8

Жизненный опыт подсказывал Эмили, как совладать с неподвластными ей чувствами и ситуациями: нужно попытаться изгладить их из памяти. Не притворяться, будто их не было вовсе, а попросту запрещать себе думать, отмахиваться от опасных размышлений.

Именно этим и занималась Эмили вот уже целые сутки: как страус, прятала голову в песок. Она сидела за письменным столом в своем офисе, подперев руками подбородок, и мысли ее витали где-то очень далеко от работы.

Больше двадцати четырех часов она не видела Тони, и какими же долгими показались ей эти томительные часы! Он все-таки настоял на своем: отвез ее домой и проводил до самой двери… Более суток прошло с тех пор, как Тони предпринял безумную авантюру и официально объявил о предстоящей помолвке

Телефонные звонки за день вымотали у Эмили больше нервов, чем за все годы ее работы. Каждый раз она подскакивала в кресле и дрожащей рукой снимала трубку. Но каждый раз звонили по делу, и Эмили переводила дух с облегчением, к которому примешивалась горечь.

Прошлой ночью она почти не смыкала глаз, хотя ужасно устала. Будто опасалась дать поблажку сознанию: во сне ей не скрыться от Тони. Едва ее веки смыкались, мысли о нем под покровом ночи проникали в комнату, роились в голове. Но что это были за мучительные воспоминания! Кляня свою тупость и неблагоразумие, Эмили снова и снова пыталась убедить себя, что сорвалась из-за нервного перенапряжения, да еще в придачу Тони напоил ее своим коллекционным мускатом. Но почему-то не убывало чувство стыда и уверенности, что, однажды испробовав вкус любви, она не устоит перед соблазном и в следующий раз, если таковой будет.

Нет, следующего раза не должно быть… Телефон зазвонил над самым ее ухом, и Эмили вздрогнула так сильно, что шариковая ручка, которую она рассеянно вертела в пальцах, отлетела в сторону и упала на пол.

Она автоматически подняла трубку, ответила и с трудом смогла скрыть изумление, услышав на другом конце провода голос Уильяма Бэдфорда.

Как выяснилось, он рассмотрел проекты, предложенные Эмили, и нашел их весьма впечатляющими. Мистер Бэдфорд хотел назначить еще одну встречу, чтобы обсудить детали дальнейшего сотрудничества.

Эмили быстро отыскала в ежедневнике свободный день и записала время, которое устраивало обоих.

— Да, кстати, мисс Ормонд, я предлагаю вам пообедать как-нибудь вчетвером: вы с Тони и я с Клэр, моей женой. Что скажете?

— Благодарю вас, мистер Бэдфорд, очень любезно с вашей стороны, — пролепетала растерявшаяся Эмили.

Повесив трубку, Эмили призадумалась, не обязана ли она тем, что приобрела расположение Уильяма Бэдфорда, известию о ее предстоящей помолвке с Тони? У них, наверное, общий бизнес, вот и ей перепал лакомый кусочек.

Любопытно, рискнул бы Бэдфорд сделать ее своим деловым партнером, если бы содержание сплетен было несколько иным и молва прочила бы ее не в невесты Тони Богарту, а в любовницы?

Разве справедливо, что уровень ее квалификации определяют, ориентируясь на личную жизнь? Но, как ни обидно, многие клиенты, прослышав о том, что ее имя теперь связано с именем известного, всеми уважаемого предпринимателя, наверняка последуют примеру Уильяма Бэдфорда.

Эмили с досадой смотрела на телефон, почти сожалея, что не отказалась. Долгожданное соглашение не принесло ей удовлетворения, а лишь уязвило гордость. Но одно соображение удерживало ее от искушения перезвонить Бэдфорду: отец всегда говорил, что в бизнесе нельзя руководствоваться только личными мотивами. Иногда приходится потакать причудам клиента в ущерб собственным прихотям.

В конце концов ни один мужчина не позволит себе распустить нюни, когда речь идет о делах. Но, с другой стороны, ни один уважающий себя мужчина не потерпит покровительственного отношения к себе и не примет подачки, с ожесточением подумала Эмили. Ей тоже хотелось бы, чтобы оценили ее собственные заслуги, а не рассматривали как приложение к какому-то другому человеку, к мужчине тем паче.

