11

СРАЖЕНИЕ

В пять часов того же дня тротуары на улице Маргариты были переполнены людьми, а все столики в маленьких кафе заняты. Люди говорили о большой войне и угрозе, нависшей над королевством. Все роптали по поводу вялого и безразличного поведения короля Леопольда перед лицом австрийской интервенции. Люди открыто выражали свою тревогу, и это было похуже австрийского вторжения.

Один из сержантов конной королевской гвардии выехал из дворца и двинулся по улице. Время от времени он останавливался, спешивался и прикреплял большие плакаты на особенно людных перекрестках. Вокруг сразу собирался народ, разглядывал плакаты, радовался и кричал, а всадник следовал дальше, к следующему перекрестку.

Жители ожидали какого-то объяснения и останавливали сержанта, но тот молчал. Толпа увеличилась и заполнила улицу от стены до стены. Сержанту пришлось почти силой пробиваться к очередной двери, чтобы приклеить следующий плакат.

— Леопольд объявил войну Австрии!

— Король призывает добровольцев!

— Да здравствует король!

Сражение за Луштадт вошло в историю. За пределами маленького королевства Лута оно прошло незамеченным, ибо внимание всего мира было приковано к великим битвам на берегах рек Маас, Марна и Эна. Но в Луте об этом сражении будут рассказывать и писать, передавать из уст в уста, из поколения в поколение, до скончания веков!

Кавалерия, которую король послал на север к Бленцу, встретилась с наступающей австрийской армией. Австрийцы напали на пехоту, которая залегла к востоку и западу на первой линий окопов к северу от Луштадта. Линия обороны была слабая, численностью уступавшая силам противника, но они героически держали оборону в течение многих часов.

Противник выдвинул тяжелую артиллерию на перевал в трех милях к северу от фортов. Снаряды рвались в окопах, в фортах и в городе. Из города на юг по Королевской дороге устремился поток беженцев. Богатые и бедные во всеобщей панике заполнили узкую улицу, которая вела к южным воротам города. Тележки, запряженные собаками, нагруженные ослы, французские лимузины, двухместные экипажи, бочки на колесах — все, что могло двигаться, все домашние животные, навьюченные сверх всякой меры, заполнили тесный проход в безумной давке, вызванной паникой.

Слухи распространялись с поразительной скоростью. Кто-то сообщил, что второй форт разгромлен австрийскими пушками. Сразу после этого прошел слух, будто лутская пехота отступает в город. Страх подстегивал сплетни, а сплетни нагнетали страх.

Вдруг над площадью на крыше дома разорвался снаряд.

Женщины падали в обморок, и толпа давила их ногами. Хриплые крики ярости смешивались с визгом людей, охваченных ужасом. И тут посреди толпы на улице Маргариты появился всадник, за ним — группа офицеров. Трубач поднял свой инструмент и троекратно объявил о прибытии короля. Толпа остановилась и обернулась на правителя.

На них с высокого седла смотрел Леопольд Лутский. С улыбкой на лице он поднял руку, требуя тишины, — и тогда, словно по волшебству, у людей пропал страх. Они расступились, давая дорогу королю и его свите. Один из офицеров повернулся в седле и обратился к человеку в штатском, который ехал в автомобиле.

— Его Величество скачет на линию огня, — сказал он громко, так, чтобы все услышали. Люди стали передавать эту новость друг другу, и когда Барни Кастер из города Беатрис проезжал по улице Маргариты, его сопровождал гул приветственных голосов, заглушавший канонаду.

Всю остальную часть дня мнимый король провел на боевых позициях. Трое из его свиты были убиты, под ним самим пали две лошади, застреленные противником, но когда король появлялся перед своими войсками, линия обороны переставала прогибаться назад и не отступала. Передовые рубежи, которые солдаты Луты вынужденно отдали австрийцам, были отвоеваны обратно. Все время сражения в ожидании наступления союзников над позициями летал единственный лутский аэроплан. А где-то на северо-востоке сербы пробивались на помощь Луштадту. Но успеют ли они вовремя?

В пять часов утра на следующий день лутские войска еще удерживали позиции, но Барни Кастер знал, что долго им не выстоять. Вчера огонь австрийской артиллерии был очень интенсивным, а сегодня — смертельно метким. Каждый выпущенный снаряд заполнял окопы трупами и ранеными, и хотя их место занимали другие солдаты из пополнения, было ясно, что очень скоро резервы иссякнут. Слева, в тылу, американец держал последний резерв, а у подножия холма, в северной части города и чуть ниже фортов главная часть пополнения выдвинулась под защиту небольшого ущелья.

