1

— Итак, на сегодня все! — Элис с чувством выполненного долга посмотрела на своего босса.

Мистер Кларенс, невысокий, уже лысеющий мужчина лет пятидесяти, оторвался от бумаг и взглянул поверх очков на девушку.

— Ну что ж, если ты все сделала, мне остается лишь пожелать тебе счастливого Рождества! Можешь быть свободна, но не забывай-после Нового года нам ехать в Рединг! Это очень выгодное дело, будь к нему готова!

Босс владел небольшим антикварным магазинчиком в тихом районе Нью-Йорка. В последнее время дела его шли далеко не блестяще, поэтому, когда Кларенсу предложили составить каталог ценностей, предназначенных к аукциону, он немедленно согласился. В Рединге умерла его давняя клиентка, и родственники обратились именно к Кларенсу, чтобы продать антиквариат, оставшийся в ее старом доме.

Мистер Кларенс знал: на Элис можно положиться. Эта высокая тоненькая девушка прекрасно справлялась со своей работой, более того, занималась ею с удовольствием, даже со страстью. Из малышки выйдет толк, частенько размышлял антиквар. Такая молоденькая, но старательная! Не то что эти вертихвостки в мини-юбках! Кларенса особенно раздражала мода на короткие юбки.

— Мистер Кларенс, поздравляю с наступающим Рождеством! Желаю вам повеселиться и не заболеть! — лукаво намекнула девушка на жуткую мнительность своего босса-он очень боялся подхватить какой-либо вирус.

— Элис, а ты куда-нибудь едешь? — поинтересовался Кларенс, зная, что родители девушки сейчас далеко и она живет одна.

— О, это Рождество должно стать самым счастливым в моей жизни! — откровенно поделилась Элис. — Я еду с моим женихом к его родным — знакомиться!

— Тогда еще раз поздравляю!-И мистер Кларенс тяжело вздохнул. Как жаль! Элис выйдет замуж и наверняка оставит работу…

На это Рождество Элис возлагала большие надежды. Роджер пригласил ее поехать в Кингстон. Стрикленды и вся их многочисленная родня собирались устроить большой праздничный ужин, на котором Элис и предстояло впервые появиться в качестве невесты Роджера. Ведь раз они решили пожениться, надо, наконец, представить невесту семье жениха. Элис должна им понравиться, обязательно! Вот только… Роджер уже не раз намекал ей, что по такому случаю надо бы ей одеться как-нибудь иначе, посолиднее, что ли?

И Элис, конечно, чувствовала себя обязанной отреагировать на его настойчивые намеки.

Большинство ее подруг считало Роджера старомодным до ужаса. А Элис и не спорила, ей даже это нравилось — при таком характере он еще и надежный человек. А если так, то ему можно простить и привычку цепляться к мелочам, и некоторое занудство. Подруги недоумевали: что Элис в нем нашла? На что она, не задумываясь, всегда отвечала:

— Я нашла в нем свое будущее, преданного мужа и хорошего отца.

— А чувства?-спрашивали у Элис подруги. — Скажи, может быть, у вас страсть? Может, ты просто без ума от него?

И Элис, от души смеявшаяся над подобными догадками, говорила:

— Я не из тех женщин, что сходят с ума от любви, и слава Богу!

— Скажи, а тебя не злит, что он такой правильный? Тебя не удивляет то, как он достает тебя с одеждой для визита к родственникам?

— Ну и что ж такого? — отозвалась Элис. — Он просто хочет, чтобы я понравилась его семье, он ценит мнение родных, что в этом плохого?

— Да, — язвила лучшая подруга Джулия, — и держится до сих пор за мамочкину юбку, уж ты мне поверь, знаю я эту породу!-Джулия не шутила, она невзлюбила Роджера сразу. — Ты ведь знаешь, что до знакомства с тобой Роджер, уже собирался жениться, но расторг помолвку, потому что, видите ли, мамочка не одобрила его выбор. Имей в виду, дело не в том, что Стрикленды старомодны и чопорны. Просто они узнали, что у невесты Роджера был до встречи с ним какой-то парень.

— Да, я слышала об этом, — возразила Элис, отчаянно защищая жениха от нападок подруги. — Но разошлись они не потому, что у нее в прошлом была какая-то история. Просто Роджер понял, что у них было не так уж много общего…

— Зато у вас этого общего — хоть отбавляй! — продолжала язвить Джулия.

— Да, но мы с ним от жизни хотим одного и того же!

Элис говорила правду — у них с Роджером действительно были одни и те же цели. Конечно, нельзя сказать, что Элис тотчас, лишь увидя Роджера, по уши влюбилась. Но на вечеринке, где их познакомили друзья, он сумел понравиться Элис настолько, что она приняла его приглашение пообедать. Отношения их набирали силу постепенно, от одной встречи к другой, пока не подошли к моменту, когда молодые люди заговорили о совместном будущем.

Да, Элис тоже не нравилось, что Роджер настойчиво просил ее сменить гардероб, но, по крайней мере, было понятно, даже достойно уважения то, что им двигало: он хотел в лучшем виде представить свою избранницу семейству. Сложность была и в том, что ее собственные родители, вне сомнения, будут от выбора дочери в легком шоке. Эти люди по своему складу так далеки от правильности и чопорности, царящих в семье Стриклендов! Оба они были художниками. Мать Элис писала декоративные панно, и ее работы выставлялись и продавались по всему миру, отец в основном занимался дизайном и неплохо на этом зарабатывал. Кроме того, он все время где-нибудь с успехом преподавал. Сейчас ее родители жили в Японии, и возвращаться пока не собирались. Так что, не будь у нее приглашения от Роджера, похоже. Рождество она бы провела в полном одиночестве. Хотя можно было присоединиться к подругам.

Ехать ей предстояло в Кингстон — небольшой городок севернее Нью-Йорка. Они с Роджером много раз обсуждали предстоящую поездку. Роджер сразу признался, что его родители будут не в восторге от работы Элис. Какая-то антикварная лавка!.. Было бы намного лучше, работай она, например, в скучном офисе, в школе, даже в больнице простой сиделкой. Но этот антиквариат… Среда артистическая, одним словом, богема…

— На самом деле, они бы предпочли, чтобы ты не работала вовсе, — сказал Роджер.

— Как же так — не работала? — удивилась Элис, с трудом сдерживая возмущение. — Но ведь сейчас большинство женщин делает карьеру, не так ли?

— Моей маме не нравится, когда замужние женщины работают, — жестко ответил он, — особенно когда у них появляются дети.

Элис пришлось подавить в себе желание немедленно парировать нелепое заявление — несомненно, кто-то, не стоит говорить кто, безнадежно отстал от жизни.

— Сейчас все женщины стараются либо сделать карьеру, либо, предпочитают быть занятыми неполную неделю, пока дети подрастают. — Элис робко попыталась высказать свой взгляд на жизнь. Этим и закончился тогда их разговор.

И вот она стоит у витрины большого магазина. Стоит в нерешительности. Стоит ли входить? Адрес этого заведения она узнала у подруги. Если ей верить, здесь можно было купить красивую и модную одежду по относительно небольшой цене. Элис никогда не была слепой поклонницей моды, обычно она довольствовалась добротными и красивыми вещами из магазинов готового платья. Здесь же продавались изделия самых известных домов моды Европы… с одним «но»: вещи были ношеные или уцененные. Наконец Элис решилась войти. Молоденькая продавщица с ходу объяснила ей, что хозяйка магазина ненадолго уехала и она ее замещает. Выбор одежды действительно оказался очень большой, вещи выглядели вполне приличными, без пугающих причуд высокой моды. Элис особенно понравился шерстяной брючный костюм-тройка нежно-кремового цвета. Продавщица, заметив ее интерес, сразу оживилась:

— Хорошая вещь, и совсем недорого. Я бы сама купила, но не мой размер. — Элис сняла костюм с вешалки, а девушка продолжала рассказывать: — Это лучшая модель сезона и, поверьте, очень дешево стоит.

Элис нахмурилась: лучшая модель сезона не может дешево стоить. И вот сейчас, при своих небольших доходах, она купит эту дорогую вещь, которая, может быть, останется модной лишь один сезон… Хотя нет, костюм вроде бы вполне классический, и есть надежда, что устареет он еще очень не скоро.

— Если хотите, могу показать вам модели от того же владельца… — девушка запнулась, — то есть от того же модельера. — Взгляните, — продолжала уговаривать она.

И Элис согласилась. Оказывается, выбирать себе одежду в модном магазине — совсем даже неплохое занятие! Элис с удовольствием выбирала вещи, сравнивала по качеству, мягкости, тяжести ткани, любовалась ими. Правда, при мысли о возможной цене тревожно ёкало сердце, но отказаться от шикарных тряпок было уже просто выше ее сил. Она мерила, надевала, снимала; одежда скользила через голову и обратно; ее светлые волосы, собранные в аккуратный хвост, выбились и растрепались. Случись ей выбирать из тех же самых вещей еще раз, она, наверное, выбрала бы те же! Особенный восторг вызвала комбинированная, кашемир с шелком, куртка цвета топленого молока — уж ее-то Элис просто обязана купить! Наконец, определившись, что она берет, Элис расплатилась.

В конце концов, она купила это для себя, а Роджер и его семейство вовсе здесь ни при чем! Продавщица аккуратно завернула покупки в тонкую бумагу и уложила в яркие пакеты. Безо всякой необходимости она добавила:

— Вы купили эти вещи по-настоящему дешево, практически даром. Жалко, что они не подошли мне по размеру. А то я сама взяла бы их себе. Особенно хороша куртка, завидую вам. Она вам так к лицу, ведь вы и стройная и высокая…

— Да уж, высокая. — Элис поморщилась. Жаль, что Роджер никак не может успокоиться по поводу ее роста, все время раздражается и нервничает, если она надевает каблуки. Хотя его можно понять — сам Роджер, увы, далеко не великан!

Элис была уже у выхода, когда прямо к магазину неизвестно откуда на бешеной скорости подкатила машина и резко, так что завизжали тормоза, остановилась. Хлопнула дверца, и через стекло витрины она увидела мужчину, явно не в духе, который решительно направлялся именно к магазину. Интересно, что ему здесь надо? Он не клиент — это уж точно! Трудно даже представить его в подобной роли, даже если бы он шел под руку с женщиной. Для своей дамы этот человек пошел бы покупать одежду в какое-нибудь другое место, попрестижнее, во всяком случае, не туда, где продается уцененный товар. Лицо незнакомца кривила гримаса недовольства. Элис заметила брошенный в ее сторону неодобрительный взгляд.

Ты мне тоже не нравишься, мысленно ответила ему Элис с полным равнодушием. Впрочем, надо признать, внешность незнакомца впечатляла. Большинство ее подруг — о, эти романтические натуры! — сочли бы этого парня прекрасным объектом для воздыханий. Прямо-таки воплощение мужественности: широкие плечи, высокий рост, надменный взор, хищный профиль, и все такое прочее. Словом, мужчина из мечты, со всеми этими приемчиками типа высокомерных манер и сексуальности, сквозящей в каждом движении. Подумать только, каким убийственным взглядом он ее смерил, а? Можно представить, что он воображает о себе! А ведь, небось, из тех, кто, раздевшись, выглядят чересчур волосатыми. Элис почти с удовольствием вела этот молчаливый монолог.

У самой же в душе зашевелился демон. И демон этот решил поспорить с ней, создав перед ее глазами зримый образ незнакомца, обнаженного, и не только не чересчур волосатого, но и нестерпимо привлекательного! Да ладно, хватит об этом! Элис «проголосовала» проезжавшему мимо такси и отправилась в гости к Джулии, благодарить за удачно выбранный магазин.

Элис не собиралась сегодня к подруге, лишь обещала позвонить и поделиться впечатлениями, но теперь, когда у нее в руках были такие чудесные покупки, грех было ими не похвастаться. Сейчас она вертелась перед зеркалом, мерила, делилась впечатлениями и постоянно ловила себя на том, что хмурый незнакомец никак не идет у нее из головы. И думает она о нем гораздо больше, чем о Роджере и предстоящей рождественской поездке.

Случайная встреча в магазине постоянно прокручивалась в голове, и вот уже, сама не замечая, она заговорила о незнакомце вслух:

— Он совсем не в моем вкусе, такой надутый, надменный и, наверное, совсем не умеет обращаться с женщинами.

— Это ты про Роджера? — спросила Джулия без тени какого-либо интереса.

— Да нет, Роджер-то как раз умеет, — ответила Элис.

Но подруга решила развить тему по-своему:

— Ты погоди, вот наденет он тебе на палец колечко, и считай, что ты пропала! Ведь он сразу примется тебя пилить, чтобы привести в полное соответствие со своими взглядами и вкусами. Начнет, пожалуй, с того, что заставит бросить работу. Ты же сама сто раз слышала рассказы о его идеальной матери, о том, как она всю жизнь посвятила ему и отцу. Как она верна и преданна им, разве нет?

— Но, мне кажется, это очень трогательно— ведь мать, судя по его рассказам, такая и есть— понимающая, любящая, преданная…

— Да ладно тебе! Кстати, подруга, скажи, а как тебе Роджер в постели? — И в голосе Джулии впервые прозвучало неподдельное любопытство.

Обычно Элис довольно легко воспринимала откровенные разговоры между подругами, но этот вопрос застал ее врасплох.

— Не… не знаю, у нас пока что… ничего… Мы еще…

— Ты хочешь сказать, что не знаешь? Да ты с ума, что ли, сошла? Замуж за него собираешься, а до сих пор не знаешь, какой он в постели?! Скажи мне, дорогая, а давно ли вы знакомы? …

— Восемь месяцев, — смущенно ответила Элис.

— Вот это да! Что-то не похоже, чтобы твой Роджер пылал к тебе страстью, не так ли?

— Видишь ли, у Роджера несколько старомодные понятия о порядочности и приличиях. Он считает, что важнее всего сойтись друг с другом как личностям. И вообще относится к сексу не так, как это сейчас принято.

— Очень мило, прямо-таки ужас как похвально! — съехидничала подруга.

— Ну, послушай, Джулия, для меня в этом, правда, нет никакой проблемы. Что такого, если мы с Роджером не были еще в постели, какая беда?

— Вот именно-не были! А надо, чтобы были! Подумать только, собираются вступить в брак и при этом даже не пытаются выяснить, хорошо им будет или нет!

— Да что ты волнуешься, Джулия, наши предки как-то справлялись, и ничего! Подруга в ответ рассмеялась.

— И после этого ты продолжаешь утверждать, что далека от романтики?

— Да, именно так! — Элис не хотела сдаваться и отбивалась изо всех сил: — Ты сама знаешь, как трудно найти достойного мужчину. Разве тебе самой еще не надоели мужики, которые приглашают пообедать, а дальше ждут, что ты в этот же вечер разделишь с ними постель? Джулия, пойми, я хочу, чтобы в моей жизни все было устроено надежно. Да, вот такая я примитивная, мне хочется зависеть от мужчины, причем от такого, на которого я могу положиться, — надежного, который меня и уважает и ценит. И Роджер, я думаю, как раз такой!

— Какой? Бесполый, да? — не отступала Джулия.

— Зачем ты так? Он хороший, преданный, ему можно верить. — Элис держала оборону, но Джулия сразила ее наповал:

— Так вот, оказывается, чего ты ищешь, солнышко! Тогда тебе стоит завести собаку.

Тон у Джулии был уже невозможный, дальше спорить с ней не было ни желания, ни сил.

— Я не ищу ни восторгов, ни страстей, я ищу стабильности, Джулия. Для меня важно не просто выскочить замуж, а смотреть в будущее спокойно, с уверенностью. И вообще, мне пора! — Элис взглянула на часы и решительно направилась к двери. — Мы с Роджером сегодня идем обедать. А тебе еще раз спасибо за магазин.

— Да уж, действительно, я даже завидую тебе, — столько покупок за один день, и все такие роскошные — дешево и модно! Везет же некоторым.

С этими словами они распрощались. По дороге домой Элис в очередной раз задумалась над тем, как плохо ее подруги воспринимают Роджера, а их отношения кажутся всем странными. А так хочется иногда поговорить о своей личной жизни, но почему-то все ее желания и помыслы, связанные с Роджером, обсуждаются с явной неприязнью! Словно благие желания Элис пустить корни, обрести покой и постоянство всех раздражают.

Где-то далеко сейчас мама и папа. Вот бы с кем она наговорилась всласть!

Жизнь ее родителей была подобна жизни кочевников — им нравилось постоянно менять среду обитания. Словно привыкшие без конца переезжать цыгане, они впадали в тоску от одной мысли о том, что следует где-то осесть насовсем. За все ее детство не было года, когда бы Элис доучилась в одной и той же школе. Родители любили ее. Она в них также души не чаяла, но их постоянное пристрастие к переездам мучило ее. Элис очень хотелось постоянства, именно его она надеялась найти с Роджером. С ним придется еще повоевать за свою карьеру, и, судя по всему, всерьез. Точнее, за право совмещать ее с обязанностями матери и жены. Но Элис не теряла надежды — ей удастся убедить Роджера в том, что работа для нее так же важна, как и для него. Сам Стрикленд — младший служил в одной очень известной страховой конторе. Они уже договорились, что, поженившись, сразу переедут жить в пригород.

Элис вошла в дом, нагруженная покупками. До приезда жениха оставалось немного времени: надо успеть принять душ, причесаться, одеться и накраситься. Однако на телефонном автоответчике ее ждало сообщение, что Роджер не может пропустить какой-то деловой ужин, и поэтому обед отменяется. Но попозже вечером он все-таки явится, так как у них в планах еще поход по магазинам за подарками.

Ну, конечно! На Рождество у Стриклендов собиралось много родни, и Роджер, как примерный представитель славного рода, должен был одарить практически всех. Поначалу он и Элис предложил пофантазировать над рождественскими дарами. По его рассказам у девушки уже сложилось определенное впечатление о пристрастиях и вкусах некоторых членов семейства. Но едва она начала предлагать — например, скамеечку под ноги для бабушки или вазоны для тюльпанов в подарок самой миссис Стрикленд, которая, опять же по рассказам сына, была страстным цветоводом, — как Роджер довольно сухо отклонил все ее предложения.

