то, что агитаторы знали давно — кто-то должен править государством, какие бы идеи не вдохновляли народ. Вожди-тористы были готовы взять в свои руки бразды правления. По существу, народ сменил опытных, умелых и культурных правителей на жадных, невежественных псевдотеоретиков.

Теперь наш народ фактически попал в рабство. Армия шпионов следит за ними, армия воинов удерживает их, чтобы выжившие не обратились против своих новых хозяев. Они несчастны, беспомощны и лишены надежды.

Те из нас, которые бежали с джонгом, нашли этот отдаленный необитаемый остров. Здесь мы построили города на деревьях, такие, как этот. Они расположены высоко над землей, чтобы снизу их нельзя было заметить. Мы практически ничего не принесли с собой, кроме знаний, но наши потребности невелики, и мы счастливы. Мы бы не вернулись к старой системе, даже если бы могли. Нам преподали отменный урок — люди, между которыми существуют социальные различия, не могут долго быть счастливы. Там, где есть хотя бы самое слабое размежевание классов, присутствуют зависть и ревность. Здесь их нет. Мы все принадлежим к одному классу. У нас нет слуг; и кстати, что бы ни было нужно делать, мы делаем это лучше, чем делали слуги. Даже те, кто прислуживают джонгу — не слуги в общепринятом смысле. Их нельзя назвать низшими, поскольку их положение считается почетным, и самые высокопоставленые из нас занимают эти посты по очереди.

— Но я по-прежнему не понимаю, почему вы решили жить на деревьях, высоко над землей, — сказал я.

— Много лет тористы выслеживали нас, чтобы уничтожить, — объяснил он, — и нам приходилось жить в скрытых, недоступных местах. Города на деревьях решили эту проблему. Тористы все еще охотятся за нами и иногда делают набеги, но теперь у них иная цель. Вместо того, чтобы убивать нас, они теперь мечтают взять как можно больше пленных.

Поскольку за время своего господства они убили или изгнали лучших людей нации, государство пришло в упадок. Среди них свирепствуют болезни, которые они не в состоянии распознать; вернулось старение и снимает обильную жатву. Поэтому теперь они разыскивают нас, чтобы взять в плен, завладеть нашими мозгами, умениями и знаниями. Они не способны производить знания самостоятельно, и теперь многими необходимыми им секретами владеем только мы.

— Вернулось старение?! Что ты под этим подразумеваешь, друг мой? — спросил я.

— Разве ты не заметил, что среди нас нет стариков? — улыбнулся в ответ Данус.

— Конечно, заметил, — сказал я, — равно как и детей. Я очень часто хотел просить у тебя объяснения.

— Это объясняется не природными причинами., — заверил он. — Это достижение — венец нашей медицины. Тысячу лет назад была разработана сыворотка долголетия. Она впрыскивается каждые два года, и не только обеспечивает иммунитет ко всем болезням, но и ведет к полному восстановлению тканей организма.

Но даже в добре есть зло. Когда люди перестали стареть и умирать (кроме тех, кто умирал насильственной смертью), мы столкнулись с серьезной опасностью перенаселения. Чтобы справиться с ней, стал необходим контроль за рождаемостью. Сейчас рожать детей у нас разрешается не больше, чем это необходимо для восстановления потерь населения. Если кого-нибудь убивают, одна из женщин его дома получает разрешение родить ребенка, если она способна к этому; но после нескольких десятков поколений, ограничивавших рождаемость, все меньше становится женщин, способных произвести на свет дитя. В общем-то, мы предвидели это положение дел.

Стиатистика, собранная на протяжении тысячи лет, способна показать так называемое среднее ожидание смертности на тысячу человек; она также показывает, что только половина наших женщин способна рожать; таким образом, пятьдесят процентов требуемых детей ежегодно разрешаются тем, кто желает их иметь, в порядке подачи заявлений.

— Со времени моего появления на Амтор я не видел ни одного ребенка, — сказал я.

— Здесь есть дети, — чуть помедлив, отозвался Данус, — хотя, разумеется, их немного.

— И нет стариков, — подумал я вслух. — Данус, а можно ли мне ввести эту сыворотку?

Он улыбнулся.

— С разрешения Минтепа, которое, как я полагаю, нетрудно будет получить. Если хочешь, пойдем со мной прямо сейчас, — добавил он. — Я возьму у тебя пробы крови, чтобы определить тип и концентрацию сыворотки, которая подойдет тебе больше всего. Видишь ли, это имеет достаточно большое значение.

И Данус потащил меня в свою лабораторию.