Барни держал в руке часы и время от времени поглядывал на них. Он намеревался подождать еще пятнадцать минут, а потом, если не увидит сигнала о приближении сербов, нанести решительный удар. Пятнадцать минут уже почти прошли, когда от кружившего в небе маленького моноплана отделился бумажный парашют. Он падал несколько сот футов, потом под воздействием воздушного давления раскрылся и стал медленно опускаться к земле, а секунду спустя выдал из корзины облачко белого дыма. За первым последовали еще два парашюта и еще два облачка дыма. После этого аэроплан быстро взмыл вверх и исчез на северо-востоке.

Барни с улыбкой повернулся к принцу фон дер Танну.

— Они скоро будут здесь, — сказал он.

Старый принц кивнул. Последние два дня он был до неприличия счастлив. Конечно, Лута может быть побеждена — но она никогда не будет покорена. Наконец-то у страны есть король, настоящий король! Боже мой, как он изменился! Принц фон дер Танн вспоминал тот день два года назад, когда рядом с самозванцем скакал в бой с войсками Питера Бленца, и неоднократно всматривался в лицо монарха в поисках каких-то доказательств, что это не Леопольд.

— Передайте командующим третьего и четвертого фортов -пусть сосредоточат огонь на пушках противника к северу от третьего форта, — приказал Барни адъютанту. — Одновременно пусть кавалерия и пехота полковника Козлова начнут решительную атаку на австрийские окопы.

Потом он повернулся к левому флангу, где ближе к тылу залегли резервные войска, готовые в любой момент вступить в бой. Когда Барни мчался галопом по равнине впереди своей свиты, неподалеку от него разорвался шрапнельный снаряд. Фон дер Танн мгновенно оказался рядом.

— Сир, — воскликнул он, — вам нет необходимости подвергать себя такому риску. Ваш штаб здесь и готов выполнить любое ваше распоряжение, а вы обязаны хранить свою жизнь для своего народа и трона.

— Я убежден, что люди сражаются лучше, когда видят, что их король вместе с ними, — просто ответил американец.

— Я знаю, сир, но тем не менее сейчас Лута не должна потерять вас, — возразил фон дер Танн. — Ваше Величество, я благодарю Бога, что дожил до этого дня, и счастлив, что последний из Рубинротов высоко держит наши славные традиции.

Барни медленно вел резервные войска через лес в тыл крайнего левого фланга. Успех атаки на правый фланг австрийцев был столь велик, что превзошел самые смелые надежды американца. Сейчас он видел в бинокль, как противник сосредоточивает большие силы, чтобы ответить на успешное нападение лутанцев. Для отражения атаки пришлось задействовать резерв.

Именно это и было нужно Барни. Три бомбы, сброшенные с аэроплана, сообщили ему, что сербы в трех милях отсюда, значит, они уже наступают на австрийцев. Барни слышал на северо-востоке винтовочные выстрелы, пулеметные очереди и пушечную канонаду. Он повернулся и отдал приказ командующему резервных войск.

Солдаты быстрым шагом выдвинулись на край левого фланга. Они были рядом с австрийцами — и тут из чащи вышли те, кто до времени оставался в укрытии, и с хриплыми выкриками и примкнутыми штыками напали на позиции противника. Это сражение оказалось самым кровавым за прошедшие два дня. Цепь солдат то выдвигалась вперед, то отступала. Тогда в боевых рядах появился мнимый король и стал подбадривать солдат на еще одно, последнее усилие для победы. Не сразу, но войскам Луты удалось выбить врага из окопов. Австрийцы отступали!

Но далеко уйти им не удалось. Аккурат перед наступлением темноты с левой стороны, где стояли пушки, поднялся громкий крик. Лутские солдаты увидели, как австрийская пехота и артиллерия беспорядочно бегут вниз по склону, а за ними мчится возбужденная цепь сербов с криками «ура», стреляет им вслед и размахивает сербским знаменем.

Над полем боя прогремело оглушительное «ура» солдат Луты. Две линии союзников соединились, и австрийцы оказались беспомощными. Их артиллерия сдалась в плен, отступать было некуда. Оставалась только одна альтернатива безжалостной резне — поднять белый флаг. Несколько подразделений, размещенных ближе к Бленцу, успели сбежать обратно в Австрию, другие были захвачены в плен и, по договоренности с сербским министром, доставлены в Сербию. Лутский армейский корпус, который американец обещал передать сербам, было решено задействовать в приграничной зоне для предотвращения прохода австрийских войск в Сербию через Луту.

Победное возвращение армии в Луштадт сопровождалось всеобщим ликованием и радостными криками горожан. Имя короля-солдата не сходило с языков. Люди были полны восхищения и с энтузиазмом приветствовали высокого всадника, когда тот медленно пробивался сквозь восторженную толпу во дворец.

