5

Первое время по возвращении с Менорки она вздрагивала от каждого телефонного звонка или стука в дверь, с нетерпением ожидала почты, даже подписалась на пару известных журналов мод. Такое странное поведение не укрылось от отца, но время все загладило.

Так какого же черта по прошествии пяти лет он снова врывается в ее жизнь?! Увидел фото в газете? И вспомнил о ней? Возможно. Да, но ведь он не просит, а буквально приказывает ей в нескольких коротких строчках: «Жду тебя в шесть часов двадцать третьего. Если не сможешь прийти, я тебе позвоню». Дальше следовал адрес. Как это понимать? Она рассеянно взглянула на календарь. Сегодня как раз двадцать третье. Значит, он хочет видеть ее сегодня вечером. Послать Невила к черту, как бы ей ни хотелось его увидеть, или принять предложение? Третьего не дано. Лучше, конечно, не встречаться. Но вдруг он позвонит и наткнется на отца? Что тот подумает? Она, конечно, ни разу не упоминала имя Невила Хаггинса в разговоре с отцом, но… В рассеянности она прикусила губу. Ее мысли забегали по заколдованному кругу.

Панику в голове прекратил стук в дверь. Старая домоправительница вкатила тележку с завтраком.

— Доброе утро! — Лицо ее сияло любящей доброй улыбкой. — Ты чем-то озабочена? Что-то случилось?

Миссис Чейз, их бывшая домоправительница в «Маллигаре», последовала за О'Коннорами в Лондон. От ее проницательного взгляда не укрывалась ни одна перемена в лице Лесли, но, пытаясь обмануть свою старую няню, Лесли сделала вид, что озабочена только собственным отражением в зеркале…

— Ничего, все в порядке.

Наивно полагать, что возможно обмануть Берту Чейз, которую сэр Рандолф за глаза прозвал Мисс Маргот, отдавая дань проницательности старухи.

— Когда подавать второй завтрак?

— Как можно позже, а лучше вообще не подавать.

Домоправительница удалилась в полном убеждении, что, раз у девочки отсутствует аппетит, ее определенно что-то волнует. А коль скоро аппетит пропал после просмотра почты, то ясно, что девочка получила тревожное письмо. А раз сунула конверт под буклеты и покраснела, письмо определенно от молодого человека!

Неохотно затолкав в себя завтрак, Лесли попробовала вернуться к работе. Но все валилось из рук. Воспоминания о Невиле блокировали в ее мозгу малейшую возможность какого-либо вида деятельности. Чего он хочет? Этот вопрос молоточками стучал ей в виски. Неужели он вспомнил о ней? Захотел продолжить любовную игру, прерванную пять лет назад? Последнее показалось Лесли столь же возможным, как материализация монстров из ее ночных кошмаров. Каким же мощным оказалось влияние этого мужчины на ее жизнь, если даже спустя столько лет имя Невила Хаггинса подняло бурю в душе, отразившуюся на лице, которое, как Лесли думала, научилось уже каменеть и ничего не выражать в присутствии посторонних, а тем более близких.

Ни о какой работе не могло быть больше речи. Лесли нервно, словно встревоженная кошка, вышагивала по гостиной. Время от времени она рассматривала себя в большое настенное зеркало. Вроде бы все в порядке. Волосы, как прежде, густы и блестящи словно вороново крыло. От глаз, как всегда, веет фиалковым холодом. За пять лет ее тело, утеряв подростковую угловатость, приобрело мягкие, женственные очертания, у нее увеличились груди, и теперь не всякая блузка вмещала их нежную тяжесть. Ее скулы заострились, зато губы аметистового оттенка, напротив, смягчились. Одевалась Лесли скромно и элегантно. Несколько раз она пыталась отыскать какие-нибудь изъяны во внешности, но не находила.

Пробило четыре, и, внезапно решившись, она начала собираться. Критически оглядев гардероб, Лесли поняла, что ничего подходящего ей не найти. Сейчас бы пригодился костюм работника атомной станции или комбинезон для выхода в открытый космос. Хорошо бы смотрелись в данной ситуации и железные латы Орлеанской девственницы, но пришлось остановиться на строгой прямой черной юбке, белой деловой блузке. Лесли собрала волосы на затылке в аккуратный пучок и придирчиво оглядела себя в зеркале. Да, пожалуй, она выглядит, как и хотела, холодной и недоступной. Ее вид не допускал никакой двусмысленности.

