6

Когда Мэтт остановил машину у своего дома, Констанс вопросительно посмотрела на него.

– Уже половина второго, – спокойно пояснил он. – Не думаю, что вы захотите беспокоить родителей в такой час. У меня есть свободная комната с удобной кроватью, вы сможете там переночевать. Думаю, завтра утром полиция снова захочет с вами побеседовать. Я уже дал им мой адрес и сказал, что пока вы остановитесь у меня.

Констанс была слишком измучена, чтобы спорить. На нее вдруг непонятно почему навалилась сонливость. Или, возможно, ей просто хотелось уснуть, чтобы спастись от жестокой действительности. Глухая ко всему вокруг, она стояла и тупо ждала, пока Мэтт закроет машину. Затем они, рука об руку пошли по обсаженной кустами роз дорожке к дому.

И отпирая дверь, Мэтт не выпускал руку Констанс, он словно каким-то шестым чувством понял, как ей сейчас необходимы поддержка и утешение, которые дарило это мужское прикосновение.

Они вошли в дом. Констанс вспомнила, что у нее нет с собой ни белья, ни зубной щетки – ничего из тех личных вещей, которые нужны каждой женщине. Тем не менее она даже подумать не могла о том, чтобы поехать к себе домой за самым необходимым и рыться в изорванной и перепачканной одежде… При одной мысли об этом ее снова затошнило.

– Сюда. – Мэтта легонько тронул Констанс за плечо, направляя к лестнице.

Девушка, спотыкаясь, пошла наверх. Она услышала, как Мэтт вполголоса выругался, и в его короткой фразе ей почудилось проявление мужской агрессии. В памяти сами собой всплыли отвратительные картины: разоренная спальня, испачканная и искромсанная одежда, непристойная фотография.

Задрожав всем телом, Констанс сдавленно и испуганно вскрикнула. Мэтт тут же оказался рядом и, обняв ее, подхватил на руки и понес наверх.

Констанс с удивлением подумала, что его близость скорее радует ее, чем пугает. В объятиях Мэтта она почему-то почувствовала себя в безопасности, в полной безопасности…

Мэтт внес ее в спальню, осторожно поставил на ноги. После чего повернул выключатель, и комнату залил яркий свет.

Помещение оказалось маленьким и обставленным весьма просто. Кровать и старомодный деревянный гардероб – вот и вся меблировка. На полу лежал ковер тусклого зеленого цвета, такие же тусклые занавески закрывали окна. Но Констанс пришлась по душе эта спартанская комната, которая сильно контрастировала со спальней, обставленной ею с любовью и радостью, а теперь варварски разгромленной.

Девушка поняла, что уже никогда не сможет войти в свою спальню, не вздрогнув при воспоминании о вандализме, там учиненном.

– Ванная – первая дверь налево по коридору, – сообщил Мэтт, терпеливо дожидавшийся, пока она осмотрится. – Я пойду вниз и принесу нам обоим что-нибудь выпить. Когда устроитесь на ночь, позовите меня.

– Я не могу устроиться на ночь, – возразила Констанс. – Мне нечего надеть.

Она едва узнала собственный голос – тихий, жалобный и дрожащий. Только теперь девушка окончательно поняла, как силен был шок… Ведь она целиком во всем положилась на Мэтта, чтобы он все делал за нее и защищал ее. Констанс словно вновь стала маленькой девочкой, которая не в состоянии сама о себе позаботиться… Это она-то, которая всегда гордилась независимостью!

– Подождите, я сейчас.

Когда Мэтт вышел, Констанс вдруг стало страшно и она едва сдержалась, чтобы не броситься за ним, умоляя не оставлять ее одну. Мэтт вскоре вернулся с мужской рубашкой голубого цвета.

– Извините, у меня нет пижамы, поскольку я их не ношу. Но, возможно, вот это вам подойдет?

Рубашка была выстирана и выглажена, но все равно, когда Констанс взяла вещь в руки и прижала к себе, ей показалось, что она чувствует едва уловимый запах Мэтта.

– Не нужно волноваться. Вы здесь в полной безопасности, – сказал Мэтт, пристально глядя на девушку.

– Вы действительно считаете, что это сделал Кевин Райли?

Констанс очень хотела, чтобы Мэтт убедил ее в обратном, но он лишь устало кивнул.

– Да.

– Значит, он знает, что Карен мне все рассказала.