Ну и черт с тобой, обиженно подумала тогда Элис, сам выбирай подарки для своих родных! Пусть это мелочно, но таких обсуждений, где-то спрашивают мнение, то не спрашивают, ей не нужно? Да и все равно Роджер лучше знает вкусы членов своей семьи. Однако неприятный осадок у нее все-таки остался.

Элис оделась в самую красивую, на ее взгляд, вещь, — в кремовый брючный костюм.

И тут в дверь позвонили. Не раздумывая, девушка пошла открывать-наверняка это Роджер! Каково же было ее удивление, когда перед ней предстал тот самый незнакомец из магазина!

Довольно бесцеремонно войдя, он с ходу коротко осведомился:

— Вы Элис Лэнгнер?

Она только молча кивнула. Этот тип явился так неожиданно, что ей даже не пришло в голову спросить, по какому праву он ввалился в абсолютно чужой дом.

— Мое имя-Ральф Уорбертон, — отрывисто доложил он, протянув визитную карточку. Дал ей вовремя прочитать, убрал ее и затем продолжил: — Если я не ошибаюсь, сегодня вы кое-что купили в одном магазине, не так ли? Я еле нашел вас— слава Богу, у продавщицы оказался телефон вашей подруги, ведь вы ясно дали ей понять, кто посоветовал вам обратиться в этот магазин?

Он произнес эту тираду таким раздраженным тоном, что Элис тут же почувствовала себя в чем-то виноватой. Узнать бы только в чем?

— Да-да, — удалось промямлить ей, — ну и что?

— А вот что — давайте не будем терять времени понапрасну, скажу вам без утайки: вам продали вещи, которые не должны были продавать вообще. Магазин фактически распорядился вещами без согласия их владельца, их настоящего владельца. Думаю, вам не нужно объяснять, что, покупая краденое, вы не становитесь полноправным владельцем вещи, будь то одежда или автомобиль.

— Одну минуту! — прервала его Элис. Теперь все в незнакомце вызывало неприязнь, даже злость. И этот его неожиданный приезд, и эта гадкая самоуверенность в разговоре… — Правильно ли я вас поняла, что магазин торгует краденым? Если это так, то, пожалуй, есть резон обсудить эту тему с полицией, а не со мной. Я же здесь совсем ни при чем!

— Это не совсем так, — продолжал незнакомец. — Послушайте, я готов возместить вам все затраты да еще добавить сотню долларов за причиненные неудобства. Если вас это устроит, конечно. Надеюсь, что устроит.

— Очень любезно с вашей стороны, — съязвила Элис. — Но я покупала эту одежду насовсем, а не брала напрокат. Я взяла ее для особого случая и совсем не собираюсь с ней расставаться только потому, что где-то что-то напутали, или потому, что вам так хочется. Я покупала ее в полной уверенности, что…

— Послушайте, леди, — настаивал Уорбертон, — вы разве не поняли, что я вам сказал? Я достаточно ясно выражаю свои мысли и готов повторить еще раз, что вещи эти не должны были продавать!

Этот тип продолжал наступать на нее. На лице его появились все признаки нетерпения и гнева. Незваный гость заполнил собой всю ее маленькую прихожую, не было ни малейшей возможности вытолкать его вон. Но сдаваться Элис не собиралась, да и с какой стати?

— Если вышла ошибка, — спросила она, — то почему сотрудники магазина сами не связались со мной, а послали вас?

По тому, как сразу окаменело лицо ее собеседника, как сжались его губы, стало ясно, что отвечать на ее вопрос он не желал.

— Они не связались с вами потому, что идиотка, которая сейчас там за хозяйку, никого и ничего слушать не хочет. Я еле-еле выпросил у нее телефон вашей подруги!

— Да что вы?! Неужели?! — злорадствовала Элис, почувствовав превосходство. — Похоже, вы большой мастер договариваться с женщинами. Хотя вот меня вам уговорить никак не удается. Может, стоит прибавить немного убедительности, а агрессивность лучше убрать совсем? Глядишь, все и начнет получаться, — продолжила она уже более спокойно. — А я-то радовалась, покупая эти веши! Теперь же что оказывается? Кто-то что-то напутал, кто-то, видите ли, что-то не то продал. И вместо того, чтобы со мной все выяснить, они…

— Ой, ради Бога, — зло оборвал ее гость, — давайте я попытаюсь внести полную ясность! Одежда, которую вы купили, является собственностью моего кузена, точнее— его любимой девушки. У них довольно странные отношения, и недавно, когда они в очередной раз поссорились и она в очередной раз «ушла навсегда», кузен с воплем: «Навсегда-так навсегда!» похватал все вещи, которые она оставила, и отнес в магазин. И повод-то для ссоры, надо сказать, был какой-то глупый! Все вышло из-за того, что на вечеринку она захотела пойти с подругой, а не с ним. Конечно, он повел себя глупо и, понятно, пожалел о своей выходке. Вдобавок, Холли позвонила ему из Италии и сказала, что возвращается. Дуглас тут же позвонил мне и попросил как можно скорее уладить все с ее вещами. Нам надо успеть до ее возвращения. Искать, к счастью, долго не пришлось, все ее вещи, как выяснилось, купили вы, так что уж помогите мне, пожалуйста!

— Он что, ваш кузен, просил вас взять на себя такую деликатную миссию?

Элис почти не сомневалась, чьей возлюбленной была Холли. Все выглядело так, словно кузена Ральфа Уорбертона вовсе не существовало. Пока Элис раздумывала, Ральф вперил в нее крайне недружелюбный взор, можно сказать просто враждебный. Девушка вся напряглась, стоя перед этим наглым пришельцем. Обычно она легко ладила с людьми, доброжелательность всегда ее выручала, и упрямство было не в ее характере.

Но здесь все пути к нормальному общению были отрезаны.

Дело заключалось вовсе не в том, что он хотел забрать у нее вещи-наряды, которые так ей нравились, просто его манера общения, больше похожая на атаку, настраивала Элис на воинственный лад. От его высокомерия и наглости можно было просто взбеситься. Элис удивлялась самой себе. Роджер, увидев ее такой, наверняка пришел бы в ужас…

— Мой кузен сейчас не в Нью-Йорке, он уехал по делам. Подумайте сами, Холли возвратится в конце недели и обнаружит пропажу, а нам всем этого бы не хотелось!

— Ну что вам на это сказать. — Элис не знала, как ей получше выразить свою мысль. — Думаю, что вы… простите, ваш кузен…

По тому, как кровь бросилась ему в лицо, она поняла, что ее намеренная оговорка не осталась незамеченной. Уорбертону это сильно не понравилось. Даже голос его зазвучал жестче.

— Вы по закону не имеете права владеть этими вещами, — зло усмехнулся он, — потому что магазин продал их без согласия владельца.

Но Элис не осталась в долгу.

— Повторяю вам, если бы то, что вы говорите, было правдой, мне бы позвонили сами сотрудники магазина и выяснили, как им рассчитываться со мной. И вообще, кто вас знает, может, вы просто хотите перекупить эти вещи для каких-то своих темных целей…

Повисла пауза. Собеседник Элис явно дошел до ручки. Но не может же он расправиться с ней физически?! Неожиданно его голос стал угрожающе мягок и вкрадчив:

— Не будьте смешной!

Он произнес эту фразу так, словно знал доподлинно, как она тайком представляла его без одежды. Элис залилась краской. Подумать только, какая чушь может прийти в голову! Вот черту догадался он, что ли?

— Итак, юная леди, не угодно ли вам все, таки поступить разумно?

— А разумно, по-вашему, это как? От обиды она начала заводиться, а смущение лишь подлило масла в огонь.

— Ну, к примеру, предположить, что своим отказом вы ставите под удар чьи-то отношения.

— Это я-то ставлю под удар ваши отношения?! — Упрек был так несправедлив, что у Элис перехватило дыхание. — Подумайте, разве я создала угрозу вашей любви? Если вас так тревожат эти самые отношения, вы бы уж лучше сами сто раз подумали, прежде чем так наказывать любимую девушку!

— Холли вовсе не моя девушка, повторяю вам в сотый раз, — ответил он сдержанно. — Я в этой истории третье лицо, меня просили помочь — я и пытаюсь это сделать. А вот вы подумайте-не слишком ли глупо ведете себя? В вашем поведении нет ни капли здравого смысла!

Элис собралась с мыслями и произнесла:

— Не знаю, чья уж Холли подруга на самом деле — вашего кузена или ваша, но я вам вот что скажу: ей будет гораздо лучше жить без вас, и это очевидно! Если мужчина позволяет себе подобные выходки, кто он после этого? Как женщина должна чувствовать себя рядом с таким человеком? Одежда эта совсем новая и…

— Да, согласен, одежда новая, кузен сам выбирал ее и оплачивал. Он страшный ревнивец, так что даже не всегда позволял ей ее надевать, опасаясь, что в ней Холли начнет нравиться другим мужчинам.

— И поэтому выгреб все из ее шкафа и продал? Что ж, неплохо! Это наводит лишь на одну мысль — чем скорее она вас бросит, тем будет лучше!

Тон Элис не оставлял сомнений насчет ее отношения к человеку, способному подобным образом поступать с женщиной, к тому, кто опускается до столь нелепой ревности или до мелочной мести.

— Мне вас жаль, конечно, только пусть это останется вашей проблемой. Что бы вам ни пришлось объяснять Холли, я-то здесь совсем ни при чем! Расскажите ей честно, куда вы дели ее вещи. А мое дело — сторона, я их купила для себя.

— Не беспокойтесь, — сказал Уорбертон, и глаза его сузились, — я дам вам за них такие деньги, что вы сможете купить себе гораздо больше вещей. А то, что принадлежит Холли, я намерен получить обратно. — И на его лице застыла неприятная циничная ухмылка.

Эляс же явно не собиралась сдаваться:

— Эта прекрасная модная одежда принадлежит мне, я ее купила сравнительно недорого, да еще в сезон, да еще под праздники…

— я вас понял, — ответил он. — У меня нет намерения с вами торговаться. Как вы считаете, какова могла быть настоящая цена тех нарядов, что вы купили?

— Настоящая цена? — Элис нахмурилась. Ей-то откуда знать, она что, каждый день покупает себе роскошные костюмы? — Не знаю, — ответила она, — думаю, что цены на такие вещи колеблются между несколькими сотнями долларов.

— Значит, сотни долларов?

Глаза Уорбертона были холодны и неподвижны, на губах блуждала зловещая усмешка. Элис стало не по себе, вдоль спины пробежал неприятный холодок.

— Скажите, мисс, а не сойтись ли нам, например, на пяти тысячах долларов? Верните мне вещи, а я вам выпишу чек на пять тысяч долларов.

Элис, не верила своим ушам.

— Да вы с ума сошли! — запротестовала она. — С какой стати вы собираетесь выкидывать такие безумные деньги? Вы же можете на них купить ей полный гардероб!

— Да будет вам! — резко прервал ее Уорбертон. — Не нужно тратить слова понапрасну, вы прекрасно понимаете, сколько времени уйдет, займись я даже покупками немедленно. К тому же если бы я еще в точности знал и помнил, что конкретно надо купить!.. Поэтому прошу вас, не глупите, я вам предлагаю достаточно выгодные условия обмена, соглашайтесь! И вообще, вам совсем не идет ваша фальшивая праведность.

Нет, смотрите, каков подлец! «Фальшивая праведность»— и как только у него язык повернулся сказать такое! До Элис, наконец, дошло, что он ей приписывает, и лицо ее запылало от гнева.

— Убирайтесь отсюда немедленно, слышите?! — с дрожью в голосе потребовала она. — Иначе я немедленно звоню в полицию. По какому праву вы здесь, в моем доме, говорите мне такие гадости? — Элис явно не хватало слов, чтобы выразить свое негодование, отвращение, ненависть. — Вот уж теперь можете не сомневаться, я не уступлю вам ни единой тряпки, ни за какие пусть самые заманчивые деньги! Будь это хоть десять, хоть двадцать, хоть сто тысяч долларов! Так вам и надо, пусть ваша любимая Холли покинет вас! При этом вы окажете ей громадную услугу, дав понять, кто вы есть на самом деле! Пусть она увидит, с каким типом связалась! На ее месте я бы… я бы…

— Ну-ну! И что бы вы на ее месте? — поддразнивал он Элис. И уже не понятно было, злится он иди веселится. Однако во взоре его застыло затаенное бешенство, на виске напряженно билась жилка.

— Я бы, — ответила Элис, — прежде всего далеко не сразу позволила вам делать мне подобные подарки. — С чувством, произнеся эту фразу, Элис добавила, что она бы еще…

— Ну, и что бы вы еще? — Его голос упал до вкрадчивого шепота, такого опасного, мягкого.

Взглядом же он буквально раздевал ее. И этот чувственный, хищный взор невольно ожег ее.

Вот это вызов! Элис не ожидала от себя, точнее от своего тела, такого предательства. Ральф Уорбертон прекрасно понимал, что делал, взглядом срывая с нее одежды и оставляя ее в пусть воображаемой, но все-таки наготе.

— Ну, так говорите же, что бы вы сделали на ее месте? Ходили бы голая?

И Элис не нашлась что ответить. Она была рассержена и одновременно сражена его мужским обаянием, сражена наповал, чтобы решиться сказать хоть что-нибудь.

— Как бы то ни было, — продолжал Уорбертон, — верите вы или нет, я стараюсь для кузена, а не для себя. Но, тем не менее, вы одеты сейчас в то, что, можно сказать, выбирал и покупал я сам.

О, этот его голос, такой мягкий, такой опасный! И снова его взор заскользил по ее телу, только медленнее и еще более откровенно, с явным вызовом, призывом. Казалось, это вовсе не взгляд, а прикосновение. Элис удивлялась самой себе, своей восприимчивости к его животному магнетизму. Она оказалась абсолютно беспомощна перед ним.

Наконец овладев собой и собравшись с силами, Элис сделала попытку вырваться на свободу. Она отступила на шаг, увеличивая дистанцию между ними, и, отведя глаза от его всепроникающего взора, произнесла довольно резко:

— Прошу вас немедленно уйти! Если вы этого не сделаете, я вынуждена буду…

— Ax да, чуть не забыл, — обратиться в полицию! Чудесно! Убедить вас я не сумел. Обещаю вам, что, если представится случай, обязательно вспомню о вашем содействии и, видит Бог, я останусь в долгу. — Снова Элис почувствовала неприятный холодок, пробежавший по спине. Хотя, — продолжал он, — я могу понять, почему вам так не хочется расставаться с вашим, а точнее, вовсе не вашим сокровищем. Костюм на вас и правда смотрится великолепно.

Уорбертон повернулся было к выходу, как вдруг, совершенно неожиданно, поднял руку и бесцеремонно провел указательным пальцем вдоль ее ворота, где в широком вырезе угадывалась грудь.

— А в этом месте костюм сидит на вас плотнее, чем на Холли. Ее размер 34 В, а ваш, надо думать, 34 С, поэтому на вас он выглядит лучше. И вообще, наверное, гораздо интереснее надевать его на голое тело, как сделали это вы…

Элис опять не нашла нужных слов, она вообще не нашла никаких слов. Гневные выкрики замерли у нее на губах, но они бы ничего и не исправили. Что сказано — то сказано, что услышано-то услышано, и никуда от этого не деться.

Ральф Уорбертон удалился, более спокойный, чем пришел. Элис же осталось лишь удивляться, с чего это вдруг ее невозмутимое до сих пор тело выдало такую предательски сильную реакцию на одно лишь прикосновение Уорбертона. Даже не глядя в зеркало, она точно знала, что под тонкой кремовой тканью костюма четко прорисовались ее соски, чего не было, пока Ральф к ней не притронулся! Ее чувства пришли в полное смятение.

Прошел час, но Элис все еще никак не могла прийти в себя. В конце концов, убеждала она себя, все это глупо, как, впрочем, глупа и вся история с чужой одеждой от начала до конца. с Противно только, что он заставил ее так переволноваться. Элис закрыла дверь на цепочку и, что бы успокоиться, заварила себе крепкого кофе.

По идее, следовало бы сейчас позвонить в магазин и выяснить, что там у них происходит на самом деле и по какому праву Ральфу Уорбертону дали телефон ее подруги. Да и подруга тоже хороша! Тут же сообщила этому типу ее адрес.

Если придется вернуть покупки, она, безусловно, это сделает. Пожалуй, другого выхода не придумаешь. Однако, как смел этот подлец оговаривать ее! Сам заварил кашу, пусть сам ее и расхлебывает! Успокоиться все никак не удавалось, вот и кофе она пролила прямо на руку — немудрено, ведь так дрожали ее пальцы! Что странного она ему сказала? Совсем даже ничего, и незачем было обвинять ее в нечуткости! Любая другая на ее месте реагировала бы точно так же. Конечно, можно пожалеть эту неизвестную Холли: как все-таки неприятно, даже ужасно, когда любимый мужчина вот так продает твою одежду! Но для Холли было бы еще хуже увидеть, как ее мужчина заигрывает с другой-с ней, Элис, да еще и прикасается… В общем, пусть бедняжка не жалеет ни о чем и держится от него подальше.

В то же время Элис не оставляли и другие мысли, более сокровенные. Ральф Уорбертон притронулся к ней, как будто знал наверняка, как она это воспримет. Недаром в его всезнающих серых глазах мелькнуло выражение триумфа и сознание того, что Элис знает об этом. Нахал явно заметил ее возбуждение. Элис почувствовала, что уже ненавидит Уорбертона. Холли без него обойдется, и нечего было даже думать улаживать их ссору. Не вернула одежду — ну и ладно, он виноват, ему и отвечать! В конце концов, на ее счастье, он не из тех мерзавцев, что вынашивают планы мелкой мести. По крайней мере, ей так показалось.

2

Элис стояла у окна гостевой спальни в большом доме Стриклендов.

Из окна открывался зимний пейзаж — провинциальный городок, засыпанный снегом. Они с Роджером приехали только сегодня, хотя их ждали накануне вечером. А опоздали из-за аварии — машина Роджера сильно пострадала, когда они выезжали со стоянки. Пришлось воспользоваться малолитражкой Элис, к досаде Роджера, — он терпеть не мог дешевые автомобили. Тем не менее, после одиннадцати они уже были на месте. Миссис Стрикленд, обожавшая сына, заключила его в объятия. Элис ждал более сдержанный прием — мамаша одарила ее ледяной улыбкой и подставила прохладную гладкую щеку для поцелуя.

