VIII

К ВОПРОСУ О ДУШЕ

Едва «Итака» обогнула рифы, загораживающие вход в маленькую бухту, где шхуна простояла на якоре несколько месяцев, как разразился жестокий шторм. Будудрин был опытным моряком, но у него не хватало людей, хотя и с полностью укомплектованным экипажем он вряд ли сумел противостоять чудовищной буре, обрушившейся на судно. Устав бороться с огромными волнами и могучим ветром, сорвавшим все паруса, «Итака» вскоре стала беспомощной пленницей стихии.

Под палубой испуганная девушка отчаянно цеплялась за стойку, пока ураган яростно швырял судно из стороны в сторону. Так продолжалось полчаса, а затем шхуну от носа до кормы сотряс страшный удар.

Вирджиния Максон рухнула на колени и зашептала молитву. Она была уверена в том, что это конец. Находившийся на палубе Будудрин и члены его экипажа привязали себя к мачтам, а когда «Итака» налетела на рифы перед входом в бухту, куда ее отнесло ветром, мачты обломились у основания и полетели за борт вместе с живым грузом. Вопли ужаса вскоре заглохли, поглощенные разыгравшейся стихией.

Судно еще дважды ударялось о рифы, затем, подхваченное огромной волной, взмыло ввысь и стало падать в головокружительную пустоту. Запертой в трюме девушке казалось, что шхуна летит на самое дно океана. С закрытыми глазами ждала она того момента, когда над ней сомкнутся волны и наступит полное забвение, моля Бога о скорейшем конце, который освободит ее от страшного нервного напряжения, терзающего ее, как казалось, целую вечность.

Но «Итака» выстояла. Оказавшись в менее бурных водах, шхуна с грехом пополам выправилась и встала на ровный киль. Потянулись мучительно долгие минуты, в течение которых Вирджиния с опаской ждала, что в трюм хлынет вода, но постепенно она стала сознавать, что «Итака» выдержала жуткий натиск разыгравшейся стихии. Она ощущала лишь слабую качку, хотя через прочные переборки «Итаки» до ее ушей продолжал доноситься шум бури.

Девушка пролежала на койке целый час, пытаясь представить, что случилось со шхуной и куда ее отнесло. Затем раздался слабый шуршащий звук, шхуна встала, развернулась и замерла, слегка накренившись на правый борт. Снаружи бушевал ветер, по палубе громко хлестал проливной дождь, но судно уже не двигалось.

Проходили часы, а снаружи не было слышно никаких звуков, кроме звуков утихающей бури.

Постепенно Вирджинию стало одолевать любопытство. Она интуитивно чувствовала, что осталась на судне в полном одиночестве, и в конце концов, будучи больше не в состоянии переносить бездействие и неопределенность, направилась к трапу, и вновь попыталась открыть крышку люка, но безуспешно.

Увлеченная работой, она не услышала скребущих звуков, когда на борт полезли голые дикари, как не услышала позже шлепанья босых ног по палубе. Она уже была готова отказаться от своей затеи, как вдруг люк приоткрылся сам собой, словно по волшебству. Обрадованная девушка с восторгом глядела на все увеличивающийся просвет и наконец увидела кусочек голубого утреннего неба. Затем внезапно крышка люка откинулась, и перед Вирджинией Максон возникло страшное лицо дикаря.

На темной коже вокруг глаз и рта обозначились свирепые морщины. В верхней части обоих ушей были вдеты блестящие тигриные клыки. Ушные мочки оттягивались до коричневых плеч под весом тяжелых колец. Последним штрихом в портрете этой омерзительной физиономии явились отточенные зубы, покрытые чем-то черным.

Но это было еще не все. Следом за ним в люк заглянула еще пара десятков столь же свирепых рож. Вскрикнув, Вирджиния Максон бросилась назад в каюту. За спиной раздался топот множества ног, сбегающих по трапу.

Когда Номер Тринадцать покинул бунгало, в его сердце разыгралась буря противоречивых эмоций. Его маленький мир был полностью разрушен. Его создатель, человек, которого он считал своим единственным другом и благодетелем, неожиданно ополчился против него. Обожаемое им прекрасное создание либо исчезло, либо погибло. Так сказал Синг. А сам он, как оказалось, — ничто, жалкое убожество. В мире не было для него места, и даже если он отыщет Вирджинию Максон, то она, как заверил его фон Хорн, лишь отшатнется от него и станет презирать от всей души.