Внутри у нее все бурлило от негодования и злости на Уильяма Бэдфорда и ему подобных, как вдруг в кабинет вихрем влетела разгневанная Нэнси.

— Ну что, довольна собой?

Ни приветствия, ни вступления, никаких вопросов о прошедшем уик-энде. Старшая сестра ринулась в атаку раньше, чем Эмили успела прийти в себя от ее неожиданного появления.

— Поздравляю! Если ты решила сделать из меня посмешище, тебе это удалось как нельзя лучше! Я встречаю Кристину Олсфилд на автостоянке и слышу восторги по поводу того, что моя сестра подцепила чуть ли не самого завидного жениха в Соединенном Королевстве. Причем, заметь, слышу впервые. Уже весь Колрейн оповещен о том, что вы с Тони…

— И что же мы с Тони? — запальчиво и в то же время со страхом перебила Эмили.

Нэнси знает, что она ночевала у него? А горожане строят предположения, сколько дней, недель, месяцев продлилась тайная связь, до того, как любовников разоблачили… Вернее, до того, как застали Эмили в доме любовника? И, естественно, никому и в голову не придет обвинить Тони в нарушении приличий. Все косые взгляды будут адресованы Эмили.

Нэнси стояла напротив нее, облокотившись о стол обеими руками, подавшись вперед, с горящими глазами. В последнее время она привыкла к беспрекословному повиновению родственников и обращалась с ними, словно сюзерен с вассалами. А тут вдруг младшая сестра осмелилась ей перечить. От такой дерзости Нэнси аж оторопела, но ненадолго и колко ответила:

— Что вы с Тони собираетесь пожениться, разумеется, что же еще?

Разом нахлынуло нелепое, безмерное облегчение. Эмили сначала не поняла, что оно означает, но когда осознала, поразилась своему лицемерию. Сказывалась ли среда, в которой она выросла, или врожденная благовоспитанность, но, если уж люди обсуждают ее частную жизнь, она предпочитает укрыться за завесой лжи, сочиненной Тони, всеми правдами и неправдами сохранить репутацию незапятнанной.

Быть может, ей было бы все равно, если бы ее личная жизнь касалась только ее самой. Но есть еще мама с папой, Нэнси. Дети Нэнси сейчас в таком нежном возрасте, их больно заденут всякие гнусные сплетни о членах их семьи… А клиенты… Они бы попросту порвали с агентством, где должность генерального директора занимает женщина с подмоченной репутацией.

— Одного я не могу понять: почему ты мне не сказала? — сердито проворчала Нэнси. — Честное слово, Эмили, твоя скрытность переходит все границы… Вы же с ним… Ведь ваши отношения не были построены исключительно на сексе, в них не было ничего грязного, верно? Тогда как прикажешь истолковывать твое секретничанье?

Эмили внутренне сжалась. Жестокие, едкие слова Нэнси обрушивались на нее, как удары хлыста. А та и представления не имеет, как недалека от истины.

— Ты разве не понимаешь, что по твоей милости я осталась в дураках? У моей любезной сестрицы помолвка на носу, и всем об этом известно, кроме меня!..

Эмили молчала, но Нэнси это не смутило, и она продолжала:

— Конечно же, Кристина мне не поверила, когда я попыталась выкрутиться и наплела ей, что мы специально не оглашали ваших намерений, потому что вы с Тони еще не установили точную дату свадьбы. Эми… Почему ты молчала? Я-то думала, мыс тобой самые близкие люди. Я даже не знала, что вы знакомы с Тони, не говоря уже обо всем остальном… А его невестка Долли Богарт, захлебываясь от восторга, рассказывает каждому встречному, что будет твоей подружкой на свадьбе, а ее сыновья — пажами. Они с мужем даже решили задержаться, чтобы присутствовать на торжествах по случаю вашего бракосочетания… Ну, Эми, ты меня убила наповал; от чужих людей у тебя нет тайн, а сестре и родителям — ни слова. То-то отцу и маме будет сюрприз, когда они вернутся!