Первые ее слова после «здравствуйте» были:

— С ужином мы вас не дождались, откладывать его было больше нельзя. Папа очень следит за тем, чтобы за стол все садились вовремя! Роджер, сынок, ты же сам все это знаешь!

— Это Элис виновата, — ответил Роджер, и хотя это было неправдой, он с раздражением обрушился на девушку:— Я же говорил тебе, что надо покупать приличную машину, а не черт — те что! Мамочка, извини нас, нам по пути пришлось, ко всему прочему, еще и заправляться.

Элис, стиснув зубы, улыбнулась. Да, Роджер для матери — свет в окне! Тем не менее, такого предательства по отношению к себе она никак не ожидала. Ладно, решила Элис, посмотрим, что будет дальше. Роджера торжественно препроводили в кабинет к отцу, а саму Элис с ходу взяла в оборот мамаша. Миссис Стрикленд стала расспрашивать девушку о ее семье, образовании и воспитании. Далее последовали прозрачные намеки, что это еще большой вопрос — годится ли Элис в жены ее драгоценному сыну или нет… И все это было преподнесено без тени смущения.

Да, с самого начала все пошло не самым лучшим образом. А она так хотела встретить Рождество среди близких ей людей, в какой-нибудь глуши, в живописном месте, там, где выпадает много-много снега!

Здесь была относительная глушь, лежал снег, но не было главного — близких людей, которые встретили бы ее не то что с любовью, об этом она уже и не мечтала, а хотя бы с элементарным радушием! И Роджер вел себя как-то странно.

Казалось, что, пока они собирались и ехали, ОН находился на волоске от нервного срыва. И дело было вовсе не в том, что пострадал его драгоценный автомобиль…

Элис пребывала в недоумении: все выглядело более чем подозрительно, начиная с покупки подарков для его родных. Чего только Роджер не сказал ей! При этом — договорился до того, что очень, очень сомневается, способна ли Элис вообще кому-нибудь из его родных прийтись по душе! Поэтому он неоднократно очень подробно принимался инструктировать девушку, как и что делать, что говорить, что надевать на себя. И кошмар этот длился целую неделю! В один из таких «замечательных» дней невзначай забрела на огонек Джулия. Роджер как раз толковал о том, что брючный костюм на семейном празднике, даже если он и от известного кутюрье, — вещь просто недопустимая. Особенно на обеде у его родных, Когда он ненадолго вышел, подруга незамедлительно дала волю своим эмоциям.

— Моя дорогая, я что-то не поняла, о чем он. В каком веке родились его родители?

Элис смутилась, попыталась сменить тему, но чуткая Джулия ушла от нее сама, видя, как расстроена подруга. Тему сменили, но новая оказалась ничем не лучше прежней:

— Расскажи, чем кончилась история с магазином? Нашел тебя тот мужчина с приятным голосом — как его?.. Ах да! Ральф Уорбертон!

И тут Элис поведала Джулии историю встречи и знакомства с Уорбертоном. Поведала и о своих сомнениях — как поступить дальше?

Джулия настояла на том, чтобы позвонить магазин. Автоответчик бодрым голосом сообщил, что хозяйка вынуждена временно закрыть магазин из-за болезни родственника, причем на неопределенный срок. Джулию такой исход не смутил.

— По-моему, ты сделала прекрасные покупки, а этой Холли совсем не помешает узнать, что за крыса ее дружок! Надо же, додумался-продал ее одежду! А я-то думала, что это не он, а его кузен! Ты все правильно сделала и не вздумай ничего им возвращать!

— Ну все! — ответила Элис. — Довольно с меня разговоров на эту тему! Но знаешь, меня ужасно удивило, когда он предложил мне непомерные деньги за вещи, а я ведь так резко с ним обошлась!

— Что?! Ты — резко? Ой, батюшки, Элис, не смеши меня. Ты способна на резкость! Хотела бы я это видеть!

— О чем это вы тут, девочки? — с подозрением спросил вошедший Роджер.

— Да так, шепчемся о своем, — поспешила ответить Элис. Ее лицо начало медленно заливаться краской при воспоминании о незнакомце и его наглом прикосновении. Давно надо было все это забыть! Конечно, во всем виновата Джулия — она подлила масло в огонь, расспрашивая об Уорбертоне…

Девушка с тоской посмотрела на часы. Миссис Стрикленд накануне вечером объявила, что в их доме принято выходить к завтраку в восемь часов. И добавила: «Ровно!», явно намекая на то, что у некоторых особ жизнь течет в ином ритме и где уж им рано встать и составить компанию прочим обитателям дома. Но миссис Стрикленд ошибалась — обычно Элис просыпалась очень рано.

Элис, сколько себя помнила, всегда любила последнюю неделю перед Рождеством, полную радостных забот, связанных с подготовкой праздника и покупкой подарков. Ее родители соблюдали Рождество свято, куда бы ни забрасывала их судьба. Обязательно ставилась и наряжалась елка. Все семейство Лэнгнер приобретало подарка друг для друга, обязательно готовился праздничный стол. Родители Элис, образ жизни которых мог кое-кому показаться нарушением всяческих традиций и норм, очень дорожили этим семейным праздником, так согревавшим их почти цыганский быт.

Но в доме у Роджера, где, казалось бы, все было так традиционно и старомодно, ее ожидания не оправдались. В семье Стриклендов Элис не увидела ни малейшего признака предрождественской суеты. Сама миссис Стрикленд относилась к этому празднику вообще без всякого трепета, как будто наступал обычный будничный день. Элис попыталась поделиться с ней своими чувствами, рассказать, какое удовольствие доставила ей беготня по магазинам в поисках подарков, а в ответ услышала:

— Да ну, к чему это — только деньги улетят впустую, безо всякого толка!

И Элис вспомнила своего отца, который обожал, когда ему что-нибудь дарили. Особой слабостью его были головоломки и всякие игрушечные чудеса или наборы для фокусников. С родителями Элис уже обменялась праздничными дарами. Они прислали ей чудесные сувениры из Японии, девушка взяла их с собой в поездку. В ее воображении возникла высокая с чудесным запахом нарядная елка, под которой каждого ждет подарок. Свои подарки Элис собиралась положить туда же.

Увы! Оказывается, мамаша Стрикленд елок не любит. В доме камины, елку ставить опасно, а, кроме того, от нее такая грязь. Всюду иголки…

Где теперь ее мечты о первом Рождестве вместе с Роджером? А как она мечтала, что через много лет, когда у нее подрастут дети, она расскажет им, как некогда с их отцом ходила в лес выбирать елку на их первый совместно проведенный праздник…

— Ты уж слишком романтическая натура, дорогая! — говорил Роджер. — Практицизма в тебе нет. От елки в доме сплошной беспорядок, в этом я полностью согласен с мамой.

Слова Роджера не шли у нее из головы. А в чем, собственно, он не согласен со своей мамочкой. Миссис Стрикленд явно отказывала Элис в своей благосклонности, а Роджер, вместо того чтобы стать внимательнее, как-то поддержать свою избранницу, тут же ушел в тень, оставив девушку наедине с ее тягостными раздумьями.

Не прошли еще и сутки, как Элис находилась в семье Роджера, а ей уже хотелось уехать, причем немедленно!

Элис еще раз взглянула на часы с чувством полной безнадежности: без десяти восемь. Пора спускаться в столовую. Внизу миссис Стрикленд критически оглядела ее:

— Как? Вы носите светлую шерсть? Это же так непрактично!

Элис мысленно сосчитала до десяти, сделала глубокий вдох и вымученно улыбнулась. Надо было что-то сказать в ответ, и она сказала:

— Да, немного непрактично, вы правы, но зато красиво.

— А вот я никогда не ношу ни белого, ни кремового. Тем более что при моем, да и вашем, цвете лица, я считаю, эти оттенки просто убивают! Гораздо практичнее и красивее синее или бирюзовое, — говорила та, которая теоретически могла стать ее свекровью.

Элис уже около получаса провела в столовой, когда речь зашла о приготовлении рождественского ужина. Она предложила свою помощь, но от нее вежливо отказались. Нечего сказать, произвела впечатление! А сколько наставлений она выслушала от Роджера накануне этой поездки, сколько было возни с нарядами! Как жаль, что рядом нет Джулии! Поездка выходит довольно унылой, и единственный человек, у кого хватило бы чувства юмора украсить ее, была Джулия. Уж она-то точно нашла бы, над чем тут можно посмеяться! Сейчас здесь только Роджер, но как с ним повеселишься? Похоже, он унаследовал от мамочки еще и чувство юмора, а точнее, его полное отсутствие, с горечью думала Элис.

Итак, хорошему настроению конец! Надо как-то это скрыть. В принципе, почти нормально, что мать Роджера сторонится ее, ведь она беспокоится за сына, за его судьбу — он у нее единственный… Правда, что-то подсказывало Элис, что дело вовсе не в этом. Роджеру уже тридцать один год, он собрался жениться и, по идее, сам должен был бы вести себя иначе. А Роджер, безусловно, во всем повинуется матери и заведомо согласен с ней! И напрасно девушка пыталась побороть терзавшие ее сомнения, уговаривала себя, что не так все плохо, что Джина Стрикленд, хоть и не сразу, но все-таки примет ее. Допустила же она, чтобы они вместе появились в ее доме, на людях, значит, должна понимать, что это не случайный союз… Однако подобные размышления не успокаивали. Элис ясно ощущала какую-то враждебность со стороны миссис Стрикленд.

В гостиной тонко прозвонили часы. Скоро в доме начнут собираться гости. Роджер ей рассказывал как-то, что их семья уже много лет живет в этом городке, что у них много родни. И сегодня к ужину соберутся почти все. Придут еще несколько друзей. Так что нынче вечером Элис будет на виду у местного общества. А она в брючном костюме, вызвавшем неодобрение Роджера. Юбка, на ней в этот вечер должна быть только юбка! В доме его родителей брюки — это почти неприлично! Элис представила себе, какую насмешку вызвал бы этот унизительный монолог у Ральфа Уорбертона. Ральф… что такое, почему этот неприятный субъект никак не идет у нее из головы? Мысли ее прервал голос Роджера:

— Где ты? Пойдем, сейчас уже начнут подъезжать гости, мама требует, чтобы мы встречали их в холле. Ага, я вижу, ты и не подумала переодеться, а я тебя, между прочим, просил!

— Ты считаешь, что мой костюм для праздника не годится? И между прочим, в вашем доме такой безумный холод, что в юбке я просто замерзну!

— А мама считает, что такая температура полезна для здоровья!

По тому, как заученно он ответил, можно было догадаться, что Элис далеко не первая, кто заговорил о невозможном холоде в их доме.

Снаружи послышался звук подъехавшей машины, затем еще одной, потом прибыли сразу несколько. Захлопали дверцы, послышались веселые громкие голоса.

— Замечательно! — воскликнул Роджер. — Гости прибывают вовремя, мамочка будет довольна!

Элис уже тихо кипела.

— Да успокойся ты, не дергайся, будет твоя мамочка довольна. — И голос ее прозвучал как-то мстительно.

Первой прибыла тетушка Роджера, младшая сестра Джины Стрикленд, более приятная, более человечная, что ли, ее копия. Она поприветствовала Элис ласково и тепло. Тетушкины дети— трое подростков — нервно переглянулись, готовясь предстать пред суровые очи миссис Стрикленд.

Гостей становилось все больше, через минуту в холле стало не протолкнуться. Обязанностью Роджера было отворять двери.

И тут-то Боже!-повернувшись с дежурной улыбкой навстречу очередному гостю, Элис едва нe упала в обморок. В дверях стоял не кто иной, как Ральф Уорбертон. Он — то, зачем сюда явился? Не затем же, чтобы терзать ее со злосчастной одеждой?! Неужто он ее выследил и вскоре последует продолжение безумной истории с несчастной Холли? О, что тут начнется! Каким презрением обольет ее Джина Стрикленд, узнай она, что за сцена разыгралась на днях между Элис и Ральфом. Не хватало еще, чтобы он устроил нечто подобное в этом доме!

А Роджер уже звал ее, чтобы представить новому гостю.

— Элис, это наш сосед. Ральф Уорбертон.

— А мы с Элис уже знакомы, — мило улыбаясь, произнес Уорбертон.

Элис растерялась, не зная, как себя вести. Неплохой сюрприз: Уорбертон — сосед Стриклендов! Что еще он выкинет, этот негодяй с вкрадчивым голосом и странной, на что — то намекающей интонацией, что он расскажет Роджеру, как объяснит факт их знакомства? И Роджер уже и сам насторожился:

— Знакомы?! Элис, объясни мне, пожалуйста, откуда вы знаете друг друга?

И тут Уорбертон подлил масла в огонь:

— Роджер, не сомневаюсь, Элис расскажет тебе, как мы познакомились.

Девушка что-то промямлила, желая сгладить неловкость, а лицо Роджера между тем буквально окаменело. И вот уже она со слезами в глазах и прикушенной губой смотрит на Уорбертона, слушая, как он высказывается по поводу ее одежды.

— Какой красивый костюм! Надо же, как он вам идет! Я, увидев вас впервые, так сразу и по. думал, что одежда эта выбрана и куплена неспроста. — И так далее, и в этом же роде!..

У Элис заалели щеки, она краснела все больше и больше, видя, как поджимаются губы Роджера и он жмурится недовольно, словно кот. Приблизительно та же гримаса исказила лицо Джины Стрикленд, которая издалека почуяла неладное. Она все слышала, подумала Элис. Наверняка услышала!

Неожиданно явился отец Роджера и увел беспокойного гостя, который, уже уходя, бросил ей через плечо вкрадчивым шепотом:

— Мы еще увидимся, дорогая!.. — И улыбка его при этом не предвещала ничего хорошего.

Роджер набросился на Элис сразу же, как Уорбертон оказался далеко.

— Элис, что все это значит? Откуда ты, черт возьми, его знаешь?

— Да не знаю я его, успокойся! Пойми, это все случайность, — слабо защищалась девушка.

— О чем ты, дорогая, неужели считаешь меня дураком? Ты решила, что я в это поверю? Он вслух нахваливает твои новые наряды, да еще делает какие — то намеки!..

— Роджер, ну пожалуйста, уймись, разве сейчас время выяснять отношения? Погоди, я все тебе объясню!

Однако Роджер не унимался и долго еще терзал Элис вопросами, а когда понял, что та отвечать сейчас просто не в состоянии, начал сам, в перерывах между встречами новых гостей, шепотом рассказывать ей подробности из жизни Уорбертона.

— Ральф — наш сосед, вернее, бывший сосед, так как он не живет сейчас в Кингстоне… Лет пять назад он переехал в дом своего деда, недалеко от города. Сделал капитальный ремонт: ведь Уорбертон-далеко не бедный человек. И дом его теперь — роскошная вилла… Он частенько приезжает в Кингстон, но живет, в основном, в доме деда. У него какая — то фирма в Нью-Йорке, какие-то консультации по вопросам финансов… Его кузен Дуглас является совладельцем фирмы. — О чужом благосостоянии Роджер рассказывал как-то с завистью и взахлеб. — У этой фирмы есть много филиалов. В Нью-Йорке же в основном действует его кузен. А его девушка, как там ее. Келли, что ли…

— Холли, — машинально поправила Элис. Роджер тут же взбесился, но она уже не слушала его: выходит, Ральф не лгал, есть и кузен, есть и девушка кузена. Одно нехорошо: что-то уж больно он обрадовался их неожиданной встрече. Похоже, предвкушает какую-то месть, осталось выяснить, в какую форму она выльется. Ведь он может рассказать, что одежда куплена в комиссионке… Боже! Как отреагируют на это Стрикленды! Об этом было страшно даже подумать.

А Роджер все бубнил и бубнил, пока не понял, что Элис не слушает его. Она глаз не спускала с Ральфа. Судя по тому, как перед Уорбертоном суетилась Джина, как почтительно приветствовали его остальные гости, было ясно — он действительно важная птица.

Роджер все не отставал: то взахлеб рассказывал, как богата семья Уорбертонов, то прерывал рассказ подозрительно провокационными возгласами:

— Да что я говорю, тебе, оказывается, самой все лучше меня известно…

А Элис устало долбила в ответ одно и то же:

— Не знаю я, не знаю, ничего не знаю…

Наконец их прервали, а роль избавительницы исполнила, как ни странно, мамаша.

— Роджер, — сказала она, — подойди, пожалуйста, к тете Джейн, она хочет кое-кому тебя представить. Это ее племянница и крестница. Ты наверняка вспомнишь эту девушку, маленькими вы не раз играли вместе, славная девочка, ее зовут Кэрол. Вон они стоят у окна, видишь?

Миссис Стрикленд говорила, даже не глядя на Элис, после чего бесцеремонно увела сына, оставив гостью совсем одну. Похоже, Рождество на этот раз не будет для меня праздником, подумала Элис. Все начинается слишком невесело.

Элис стояла в одиночестве с бокалом противного сладкого шерри в руке. Хмуро уставясь на гостей, она выделила из толпы невысокую миловидную брюнетку, которая, наверное, и была той самой племянницей тети Джейн. Теплые ореховые глаза Кэрол излучали восторженное внимание, от которого стоявший около нее Роджер явно таял и блаженствовал.

Прошло добрых полчаса, прежде чем Роджер возвратился к невесте. За это время в толпе не раз мелькнул Ральф Уорбертон, спокойно переходивший от гостя к гостю. Что ему здесь нужно, совершенно непонятно! И невооруженным глазом было заметно, что его тяготят и обстановка, и собравшиеся люди, а внимание миссис Стрикленд попросту досаждает! И зачем он принял приглашение? Знал ведь, к кому идет!