Не имея определенной цели и лишившись надежд, он шел под проливным дождем, не замечая ни дождя, ни вспышек молний, ни оглушительных раскатов грома. Наткнувшись на ограду, он остановился, машинально присел на корточки, опершись о забор спиной, и там, посреди яростного шторма, подавил бурю, бушевавшую в его собственной груди. Вновь и вновь возникавшие в его неискушенном сердце кровожадные помыслы он усмирял воспоминаниями о нежном невинном лице девушки, чей образ занял место божества во внутреннем храме его личности.

— Он создал меня, не дав мне души, — повторял он про себя вновь и вновь, — но я обрел душу, моей душой станет она. Фон Хорн не сумел объяснить мне, что такое душа. Он сам этого не знает. Никто из них не знает. Я умнее их, потому что познал, что есть душа. Ее нельзя увидеть глазами, потрогать руками, но тот, кто имеет душу, знает, что она у него есть, ибо она наполняет всю грудь чувством великой чудесной любви к чему-то бесконечно более возвышенному, чего человек не в состоянии постичь примитивными органами чувств, чему-то такому, что возносит человека над бездушными животными и человеческими тварями. Пусть говорят, что у меня нет души, я же буду знать, что она у меня есть, я ее обрел. Отныне она не даст мне причинить другим зло, которое профессор Максон причинил мне, а он-то не сомневается в том, что обладает душой. Она не позволит мне упиваться собственной жестокостью, подобно фон Хорну, а я уверен, что и он считает, будто у него есть душа. И если у дикарей, которые явились сегодня сюда убивать, есть душа, то я счастлив иметь душу такую, какую сам выбрал. Такая, как у них, мне не нужна.

Так он рассуждал, пока не наступил внезапный экваториальный рассвет. Буря улеглась, и при свете дня Номер Тринадцать увидел, что он не один. Вокруг него вповалку лежали одиннадцать монстров, которых он ночью выгнал из бунгало. При их виде он понял, что на Него легла новая ответственность. Оставить их здесь — означало неминуемую смерть профессора Максона и китайца. Выпустить в джунгли — подвергнуть той же участи Вирджинию Максон, которая скорее всего бродит там в поисках лагеря; Номер Тринадцать не мог поверить, что она мертва. Невозможно было представить, что он ее больше никогда не увидит. Не зная почти ничего о смерти, он не мог вообразить, что это прекрасное жизнерадостное создание вообще может когда-либо умереть.

Молодой гигант решил покинуть лагерь, отчасти из-за жестоких слов, брошенных накануне ему в лицо профессором Максоном, но главным образом из-за девушки, которую нужно было отыскать. Разумеется, он и понятия не имел, где ее искать, но, как объяснил фон Хорн, они находились на маленьком острове, а потому он не сомневался в том, что со временем девушка отыщется.

Посмотрев на сидящих рядом монстров, он пришел к выводу, что единственный выход — взять их с собой. Ближе всех к нему лежал Номер Двенадцать. Подойдя к нему, он ткнул его в бок рукояткой кнута, который оставил при себе.

— Вставай, — сказал Номер Тринадцать.

Тот поднялся, косясь на кнут.

— Мы здесь никому не нужны, — продолжал Номер Тринадцать. — Я ухожу и забираю всех вас с собой. Мы найдем место, где можно жить мирно и свободно. Тебе разве не надоела неволя?

— Надоела, — ответил Номер Двенадцать, не опуская глаз с плетки.

— Не нужно бояться кнута, — сказал красавец-гигант. — Я никого не стану бить, если меня будут слушаться. Разбуди остальных и передай им мои слова. Со мной должны пойти все. Тех, кто откажется, я заставлю кнутом.

Номер Двенадцать сделал все, как было велено. Монстры стали совещаться между собой. Через несколько минут Номер Тринадцать щелкнул кнутом, привлекая их внимание.

— Пошли! — скомандовал он, направляясь к воротам.

За ним последовало девять монстров, но Номер Десять и Номер Три не сдвинулись с места. Молодой гигант вернулся к ним быстрым шагом, остальные остановились, наблюдая за ними, готовые наброситься на своего нового хозяина, если те двое окажутся сильнее.