Губы Нэнси жалко скривились, на глазах показались слезы. Эмили стало совестно, что она расстроила сестру, да еще на раннем сроке беременности. И, чтобы хоть как-то ее утешить, Эмили сказала первое, что пришло в голову:

— Понимаешь, пока не решено окончательно, что мы с Тони поженимся. Долли и Кристина сильно преувеличивают. Поверь, Нэнси, я бы тебе первой обязательно все рассказала, если бы было о чем, и…

— То есть как не решено? — Слезы Нэнси моментально высохли, она грозно нахмурилась.

Эмили увидела, что попытка утихомирить разбушевавшуюся сестру подействовала, словно красная тряпка на быка: Нэнси не только не сменила гнев на милость, но взъярилась еще больше.

— Ты провела с ним ночь, Эмили. Да-да, не отнекивайся, мне и об этом доложили, — язвительно продолжала она. — Я понимаю: ты взрослая женщина и с моим мнением давно перестала считаться, но я не желаю, чтобы Стефани в один прекрасный день пошла по той же кривой дорожке. Надеюсь, она не будет брать пример с любимой тетушки… Узнать от посторонних, что сестра собирается замуж, этого для меня уже более чем достаточно, но если ты скажешь мне, что…

Терпение Эмили лопнуло.

— Что именно? Что мы с Тони занимались любовью? А почему бы и нет? Как ты справедливо заметила, мы взрослые люди. Я твоя сестра, Нэнси, сестра, а не дочь! Создается впечатление, будто ни у одной дамы в Колрейне нет возлюбленного или мужа, поэтому они суют свой длинный нос в мою личную жизнь… — Эмили проигнорировала негодующий возглас Нэнси. Переполнявшие ее горечь, возмущение и обида ринулись на волю, не признавая препятствий. — С какой стати я обязана отчитываться перед тобой в каждом шаге и поступке? Почему, к примеру, ты не предупредила меня, что не пользуешься противозачаточными средствами и что Ричард не предохраняется?

Нэнси раскрыла рот, но поперхнулась и закашлялась. Щеки у нее пылали, глаза вылезли из орбит. При виде ее плачевного состояния, Эмили скукожилась, как проткнутый воздушный шарик. И кто ее за язык тянул? Выплеснув на сестру накопившуюся досаду, она осознала, что отплатила той же монетой — обошлась с ней несправедливо и жестоко.

Нэнси, по-видимому, думала о том же. Кровь отхлынула от ее щек, и лицо покрыла неестественная бледность.

— Ты зря это сказала… Заявить родной сестре, что она сует свой длинный нос не в свое дело! — Нэнси быстро подошла к двери, потом остановилась и торжественно добавила: — Когда ты в таком настроении, говорить с тобой бесполезно, но все же запомни: кроме как от меня, тебе не от кого ждать помощи.

Дверь закрылась за сестрой раньше, чем Эмили собралась извиниться.

Нэнси не следовало вламываться к ней в офис и обвинять чуть ли не во всех смертных грехах, но она имеет все основания чувствовать себя оскорбленной: из того, что она видела и слышала, и нельзя было сделать иных выводов.

А Эмили, как ни хотела оправдаться перед сестрой, чувствовала свое бессилие; ведь не скажешь просто: я не виновата, не обращай внимания на сплетников. Придется изъясняться поточнее, однако это невозможно. Забота о моральном облике дочери не позволит Нэнси объективно воспринять правду.

Обвинение в пагубном влиянии Эмили на Стефани слишком надуманное, но Нэнси всегда была склонна драматизировать, а в последнее время стала раздувать костер из малейшей искры.

Беременность иногда оказывает на жен-шин подобное воздействие. Эмили вспомнила, какие противоречивые мысли одолевали ее саму, когда… Тонкие брови сошлись у переносицы, руки сжались в кулаки. Ей и без того хватает, о чем тревожиться.

