— Если ты полагаешь, что это должно поощрить меня согласиться, то, значит, ничего не смыслишь в мужчинах и их самолюбии, Имоджен. Неужели ты действительно думаешь, что мужчина — любой мужчина — может пожелать предстать перед судом и заявить во всеуслышание, что оказался не способен затащить жену в постель? Неужели всерьез полагаешь, что кто-либо, не говоря уже о твоем мерзавце родственнике, поверит, будто мы с тобой действительно муж и жена, если одного упоминания слова «секс» достаточно, чтобы превратить тебя в живое воплощение традиционной, дрожащей, нетронутой девственницы? Э-э-э, нет, моя дорогая. Если я даже и соглашусь на твой мошеннический брак — что крайне сомнительно, — в глазах всего остального мира он должен выглядеть как абсолютно настоящий, даже если это означает, что в конце концов придется подвергнуться унизительной процедуре развода.

Пока Даг говорил, сердце Имоджен билось •как сумасшедшее. Но, выслушав до конца и поняв, что он не собирается наотрез отказываться от предложения, она все еще с пылающим от смущения лицом недоуменно посмотрела на него. Ведь подобную реакцию на разговоры о сексе вызывает у меня один только Даг, серди то подумала Имоджен. Даже приютские парни, отпускающие порой весьма откровенные и грубые намеки, так не смущали и не задевали ее самолюбия.

— Но ведь речь идет о ненастоящем браке, — продолжала настаивать Имоджен, вглядываясь в его лицо. Существует мнение, что мысли людей можно прочитать по их глазам, но в случае Дага это было не так. Она никогда не могла понять, о чем он думает. — Я хочу сказать, что мы не будем…

— Любовниками? — закончил он за нее. — Это действительно нетрудно представить. В тот единственный раз, когда я держал тебя в руках, ты чуть было не выцарапала мне глаза, — с кривой усмешкой напомнил Даг.

— Ты меня тогда напугал, — возразила Имоджен. — Неожиданно схватил в охапку и вытащил из машины. Было темно, а я…

— И ты обнималась с Майком Чальером на заднем сиденье его разбитой колымаги.

— Неправда! Просто Майк хотел показать мне Полярную звезду. А тебе обязательно надо было вмешаться и все испортить, — с достоинством произнесла Имоджен. — Он обещал сделать это, как только мне исполнится шестнадцать лет.

— Неужели? И что, с заднего сиденья машины Полярная звезда выглядит гораздо привлекательнее, чем если смотреть на нее из окна дома, например? Надеюсь, ты не использовала столь неудачный оборот, когда объясняла все своему отцу. Кстати, ты не освежишь мою па мять, Имоджен? Сколько сейчас тебе лет?

— Почти двадцать три! — раздраженно бросила она.

— И вероятно, ты уже достаточно освоила искусство поцелуя, если не нечто большее. Помню, как ты практиковалась на вечеринке у Эвансов по случаю совершеннолетия их младшей дочери Кристин.

Вспомнив случай, который имел в виду Даг, Имоджен покраснела еще гуще. Племянник хозяев дома, впечатлительный и немного подвыпивший молодой человек, весь вечер следивший за ней восторженным взглядом, перехватил ее как раз в тот момент, когда она собиралась уйти, и, обняв в полутьме коридора, впился жадным поцелуем в плотно сжатые губы.

Эпизод был совершенно безобидным. Но на следующее утро молодой человек, хотя и не сколько стесняясь, заявился к Имоджен с намерением продолжить отношения, на что получил вежливый отказ. Но до сего момента она понятия не имела, что кто-то был свидетелем того пустякового случая.

Отвернувшись, она раздраженно зашагала по гостиной.

— Почему бы тебе не купить себе приличную одежду? Ведь ты вполне можешь это позволить. Уж на тряпки-то у тебя денег хватит! Или твоему бесценному ханже Харперу не понравится, если ты будешь выглядеть, как женщина, а не как девчонка-переросток.