— Надолго собралась? — спросил отец, с которым она встретилась, спускаясь в холл. — С кем-нибудь встречаешься?

— С тайным воздыхателем, — пошутила Лесли. — Но к ужину вернусь.

— Я не уверен, но, кажется, сегодня вечером у меня назревает важная встреча. Секретарь премьер-министра звонил мне. У МИДа возражения относительно моего назначения. Сегодня вечером я собираюсь встретиться с послом Аджмана. Шейх Махмуд Эль-Ахмади ортодоксальный мусульманин, он имеет, кстати, огромный политический вес в Аджмане…

— Эль-Ахмади? О нем писали недавно. Какая-то дикая история… Что-то связанное с его дочерью… Это она хотела учиться на Западе?

— Да, шейх тогда провозгласил, что безбожная Америка разлагающе влияет на мусульманскую девушку, и ее увезли назад. Теперь она учится в каком-то исламском университете. Вот с таким своеобразным человеком я собираюсь сегодня встретиться.

Сэр Рандолф замолчал и, ласково улыбаясь, посмотрел на Лесли.

— Папа, а этот пост действительно так важен для тебя? — нежно спросила Лесли.

— Что тебе сказать, — он задумался. — Последнее время фирма прекрасно работает и может и дальше работать без меня. Когда я создавал корпорацию, у меня была определенная цель, и вот я достиг всего, чего хотел. И теперь мой опыт, способности пропадают зря. Новая работа — это как бы новая жизнь. Англичане всегда оставались бродягами. В каких только уголках мира мы не оставили свой след! И может быть, я идеалист, но, мне кажется, я принесу немало пользы своей стране.

Адрес, указанный Невилом Хаггинсом, привел ее в район, прилегающий к Брентфорду.

Для поездки Лесли выбрала «мерседес», собранный и отделанный по ее личному заказу. Черный автомобиль благородного экстерьера гордым видом внушал уважение не меньшее, чем в былые времена горячий арабский конь.

Невил Хаггинс жил в довольно престижном старом районе, а не в современном, как она себе представляла. Небольшой дом на пригорке, террасой выходящий на Реку Брент, свидетельствовал о недурном вкусе хозяев. Уточнив на всякий случай его номер, она поднялась по тропинке. Ровно в шесть часов Лесли взялась за ручку дверного молотка возле потемневшей от времени полированной дубовой двери. Удары молотка отозвались в недрах дома гулко, словно гонг. Тотчас послышались звуки какой-то возни и с легким скрипом дверь открылась. В темноте ничего нельзя было различить кроме старых ступеней, уводящих наверх, в сгущающиеся сумерки.

— Ради Бога, осторожней, — послышался откуда-то из темноты глубокий мужской голос. — Входи, пожалуйста, и поосторожней на втором пролете, я чуть было не свалился сегодня.

Она не смогла разглядеть невидимого собеседника и, только шаря в темноте рукой, наткнулась на обладателя голоса.

Едва они поднялись в холл, в котором было более или менее светло, хозяин произнес:

— Да, в жизни ты выглядишь гораздо лучше, чем на фотографиях, которые делают газетчики. Надеюсь, у тебя есть немного времени, чтобы выпить и посидеть со мной?

— Во-первых, у меня ни одной минуты лишней. А во-вторых, я хочу сразу узнать, чему обязана?..

Наконец-то она смогла разглядеть его спокойное лицо. Пять лет назад оно ей казалось таким сексуальным и привлекательным, а теперь Лесли не могла смотреть на него без агрессии и отвращения. Неприятная волна мурашек пробежала по ее телу. Она хотела сразу же развернуться и уйти, плюнув на все.

Время его не коснулось. Его взгляд по-прежнему оставался глубоким. И глаза блестели как раньше. На губах поигрывала все та же саркастическая улыбка. Под кожей угадывались недюжинные мускулы, даже манера одеваться не изменилась ни на йоту. Казалось, он был в той же рубашке и в тех же джинсах, что и раньше. Да, это опасный мужчина. Он был опасен пять лет назад, тем более опасен и теперь.

