Спохватившись, она поспешила на кухню и дрожащими руками схватила трубку.
– Да-да, все в порядке, – заверила она миссис Джонсон, с трудом подавив дрожь в голосе.
Констанс настолько поразило собственное поведение, что она не могла говорить спокойно и постаралась побыстрее закончить разговор. Но и положив трубку, девушка продолжала дрожать.
Закусив губу, она крепко зажмурилась. Как можно было полностью потерять контроль над собой? Как можно было быть такой дурой? Хейзл страшно разозлится на меня и поделом. Господи, что со мной случилось? Неужели я так порочна?
Ответа на эти вопросы не было.
Констанс сдавленно застонала от стыда, вспомнив, как упрекала Керби в том, что он извращенец… Что ж, он нашел самый унизительный способ отомстить мне за оскорбление. Дело даже не в том, что в его поцелуе поначалу было больше оскорбительного, чем страстного. Я унизила сама себя, когда, вместо того чтобы держаться с холодным достоинством, вместо того чтобы оттолкнуть его…
Она с трудом перевела дух при воспоминании о том, как самозабвенно отвечала на поцелуй, как тело томилось по более смелым мужским ласкам…
Такое с Констанс случилось впервые, она не могла припомнить, когда бы ее охватывало столь сильное желание.
Остаток дня она честно наблюдала за соседним коттеджем, хотя и понимала, что теперь вряд ли сможет получить необходимые улики. Ведь она была так глупа, что раскрыла Керби все карты.
Констанс сама не понимала, что на нее нашло. Ведь она не только повела себя странно, гневно набросившись на человека, за которым должна была лишь наблюдать, не только подвела Хейзл, но еще, возможно, лишила родителей Джинни последнего шанса открыть девочке глаза на человека, в которого та влюблена.
А в том, что Джинни влюблена, Констанс не сомневалась – она и сама хотела близости с этим мужчиной.
От досады и презрения к себе девушка чуть не плакала.
2
– Прости, Хейзл. Я очень виновата. Сама не понимаю, что на меня нашло. Я все испортила, – каялась Констанс, пересказав сестре свои приключения.
– Ничего подобного! – весело остановила Хейзл поток извинений. – Дело в том, что произошла небольшая накладка: видишь ли, Керби больше не живет по соседству с миссис Джонсон. Он несколько месяцев не вносил арендную плату, так что буквально на днях домовладелец сдал коттедж другому жильцу. А мы ничего об этом не знали. Видимо, шум, о котором упоминала миссис Джонсон, объясняется очень просто – нашего «дорогого» мистера Керби насильно выселяли. А ты следила за новым жильцом. Джефф сообщил мне, что рано утром, когда ты еще спала, Керби покинул дом. Джефф ехал за ним до шоссе. Керби направился на юг и был в машине один. А мать Джинни позвонила мне и сказала, что девочка, слава Богу, поссорилась со своим героем. Джинни долго плакала, а потом сказала, что больше не хочет его видеть. Так что все закончилось хорошо. – Хейзл усмехнулась. – Хотела бы я видеть лицо этого нового жильца, когда ты обозвала его извращенцем! Жаль, что тебе не удалось сфотографировать его в тот момент.
Констанс, чувствуя подступающую дурноту, поражедшо смотрела на сестру.
– Постой… Ты хочешь сказать, что я следила не за…
– … Не за Керби? Вот именно! – весело подтвердила Хейзл. – Это понятно уже по тому, каким ты его описала. Тебя послушать, так твой приятель один в один супермен, – добавила она с ехидством.
Констанс покраснела. Ее терзали противоречивые чувства. С одной стороны, она испытывала облегчение, что не навредила бизнесу сестры, а с другой… До нее только теперь дошло, что она наделала.
– Но… но ведь он не пойдет жаловаться на меня в полицию? – простонала Констанс.
– А что он там скажет? – Хейзл пожала плечами. – Что ты фотографировала его, а потом обозвала извращенцем? И что дальше? – Она снова усмехнулась. – Вы больше с ним не встречались?
Констанс отрицательно помотала головой.
После того как они расстались, она продолжала прилежно следить за обитателем соседнего коттеджа и записывать на диктофон, когда он ушел, когда пришел. А он каждый раз, выходя из дома и возвращаясь, останавливался и смотрел на ее окна. Констанс нисколько не сомневалась: Керби знает, что она продолжает слежку.