— Джон вовсе не ханжа! — возмутилась Имоджен, вновь поворачиваясь к нему. — А что до моей одежды… — Нахмурившись, она оглядела вытертые джинсы и бесформенный свитер, принадлежавший некогда ее отцу. — Я одеваюсь так, как мне удобно. И если ты принадлежишь к людям, которым нравятся женщины, обтягивающие себя так, что не могут даже ходить, не говоря уже о том, чтобы бегать, и ковыляют на высоких каблуках… Хотя в твои годы подобные вкусы, вероятно, вполне закономерны, — пренебрежительно добавила она.

— Мне тридцать один, — сказал Даг. — И я вовсе не молодящийся старик. А что касается моих вкусов, то мне кажется, нет ничего более приятного глазу, чем женщина, достаточно уверенная в себе, чтобы не скрывать своего пола… Но ты ведь еще не женщина, правда, Имоджен?

По какой-то, непонятной даже ей самой, причине замечание Дага задело ее, заставив выступить в свою защиту.

— Я — женщина, и только ты один не замечаешь этого, потому что видишь в женщине только сексуальность. Чем больше у нее «постельного» опыта, тем более она для тебя желанна. Так вот, к твоему сведению…

Имоджен оборвала себя. Почему она позволяет ему доводить себя до белого каления? Почему они вечно ссорятся, спорят, противостоят друг другу?

— — И что же, к моему сведению? — поинтересовался Даг.

— Ничего, — отступила Имоджен. Какой дурой надо быть, чтобы послушаться мистера Мартина! Если уж, как он говорит, единственный способ спасти дело — фиктивный брак, то нужно найти кого-нибудь другого. Кого угодно, только не стоящего перед ней высокомерного, самовлюбленного человека, с загадочными и все понимающими золотистыми глазами.

— Ладно, все ясно, — с горечью сказала она. — Затея была глупой. И как только я могла подумать, что ты согласишься, несмотря на твое желание заполучить бизнес Энсли! Проще найти мужа через объявление в газете…

В глазах Дага промелькнуло какое-то выражение и исчезло так быстро, что Имоджен даже усомнилась, не показалось ли ей это.

— Я еще не дал тебе ответ.

Она уставилась на него с недоумением.

— Ты предлагаешь потенциально весьма опасную вещь, — счел нужным предупредить Даг. — Фил обязательно заподозрит неладное.

— Но ничего не сможет сделать. До тех пор, во всяком случае, пока будут соблюдаться условия завещания.

— Как сказать… Фил очень хитер. Глупо было бы недооценивать его. В твоем плане есть элемент мошенничества.

— Ох, мне ли не знать, — вздохнула Имоджен. — Но…

— Я вернусь из Финикса послезавтра и тогда дам ответ. И, Имоджен, — добавил он, надевая пиджак и собираясь уходить, — никаких приключений до этого, ладно?

Это просто нечестно! — возмущенно подумала Имоджен. Почему он всегда заставляет меня чувствовать себя девочкой? И глупой девочкой к тому же.

— Опять ты перепутала ведомости, — укоризненно покачал горловой Джон Харпер. — Собственно говоря, последнее время ты ходишь сама не своя. Что-нибудь не так?

— Да нет, все в порядке, — солгала Имоджен.

— Понятно. Знаешь, Имоджен, жаль, что ты так и не уговорила деда оставить дом нам. В следующем месяце угрожают прикрыть мастерские — говорят, наши табуретки не хотят брать ни в одной лавке. Чем мы будет платить за аренду помещения приюта? Стоит мне поду мать, как чертовски велик твой дом и сколько в нем комнат…

— Знаю, — виновато произнесла Имоджен. Она не сообщила заведующему приютом об условиях завещания деда. И поскольку Фил уже: видел себя хозяином не только всей сети ресторанов Энсли, но и их родового гнезда, просто не мешала Джону так думать.

