Поднимаясь наверх, Гатти думал, что есть в ней что-то, что кажется ему притягательным и необычным: бросающийся в глаза контраст между сильной, теплой, эмоциональной женщиной, которая с таким жаром защищала своих воспитанников, и той холодной, сдержанной личностью, которой она была сейчас.

Кора остановилась возле двери одной из спален и подождала, пока Луиджи присоединится к ней. Ида и Марта следовали за ними. Ида нахмурилась, увидев, какую дверь открыла невестка.

– Но это ваша спальня – Оливера и твоя, – запротестовала она. – Я думала, ты поселишь гостя в спальне Барбары.

– Эта просторнее и... удобнее, – тихо ответила Карина.

– А где же ты будешь спать?.. – строго спросила Ида.

– Я...

– Послушайте, меньше всего я хочу лишить вас вашей спальни... – начал Гатти.

Но Кора покачала головой, и ее лицо слегка вспыхнуло.

– Я... я сплю в гостевой спальне. Эта... спальня Оливера. Была и моя тоже, – торопливо поправилась она. – Эта обстановка больше подходит мужчине. Здесь есть своя ванная комната, письменный стол с машинкой и телефоном. Иногда муж работал за ним...

– Ты давно переехала из этой спальни? – пристала Ида, будто не замечая, что Карина не желает продолжать тему.

Она похожа на провинившуюся школьницу, которую застукали за запретным занятием, подумал Луиджи.

Почему? Почему она не может поменять спальню, если ей так хочется? Ведь, в конце концов, это ее дом... Он вспомнил взгляд ее кротких глаз, когда она говорила о любви покойного мужа к первой жене, к женщине, чьим «домом» было это место.

– Хотела сделать здесь перестановку. Я никогда не чувствовала особой любви к этому месту, и...

– Но это хозяйская спальня, – протестовала Ида.

– Да, – согласилась Кора.

В ее тихом голосе послышалась ирония, которой не заметила Ида, но на которую обратил внимание Луиджи. Значит, Кора хладнокровна и остроумна – самая очаровательная и опасная комбинация женских качеств. По крайней мере, так он всегда думал.

Комната оказалась довольно большой, признал Луиджи, войдя внутрь. Много места занимали шкаф и кровать. Заметив ее, гость издал вздох облегчения. Он терпеть не мог стандартных американских спален с полуторными кроватями. Гатти с детства привык к королевским размерам семейных итальянских кроватей, передаваемых по наследству из поколения в поколение.

Взгляд гостя оценивающе скользнул по безупречной чистоты покрывалу и гардинам. Трудно было преодолеть искушение, которое сулила эта комната. Внезапно он услышал за спиной голос Иды, в котором читалось обвинение.

– Ты сменила покрывало и занавески?

По ответу Коры Луиджи догадался, что наблюдательность Иды смутила ее, и предположил, что все поменяли специально для него. Она действительно необычная женщина, подумал Луиджи, когда хозяйка показала ему ванную комнату.

Ванная была маленькой, но все же в ней оказалось достаточно места для душа и ванны. Пока Кора поджидала его на лестничной площадке, Гатти еще раз осмотрел комнату и признал, что уют и комфорт тут почти как в его собственном доме.

Из окна спальни открывался вид на прекрасный сад, который был разбит на множество лужаек с разными растениями. Улыбка тронула губы гостя, когда он заметил, что трава в одном месте сильно вытоптана.

Такой же клочок примятой травы был и на лужайке за его домом в Италии. Прошлой осенью он хотел заново засеять все травой, но родственники запротестовали, не желая, чтобы он трогал любимое всеми местечко, где играют дети и собирается семья.

Спускаясь по ступенькам, Кора чувствовала, как ее лицо заливает краска злости, когда Ида уже в который раз посетовала:

– Дорогая, я думала, ты собираешься поселить его в комнату дочери...

– Я... я думала, что это будет не слишком подходяще. Обстановка в той комнате больше подходит женщине, – ответила Карина, не желая говорить, что не хочет, чтобы Барбара, вернувшись из свадебного путешествия, обнаружила свою комнату занятой.

Кора хотела, чтобы Барби считала этот дом своим, чтобы падчерица всегда могла вернуться в свою комнату, когда пожелает. В душе, конечно же, Карина не хотела, чтобы это произошло – ведь теперь место Барбары рядом с мужем, и там ее дом.

– Но чтобы выехать из собственной спальни!.. – не унималась Ида.

– Это не моя комната, – сказала тихо Карина. – Это была комната Оливера, наша комната, – поспешно добавила она, увидев, что Луиджи направляется к ним.

