11

Лесли проснулась легко, почувствовав на груди приятный вес ладони Невила. Он нежно гладил ее.

— Невил. — Лесли произнесла это имя, словно пробуя его на вес. Ей было несказанно приятно назвать мужа по имени.

С удивлением она обнаружила на спинке кровати пижаму. И тут вспомнила, как сама пыталась снять ее с Невила. Она взглянула на него. Невил не спал, а ленивым взглядом изучал ее тело, рубашку он уже снял и теперь был полностью поглощен грудью Лесли.

Невил сжимал ее соски, доставляя Лесли чувственное наслаждение, разбегавшееся по венам, тягуче-сладко отзывающееся внизу живота. Мозг Лесли еще не проснулся, а тело давно отдалось во власть инстинктов.

— Я еще не опоздал, Лесли?

— Что?

— Давай займемся тем, чего ты ждала от меня прошлой ночью…

Он прильнул губами к ее рту, не дав ей времени на сопротивление. Она жадно ответила на его поцелуй. Он с трудом отстранился и, восхищенно глядя на нее, страстно прошептал:

— Лесли, Лесли, я не знаю, кто сотворил эту красоту, но он сделал это для меня!

Каждое прикосновение его тела вызывало к жизни целые потоки обжигающих искорок, которые пробегали под кожей, заставляя вздрагивать и еще теснее прижиматься к нему. Лесли готова была бы поклясться, что видит эти искорки, хотя глаза ее от удовольствия закрылись.

Он взял ее лицо в ладони и попросил:

— Открой глаза, Лесли, я хочу увидеть тебя всю.

И Лесли поняла, что больше всего на свете Невил хочет заглянуть ей в душу. Она поняла это, потому что сама только что подумала о том же.

Лесли робко подняла взгляд, и ее ослепил яркий малахитовый блеск глаз Невила. Только мгновение он глядел на нее, но этого оказалось достаточно, чтобы прочесть немой призыв Лесли. Он приподнялся и, взяв ее за плечи, привлек к себе, затем, отстранившись, оглядел ее тело и склонился над грудью. Требовательный язык пробежал по коже вокруг соска, на который Невил тут же перенес свое внимание. Прикосновения языка вызвало в Лесли желание, чтобы он приласкал и другую грудь. И, словно прочитав ее мысли, Невил провел рукой по груди и сжал пальцами сосок, обделенный до того его лаской. Шероховатость языка и нежность прикосновения рукой составляли странный контраст, разжигающий в Лесли желание. Невил, прикусив один сосочек зубами, другой слегка сжал пальцами, поворачивая из стороны в сторону и нежно потягивая. Затем, полностью сосредоточившись на левой груди, он легко прикусил сосок и, сжимая и разжимая губы, ласкал его языком, будто сладким жалом.

— Лесли, — донеслось до нее словно из глубины ущелья.

Даже его голос, лишь тронув слух, отозвался во всем теле волной желания. Лесли захотела удержать эту волну, и ее ноги, обхватившие бедро Невила, сжались.

— Лесли, — страстно прохрипел Невил, — посмотри на меня!

Его взгляд поразил Лесли темной пустотой, которая — она почувствовала это всеми фибрами своего существа — звала ее к себе неотвратимо. Но, подумала Лесли, если не внять этому зову, мир вокруг рухнет и она погибнет под его обломками.

— Нет! — вырвалось из ее груди.

На этот раз Невил понял, что слово, оброненное Лесли, не означает отказа.

— Да, — сказал он и властно обнял ее за талию.

На этот раз все было иначе, чем раньше. Желание сжигало обоих, не оставив времени для долгих прелюдий. Невил почти бессознательно, подчиняясь беззвучному, но оттого не менее мощному зову Лесли, овладел ею. Он делал это молча, страстно, до боли, до радостного остервенения сжимая ее в объятиях. И она обнимала его так, словно только это и удерживает ее на границе сознания и некой вращающейся бездны. Она следовала каждому движению Невила, оказывая при этом упругое сопротивление его победному продвижению сквозь ее естество. Наконец Лесли стало уже нестерпимо цепляться за краешек этого мира и она, разжав объятия, отдалась отчаянной агонии то ли его власти над собой, то ли ликующей победе над ним. Но вдруг все кончилось, Лесли открыла глаза.

— Так, наверное, любят боги, — сказала она фразу, вычитанную когда-то в юности в одном романе. Но произнесла это совершенно искренне.

— Лесли, я счастлив. И, ты знаешь, милая, я безумно горд.