Когда она впервые объявила, что собирается на общественных началах работать в мастерских при приюте, отец был несколько обеспокоен. Но именно Даг счел необходимым предупредить ее, что благодаря семейным связям и относительному богатству Имоджен Джон может попытаться вынудить ее помогать финансировать приют.

— Харпер никогда не сделает ничего подобного! — с возмущением возразила она и действительно верила в это… Верила тогда и верит до сих пор. И хотя Джон считал, что старик Энсли просто обязан был завещать дом приюту, она понимала его.

Каждый раз, входя в старое, обшарпанное здание на окраине города, Имоджен испытывала угрызения совести. Несмотря на всевозможные попытки создать в помещениях уют, они по-прежнему напоминали казарму. Во всяком случае, Имоджен, никогда не видевшей казарм воочию, именно такими те и представлялись: все только самое необходимое, причем очень дешевое и не приглядное с виду. С мастерскими дело обстояло не лучше. В полутемных помещениях соседнего здания допотопными орудиями изготовлялись отнюдь не произведения столярного искусства. Да по-другому и быть не могло.

Однако сегодня Имоджен чувствовала себя виноватой в том, что мысли ее были заняты не проблемами несчастных, так и не нашедших своего места под солнцем, а своими собственными. Сегодня должен был прилететь Даг. Каким будет его решение? И каким ей хочется, чтобы оно было?

Она прекрасно знала, что скажет Джон, если попросить у него совета, и частично соглашалась с ним. На свете существовали гораздо более важные вещи, чем благосостояние одного-единственного человека, — люди, родственные ей существа, находящиеся в бедственном положении. И тем не менее, листая красочные буклеты, рассказывающие о деятельности фирмы Энсли, Имоджен почти физически ощущала, сколько любви, терпения и человеческого труда было вложено в каждую маленькую постройку;

Уютные, отдельно стоящие здания, выполненные в архитектурных традициях какой-нибудь страны, со всеми их экзотическими деталями, убранством интерьеров, весьма полюбились посетителям. Резные золотые драконы на скатных крышах и разноцветные фонарики с длинными шелковыми кистями. Темные, как бы прокопченные балки потолка и сложенный из валунов очаг, в котором можно было бы зажарить целиком барана. Красно-белые клетчатые скатерти, легкая деревянная мебель и витражи на окнах с видами венецианских каналов, создающие впечатление, что вы плывете на гондоле.

Мысли о душе, вложенной в каждую мелочь, о мастерстве, с которым та была выполнена, заставляли сердце Имоджен ныть от боли. И что придет им на смену? Цветомузыка, оглушающая и ослепляющая; блики от стеклянных ша ров под потолком, на которые направлен луч прожектора; развеселая публика, не знающая норм приличий, а точнее, отказывающаяся им следовать…

Пройдет совсем немного времени, и люди забудут те места, где когда-то любили посидеть всей семьей. Их дети перестанут просить родителей повести их в другой ресторан — в другую страну…

Но если ее сердце обливается кровью, то почему так индифферентен Даг? Неужели ему безразлична судьба архитектурных творений, к которым он имел самое прямое отношение? Почему раньше, при жизни ее отца и деда, он стремился стать полноправным партнером В их бизнесе, а теперь, когда цель вроде бы близка, словно ушел в кусты…

Ее размышления были прерваны окликом, сделанным довольно развязным тоном:

— Эй, в чем дело, крошка, твой парень задал тебе жару? — Повернувшись, Имоджен на тянуто улыбнулась смотрящему на нее сквозь открытую дверь кабинета прыщавому подростку. — Помереть мне на месте, если нет, а то с чего бы ты такая квелая.

На лице ее не появилось даже тени предательского румянца, который вызывали у нее гораздо менее откровенные реплики Дага.

— Есть какие-нибудь новости по поводу работы, которую тебе обещали. Тони? — спросила она, как будто ничего не слыша.