Элис томило дурное предчувствие. И так с самого начала все складывается для нее не лучшим образом — и приняли ее холодно, и Роджер более чем странно себя ведет. Так в довершение всего этот тип, похоже, приложит массу усилий, чтобы окончательно испортить ей праздник! За всю жизнь Элис не видела более наглого и самонадеянного мужчину, чем Уорбертон. Как бы почувствовав, что она о нем думает, Ральф поймал ее взгляд и насмешливо поднял темную бровь. Смутившись, Элис поспешила отвести глаза, пока их молчаливый диалог не был замечен бдительной мамашей Стрикленд. Но та оказалась тут как тут, словно выскочила из-под земли.

— Элис, ты до сих пор не удосужилась объяснить нам с Роджером, откуда ты знаешь мистера Уорбертона!

И тут же рядом появился Роджер. Ну что за черт! Опять они явились одновременно, значит, нормально поговорить с Роджером не удастся. Что за люди, что за порода такая: чего ни коснись, любые слова в их устах звучат осуждением или упреком!

Элис не успела и рта открыть, как вдруг Джину словно подменили: степенная дама запела соловьем, в голосе послышались кокетливые, льстивые и лукавые нотки одновременно:

— Ах, Ральф, это вы! А мы как раз говорили о вас!

— Да неужели? — произнес Уорбертон, глядя на собравшихся явно свысока. Он вообще казался пришельцем с некоей цивилизованной планеты, снисходительно взирающим на забавных существ из семейства простейших. Глядя на Стриклендов и Элис, Уорбертон даже не удосужился состроить более учтивую мину.

— Да, так вот, я все пытаюсь выспросить у Элис, откуда она знает вас.

— Ну что ж, — смиренным голосом произнес Ральф, — пускай сама и расскажет, зачем мне смущать девушку, вдруг что-то не то всплывет… — Боже, какой наглец! А он как ни в чем не бывало продолжал:— Элис, вы очаровательны, этот костюм вам к лицу!

— Вы повторяетесь, — процедила она сквозь зубы.

Господи, нарочно он, что ли, старается? Неужели не замечает, как жадно мамаша и Роджер наблюдают за ними? Нет, посмотрите на него!

Не моргнув глазом, мягко и вкрадчиво негодяй изрек:

— Всегда так легко угадать, если женщина одета в наряды, купленные для нее любящим мужчиной. — Ральф при этих словах вытянул вперед руку и коснулся Элис, погладив ее руку в кремовом рукаве.

Послышались возмущенные вздохи Стриклендов. Глаза Роджера налились яростью. Элис же опять залилась краской. Нет, он не просто мстил — он пытался раздавить ее, уничтожить.

— А другие вещи вы еще не надевали? Нет? Не успели?

— Элис, что все это значит?! — прорычал Роджер.

Она стояла как мертвая, не осмеливаясь проронить ни звука. Уорбертон явно наслаждался произведенным эффектом и с интересом ждал продолжения.

Неожиданно появилась помянутая уже племянница тети Джейн, полчаса назад флиртовавшая с Роджером, и вполне профессионально разбила их четверку, на радость Элис уведя именно Ральфа. Кэрол мягко, но настойчиво напомнила Уорбертону, что он обещал с ней выпить.

Роджер снова упрямо взялся за свое:

— Объясни мне наконец, что за история вышла у тебя с этой одеждой!

— Думаю, мой дорогой, ты вполне можешь оставить ее в покое, здесь и так все ясно, — проговорила миссис Стрикленд, прямо-таки источая враждебное торжество.

Бедная Джина Стрикленд, подумала Элис. Если бы все сложилось, эта мегера должна была бы изображать, что с радостью принимает меня в свою семью. Элис надоели уже и мамаша и сын.

— Я понимаю, что вы оба думаете обо мне. Но у меня нет сил спорить с вами, сил и желания. Скажу лишь, что вы оба ошибаетесь.

— Подумайте, какая наглость, оказывается, мы же еще и не правы! Уорбертон чуть ли не в открытую заявляет, что вы любовники, а мы с Роджером должны делать вид, что все в порядке! Пойдем, сынок, пора ужинать! Папе не понравится, если мы опоздаем. Тем более что мне нужна твоя помощь.

. — Роджер… — слабо протянула Элис. В этот момент ей захотелось на миг оторвать Роджера от матери и оправдаться хотя бы перед ним, но он молча, повернувшись к Элис спиной, удалился, не удостоив ее и взглядом.

Бог мой, подумала она, вот была бы жизнь, если бы мы поженились! Да ведь она, не говоря уж о детях, всегда была бы на десятом месте для мужа, а Джина, эта ледяная мамаша, на веки вечные оставалась бы фигурой номер один. Роджер мог предложить Элис только жалкий жребий безгласной дурочки на заднем плане. А разве этого она хотела? Разве о таких отношениях в семье она мечтала? С ее глаз будто спала пелена. Теперь уже можно даже не сомневаться, что брак с Роджером Стриклендом не принес бы Элис ни капли счастья!

Тем не менее объясниться с ним все-таки следовало! Пусть он и его дорогая мамочка поймут, как Ральф Уорбертон одурачил их ради собственного развлечения, и узнают правду!

Девушка никак не могла успокоиться. Вышел отец Роджера, чтобы позвать ее к столу, принес ей какую-то выпивку, но Элис ничего не хотелось. Она решила, что скорее подавится, чем проглотит хоть что-нибудь, приготовленное руками Джины Стрикленд. Надо думать, она еще легко отделалась! Слава Богу, что все выяснилось именно сейчас.

Но обида на Уорбертона душила Элис. Зачем он спровоцировал все это? А если бы Роджер по-настоящему любил ее и, на свою беду, оказался бы ревнивцем? Тогда Элис не металась бы сейчас одна в холле, как разъяренная тигрица, лежала бы наверху, в спальне, беспомощно оплакивая свою горькую судьбу, и сердце ее рвалось бы на части!

Нечего сказать. Рождество удалось на славу! А как она ждала этого праздника, как хотела, чтобы ей были рады! Как мечтала со спокойной душой взглянуть в свое будущее, рядом с тем, кто собирался стать ее мужем! Все пошло прахом. И почему? А потому, что некий Ральф Уорбертон столь коварен и жесток, что ему в радость видеть кого-то униженным. Что теперь рассуждать о чем-либо, уже все произошло, назад ничего не вернешь, пусть теперь хоть всему белому свету рассказывает, что Элис свой праздничный наряд купила в комиссионке, пусть расскажет про кузена и его девушку. Сейчас ей этого даже хотелось. По крайней мере, она будет отомщена и уйдет от Роджера и его мамаши с гордо поднятой головой.

Вспоминая, что именно говорил Ральф, Элис чуть ли не скрипела зубами от злости. Ей не хотелось оставлять все как есть. Нет, она выскажется, обязательно найдет что-нибудь эдакое и для Уорбертона. Интересно — в каких выражениях он будет отстаивать свое право на подобные бесчеловечные поступки?

И тут у Элис появился шанс выяснить это— минут через десять ее обидчик вышел из гостиной один. Элис последовала за ним, надеясь настичь его, пока не пропал боевой настрой. Ральф обернулся на звук ее шагов, заговорил первым, и слова его были язвительны до крайности:

— А, вот кто здесь— наша так называемая невеста в наряде с чужого плеча!

Элис не осталась в долгу и отвечала так резко:

— Да, мой наряд не нов, но он выбран по моему вкусу. Вы догадываетесь, какое впечатление обо мне создали у Роджера и его семьи? Видите, к чему привели вант слова? О, вы хорошо понимали, что делаете и для чего стараетесь, ведь так?

— Понимал? Да что вы, девушка, неужто я все мог предвидеть?

Его спокойствию можно было лишь позавидовать.

— Конечно, предвидели, к чему это приведет, а как же иначе?-Элис уже еле сдерживалась. — Зная их, вы уж никак не могли сомневаться, в том каково будет действие ваших слов. Они же решили, что мы с вами любовники! Ведь если вас послушать, так выходит, что одежду мне покупали вы по собственному вкусу.

— Но, дорогая, ваш Роджер просто обязан был знать вас гораздо лучше, чем я или кто-либо другой. У него должна быть своя голова на плечах. Судя по тому, что именно здесь затевалось: он собирался жениться на вас, не так ли?

— Вот именно!.. — начала было Элис. — Роджер знает меня…

— Разумеется, я верю вам, дорогая. Но как же вышло, что, зная вас, этот замечательный Роджер имел о своей невесте такое ошибочное суждение? Вам самой-то это не странно? С чего это вдруг он решил, что вы…

— Ничего он не решил!.. — ответного удара не получилось! Ральф похоже это понял, а Элис как будто взбесилась. Какое право он имеет так издеваться над ней?! И глаза его смеются, и губы, вон, скривились усмешке! Боже, ну до чего же самодовольный тип! Для него чужие переживания — пустой звук! и что он вообще знает о чувствах, наверное, сам холодный бесстрастный чурбан. Что ему до людей беззащитных перед подобными выходками таких вот милых шалунов!..

— Вы хоть понимаете, что наделали? Я приехала сюда…

— Да знаю я, зачем вы сюда приехали. Вас должны были примерить на роль невесты для тупоумного сынка Джины Стрикленд. Где ваши глаза, мисс, где ваша гордость? Джина лучше нас с вами знает, на ком ей хотелось бы женить своего отпрыска. Это хитрая бестия! Можете не сомневаться, что претендентка уже давно выбрана, и, поверьте мне на слово, — это не вы!

— Ясное дело, это не я, теперь-то уж точно, — грустно согласилась Элис.

— И никогда бы из этого ровным счетом ничего не вышло! Разве Джина позволит сынку жениться на той, кто может занять в его жизни значительное место? Она женит его на девушке, которая заведомо согласится существовать на вторых ролях. Претендентка должна будет согласиться на это задолго до того, как ей позволят стать членом этой удивительной семейки! Элис, посмотрите на себя и на Роджера. Поймите наконец, вы же с ним совершенно разные! Вы живая, чуткая женщина, для Роджера — слишком дорогой подарок! Да он не имеет и понятия, как с вами обращаться!..

Элис не верила своим ушам.

— А вы, надо понимать, прекрасно знаете, какого обращения я заслуживаю? — ядовито переспросила она.

Гнев туманил ей рассудок, она сама не понимала, что спрашивает — это был прямой вызов Уорбертону. И негодяй ухватился за новую возможность приняться за свое.

— Я бы сделал сразу две вещи, до которых наш милый Роджер ни за что бы не додумался.

— О чем это вы?

— Я о том, что у меня с вами было бы все иначе! Во-первых, собирался бы я жениться или нет, только ни одна из моих женщин никогда бы не была унижена — ни тем, что боялась бы мне что-то о себе рассказать, ни тем, что носилась бы по магазинам, покупая на последние деньги платье, чтобы понравиться моей семье! А во-вторых, — продолжал он, — я…

— Ну, так что же «во-вторых»? — в нетерпении спросила Элис, устав от этого идиотского спектакля.

— А вот что, — произнес Ральф и, не торопясь, подошел к девушке, обнял ее за талию и поцеловал.

Действительно, за все время их знакомства Роджер ни разу не поцеловал ее. Да что там! Ни один мужчина до сих пор не целовал ее так! За свой более чем скромный сексуальный опыт Элис не испытывала столь невыносимо прекрасных чувств. Она вообще считала, что простому смертных не под силу такая мягкая, неодолимая власть над другим человеком. Кто еще сможет, глядеть тебе в самую глубину глаз и души? И вот она не сводит с него затуманенного взора приоткрыв раскрасневшиеся губы навстречу. Так обычно ведут себя на экране герои — любовники кинозвезды, что получают «оскаров» за роли в романтических фильмах. Как правило, им удавалось сыграть на экране подобные чувства. О какие чудеса творили эти мужчины — небожители в своих тошнотворных киноновеллах! Они соблазняли резвящихся нимф, беря их в плен чувственностью и искушенностью в любви! Но ведь наяву такого быть не может! Элис беспомощно прикрыла глаза, а открыла их, услышав возмущенные вопли Роджера:

— Элис!

— Роджер, позволь мне все тебе объяснить…

Но он явно не был настроен выслушивать объяснения недостойной невесты. Ральф же по-прежнему спокойным голосом произнес:

— Ладно, дорогая, счастливо оставаться, желаю вам объясниться с Роджером и Джиной. Хотя, думаю, вам это вряд ли удастся…

— Мама была абсолютно права насчет тебя, Элис. Из тебя никогда бы не получилось хорошей жены, — задохнулся Роджер.

— Роджер, послушай… Ральф, ну не молчите же, скажите ему, как все было на самом деле!..

— О, Элис, вы меня удивляете, неужто вы и правда ждете от меня помощи? Дорогая, вы, кажется, совсем забыли, как уперлись, когда пришел за помощью к вам… — И, направляясь к выходу, Уорбертон бросил:-Друг мой, твои мама более чем права: эта женщина совсем не подходит тебе. А мама у тебя — просто клад! Всегда советуйся с ней, прежде чем дело зайдет слишком далеко.

— Роджер!-почти крикнула Элис, но — напрасно. Последний шанс к примирению потерян — он уже ничего не станет слушать. Трус, негодяй, он отводит глаза! Отвернувшись от той, которая еще полчаса назад была его невестой, Роджер изрек:

— Сейчас поздно менять планы, сегодня рождественская ночь, и вряд ли мы сможем просить тебя уехать немедленно. Разумеется, в Нью-Йорке мы с тобой общаться уже не будем, но сейчас давай не нарушать приличия.

Вот это да! Батюшки, на каком же она свете? Собиралась за этого типа замуж, подумать только! Пусть между ними не было безумной любви, но планы — то они строили, он нравился ей, она его уважала, даже иногда восхищалась. И ведь у них могли бы быть дети! Оказывается, этому надутому ничтожеству всегда нужен совет мамы, даже для того, чтобы жениться! Мама должна предостерегать его от разного рода неожиданностей! А сколько было разговоров о любви! Да не любил он ее вовсе, а если любил, то так слабо и убого, что чувства не выдержали малейшего испытания. Наверное, они оба не любили друг друга. И как теперь здесь оставаться? Да никак, выхода нет, надо уезжать домой!

Не раздумывая больше, Элис бросилась наверх, в гостевую спальню, которую ей отвели, лихорадочно принялась собираться. Она открыла шкаф, сгребла в охапку все вещи, бросила их на кровать. Вот они, ее драгоценные наряды с чужого плеча! Смешно — они не принадлежали ей, когда она только собиралась их купить, как не принадлежат и сейчас, хотя она их уже купила. В этот миг Элис почти ненавидела эти шмотки. И надо же — совсем недавно они казались девушке такими роскошными! Она даже сцепилась из-за них с Уорбертоном, а теперь вот они лежат перед нею — просто-напросто пестрая куча барахла! Никогда больше она их не наденет! А так хотелось кое-что поносить — например, шелковую юбку. Элис нежно погладила блестящую ткань. Но нет! Вещи эти ей чужие, сама она здесь чужая, все здешние обитатели от души рады ее провалу! А она-то, как дура, стремилась понравиться им!.. Не надо ей больше ничего чужого— ни людей, ни вещей!..

Печальные мысли перебило ощущение холода. Элис замерзла. Надо же, она еще не успела уехать, а скаредная Джина Стрикленд, похоже, вырубила отопление в ее спальне. Ну их, этих чудаков! Слава Богу, что сюда они приехали на ее машине. Не нужно просить кого-либо подбросить ее в Нью-Йорк. Она сама сейчас уедет домой — и все! За несколько минут Элис переоделась в джинсы и свитер и собрала чемодан.

После рождественских каникул она обязательно позвонит в магазин и вернет обратно все, что купила, — может быть, хоть так ей удастся покрыть часть расходов. Она скажет им, что вещи были ей нужны лишь на время праздников.

Ax, как жаль, что она фазу не согласилась присоединиться к подругам, которые улетели на эти дни кататься на лыжах в Колорадо. Теперь остаток рождественских каникул она проведет в одиночестве — родители в Японии, подруги разъехались кто куда. Ее розовые мечты оказались так далеки от реальности!..

Элис скривила губы в горькой усмешке. Ее подруга Джулия не отговаривала ее от поездки и тем не менее… Когда Элис еще только собиралась, Джулия начала разговор с погоды:

— Ты все-таки едешь на север, не забывай! Даже если не будет снега, все равно там гораздо холодней, чем здесь! — Она тогда замялась, пытаясь поосторожнее, помягче подойти к волновавшей ее теме. — И не жди многого от этой поездки, не рассчитывай ни на веселье, ни на радушный прием! Тебе сейчас кажется, что ты решаешь главный вопрос своей жизни, но ведь случиться может всякое — я хочу сказать: вдруг события пойдут не по плану? Хорошо, что ты так радуешься поездке, говорят, те места очень красивые, но не забывай, моя дорогая, что люди везде люди. Что-то подсказывает мне, что от мамаши Роджера хорошего не стоит ждать.

Элис тогда ответила:

— Тебе просто никогда не нравился Роджер, поэтому ты так и говоришь!

— Да, ты права, я его терпеть не могу, но сейчас речь идет о другом: Роджер тебе, что называется, не пара, и можешь сколько угодно убеждать меня в обратном! И что бы ты ни говорила о нем — какой он хороший, надежный, обязательный, — уверяю: ты не сумеешь ни полюбить его ни быть с ним счастливой! Хоть сто раз повторяй, какая у вас будет шикарная семья, как народишь детей и пустишь корни. Можешь доказывать что для тебя это очень важно, как будто я так не знаю. Но ты же хочешь, чтобы все было начистоту? Тогда будь готова к тому, что ты ни в чем не сможешь на него положиться. Если в семье командует мать, значит, она и дальше будет командовать. И сам Роджер наверняка ничего не решает без нее. Более того, думаю, он женится на тебе, лишь, когда позволит его драгоценная мамаша. А уж она наверняка тебя невзлюбит, так что смотри — вот тебе лишь те проблемы, которые лежат на поверхности. Твой драгоценный Роджер больше похож на маленького избалованного мальчишку, чем на взрослого мужчину, которому можно доверить свою жизнь.

Ах, как же была права Джулия! И почему так получается, что со стороны видней? Ее подруга заранее разложила все по полочкам. А она, Элис, вела себя как слепая! Досадно!

Зато был и приятный момент: расстаться с Роджером оказалось довольно легко! И ни капли сожаления!