– Ничего страшного, – заверил Мэтт. – Полиция уже проверила, с Карен все в порядке, она в полной безопасности. И вы тоже.

Констанс посмотрела на него широко раскрытыми, потемневшими глазами и недоверчиво спросила:

– Правда?

– Правда.

Голос Мэтта звучал так спокойно, так уверенно, что Констанс поняла: ей уже не очень страшно.

Ванная оказалась очень старой и довольно холодной. При других обстоятельствах Констанс такой дом показался бы тоскливым, ведь в нем не было тех мелочей, которые превращают жилье в настоящий дом. Но теперь стандартная и безликая обстановка ее даже успокаивала. Констанс медленно вытиралась жестким полотенцем, которое нашла в сушилке. После пережитого ужаса и шока все ее движения стали какими-то вялыми и замедленными.

Прежде чем облачиться в рубашку Мэтта, она немного поколебались и нерешительно еще раз потрогала ее, затем все же надела. Она шла из ванной в спальню по коридору, когда снизу раздался голос Мэтта:

– Констанс, с вами все в порядке?

Она слышала, что Мэтт поднимается по лестнице, но не могла сдвинуться с места. Едва взглянув на свою гостью, он нахмурился, быстро поставил на пол чашку, которую нес, и подошел к девушке.

Когда он обнял ее и стал укачивать, словно ребенка, Констанс, забыв обо всем на свете, инстинктивно прижалась к нему, ища защиты и утешения.

– Та фотография… – всхлипнула она, дрожа всем телом. – Он хотел, чтобы на месте этой женщины была я, да? Он хотел сделать это со мной.

– Не нужно об этом думать. Этого он и добивался.

– Но если бы я вошла в дом, пока он еще был там…

Она почувствовала, что Мэтт еще крепче прижал ее к себе.

– Слава Богу, этого не случилось! – В его голосе сквозило неподдельное облегчение. – Вам нужно отдохнуть. Я налил в шоколад немного бренди, это поможет вам заснуть. Вы дойдете сами или мне вас отнести?

Отнести?! Констанс охватило сильнейшее желание бежать из этого дома без оглядки. Она представила, как Мэтт несет ее на руках к широкой кровати. Именно к широкой, предназначенной для двоих… Он медленно расстегивает пуговицы надетой на Констанс рубашки, и его взгляду и губам открывается обнаженное тело… Мэтт опускает ее на благоухающие лавандой простыни…

Пораженная, что эротические видения не оставили ее даже после пережитого шока, Констанс быстро сказала:

– Нет-нет, спасибо… Я сама.

Она отстранилась и быстро пошла в свою комнату. Мэтт, подхватив чашку шоколада, последовал за ней.

– Я оставлю дверь в свою спальню открытой, – сказал он. – И, если я вам понадоблюсь, просто позовите меня – я сплю очень чутко. – И твердо добавил: – Констанс, вы здесь в полной безопасности. Если бы я подозревал, что вам хоть что-то угрожает, вы спали бы не здесь, одна, а рядом со мной.

От взгляда, который Мэтт бросил на нее, у Констанс почти остановилось сердце. Девушка поняла, что он действительно так думает.

А если сказать, будто я настолько испугана, что не могу, просто никак не могу остаться ночью одна?

От стыда ее бросило в жар, Констанс поверить не могла, что подобная нескромная мысль пришла ей в голову. Ока стала ждать, когда Мэтт уйдет. Он поставил чашку с шоколадом на столик и направился к двери, но на пороге остановился.

– Не забудьте, если вам что-нибудь понадобится или захочется, я к вашим услугам.

Единственное, чего мне хочется, это забыть картину полного разгрома в моем доме, сказала себе Констанс, откидывая одеяло. Нет, снова я лукавлю. Разве я не хочу Мэтта? Разве не хочу, чтобы он сейчас был рядом со мной, в постели, обнимал меня и… любил?

Нет-нет, конечно, не хочу, дрожа, убеждала себя Констанс. Этого я совершенно точно не хочу. Просто не могу себе позволить хотеть этого.

Она поудобнее устроилась на подушках, взяла чашку с шоколадом и сделала глоток. Спиртное обожгло горло, и Констанс поморщилась.

Сколько же бренди Мэтт туда налил? – минут десять спустя думала она. Кажется, такая доза может свалить с ног даже лошадь.

Она чувствовала, как постепенно под воздействием алкоголя успокаивается, как тяжелеет голова, а на душе становится немного легче. Констанс незаметно для себя провалилась в глубокий сон.

