5

– У нас сегодня вечером собрание группы, помните?

С этими словами в кабинет Констанс вошел Мэтт, и девушка ощутила волнение.

После того дня, когда ее семья познакомилась с Мэттом, Констанс намеренно старалась держаться от него на расстоянии. Но, кажется, Мэтт либо не замечал, либо намеренно игнорировал, что Констанс отстранялась, если он подходил близко, и держалась весьма отчужденно.

– Я поеду на собрание мимо вашего дома. Давайте, захвачу вас, – предложил Мэтт. – Незачем ехать на двух машинах.

Констанс очень хотелось отказаться. Даже мысль о том, что она будет сидеть рядом с Мэттом в его машине, была серьезным испытанием для ее силы воли.

Днем ей кое-как удавалось не думать о Мэтте: Констанс строго запретила себе это. Но по ночам…

Она вконец измучилась. Чтобы противостоять откровенно эротическим снам с участием ее самой и Мэтта, она старалась ложиться как можно позднее, а вставать очень рано, и теперь у нее от недосыпания болела голова и ломило все тело. Констанс, как ни тщилась, все же не могла избавиться от страстного желания, превратившего сон в пытку.

Однако Констанс пришлось принять предложение Мэтта, поскольку ее машина находилась в ремонте. Когда Мэтт, сказав, что заедет за ней в половине восьмого, закрыл за собой дверь, девушка с отчаянием подумала: ведь он уже должен был понять, что я не хочу иметь с ним ничего общего? Так почему же он никак не оставит меня в покое?

– Разве ты сама не понимаешь? – удивилась Хейзл, когда Констанс позвонила ей, чтобы пожаловаться на Мэтта. – Мужчинам свойствен инстинкт завоевателя, он у них, бедных, в крови. Так уж они устроены, хотят преодолевать препятствия… Поэтому не вини Мэтта, вини матушку-природу. Кроме того, дорогая, ты абсолютно уверена, что не хочешь быть завоеванной?

– Конечно, уверена! – с досадой подтвердила Констанс. – Я вообще не люблю и не понимаю такие игры.

– А кто говорит, что это игры? Ну ладно, ладно. Я верю, ты не хочешь иметь с ним ничего общего. Но тебе не кажется, что уже немного поздно?

Разумеется, было уже поздно пытаться убедить себя, что можно подавить чувства, которые вызывает у нее Мэтт. Но это вовсе не означает, что Констанс переменила свое мнение: Мэтт не тот мужчина, который ей нужен, а физическое влечение – не то чувство, которое она хочет испытывать к своему будущему спутнику. И в то же время перспектива расстаться с Мэттом навсегда приводила Констанс в ужас.

Как всегда, она попыталась найти успокоение в работе. Констанс была рада, что дело Элизабет Гроувер, клиентки, с которой она сейчас работала, оказалось очень сложным и запутанным и требовало полной сосредоточенности, не оставляя ни времени, ни сил грезить наяву.

Элизабет Гроувер развелась с мужем, который бросил ее ради другой женщины. Супруги владели небольшим предприятием, и всеми финансовыми вопросами ведал исключительно мистер Гроувер. Только после развода несчастная женщина узнала, насколько опрометчиво поступила, полностью доверившись бывшему мужу.

Мистер Гроувер, когда у него начался роман на стороне, не сразу развелся с женой, а предварительно перевел все средства их маленького предприятия на другие счета. Таким образом, после развода миссис Гроувер, вместо того чтобы оказаться владелицей половины преуспевающей фирмы, обнаружила, что получила только непомерные долги, которыми оброс семейный бизнес за последнее время.

Когда Элизабет Гроувер впервые пришла к Констанс и рассказала свою историю, девушка невольно содрогнулась. Она поняла, что бедная женщина до сих пор любит своего мужа и не верит в его непорядочность по отношению к ней. Потом, пробираясь с помощью Констанс через финансовые джунгли, миссис Гроувер начала постепенно понимать, что бывший муж хладнокровно и целенаправленно старался упрочить свое материальное благополучие за ее счет. Это открытие причинило миссис Гроувер такую боль, что на несчастную было тяжело смотреть. Констанс даже стала побаиваться очередных встреч с этой клиенткой.