3

Она столкнулась с Роджером, уже спустившись по лестнице с чемоданом в руке. Глазки у того просто бегали, он явно был обеспокоен, постоянно воровато оглядываясь по сторонам.

И вот так, без конца дергаясь и озираясь, Роджер спросил:

— Куда ты, Элис? Почему переоделась в дорожное?

Всего полдня назад Элис думала об этом мужчине как о будущем супруге. Если ей не изменяет память, она собиралась провести с ним остаток жизни! Теперь же, глядя на этого потного типчика с бегающими глазками, даже представить себе их брак было дико. Так же дико, впрочем, как и думать о чувствах, захлестнувших ее, когда к ней притронулся Уорбертон. Такой уж сегодня, видимо, день: вместо исполнения желаний — полное их крушение, Но она чувствовала себя на удивление спокойно,

— Как же так, неужели ты и правда уезжаешь? — верещал Роджер. — Что подумают люди?! На завтрашний обед мама созвала не только родственников, но еще и всех наших друзей, все ждут, что мы объявим о помолвке…

Боже, подумала Элис, он ведь не шутит! Неожиданностям сегодня, похоже, конца не будет! Ее особенно пленил, прямо-таки подкупил основной довод Роджера: «…что подумают люди». Не заскучаешь с ним! И теперь Элис сама не знала, чего больше хочет — рассмеяться Роджеру в лицо или горько заплакать: у всех праздник как праздник, а у нее…

— Роджер, сам подумай, как я могу остаться у вас после всего, что здесь было?

— А-а-а, я понял, — оживился он, — ты собралась к нему. Только не обольщайся на его счет. Скорее всего, он тебя с радостью пригласит в постель. Но никогда не поверю, чтобы Уорбертон женился на какой-то там… И вообще, мама говорит..

— Да мне плевать, понял? Какое мне дело до того, что говорит твоя мама?!-Элис уже понесло. — Роджер, был бы ты мужиком — ну хоть на половину, — жил бы своей головой! Ты не позволил бы мамочке ничего за тебя решать! А что касается мистера Уорбертона…

— Ну-ка, что там касается мистера Уорбертона?-послышалось за спиной.

Легок на помине! Уорбертон собственной персоной уже стоял чуть в стороне от них, усмехаясь как-то криво и зло.

— Хватит с меня вас обоих, ну вас! Вы оба во всем виноваты! — с гневом выпалила Элис. — И не думай, что я ничего не поняла! Ты устроил весь этот спектакль из-за мерзких тряпок, которые я, кстати, оплатила! — кричала она, обращаясь теперь к Ральфу. Роджер мухой жужжал вокруг нее, тщетно пытаясь призвать к порядку и утихомирить. — Так ты хотел получить назад эти тряпки? На, черт с тобой, получай! — В перемежку со злыми словами она выхватывала из открытого чемодана аккуратно сложенные вещи и швыряла их в сторону Уорбертона.

Одна за другой они пролетали небольшое расстояние между Ральфом и Элис и мягким ворохом оседали у его ног.

Роджер все шелестел за ее спиной, в испуге бормоча:

— Элис, Элис, что ты, перестань! Что ты делаешь, ну пожалуйста, а вдруг кто-нибудь увидит! Ну прошу, вдруг мама войдет…

— Ax, вон оно что! Вот оказывается, о чем, я должна помнить?!

Она бесновалась и кричала, ощущая прямо таки физическое упоение от того, что послала ко всем чертям правила приличия, свою хваленую выдержку и здравый смысл: из-за них-то она и терпела так долго в этом доме и прямые оскорбления, и мелкие клопиные укусы. Какое наслаждение — выйти из себя на публике, устроить сцену, отпустить на волю самые дикие импульсы игнорируя всех и вся. Наконец-то Элис распробовала все прелести этого состояния! И она блистательно завершила свой сольный номер, бросив к ногам Ральфа Уорбертона костюм персикового цвета, получив при этом приблизительно такое же удовольствие, как и при покупке.

Ральф стоял как скала, созерцая всю эту сцену совершенно невозмутимо. Перекидав все, что у нее было в чемодане, Элис завопила:

— Вот тебе! На, подавись, ты этого хотел? Доволен?

В стороне тихо повизгивал Роджер:

— Элис, ну хватит!..

И тут силы оставили ее, к глазам подступили слезы. Она почувствовала себя как бы обесточенной после столь бурного приступа. И теперь Элис даже не слушала мельтешившего за ее спиной Роджера — все мысли ее были заняты лишь этим негодяем Ральфом Уорбертоном. Даже сейчас, застегивая свой значительно полегчавший чемодан, она думала о нем. Элис отметила про себя выражение на лице Ральфа в тот момент, когда она метнула в него брючный костюм, — это было то среднее между насмешкой и искренним уважением. Хотя, может быть, ей показалось… Собравшись с силами, девушка устремилась к выходу.

На улице стоял мороз, воздух был обжигающе ледяным. Под ногами звучно хрустел снежок. Элис не ожидала, что так скоро похолодает.

Ее маленький автомобиль завелся со второго поворота ключа. Элис любила и берегла свою машину, и та до сих пор надежно ей служила. Во дворе было припарковано много автомобилей, она мгновенно оценила их и с первого взгляда угадала, кому принадлежит серебряный «мерседес», — такое шикарное авто могло быть собственностью лишь Ральфа Уорбертона, будь он сто раз неладен!

Она вырулила на шоссе и включила радио. Передавали, что в штатах Вермонт, Массачусетс и на севере штата Нью-Йорк ожидаются сильные снегопады. Сердце разок — другой сжалось. Вот так! Ей хотелось снегопада на Рождество, а теперь она его не увидит… На часах половина двенадцатого. Рождество наступит через полчаса, и ей суждено встретить его в полном одиночестве. И как ни старалась девушка не плакать, болезненный комок подступил к горлу и слезы полились ручьем. Не плачь, держись, уговаривала она себя, ты должна быть рада, что так легко отделалась.

Когда они еще только ехали сюда с Роджером, Элис заметила и оценила красоту здешних мест. Сейчас путь ее лежал в непроглядной тьме, она видела лишь в свете фар обледенелую дорогу. Как далеко она заехала, и, главное, напрасно! Подавив очередной приступ отчаяния, Элис услышала, как неожиданно зачихал мотор. Что, черт возьми, могло еще случиться?! Машина исправна, Элис это знала, в баке всегда было достаточно бензина. Бензин!.. В животе похолодело. Она все поняла — приехав, Роджер не побеспокоился залить бак снова. Элис в отчаянии закрыла глаза. Что же теперь делать? Кругом в ночи на целые долгие мили простиралась ледяная пустыня. Темно, праздник, все сидят по домам, и она совсем одна пропадает здесь на дороге. Ни бензина в баке, ни одной живой души вокруг, ни единого шанса встретить кого-нибудь что бы подсказал, где здесь ближайшая станция техобслуживания.

Но ужаснее всего было то, что мороз крепчал, а на ней лишь джинсы и легкий свитерок! В машине становилось все холодней. Господи, что же делать? Сколько неприятностей может свалиться на человека сразу? Кто тому виной? О, вот это она как раз знала — Ральф Уорбертон! Его идиотская выходка, его желание выставить Элис в невыгодном свете перед семейством Стриклендов ввергло ее теперь уже в настоящую беду! Но даже сейчас Элис не жалела о своем поведении в доме Джипы Стрикленд. Финал был великолепен, прямо-таки апофеоз — особенно последняя часть, с киданием одежды…

Ее уже всю трясло от холода. Элис обняла себя за плечи, тщетно пытаясь согреться. Поздно, конечно же, поздно сожалеть о своем поспешном бегстве из дома Стриклендов, сейчас можно сожалеть лишь о том, что она не взяла с собой из дома по-настоящему теплой одежды.

Лобовое стекло начало покрываться изморось. Губы Элис бешено застучали. Что делать?

Может быть, лучше выйти из машины и отправиться пешком туда, откуда она только что уехала ? Похоже, это был единственный выход — даже просто начав шевелиться, она согреется. Кроме того, минут пятнадцать назад она проехала маленькую виллу, уютно светившуюся огнями.

Элис резко распахнула дверцу, но тут же ее захлопнула — зимний холодный воздух сотней маленьких ледяных игл пронзил ее незащищенное тело.

Боже, как все это ужасно!

Ушло все — горечь, раздражение, обида, — уступив место реальному, надвигавшемуся прямо на нее кошмару. Спокойно, только без паники! В газетах она несколько раз читала о людях, погибших от одиночества и холода. Но это все случалось где-то там, далеко, с кем-то другим… И как трудно представить себе нечто подобное, происходящее в цивилизованной стране, в нескольких милях от жилья…

Что можно сделать, оказавшись в такой ситуации? Элис попыталась успокоиться и проанализировать положение. Перед ней лишь два пути спасения — либо идти пешком до ближайшего жилья, либо ждать чуда в виде проезжающей мимо машины. Если этого не произойдет, то в течение нескольких дней ее никто и не хватится! Дома, в Нью-Йорке, ее никто не ждет. Родители знают, что на Рождество она поехала к Роджеру, они даже не будут ей звонить. Сам Роджер, похоже, вообще о ней не вспомнит, а если и вспомнит, то решит, что она в Нью-Йорке.

Чтобы как-то заглушить мучившие ее мысли Элис посмотрела на часы. Половина первого Рождество уже наступило. Начался новый год. И Элис заплакала, не в силах более сдерживаться Праздник, ее любимый праздник застиг ее одну неизвестно где, в непроглядной тьме. Может статься, что она здесь замерзнет… Девушка тихо и жалобно всхлипывала, беспомощно хлопая ресницами.

И тут-то, чудо!-в зеркальце заднего вида показались огни приближающейся машины. Свет фар… Значит, она не одна, еще кто-то оказался на этой темной дороге! Элис попыталась открыть дверцу машины, но та примерзла, со всей силы навалилась еще раз и, широко распахнув, выскочила на мороз, боясь, что ее возможный и такой нежданный спаситель уедет, не поняв, в каком жутком положении она оказалась. Элис выскочила наружу в тот момент, когда машина уже почти поравнялась с ней. Девушка даже не успела задуматься, как опасно голосовать на ночной дороге. Да и какая еще беда может добавиться к цепи ее злоключений?

Ослепленная фарами, Элис не могла рассмотреть водителя. Не поняла она и того, что за машина перед ней. Ясно было лишь одно — ее увидели, потому что автомобиль резко сбавил скорость и остановился. Его очертания показались ей знакомыми, но задумываться об этом было некогда. Чувство самосохранения взяло верх над всем. Она ринулась к машине, чувствуя, что ее ноги заплетаются, как у новорожденного жеребенка. Однако, прежде чем она достигла цели открывшейся навстречу дверцы показались мужские ноги, смутно узнаваемый силуэт, а затем лицо. Нахмуренное и недовольное лицо Ральфа Уорбертона. Элис, не веря глазам, уставилась на него, и в душе ее дернулся слабый, безнадежный протест против безжалостных выходок судьбы.

— О нет… Господи, только не это, опять вы!..

— А кого еще вы надеялись здесь увидеть, дорогая? Если вы ждали Роджера, то, уверяю вас, он ни за что не помчался бы за вами вслед, надеясь на примирение. Не хочу огорчать вас, только он о вас уже и думать забыл!..

— Да какое там примирение! О чем вы? Ничего я от Роджера не ждала!

Но Ральф был неумолим.

— Как же так, неужели не ждали? А для кого тогда был разыгран этот роскошный спектакль в прихожей у Стриклендов?

— И вовсе это был не спектакль, это… Господи, какие еще могут быть светские беседы на таком морозе! Ее трясло, зубы выколачивали бешеную дробь.

— Знаете что, накиньте куртку, — всполошился Ральф. — Вы хоть слышали прогноз погоды, ну улице же мороз! Сразу видно, что вы городская жительница. Но хоть каплю здравого смысла вы могли бы иметь?!

— У меня нет куртки, — прошептала Элис синими губами, — теперь нет, и все из-за вас! — В голосе ее звучала горечь.

Ральф взглянул на нее с нескрываемым недоумением:

— Да вы просто сумасшедшая: ехать на север — и не взять с собой никакой теплой одежды. Сейчас ведь декабрь!

— Да у меня была с собой куртка, но… сейчас ее больше нет.

Зубы ее выстукивали дробь, а в памяти всплыла нежно-кремовая кашемировая курточка, бестрепетной рукой брошенная к его ногам.

— Ах да, понимаю! А что вы здесь делаете сейчас и почему остановились?

— А вы как думаете? Уж, наверное, не затем чтобы полюбоваться окрестностями! Все очень просто — у меня кончился бензин…

— Что? Бензин? — В голосе его прозвучали одновременно и насмешка, и чисто мужское чувство превосходства.

— Это не моя ошибка, — принялась оправдываться она. — Мы выехали на машине Роджера, но попали в аварию, и поэтому пришлось ехать на моей. А Роджер по приезде не залил снова бак, И вот…

Боже, как она сейчас ненавидела Уорбертона, стоявшего перед ней и молча разглядывающего ее! Он словно нарочно встретился на ее пути, чтобы все ей испортить; как будто задался целью сделать ее положение как можно более невыносимым. Яснее ясного — ему просто нравится видеть ее беспредельно униженной!

Он так смотрел на нее, что Элис уже самой себе начала казаться даже меньше ростом. При других обстоятельствах ей лучше всего было бы вернуться в свою машину и там дожидаться следующего попутчика, но при нынешнем положении вещей рисковать так было бы безрассудно. Побелели ее ничем не защищенные пальцы, и заледенели ступни. Единственное, что сейчас Элис, была острая физическая во всем теле. Еле сдерживая дыхание, она уставилась в некую воображаемую точку над его плечом и с дрожью в голосе произнесла:

— Я буду вам очень признательна, если вы —бросите меня до ближайшей станции техобслуживания.

Сказала и замерла в напряжении, ожидая, что он ответит. Сейчас у него прекрасная возможность в очередной раз отыграться на ней и продемонстрировать всю свою неприязнь! Интересно, что же он скажет на этот раз?

— Еще чего!

Элис сразу ослабела от жестокости его слов. Почему вдруг голова ее стала почти невесомой? То ли это от холода, то ли паника перешла в какую-то иную форму, как только она поняла, что Уорбертон сейчас оставит ее одну на произвол судьбы на зимней дороге… Как бы то ни было, движимая чувством самосохранения, она вцепилась в рукав его куртки и воскликнула:

— А как же я? Разве моя вина в том, что ваш кузен так скверно пошутил со своей девушкой? Разве я виновата в том, что он сделал без ее разрешения, а я купила эти вещи? Если вам и есть кого наказывать, так это его, а не меня! За кого, за что вы хотите заставить меня расплатиться такой ценой? Вы же сейчас, если я не ошибаюсь, намерены оставить меня одну на морозе?

— Что?! Оставить вас здесь?

Он оторвал ее руку от своего рукава и согрев своей большой ладони. Все еще чувствуя головокружение, Элис потянулась к теплу и уверенности, исходящим от этой ладони. Рука была горячая, и ощущение было такое, словно вмеси с теплом по ее венам побежала жизненная сила!

— Господи, вы точно сумасшедшая! Heyжели вы могли подумать, что я оставлю вас здесь одну на дороге?

Ах ты, негодяй, подумала Элис, глаза бы мои на тебя не глядели, не мог сразу предложить помощь! И глаза ее действительно уже ни на что не хотели глядеть, они налились слезами, которые побежали по щекам и никак не хотели замерзать даже на этом страшном морозе. Кто знает успела ли она удивиться этому вслух, только он произнес:

— Слезы соленые, детка, они замерзнуть не могут.

Отпустив ее руку, Ральф снял куртку и укутал в нее девушку так бережно, как взрослый укутывает ребенка. Из-под толстой ткани Элис тихонько пискнула:

— Она очень тяжелая, я в ней и шагу не смогу ступить.

— А тебе и не нужно в ней никуда идти, — ответил Ральф, подхватил ее на руки и аккуратно посадил в машину.

В салоне пахло кожей и еще чем-то, очень приятным и смутно знакомым. Элис постепенно оттаивала в тепле и уже задумалась, как вести себя дальше. Она не могла понять себя саму— было уютно и почему-то хотелось плакать.

А тем временем Ральф сходил к ее автомобиль вернулся с сумочкой и чемоданом в руках.

— Я запер твою машину. Думаю, теперь на неё никто не покусится.

А хотя бы и покусился, бензина — то нет!..

Элис зевнула и вдруг судорожно, до боли в скулах, начала чихать.

— На, держи! — Он достал из бардачка пачку бумажных носовых платков. — Хорошо, что я случайно проезжал мимо. Если повезет, то. Бог даст, делаешься сильной простудой. Останься ты на таком холоде еще час, нетрудно представить, чем все могло бы кончиться. Эта дорога пролегает в стороне от основных магистралей, местные жители лишь изредка ею пользуются, так что неизвестно, сколько бы ты тут проторчала. Тем более что на Рождество все сидят в тепле — кто по домам, кто в гостях.

Ральф еще что-то говорил, но Элис уже не слушала. Она сидела, закутавшись в куртку, и отчаянно жалела себя — так, что снова заплакала.

Рождественская ночь прошла. Наступил день Рождества. Не надо было думать об этом, потому что все ее безумные мечты, все грезы сразу пришли ей на память — как мечтала она вместе с Роджером пойти в лес, вместе выбрать и срубить елку, установить ее, а после, тоже вдвоем, нарядить ее хрупкими прелестными игрушками. Вот и мечты ее оказались не прочнее елочной игрушки. На душе снова стало тяжело. Упала слеза, за ней покатилась другая. Ральф, слава Богу, был занят — машина не заводилась, Он не смотрел на девушку, она же, пользуясь моментом, отвернулась и бумажным платком смахивала соленые капли и промокала нос. Слезы уже бежали ручьем. Ральф в это время завел мотор, и они поехали. Как ни занят был ее настроение Элис не ускользнуло от его внимания.

— А сейчас-то что с тобой?-хмуро спросил он.

— Ничего. Просто Рождество уже пришло

— Да, действительно, уже пришло Рождество, — сказал он тихо, словно слышал эти слова впервые в жизни. — Скажи, где бы ты провел, рождественскую ночь, если бы у тебя не кончила бензин? Куда ты направлялась?