Нужно успокоить Нэнси, попросить прошения, она отходчива и не станет долго дуться. Но вдруг она решит взять на себя подготовку к помолвке и свадебной церемонии? Займется рассылкой приглашений, поисками платья, организацией свадебного путешествия… хотя, пожалуй, в последнем Тони лучше нее знает толк… Так или иначе, до приезда родителей остается около месяца. Времени в обрез, чтобы без лишней шумихи, деликатно замять нелепый вымысел.

Эмили рывком выбралась из кресла, начата мерить шагами комнату. Не так просто будет выпутаться из этой передряги. Тони вполне может махнуть на Средиземное море или, к примеру, податься на Южный полюс и предоставит ей в одиночку разбираться с их общими трудностями.

Для начала нужно побеседовать с Нэнси и заручиться ее поддержкой… Черт подери, если бы не это треклятое вино!.. В приливе отчаянной злобы Эмили топнула ногой об пол.

Тони виноват не меньше меня, упрямо внушала себе Эмили. Даже больше, потому что идиотская идея о помолвке принадлежит ему. Джессика видела их вместе, Гарри и Долли видели, как они целовались, и все же тогда еще можно было придумать отговорку… Но сцена, разыгравшаяся в понедельник утром при двух свидетельницах в доме Тони, имела недвусмысленное значение. Другому объяснению никто не поверит…

Итак, начнем с Нэнси. Маленькая морщинка прорезала лоб Эмили. Она терпеть не могла ссориться с сестрой, а только что произошедшая между ними размолвка особенно ее огорчала. Она вела себя, как законченная эгоистка, поскольку поставила во главу угла собственные интересы, совершенно не учитывая, что разговаривает с беременной женщиной.

Эмили набрала телефонный номер Нэнси, с минуту послушала унылые длинные гудки и с тяжелым вздохом положила трубку. Что ж, она заедет к Нэнси вечером после работы, а пока постарается придумать оптимальную версию случившегося, которая удовлетворила бы всех.

За час работа у Эмили не продвинулась ни на шаг: все умственные усилия и энергия затрачивались на бесплодные попытки сосредоточиться. Она даже отказалась от ланча, чтобы сэкономить время, и в итоге питалась собственными невеселыми раздумьями. Ей попался на глаза ежедневник, где она записала дату встречи с Уильямом Бэдфордом. Всего две недели назад она мечтала о его согласии, а теперь интерес померк, и вожделенная сделка стала нежеланной.

Впрочем, Эмили и сейчас была бы довольна и горда собой, если бы оказанная ей честь не имела непосредственного отношения к ее “дружбе” с Тони Богартом.

Снова зазвонил телефон, нарушив звенящую тишину кабинета Эмили. Хрипловатый, низкий голос заставил ее вздрогнуть.

— Я у себя дома, — сказал Тони. — Ты не могла бы приехать? Это очень важно.

— Прямо сейчас? — ошарашенно спросила Эмили.

Сердце у нее учащенно билось, в голове гудели сирены. Только этого ей недоставало, нашел время назначать свидание! Но пока она собралась с мыслями и придумала повод для отказа, Тони попросил:

— Да, если тебя не затруднит… Это действительно необходимо.

Эмили хотела спросить, нельзя ли отложить встречу до окончания рабочего дня, но в трубке уже звучали сигналы отбоя. Тони, очевидно, не сомневался в ее согласии.

Она захватила сумочку и ключи от машины и вышла в коридор. На вопросительный взгляд секретарши сбивчиво ответила:

— Я э-э-э… У меня срочный вызов, Делла. Свяжитесь, пожалуйста, с мистером Форрестом и перенесите совещание на завтра.

Эмили покраснела, словно мелкий воришка, пойманный с поличным. Делла всегда в курсе всех городских новостей и наверняка по встрепанному виду начальницы безошибочно определила, куда та держит путь.

Первое, что Эмили увидела, подъехав к дому Тони, — серебристый “вольво”, принадлежащий Нэнси. С нехорошим предчувствием Эмили неохотно вылезла из машины.

Тони явно высматривал ее из окна, потому что открыл дверь раньше, чем гостья постучала.