Вот что случается с женщинами, которые любят слишком сильно, слишком страстно, назидательно говорила себе она и тут же возражала: да, такое может произойти, но совсем не обязательно. Женщины тоже иногда поступают с мужчинами жестоко и нечестно.

Но что же происходит со мной? Почему меня теперь занимают подобные мысли? Да, я чувствую, что Мэтт тоже испытывает ко мне сексуальное влечение. Ну и что из того? Это вовсе не означает, что я обязана разделить его чувства и ответить ему взаимностью.

Но тогда почему я переживаю? Ведь я так измучилась, что постоянно нахожусь на грани срыва и паникую по пустякам. Неужели только из-за того, что Мэтт ненавязчиво проявил ко мне какой-то интерес? Или из-за того, что прекрасно понимаю, какие чувства испытываю к нему?

Констанс задержалась на работе немного дольше обычного, пытаясь обнаружить в документах следы самой хитроумной аферы мистера Гроувера. Девушка с головой ушла в цифры и поэтому вздрогнула, когда дверь в ее кабинет распахнулась и вошел Мэтт.

– Не забудьте, в половине восьмого я за вами заеду, – напомнил он.

Констанс неожиданно рассердилась на Мэтта и раздраженно ответила:

– Я не ребенок! Я ничего не забыла и прекрасно знаю, сколько времени.

Она увидела, что его глаза словно потухли, а улыбка исчезла – будто солнце вдруг спряталось за набежавшую тучу. Констанс даже захотелось поежиться от холода. Она пожалела о своей вспыльчивости, однако извинения сочла неуместными и снова склонилась над бумагами, надеясь, что Мэтт поймет намек и уйдет.

Когда он так и сделал, Констанс вздохнула с облегчением, но все равно Мэтт стоял перед ее мысленным взором.

Некоторые мужчины выглядят в строгих костюмах или скованно и неуклюже, или неприступно. Но и в том, и в другом случае они теряют сексуальную привлекательность. Однако существуют и другие, которых значительно меньше, такие, как Мэтт, которые умеют носить любую одежду свободно и непринужденно. Неважно, что на них надето в данный момент, деловой костюм или протертые до дыр любимые джинсы: каким-то ненавязчивым и совершенно необъяснимым способом мужская привлекательность все равно проявляется, и любая женщина тут же ее чувствует.

Констанс поняла, что сегодня не сможет больше работать. Да и время поджимало – ей еще предстояло привести в порядок рабочий стол, вернуться домой, успеть перекусить, принять душ и переодеться. И все это – до половины восьмого, когда за ней, как обещал, заедет Мэтт.

Она устало поднялась, разложила бумаги по папкам, часть закрыла на ключ в ящике стола. Затем выключила свет и покинула кабинет.

Обычно Констанс доставляло удовольствие ходить пешком с работы домой. Зачастую она намеренно выбирала более длинный путь, чтобы полюбоваться рекой, и, стоя на берегу, размышляла о том, что тысячу лет назад на эту самую реку смотрела какая-нибудь девушка. Интересно, что она чувствовала, о чем думала?

Хейзл всегда посмеивалась над романтическими мыслями и настроениями сестры, но посмеивалась ласково и беззлобно, Констанс была согласна с тем, что подобные мысли, наверное, не характерны для людей, выбравших финансовую стезю. Но, с другой стороны, такие суждения как бы предполагают, что человеческая личность весьма ограничена, а это не так. Человек – создание многогранное, и чаще всего внешность совершенно не отражает внутреннего мира. Люди вообще склонны скрывать ту часть своего существа, которую сами считают наиболее уязвимой, и демонстрируют другие качества – те, что являются признаками сильной воли и жесткого характера.

Констанс не представляла, что у Мэтта тоже есть какие-то слабости, что он тоже в чем-то уязвим или хотя бы может с чем-то не справиться.

В отличие от нее самой. Ну почему она не в состоянии справиться с теми опасными чувствами, которые будит в ней Мэтт? Такого с Констанс еще не бывало, и она с ужасом понимала, насколько стала уязвимой.

Может, поэтому ей теперь так страшно.

Этим вечером привычная прогулка не помогла: не удалось ни успокоиться, ни отвлечься от своих тревожных мыслей.

Констанс, пошарив в сумочке, отыскала ключи, открыла дверь и вошла.