— Не-а… На фиг я им нужен с моей квалификацией. Забивать гвозди может даже дебил.

— А ты попробуй получить какую-нибудь специальность, — предложила Имоджен. — Пойти в вечернюю школу.

Она заранее знала ответ, поэтому не удивилась, когда подросток отрицательно покачал головой. Когда система обращается с молодым человеком жестоко, трудно требовать от него доверия к ней, подумала Имоджен, глядя вслед удаляющемуся парню.

Часом позже, возвращаясь домой, она со страхом ожидала решения Дага. К ее удивлению, припарковавшись позади дома, она увидела стоящий там незнакомый автомобиль.

Вылезши из машины, Имоджен с недоумением осмотрела сверкающий «мерседес» и, войдя в заднюю дверь, прошла по лабиринту коридоров и маленьких темных комнат.

Услышав в холле голоса и узнав один из них, она замерла. Это был Фил, сводный брат отца. Что он здесь делает? И, что самое главное, как попал сюда?

Набрав полную грудь воздуху, Имоджен от крыла дверь, ведущую в холл.

Фил стоял к ней спиной, его лысина поблескивала в свете зажженной люстры. Он, как и его спутник, задрав голову, разглядывал потолок.

— Полагаю, лепнину надо будет сбить, что бы пыль не собирала, а от люстры избавиться. Кое-что за нее выручить можно, хотя в наши дни спрос на такие вещи невелик. Слишком большая и старомодная. Может, лучше отправить ее за границу, а?..

Мужчина обернулся и, увидев Имоджен, дернул Фила за рукав.

— А, Имоджен…

Сердечный тон «дядюшки» не обманул Имоджен. И никогда не обманывал. Она разделяла недоверие и нелюбовь, которые в последние годы питали к нему дед и отец.

— Что вы здесь делаете? — спросила Имоджен, не обращая внимания на мнимое дружеское обращение.

Незнакомый ей мужчина поспешно отошел к окну и принялся «изучать» вид из окна. Лицо Фила посуровело.

— Просто осматриваю мое наследство.

— Оно еще не ваше! — возмущенно воскликнула Имоджен. фил небрежно пожал плечами. В отличие от деда и отца Имоджен с возрастом он потолстел, и краска гнева, покрывшая лицо, только подчеркнула его бесформенность и одутловатость.

Отец как-то сказал ей, что у брата отврати тельный характер. До сего момента она видела фила лишь несколько раз и впервые имела возможность убедиться в этом лично.

— Пока, может быть, и нет, но скоро будет! — злорадно заверил ее Фил. — И черта с два тебе или кому-нибудь другому удастся помешать мне. На этот раз старик перехитрил сам себя. Тебе не выплатить даже налога на наследство — я навел справки. — И самодовольно ухмыльнулся, увидев растерянное выражение лица девушки.

Надежда Имоджен воззвать к добрым чувствам Фила умерла окончательно. И него их про сто не было. Ему доставит удовольствие уничтожить все, что хоть как-то было связано с именем ее отца и деда.

Услышав скрип тяжелой парадной двери, она обреченно обернулась, но это был не очередной «деловой партнер» Фила.

Войдя в холл, Даг огляделся и нахмурился, увидев посторонних. Фил в свою очередь бросил на него злобный взгляд, но Даг словно бы мгновенно позабыл о его присутствии. Теперь он смотрел на Имоджен, и смотрел так, что у нее перехватило дыхание.

Сердце ее сжалось, утонув в горячем, чувственном взгляде. Откуда у глаз Дага взялась эта способность так резко меняться от холодного, равнодушного золота до жаркого, расплавленного янтаря? Где он научился глядеть на женщину так, что Имоджен и все присутствующие в комнате мгновенно ощутили его желание…

— Даг! — негромко воскликнула Имоджен, машинально прикрывая рукой шею, где бешено пульсировала жилка. — Я… я думала, ты прилетишь гораздо позже.