Проснувшись, она повернулась к окну. В глаза ударил яркий свет, и Констанс удивленно заморгала. Сколько же сейчас времени? Взглянув на циферблат наручных часов, девушка похолодела. Без десяти десять. Невероятно! Я уже давно должна быть на работе!

Констанс вскочила, намереваясь бежать в душ, и вдруг вспомнила, что ей нечего надеть, кроме одежды, которая была на ней вчера. При мысли, что придется натягивать несвежее белье, она с отвращением поморщилась.

Вдруг Констанс заметила на стуле рядом с кроватью зеленый пакет и озадаченно нахмурилась. К пакету была прикреплена записка. Констанс нахмурилась еще больше, когда прочитала ее.

«Надеюсь, что не ошибся с размером».

Она взяла пакет и заглянула в него. Там лежала коробка с трусиками и бюстгальтером. Вынув их, девушка убедилась, что Мэтт действительно угадал размер. В пакетике поменьше она обнаружила зубную щетку и расческу.

Слезы навернулись ей на глаза. Почему-то Констанс была неприятна забота Мэтта.

Он сходил в магазин, купил все это для меня и принес сюда, пока я спала. Девушка покраснела при мысли, что он видел ее спящей и догадался, почему ей нравится спать, уткнувшись носом в рукав его рубашки. Какая чушь лезет в голову! Очень ему нужно разглядывать, как кто спит. Скорее всего Мэтт едва на меня взглянул, но вот почему не разбудил, чтобы я не опоздала на работу?

Работа! Констанс решила, что нужно как можно скорее принять душ, одеться и ехать в офис. Схватив новое белье, она быстрым шагом направилась в ванную. Распахнув дверь, Констанс застыла на пороге, услышав, как Мэтт вскрикнул:

– Подождите минутку!

Но было уже поздно. Широко раскрытыми глазами девушка созерцала вышедшего из-под душа обнаженного Мэтта.

Как она и предполагала, у него было поджарое тело с крепкими мускулами, волосы на груди блестели от влаги и казались очень темными. Констанс захотелось протянуть руку и коснуться их, чтобы узнать, мягкие ли они на ощупь.

Прошло несколько секунд, прежде чем до нее наконец дошло, что она ворвалась в ванную, не постучав, чем смутила Мэтта. Иначе почему он суетливо прикрылся полотенцем?

Осознав, что скромность Мэтта скорее разочаровала ее, чем обрадовала, Констанс густо покраснела.

– И вы же еще краснеете! – воскликнул он. – А что тогда остается мне? Я-то всегда считал, что с визгом заворачиваться в полотенце удел женщины, а не мужчины.

– Я… я думала, вы уже ушли, – пробормотала девушка, не приняв шутливого тона, – так взволновала ее мужественная нагота Мэтта.

– Но я же обещал не оставлять вас одну, – напомнил он.

– Однако вы уходили, чтобы купить вот это. – Констанс вытянула вперед руку, в которой держала трусики и бюстгальтер, но тут же убрала ее за спину, решив, что неприлично демонстрировать дамское белье перед мужчиной.

Мэтт улыбнулся.

– Я действительно не покидал дом. Просто позвонил Марго и попросил купить все это. И еще предупредил, что ни вы, ни я не придем сегодня на работу.

– Не придем?! Но…

– Полицейские непременно пожелают еще раз поговорить с нами обоими, – спокойно объяснил Мэтт. – К тому же я подумал, что вы захотите поехать к родителям. Я могу отвезти вас туда.

– Нет-нет, не нужно! – запротестовала Констанс.

Пожав плечами, Мэтт направился к двери и остановился рядом с Констанс.

– Ты хотя бы представляешь, как сексуально выглядишь в моей рубашке? – тихо спросил он.

От этих слов, от этого интимного тона кожа Констанс покрылась мурашками. Начисто забыв об осторожности, она погрузилась в пучину удовольствия и с замиранием сердца ждала продолжения.

– Констанс?

Девушка поняла, о чем именно он спрашивает, и, закрыв глаза, едва заметно кивнула.

В следующую секунду Мэтт уже нежно обнимал ее, и Констанс впервые с той минуты, когда увидела свой дом разгромленным, удалось забыть и Кевина Райли, и то, что он сделал.

Мэтт гладил ее напряженные плечи, не отводя взгляда от губ. Констанс пронзило острое желание.