На нем были темно-серые брюки строгого покроя, светло-серая рубашка и идеально повязанный галстук в тон. В этом серьезном, сдержанном мужчине Эмили с трудом узнала страстного любовника, который доводил ее до экстаза своими объятиями и поцелуями, который разбудил в ней неведомые дотоле инстинкты. Нет, это был прежний Тони — суровый, непреклонный. И в то же время великолепный образчик силы и красоты.

Она стояла перед ним, как ягненок, такая хрупкая, испуганная. Страх плескался в ее глазах, и Тони, позавчера научившись распознавать мельчайшие оттенки ее настроения, тут же все понял и негромко чертыхнулся.

Он пообещал себе, что не будет торопить события и не упустит подаренный изменчивой фортуной шанс наладить отношения с Эмили. Теперь он знает, почему она всегда избегала и ненавидела его, как знает и способ растопить лед.

Рассудок подсказывал ему: не удастся что-либо изменить только из-за того, что они покончили с прошлыми недоразумениями. Но сердце кричало: невозможно любить кого-то так долго и безответно! Эмили и впрямь не совсем равнодушна к нему, хотя бы физически. А это уже немало. Ей было хорошо с ним — не с его кузеном, не с другими мужчинами, а только с ним. И это его главный козырь.

И вот сейчас Тони видел, как Эмили борется с искушением развернуться и убежать. Он взял ее под руку, приглашая войти в дом. Эмили вздрогнула, но руки не отняла.

— Твоя сестра здесь, — сказал он, когда тяжелая дверь захлопнулась за ними.

— О Боже!..

— Она приехала очень расстроенная и сильно не в духе, — предупредил Тони. — Но сейчас, полагаю, она хочет с тобой помириться…

Затравленный взгляд Эмили стал более спокойным: ее тревожила неизвестность, а теперь она, по крайней мере, узнала, что от нее требуется.

Но почему она позволяет Тони притрагиваться к ней? Не оттого же, что его прикосновение дает ей тепло и покой? Совсем не об этом свидетельствует предательское сердцебиение и внезапный приступ слабости… Он ведет ее под руку, а она не может и не хочет высвободиться.

На пороге гостиной Эмили на мгновение застыла, увидев пресловутый бабушкин диванчик.

Тони, если и заметил ее нервозность, виду не подал. Вместо этого он приветливо улыбнулся Нэнси, с угрюмым лицом сидевшей в одном из кресел у камина.

— Эми… Мне очень жаль… Ради Бога, прости меня… Тони объяснил, что попросил тебя никому не рассказывать о вашей… любви, пока он не уладит кое-какие дела в своем туристическом бизнесе. Он говорит, ты собиралась обо всем мне сообщить в прошлые выходные. — Нэнси виновато улыбнулась. — Но я, кажется, сама этому помешала, обрушила на тебя новость о ребенке, а тебе не дала и рта раскрыть. И сегодня утром опять все испортила. Я должна была понять, что ты не станешь без веских на то оснований скрывать от меня свое счастье. Просто… мне было неприятно услышать радостную весть от чужого человека.

— Понимаю, — покаянно ответила Эмили.

Так, значит, Тони затеял миротворческую миссию: вернул душевное спокойствие Нэнси, развеял ее обиду. А вину за сокрытие “радостной вести” принял на себя.

— Ты не представляешь, как я счастлива за вас обоих, — продолжала Нэнси. — И вы правильно сделали, что огласили свою помолвку: из-за того, что произошло в воскресенье, вы не могли поступить иначе. Тони говорит, вы опасались, как бы ваши отношения не осквернили грязными выдумками и сплетнями. — Сестра подошла к Эмили, обняла ее; потом снова принялась извиняться: — Прости, дорогая, утром я вела себя безобразно и сюда заявилась, чтобы высказать Тони все, что думаю о вас, но, благодаря ему, я осознала, какая я бестолковая…

Эмили слушала молча, не находя в себе мужества ответить. Каждое слово Нэнси впивалось в нее, точно отравленный дротик.

Тут на помощь подоспел Тони: привлек ее к себе, обнял за талию. Почувствовав тепло его ладони, ощущая его силу, Эмили вытянулась в струнку, страшась, что тело в очередной раз предаст ее.

— Нэнси, не изводитесь так. Эми на вас не в обиде. Правда, моя милая?