Она буквально влюбилась в этот маленький домик с того момента, как впервые увидела его. Более чем скромные размеры почему-то вызывали у Констанс уютное чувство защищенности. Она с любовью выбирала мебель и украшала свое жилище, потратив кучу времени на беготню по распродажам и магазинам, где тщательно подбирала каждый предмет интерьера.

Некоторые приобретения она отдала реставратору. Когда с них сняли десятки слоев краски, проступило чудесное старинное дерево. Каждый раз, проходя по холлу, Констанс любовалась маленьким дубовым столиком и висящим над ним старинным зеркалом с двумя светильниками по бокам: эти вещи девушка считала самой удачной покупкой. Вид собственного холла всегда поднимал ей настроение и возвращал бодрость духа.

Поднявшись в спальню, Констанс наспех приняла душ, отчаянно стараясь не обращать внимания на то, какой чувствительной вдруг показалась ей собственная кожа под струями воды. Только теперь Констанс осознала, что у нее шелковистая кожа, красивое тело с плавными изгибами, что это тело очень чувственное и может чутко реагировать на любое прикосновение.

Злясь на себя, что поддается глупому побуждению, Констанс решила провести в некотором роде эксперимент. Она стала думать о Мэтте, и в ту же секунду мышцы ее живота напряглись, соски затвердели, все тело наполнилось каким-то странным томлением, от которого по коже побежали мурашки.

Если бы теперь Мэтт оказался здесь… как бы это было?.. Немедленно прекрати! – тут же одернула себя Констанс и, схватив полотенце, быстро завернулась в него так плотно, что едва могла дышать. Таким способом она хотела привести расшалившиеся чувства в порядок.

Вернувшись в спальню, Констанс распахнула шкаф, достала свежее белье и торопливо принялась одеваться. Она остановила выбор на джинсах и топе.

Этот топ она купила случайно, просто он тогда ей очень понравился. Но теперь, взглянув на себя в зеркало, Констанс нахмурилась. Раньше она не замечала, что вырез так глубок и открывает значительную часть груди и плеч. И никогда ей и в голову не приходило, что пуговицы спереди выглядят как-то… провокационно.

Констанс попыталась убедить себя, что все это просто игра воображения, что такие мысли рождаются исключительно под влиянием физического возбуждения. Воображение тут же услужливо нарисовало опасную для душевного спокойствия картину: пальцы Мэтта скользят по пуговицам, а губы исследуют ложбинку между нежной девичьей шеей и плечом.

Покраснев от гнева на себя и от смущения, Констанс схватила фен и начала сушить волосы, твердя при этом, что ведет себя по меньшей мере странно, если учесть, что она приняла окончательное решение не впускать Мэтта в свою жизнь.

Когда в семь тридцать Мэтт приехал, Констанс, полностью готовая, ждала его. Ее сердце отчаянно колотилось, все чувства обострились до предела.

Девушке казалось, что она словно перенеслась жить на другую планету или что ее душа вдруг вселилась в совершенно незнакомое тело. Из-за нарастающего возбуждения она сама не вполне понимала, что с ней происходит и почему она не может даже просто дойти с этим человеком до машины без того, чтобы не держаться от него подальше.

В машине неловкость усилилась. Констанс было почти плохо от напряжения, мучило усилившееся сердцебиение, она чувствовала, что еще немного – и нервы не выдержат. Даже казалось, что она уже никогда не обретет покоя.

– С вами все в порядке? – озабоченно спросил Мэтт, бросив на спутницу короткий взгляд пока они ждали зеленого света на светофоре.

– Со мной все в порядке, – солгала Констанс, стараясь, чтобы голос звучал отчужденно.

Мэтт понял, что означает этот холодный тон: чтобы он держался подальше. Его лицо на мгновение окаменело, и за всю дорогу до дома Патрика Мэтт обронил лишь одну ничего не значащую фразу насчет того, что жить в Честере ему очень нравится: это тихий и спокойный по сравнению с Лондоном и Нью-Йорком город.

– Но ведь рано или поздно вам придется снова переехать в большой город, не так ли? – отозвалась Констанс.

Она сказала это не потому, что пыталась что-то разузнать о Мэтте и о его жизни, а потому, что хотела еще раз самой себе напомнить: этот человек здесь временно и долго не задержится. Но Мэтт вполне мог истолковать ее слова по-другому. Констанс посмотрела на него и поняла, что ее вопрос почему-то сильно удивил Мэтта.