Когда он закончил тесты, мы оба были поражены, восхищены и потрясены одновременно. Я был в восторге от того, как быстро и умело Данус проводил достаточно сложные операции, а Данус пришел в восторженный ужас от изобилия и разнообразия обнаруженных у меня зловредных бактерий.

— Ты представляешь собой угрозу всему существованию человеческой жизни на Амтор! — воскликнул он со смехом.

— В своем мире я считаюсь очень здоровым человеком, — смущенно заверил я.

— Сколько тебе лет? — весело спросил Данус.

— Двадцать семь.

— Всего двести лет спустя ты бы не чувствовал себя таким здоровым, если бы позволил всем этим бактериям кормиться тобой и впредь.

— А сколько я смогу прожить, если их уничтожить? — спросил я.

Данус пожал плечами.

— Этого я не знаю. Сыворотка была получена всго тысячу лет назад. Среди нас по сей день живут те, кто получил первую инъекцию еще в те времена. Мне больше пяти сотен лет. Джонгу Минтепу семьсот. В общем, наши ученые полагают, что можно жить и вечно, если избегать несчастных случаев. Теоретически должно быть так, а практически мы узнаем это не раньше, чем пройдет вечность или умрет последний из нас. И к тому же то, что пригодно для амторианца…

В этот момент его позвали, а я вышел на веранду потренироваться. У меня всегда была определенная склонность к спорту. С тех пор, как я в возрасте одиннадцати лет вернулся с матерью в Америку, плаванье, бокс и борьба развили и укрепили мои мускулы. Фехтованием я заинтересовался во время поездок по Европе. В колледже, в Калифорнии, я стал боксером-любителем в среднем весе и получил несколько медалей за плавание на дальние дистанции. Но после битвы в саду я решил, что сейчас нуждаюсь в тренировках, как никогда.

На своем стофутовом участке веранды я делал больше, чем мог. Я пробегал милю-другую, я боксировал с тенью, упражнялся с веревкой и проводил целые часы, занимаясь спокон веку известными «семнадцатью установочными упражнениями». Сегодня я избивал собственную тень в правом углу веранды и вдруг заметил, что девушка из сада наблюдает за мной. Когда наши глаза встретились, я прекратил упражнение и улыбнулся ей. В ее глазах появился испуг, она повернулась и тотчас убежала.

Хотел бы я знать, почему?!

Озадаченный, я машинально вернулся в комнату, позабыв об упражнениях. На этот раз я сумел хорошо разглядеть лицо девушки, смотрел ей в глаза, и был совершенно сражен ее красотой. Я уже говорил раз сто, что все мужчины и женщины, которых я видел на Венере, были красивы, и я привык к этому. Но я не ожидал увидеть в этом или любом другом мире такое неописуемое совершенство черт, форм и красок в гармоничном сочетании с характером и несомненным разумом!

Но почему она убежала, когда я улыбнулся?

Возможно, потому, что была застигнута врасплох, наблюдающей за мной? Все-таки человеческая натура везде одинакова. Если оказалось, что даже в двадцати шести миллионах миль от Земли есть люди, и в том числе девушки, совершенно по-земному любопытные, то почему бы не предположить, что они так же, как землянки, испуганно убегают, когда их любопытство раскрывается? Мне стало интересно, похожа ли она на земных девушек во всех остальных отношениях, но она казалась чересчур прекрасной, чтобы проверять это общепринятыми способами. Любопытно также, молода она или стара? Что, если ей было семьсот лет?!

Я задумчиво потянулся и двинулся в ванную комнату — искупаться, а заодно и переменить набедренную повязку. Когда у меня порвались шорты, я без труда перенял амторианскую манеру одеваться. Глянув в зеркало, я вдруг с ужасом понял, почему любая нормальная девушка просто должна была испугаться и убежать. Моя борода! Ей было около месяца, и она вполне могла перепугать кого угодно. Особенно человека, до сих пор не видевшего бороды.

Когда Данус возвратился, я, освеженный, но злой, нервно расхаживал по комнате.

— Можно с этим что-нибудь сделать? — спросил я, указывая на подбородок.

Данус вышел в соседнюю комнату и вернулся с баночкой мази.

— Втирай это в корни волос на лице, — велел он, — но будь осторожен, чтобы мазь не попала на брови, ресницы и волосы на голове. Через минуту тщательно вымой лицо.

Я снова вошел в ванную и открыл баночку. Содержимое выглядело как вазелин, а пахло черт знает чем, но я мстительно втер его в бороду, поскольку был согласен с любыми последствиями. Когда минутой позже я вымыл лицо, от бороды не осталось даже воспоминания, а кожа стала гладкой и безволосой. В полном восторге я вернулся в комнату, где оставил Дануса.