Тони провел ладонью по ее волосам, с нежностью заглянул в глаза. Личико Эмили слегка порозовело, губы приоткрылись, как распустившийся бутон розы. Легкое прикосновение его руки привело ее в трепет, и по всем жилам разлилась обжигающая огненная река.

Он смотрит на ее губы… медленно наклоняет голову, как будто… Нет, не собирается же он поцеловать ее сейчас, в присутствии Нэнси?

— Дорогая…

Ее губы дрогнули, опаленные его горячим дыханием, длинные, загнутые кверху ресницы опустились. Эмили повернулась к нему, приподнялась на цыпочки.

Руки Тони сомкнулись у нее за спиной, он крепко прижал ее к себе, припал к губам. Едва касаясь, заскользил языком по кольцу губ, но через секунду проник в сладкую глубину ее рта, опутывая Эмили паутиной любовной ласки.

Пол завертелся у нее под ногами; Эмили не замечала, что Нэнси смущенно смотрит на них, словно никогда не видела ничего подобного. Наконец Тони оторвался от ее губ, и Эмили стыдливо спрятала лицо у него на груди.

Зная, как действует на нее близость Тони, почему она позволила ему дотрагиваться до нее? Когда Эмили осмелилась взглянуть на сестру, то прочла в ее широко распахнутых глазах страшный ответ: “Ты любишь его!”

Да, она его любит — так сильно, что это лаже наводит на нее ужас. Теперь Эмили словно прозрела и могла сказать наверняка, в какой момент впервые пробежала между ними искра взаимного влечения — много лет назад, когда ей, шестнадцатилетней девочке, представили красивого высокого мужчину. Он был ослепителен, как солнце, и Эмили тщетно пыталась вырваться из плена прищуренных карих глаз. Тони осторожно и мягко встряхнул ее маленькую ручку своей мускулистой смуглой рукой в приветствии и задержал чуть дольше, чем предписывалось этикетом…

— Я, пожалуй, пойду, — с деланной беспечностью сказала Нэнси.

— И не беспокойтесь об Эмили, я сумею о ней позаботиться, — заверил Тони.

Нэнси открыто и дружелюбно посмотрела ему в глаза.

— Извините, что сомневалась в вас. Думаю, это мои гормоны разбушевались. — Она засмеялась, сложив руки на животе. — Если вы с Эми не станете терять времени, у моего малыша будет двоюродный братик или сестричка…

Эмили желала лишь одного: оказаться на необитаемом острове за миллион миль от истины, которую только что для себя открыла, и чтобы кругом — неприступные скалы и безбрежный простор океана.

Нэнси вышла из дома в сопровождении Тони и зашагала к машине, а Эмили смотрела им вслед и понимала, что не может пойти за сестрой.

Предполагается, что они с Тони должны любить друг друга. Эмили действительно его любит, пусть ее чувства — словно улица с односторонним движением. Она больше не принадлежит себе и готова, как рабыня, последовать за ним куда угодно, ведь на ее губах, как клеймо, его поцелуй… Поцелуй, который Нэнси сочла доказательством любви.

Она замирает от волнения при звуке его голоса, захлебываться от желания, от того, что он с ней делает! Вот и наступила развязка по прошествии четырнадцати лет… Наверное, у нее всегда было какое-то предчувствие, а то, что она принимала за ненависть, на самом деле интуитивная реакция на приближение опасности.

Снаружи донесся шум заводимого мотора. Нэнси высунулась из окошка автомобиля, весело помахала рукой Тони.

Представив, что через минуту окажется с ним наедине, Эмили заметалась по комнате в поисках укромного местечка, но безуспешно: все равно она будет на виду, в какой бы угол ни забилась.

Отворилась и захлопнулась входная дверь. Эмили, уже не помышляя о бегстве, в ожидании замерла посреди гостиной спиной к вошедшему.

— Я и не заметил, что твоя сестра ждет еще одного ребенка, — сказал Тони.

Неужели он затевает светский разговор и полностью себя контролирует, доведя ее до такого умопомрачительного состояния? Самолюбие Эмили на миг возобладало над беспомощной покорностью судьбе.