Фон дер Танн, серьезный и воинственный, даже прослезился, преисполнившись огромного счастья. Даже теперь, когда сомнения в личности короля отступили в сторону, ему казалось каким-то колдовством, что трусливый и робкий по натуре Леопольд Лутский за один день превратился в героя, обессмертившего себя в великом сражении.

Когда Барни Кастер направлялся в королевский дворец по улице Маргариты, через южные ворота в Луштадт въехал некий всадник в форме офицера конной гвардии, покрытый пылью и дорожной грязью. Этот человек был молодым адъютантом принца фон дер Танна, который был послан в замок Бленц неделю назад с важным сообщением для короля и захвачен в плен австрийцами. Во время сражения все австрийские войска были выведены из Бленца и брошены на фронт. Тогда адъютанта перевели из лагеря в замок, откуда он благополучно сбежал этим утром. Чтобы добраться до Луштадта, ему пришлось обходить австрийские позиции кружным путем и въехать в столицу с юга.

Оказавшись в городе, он сразу же направился во дворец, спешился и вошел в левое крыло здания, где располагались личные апартаменты канцлера. Он справился насчет принцессы Эммы и облегченно вздохнул, узнав, что она здесь, во дворце. Минуту спустя, по-прежнему покрытый пылью и запыхавшийся, он был принят принцессой.

— Ваша светлость, — выпалил он, — приказ короля был нарушен, и американца завтра расстреляют. Я только что бежал из Бленца. Питер в ярости. Он понимает, что независимо от того, победят австрийцы или нет, его отношения с королем разорваны навсегда. В приступе ярости он сказал, что мистер Кастер будет принесен в жертву его мести, в надежде, что этот акт обеспечит ему благосклонность австрийцев. Надо немедленно что-то предпринять, если мы хотим его спасти.

Девушка качнулась и чуть не упала в обморок. Молодой офицер бросился поддержать ее, но принцесса уже пришла в себя. В это время с улицы послышался гром фанфар и радостный шум толпы.

С сердцем, закаменевшим от страшного известия, принцесса медленно осознала причину шума: прибыл король. Он возвращался с поля битвы, покрытый неувядаемой славой, счастливый и торжествующий, — тот, кому предстояло стать ее мужем. Но в сердце принцессы не было радости. Ее душу терзали тупая боль и молчаливый протест против несправедливости происходящего. Этот Леопольд, осыпанный почестями, пожинает плоды победы — а тот, кто обеспечил ему возможность стать королем, завтра должен умереть!

— Может быть, нам поможет найти выход лейтенант Бутцов? — предложил офицер. — Или ваш отец? Они оба так любят мистера Кастера.

— Да, — печально согласилась девушка. — Найдите Бутцова, он все сделает.

Офицер поклонился и поспешил на поиски лейтенанта. Девушка подошла к окну и долго стояла там, разглядывая огромную ликующую толпу у ворот дворца, заполонившую всю улицу Маргариты. Люди радостно приветствовали короля, канцлера и армию, но больше всего — именно короля. Из презираемого монарха Леопольд в одночасье стал национальным героем. Его несколько раз вызывали на балкон над главным входом, желая лицезреть своего спасителя. Принцесса подумала, как долго это будет продолжаться, прежде чем она сможет поздравить его с победой и, возможно, вытерпеть его ласки. Ее передернуло от этой мысли.

И тут, словно в ответ на ее невеселые думы, дверь открылась, и в комнату вошел король. Он с одного взгляда понял, что душу девушки терзает боль и печаль, и быстро подошел к ней.

— Что такое? В чем дело? — спросил он встревоженно.

На мгновение он забыл, что принцесса не знает, кто он такой на самом деле. Он пришел к девушке поделиться своим счастьем, славой победителя, и не думал, кем считает его та, что стоит перед ним с несчастным и безнадежным выражением лица.

Принцесса ответила не сразу. Она раздумывала, примет ли король участие в судьбе американца. Один раз Леопольд проявил великодушие, когда подписал помилование мистеру Кастеру, но поднимется ли он сейчас над мелочной ревностью и завистью, станет ли он повторно спасать жизнь американцу? Хорошо зная Леопольда, она не слишком-то рассчитывала на это, но все же надежда оставалась.

— В чем дело? — мягко повторил король.

— Я только что получила сообщение, что принц Питер проигнорировал ваш приказ, сир, — ответила наконец девушка, — и мистер Кастер завтра будет расстрелян.

Глаза Барни округлились. «Как все скверно получается!» -подумал он.

Принцесса подошла и нервно вцепилась в его руку.

— Вы обещали, сир, что он не пострадает, дали мне свое королевское слово. Вы можете его спасти, ведь вам подчиняется вся армия Луты. Не забудьте, что однажды он спас вас!

