6

Прогноз погоды оказался точным. Маргарет посмотрела на безоблачное голубое небо, а затем, опустив взгляд на заляпанные зеленым руки и ноги, нахмурилась. Краска, которую она купила, чтобы подновить деревянную скамью, оказалась слишком жидкой, и, похоже, большая ее часть очутилась на Маргарет. Хорошо еще, что она надела старую майку и не менее заслуженные шорты.

Ожидая, пока высохнет первый слой краски, она пошла в кухню и приготовила себе кофе. Дом казался неестественно тихим. Она поставила чашку на стол. Ее глаза затуманились при воспоминании о времени, когда комнаты были наполнены лепетом, плачем и смехом маленькой Олли.

Задолго до того, как дочь покинула дом, поступив в университет, Маргарет твердо решила, что не позволит себе превратиться в прилипчивую, надоедливую мать. Однажды Оливия станет взрослой и оставит ее, и с этим придется смириться. Ей казалось, что она привыкла к этой мысли. Однако слезы, жегшие сейчас глаза, говорили об обратном.

Это всего лишь жалость к себе, оправдывалась Маргарет. Просто у меня плохое настроение, потому что… Потому что мне не нравится, что Джордж вторгся в жизнь Оливии.

Она попробовала поставить себя на его место, представить, каково это — внезапно узнать, что у тебя есть взрослая дочь. Маргарет встала и беспокойно заметалась по кухне. Нет, она не желает испытывать симпатию и сострадание к своему бывшему мужу и признавать, что он действительно испытал настоящий шок, поняв, что Оливия — его ребенок. Ее жизнь и так слишком сложна, чтобы взваливать на себя еще и эту ношу.

Где же сейчас может быть Джордж? Неужели у Оливии?

Лишь спустя несколько мгновений Маргарет поняла, как изобличает ее то, что в первую очередь она подумала о Джордже и только во вторую — об Оливии. Она быстро вернулась к столу и выпила кофе. Ей нужно работать в саду, а не сидеть здесь, перед окном, во власти ставшего почти навязчивым желания впустить Джорджа в свои мысли… в свое сердце.

Маргарет содрогнулась. Если быть честной с собой, разве не пребывает он там постоянно, как бы она ни пыталась этого отрицать? И разве не дорожит она теми ночами, в которые грезит о нем? Ее бросило в дрожь от болезненного, опустошающего чувства одиночества, от тоски при мысли, к чему неизменно приводят ее воспоминания о прошлой жизни с Джорджем.

Я дура, с горечью сказала себе Маргарет. Я цепляюсь за то, чего на самом деле не было. За любовь, которой никогда не существовало… по крайней мере, со стороны Джорджа.

Слезы навернулись ей на глаза. Она заморгала, чтобы прогнать их. Хватит страдать! Скамья, должно быть, подсохла, и ее можно покрыть краской второй раз.

Маргарет уже собралась выходить, как кто-то постучал в дверь.

Оливия! Наверное, это Оливия! — взволнованно подумала мать. Но потом сообразила, что дочь вряд ли стала бы стучать, ведь у нее есть ключи. Маргарет слегка поморщилась, вспомнив о своем неопрятном виде, прошла в холл и поспешила к входной двери.

Когда она открыла ее, солнечный свет ударил в глаза, и все, что Маргарет смогла увидеть в первое мгновение, — это мужской силуэт. Мужчина спокойно произнес, входя в дом:

— Поверь, мне бы хотелось зайти в более подходящий момент. Однако…

Это был Джордж. Что ему здесь нужно? А затем Маргарет вдруг поняла, что знает это, и первоначальное изумление сменилось злостью. Она прервала его, с раздражением бросив:

— Однако тебе не терпелось прийти и позлорадствовать, не так ли? Что ж, ты опоздал. Я уже говорила с Олли. Зачем ты так поступаешь, Джордж? Она ведь не нужна тебе… Тебе вообще не нужны дети. Ты сам в этом признался, заявив, что позаботился о том, чтобы их не иметь… Пусть биологически она твой ребенок, но во всех остальных смыслах — только мой. И если ты думаешь, что я отойду в сторону и позволю тебе причинить ей боль…

— Причинить ей боль?