Бунтари попятились, издавая злобное рычание.

— Пошли! — повторил Номер Тринадцать.

— Мы останемся здесь, — прорычал Номер Десять. — Мы еще не расправились с Максоном.

Просунув руку в петлю на конце кнута, так что он свесился рукояткой вниз, Номер Тринадцать вцепился Номеру Десять в горло. Он хотел одержать победу без помощи плетки, которой все они боялись, с тем, чтобы облегчить себе дальнейшую работу.

Монстр пригнул голову, выставил веред руки, и в следующую секунду они сцепились, словно две огромные гориллы, нанося друг другу удары.

Понаблюдав с секунду за схваткой, Номер Три бросился на помощь товарищу. Могучими руками Номер Тринадцать наносил тяжелые удары по лицу и голове противника, который оборонялся, пуская в ход длинные неровные клыки. Соперники покрылись кровью. Номер Три бросился в бой с яростью обезумевшего быка, пытаясь схватить молодого гиганта за горло, но тот всякий раз отшвыривал его в сторону. Слабоумных зрителей охватило возбуждение, и вот уже один из них, почти безмозглый, в безотчетном порыве вклинился между дерущимися и стал бить и кусать Номера Тринадцать. Это подстегнуло остальных — в следующее мгновение на белого гиганта навалились все монстры.

Силы противников были явно неравны: одиннадцать против одного — слишком мало шансов на победу, даже с такими мощными мускулами. И хотя Номер Тринадцать имел одно неоспоримое преимущество — высокоразвитый интеллект, — он мало что мог сделать против сонма чудовищ. Едва ему удавалось стряхнуть их с себя, как волосатые лапы хватали его за ноги, и он снова оказывался на земле.

Перемещаясь по территории, они приблизились к ограде, где, упершись спиной в стену, Номеру Тринадцать удалось наконец встать на ноги, и он стал отбиваться от ближайших монстров тяжелой рукояткой кнута. И без того запыхавшиеся монстры отпрянули, и молодой гигант, не давая им передышки, бросился в самую гущу, осыпая градом ударов.

В результате, как он и предвидел, монстры бросились врассыпную, спасаясь от безжалостного кнута, и Номер Тринадцать вновь стал хозяином положения. Четверо монстров, испытавших на себе силу его кулаков, остались лежать на земле, остальные зализывали раны.

Не давая им опомниться, Номер Тринадцать погнал монстров к воротам, и на сей раз никто не посмел ослушаться. Разбив их на пары, он велел им нести тела товарищей, потерявших сознание, и повел за собой в джунгли.

Так Номер Тринадцать впервые ступил в мир вместе со своим устрашающим племенем, идя на поиски любимой девушки.

В лесной чаще они остановились, чтобы подкрепиться знакомыми им фруктами, которые составляли основную часть их рациона, и со свежими силами двинулись следом за вожаком. Тот шел без цели в тени великолепия тропических цветов. Из двенадцати лишь вожак видел окружающую красоту и ощущал странное таинственное воздействие незнакомого мира, в котором они оказались. Следуя на запад, они вышли к берегу и впервые увидели водное пространство — маленькую бухту, за ней широкий пролив, а вдалеке — размытые очертания острова Борнео.

Ту же сцену вместе с ними, но с другого места, а потому незамеченные, наблюдали еще двое, — ласкар, которого фон Хорн послал к «Итаке» ночью, но который уже не застал шхуну, и сам фон Хорн. Оба глядели на изуродованные останки «Итаки», лежащие на песке возле южной оконечности бухты, не смея выйти из укрытия, поскольку в тихих водах пролива показались десять лодок, гребущих к шхуне.

Разразившаяся накануне непогода застала раджу Мюда Саффира в начале пути на Борнео, и он укрылся в одной из крошечных бухточек, которыми усеян весь берег острова. Оказалось, что его пристанище находится чуть южнее бухты, где стояла «Итака», и утром он решил наведаться на шхуну в надежде получить от ласкаров какие-нибудь сведения о девушке.

У коварного малайца давно чесались руки разграбить «Итаку», но до сих пор он воздерживался, опасаясь, как бы это не помешало другому, более крупному злодейству, которое он замыслил против ее белого владельца, но когда, обогнув мыс, он увидел изувеченную шхуну, то отбросил сомнения и прямым ходом направился к беспомощному судну, чтобы разграбить то, что там еще оставалось.