— Так и должно было быть. Но я не мог больше оставаться вдали от тебя!

Имоджен изумленно воззрилась на Дага, чувствуя, как горит ее лицо. Что он хочет показать? Ведь он так же хорошо, как и она, знает…

Даг нетерпеливо пересек холл, бросил на пол упавший с глухим стуком портфель и крепко обнял ее. Имоджен обмерла и поспешно спрятала лицо у него на груди.

— Боже, как я по тебе соскучился, — глухо пробормотал он.

Имоджен нервно сглотнула, не зная, что сказать.

— Ты уже сообщила твоему… дяде нашу радостную новость, любовь моя?

Их радостную новость? Какую новость? Рванувшись из сильных рук Дага, Имоджен подняла голову. С губ ее уже были готовы сорваться возмущенные слова.

Но высказать их ей не удалось. Быстро опустив голову, он совершенно неожиданно остановил ее поцелуем.

Даг обнимает ее… Целует ее… Но можно ли было назвать это поцелуем? Имоджен с тревогой заглянула в его глаза. Они по-прежнему были того незнакомого, от которого перехватывало дыхание и учащалось сердцебиение, янтарного цвета. И губы, прижимавшиеся к ее губам, почему-то заставляли представить то, чего представлять было никак нельзя… По телу Имоджен прокатилась дурманящая волна вожделения.

Ее глаза были открыты, как и его, почти гипнотизирующие Имоджен, вынуждающие под чиниться их молчаливой команде. Даг почувствовал как обмякли ее губы, расслабилось тело, словно растекаясь по его груди, расслабилось и в то же время сотрясается странной дрожью. К своему ужасу, Имоджен ощутила, как твердеют ее соски, и с негромким протестующим вскриком отстранилась от его губ.

— Ты права, — произнес Даг, как будто она что-то сказала. — Сейчас не время и не место.

Его голос прозвучал мягко и чуть хрипловато, и вдоль позвоночника Имоджен словно про бежала теплая волна.

— Что, черт возьми, здесь творится?

Имоджен с трудом отвела взгляд от лица Дага и обернулась к Филу.

— А разве она вам не сказала? — вежливо поинтересовался Даг. — Мы собираемся пожениться. Я уже получил лицензию, — сообщил он Имоджен, отворачиваясь от источающего ярость Фила и ведя себя так, будто его вовсе здесь не было, будто они находились в холле в полном одиночестве, будто… — Свадьба будет такой, как ты хотела: скромной и тихой. В церкви…

В церкви! Имоджен внутренне сжалась, но сумела удержаться от замечаний.

— Этот номер у вас не пройдет! — взорвался позади них Фил. — Думаете, я не понимаю, чего вы добиваетесь? Думаете, я не…

— Мистер Энсли-Смит… — К восхищению Имоджен, не повышая голоса и даже не поднимая головы, Даг сумел утихомирить разъяренного родственника. — Мне кажется, вам пора уходить. Я провожу вас.

Он отпустил Имоджен, и та с удовольствием смотрела на ошеломленного Фила и его смущенного компаньона, не понимающего, что тут происходит и во что его втянули.

— Вы обо мне еще услышите, — пригрозил уходя Фил. — Вы пока еще не женаты, а кроме того…

— Прощайте, мистер Энсли-Смит, — перебил его Даг, закрывая за непрошеными гостя ми дверь.

— Ты… ты действительно имел в виду то, что сказал? — спросила Имоджен, прерывая тяжелое молчание, воцарившееся после ухода Фила. — Насчет нашей женитьбы?

— Да, — спокойно ответил Даг. — А в чем дело, детка? — поинтересовался он, неожиданно возвращаясь к привычному для нее насмешливому тону. — Ты что, передумала?

Имоджен взглянула на потолок, потом на люстру и, не доверяя своему голосу, молча покачала головой.