Казалось, он не заметил ее агрессивного настроя и вел себя довольно непринужденно, если не сказать развязно.

— Пять минут седьмого. Я отнял у тебя всего пять минут твоего драгоценного времени, а ты уже торопишься сбежать. У меня есть к тебе одно предложение…

Да, она не ошиблась. Ей будет крайне тяжело и неприятно с ним общаться.

Он смерил ее колким взглядом и усмехнулся.

— Очень интересная, — продолжил он. — Однако ты выглядишь скованно.

— Это мое дело. Чего ты хочешь?

— Всему свое время. Для начала выпьем.

Не оставляя ей выбора, он непринужденным движением распахнул двери, ведущие в гостиную. Второй раз за сегодняшний день Лесли пришлось удивиться. Не такой она представляла себе комнату модного фотографа. Обстановка, словно законсервированная с довоенных времен, явно принадлежала ушедшей эпохе короля Эдуарда Шестого. Мебель, предметы искусства и даже стены виделись как бы сквозь тонкую патину времени. При других обстоятельствах Лесли позлословила бы от души по поводу вкусов Невила Хаггинса, но сейчас ей было не до того.

— Ты одета, как монахиня. Уж не записалась ли ты в послушницы? — продолжал Невил свой комментарий, открывая бар.

— Какое тебе дело до моего гардероба? — Льдинки так и сыпались из ее голоса. — Может, скажешь, какого черта ты вытащил меня сюда?

— Самое что ни на есть непосредственное… — проворчал Невил, проигнорировав вторую часть ее тирады. — Должно быть, и дома у тебя форменный монастырь.

— Какого черта?..

Но договорить он ей не дал.

— Я хочу жениться на тебе, Лесли. — В руках Невила мелькал шейкер. Коктейль явно интересовал Хаггинса больше, чем ее ответ.

— Выйти за тебя?! Да ты с ума сошел! Я вообще не собираюсь выходить замуж. А уж тем более за тебя!

— Тем более? Это что, месть за неудачное свидание? Других причин я не вижу.

— Я не желаю говорить о прошлом, — мрачно заметила Лесли. — И вообще, как ты мог даже помыслить об этом? Ты всегда так не смешно шутишь?

— Шутки в сторону, Лесли! — Он сел напротив нее, протягивая ей высокий хрустальный стакан, наполовину наполненный янтарной жидкостью. Лицо его не предвещало ничего хорошего. — Поверь мне, я серьезен как никогда.

— Тогда ты сошел с ума. Замечательно. Я вызову тебе психиатра на обратном пути. — Она отодвинула его руку со стаканом и, встав с дивана времен короля Эдуарда, направилась к выходу. — Ты не первый претендент на миллионы О'Конноров. И ты не первый в ряду посланных к черту!

Казалось, на Невила ее гнев не произвел ни малейшего впечатления.

— Ошибаешься, Лесли, меня не интересуют миллионы «Барнард ойл». Но меня интересует твое происхождение. Ты дочь сэра Рандолфа О'Коннора, вот что важно.

— Единственная дочь, заметь, и притом наследница? — От ее голоса стены уже покрывались инеем.

Лесли метнулась к выходу, но Невил оказался у дверей раньше, отрезая ей путь к бегству. Этот человек хотел закончить разговор тогда, когда сам сочтет его законченным.

— Успокойся, успокойся, радость моя, я пока не сделал тебе ничего плохого! Ты права, я имею свои планы относительно тебя, но дело не в деньгах твоего папаши!

— Святой бессребреник?

— Отнюдь не святой и к тому же очень богатый человек. И буду еще богаче. Если выполню одно условие дядюшкиного завещания.

— Условие? При чем тут какой-то дядюшка?! Ты мне дашь уйти или нет?

— Видишь ли, покойник любил почудить. Он весьма щепетильно относился к продолжению своего рода и чести фамилии… И вот теперь я, видишь ли, должен жениться в течение трех месяцев со дня его кончины…

— И у бедненького Невила, кроме меня, под рукой не оказалось ни одной подходящей девицы?

— Подходящей ни одной.

— Тебе потребовалось пять лет, чтобы прозреть? — Ее голос слегка потеплел. Невил протянул ей стакан, и она механически приняла его. — Я не желаю играть в твои идиотские игры.