Старый мошенник и предположить не мог, какое бесценное сокровище таится под голой палубой. Он велел своим головорезам пошуровать на шхуне, а сам развалился на тюфяке под навесом, защищавшим его вице-королевскую голову от палящего тропического солнца.

Номер Тринадцать наблюдал за карабкающимися по борту дикими охотниками за черепами с живейшем интересом. Как и фон Хорн, он увидел их явное изумление перед открытом люком, но ни тот, ни другой не догадались о причине. На его глазах полдюжины воинов поспешно спустились вниз и с дикими криками бросились кому-то вдогонку.

Через несколько минут они появились на палубе, таща за собой женщину. Фон Хорн и Номер Тридцать моментально узнали Вирджинию, однако доктор, скрипя зубами от бессильного гнева, понимал, что не в силах предотвратить трагедию. Номер Тринадцать ничего не понимал и понимать не хотел.

— За мной! — крикнул он уродливым собратьям. — Убейте мужчин, а девушку спасите — вон ту, с золотистыми волосами, — добавил он поспешно, сообразив, что те никогда прежде не видели женщину.

И он стремглав бросился в воду. Чудовища не отставали от него.

Боевые лодки Мюда Саффира подошли к борту «Итаки», обращенному к проливу, и гребцы не могли видеть дюжины чудовищ, шлепающих по воде со стороны берега. Монстры никогда прежде не видели моря, их опыт ограничивался маленьким ручейком, протекавшим по их зоне, но они уже знали, что голову нельзя погружать под воду. Плавать они не умели, но благодаря высокому росту и силе сумели быстро добраться до борта.

Залезть наверх они не смогли, но спустя мгновение Номер Тринадцать решил эту проблему, велев самому рослому встать у борта, а остальным забраться ему на плечи, а оттуда на палубу.

Когда Номер Тринадцать первым оказался наверху, то увидел полдюжины даяков, готовящихся спуститься вниз с другого борта. Это были последние из тех, кто посетил шхуну. Девушки на палубе уже не было. Не дожидаясь своих, молодой гигант прыжком пересек палубу. Единственной его мыслью было найти Вирджинию, Максон.

Обернувшиеся на шум даяки увидели белого человека, одетого в парусиновые штаны и куртку и вооруженного лишь длинным кнутом, и огласили воздух дикими криками радости, уже считая красивую голову белого своим трофеем. Номер Тринадцать не обратил бы на них никакого внимания, если бы они не полезли к нему, ибо нужна ему была только девушка, но тут его обступили пританцовывающие дикари, размахивающие грозного вида парангами и выкрикивающие оскорбления.

Размахнувшись кнутом, Номер Тринадцать обрушил на головы и спины нападавших всю свою мощь. Плетка плясала с такой быстротой, что не давала дикарям возможности пустить в ход оружие.

Один лишь взмах, и ближний к нему охотник за черепами рухнул на палубу с переломанным плечом и раскроенной до кости рукой. Снова бешено засвистел кнут, тогда как снизу из лодок послышались громкие крики Мюда Саффира и его людей, подбадривающих своих на шхуне. Оцепеневшая девушка, оказавшаяся в лодке раджи, с волнением, надеждой и восхищением глядела на человека ее расы, который, а она это чувствовала, сражается из-за нее.

В своем защитнике Вирджиния Максон мгновенно узнала того, кто уже однажды заступился за нее, спасая от омерзительной твари, сотворенной ее отцом. Прижав руки к груди, девушка в порыве волнения подалась вперед, следя за каждым движением гибкой гигантской фигуры, отчетливо выделяющейся на фоне заметавшихся охотников за черепами, корчившихся под его неистовыми ударами.

Мюда Саффир увидел, что его воины терпят поражение, и пришел в ярость. Повернувшись к одному из своих главарей, он приказал послать на «Итаку» еще две лодки. Тот помчался выполнять команду предводителя, а тем временем, на шхуне наступило затишье — оставшиеся трое дикарей, которые не упали под ударами кнута, прыгнули за борт.