Как она объяснит Иде – или кому-нибудь другому – что после смерти мужа вместо того, чтобы найти успокоение в комнате, в постели, которую они делили все годы десятилетнего супружества, она нашла эту комнату... холодной и что предпочла ей маленькую, уютную комнатку для гостей, которую теперь считала своей?

К тому же и раньше бывали ночи, когда она просыпалась и, не в состоянии снова заснуть, тихонько пробиралась в комнату для гостей, чтобы найти там уединение и нечаянно не разбудить Оливера.

– Так что ты думаешь, Луиджи? – спросила Ида тоном человека, который уже знает ответ.

– Уверен, мне здесь будет очень удобно, – ответил он, а потом повернулся к Карине. – Я понимаю, что у нас еще не было возможности обсудить финансовый вопрос. Вас устроит, если я перезвоню позже?.. Скажем, сегодня вечером... Нормально?

– Сегодня вечером? О нет, боюсь, я не могу. Я ухожу.

– Уходишь? – с грозным видом спросила Ида. – Куда?.. С кем?

Кора стала спускаться по ступенькам и столкнулась с Мартой, которая предотвратила дальнейшие расспросы своим комментарием.

– Так-так... Это не может быть мужчина. По крайней мере, не тот, которым заняты твои мысли...

Заняты мысли? Луиджи нахмурился. Означает ли это, что в ее жизни кто-то есть? Должно быть, Карина не хотела, чтобы о нем знала Ида. Это было видно по тоскливому выражению лица вдовы.

– Это родительское собрание в школе, – объяснила Карина.

– Но они же не думают, что ты придешь, – сказала Ида. – Ты же, в конце концов, не родитель!

– Да, но я воспитатель! – возразила Кора, и все в ней как-то резко изменилось – и голос и взгляд стали тверже и властнее.

Эта женщина могла быть решительной, даже почти агрессивной в своем стремлении защитить слабых и обиженных, всех, кто нуждался в ее покровительстве – будь то ребенок или взрослый, подумал Гатти.

– И я хочу быть там. Простите, но не смогу увидеться с вами сегодня вечером, – извинилась она перед гостем. – Возможно, завтра утром.

– Да, да, – согласился тот. – Я позвоню вам завтра. – Долгий перелет начинал сказываться, к тому же нужно было ехать в офис для встречи с Теодором.

Однако у Гатти пока не было сил начинать серьезные исследования проблем американского филиала компании. Впрочем, он уже стал понимать причину постоянного напряжения Тео в его присутствии: страх быть уволенным преследовал беднягу все эти дни. Интересно, он так же терзался, когда предлагал руку и сердце Иде? Будет ли такой день в моей жизни? – подумал Гатти. Перед глазами возник последний семейный сбор в Новый год.

– Тебе нужно жениться, – ворчала Моника, одна из его сестер.

Конечно же, она и остальные члены семьи сделали все возможное, чтобы найти ему подходящую жену. Луиджи поймал себя на мысленном вопросе – а понравилась бы им Карина? – и тут же оборвал себя, понимая, насколько подобные размышления чужды ему. Меня заинтриговало то, что она не похожа на других, заверил себя Луиджи.

– Ух ты! Вот это и называется – настоящий мужик! – прокомментировала Марта, жадно поглощая очередное печенье, когда они с Корой наконец снова остались одни. – Я представляла его совсем не таким, думала, он будет относиться к тому типу, у которых короткая стрижка, узкие брюки и самомнения на десятерых. Но зубы у него все-таки свои, – задумчиво продолжала она. – У итальянцев всегда хорошие, сильные, белые зубы... Чтобы быстрее съесть тебя, моя дорогая, – беспечно добавила Марта и усмехнулась, когда Кора с подозрением взглянула на нее. – И взгляд у него такой призывный, говорящий, что он очень хорош в этом деле...

– Если ты имеешь в виду то, что я думаю, то ты имеешь в виду... – натянуто начала Кора, но почти сразу же сдалась и покачала головой, когда Марта прервала ее.

– Я ни на что не намекаю, а просто говорю, что он очень... сексуальный мужчина. Ведь все-таки, может быть, что-то есть в том мифе о букете новобрачной, – задумчиво пробормотала она.

– Марта! – суровым тоном предостерегла ее Кора.

– Ладно, ладно, знаю – ты приняла обет безбрачия, и я не должна больше ничего говорить. Жалко, что все это напрасно... Такой мужчина!..

Марта вскоре ушла, а Карина поднялась наверх и остановилась перед дверью хозяйской спальни. Она постояла немного, а потом медленно, почти с неохотой, открыла ее и, ненадолго задержавшись на пороге, наконец ступила внутрь.

Эту комнату она делила с Оливером все годы их супружества. Однако, стоя сейчас посреди спальни, Кора не чувствовала присутствия призраков прошлого, которые бередили бы душу.