Он еще что-то говорил ей, но Лесли понимала только интонацию, и лишь по интонации улавливала смысл его слов. Последнее, что она была в состоянии сказать, думая, что разумно изъясняется, но на самом деле даже не закончив предложения:

— Невил, подожди меня, пока я полетаю… И, счастливая и обессиленная, она уснула на его плече.

Когда Лесли очнулась, было уже четыре часа. Невила рядом не было, он исчез, словно прекрасный сон. Вот только куда, черт его дери?!

Лесли сбежала вниз, в столовую. Ей настоятельно требовалось подкрепить чем-нибудь силы, растраченные в любовной схватке. В любовной игре, в любовном танце, в солнечной Тантре, в сияющем Дао! Лесли прыгала через ступени, словно школьница, и, как хорошо выученный урок, перебирала в уме все известные ей определения того чуда, что случилось с ними утром. На столе в столовой она увидела листок бумаги.

«Лесли, к сожалению, дела призывают меня в студию. Не скучай. Ночью мы обязательно устроим себе праздник, чтоб восстановить справедливость этого мира!»

Лесли улыбнулась. Ночью… Звучит многообещающе.

— Ночью мы устроим карнавал с фейерверками. Вот так! — сказала она пустой комнате.

Наливая чай в любимую чашку, Лесли еще раз с удовольствием прокрутила перед глазами дивную пантомиму, разыгранную несколько часов назад в спальне наверху. Никогда она не чувствовала себя более счастливой и любимой. Звонок в дверь застал ее врасплох. Кто-то очень настырный позвонил еще раз, а потом еще. Лесли с сожалением отставила чашку и пошла открывать: сегодня в доме она была единственным живым существом.

Лесли открыла дверь одновременно с новой трелью. На пороге, залитая ярким солнечным светом, профессионально улыбаясь, стояла Клер Уилсон.

— Я звоню вам все утро и весь день. Где Невил? У нас назначена встреча, мы должны ужинать сегодня вместе.

Лесли не успела предложить ей войти, гостья сделала это сама.

— Кажется, Невил говорил, что задержится в студии, — соврала Лесли.

Взглянув на Клер, она вдруг разозлилась на себя. Опять лгать, опять чувствовать досадную ненужность, неуместность и в этом доме, и в жизни Невила. Ей удалось ненадолго забыть о существовании всех прочих женщин, и Клер в первую очередь, но зато как теперь тяжело просыпаться!

Однако Клер не очень-то понравилось, что Невил предупредил Лесли о задержке сегодняшним вечером.

— На твоем месте я бы проследила за мужем, — наставительно сказала она. — Если бы я, например, не уехала в Америку, Невил не женился бы на тебе. Он не любит тебя.

— Но он выбрал все-таки не Клер Уилсон, — отчеканила Лесли. — Я попросила бы вас избавить меня от этого разговора. Прощайте.

Мало кто осмеливался разговаривать подобным образом с Клер. Злоба исказила красиво подкрашенное лицо звезды, обнажая явно неаристократические корни актрисы. Однако ей хватило то ли здравомыслия, то ли, может быть, достоинства не вступать в дальнейшие споры и уйти.

Поле битвы осталось за Лесли, но это почему-то не радовало.

Она взяла чашку и допила остывший чай. Силы покинули ее. Она сидела в кресле, словно кукла, мыслей в голове осталось ровно столько же, сколько у тряпичного существа со стеклянными глазами. Из оцепенения ее вывел телефонный звонок.

— Лесли! — услышала она.

— Да?

— Лесли, мне очень жаль…

— Но ты сильно задержишься и хочешь заранее получить индульгенцию?

— Да, понимаешь, на меня свалились очень тяжелые переговоры. Я приеду домой поздно.

— Ничего, Невил. Я как раз собиралась тебе позвонить. Я нашла записку, но праздник надо отложить. Дизайнер, которого мы наняли, уже выехал в Гринсливз, менять что-то поздно, так что мне придется исчезнуть из Лондона…

— Ты надолго? — в голосе Невила зазвучали беспокойные нотки.

— Думаю, не менее чем на неделю.

— А побыстрее нельзя?

— Но, Невил… К чему торопиться? Дом — это очень важно. Он ведь для тебя все. Правда?

— Прости, милая, я не смогу тебя проводить. У меня очень тяжелые переговоры. Может быть, дело затянется до полуночи.

— Ничего, Невил. Я все понимаю. Я очень хорошо все понимаю.