Пока подкрепление карабкалось вверх по борту, Номер Тринадцать отыскал глазами девушку в лодке Мюда Саффира, чуть в стороне от «Итаки», и когда первый из вновь: прибывших перевалился на палубу, Вирджиния увидела на благородном лице человека адресованную ей ободряющую улыбку. Девушка послала ему ответную улыбку, улыбку, наполнившую сердце молодого гиганта гордостью и счастьем; улыбку, за которую отважные мужчины всегда готовы сражаться и умереть с тех самых пор, как женщины научились искусству улыбаться.

Номер Тринадцать мог бы сбросить даяков в воду прежде, чем те достигли бы палубы, но он не захотел этого делать. Его спонтанная этика не позволяла воспользоваться преимуществом перед неприятелем, а кроме того он вдруг почувствовал вкус к сражению, поэтому решил подождать, пока противники не соберутся перед ним в полном составе. Но ему так и не пришлось воспользоваться кнутом. Едва даяки перевалились через борт, как, вытаращив глаза, оцепенели от страха и с воплями ужаса кинулись обратно в море, пугая тех, кто еще карабкался на шхуну.

Поднявшись в полный рост, Мюда Саффир принялся вовсю поносить трусливых даяков. Он не знал причины паники, но вскоре увидел за спиной гиганта появившихся на палубе одиннадцать рычащих чудовищных страшилищ, грузно топавших к своему вожаку.

Смуглое лицо раджи сделалось белым как мел. Дрожащими губами он отдал команду гребцам плыть в открытое море. Девушка также увидела страшных уродов, окруживших человека на палубе. Ей показалось, что они хотят напасть на него, и она вскрикнула в знак предупреждения, но тут же поняла, что монстры с ним заодно, так как все вместе они бросились к борту и стали глядеть на барахтающихся в воде даяков.

Прямо внизу находились две лодки, в которые забирались охотники за черепами. Остальная флотилия быстро удалялась к выходу из бухты. Увидев, что девушку увозят, Номер Тринадцать прокричал команду отряду монстров и, не оглядываясь, спрыгнул в ближайшую из двух лодок.

Лодка была уже наполовину наполнена даяками, остальные лезли через планшир. Через миг в лодке возник кромешный ад. Дикари бросились к возникшему среди них гиганту. Засверкали паранги. Засвистел кнут. И тут на них сверху обрушилась лавина жутких монстров. Отряд молодого гиганта последовал за своим командиром.

Битва в лодке была короткой и яростной. В первые секунды даяки пытались сопротивляться, но, оказавшись лицом к лицу с полчищем рычащих беснующихся тварей, они пришли в ужас, и те, кто уцелел, нырнули в воду и быстро поплыли к берегу.

Вторая лодка не стала помогать первой и, не досчитавшись кое-кого из своих, поспешила догонять флотилию.

Фон Хорн был свидетелем всего, что произошло на ровной глади маленькой бухты. Он был ошеломлен, увидев, что обитатели «двора тайн» сражаются под предводительством Номера Тринадцать, и теперь с интересом ждал, чем все это закончится.

Глядя, как лодка малайского раджи увозит девушку, фон Хорн испытывал горькое сожаление и яростную злобу, однако больше всего его огорчило то, что ему придется распрощаться с мечтой об обеспеченной жизни. Он настолько был уверен в том, что заполучит состояние профессора Максона посредством добровольного, либо же насильственного брака с его дочерью, что сейчас ощущал себя так, словно у него обманом отобрали законное наследство. Сама судьба девушки мало волновала его, ибо этот человек был неспособен на глубокую любовь или настоящее благородство.

Совсем иные эмоции охватили гиганта, завладевшего боевой лодкой даяков. Все его помыслы были связаны с девушкой, увозимой в морскую даль. Он не знал, ни что ей угрожает, ни какая судьба ее ожидает. Он знал одно — ее забрали насильно, против ее воли. Он видел выражение ужаса в ее глазах и угасшую надежду, когда лодка раджи стала отходить от «Итаки». Его единственной мыслью было вырвать ее из рук похитителей и вернуть к отцу. О собственном вознаграждении или выгоде он не думал. Ему было достаточно того, что он станет сражаться за нее. Большего вознаграждения ему не требовалось.

Ни Номер Тринадцать, ни кто другой из его отряда прежде не видели лодки, и, если исключить вожака, в их черепах вместе взятых вряд ли хватило бы разума, чтобы монстры вообще смогли управлять ею. Однако молодой гигант видел, что остальные лодки движутся при помощи длинных палок, опускаемых в воду, а также видел надуваемые ветром паруса, хотя и не совсем понимал их назначение.