– Ты хочешь, чтобы я поцеловал тебя.

Его рука коснулась ее лица, осторожно откидывая назад волосы, а большой палец ласково погладил щеку, словно наслаждаясь мягкостью кожи.

– Я хочу поцеловать тебя, Констанс, – хрипло прошептал он. – Хочу обнимать тебя, узнать тебя. Хочу, чтобы ты тоже целовала меня и познала.

Сердце Констанс забилось так быстро, что она едва могла дышать. Мэтт сумел лишь несколькими словами привести ее в страшное возбуждение. Ее тело до боли желало его, и эта боль сметала все запреты и казалась теперь Констанс единственной панацеей от всего, что ей пришлось пережить.

Она придвинулась к Мэтту не больше чем на дюйм, но этого оказалось достаточно. Его рот нашел ее губы, мягкие и нежные, и стал чувственно исследовать их, постепенно перемещаясь к шее, потом к уху.

– Обними меня, Констанс, – прошептал Мэтт. – Обними покрепче.

Она так и сделала, наслаждаясь при этом гладкостью его кожи. Констанс вздрогнула, ощутив, как всем телом рвется к Мэтту и с какой силой откликается его естество. Ее вдруг удивило, насколько лишней, ненужной и мешающей оказалась теперь надетая на ней рубашка.

– Ты хочешь снять это?

Он что, читает мои мысли?

Констанс чувствовала на себе его взгляд, понимала, что Мэтт ждет ответа, но не могла вымолвить ни слова – от волнения перехватило горло. Констанс осознавала, что жаждет почувствовать прикосновение его обнаженного тела к своему. Разумеется, она достаточно зрелый и взрослый человек, чтобы открыто сказать о том, чего хочет, но почему-то она сильно смутилась.

Она неловко попыталась расстегнуть верхнюю пуговицу рубашки. Ей хотелось показать себя вполне взрослой женщиной, которая знает, что делает, и готова нести ответственность за свои поступки. Но ее пальцы так дрожали, что вытащить пуговицу из петли никак не удавалось.

От досады на себя на глазах Констанс выступили слезы, которые она постаралась скрыть от Мэтта.

– В чем дело? – спросил он мягко. – Я не так понял тебя, Констанс? Ты не хочешь?..

Девушка потупилась, и ее взгляд упал на грудь. Через ткань рубашки отчетливо проступали напряженные соски.

– Ты же понимаешь, что хочу, – севшим голосом призналась она и покраснела.

Мэтт тоже теперь смотрел на ее грудь. Он протянул руку и кончиком пальца обвел один из сосков. Затем быстро убрал руку и, запинаясь, спросил:

– Тогда… в чем дело? Я… не вовремя, да?

Констанс чувствовала, что должна ответить утвердительно, но не смогла, потому что это была бы ложь. Вопреки здравому смыслу теперь она хотела Мэтта еще сильнее, чем раньше. Может, потому, что любовная игра доставляла ей удовольствие, помогающее забыть горький привкус страха?

– Просто я… мне… Тебе вовсе не обязательно раздевать меня, – прошептала Констанс. – У меня такое чувство, что… тебе не надо угадывать, чего я хочу.

– А если я скажу, что мне самому хотелось этого, все было бы по-другому? – с улыбкой спросил Мэтт.

Его пальцы действовали уверенно, и, когда он расстегнул все пуговицы, то вместо того чтобы сбросить рубашку с плеч Констанс, просто скользнул под нее руками и притянул девушку к себе и поцеловал.

Вначале Мэтт целовал ее неторопливо, словно желая насладиться каждой секундой узнавания, но потом вдруг его губы стали настойчивыми и жадными. Констанс крепче прижалась к Мэтту и ответила на поцелуи: она коснулась его языка своим и ласкала до тех пор, пока ее сердце не понеслось вскачь от нарастающей страсти, а дыхание не перехватило.

Мэтт сорвал с нее рубашку и, скользя губами по ложбинке между грудей, бормотал, что больше не может ждать, что хочет почувствовать ее всем телом, что хочет гладить и ласкать ее кожу, ощутить на губах ее тепло и вкус.

Его желания настолько совпадали с желаниями Констанс, что она вздрогнула от неожиданности.

– Что с тобой? – спросил Мэтт, поднимая голову и заглядывая Констанс в глаза. – Я сказал что-то не то? Шокировал тебя?