– Пожалуйста, больше не проси меня ни о чем подобном, ладно? – с чувством сказала Констанс и протянула сестре ключи от дома миссис Джонсон.
Какое счастье, что я живу на другом конце города и вряд ли еще встречусь с этим мужчиной! – думала она. Если же мы, не дай Бог, столкнемся нос к носу, я просто умру на месте со стыда. Мне ничуть не легче оттого, что я следила вовсе не за тем человеком. Неудивительно, что он так разозлился!
Интересно, что за женщина приезжала к нему? Какие у них отношения? – размышляла Констанс по дороге домой. Но ведь, кто бы ни была эта женщина и кем бы ему ни доводилась, это не мое дело, старательно убеждала себя девушка.
Она вошла в свой дом, где все было родным, все дышало покоем. Захлопнув за собой дверь, Констанс словно подвела символическую черту под событиями последних дней. Это самое разумное, что она могла сделать. Хейзл была совершенно права, когда советовала просто выбросить эту историю из головы.
Однако Констанс рассказала сестре не все. О поцелуе и словом не обмолвилась. Хейзл совершенно незачем знать подробности, ведь это не имеет отношения к слежке.
Но, если честно, разве поэтому я умолчала о поцелуе? – строго спрашивала себя Констанс. Или все же потому, что сама вспыхнула в одно мгновение ответным желанием?
Девушка сама себе поражалась. Она отчаянно пыталась забыть обо всем, загнать воспоминания о происшествии в доме миссис Джонсон в самый дальний уголок сознания, но у нее ничего не получалось. Сцена поцелуя назойливо вставала перед глазами.
Конечно, в этой истории есть и моя вина, размышляла Констанс, но я все-таки не заслужила такого жестокого наказания – вскакивать посреди ночи, обмирать от стыда из-за того, что снова и снова вспоминаю этот поцелуй и… хочу повторения.
Констанс пришла к выводу, что должна взять себя в руки, может, даже отругать как следует, чтобы не предаваться чувственным мечтам, словно девочка-подросток.
Весь остаток дня Констанс прилежно работала в саду и по дому. А на следующий день, в четверг, отправилась навестить Карен. По дороге Констанс осенило, что ее взрыв негодования в адрес того, кого она приняла за Керби, был продиктован сочувствием к девочкам вроде Карен, перенесшим серьезную душевную травму. Конечно, тот мужчина, за которым она следила по просьбе Хейзл, даже если бы и оказался тем самым сластолюбивым мистером Керби, не повинен в том же преступлении, что и отчим Карен. Но сам факт, что девочка возраста Джинни совершенно беззащитна перед зрелым и опытным мужчиной, вызывал у Констанс отвращение и бессильный гнев.
Воспитательница Карен сообщила Констанс, что девочка пребывает в сильнейшей депрессии еще и потому, что винит себя в распаде своей семьи. А мать, вместе того чтобы поддержать Карен, обвиняла девочку в том, что та якобы попыталась вбить клин между ней и мужем.
Констанс сидела напротив Карен и долго вглядывалась в ее измученное лицо. Затем она начала говорить – дружелюбно и неторопливо, но Карен по-прежнему оставалась безучастной. Констанс не отчаивалась, поскольку понимала, что не следует торопить события. Девочка должна сама выбраться из панциря, в котором скрылась от всего мира.
Неделя, принесшая столько волнений, прошла. К понедельнику Констанс почти совсем убедила себя, что забыла и того мужчину, и его поцелуи. Я убрала это в папку с грифом «Не открывать никогда», мрачно сказала она себе и отправилась на работу.
Линда, секретарша отдела, увидев входящую Констанс, улыбнулась и поинтересовалась, как прошел отпуск.
– Неплохо, – отозвалась Констанс, не вдаваясь в подробности. – А здесь что новенького?
Она спросила это исключительно из вежливости, поскольку не ожидала услышать ничего интересного. Но, к ее удивлению, Линда с загадочным видом подалась вперед и, понизив голос, затараторила:
– Приехал! На целых две недели раньше, чем планировалось. Наверное, хотел застать нас врасплох. – Заметив озадаченное выражение на лице Констанс, Линда пояснила: – Я говорю, что приехал тот самый босс из Лондона, которого мы ждали только на следующей неделе, Мэтт Грэхем.