Находясь в этой комнате, нельзя было сказать, что людей, когда-то живших здесь, защищали эти стены, что здесь они смеялись и плакали, ссорились и мирились, ласкали и любили друг друга. Кора видела, как гость нахмурился, разглядывая комнату, и обеспокоенно подумала: может, он тоже уловил здесь недостаток каких-то невидимых импульсов?

Странно, что человек привыкает к некоторым вещам, приспосабливается, принимает их и, наконец, считает это нормой. И нужен кто-то другой, кто заставит посмотреть на все с совершенно иной точки зрения.

Расправляя и без того безупречно гладкое покрывало на постели, Карина почувствовала, что ее руки дрожат. Ее брак... ее жизнь... ее... ее личная жизнь... все это принадлежало ей, и никому другому. Не стоит беспокоиться, что кто-либо еще – кто угодно – когда-нибудь узнает ее тайну, заверила себя Кора.

Единственная возможность для него... для них узнать – это услышать ее рассказ, а она, конечно же, никогда не сделает такой глупости.

Во время встречи с управляющим Гатти вдруг обнаружил, что у него нет бумажника. Прокручивая в уме все события этого дня, он подумал, что, возможно, обронил его в ванной в доме Вудов. Взглянув на часы, Луиджи решил, что быстрее будет сразу же вернуться, нежели звонить и предупреждать о приезде.

Он вежливо прервал разглагольствования Теодора о капризной погоде и ее влиянии на объем продаж и объяснил, что у него есть срочное дело, которое не терпит отлагательств.

Луиджи подъехал к дому Коры и увидел, что задняя дверь чуть приоткрыта. Это было очень по-семейному. На Гатти нахлынули воспоминания детства, и он, не задумываясь, без стука распахнул дверь и вошел внутрь.

Гатти нашел Карину в гостиной. Она осторожно стирала пыль с фотографии в серебряной рамке и, увидев Луиджи, быстро, почти виновато, поставила ее на место. Почему-то это защитное движение разозлило гостя, и он резко спросил, указывая на фотографию:

– Неужели вы никогда не ревновали мужа к ней? Неужели никогда не желали быть первой, чтобы выбраться из тени, которой укрыл вашу жизнь ее образ?

Лицо Коры вспыхнуло. Сначала от удивления, вызванного неожиданным визитом, и смущения за собственное поведение, ведь она вела себя так, словно не имела права находиться здесь, в этом доме. Потом – от вспышки гнева.

– Возможно, в вашей стране принято задавать интимные вопросы, критиковать личную жизнь, заглядывать в самые потайные уголки души чужого вам человека, но только не у нас! – резко выпалила Карина. – Мой брак...

– Ваш брак! – прервал ее Гатти. – В моей стране мы не относим те отношения, которые были у вас с мужем, к нормальному браку, – сердито отозвался он. – В моей стране, – подчеркнул он, – ни одна женщина не принимает покорно роль человека второго сорта...

– Мой брак не был второго сорта, – яростно сопротивлялась Карина. – Выходя замуж за Вуда, я знала, как сильно он любит Сару. Тогда я знала о...

– О чем? О том, что все, чего он от вас хотел, – это чтобы вы заботились о мавзолее, в который он превратил дом? И вы были счастливы от этого?.. Вы принимали это?..

Презрение в его голосе заставило Кору защищаться.

– Вы не знаете самой важной вещи о браке.

– Разве? – обманчиво мягко отозвался Луиджи. – Как любой другой мужчина я знаю, что такое быть мужчиной. Когда вы оставили вашу спальню, простите, спальню мистера Вуда? – спросил он.

– Я... После смерти мужа... Я не...

– Что «не»? Вам не нравилось делить постель с привидением? Смешно, ведь в течение всей супружеской жизни вы делили ложе с призраком его первой жены. Вы спали втроем!

Гатти не нужно было слышать ее напряженный вздох или видеть гнев в глазах, чтобы знать, что он зашел слишком далеко, сказал больше чем следовало. Он понял это, как только жестокие слова сорвались с языка, но, конечно же, было поздно брать их назад, слишком поздно ругать себя и спрашивать, что двигало им, что заставило его – именно его, который много лет назад понял, что нужно осторожно подходить к легко уязвимым чувствам людей, – сказать это. На этих принципах Луиджи вырастил своих сестер, а теперь так злостно и безжалостно оскорбляет других людей. Почему? Что в этой женщине заставляет его вести себя так вызывающе, так агрессивно?

– Простите, – тихо извинился он. – Вы правы... Я зашел слишком далеко. Просто... – Он указал на фотографию и продолжил. – Наверно, просто не могу отделаться от мысли, что сам чувствовал бы, будь вы одной из моих сестер. Для вас не было легко... быть замужем за мужчиной, который...