Она услышала неподдельное возмущение в его голосе. Это отрезвило Маргарет, пробив броню ее собственного страдания и заставив замолчать и внимательно посмотреть на гостя.

Джордж казался измученным, осунувшимся, почти больным. И когда он сделал неловкое движение, она вспомнила о его больном колене. Не переставая корить себя за это, она не смогла удержаться от острого беспокойства за него, которое оказалось сильнее испытанных при виде Джорджа недовольства и злости.

— Причинить ей боль? — уже не так резко повторил он. — Неужели ты думаешь, что я способен на такое?

У Маргарет почему-то защипало глаза.

— Почему бы и нет? — с горечью спросила она. — Ведь ты не остановился перед тем, чтобы причинить боль мне.

Она тут же побледнела, а затем покраснела. Да что же в конце-то концов заставляет ее снова и снова делать столь предательские заявления?! Маргарет задержала дыхание, ожидая, что Джордж отреагирует на ее слова, осыплет насмешками то, что скрывается за ними. Но он, напротив, выглядел напряженным, будто получил сильный неожиданный удар. А когда заговорил, словно оправдываясь, голос звучал хрипло и грубовато от переполнявших его чувств.

— У меня не было выбора. Я…

— Знаю, ты влюбился в другую…

Маргарет охватила тоска. Меньше всего ей хотелось сейчас ворошить прошлое. Ругая себя за то, что вообще начала этот разговор, она поспешила сменить тему, пока окончательно не утратила контроль над собой, и резко спросила:

— Зачем ты поехал к Олли, Джордж? Когда прошлый раз приходил сюда, ты уверял, что единственное, к чему ты стремишься, — это сообщить ей о ее… возможном диагнозе.

Он так долго молчал, что Маргарет была вынуждена поднять голову и взглянуть на него.

Джордж с сумрачным выражением на лице изучал ее. Его глаза, с такой мучительной точностью запечатлевшиеся в ее памяти, были темны от сострадания и жалости.

В ней снова вскипела злость, смешиваясь с болью и с грузом знания, которое она не хотела принимать. Ей было известно, что случилось на самом деле. И как бы отчаянно она ни отталкивала это знание, все было тщетно.

Только гордость заставила ее вздернуть подбородок и, скрипнув зубами, процедить:

— Хорошо, это именно Олли нашла тебя. А чего же ты ожидал? Конечно, ты интересуешь ее… Конечно, она хочет…

Маргарет пришлось остановиться. Она не могла заставить себя снова взглянуть на него, боясь, что Джордж заметит ее слабость. Однако надо было продолжать, доказать ему, что она ни в коем случае не рассматривает поведение Оливии как предательство. Ей следует убедить его в том, что у нее достаточно здравомыслия понять и принять поступок дочери. Маргарет лихорадочно искала соломинку, за которую можно уцепиться, какую-нибудь спасительную мысль. И вдруг случилось чудо: она нашла то, что искала!

— Уж ты-то должен ее понять! — выпалила она. — Ты ведь тоже наверняка хотел разыскать своего отца, побольше узнать о нем. Ты не можешь винить Оливию за это.

— Я не виню ее, Маргарет. Ни в чем. Нет, я не виню ее.

То, как он подчеркнул последнее слово, глубокая печаль в его голосе, — все это смутило Маргарет.

— Что ты хочешь сказать? — тем не менее упорствовала она. — Что ты винишь меня в том, что я вообще родила ее? Но ведь для этого требуются двое, знаешь ли…

— Маргарет, пожалуйста! Я пришел не для того, чтобы ссориться с тобой, — устало перебил ее Джордж. — Послушай, может быть, мы войдем в дом, сядем и спокойно, обстоятельно все обсудим?

— Как мы сделали это, когда ты заявил, что хочешь развода? — безрассудно спросила Маргарет. — Ты большой мастер по части спокойных, обстоятельных обсуждений, не так ли, Джордж? Тебе всегда хорошо удавалось рассовать все по маленьким аккуратным коробочкам, а затем убрать их с глаз долой, когда в них отпадает нужда. По-моему, нам нечего обсуждать. Когда ты пришел сюда, чтобы сказать… чтобы спросить, твоя ли Оливия дочь, ты уверял, что не намерен становиться между нами и предъявлять свои права на нее.