Констанс наконец поняла, о ком речь, и с улыбкой заметила:
– Кажется, я пропустила самое интересное.
Приезд Мэтта Грэхема и возможные кадровые перетряски не слишком ее беспокоили. Констанс полагала, что занимает слишком незначительное место в иерархии фирмы, чтобы новое руководство заинтересовалось. Кроме того, она знала, что является ценным сотрудником, недаром в ее адрес постоянно раздаются похвалы. Ей не было чуждо честолюбие, но не чрезмерное, поэтому пока Констанс старалась как можно лучше трудиться на своей теперешней должности и не собиралась ничего менять еще года два, а затем, возможно, у нее появятся новые интересные перспективы.
Да, она гордилась тем, что смогла внедрить собственную систему обслуживания клиентов, правда, не выходящую за рамки старомодных методов, прижившихся в фирме. И еще тем, что ей удалось обнаружить несколько серьезных ошибок коллег. Но Констанс не стала раздувать историй, а просто потихоньку исправила их. Да и что хорошего вышло бы, если бы она проинформировала начальство? Какой в этом смысл? Главное – ошибки исправлены.
– Он теперь сидит в бывшем кабинете мистера Томпсона, – словно сообщая что-то поразительное, сказала Линда.
Констанс же, напротив, казалось вполне естественным, что новый босс занял кабинет своего предшественника.
Она пошла к себе, чувствуя, как возвращаются спокойствие и уверенность и тает неприятный осадок, оставшийся на душе после приключений в доме миссис Джонсон. Констанс снова ощутила себя хозяйкой собственной жизни: в стенах фирмы, в сугубо деловой обстановке ей было гораздо проще не вспоминать тот злосчастный поцелуй.
В одиннадцать часов Констанс позвонила Мэри, бывшая секретарша мистера Томпсона, а теперь секретарша Мэтта Грэхема, и сказала, что босс вызывает ее.
– Главное, не волнуйся, – весело посоветовала она. – Мистер Грэхем просто хочет познакомиться с каждым сотрудником, а ты ведь была в отпуске, когда он приехал.
Девушка с трудом сдержалась, чтобы не расспросить Мэри, каков новый босс. Вместо этого она поблагодарила за совет и повесила трубку.
Констанс пришла на работу в темно-синем костюме и серой шелковой блузке. Синие туфли на средней высоты спокойном каблуке довершали наряд, достойный деловой женщины. Собираясь на работу, Констанс всегда неукоснительно придерживалась избранного стиля, кроме тех дней, когда ездила к клиентам-фермерам. Тогда она надевала юбку подлиннее и посвободнее, а также не забывала положить в багажник машины резиновые сапожки или кроссовки – мало ли что может случиться в сельской местности.
Сегодня ее гладко зачесанные назад волосы были аккуратно перехвачены синей лентой. Девушка, взглянув в зеркало, убедилась, что помада лежит ровно, и отправилась в кабинет Мэтта Грэхема.
Завидев ее, Мэри улыбнулась.
– Входи, он ждет тебя.
Констанс вошла в кабинет, закрыла за собой дверь и только потом увидела нового босса.
Именно в это мгновение девушка поняла значение выражения «кровь застыла в жилах». Ее руки и ноги похолодели, голова закружилась.
Она смотрела на этого человека, отказываясь верить своим глазам. Надежды на то, что он не узнал ее, не было. Девушка заметила, как его зрачки на мгновение сузились, затем снова расширились. Мэтт Грэхем первым пришел в себя и сухо сказал:
– Как я понимаю, вы и есть Констанс Лэтем?
Констанс едва сдержалась, чтобы не броситься наутек, и внезапно охрипшим голосом подтвердила:
– Да.
– В вашем личном деле сказано, что вы специалист по налогам.
– Да…
Девушка неуверенно переминалась с ноги на ногу, а Мэтт насмешливо наблюдал за ее страданиями.
– Если вы действительно специалист по налогам, то чем же вы занимались на прошлой неделе? Или у вас такое хобби? – В его тоне сквозило презрение. – Шпионите за людьми удовольствия ради.
Констанс почувствовала, как запылали щеки. Одна часть ее существа хотела заявить Мэтту, что ее свободное время и хобби его не касаются, а другая понимала, что этот человек имеет полное право требовать объяснений. На его месте она поступила бы точно так же.