– Который что? – бросила Кора. – Любил первую жену больше, чем меня?

Ее губы слегка скривились в усмешке, когда она заметила, как Гатти отвернулся от нее. Значит, она смутила его. Что ж, он этого заслуживает. Ведь он сам затронул тему ее брака, а небольшое смущение – это меньшее, чего он заслуживает после всего, что сказал.

– К тому же я не ваша сестра, – яростно продолжила Карина, – и мои отношения с Оливером, наш брак...

Она запнулась, и внезапно глаза ее наполнились слезами.

– Должно быть, вы очень любили мужа...

Кора услышала его хриплый голос, а Луиджи в это время думал, как и когда Фаррингтон вошел в ее жизнь.

То, что сказал Гатти, отчасти правда, призналась себе Карина. Однако она любила не самого Оливера, а то, что он для нее сделал.

Только это было слишком личным, чтобы открыть кому-либо, особенно мужчине, который стоит рядом и наблюдает за ней.

– Он умер почти два года назад, а вы по-прежнему держите это место, как мавзолей, – сказал Луиджи. – Почему?

Интересно, все европейцы так прямолинейны, так... так нескрываемо любопытны, когда речь идет о личной жизни других людей? Кора терзалась сомнениями. Что сказать ему, чтобы дать понять, насколько неприятными были его вопросы? Что, наконец, неприлично затрагивать подобную тему.

– Это дом Оливера и Сары, – уклончиво ответила Карина, надеясь, что он оставит ее брак в покое и скажет, зачем вернулся.

Вместо этого Луиджи ухватился за ее слова и набросился на Кору с умением и скоростью кобры.

– Это был их дом! Время прошло, они уже в прошлом, а вы – в настоящем. И вы должны оставить прошлое позади...

Что же он опять говорит? Луиджи увидел, как изменилось ее лицо, напряглось тело.

– Не всегда легко забыть прошлое, – тихо ответила Кора. – Даже если мы этого хотим... – Она резко замолчала.

Луиджи подумал, что она, вероятно, сказала больше, чем намеревалась.

– Зачем вы вернулись? – спросила Карина, сменив тему. – Передумали жить здесь?..

Она не очень-то хочет, чтобы я оставался в этом доме, подумал Гатти. Нет сомнения, что ее втянула в это чересчур напористая золовка. Зачем? Чтобы защитить работу своего мужа или свой брак?

При нормальных обстоятельствах Луиджи, извинившись, просто поселился бы в отеле, но сейчас он понимал, что не хочет терять контакт с этой загадочной женщиной. Пока что не хочет... До тех пор, пока... До тех пор, пока что? Пока не поймет, что в ней вызывает у него бурю неуловимых и незнакомых ощущений. Если тебе действительно нужно время, чтобы разобраться во всем, то ты выбрал плохой путь, мысленно упрекнул себя Гатти. Она манила его, злила... возбуждала... волновала его, и, если когда-нибудь она переспит с ним, ему придется сначала убедиться, что в их постели нет никаких призраков.

– Нет, я не передумал, – ответил Луиджи, нарочно выдержав паузу, а потом нежно добавил: – Совсем не передумал.

Было очень странно наблюдать, как яркий предательский румянец покрывает ее лицо, словно у неопытной в любви девчонки.

– Я... Если можно, я хотел бы еще раз осмотреть свою комнату, чтобы принять окончательное решение, – продолжил Гатти. – Э-э... что за той дверью?..

Кора ничего не могла с собой поделать, чувствовала, как тепло разливается по всему телу. Она была абсолютно уверена, что Луиджи знает, куда хочет войти, однако представила себя стоящей в открытых дверях спальни, увидела широкую кровать... кровать, на которой он очень быстро превратится в страстного партнера, занимаясь любовью с женщиной, которая со всем пылом тянется к нему.

Но не она была этой женщиной... Она никогда не могла быть этой женщиной.

Увидев, что тень легла на ее лицо, Гатти разозлился на себя вновь за то, что так мучил ее. Это так не похоже на него – подобное поведение он часто пресекал в своих братьях.

– Ладно, – тихо обратился он к Коре. – Думаю, я сам найду дорогу. Просто мне показалось, что утром я обронил бумажник. Поэтому и вернулся...

– Ваш бумажник?.. О! Я...

Он вернулся за бумажником. Тогда зачем притворялся?.. Кора не понимала. Она нахмурилась, наблюдая, как Луиджи поднялся по лестнице, перешагивая через две ступеньки, и направился прямо к двери хозяйской спальни.

Очень многого я не понимаю в нем, с тревогой подумала Карина, поджидая, пока он спустится вниз. Но больше всего беспокоило ее то, что именно непонимание с необычайной силой притягивало к нему.