Она отрицательно покачала головой.

– Тогда в чем же дело?

Острое желание пронзило Констанс. Она поняла: неважно, что будет потом, неважно, какую цену ей придется заплатить в будущем, но сейчас она просто не в состоянии, да и не хочет отказаться от любви Мэтта.

Даже если им движет одно лишь физическое влечение, один лишь секс? Констанс тут же выбросила эту мысль из головы, заставила умолкнуть все свои сомнения.

– Но вначале… я хочу видеть тебя. И ласкать тебя… – Она смущенно запнулась.

Мэтт, внимательно посмотрев на нее, тихо попросил:

– Дай мне свою руку.

Она протянула дрожащую ладонь, которая тут же неловко напряглась, когда Мэтт положил ее на полотенце, опоясывающее его бедра. Осмелев, Констанс сдернула полотенце и залюбовалась обещавшей неземное наслаждение плотью Мэтта.

– Смотри и ласкай, сколько хочешь, – хрипло сказал он, – только позволь и мне делать то же самое.

Он обнял ее и стал целовать – торопливо, страстно. Констанс раньше казалось, что такая всепожирающая страсть – выдумка авторов любовных романов, склонных к гиперболам. Но теперь она сама испытала это и с не меньшим пылом отвечала на ласки Мэтта.

7

– Конни, милая.

Констанс открыла глаза. Она лежала в объятиях Мэтта, положив голову ему на плечо. Его рука покоилась на ее талии.

Она прерывисто дышала, все еще находясь во власти столь острого физического наслаждения, что становилось даже немного страшно.

Раньше Констанс казалось, что она уже все знает о возможностях своего тела, все его порывы и желания. Но Мэтт сумел доказать, насколько далеки от истины ее представления о себе.

Мэтт отвел со лба Констанс пряди волос и нежно посмотрел на нее.

– Мне… мне нужно на работу, – пробормотала она.

Мэтт почему-то развеселился.

– Если судить по тому, как тяжело ты дышишь, ты уже достаточно поработала, – нежно поддразнил он и вдруг спросил: – Ты хоть представляешь, как я хочу тебя опять?

– Покажи мне как, – прошептала Констанс.

Удивительно, но она хотела того же, и, когда Мэтт начал ласкать ее, Констанс окатила теплая волна возбуждения. Любовная игра уже не имела того жадного и нетерпеливого оттенка, как в первый раз, но доставляла обоим не меньшее наслаждение. Констанс, изнемогая от нежности, которую дарил ей Мэтт прикосновениями своих губ и рук, предвкушала момент, когда он проникнет в ее лоно и они снова станут единым целым.

Подумать только, я собиралась лишить и себя, и Мэтта этой прекрасной близости, этого полного слияния душ и тел, этой любви!

Ее рука, гладившая спину Мэтта, вдруг застыла.

Любовь. Так я назвала то, что между нами происходит. А он? В его ласках есть все, что я мечтала получить от мужчины, но Мэтт еще ни разу не сказал, что любит меня. Однако и я не говорила ему этого.

Губы и язык Мэтта теперь ласкали живот Констанс, волнующе медленно опускаясь все ниже, и растущее желание лишило ее способности рассуждать.

Потом Констанс уснула в его объятиях, и во сне на ее губах играла удовлетворенная улыбка.

Мэтт долго смотрел на спящую Констанс, затем нежно поцеловал ее в висок. Он еще не встречал такой женщины. Мэтт дожил до тридцати лет, не желая связывать себя обязательствами, не позволяя себе любить по-настоящему. Многие его друзья рано вступили в брак, и большинство этих супружеских союзов быстро распалось. Мэтт считал, что умные учатся на чужих ошибках, а дураки на своих. Себя он явно относил к категории первых.

Но теперь… теперь все было по-другому. С этой девушкой, которую его любовь превратила в женщину, он был готов связать себя любым обязательством. Но готова ли она к тому же? Мэтт с самого начала почувствовал, что она испытывает к нему физическое влечение, но боится этого. Однако хотеть кого-то и любить – разные вещи.

Услышав, как зазвонил установленный в соседней комнате телефон, Мэтт осторожно выпустил Констанс из объятий, встал и пошел к аппарату. Взяв трубку и выслушав полицейского, который вчера приезжал в дом Констанс, он нахмурился.