Но вот стал бы он что-то объяснять? Да и разве хватило бы у нее смелости держаться так, как теперь держится он?
Решив, что он все же имеет право знать, в чем дело, Констанс, через слово запинаясь и не смея смотреть Мэтту в глаза, пустилась в объяснения.
Он выслушал, не перебивая, после чего язвительно заключил:
– Итак, вы приняли меня за какого-то Керби. Это я понять могу… Хотя, по-моему, ваша сестра должна была снабдить вас его фотографией. Но то, что вы совершенно утратили над собой контроль и обвинили его… Нет, обвинили меня в том, что я извращенец…
Он замолчал, и Констанс затаила дыхание. Ей хватило уже столкновения лицом к лицу с человеком, которого она надеялась больше никогда не увидеть, но еще стоять и выслушивать его претензии… – А вам случайно не пришло в голову, – сердито продолжил он, выдержав паузу, – что если бы на моем месте оказался действительно тот самый Керби, то вы сильно рисковали, выдвигая подобные обвинения? Вы были в доме совершенно одна, а, судя по тому, что вы мне о нем рассказали, он вряд ли спокойно снес бы оскорбление. Ни он, ни любой другой мужчина, – пристально глядя на нее, добавил Мэтт.
Говорит со мной, как с ребенком, горько подумала Констанс. Он явно считает меня безответственной особой, не способной мыслить здраво. Господи, вдруг это отразится на моей карьере?! Разве что святой или инопланетянин смог бы после подобного инцидента непредвзято оценивать мои деловые качества! Однако если он ждет, что я буду извиняться, то ждать ему придется еще долго.
Может, я и виновата в том, что приняла его за другого и незаслуженно оскорбила, но в том, что произошло потом, моей вины нет. Зато я отвечала ему, зато я превратила его своеобразную попытку поквитаться со мной в нечто более интимное…
Мэтт вывел Констанс из задумчивости, заговорив о работе. Его интересовали некоторые аспекты налогообложения.
– На следующей неделе я жду от вас подробного отчета, – закончил он и знаком дал понять, что больше не задерживает ее.
Когда Констанс уже взялась за ручку двери, Мэтт холодно спросил:
– Что вы сделали с пленками?
Не оборачиваясь, она сдавленно ответила:
– Я сожгла их, не проявляя, как только узнала, что вы не мистер Керби.
Почему его так волнуют эти пленки? – спрашивала себя Констанс, возвращаясь в свой кабинет. Может, он пытается защитить ту замужнюю женщину, которая приезжала к нему?
Констанс чуть не плакала от досады, что судьба жестоко посмеялась над ней. И так на сердце лежал камень после всей этой некрасивой истории, нет, надо же случиться, что ей теперь работать с человеком, которого она оскорбила! К тому же он будет относиться к ней предвзято!
И в довершение всего…
И в довершение всего, Констанс, пока Мэтт ее распекал, поймала себя на том, что ничего не может с собой поделать и смотрит на его губы, вспоминая тот поцелуй и страстно, до дрожи, желая повторения этого волшебного мига.
Она беспокойно заходила взад-вперед по своему кабинету. Остановившись у окна, девушка стала бессмысленно смотреть на улицу. Господи, только не это! – молилась она про себя. Что угодно, только не это!
Констанс понимала, какое унижение ей предстоит, если хотя бы один человек догадается, какие чувства вызывает у нее Мэтт Грэхем. И хуже всего, если догадается он сам, мрачно подумала она.
Нет, я не должна позволить какому-то глупому вожделению взять надо мной верх. Чувства следует держать в узде, а еще лучше просто не обращать на них внимания. Я не должна позволять им процветать и ставить под угрозу мою спокойную и налаженную жизнь.
Констанс постаралась сосредоточиться на работе, но это ей плохо удалось. Она все время спрашивала себя, ощущала ли бы к Мэтту такое же сильное влечение, как теперь, если бы они познакомились по-другому, если бы он не поцеловал ее, если бы они впервые встретились только сейчас, в его кабинете. Если, если, если…
К счастью, в этот день она Мэтта больше не видела. В пять тридцать Констанс собралась уходить домой, но тут в ее кабинет вбежала Линда.