Она вновь хотела было уйти, но преградой послужил могучий торс Невила.

— Не до игр, Лесли, — раздумчиво протянул Невил, — я должен на тебе жениться.

— И все эти пять лет, терзаемый сомнениями, ты размышлял, любишь ты эту женщину или все-таки не любишь. И вот решился-таки наконец! Я не поддаюсь на дешевые трюки, Невил.

— Все, что ты сказала, полнейшая чушь! Я должен жениться на тебе. А в твои рассуждения о прошлом я внесу некоторые поправки. Пять лет назад ты хотела секса для секса, и ничего более. Занятие, мягко говоря, сомнительное с точки зрения христианской морали. Если быть откровенным, я совершенно забыл о тебе, как забываю обо всех случайных девицах, пока несколько дней назад не увидел в газетах твою фотографию в связи с назначением сэра Рандолфа. Ты сама понимаешь, ему сейчас не нужна лишняя шумиха в прессе. Хоть он и не Цезарь, а всего лишь посол, все равно его дочь тоже должна быть вне подозрений. Я понял, что настал благоприятный момент для того, чтобы действовать.

— И что же? — Теперь в голосе Лесли зазвучала неподдельная тревога.

— Если не удостоишь меня чести стать твоим мужем, я удовлетворю законный интерес общественности к личной жизни будущего представителя Ее Величества на Ближнем Востоке. Несколько жареных фактов. Ты сама все поймешь, когда увидишь эти фотографии.

Лесли сделалось дурно, она потемнела лицом, эдуардианская комната поплыла у нее перед глазами, превращаясь в сюрреалистическую картинку.

— Это шантаж, — с трудом произнесла она почти по слогам.

— Некоторым нравится называть это так. А я называю то же самое хорошим козырем в игре. Мне, видишь ли, совершенно необходимо, чтобы ты стала моей женой. Когда идет игра по-крупному, все средства хороши.

— Но почему? Почему я?

— Как ты недогадлива! Ты же умная женщина, подумай. Сама понимаешь, у меня множество длинноногих подруг, которые пойдут за мной не то что под венец, а к черту на рога. И все-таки, я выбрал тебя. Почему?

— Это и меня интересует. Ты мог бы очаровать меня и пять лет назад, влюбить в себя и заполучить со всеми потрохами. Но ты ни тогда не любил меня, ни теперь. Так почему?

— Все дело в том, моя дорогая, что ты единственная известная мне женщина, которая удовлетворяет всем условиям завещания моего безумного дядюшки. Ты знатного рода, ты никогда не была замужем, тебе полагается приданое, хотя как раз оно меня интересует не больше, чем содержание вчерашней газеты. Видишь ли, ни теперь, ни в будущем брак не входил в мои планы. Я мог бы, конечно, очаровать и обольстить кого-нибудь из высшего света, но у меня нет времени: три месяца на исходе. Я нашел самый короткий путь…

— Фотографии? — Ее глаза были темнее, чем обивка катафалка.

— Фотографии. — Невил усмехнулся и полез во внутренний карман пиджака. — Вот, полюбуйся.

Но Лесли не могла прикоснуться к конверту, как будто там была живая гадюка.

— Даже не хочешь взглянуть? Разумеется, там снимки, негативы я сохраню на память.

— Я не хочу смотреть на эту грязь. — Лесли шипела, как утюг, поставленный в лужицу воды.

— Я помогу тебе.

Он извлек из конверта два десятка глянцевых цветных фотографий.

— Нет, — ощерилась Лесли, сжимая руки в кулаки так, что побелели костяшки пальцев.

— Да. — Невил оставался спокойным. — Почему ты не хочешь вспомнить. Давай поговорим о приятном деньке на пляже. Об одной девчонке, которая кричала, что хочет меня, но, как дошло до дела, почему-то заартачилась.

— Потому что я была тогда совершенно фригидной. — Лесли облизнула пересохшие губы. — Потому что я тянула время и боялась, очень боялась. Потому что все происходило не так, как я мечтала…

— Хотя за десять минут до того прямо-таки умоляла лишить тебя девственности. Но хватит воспоминаний. Я разузнал твой адрес, что было не слишком сложно. Хотел послать фото почтой, но побоялся, что ты что-нибудь сделаешь с собой, поэтому решил встретиться с тобою с глазу на глаз.