— Домой, в Нью-Йорк. Мои родители сейчас очень далеко, в Японии, к ним я полететь не могу, а у подруг свои планы. Они приглашали меня слетать с ними на праздники в Колорадо, покататься на лыжах. Вместо этого я поехала сюда, а дальше ты сам все знаешь…

— Знаю, знаю! Ты предпочла явиться на растерзание нашей милой Джины Стрикленд.

— Ну и что? Мы с Роджером хотели объявить о нашей помолвке, а раз так, надо было показаться его родителям. Кто мог знать заранее, что ко мне здесь так отнесутся…

— Да неужели? Бедная наивная девочка даже не догадывалась о том, что в лесу могут водиться волки? А тогда к чему вся эта лихорадка, вся эта суета с новым гардеробом?

— Я просто хотела произвести на них приятное впечатление. Да, я старалась и произвела бы, если бы ты не влез со своими дурацкими выходками! Какое ты имел право делать свои грязные намеки?!

Слова Элис потонули в гробовом молчании.

Неожиданно Ральф произнес:

— Ты все правильно сказала, но я — то тоже прав. В моих словах не было и тени лжи — мой кузен действительно покупал всю эту одежду, из-за которой мы с тобой поссорились, для своей любимой девушки.

— Ну а мне-то что?! Почему ты счел возможным делать двусмысленные намеки, да еще на людях да еще при женихе, который после твоих слов мог подумать только одно — что мы с тобой любовники? И все вокруг подумали, что эти вещи покупал ты, причем для меня.

— Но, Элис, как же ты не понимаешь, если уж человек назвался твоим женихом, он должен знать тебя и любить, как никто другой. Он обязан иметь свое собственное мнение о тебе, и оно должно быть лучше мнения других людей. А если представить себе, что он тебя знает, то как же он допускает такую мысль, что мы с тобой любовники? Если на самом деле твоим любовником является он?

— А ты знаешь, — удивляясь сама себе, сказала Элис, — мы с Роджером никогда не были в постели…

Сказала — и от досады прикусила губу. Черт ее дернул произносить подобные откровения вслух! Еще не хватало обсуждать подробности своей интимной жизни с незнакомым человеком!

Лицо незнакомого человека мгновенно отразило глубокое удивление.

— Шутишь, что ли? Нет?! А тогда объясни мне, ради всего святого, с чего это вдруг вы решили объявить о вашей помолвке?

Элис сидела, глупо приоткрыв рот и не зная, что ему на это ответить. Да и что тут ответит — сказать «любила»? Ральфу и без слов понять и сама она знает прекрасно, что это не так, что ж тогда притворяться! Как она могла унизиться до того, чтобы строить планы совместной жизнь с тем, кого не любила?..

Но ведь кого-то такой брак мог бы вполне устроить. Ведь часто люди, решив умом, а де чувствами, что вполне готовы связать себя взаимными обязательствами, женятся и живут довольно счастливо…

Элис задумалась, а Ральф неожиданно рассмеялся. Его хохот заполнил собой все пространство салона, и, начни она что-то говорить, ее простуженный шепот попросту бы потонул в раскатах громового, жаркого и… такого влекущего смеха. Элис слушала его, пытаясь не думать о той мужественности, которая сквозила даже в голосе Ральфа.

— Не вижу, не знаю, не думала!.. — сквозь смех только и смог вымолвить Уорбертон.

Элис растерянно уставилась на него, щеки ее горели.

— Разве я сказала что-нибудь забавное? Объясни, я посмеюсь вместе с тобой!..

Ральф уже не хохотал, а только стонал и всхлипывал.

— Насчет забавного… Вот уж и правда, ты меня позабавила. — И уже спокойнее добавил:

— Дорогая, у меня к тебе два вопроса. Первый; какой сегодня век на дворе? Второй: сколько тебе лет?

Напрасно ты смеешься над всей этой историей. У нас с Роджером много общего, мы оба хотели этого брака, хотели семьи и покоя.

— Подумать только — семьи и покоя! Как, неубедительно звучит! Сама посуди, для того, чтобы два человека поженились, достаточный это мотив? И потом, вы до такой степени разные люди, неужели ты не видела? Ты можешь, например, сказать, почему у вас с Роджером не дошло до постели?

Вопросы Ральфа ставили Элис в тупик. Они были слишком откровенны, ее от них бросало то я жар то в холод. Но все они били точно в цель!

— Думаю, тебя это не касается, — отрезала она.

— Ну тогда я тебе отвечу: вы не были до сих пор в постели только потому, что и не хотели близости. Остается только выяснить, кто этого больше не хотел — ты или он.

— Ты не понимаешь! Просто, представь себе, есть люди, не идущие на поводу у собственных инстинктов. Они, в отличие от животных, свои отношения строят не только на сексе.

Они спорили долго. Ясно было, что тема небезразлична им обоим. Ральф гнал машину, и так, за беседой, он сбавил скорость и въехал в большие каменные ворота. Элис увидела длинную аллею, ведущую явно в частные владения. Она огляделась вокруг.

— Где мы? Разве это станция техобслуживания?

— Да нет, это мой дом!

— Что? Твой дом? Но зачем ты привез меня сюда?

— Успокойся, Элис, уже утро, каникулы в самом разгаре. Здесь тебе не Нью-Йорк. До ближайшей станции техобслуживания ехать больше тридцати миль. По шоссе это довольно долго. Не забывай, сейчас праздники, так что я не гарантирую, что она работает. Думаю, что сейчас к тебе ванну погорячее, а не техобслуживание. И вообще, ты простыла, и тебе надо в постель

— Я хочу домой, — упрямилась Элис.

— Ну что ты уперлась, — убеждал Ральфа ты сама говорила, что дома сейчас все равно никого нет. Знаешь, давай пока прекратим ее» риться и ради праздника объявим перемирие! По доброй воле мы бы ни за что не отпраздновав Рождество вместе, но раз уж так вышло, предлагаю ненадолго прекратить войну. Ты замерзла, не спала всю ночь. В общем, твое состояние в позволяет ехать еще несколько часов на машине до Нью-Йорка. Так что успокойся — мы оба собирались встретить Рождество в одиночестве, а теперь получается, что мы отпразднуем его вместе,

— Ты тоже собирался праздновать Рождество один?

— Да, — спокойно ответил он. — Предполагалось, что я буду веселить кузена, который собирался приехать со своей девушкой, помнишь, я говорил тебе, — Холли. Так вот, они забыли про ссору и в честь этого решили слетать в Майами. Вчера утром они отбыли. Я же, как и ты, поздно спохватился, чтобы поменять свои планы, и получилось то, что получилось.

— А как же я могу остаться у тебя? Мы» чужие люди!

— Но ведь ты уже проехалась в моей машине, не так ли? И подумай сама — куда тебе, такой простуженной, идти или ехать. Оставайся! Предотвратив его дальнейшие расспросы, и совершенно расслабившись, Элис согласилась:

— Хорошо! Я остаюсь. Но лишь до завтра. Завтра я закажу бензин и тогда…

— Ладно, договорились, только до завтра!

4

— И ты живешь здесь один? — спросила Элис. Ральф предоставил в ее распоряжение огромный мягкий диван. Она блаженно опустилась на него, забилась в самый угол и свернулась клубочком, ожидая, пока радушный хозяин принесет ей попить что-нибудь горячее.

— Да, я живу один, мне так больше нравится. Два раза в неделю приходит садовник вместе с женой, которая делает уборку.

— Но дом огромный, тебе в нем…

— Ну, говори же! Ты, наверное, хотела сказать — одиноко? Нет, не одиноко! Это правда. Я в семье единственный ребенок. Мама умерла, когда я был подростком. Отец постоянно был то в отъезде, то занят, и я рано привык к самостоятельности. Так и жил — сам по себе. В Кингстоне У нас был дом — как раз по соседству со Стриклендами. Но я всегда любил эту виллу — ведь ее построил еще мой дед. Конечно, кое-что я здесь переделал… Ты знаешь, я и правда люблю быть дин. Ведь когда в твоей жизни есть еще какой-то человек, приходится брать на себя обязательство и отвечать за его душевное и финансовое благополучие.

Элис услышала в этих словах намек, едва скрытый, на кузена, за которого, похоже, Ральфу случалось брать на себя слишком многое, как впрочем, и за других людей. Это каким-то непостижимым образом угадывалось в его характере. И непонятно, что им двигало, с каким чувством он вмешивался в судьбы и дела других…

Сейчас Элис просто терялась в догадках: возится ли он с ней из циничного любопытства или из обыкновенного сочувствия. Он до сих пор не женат. Ну, здесь все ясно. Судя по всему, Ральф не чурался женского общества, оно было ему приятно, но, тем не менее, связывать себя женой и детьми, обязательствами, в которые он, зная себя, уйдет с головой, не спешил…

Однако в этом громадном доме все словно тосковало по иному уюту и иному теплу — уюту семьи, теплу детских голосов. И тогда чудесные вещи, населявшие комнаты, стали бы обласканными, востребованными и любимыми. Здесь все было приспособлено для жизни большого беспокойного семейства, и ничто не роднило этот уют с тем стерильно-холодным, элегантным и мертвым совершенством, что царило в особняке Стриклендов.

Элис было хорошо — беседа с Ральфом текла легко. Как добрая и опытная нянька, он ловко ухаживал за девушкой. Вот принес из кухни огромную чашку дымящегося шоколада и стоял над душой до тех пор, пока она не выпила все до последней капли, хотя шоколад был горячий, а чашка большая. Похоже, там была еще приличная доза алкоголя, намного больше, чем молока. Но Элис смирилась, выпила и не спорила больше ни с чем.

Ей было так хорошо, что хотелось обнять и поблагодарить Ральфа, сказать спасибо приютившему ее дому. Как гусеница в коконе, она, расслабленная, лежала на мягком диване. Затем зевнула, сонно заморгала, наморщила лоб, собралась сосредоточить взгляд хоть на чем-нибудь, хотя бы на пламени в камине. Но ей никак не удавалось. Ральф подошел, наклонился, захотел вынуть кружку из ее ослабевших рук. Все это Элис воспринимала уже как в тумане.

— Знаешь что, прими-ка ты ванну, а я пока приготовлю тебе постель.

Элис почувствовала себя маленькой, ведь так давно никто не заботился о ней! Она повернулась, чтобы взглянуть на Ральфа, и у нее захватило дух: таким красивым и мужественным показался он. Лицо Ральфа, наклонившееся над ней, было совсем близко — она увидела его большие глаза, не холодные серо-стальные, а прозрачные, с живым отблеском серебра, волшебно сочетающие светлую радужку и темную кайму по краю.

— Какие у тебя удивительные глаза!-заговорила она мягким, чуть хриплым голосом, полным соблазнительных, чувственных ноток. Все её переживания в эту минуту были написаны на ее лице.

Ральф ответил ей еле слышным, «спасибо!»

Тут до нее дошло, что они оба держатся за опустевшую чашку и что Ральф при этом касается скорее ее пальцев. Расплавленное серебро кипело в его глазах, похоже, оно разливалось по его жилам, горячило его плоть. Элис уловила этот жар в пальцах, сжимавших ее расслабленную руку. Голова девушки пошла кругом.

— Скажи, ты, когда целуешься, всегда подглядываешь?-Его тихий голос источал ласку.

Элис ответила ему каким-то недоуменным возгласом — она словно уже не принадлежала себе казалось, ее направляет другая, более сильная воля. Пусть голос ее охрип, а взгляд туманился от усталости, выпитого шоколада с бренди и начинавшейся болезни, но сейчас весь ее облик источал чувственность, глаза зачарованно скользили по лицу Ральфа, и он сам не отрывал взгляда от ее губ.

Но внезапно где-то на самом дне ее души шевельнулось нечто похожее на страх, и это не дало ей покинуть мир реальности.

Элис выпустила из обмякших пальцев чашку, отвернулась, сглотнула слюну. Она хотела было что-то сказать, как вдруг снова начала чихать. Ральф предусмотрительно выдал ей целую пачку бумажных платков, и она уткнулась в один из них. Ее странное поведение и пылающие щеки Ральф должен отнести на счет простуды, а то еще подумает, что ее влечет к нему! Элис смутилась. Что же происходит? Я фактически заигрываю с ним!

И вот она уже рада забиться куда угодно, лишь бы спрятать лицо. Тут у нее начался еще один приступ, и девушка снова зарылась носом в платок. Ральф, наверное, уже думает о ней Бог весть что! Сейчас, что она ни скажи, все покажется невыносимой глупостью! Однако Элис быстро нашла наиболее безопасную тему для беседы.

— Должно быть, когда здесь собираются вой родные, это чудесно, не так ли?

— Да, это и правда здорово! Скажи мне, — тут же спросил он, — когда ты была маленькая, наверное, очень любила Рождество?

— Да, очень, но, видишь ли…

— Что?

— Видишь ли, мои родители — художники, они все время ездили по разным странам, да и сейчас ездят. И хотя мы всегда праздновали рождество очень хорошо, весело, но вечно не по правилам. А мне, знаешь, хотелось чего-нибудь очень традиционного — ну, как в старом кино, чтобы на семейном празднике были дядюшки, тетушки, кузины, кузены, множество приглашенных, горящий камин, нарядная елка и чтобы утром все пошли в церковь. Словом, все как положено.

Смешно, но мы на праздник даже никогда не ели жареную индейку, а вечно какую-нибудь экзотику-то мороженое на пляже в Австралии, то какие-то необыкновенные сладости в Японии. Но, что бы ни случилось, Рождество мы всегда проводили вместе — я, мама и папа. В этом году впервые я не поехала к ним. Мне хотелось встретить праздник где-нибудь в глуши, среди снегов. Мне казалось, что на этот раз в моей жизни обязательно случится какое-нибудь чудо. Конечно, сейчас и смешно, и глупо говорить об этом, но во мне до сих пор живет маленькая девочка, которая все еще ждет чудес…

Тут Элис запнулась. Что это она так разоткровенничалась? В принципе на нее это не похож Что уж там Ральф добавил в шоколадный напиток — неизвестно, но на нее что-то явно подействовало. Как правило, Элис была осторожна с .людьми, которых едва знала. А с Ральфом ей до странности легко с ним, как будто они знакомы чуть не полжизни.

Ральф, казалось, без слов понимал, каково ей в этой не совсем обычной ситуации. Вот она сидит, поглядывает на него с сомнением, исподлобья. Без лишних слов он налил ей виски.

— На, выпей, до сих пор от простуды ничего лучшего не выдумали.

В стакане плескалась янтарная жидкость. Ее отец, помнится, тоже советовал лечить простуду алкоголем. Правда, он отдавал предпочтение пуншу. Виски полилось ей в горло, наполнив тело огнем, жаром, разгоняя кровь.

В этом доме и с этим человеком ей хорошо и уютно. Ну вот, все те же дурацкие мысли. Откуда они взялись? Не успела Элис додумать до конца, как услышала:

— Скажи мне, зачем ты собралась замуж за Роджера? Что бы он мог тебе дать? Обычную жизнь обывателя? Тебе этого, что ли, хотелось?

— Да, думаю, да!-Элис невольно стала обороняться. — И знаешь, мог получиться вовсе неплохой брак. Нам с Роджером в жизни хотелось практически одних и тех же вещей, то есть я считала, что одних и тех же…

Ей было неловко от внимательного, всевидящего, иронического взгляда Уорбертона. Вот он опять насмешливо поднял бровь. Ясное дело сейчас начнет язвить.

— Слыхал я много глупостей, но это… Ладно, собиралась замуж за Роджера. Бог с тобой, но не из-за того же, чтобы каждый год у тебя было рождество в традиционном стиле! Уж от тебя-то подобной глупости услышать никак не ожидал.

— Зачем ты передергиваешь, никто никогда из-за этого замуж не выходит! Что ты привязался к Рождеству!

И тут очень кстати ее разобрал чих. Вот хорошо — то, подумала Элис, можно прекратить рискованный разговор.

— Знаешь что, Элис, давай-ка в постель! Ральф помог девушке подняться и повел к лестнице. На повороте галереи она остановилась, чтобы получше рассмотреть висевшие рядом парные портреты. Больше, чудесные, старинной работы.

— Кто это?

— Мои бабушка и дедушка, — ответил Ральф. — Дед заказал эти портреты у хорошего мастера и подарил бабушке к первой годовщине их свадьбы.

— Ты очень похож на деда, — заметила Элис. И это было действительно так. Правда, черты деда были не такими резкими, как у Ральфа, и выражение иное — лицо давно ушедшего из жизни человека было отмечено знаком любви, счастливой и взаимной. Художник изобразил супругов так, словно они и сейчас не сводили друг с друга влюбленных глаз.

— Нам сюда, — прервал ее мысли Ральф и отворил перед Элис одну из тяжелых дубовых дверей. — На Рождество в этой комнате собирался остановиться Дуглас вместе с Холли, поэтому, считай, что комнату для тебя приготовили заранее.

Элис застыла на пороге роскошной спальни размеры которой значительно превышали размеры ее крошечной нью-йоркской квартирки Здесь стояла громадных размеров, поистине королевская кровать, чуть подальше — письменный стол и стул, а у камина — небольшой диванчик на котором с комфортом могли усесться два человека.

— Ванная там, — указал Ральф на одну из две. рей. — Другая дверь ведет в гардеробную.

— Эта дверь мне не понадобится. Увидев, что он нахмурился, Элис объяснила:— У меня нет с собой одежды, все, что было, я…

— Помню, помню — в приступе бешенства швырнула в меня.

Элис затрясло снова, несмотря на то что в спальне было хорошо натоплено, занавеси на окнах — плотные, а ковер на полу-толстый. Не дуло ниоткуда. Значит, это озноб.

Виски ударило в голову, накатывала дурнота, ноги подкашивались, инстинктивно хотелось опереться на что-нибудь прочное. Ближайшим устойчивым предметом оказался Ральф. Элис подняла на него затуманенный взор и вдруг рухнула в его объятия. Ральф, не ожидавший этого, все-таки вовремя подхватил ее, поднял на руки и понес к постели.

— Что ты делаешь, куда ты меня несешь?