Мольба в голосе принцессы и печаль в ее глазах заставили сжаться сердце Барни. Необходимость по-прежнему скрывать свою личность ради спасения короля в общем-то уже отпала, однако американец намеревался довести обман до конца. Он тщательно обдумал ситуацию, но не смог найти достаточных аргументов в пользу того, что Эмма фон дер Танн будет счастливее, узнав, что ее будущий муж не имел никакого отношения к победе лутской армии. Уж если она обречена всю жизнь быть рядом с Леопольдом, почему бы ей не утешаться тем, что ее муж однажды победил в битве за Луштадт? Зачем лишать ее этой иллюзии?

Но теперь, оставшись наедине с принцессой Эммой и видя, как она страдает, Барни изменил свое решение. Как большинство волевых и мужественных людей, он был очень снисходителен к женской слабости. Слезы на глазах принцессы стали для него последней соломинкой.

— Ваша светлость, — проговорил он, — не страдайте так из-за американца. Он не стоит ваших слез, поскольку обманул вас -он не в Бленце.

Девушка отдернула руку и поднялась.

— Что вы имеете в виду, сир? — воскликнула она. — Мистер Кастер никогда не обманул бы меня без крайней необходимости. И если он не в Бленце, то где же он?

Барни наклонил голову и уставился в пол.

— Он здесь и просит у вас прощения, — выговорил он.

На лице принцессы появилось озадаченное выражение. Она внимательно посмотрела на собеседника. Нет, она решительно ничего не понимала!

Тогда Барни снял с мизинца кольцо с бриллиантом и положил в ладонь девушки.

— Вы дали мне этот алмаз, чтобы прорезать отверстие в окне гаража, откуда мы угнали автомобиль, — сказал Барни. — А я забыл возвратить кольцо. Теперь вы поняли, кто я?

Эмма фон дер Танн не верила своим глазам, но потом стала вспоминать все, что говорил и делал этот человек с тех пор, как они сбежали из Бленца. Все это было столь непохоже на того короля, которого она знала…

— С какого момента вы прикидываетесь королем? — спросила принцесса.

Барни рассказал, что обменялся одеждой с королем в апартаментах Бленца аккурат перед тем, как ее привели туда.

— А Леопольд сейчас там? — спросила она.

— Там, — ответил Барни. — Это его должны расстрелять сегодня утром.

— Mein Gott! — воскликнула девушка. — Что же нам делать?!

— Только одно, — решил американец. — Бутцову и мне надо срочно скакать в Бленц и спасать короля.

— А что потом?

— А потом Барни Кастер снова удалится за границу, — ответил он с грустной улыбкой.

Эмма фон дер Танн прильнула к Барни и положила руки ему на плечи.

— Я не могу расстаться с тобой, — тихо сказала она. — Я пыталась быть верной Леопольду и выполнить обещание, которое мой отец дал старому королю в мои детские годы. Но с тех пор, как мне сообщили о твоем предстоящем расстреле, я тысячу раз пожалела, что не поехала с тобой в Америку два года назад. Возьми меня с собой, Барни. Для спасения короля хватит и одного Бутцова с его солдатами. А до его возвращения мы можем вполне безопасно пересечь сербскую границу.

Американец покачал головой.

— Я заварил эту кашу с королем, я и должен спасать его. Возможно, он заслуживает расстрела. Но именно я должен предотвратить это, если смогу. И еще нужно считаться с мнением твоего отца. Если Бутцов один приедет в Бленц спасать короля, то возможны сложности с его возвращением в Луштадт, когда станет известно, кто есть кто на самом деле. А в моем присутствии превращение произойдет незаметно. Даже Бутцову незачем знать, что произошло на самом деле. Пойми, «если народ узнает, что сражение за Луштадт выиграл не Леопольд, начнется такой скандал, что твой отец лишится доверия, а королевский трон полетит к чертям. Нет, я должен оставаться в Луте, пока Леопольд не вернется в столицу. Но у нас есть надежда. Возможно, мне удастся выбить из Леопольда согласие на наш брак. Я без колебаний применю угрозы, чтобы заставить его, но, надеюсь, происходящее и без моей помощи так его перепугает, что он согласится на любые условия, лишь бы спастись из замка Бленц. Если он даст мне такой документ, Эмма, будешь ли ты моей женой?

Наверное, такого странного предложения, как это, никогда не бывало на свете. Но ни ей, ни ему оно не показалось странным. Они любили друг друга уже два года и знали это. Помолвка девушки с королем помешала их признанию в любви. Теперь же они лишь констатировали то, что было фактом на протяжении двух лет.

— Конечно же, я обвенчаюсь с тобой, — ответила принцесса. — Иначе зачем бы я просила тебя забрать меня в Америку?