Понаблюдав с минуту за действиями людей в ближайшей лодке, он усадил монстров за весла и проинструктировал, как пользоваться незнакомым орудием. Целый час бился он с ними, но те так и не поняли, что от них требуется. Если они и гребли, то вразнобой, а чаще всего престо погружали весла в воду и вынимали их.

В результате утомительных маневров лодка кружила туда-сюда по бухте, пока Номер Тринадцать сам не понял, что требуется для нормального управления ею. В конце концов, скорее по недоразумению, чем намеренно, они оказались у входа в бухту, и тогда провидение помогло им совершить то, чего они сами вряд ли бы добились.

Налетевший с суши порыв переменчивого ветра внезапно надул парус, развернул лодку носом к проливу, и та выскользнула из бухты, устремляясь по танцующим волнам вслед за быстро удаляющимися лодками Мюда Саффира.

Позади на берегу с криками метались разъяренные даяки, брошенные соплеменниками. Фон Хорн из своего укрытия с изумлением провожал взглядом лодку с монстрами, а ласкар Будудрина проклинал свою судьбу, по милости которой оказался на одном острове с сорока охотниками за черепами.

Все меньше и меньше становилась удаляющаяся лодка, стрелой летящая к темневшему на горизонте Борнео.

IX

НА ПУТИ К БОРНЕО

Фон Хорн проклинал судьбу, которая увела девушку из-под самого носа, но успокаивал себя тем, что сокровище осталось на «Итаке», куда его должен был доставить Будудрин. Он хотел, чтобы даяки убрались, тогда он сможет забрать сундук со шхуны и припрятать его до лучших времен, а затем при удобном случае переправить в Сингапур.

Внизу в воде плавали мачты шхуны с привязанным к ним страшным грузом. Фон Хорн увидел труп Будудрина, чье лицо, застывшее в жутком оскале, казалось, насмехается над человеком, которого он собирался надуть. Мертвый малаец как будто знал, что белый предаст его при первой же возможности, и теперь наслаждался разочарованием, которое еще постигнет фон Хорна, когда тот обнаружит, что лишился не только девушки, но и сокровища.

Начался прилив, и вскоре «Итака» снялась с мели. Увидев это, даяки тут же бросились в воду и поплыли к шхуне. Подобно мартышкам, вскарабкались на палубу и гурьбой ринулись в трюм. Фон Хорн стал молить Бога, чтобы мародеры не обнаружили сундук.

Вскоре часть из них прыгнула в воду и поплыла к берегу, куда штормом выбросило рангоуты и оснастку. Отобрав то, что им требовалось, они вернулись на шхуну и спустя несколько минут установили временную мачту, к великой досаде фон Хорна, полагавшего, что сокровище лежит в трюме «Итаки».

Еще засветло шхуна медленно вышла из бухты, беря курс через пролив в том же направлении, что и боевые лодки. Когда стало ясно, что охотники за черепами уже не вернутся, ласкар вышел из укрытия и стал носиться вдоль берега, выкрикивая злобные угрозы вслед удаляющемуся неприятелю.

Вскоре и фон Хорн вышел на берег, и они молча проводили «Итаку» взглядами. Затем повернулись и по ручью двинулись назад в лагерь, где уже опасаться было нечего. Фон Хорн гадал, сделали ли свое дело монстры, которых он настроил против профессора Максона, или же они оказались слюнтяями, подобно Номеру Тринадцать.

Гадать ему пришлось недолго, поскольку, вернувшись в лагерь, он увидел горящий в бунгало свет, а когда поднялся на крыльцо, из входной двери вышли Синг и профессор Максон.

— Фон Хорн! — воскликнул профессор. — Так вы не погибли! А где Вирджиния? Скажите, она жива?

— Ее похитили, — ответил доктор. — Ваши собственные же создания под предводительством того, кому вы прочили Вирджинию в жены, увезли ее на Борнео вместе с шайкой пиратов, малайцев и даяков. Я был один и оказался бессилен помешать им.

— Боже! — простонал профессор. — Ну почему я не убил его, когда мог это сделать! Ведь был же он здесь, рядом со мной, прошлой ночью, а сейчас уже поздно.