– Извини, Констанс, у меня совершенно вылетело из головы, что звонил Эрик Сметхерст и просил о встрече. Я сказала ему, что ты приедешь завтра утром. Ты сможешь поехать?
– Конечно, смогу, не волнуйся, – успокоила ее Констанс.
Коллеги постоянно подтрунивали над Констанс, что этот клиент, высокий, немногословный и немного застенчивый, питает к ней нежные чувства.
Констанс к подобным шуткам относилась добродушно. Иногда ей казалось, что в них есть доля истины. Эрику было тридцать два года. Ферму он получил в наследство от дяди в ужасном состоянии и теперь трудился в поте лица. Констанс не испытывала к Эрику никаких романтических чувств, ей просто хотелось помочь хорошему человеку избавиться от хаоса, который оставил в бухгалтерских документах его дядя.
По дороге домой Констанс приняла решение. Чтобы никто – и в первую очередь сам Мэтт Грэхем – не догадался, как беззащитна она перед его обаянием, нужно держаться с ним как можно более холодно и отчужденно. К тому же она подозревала, что возможности вести себя с ним по-другому у нее уже не будет.
Убедившись, что резиновые сапожки лежат в багажнике, Констанс села за руль и поехала на работу. У фирмы была собственная парковка, и, когда девушка въехала туда, ей на глаза сразу же попался «остин» Мэтта Грэхема.
Констанс накануне случайно услышала, как секретарши обсуждали нового босса. Он-де считает совершенно неэтичным для сотрудников высшего звена требовать от компании лимузин и рассматривает подобные запросы как проявление пижонства. Видимо, говорил искренне, так как сам ездит на маленьком «остине».
В душе Констанс была согласна с такой позицией. И то, что Мэтт отдавал предпочтение скромным автомобилям, ни в малейшей степени не влияло на впечатление о нем. Напротив, факт, что он не считает нужным выставлять напоказ свой успех, свидетельствует лишь о сильном и независимом характере, который Констанс угадала в Мэтте сразу же, едва увидела его.
Девушка вышла из машины, заперла ее и направилась к зданию фирмы.
– Ты сегодня рано, – увидев ее, заметила Мэри.
– Мне нужно ехать к Эрику Сметхерсту, – объяснила Констанс. – Я хотела до отъезда просмотреть почту.
– Эрик Сметхерст? А, тот фермер! Случайно, не он прислал тебе роскошный букет на Рождество?
Констанс собиралась отшутиться, как делала это всегда, но неожиданно услышала за спиной приближающиеся шаги. Еще не обернувшись, она знала, что это Мэтт. Когда он остановился позади нее, Констанс почувствовала, что ей не хватает воздуха.
– Ты уверена, что у вас чисто деловая встреча? – веселилась Мэри.
Констанс криво улыбнулась. Она почти физически ощущала исходившее от Мэтта недовольство. Выхватив из рук слегка озадаченной Мэри почту, она обернулась и, не поднимая глаз, пробормотала:
– Доброе утро.
Не дожидаясь ответа, Констанс поспешила уйти.
В этот визит Констанс держалась с Эриком немного натянуто. Сегодняшняя легкомысленная шутка Мэри навела Констанс на мысль не внушать молодому человеку ложных надежд на то, что их отношения могут выйти за рамки бизнеса. Эрик отличался чувствительностью, и Констанс меньше всего хотела его обидеть, но тем не менее давала понять, что не собирается сокращать установившуюся между ними дистанцию.
Она покинула ферму почти в час пополудни. Эрик, провожая ее к машине, осторожно осведомился, как он может открыть для себя пенсионный счет. Констанс пообещала, что непременно проконсультируется с коллегами по этому вопросу. Ее специальностью были налоги, но Эрик, как и многие другие не слишком состоятельные клиенты, предпочитал обсуждать свои проблемы с одним человеком, а не обращаться к разным специалистам.
Констанс уже давно размышляла, как усовершенствовать работу фирмы с клиентами, но пока не нашла ответа. Сейчас же ей пришло в голову, что следует поднять этот вопрос на ближайшем же совещании.
Подъезжая к Честеру, она взглянула на часы. На ланч времени уже не оставалось – слишком много работы, но, если заехать сейчас домой и оставить машину, можно вернуться на работу пешком и заодно по дороге купить ко дню рождения отчима открытку. Отчим был страстным садоводом, и Констанс решила подарить ему вьющуюся розу, которая дожидалась своего часа на клумбе в ее саду.