Она лгала насчет своей занятости, он лгал ей о своей работе. Сколько это может продолжаться. Неужели их отношения будут построены на лжи. Он занимался с ней любовью. А думал при этом… Неужели он представлял себе Клер Уилсон?

Бежать! И чем скорее, тем лучше. Ложь ей невыносима.

На сборы ушло не более пятнадцати минут, на протяжении которых внутри Лесли не прекращался гневный монолог. Она немного успокоилась, только когда бросила чемодан в багажник и села за руль. По дороге в Гринсливз Лесли старалась думать лишь о том, как хорошо иметь форсированный движок, как быстро осень меняет пейзаж и какие ковры она закажет для гостиной.

Невил когда-то сравнил ее с монашкой. Что ж! Монастырь не самое худшее место на земле. Кстати, его можно выстроить и в миру, было бы желание. Ее монастырем станет Гринсливз. Она спрячется за толстыми стенами викторианского дома и заживет согласно эпохе, которой он принадлежит.

Приехав в Гринсливз, Лесли мягко, но твердо отказалась от гостеприимства Кристины и полностью посвятила себя обустройству дома и усадьбы. Она трудилась как пчелка, даже не замечая, что взвалила на себя ношу, слишком тяжелую для одного человека. Лесли почти не спала, очень мало ела. Когда после трехдневного перерыва она появилась в доме Кристины, та, не удержавшись, выговорила ей:

— Лесли, ты слишком много работаешь. Так нельзя. Невил отчитал меня по телефону и велел хоть силой вырвать тебя из старой усадьбы. Как ты можешь спать в доме, в котором даже привидения боятся друг друга?

— Ничего, Кристина, я почти не сплю.

— Оно и видно. Наверное, едят за тебя тоже призраки?

Лесли промолчала, постеснявшись сказать, что не может ни толком поспать, ни нормально поесть без Невила, но сама мысль вернуться к нему вызывает у нее отвращение и к еде, и ко сну, и к жизни.

— Жаль, что призраки не могут договариваться со строителями и поставщиками…

— Действительно жаль, Лесли. Невилу ты сейчас была бы нужнее в Лондоне. У него невыносимо много работы. Правда, у него ее столько последние два года…

— Много ли работы у фотографа?

— А ты разве не знала, что Невил не первый год по сути глава фирмы. Дядя только номинально возглавлял семейный бизнес, все делал Невил. Он и в наследство вступил, уже два года официально управляя делами. Это на дядины деньги основана телекомпания. Так что вся аппаратура Невила бесполезно занимает место у меня дома. И его архив тоже. Правда, за одним исключением. Пачка твоих фотографий. Как напечатал их, так и таскает с собой. Кстати, уникальный случай, он никогда не оставлял себе оттисков, только негативы. Крепко он тогда в тебя влюбился.

Остановить поток слов было почти невозможно, но Лесли попыталась:

— Подожди, Кристина, получается, что Невил уже два года владеет всем?

— А я тебе о чем говорю?

Что же это за шантаж, если Невил богат как Крёз? Но тогда, зачем она ему? У него же есть Клер Уилсон? Мысли Лесли метались и путались, она ничего не понимала.

Лесли не могла освободиться от сомнений и подозрений еще пару дней. Она так и не уехала в Лондон, хотя давно минули все обговоренные с Невилом сроки ее возвращения. Лесли по-прежнему одиноко хозяйничала в огромном доме, лишь постепенно приобретавшего очертания человеческого жилища, а не заброшенного склепа. Пока же его переполняли странные звуки, которые отнюдь не сразу уходят из старых домов, долго простоявших без обитателей. По многочисленным комнатам и переходам гуляли сквозняки, под полом еще не все крысиные гнезда были уничтожены, до чердака Лесли так и не дошла ни разу, а уж в том, что где-то в старинных шкафах притаилась парочка скелетов, она была просто уверена.

День ее был занят до последней минутки, при солнечном свете все в доме кипело от деятельности, которой Лесли не без удовольствия руководила. Но осень брала свое, и ночи стали наступать быстрее, и были они темнее и глуше. Лесли подолгу ворочалась без сна. Громаду дома она ощущала физически. Тонкий слух выхватывал скрипы половиц, дребезжание стекол. Иногда звук ветра и даже шум собственной крови, отчетливо слышимый ею в тишине, воображение приписывало какому-нибудь затаенному движению за три комнаты от той, в которой стояла одинокая узкая кровать Лесли.