– Может быть, я осяду в Честере. Еще не знаю.

– Но ведь в Лондоне или Нью-Йорке больше возможностей получить интересную работу и сделать карьеру. В этом отношении в больших городах гораздо лучше? – недоверчиво спросила Констанс и с волнением стала ждать ответа.

– Это зависит от того, как посмотреть, – сдержанно улыбнулся Мэтт. – Знаете, я не разделяю точку зрения, что главное в жизни и мужчин, и женщин непременно работа. Да, мне доставляло удовольствие делать карьеру и преодолевать препятствия, но я вовсе не собираюсь превращаться в одного из тех, у кого в жизни нет ничего, кроме работы.

Констанс не могла заставить себя спросить, чем тогда он хочет наполнить свою жизнь. Не потому ли, что боялась услышать ответ?

– А вы? – спросил Мэтт. – Вы считаете, что для вас самое главное карьера?

– Нет.

Выпалив это короткое слово, девушка покраснела от досады, так как сказала больше, чем хотела.

– Значит, мечтаете о семье и детях?

– Да, мне хотелось бы иметь семью, – осторожно призналась Констанс. – Но только на основе определенных отношений.

Констанс не понимала, зачем сказала последнюю фразу. Было ли это с ее стороны предупреждением или она просто хотела напомнить себе же о своих принципах?

– Но, как мне кажется, для создания семьи нужно только одно, – заметил Мэтт. – Любовь.

Констанс показалось, что разговор становится слишком личным, а потому опасным, и слегка запаниковала.

– Иногда бывает так, что двое людей… взрослых, серьезных… любят друг друга чересчур страстно, слишком горячо. При таких отношениях они не могут обеспечить своим детям стабильную и надежную семью, – торопливо проговорила она.

Уголком глаза Констанс увидела, как помрачнел Мэтт, и забеспокоилась, не брякнула ли какой глупости. К ее облегчению, они уже сворачивали на улицу, где жил Патрик. Девушка быстро сказала:

– Мы уже приехали. Вон дом Патрика.

В этом замечании не было никакой необходимости. Мэтт прекрасно знал, где живет Патрик.

На этот раз Констанс предусмотрительно выбрала себе стул, стоявший между двумя уже занятыми, то есть села так, чтобы оказаться подальше от Мэтта. Она слишком хорошо помнила, как оказалось чревато для ее душевного здоровья предыдущее собрание, когда Мэтт сидел на диване рядом с ней и их бедра соприкасались.

Ринувшись к облюбованному свободному стулу, Констанс успела перехватить проницательный и оценивающий взгляд Мэтта.

Он очень умен. Может, в машине я сказала слишком много… слишком многое в своей душе открыла ему? Но если даже и так, то он наверняка должен теперь понять, что его попытки сблизиться со мной напрасны. Что я не та женщина, которая с радостью примет то, что он может предложить.

Констанс поспешила напомнить себе, что пока что он еще не проявлял откровенного интереса к ней как к женщине. Напротив, это она приходит в сильное волнение, когда видит его, а вовсе не наоборот.

Собрание затянулось, так как у каждого из присутствующих было, что обсудить с коллегами.

Констанс хотела поговорить о том, какая обстановка сложилась в детском приюте, где один из воспитанников может терроризировать и запугивать других и при этом никто из персонала не знает об этом.

Мэтт рассказал, что встречался с Кевином Райли, тем самым парнем, который терроризировал Карен.

– У него, несомненно, есть проблемы. Он не может приспособить свое поведение к нормам, существующим в обществе. В детстве его бессмысленно и жестоко избивал отец. Должен признаться, я совсем не уверен, что нам удастся как-то изменить его поведение, которое он с детства перенял у отца. Кевин склонен проявлять свое «я» только через насилие, причем насилие физическое. Я ненавижу, когда ребенка, любого ребенка, начинают обвинять во всех смертных грехах и навешивают на него ярлык, но…

– … Но он не ребенок. Ему четырнадцать, а по поведению – все сорок, – подсказал Патрик. – Этот парень просто подонок, ему на роду написано плохо кончить.

Констанс взглянула на Мэтта и по его глазам поняла, что он в глубине души согласен с мнением Патрика.