А Тони смотрел ей в спину, и сердце его бешено колотилось и едва не разрывалось от боли. Ей претит находиться в этой комнате, дышать с ним одним воздухом. Ее разум и душа не приемлют просьбы тела. Он должен облегчить ее страдания — открыть дверь и выпустить Эмили… Тогда она навсегда уйдет из его жизни.

Но нет ли другой, потайной, двери, за которой заперта Эмили, гораздо более крепкой, чем дверь его дома? И оттуда он не может ее вызволить, как ни старается.

Видимо, он ошибался, когда понадеялся, что отыщет утерянный ключ и поможет ей освободиться от неизбывного чувства вины и воспринимать жизнь такой, какая она есть.

Эмили живет в плену своих воспоминаний; а поскольку не изведала ни любви, ни счастья, ее воспоминания состоят лишь из боли и мучений. Тони различил это в звучании ее голоса, когда она сказала, что ее ребенок умер. Он прочел это по ее глазам, когда Нэнси упомянула о своем малыше.

В чем-то Эмили была права, упрекнув его в толстокожести, присущей большинству мужчин. Он лишь смутно догадывался, каким огромным и опасным может казаться временами мир маленькой женщине, и боялся сломать тонкое звено, связавшее его с Эмили. Невыносимо стоять в нескольких метрах от нее, видеть, как она страдает, и бездействовать.

Успев забыть о своем многолетнем заблуждении, Тони злился на весь свет, на родственников Эмили: они что, все ослепли, что ли? Не могли уберечь ее, хотя бы поддержать после того, как случилось несчастье?.. Но она так умело маскировала свои истинные чувства… Он ведь тоже представления ни о чем не имел, и только чистая случайность пролила свет на истинное положение вещей.

Тони сделал глубокий вдох, сознавая, что и при самом деликатном подходе не облегчит участь ни себе, ни ей.

— Эмили, — тихо позвал он. — Я хотел кое о чем тебя спросить…

Она ни слова не проронила, лишь едва заметно повернула голову. Тони помолчал немного, ожидая ответа. Напрасно. Его неодолимо тянуло подойти к ней, схватить в объятия, поцелуями вырвать признание. Но что потом? И он заговорил, тщательно подбирая слова:

— Эми, расскажи мне, как это случилось? От чего умер твой ребенок?

Эмили дернулась, как от удара электрического тока. Она не была подготовлена к такому вступлению, думала, что предметом обсуждения станут их отношения, планы на будущее…

Что он о себе возомнил? По какому праву истязает ее, бередит незаживающую рану? Разве он еще не насладился вдосталь зрелищем ее унижения и боли? А теперь покушается на самую заповедную, неприкасаемую часть ее жизни…

Она повернулась на ватных ногах, на лице застыла холодная маска, но в голосе дрожали слезы.

— А ты как думаешь, что произошло?.. Я убила его, ты это можешь понять? Я его убила!

Услышав это горестное восклицание, Тони почувствовал, как волосы зашевелились у него на голове. Он вдруг отчетливо увидел, какой ценой далось Эмили решение, которое ни поддержать, ни раскритиковать было некому.

Как же снять с ее души этот камень? Она ведь сама была ребенком, чья вина заключалась лишь в неведении и беззащитности, а наказывает себя так сурово, точно заранее все рассчитала и спланировала и действительно совершила хладнокровное убийство.

— Эми, ты ни в чем не виновата, ты сама была еще малышкой и не могла оставить этого ребенка. Я догадываюсь, чего тебе стоило решиться прервать беременность, но…

Ее глаза загорелись ненавистью, нежные губы скривились в жесткой, недоброй усмешке.

— Но я все сделала правильно, это ты хочешь сказать? Естественно, ничего другого тебе и в голову не приходит. Истинно мужское чутье… — От ее истерического, напряженного смеха у Тони мороз пошел по коже. — Ну так вот: все обернулось совсем иначе. Мне не было предоставлено права выбора, жизнь… судьба распорядилась по своему усмотрению. Я постоянно твердила, что мне не нужен этот младенец и…