Первую ночь она еще попыталась спать в одной из хозяйских спален, на «королевском» ложе. Но гигантская комната пахла сыростью, протопить ее было невозможно, так как еще лет двадцать назад кто-то завалил камин строительным мусором; кровать рассохлась от времени, спать на ней было все равно что ночевать в органе: старое дерево сипело, посвистывало, постанывало и ухало от каждого движения Лесли, заставляя ее испуганно вскакивать, а покрывало источало едва заметный запах тления, по ночам усиливающийся и навевающий сны о пышных погребениях, почему-то заживо.

Промучившись три ночи, Лесли нашла самую маленькую комнату, велела поставить в нее электрокамин, повесила плотные шторы нежно-розового цвета, а напротив узкой походной кровати водрузила маленький телевизор, который — и она сама это понимала — выглядел здесь несколько нелепо и в общем-то не спасал от ночных страхов.

Посмотрев одиннадцатичасовой выпуск новостей, Лесли свернулась калачиком под толстым одеялом. Она знала, что впереди ее ждет ночь почти без сна, когда дремота перетекает в невеселые мысли, а мысли снятся, прерываясь кошмарами. Лишь теленовости немного успокаивали, в Аджмане воцарилась затишье, а отец по-прежнему жил в Саудовской Аравии у друзей.

Лесли прислушалась. Ей показалось, что кто-то прошел совсем рядом с ее окном, шурша гравием. Она сделала звук телевизора немного потише. Нет, показалось. Лесли переключила телевизор на другой канал. Первые же кадры фильма показались ей знакомыми. Она вспомнила, что это нудный старый фильм, в котором героиню бросает герой, но через много лет он к ней возвращается и признает своих близнецов. Лесли расслабленно следила за сюжетом, и фильм постепенно перешел в ее сон, в какой точно момент она не знала. Да и кто когда может поймать этот момент?

Ей снилось, как некто, только раз упомянутый героиней, шел через старый парк, приближаясь к дому. Дверь заскрипела, и Лесли услышала, как под тяжелой поступью натужно заныли ступени, ведущие на второй этаж. Шаги приближались к ее комнате, глухо отдаваясь в пустоте дома. Птицы в парке разом смолкли, прекратилась и возня крыс в перекрытиях. И в тот момент, когда что-то толкнуло дверь в ее комнату, колокол деревенской церкви позвал добрых христиан к утренней молитве.

Лесли сдавленно вскрикнула и проснулась. В дверях ее комнаты стоял Невил, щурился и радостно улыбался.

— Вот ты куда забилась! Я весь дом облазил, прежде чем нашел тебя!

Чтобы стряхнуть с себя остатки сна, Лесли по-собачьи дернула головой.

— Я удивлена.

— Похоже на то. Хороший же прием ты оказываешь своему мужу.

— Чему обязана?

— У нас дата. Кстати, сестра тебе передала, что я звонил?

— Кажется, Кристина предупредила, чтобы я пораньше легла спать. А что, она тебе надоела или послала тебя к черту?

— Кто это «она»?

— Ты прекрасно знаешь, кого я имею в виду. Клер Уилсон, которая имела наглость заявиться ко мне домой несколько дней назад и радостно сообщить мне, что вечером вы встречаетесь за ужином. А потом ты звонишь мне и спокойненько отменяешь некий праздник, обещанный тобою в записке.

По лицу Лесли потекли слезы. Растерянный Невил не знал, что ей ответить.

— И ты ей поверила?

Но Лесли его как будто не слышала и продолжала бормотать:

— И это после того, как утром… мы занимались с тобой любовью… — Дальнейшие неразборчивые жалобы поглотили рыдания.

— Лесли, дорогая, прекрати же наконец. Я гнал на бешеной скорости, только чтобы увидеть тебя.

— Меня?

— Да.

Она протянула ему руки, он нежно поцеловал сначала одну, потом другую. Теперь она не могла долго сердиться на него.

— Боже, как я хотела, чтоб ты снова меня поцеловал! Как хорошо, что ты смог оторваться от своей Клер!

— А если я тебя поцелую еще, ты не будешь больше о ней думать? Я так скучал по тебе.

— Невил, прекрати. Я больше не понимаю, какую роль играю в твоем спектакле. Сначала это была понятная роль приманки для денег. Но теперь…

— Так. Моя драгоценная сестричка все тебе выболтала.

— Почему ты так изощренно мне лгал? Зачем тебе потребовалось меня шантажировать? Зачем столько страданий? Зачем, Невил?