— Как ты добр. Я почему-то не верю ни одному твоему слову. Отчего бы тебе прямо не сказать, сколько я должна тебе заплатить?

— Я уже сказал и еще раз повторяю: мне не нужны твои деньга. Я хочу получить только свои. И для этого мне нужно жениться. Более того, по дядюшкиному завещанию и моя жена получит кругленькую сумму, но это мелочи в сравнении с тем, что достанется мне. Твоя доля останется у тебя как плата за беспокойство, которое продлится не более одного года. Я даже пальцем не прикоснусь к тебе в течение всего этого срока. Я предлагаю тебе маленькую роль в хорошо оплачиваемом спектакле, а ты называешь это шантажом.

— А что это, если не шантаж? Назовем его брачным шантажом. Те же методы: грязные фотографии.

— Не горячись. Я верю, что мы договоримся, как положено разумным цивилизованным людям. Теперь ты уяснила, что мне не нужны твои деньги?

— Допустим.

— Тогда и дальше верь мне. Мой отец был дипломатом, и, сколько я себя помню, мать моталась за ним по всему свету. Они погибли в Мадриде от бомбы баскских террористов, которая по ошибке попала в их автомобиль. Мне тогда было девять лет, я только что закончил начальную школу. Дядя забрал меня и привез в этот дом. Он не мог иметь детей, но заботился о продолжении рода. Его мечтой было соединить нашу кровь с хорошей древней кровью. И ты должна помочь мне получить дядино наследство.

— Как же я могу помочь тебе? Как ты себе это представляешь? Я и помыслить не могу о браке с тобой! Это для меня хуже смерти!

— А что тебе мешает? У тебя что, есть мужчина? Если он любит тебя, он все поймет. А если нет, то зачем он вовсе? Решайся! Знай, я не остановлюсь ни перед чем и твой папочка никогда не станет послом.

— Я должна подумать, — сказала она устало. — Твой напор выбил меня из колеи.

— Я дам тебе двадцать четыре часа. И ни минутой больше. В противном случае в следующие двадцать четыре часа все бульварные газеты размножат эти фотографии в сотнях тысяч экземпляров.

— Пожалуйста, Невил!.. — Несмотря на то что губы ее дрожали, она попыталась вложить в эти слова хоть сколько-нибудь убедительности.

Но он уже поднялся, широким жестом открыл дверь, ведущую на лестницу, и повторил:

— Двадцать четыре часа, Лесли. И не делай глупостей.

Лесли возвращалась домой в полуобморочном состоянии. За два часа разговора перед ней, как накануне смерти, прошла вся жизнь. Разум и чувства говорили, что предложение Хаггинса невозможно, безумно. Но, окажи она сопротивление, отец лишится желанного поста. И… Неизвестно, что еще может произойти, ведь он уже не так молод.

Она с трудом заставила себя проглотить несколько кусочков, даже не стараясь скрыть своего состояния от отца. Но, когда он спросил ее, в чем дело, она соврала, что болит голова, просто раскалывается. Пока они ужинали, отец подробно рассказал ей о переговорах.

— Шейх оказался приятным собеседником, культурным, высокообразованным. И с его дочерью пресса напутала. Он совсем не ретроград, его просто не устраивала моральная обстановка в том университете, где училась девочка. Теперь она дома, готовится к экзаменам в Кембридж.

Лесли, как всегда от волнения, захотела спать.

— С тобой все в порядке? — вновь спросил отец, удивленный ее настроением.

— Голова болит невыносимо. Похоже, с ночной работой пора заканчивать. Я поднимусь к себе и лягу пораньше.

Оказавшись в спальне, она действительно сразу разобрала постель, но уснуть ей долго не удавалось. Мысли ее крутились вокруг Невила и его невероятного предложения. Двенадцать месяцев жизни с человеком, которого она ненавидит. С единственным человеком, который знает о ней исчерпывающую правду. Он знает, как она неуклюжа как женщина, знает, что мужчины не раз отвергали ее. Лесли содрогнулась от ужаса при одной только мысли о том, что Невил вдруг обнаружит, что она до сих пор девственна.