— А как, по-твоему, я должен был поступить, Маргарет? Наплевать на ее предложение встретиться и поговорить?

Его голос звучал тихо и глуховато, в нем чувствовалась неподдельная мука.

Именно эта мука заставила Маргарет промолчать. Она уже не девочка, которая очертя голову бросается в эмоциональную схватку. Ей хватает мудрости и опыта, для того чтобы понять: мир не делится только на черное и белое и ни один клубок проблем не разрубить простым ударом топора.

К глазам подступили слезы. Злость покинула Маргарет, и теперь она чувствовала себя слабой и беззащитной.

— Я не думал, что Оливия успеет позвонить тебе. Я заехал, чтобы… — начал Джордж.

— Ввести меня в курс дела… Позлорадствовать. — Она даже не пыталась скрыть ни свою боль, ни неприязнь.

— Это нечестно и несправедливо! — воскликнул Джордж. — Разве я когда-нибудь…

— Обижал меня? — Маргарет криво улыбнулась. — Ты действительно хочешь, чтобы я ответила на твой вопрос?

— Маргарет, пожалуйста! Я просто хотел поговорить с тобой… посоветоваться, как нам…

— Поделить Оливию? Она уже слишком взрослая для этого, Джордж. Я не могу запретить ей встречаться с тобой… Да даже если бы и могла… — Она посмотрела ему в глаза. — Думаешь, я не понимаю, каково ей сейчас? Какое значение имеет для нее то, что происходит? Какой вред, несмотря на ее взрослость, можно причинить ей, если кто-то из нас двоих заставит ее почувствовать себя виноватой за свои поступки? Я ведь выросла сиротой, если помнишь. Тебе нет необходимости объяснять мне причины, побудившие Оливию разыскать тебя. Но вот что я хотела бы узнать: почему ты ее поощряешь?

— Она моя дочь, — хрипловато напомнил ей Джордж.

— Олли была ею и предыдущие девятнадцать лет.

Маргарет была не права и понимала это. Но, даже глядя на его исказившееся от переживаний, покрасневшее лицо, она не могла позволить своим чувствам сбить себя с толку.

— Ты сказал, что считаешь необходимым подвергнуть ее стерилизации, — напомнила она Джорджу.

Он бросил на нее изумленный, внезапно ставший ожесточенным взгляд.

— И ты думаешь, что именно поэтому…

— Ты поощряешь ее, позволяешь ей поверить в то, что искренне хочешь наладить с ней отношения. Да, я думаю, отчасти поэтому.

Повисла долгая напряженная пауза. Выражение глаз Джорджа одновременно смутило и обидело Маргарет. Он смотрел на нее так, словно именно она стремится причинить Оливии боль, тогда как на самом деле…

— А если я дам тебе слово, что единственное, чего я хочу, — это иметь возможность познакомиться с ней, позволить ей познакомиться со мной? Она не ребенок, Маргарет, как ты верно заметила. Неужели ты действительно считаешь, что она позволит чему-нибудь сказанному мной изменить ее решение по столь важному поводу, особенно когда ей достаточно взглянуть на тебя, чтобы понять, какую радость, какое счастье приносит материнство? Неужели ты так мало веришь в плоды твоего воспитания?

Маргарет отчаянно замотала головой.

— Нет, я верю. Олли очень сильная, очень независимая, но… — Она прикусила губу, а затем, отбросив всякую осторожность, переступив через свою гордость, шагнула к нему и взмолилась: — Неужели ты не понимаешь, Джордж? Сейчас для нее настолько внове твое присутствие… Ты кажешься ей таким необыкновенным! Это похоже… на детское поклонение, на первую влюбленность. Твое мнение, твои чувства будут очень важны для нее. Пожалуйста, пожалуйста, не пытайся убедить ее сделать что-то, о чем она будет жалеть всю свою жизнь. Ты принял свое решение. Пожалуйста, оставь за Оливией право принять собственное… для себя.

— Как позволяешь ей ты?

Маргарет еще сильнее прикусила губу и кивнула.