— Ты еще не поняла? Ты мне казалась гораздо умней. Я еще пять лет назад понял, что мы созданы друг для друга, но тогда ты была слишком молода. С тех пор я, отступившись от тебя, не мог любить ни одну женщину. После твоего отъезда, напоминавшего бегство, я думал, что нет больше шансов тебя найти. И я сделал первое, что показалось мне спасением, когда узнал, что ты убегаешь, на этот раз навсегда. Твой отъезд на Восток означал бы, что мы больше не увидимся. Может быть, никогда.

— И потому ты так подло воспользовался теми фотографиями? Что и говорить, настоящий папарацци.

— Да не было никаких фотографий. Ты права, я хороший фотограф! На тех снимках были скалы, море, небо. Ты была так зла у меня дома, что даже не взглянула… Я снимал тебя в отеле, когда ты была одета. Снимал скрытой камерой. Эти фотографии видела Кристина. Я бы преподнес их тебе через год. Видит Бог, они бы составили гордость любого семейного альбома.

— Но почему же ты тогда меня отверг?

— Я подумал о тебе, Лесли. Первый попавшийся мужик, которым я тогда являлся… Это тогда могло толкнуть тебя на неправильный путь.

— Но почему же ты не приехал за мной в Сандерленд? Я так ждала тебя, когда вернулась с Менорки.

— Я был так удивлен твоим отъездом. К тому же зол на, прости, глупую девчонку, которая слишком сильно переживала разрыв со слизняком Прескоттом, которого я не уважаю, за которым знаю темные делишки.

— Невил, но зачем тебе понадобилось так долго тянуть и не заниматься со мной любовью, когда мы были уже вместе?

— Все из-за того же Прескотта. Если ты помнишь, именно он толкнул тебя ко мне. Я был зол и на тебя, и на Донахью. И был очень удивлен, когда обнаружил, что ты девственница.

Честное слово, я подумал, что ты бережешь себя для него. И, Лесли… Какой же я был дурак, как много мне понадобилось времени, чтобы понять твои чувства.

— А как же эта красотка, я имею в виду Клер?

— Что и говорить. Было. Давно. Но это не имело для меня ни малейшего значения. Знаешь, как это бывает у мужчин? Дело в том, что Клер в сериалах обычно достаются роли роковых женщин. И она привыкла и в жизни играть ту же роль.

— Я чувствую, что ты говоришь правду, но она так невероятна…

— Надеюсь, я прощен? За псевдошантаж, за то, что почти силой затащил тебя в свою постель, прости, в постель моей сестрицы?

— За это грехи тебе отпускаются. Но я тебя не прощаю за те одинокие ночи, которые я провела одна в пустом доме и одинокой постели.

— У меня есть оправдание. Я не только купил права на этот сериал в Британии, но и на все последующие сериалы с Клер Уилсон по всей Европе. Один черт знает, чего мне это стоило. У этой «роковой» старлетки чисто американская акулья хватка. Ее адвокаты и директора буквально разорвали меня по кусочкам. Но наконец-то все кончилось. Если хочешь знать, у меня тоже были кошмары. Мне снилось, как Стэн за обеденным столом излагает всей семье известные ему сведения о репродуктивной системе человека. Вряд ли вам, конечно, читали лекции о психоанализе и дедушке Фрейде…

— Почему же, Невил? — хохотнула Лесли. — Я знаю, что может означать этот сон. Конечно, любимый, у нас будут дети.

— Ты в это веришь? — Его глаза смеялись. — Теперь у нас все будет хорошо. Я вернулся домой. И на этот раз надолго. Я хочу, чтобы ты была всегда рядом: жена, любовница и деловой партнер, если, конечно согласишься. Я люблю тебя, Лесли!

Он впервые признался ей в любви. Она уткнулась лицом в его руки.

После того как Невил, весело ругаясь, перетащил в обжитую комнату большую кровать, они занялись любовью. Вечером, засыпая, Лесли призналась:

— Я пережила лучшее приключение в своей жизни.

— И, надеюсь, последнее.

Когда Лесли проснулась утром, то увидела, что он не спит. Оперевшись на локоть, он откровенно любовался ею, должно быть уже давно.

— По-прежнему любишь меня? — спросил он ее.

— И больше, чем вчера. Я любила бы тебя еще больше, если бы ты…

Она хотела сказать «поднялся и приготовил мне чашку кофе», но приступ дурноты не дал ей сказать это, вдавив ее голову в подушку.