Констанс была совсем маленькой, когда умер ее отец, и она его почти не помнила. Зато с Доном, отчимом, у нее сложились замечательные отношения.
Улыбаясь, Констанс выбрала для него открытку с тисненой золотом надписью: «Моему самому любимому мужчине». Оплатив покупку, она аккуратно положила открытку в свою сумку между двумя папками, чтобы ненароком не помять.
В офисе Констанс просмотрела свои записи и составила план действий. Затем позвонила в кабинет Марго Ливси, которая занималась вопросами пенсионного обеспечения и страховкой, и попросила разрешения зайти и обсудить один вопрос.
– Хорошо, приходи прямо сейчас, – предложила Марго, – но у меня всего полчаса, потом меня ждет Мэтт.
Двадцать минут спустя Констанс уже закончила объяснять, в чем состоит проблема Эрика Сметхерста.
– Кажется, это будет несложно, – внимательно выслушав, сказала Марго. – Мы подберем ему подходящую программу.
– О да, пожалуйста! – обрадовалась Констанс. – Эрик унаследовал эту ферму от дяди, она была практически на грани разорения. Ему предстоит еще много проблем с налогами, нужно уплатить то, что задолжал дядя. Но он человек целеустремленный и твердо решил попытаться добиться успеха. Надеюсь, у него все получится…
В дверь кабинета постучали.
– Наверное, это Мэтт, – шепнула Марго и встала.
Констанс тоже встала и вслед за Марго пошла к двери. Марго открыла дверь, улыбнулась Мэтту и сказала Констанс на прощание:
– Не переживай из-за своего фермера, мы подберем ему хорошую программу. Ты так о нем заботишься, что даже странно, – не удержавшись, шутливо поддела она.
Поблагодарив Марго, Констанс хотела пройти мимо Мэтта, но он сделал неуловимое движение, и она буквально налетела на него. В ту же секунду Констанс вспомнила тысячи подробностей поцелуя в доме миссис Джонсон и ужаснулась себе.
В ее распоряжении была всего секунда, чтобы придать лицу невозмутимое выражение и опустить глаза. Констанс ушла к себе. Полчаса спустя ее все еще трясло, она не могла сосредоточиться на работе, снова и снова переживая потрясение, которое испытала, когда их тела соприкоснулись, и поражаясь своей реакции на это. В дверь постучали, и она едва смогла выдавить севшим голосом:
– Войдите.
Когда в кабинет вошел Мэтт, сердце Констанс отчаянно заколотилось. Что ему еще нужно?! Зачем он пришел?
– На прошлой неделе, когда я объяснял сотрудникам свою концепцию работы нашей фирмы, вы были в отпуске, – заговорил Мэтт.
Поскольку он остался стоять, возвышаясь над ней, сидящей за столом, Констанс догадалась, что Мэтт намеренно выстроил эту мизансцену так, чтобы подчеркнуть свое начальственное положение. Констанс хотела было встать, но подавила это желание. Она старалась не обращать внимания на возбуждение, которое охватывало ее в присутствии Мэтта, и твердила – себе, что должна воспринимать его не как мужчину, а исключительно как босса.
– Я очень ценю профессионализм, – продолжал Мэтт, – и одним из показателей профессионализма сотрудников для меня является то, что в рабочее время они не занимаются личными делами. Я вообще считаю, что мои подчиненные поступают крайне неразумно, если их отношения с клиентами обретают характер личных. Но если подобное все же случается, то я настаиваю, чтобы такой сотрудник передал дела клиента кому-нибудь из коллег. Я удивлен, что мне вообще приходится говорить вам об этом, ведь у вас хороший, если не замечательный, послужной список и прекрасные отзывы. «Ценный и добросовестный сотрудник» – это о вас.
На мгновение Констанс потеряла дар речи. Да как он смеет?! Подозревает меня в том, что я…
Констанс почувствовала, что в ней закипает неудержимый гнев, хотя вспыльчивость была не в ее характере. Но обвинения в непрофессионализме она стерпеть не могла.
Она встала, с раздражением оттолкнув стул, и вперила взгляд в Мэтта. Ее пылающие щеки и горящие глаза свидетельствовали о едва сдерживаемом гневе.