— Если она решит, что не хочет иметь детей во избежание возможного риска, я не стану переубеждать ее. Но только если буду твердо уверена, что она этого искренне хочет. Сейчас, я думаю, Оливия слишком молода — при всей своей рассудительности, — для того, чтобы принять подобное решение.

После очередной долгой паузы Джордж медленно произнес:

— Я согласен с тобой.

Когда он поднял на нее взгляд, в нем читались те же мука и горечь, и Маргарет спросила себя, чем они вызваны. Возможно, встретившись с Оливией, Джордж пожалел, что у него нет других детей… других дочерей от женщины, которую он по-настоящему любил? Маргарет с трудом боролась с подступившими слезами.

Джордж казался усталым и изможденным до предела. Он выглядит так, как чувствую себя я, с удивлением подумала Маргарет. Кажется, что ему неимоверно хочется закрыть глаза и сбросить с себя ношу, которая его тяготила.

Мгновение она колебалась, испытывая острое желание подойти к нему и пожалеть, как инстинктивно жалела каждого, нуждающегося в утешении. Но затем Маргарет вспомнила прошлое, свою боль и причины, по которым ей стоило держаться подальше от этого мужчины.

Она многозначительно посмотрела на свою одежду, а потом на него и быстро сказала:

— Ну что же, теперь ты высказался, Джордж, а мне действительно нужно идти. Я занята, как видишь.

— Готовишься к приему дружка? — хрипловато спросил он.

Маргарет уставилась на него округлившимися от изумления глазами и резко спросила:

— Какого дружка?

— Похоже, Оливия считает, что Джим Перкинс увлечен тобой.

Он произнес это беззаботно, почти добродушно. Но ее лицо залил румянец негодования, а руки сжались в кулаки.

— Джим — очень хороший человек и мой большой друг. А я — зрелая женщина, которая считает, что давно вышла из того возраста, когда имеют «дружков». Однако даже если бы он у меня был, тебя это вряд ли касалось бы. Я до сих пор не поняла, зачем ты пришел сюда сегодня, но мне бы хотелось, чтобы ты ушел, пока еще по-настоящему не разозлил меня.

Маргарет осталась очень довольна своей маленькой речью, которая на Джорджа, однако, не произвела никакого впечатления.

— Я пришел сюда затем, чтобы попросить тебя не сердиться на Оливию за то, что она позвонила мне. Я знаю, что ты можешь чувствовать в связи с этим, как мало тебя должны радовать любые контакты между нами. Но я также знаю, что ты любишь дочь и вряд ли захочешь лишать ее…

Маргарет не верила собственным ушам.

— Неужели ты действительно полагаешь, что я настолько глупа, — спросила она, когда наконец-то смогла перебить его, — или так эгоистична? Если хочешь правды, то меня и в самом деле не радует твое появление в жизни Олли, но это мое личное мнение. Ты считаешь, что я не могу поставить себя на ее место, не могу понять, что она испытывает? Неужели ты и правда полагаешь, что я настолько властна, настолько… ревнива, что не в силах… — Маргарет сделала паузу и перевела дыхание. — А что касается того, что я на нее сержусь… — Ее тело свело от напряжения. — Я не сержусь на Олли, Джордж.

— Хочешь сказать, что это чувство вызываю в тебе я?

— Послушай, я просто хочу, чтобы ты ушел, — чуть задыхаясь, проговорила она. — Я не вижу смысла продолжать эту дискуссию. Ты знаешь, где дверь, — с нажимом сказала Маргарет, направляясь к лестнице. — Если позволишь, я не буду тебя провожать.

Отвернувшись, она уже не смогла долее сдерживать своих слез.

— Маргарет, пожалуйста, я…

Она замерла, когда он догнал ее и схватил за руку. Все напряжение, все чувства, которые вызвало в ней присутствие Джорджа, достигли предела, разрушив остатки самообладания, поэтому, пытаясь вырваться, Маргарет почти взвизгнула:

— Убирайся отсюда! Не прикасайся ко мне!