Парня по имени Кевин Райли полицейские нашли и доставили в участок. Но Кевин оказался малым изворотливым и сумел бежать. Полицейский просил Мэтта проследить, чтобы Констанс не возвращалась домой одна: там, не исключено, ее поджидает Кевин.

Мэтт заверил, что Констанс туда не поедет, и, повесив трубку на рычаг, несколько обеспокоенный разговором, вернулся в спальню.

Констанс еще спала. Мэтту хотелось бы провести весь этот день рядом с ней, в постели. И не только этот день, но и много-много других. Однако ему нужно было сделать несколько звонков.

Он с улыбкой посмотрел на валяющуюся на полу голубую рубашку и поднял ее. Мэтту показалось, будто тонкая ткань пахнет так же, как кожа Констанс, и его тут же охватило желание.

Ему было досадно и смешно одновременно. Он же не мальчишка, впервые познавший женщину, а мужчина, которому за тридцать.

Мэтт на цыпочках, стараясь не разбудить спящую, пересек комнату, взял из шкафа чистую одежду и белье и направился в ванную.

Приведя себя в порядок, Мэтт спустился вниз и со стоящего в холле телефона сделал все необходимые звонки. Он также счел нужным сообщить родителям Констанс о неприятном инциденте и заверил, что теперь их дочь в полной безопасности. Мэтт взял на себя смелость предположить, что она заедет к ним сегодня во второй половине дня, и сказал, что отвезет ее.

Затем он отправился на кухню варить кофе и обнаружил, что банка пуста. Придется ехать в магазин. Мэтт раздумывал, будить Констанс или нет, чтобы его отсутствие не стало для нее неожиданностью, затем решил: пусть спит, ведь он очень скоро вернется.

Констанс проснулась и резко села на кровати.

Где я?.. Чья это комната?..

И тут она все вспомнила.

Констанс посмотрела на соседнюю подушку и дрожащей рукой провела по тому месту, где недавно покоилась голова Мэтта.

Значит, это было на самом деле. Мы с Мэттом занимались любовью. Сейчас его нет. Означает ли это, что он жалеет о случившемся? Может, хочет таким образом дать мне понять, чтобы я не придавала большого значения нашей близости? Чтобы не рассуждала по-детски и не думала, что заниматься любовью и любить – одно и то же?

Констанс, поежившись, подумала, что именно этого и боялась. Именно поэтому опасалась собственных чувств. Не хотела любить Мэтта, потому что боялась потерять его.

До нее донесся какой-то странный звук, Констанс не могла понять, что это. Словно на первом этаже разбили окно, но разбили очень осторожно, так, чтобы никто не услышал.

Она натянула на себя одеяло и испуганно позвала:

– Мэтт!

Констанс слышала, как кто-то поднимается по лестнице, и снова позвала Мэтта, на этот раз уже громче. Дверь спальни распахнулась. Когда человек вошел, она похолодела. Увидев один-единственный раз, в «Макдоналдсе», Констанс уже не могла его забыть.

В дверях стоял Кевин Райли. Одного взгляда на парня было достаточно, чтобы понять: он знал, что найдет ее здесь, и поэтому пришел. Констанс охватила паника.

– Сука. – Казалось, ему доставляет удовольствие произносить это слово. Даже не произносить, а скорее выплевывать. – Вы обе суки: и ты, и эта шлюшка Карен. Заложили меня легавым, да? Думаешь, ты самая умная? Черта с два! Ты… ты такая же потаскуха, как вы все. А твой… – он отпустил грязное ругательство, – в этом деле кумекает, да? Что, сумел довести тебя до визга или нет?

Констанс ощутила странную смесь страха, отвращения и стыда из-за того, что она, взрослый человек, позволяет маленькому подонку унижать и запугивать ее.

Ему только четырнадцать лет, напомнила себе Констанс, но тут же перед глазами возникла фотография, пришпиленная ножом над кроватью, разгром в ее доме… Констанс заставила себя посмотреть Кевину в глаза. Если она отведет взгляд, он почувствует себя хозяином положения и тогда…

Констанс чувствовала, как на лбу выступил пот. В ушах нарастал глухой шум, и она со страхом поняла, что близка к обмороку.

Но я не должна… не должна терять сознание, твердила Констанс, стараясь не слышать мерзостей и оскорблений, поток которых, подобно зловонной лаве из кратера вулкана, лился изо рта Кевина. Особенно унизительным было то, что он в самых гнусных площадных выражениях описывал произошедшее ночью в этой спальне.