— Не волнуйся — просто экономлю время, — ответил он на ее невнятное бормотание. — Ты, сможешь сама раздеться? — И с неожиданной яростью опустил ее на постель.

— Конечно, я разденусь, — неуверенно произнесла Элис.

Спорить она была уже не в силах и просто порадовалась, когда он вышел и закрыл за собой дверь.

Что и говорить, Ральф — самый необыкновенный мужчина из всех, кого она встречала до сих пор на своем пути. Этот вывод пришел ей в голову, когда она уже блаженно вытянулась в громадной ванне, заполненной горячей водой. В доме Стриклендов было две ванных комнаты, обе тесные и маленькие. Подача горячей воды была строго ограничена. Теперь Элис насладилась сполна, налив ванну до краев и вытянувшись в ней во весь рост. Сразу перестали ныть застывшие суставы; голова, правда, кружилась еще сильнее, чем прежде.

Выбравшись из ванны, Элис сняла с горячей батареи огромное мягкое пушистое полотенце. Ею овладело чувство блаженства, и неизвестно куда девались жившие уже собственной жизнью грусть, заботы и прочие тяготы. Элис встряхнула мокрыми волосами, вытерлась досуха и только тут сообразила, что ночной рубашки у нее нет…

Постельное белье из натурального льна ласкало тело, от него исходил восхитительный запах лаванды. От удовольствия Элис закрыла глаза. После скупого и сурового быта в доме ее бывшего жениха здесь все, казалось, дышало удобством.

Она уже начала дремать, когда отворилась дверь и вошел Ральф с бутылью с горячей водой в руках.

— На, возьми. Я подумал, вдруг ты ночью не сможешь согреться.

В это Рождество Элис ожидала заботы кого угодно, только не от Ральфа Уорбертона. А он, как и положено настоящему хозяину, думал и беспокоился обо всем. Слезы набежали на глаза. Но в ее теперешнем лихорадочном состояний было трудно оценить ситуацию, и она решила что это все от виски.

Забавно! Она как будто наблюдала свои собственные действия со стороны! Вот она берет из рук Ральфа бутылку, вот приподнимается на постели, чтобы поцеловать его в щеку, просто так в благодарность. Но вдруг он как-то поворачивает голов у— и их губы встречаются. Получился самый настоящий поцелуй! Растерявшись, Элис попыталась высвободиться, но не тут-то было. Тогда в панике постаралась отстраниться, высвободила голову, но оказалось, что Ральф слегка поддерживает ее за спину, так что единственное движение, которое она может сделать, — это отвести голову и перевести дыхание.

— Дорогая моя, если ты целовала Роджера так, как только что пыталась поцеловать меня, то я не удивлен, что у вас так и не дошло до постели, Если уж начала, то целуй как надо!

И не успела Элис ничего сказать ни про Роджера, ни про его порядочность и скромность, которые могли бы служить примером для некоторых, как губы Ральфа уже снова были на ее губах. Он очень нежно и неторопливо ласкал девушку, и она чувствовала, как ее тело пробуждается к какой-то неведомой жизни, как накатывает страсть, и послушно отвечала лаской на ласку Боже, думала она, я, наверное, и правда многовато выпила! С чего бы это я так вцепилась Уорбертона, словно ни о чем другом в жизни не мечтала, кроме как целоваться с ним? Да еще обхватила обеими руками! Точно, это все от выпивки, иначе и быть не может!

Губы ее раскрылись, уступая властному напору губ, из груди вырывались тихие блаженные стоны.

Неожиданно губы Ральфа стали твердыми и властными, и уже никак нельзя было бы сказать, что все началось с невинного поцелуя благодарности. Нечего обманываться: бессмертный Эрос вступил в свои права, и ее тело наполнилось желанием. Все существо Элис ощущало блаженство от того, что делал Ральф, и сейчас ей хотелось одного: чтобы это никогда не кончалось… Пораженная, даже шокированная своей собственной реакцией, девушка все же, потихоньку собравшись с силами, начала отталкивать мужчину.

— Я совсем не этого хотела, — задыхаясь, проговорила она, отстранившись. — Я только хотела поблагодарить тебя!

— Да, разумеется, — рассмеялся Ральф, — скажи мне спасибо за то, что наш драгоценный Роджер раздумал жениться на тебе, решив, что мы с тобой любовники. А теперь спи, а не то я расценю твои поцелуи как приглашение. И, надо тебе сказать, мне ничего не стоит принять подобное приглашение…

Он проговорил это очень нежным голосом, потом протянул руку и провел по груди Элис. Пока они целовались, простыня сползла, и ее тело оказалось наполовину обнаженным. Девушка этого и не заметила. Напрягшиеся соски стали бордового цвета, точно такого же как и лицо.

Элис схватила конец простыни и прикрыла ею, однако, вся пылая от смущения, с каким торжеством все же отметила заинтересованный мужской взгляд, которым Ральф окинул ее фигуру, скрытую тонкой льняной тканью.

Он вышел из спальни, прежде чем Элис успела, хоть что-то сказать. А могла ли она вообще что-нибудь сказать ему? Стоило ей вспомнить, как они целовались, как Ральф касался ее, все её тело вспыхивало, и она злилась на себя за такую предательскую реакцию. Теперь можно было уж не сомневаться, что за выражение было в его глазах — триумф, взгляд победителя, мужчины который рад ее явному сексуальному пробуждению. Тело Элис вышло из забытья невинности благодаря его прикосновениям, поцелуям, наконец, ему самому…

Конечно, можно свалить все на случайное стечение обстоятельств и убедить себя в том, что подобному не суждено повториться. Как ей хотелось расслабиться и забыть все беды прошедшего дня! К счастью, беды и обиды тихонечко таяли и больше не терзали ее так больно. И хотя все случилось против ее ожиданий, а ее будущее полетело в тартарары, почему-то это не вызывало сейчас тоски и тревоги. Тоска, хотя и накатывала волнами, но совсем с другой стороны: ее тело изнывало от желания, а Элис не хотела этого замечать.

Надо спать! Она попыталась уснуть, но поняла, что безуспешно. Тогда Элис строгим голосом скомандовала сама себе — уснуть сейчас же, незамедлительно! И провалилась в сладкую темноту.

5

Проснувшись, Элис долго не могла понять, что с ней произошло. Потом начала вспоминать прошлый вечер, мысленно отталкивая от себя некоторые детали и как бы помещая их в некий запечатанный ящик с надписью: «Осторожно!». Там им самое место! А тот поцелуй, такой неожиданный и страстный, таил в себе столько опасностей, что о нем следовало бы забыть, причем навсегда!

Оглядывая меж тем комнату, она с удивлением обнаружила подвешенный над камином большой вязаный носок. Элис протерла глаза — нет, не снится, действительно, вязаный, шерстяной и, судя по очертаниям, чем-то наполненный. На носке была приколота маленькая записочка: «Открой меня» Элис, сгорая от любопытства, птичкой выпорхнула из постели, отцепила носок и высыпала его содержимое на одеяло.

Подарки! Элис пришла в какой-то детский восторг от кучки маленьких предметов, каждый из которых был заботливо обернут яркой тонкой бумагой. Некоторые из них можно было бы угадать и не разворачивая — вот орешки, вот яблоко, вот два мандарина. Стоит ли спрашивать, кто все это сделал? И так яснее ясного! Интересно только, чего хочет от нее Санта-Клаус? Вот и лист плотной бумаги, свернутый в трубку, на котором написано каллиграфическим и подчерком, черной тушью: «Сим утверждается, что в нынешний год госпожа Элис и господин Ральф объявляют о времен ном прекращении военных действий и заключают перемирие. Cие делается, дабы поименованные выше господа смогли достойным образом, в полном соответствии с правилами и согласно законам нашей святой Матери Церкви отпраздновать великий праздник Рождества Христова.»

Внизу стояла его подпись, и рядом было оставлено место для ее подписи. До чего забавно Элис рассмеялась, но смех перешел в приступ удушливого кашля, а потом она начала чихать.

Итак, жестокая простуда налицо, избежать ее не удалось. Хорошо, по крайней мере, что голова соображает. Элис заглянула в оставшиеся свертки, уверенная, что найдет ручку, и, раз уж он так хочет, она подпишет бумагу. Боже мой, сколько беспокойства она ему причинила! Грустно сознавать, но от Роджера она бы не получила и половины того внимания, которым ее окружил этот, в сущности, мало знакомый ей мужчина. И вообще…

Наконец-то она нашла то, что искала, — маленькую ручку. Интересно получается: она вчера без задней мысли рассказала Ральфу о своих наивных мечтах, о том, как ей нравился праздник Рождества, и о тех надеждах, которые она связывала с Роджером. На ее глаза набежали слезы— но не из-за Роджера Стрикленда. На этот раз их отношения были совсем ни при чем!

Тотчас поставила подпись под текстом мирного соглашения.

Ито же теперь будет? Как сложится ее жизнь?

Пока она могла сказать определенно лишь — в ее душе царил хаос и посеял его Ральф.

Принес разлад в ее жизнь в тот самый момент, явился к ней в дом требовать назад наряды Холли.

Да кстати об одежде. Надеть-то ей сейчас совсем нечего! В душе она особенно горько оплачивала кремовое шерстяное платье простого вместе с тем изысканного покроя. Оно тоже пало к ногам Ральфа Уорбертона в тот роковой вечер в доме Стриклендов. Ну ладно, в конце кондов, ее Рождество уже не зависит никак от того, что на ней надето! Да и рождественский носок вряд ли поправит дело, хотя этот маленький подарок заставил ее улыбаться. Разве можно было без улыбки представить себе, как Ральф сидит над кучкой маленьких даров и усердно заворачивает их в пеструю бумагу, чтобы просто порадовать ее, как можно порадовать маленького ребенка, как радовали детей в этих краях уже сотни лет!

Да, жаль, что при таком многообещающем начале ее рождественские каникулы грозят пройти абсолютно бесцветно. Вздохнув, Элис глянула на часы. Она проспала дольше обычного — на часах было девять. Надо встать, одеться, позвонить в техническую службу, заправить машину и ехать домой! Дорога неблизкая, и, чтобы успеть приехать засветло, надо выезжать сейчас.

. Только она спустила на пол ногу, как раздался стук в дверь. Она поплотнее завернулась в простыню лишь тогда пригласила Ральфа войти. Теперь. уж она точно не осрамится, как это случилось вчера. Надо же, дурочка, не заметила, как обнажилась ее грудь. До сих пор стыдно!..

Элис ожидал еще один сюрприз. Чудеса продолжались — в дверях появился сервированый чудесным фарфором поднос — видимо, это был чай на двоих, с тостами и чем-то еще. За подносом в комнату торжественно вплыл сам хозяин Он увидел рассыпанные по постели маленькие цветные свертки, разноцветную бумагу, которую кое-где надорвали нетерпеливые пальцы, и обрадовался.

— Ага, ты все-таки нашла! Ну и как мы себя чувствуем поутру?

— Уже лучше, уверяю тебя! Мне сейчас надо встать, потом я займусь машиной, все с ней улажу и… упорхну из твоих заботливых рук… — Тут она немного смутилась. — Я не успела тебя ни за что поблагодарить. Вчера между нами возникло нечто такое… интимное, что ли… Но все было так хорошо… — пробормотала Элис и опять задумалась, не ляпнула ли чего-нибудь лишнего.

— Ну так уж и не отблагодарила?-переспросил он. У него был веселый и мягкий голос, такой приятный… И вновь ее глаза заскользили по его губам, он тоже не сводил с нее глаз, но в его взоре сейчас было больше восхищения, чем соблазна.

— За носок я тебя не отблагодарила, это уж точно! Ты, наверное, думаешь, что я ребенок, раз мне нравятся такие вещи? И пить я тоже совсем не умею, правда? И еще, сэр, бумагу, присланную Вашей Светлостью, я подписала и…

Но тут на нее снова напал чих, пришлось лезть за коробкой с носовыми платками.

— Если мне не изменяет память, ты говорила,

— Мне стало лучше, — насмешливо прокомментировал ее приступ Ральф.

— Да, мне уже лучше. Это правда, я не вру.

Однако горло ее саднило так, словно там была драная рана, и чихала она не переставая.

— Да ты совсем простудилась. Куда тебе ехать в Нью-Йорк, обойдется! Я позабочусь о том, чтобы твою машину осмотрели, заправили и отогнали.

— Но мне надо, я должна ехать!

— Зачем? Ждать звонков от Роджера?

— Нет…

И действительно — нет! Ее роман с Роджером закончился, стерся из памяти, забылся. Она покраснела. Ральф, однако, истолковал это по-своему. В голосе его прозвучала ирония, когда, глядя на ее зардевшееся лицо, он сказал:

— Ты, главное, не переживай! У вас со Стриклендом все равно ничего бы не вышло хорошего! Ну какой из него муж, он пожизненно маменькин сынок — таким живет, таким и умрет! — И тут же сменил тему: — Сейчас половина десятого, я позвоню в автосервис, чтобы они занялись твоей машиной. А мы тем временем съездим в церковь, тут недалеко. И еще я поставил в духовку индейку. Она будет готова, когда мы вернемся.

Элис уставилась на него.

— Но я… Как я могу здесь оставаться?

— Ты же сама сказала, что дома никого нет, я здесь тоже один, так что оставайся, прошу тебя! Индейка у нас громадная, мы с тобой ею наедаются не один раз.

— Ты действительно хотел бы, чтобы я осталась? — постаралась спокойным голосом спросить Элис, но сердце ее ёкнуло.

— Конечно, хотел бы! А потом — сама подумай: сейчас праздники, попробуй вытащи из-за праздничного стола хорошего механика, который возьмется за твою машину, подладит, заправит да еще и свяжется сам с технической службой чтобы ее отогнали с дороги. А за меня можешь не переживать, я ждал на Рождество двух гостей а у меня всего один, следовательно неудобств вдвое меньше.

Предложение было действительно заманчивым. Честно говоря, ехать домой совсем не хотелось. Конечно, они мало знакомы друг с другом, но в этом человеке есть что-то такое, особенное… Неудивительно, что она так отреагировала на его поцелуй. С Роджером ничего подобного и быть не могло! Когда Ральф поцеловал ее, откликнулось все ее тело! Тут Элис прервала размышления, мысленно одернула себя, приготовилась противостоять искушению и отклонить его предложение, как вдруг, не зная сама почему, тонким голосом спросила:

— А ты серьезно предлагаешь мне сходить с тобой в церковь? Все, как положено? Ой! Мне же не в чем идти! Вся одежда осталась там, у Стриклендов…

— Да вон она, висит в шкафу, — ответил Ральф.

— Но как же так, я думала, что все бросила…

— Ты бросила, а я собрал!

— А зачем ты предлагаешь чтоб я воспользовалась этими вещами? Ты ведь так стремился вернуть их Холли, не так ли?

— Вообще-то да, но видишь ли… Все разлаялось гораздо проще. Холли, оказывается, собиралась полностью сменить стиль в одежде. Так что дорогая, за нее не беспокойся!

Не без злорадства Элис представила себе, каково было Ральфу во всей этой истории! Но у богатых свои причуды! Сейчас же он смотрел на нее так, что сердце девушки забилось быстрей, даже, можно сказать, чересчур быстро! И Элис отвела глаза, потому что выдержать этот взгляд было выше ее сил.

— Элис, ты зря потратила время и силы на такое ничтожество, как Роджер! — Он сказал, а от его слов по жилам словно электрический ток пробежал, точно так же, как и от вчерашнего поцелуя. Нет, это уже не озноб, это уже что-то другое. — Давай поднимайся, жду тебя внизу через полчаса. — И с этими словами Ральф вышел.

Элис успела только кивнуть в ответ. Да что же это такое, а? Как-то уж очень легко она с ним соглашается. Разрешила уговорить себя остаться с ним на рождественские праздники, и можно уже не рассуждать, правильно это или нет. Решение принято!

Через полчаса, внимательно рассмотрев свое отражение в зеркале, Элис осталась собой довольна: после недолгих раздумий она остановила выбор на кремовом платье, которое наяву оказалось прекрасно так же, как и в ее воспоминаниях. Куртка, достаточно теплая, не даст ей замерзнуть церкви, а общий вид… Ну что сказать? Вымытые волосы блестят, цвет лица свеж. Немного портили ее лишь незначительные признаки простуды — кончик носа покраснел и слегка начал шелушиться. А в остальном она выглядела вполне привлекательно.

Еще сверху, с лестницы, Элис смутно угадала какую-то перемену в холле, а, сойдя вниз, ахнула от удивления: перед ней стояла нарядная, самая красивая в мире елка! Глаза у Элис загорелись как у ребенка.

— Ой! — только и могла она вымолвить. В чудо верилось и не верилось одновременно. Она не могла оторвать взора от чудесных старинных шаров, висевших в соседстве с современными, кристалликов, фонариков, гирлянд и каких-то крошечных огоньков, сиявших среди густой хвои.

— Ты так хотела елку, вот я и…

— Точно, хотела. Но как же ты здорово все устроил! Когда же ты успел?

— Каюсь, не могу похвастаться, что срубил ее сегодня ночью специально для тебя. Мы с Дугласом привезли ее накануне и, по идее, должны были нарядить ее вчера вечером. У нас так повелось— когда мы маленькими приезжали сюда к бабушке и дедушке, это была наша с ним обязанность. В этом году, правда, планы поменялись, и я нарядил елку один. У нас есть домоправительница миссис Джеймс, я заранее попросил ее принести из подвала игрушки, а ночью смог заняться этим спокойно, после того как уложил тебя. Сложно было только ее установить, видишь, какая она высокая, а развесить игрушки — это уже пустяки!

— Скажи мне, Ральф, сколько ты времени на потратил? Ты, наверное, совсем не спал?

Он в ответ только пожал плечами.

— Да нет, поспал немножко, а с елкой было проблем, у меня ведь многолетняя практика

— Как красиво! — восхищалась Элис, и ей хотелось плакать от счастья.

Конечно, у Ральфа с кузеном так было заведено, но все равно, ее до слез тронуло, как мужчина, взрослый и не имеющий семьи, с любовью следовал семейной традиции. И тут она поняла, что именно эта сокрытая в нем до сих пор привязанность к традициям и определила ее решение остаться с ним на праздники.