Он тут же отпустил ее. Она неловко повернулась, споткнулась. Ничего не видя перед собой, вытянула руку в поисках опоры. Ударилась бедром о стоящий у стены комод, потеряла равновесие, но упасть не успела. Джордж внезапно подхватил ее, хрипло и сердито проскрежетав в ухо:

— Ах ты, дурочка! Что с тобой творится? Я вовсе не собирался причинять тебе неприятности. Я только хотел…

Маргарет неистово задрожала, ощутив тепло его тела. Она втягивала носом знакомый запах, видела темные тени на подбородке, где уже отросла щетина. Сердце ее неслось в безумном галопе, а тело жаждало… молило. Она попыталась усмирить чувства, сосредоточиться на чем-то другом, кроме его лица.

Причиной того, что Джордж не отпускал ее, были скорее злость и негодование, нежели желание. Рассудком она понимала это, но беда заключалась в том, что тело отказывалось признавать сей факт.

Ее тело. В глазах Маргарет кипели сдерживаемые изо всех сил слезы, к горлу подступил огромный шершавый комок. Дыхание выдавало, насколько остро она ощущает близость бывшего мужа. Она чувствовала, как в глубине ее естества нарастает непреодолимое желание. Хотелось прильнуть к нему, обвиться вокруг него, и…

Вне себя от паники, осознав необходимость защититься, скрыть от него свои ощущения, Маргарет заизвивалась в его руках, пытаясь вырваться, убежать от расслабляющего тепла его мужественного тела.

— Маргарет, ради Бога, что с тобой? Не думаешь же ты в самом деле, что я ударю тебя?

Она вскинула голову. С ее губ готово было сорваться напоминание о том, как легко и беззаботно однажды он сделал именно это — если не физически, то эмоционально. А затем, в полном смятении, она услышала его голос, полный боли:

— Маргарет…

Помимо воли Маргарет пристально посмотрела на него и немедленно поняла, что он подумал о том же, о чем и она, поскольку в его глазах вспыхнуло горестное раскаяние. Маргарет попыталась вырваться или хотя бы отвернуть голову. Но слова отказа, негодования застряли в горле, когда он снова произнес ее имя. Джордж убрал руку с ее плеча и, подняв к щеке, осторожно погладил — так осторожно, как будто не верил, что наяву прикасается к ней.

Она вздрогнула и затрепетала. Джордж погладил ее по волосам, а затем дотронулся подушечкой большого пальца до уголка рта.

— Нет, Джордж. Пожалуйста… Я не хочу этого, — задыхаясь проговорила Маргарет. Однако оба знали, что больше всего на свете она хочет именно этого — интимного слияния их губ, его объятий, его тела…

Она уже не старалась высвободиться, а просто стояла, не переставая дрожать, в кольце его рук. В то время как он пытливо всматривался в ее лицо.

Все же Маргарет попыталась беспомощно возразить, что не хочет его, когда Джордж, обхватив ее лицо ладонями, принялся ее целовать — сначала медленно, время от времени отрывая от нее свои губы, чтобы заглянуть в огромные, затуманенные сумятицей чувств глаза. Она уперлась руками в грудь Джорджа, чтобы оттолкнуть его. Под рубашкой кожа, казалось, горела. Она ощутила частое биение его сердца, и ее тело затрепетало в ответ. Джордж снова поцеловал ее, нежно провел языком по контуру мягких губ, словно пробуя их на вкус.

Как часто все эти годы ей снилось, что он целует ее так. Но, пробуждаясь, она снова и снова обнаруживала, что по-прежнему одинока.

Пытаясь заставить замолчать свои чувства, Маргарет без конца повторяла себе причины, по которым ей следовало остановить его, отказаться от близости его тела, которого она так жаждала. Но несмотря ни на что, ее губы не отрывались от его рта, а потом и совсем раскрылись. Язык не смог сладить с искушением исследовать его рот так, как это делал его язык с ее ртом. Знакомые ощущения захлестнули ее, легкий стон удовольствия, который она издала, заглушил все предостерегающие голоса, звучавшие внутри. Руки, которые Маргарет вытянула, намереваясь оттолкнуть Джорджа, почему-то оказались на его плечах. Пальцы, касавшиеся знакомых выпуклостей твердых мускулов, дрожали. Пропасть между ними стремительно сокращалась. Ее тело под испачканной в краске майкой пылало.