– Я никогда не устраивала личную жизнь на работе! – возмущенно выпалила Констанс. – Как и вы, я считаю это проявлением непрофессионализма, причем совершенно недопустимым!
– Вот как? – издевательски улыбнулся Мэтт. – Тогда скажите, пожалуйста, почему во время очередного отпуска вы считаете возможным шпионить?
Констанс не ожидала этого вопроса – ей даже нечего было сказать в свое оправдание. Разве только напомнить, что в свое свободное время она вольна поступать, как угодно? Именно это она и сделала.
– Разумеется, если это никак не вредит репутации фирмы, – язвительно согласился Мэтт. – Представьте, что было бы, окажись жертвой вашей ошибки клиент фирмы или потенциальный клиент?
Констанс опустила глаза. Она уже тысячу раз задавала себе этот вопрос после того, как узнала, что следила не за тем, за кем нужно.
– Я же уже объясняла вам, как это произошло, – дрожащим голосом сказала она. – Это было просто недоразумение… или недопонимание…
– И, разумеется, кое-кто из сотрудников нашей фирмы тоже чего-то недопонимает, если намекает, что ваша чрезмерная забота об Эрике Сметхерсте объясняется скорее взаимным влечением, чем желанием разобраться с его налогами?
– Вы говорите глупости!
– Вот как? А почему же? Вы уверены, что ваш клиент не испытывает к вам никакого влечения? Абсолютно уверены? Он что, сам вам сказал об этом?
Констанс чувствовала, что краснеет, но ничего не могла с этим поделать.
– Конечно, ничего он мне не говорил. Такие вещи я с клиентом никогда не стала бы обсуждать, – с трудом выдавила девушка.
– Надеюсь, что так, – неожиданно мягко согласился Мэтт. – Но, с другой стороны, зачем тогда мистер Сметхерст прислал вам на Рождество дюжину красных роз?
– Он сам их выращивает. Наверное, хотел показать результаты своей работы…
– Тогда, раз у вас с ним чисто деловые отношения, вы не будете возражать, если этот клиент перейдет ко мне? – осведомился Мэтт.
Констанс оставалось только кивнуть. Так же молча она проводила глазами Мэтта, когда тот выходил из кабинета.
Мне пришлось изрядно потрудиться, чтобы привести дела Эрика в порядок, возмущенно думала она, а теперь, когда наметился прогресс, я должна передать свое детище в чужие руки! У Мэтта Грэхема нет никаких оснований подозревать меня в использовании служебного положения, чтобы завести роман с клиентом! Решительно никаких.
Теперь, когда Мэтт ушел, Констанс сожалела, что не сказала ему это прямо в глаза, не дала решительного отпора его гнусным инсинуациям. Оправдывала себя лишь тем, что ее застигли врасплох.
Увидев входящего в ее кабинет Мэтта, Констанс испугалась. Она решила, будто он догадался о ее чувствах и пришел предупредить, что она нисколько не интересует его как женщина и не стоит предавать значения какому-то там поцелую.
А на самом деле его не волнуют мои чувства, его волнуют только дела фирмы! Иначе с чего бы ему обвинять меня в романе с клиентом?! И зачем он велел отдать ему дела Эрика, разве это действительно необходимо?.. Конечно, необходимости в этом никакой нет, твердо сказала себе Констанс.
Однако совесть все же не позволила ей забыть о том, как она была смущена и взволнована, когда получила от Эрика розы и как неловко ей было разговаривать с ним на следующий день. Она ведь прекрасно понимала, что хватило бы самого легкого поощрениях ее стороны – и отношения с Эриком перешли бы в категорию личных.
И все же… Если бы Мэтт поговорил со мной в другом тоне, если бы сказал, что передать клиента другому сотруднику необходимо для репутации фирмы, возможно, я не так бы расстроилась. Конечно, неприятно, что приходится отказываться от Эрика как раз тогда, когда почти все удалось привести в порядок, но ведь я и сама уже начинала немного беспокоиться, что Эрик явно испытывает ко мне не только благодарность.
Но Мэтт не повел себя как рассудительный и чуткий руководитель. Он унизил Констанс беспочвенными подозрениями и держался с таким высокомерием, что она даже спрашивала себя, а не приснился ли ей этот разговор.