— Значит, чудеса все-таки бывают, — сказала она, стараясь, чтобы он не понял, какие эмоции ее обуревают. Чтобы не понял ни по лицу, ни по голосу. Элис подняла глаза к верхушке елки, и тут Ральф сказал:

— У нас с тобой еще в запасе рождественская звезда. По традиции этого дома крепить звезду на макушке елки должна женщина из нашей семьи. Я подумал, подумал и оставил эту работу для тебя.

— Для меня?! Ты и вправду хочешь, чтобы это сделала я? Но ведь я не принадлежу к числу членов вашей семьи, — напомнила Элис.

— Но ведь ты женщина… — И так он это произнес, так посмотрел на нее, что Элис сразу поняла — он помнит все, что произошло между ними, каждое слово, каждый поцелуй. — Но давай пока отложим звезду. А то в церковь опоздаем. Ладно?

Вечер и ночь выдались холодными, и сейчас поутру, деревья стояли, волшебно преображенные серебряным инеем. Элис замерла, увидев и» в какой-то непостижимой, неподвижной, невероятной красоте.

До города, где находилась церковь, они доехали за десять минут, и их взору предстала россыпь небольших домиков, разбросанных по берегу реки. Подойти к ним можно было, перебравшись через скованную льдом реку по узкому каменному мосту. Церковь находилась на самом дальнем конце. Она была совсем маленькая, поврежденная временем и источенная непогодой и такая старенькая, что, казалась не построенной, а просто выросшей из окружавшего ее каменистого ландшафта.

Подъезжая, они услышали звук колокола, Ральф припарковал машину, и дальше они прошли через узкие воротца по выложенной камнем дорожке, которая вела через кладбище. Все здесь дышало таким покоем и тишиной, что, казалось, среди этих могил скорбеть и плакать просто невозможно.

Церковь была уже заполнена народом. Службу вел старенький викарий. Элис хотела потихоньку сесть где-нибудь сзади, но Ральф направил ее к одной из скамей, расположенных вблизи алтаря.

Фамильная скамья, подумала Элис с завистью и благоговением. Служба была совсем скромной и недолгой. Звучали простые, но трогательные рождественские гимны. Ясли были сооружены и украшены явно неопытной рукой, но для Элис, не видевшей прежде ничего подобного, этот манящий храм показался таким прекрасным, что её охватило чувство, не испытанное прежде ни перед одним из знаменитых соборов. По традиции, после службы викарий задержался, чтобы сказать прихожанам несколько добрых слов и поздравить с рождеством.

Когда вышли из церкви, повалил густой снег, я это придало и без того необыкновенному дню совершенно сказочный оттенок.

— Невероятно, — шептала Элис в восторге, — просто невероятно до чего хорошо!

Она обернулась, и Ральф счастливо рассмеялся глядя на ее посветлевшее лицо. Смех его был таким глубоким, теплым, что девушка опять ощутила чувственную истому во всем теле. Дыхание ее участилось, сердце забилось сильнее. Ей вдруг захотелось прижаться к Ральфу и поцеловать его.

По дороге к машине Элис снова и снова пыталась оценить свое состояние. Мысли тревожили ее так, что вмиг померкла только что восхитившая ее гармония природы. Ральф, почувствовав неладное, спросил первое, что пришло ему в голову:

— Тебе не холодно?

Элис отвернулась, она боялась поднять глаза и убедиться, что все именно так, как подсказывала ей интуиция. Тому, что она сейчас ощущала, нельзя было придумать названия.

— Да хватит тебе о нем вспоминать, — сказал Ральф.

Значит, он думает, что причина смены настроения Элис-Роджер и разрыв с ним. Ну и хорошо, пусть так и считает, решила Элис.

Она молча наблюдала, как падают с неб огромные снежинки, как зеленые и коричневые тона постепенно исчезают из расстилавшегося кругом пейзажа, уступая место сказочной белизне, совсем как на рождественских открытках.

Падал снег, земля на глазах превращалась в сказочную страну чудес. В горле образовался ком, на глазах серебром заблестели слезы. Как ей сейчас хотелось их скрыть, заставить Ральфа подумать, что глаза ее покраснели от простуды. Элис нагнулась и принялась рыться в сумочке, ища носовой платок.

Однако Ральфа было не так-то легко провести слезы он заметил. К счастью, приписал их совсем другому.

— Боже мой, Элис, прекрати! Роджер не стоит ни одной твоей слезинки, уж поверь мне.

— Да я не из-за Роджера! Неужели ты до сих пор не понял, что я и не думаю переживать из-за него? Тоже мне — потеря, горе — жених!

Она даже рада, что избавилась от Роджера, да еще в комплекте с мамашей. И это правда. Почему же он думает, что Элис все убивается из-за этого ничтожества? А Ральф не отставал:

— Тогда мне скажи, из-за чего ты так сильно переживаешь?

Вот вам и случайный знакомый! Ничего-то от него не скрыть, все-то он замечает. И прежде чем Элис опомнилась и успела произнести хоть слово, его жесткие пальцы осторожно и бережно прошлись по ее мокрым от слез щекам.

—Скажи мне, наконец, что с тобой? Может, на тебя так подействовал снегопад?

— Нет, все в порядке, я вовсе не плачу. И Роджер тут правда совсем ни при чем.

— Так в чем все-таки дело?

— В чем дело? Ну как бы тебе объяснить… Да в этом во всем! — И она красноречивым жестом обвела обширный пейзаж, простиравшийся окнами машины. Жест этот относился сразу ко всему — и к полям немыслимой белизны, и к церкви, и к испаренному инеем лесу. — ты знаешь, на меня очень сильное впечатление произвела служба. — По глазам Ральфа было заметно, что он ей не верит. И Элис, запинаясь, продолжила:-Так все красиво кругом, так чудно, и этот праздник, и церковь, и снег…

Элис отвернулась. Говорить больше не хотелось. Она знала, что мужчины плохо переносят женские истерики. Во всяком случае, для Роджера женщины с эмоциями были просто невыносимы. Интересно: если бы Ральфа что-нибудь раздражало, показал бы он это или нет? И если бы показал, то как? Наверное, нет! Скорее всего, он вообще не любитель демонстрировать эмоции. Во всяком случае, ей судить о его реакциях было непросто.

Ральф на мгновение смежил веки, отвернулся от Элис и с преувеличенным вниманием, даже можно сказать демонстративно, уставился на дорогу, словно для него сейчас вести машину было главнейшим делом его жизни. Он явно желал скрыть от нее свое настроение. И только притормаживая у крыльца своего дома, бросил лишь одну фразу:

— Осторожнее выходи-смотри под ноги, а то можешь поскользнуться.

Девушка недовольно нахмурилась — она ребенок, чтобы выслушивать подобные наставления! И, выбравшись из машины, она подставила лицо под крупные, беспрерывно сыпавшиеся снежинки. В душе все у нее бурлило счастьем. Тихо, закрыв глаза от радости, Элис заговорила:

— Ты знаешь, я до сих пор не могу поверить, что сейчас Рождество, что падает снег, что.

Ее мысли совсем было потекли по поэтическому руслу, но одно неловкое движение-и случилось то, от чего ее предостерегал Ральф, — Элис поскользнулась. Но он вовремя подхватил ее сильными руками, и она стояла, не в силах отдышаться, испуганная, с бешено колотящимся сердцем. А Ральф придерживал ее за талию. Элис была поражена его мгновенной реакцией. И теперь, оказавшись в его объятиях, она молилась лишь о том, чтобы Ральф не заметил ее интереса к своей персоне. Кто мог знать заранее, суждено им или нет понравиться друг другу? Но сейчас, на Рождество, они оказались вместе под одной крышей, у него дома. И это было только начало…

Чувствуя ее волнение, Ральф не выпускал Элис из объятий, ласково уговаривая:

— Ну что с тобой, я же тебя держу. Не бойся!

Они стояли вплотную друг к другу. Элис вдыхала его запах-аромат чисто вымытого мужского тела, смешанный с запахом дорогого одеколона; впитывала его тепло. Она что-то даже бормотала ему в ответ нежным воркующим голосом. Ее выдавало буквально все-и глаза, и интонации, в которых против ее воли слышался нетерпеливый неосознанный призыв. Вот опять неуследила за собой, и ее взгляд заскользил по губам. Ральф с готовностью склонился над ней, а она не пыталась ни уклониться, ни вырваться из его объятий. Наоборот, ее сердце выпрыгивало из груди от радости при одной мысли, что он сейчас поцелует ее. И, разумеется, Ральф ее поцеловал. Осторожно и с опаской он приблизил я губы к ее губам, некоторое время сохраняя между ними небольшое расстояние, а потом его объятия стали крепче, правда, пока нельзя было сказать, что это страстные объятия любовника. Ясно было одно-Элис находится в руках настоящего, уверенного в себе мужчины. И вот, наконец, их губы слились. Элис прежде и не подозревала, что поцелуй может быть таким долгам полным ласки и обещаний, сулящим неземное блаженство. Когда язык Ральфа мягко прошелся по ее губам, она осознала всю искусительную силу его объятий. В теле нарастало возбуждение. Когда он, наконец, оторвал свои губы от губ девушки, она стыдливо отвела глаза. Глупо, конечно, прятаться от себя самой! И тут Ральф осторожно взял ее за подбородок, повернул лицом к себе и прошептал:

— Скажи все-таки, что тебя так тревожит? В чем причина?

И снова поцеловал ее. А когда их руки соединились, опасения и сомнения Элис куда-то подевались, их просто не стало. Теперь она отвечала на поцелуй каждой клеточкой своего существа, Снимала Ральфа, не отдавая себе отчета ни в чем, а только жадно впитывая его тепло, вдыхая его дыхание, вслушиваясь в стук его сердца.

— С Рождеством тебя, милая, — тихо прошептал он, оторвавшись от нее.

Эти слова вернули Элис к реальности. Ее ли снова запылало жаром стыда, смущения, злости себя саму. Оказывается, вот почему он ее целует Значит, это всего лишь поздравление, нет никакой всепоглощающей страсти, а есть лишь нечто об денное-слова поздравления, в которых нет г жажды любви, ни желания. А она-то, глупая т бездумно открылась перед ним! Ах, зачем она так пылко отвечала на его поцелуи?

— Я тоже поздравляю тебя, — произнесла Элис в ответ, вывернулась из его объятий и молча направилась к дому.

Когда открылась дверь, из глубины дома на вошедших пахнуло свежестью елки и одновременно —восхитительным запахом жарившейся в духовке индейки.

— Вкусно пахнет, да?-буднично спросила Элис, стараясь изо всех сил выглядеть спокойной, желая показать ему, что поцелуй не произвел нанес особенного впечатления, не выбил из колеи и, может быть, даже оставил равнодушной… А сейчас гораздо больше ее интересует предстоящее застолье.

Ясное дело, думала она, с Ральфом у нее все недолговечно. Решив это для себя, она постаралась внутренне приготовиться к тому, что он в ее жизни — лишь эпизод. Да, прежде ей никогда не встречался мужчина, к которому она бы ощущала столь сокрушительное влечение, но возможность их дальнейших отношений вызывала слишком серьезные сомнения. Уж лучше держаться подальше от греха, решила девушка.

— Пойду — ка посмотрю, что там у нас на кухня — заявил Ральф.

— Если ты не против, я бы тоже поучаствовала

— Пойдем!

— Тогда ты иди, а я сейчас, только переоденусь. В спальне Элис разделась и замерла перед калом в одном белье, увидев свое отражение. Любопытно, как бы на нее взглянул мужчина, и не все равно какой, а конкретный-Ральф Уорбертон, который сейчас, ни о чем не подозревая, колдует возле плиты. Элис машинально сняла с вешалки в шкафу первое, что попалось под руку, оделась, а потом в полном недоумении уставилась на себя. Вот что значит делать одно, а думать о другом! Оказывается она выбрала светлый брючный костюм, который, разумеется, мало подходил для работ на кухне. В растерянности она стала прикидывать, не лучше ли переодеться во что-нибудь попроще, но в этот момент в дверь тихо поскребся Ральф.

— Ты как тут?

— Все в порядке, сейчас приду.

Ладно, не будет она ничего менять, сойдет и так! Она еще раз критически оглядела себя в зеркале. Пусть уж будет как есть, в случае чего можно снять жакет, засучить рукава, повязать фартук. Блузочка под жакетом, конечно, чересчур короткая, может, Ральф и не заметит, а потом решила, что и заметит-не беда.

Он ждал ее за дверьми и, обняв, первым делом потрогал ее лоб:

— Похоже, что температуры у тебя пока что нет. Это уже хорошо, но мне что-то не нравится твое состояние. — С этими словами он взял запястье. — И пульс у тебя почему-то частит

Элис вырвала руку.

— Ну зачем ты так беспокоишься,. Ты же знаешь, что я простужена, и больше ничего

— Что значит-больше ничего? Одна пустячная простуда? Ты меня прямо-таки очаровываешь, дорогая. А я-то думал, что у т болит разбитое сердце. Так как там насчет разбитого сердца, а, Элис?

Она посмотрела на Ральфа с сомнением что, издевается? Не знаешь даже, как на это и ответить. Взрослый человек, слушать стыдно! поводу истории с Роджером Элис не чувствовала уже ничего, кроме стыда, а тут еще, извольте сюрприз-давайте поболтаем о разбитых сердцах! У нее явно не хватало фантазии перевести все в шутку. Ральф же не унимался:

— Готов спорить на что угодно, что ты никогда не была влюблена в Роджера! Будь у тебя к нему хоть капля чувства, ты бы…

Тут Элис не выдержала.

— Ну почему ты так говоришь? Что ты вообще знаешь о любви?

— Да уж знаю кое-что, будь уверена. Иной раз я довольно точно могу сказать, где любовь, а где ею и не пахнет…

Похоже, он и правда знает, какова любовь была в его жизни женщина, с которой он изведал это чувство со всеми его горестями и радостями. При этой мысли Элис неожиданно испытала мучительный приступ ревности к некоей незнакомке-жестокую, рвущую на части душевную боль

А Ральф развивал начатое:

— Ну сама посуди-чего бы ты дождалась с Роджером? Даже если бы он сам не был таким ослом, его мать не дала бы тебе спокойной жить.

Тема эта явно не шла из головы Ральфа.

похоже на ревность! И все же, как он не понимает что у Элис на самом деле творится в душе! Разговор о ее отношениях с Роджером, занимавших Ральфа, уже изрядно поднадоел Элис, и она рискнула его перебить:

— Ральф, ты забыл, что у нас с тобой перемирие?

Он замолчал и взглянул на Элис так, что она почувствовала себя застенчивой школьницей. Куда девалась та взрослая женщина, которой Элис полагалось бы быть?

— Я просто хочу сказать тебе, — начала было она но замолкла и окончательно смутилась. Правда, тут же вышла из положения, потянув носом:— Ой! А индейка так вкусно запахла — интересно, когда мы с тобой сядем за стол?

Вид у Ральфа был явно довольный. Кажется, пока ему все нравилось.

6

Кто бы мог подумать, глядя на Ральфа, что он окажется таким великолепным хозяином! Сейчас они оба возились на кухне: Ральф готовил овощи, а Элис поручил смешивать ингредиенты соуса.

Элис, не задумываясь, открыто высказывала свое удивление тем, как Ральф ловко орудует кухне. Высказала-и тут же пожалела о своих словах, но было поздно: он загрустил и взъярился.

— Прости, я не хотела тебя задеть…

— А чего тогда ты хотела?

Элис виновато взглянула на него и попробовала загладить неловкость.

— Когда мы познакомились, у меня сложилось впечатление, что ты не из тех мужчин, которые…

— Кого же ты имеешь в виду? «Которые»-это какие?

Бог мой, подумала Элис, да он всерьез разозлился!

— Ты опять заводишься, лучше бы уж выслушал, что я хотела сказать. Я думала, что Роджер…

Тут уж Ральф не выдержал.

— Скажи мне, пожалуйста, долго еще это будет продолжаться? Что ты опять хотела сказать про Роджера? Максимум, на что он способен, дай-то Бог! — это сварить яйцо вкрутую. Так что уж лучше не сравнивай меня с ним! Но, может быть, тебя в нем как раз это и подкупает? Да, Элис?

У нее, как всегда, все чувства отразились на лице. И она честно ответила:

— Нет, конечно нет!

Но Ральф не унимался.

— Твой Роджер ищет себе женщину, которая ходила бы за ним как нянька и полностью обслуживала! Заниматься чем-то по дому он считает ниже своего достоинства. Мужского достоинства. Мамаша внушила ему подобные понятия, хочет видеть его именно таким! И, клянусь миссис Стрикленд устроит ад любой женщине, которая не сочтет нужным кормить с ложки её маленького мальчика.

В голосе Ральфа звучали брезгливость, отвращение; чувствовалось, что он вообще не выносит слабохарактерных людей. Пожелай она сейчас вступиться за Роджера, у нее не нашлось бы аргументов в его защиту-никаких реальных аргументов! Совсем! А Ральф продолжал:

— Роджер вообще не личность. Даже могу сказать больше-на мой взгляд, он совсем не мужчина, особенно если говорить об эмоциях. Хочу на будущее попросить тебя больше не говорить о людях-«из тех», «не из тех». Не увлекайся классификацией, особенно мужчин, да еще в моем присутствии.

— Но я и не хотела сказать тебе ничего обидного, — заспорила Элис. — Просто, когда мы впервые с тобой встретились, я многого о тебе не знала! Я даже не догадывалась, какой ты на самом деле. И поверь мне, с Роджером я тебя не сравнивала. Никогда!

— Не сравнивала? Правда?

—Да!

Конечно же, он понимал, что сравнивала! Но сделал вид, что удовлетворился ее заявлением. И это Элис устраивало: иначе пришлось бы объяснять, что все сравнения могли быть лишь в его пользу. Кто из них двоих был настоящим мужчиной? Конечно же, Ральф! И смешно даже думать, что он сам ставил себя на одну доску с Роджером. Как можно сопоставлять двух столь разных людей? Даже смешно. Когда дело дошло до неприятностей, характеры их выявились в самом неприкрытом виде. Да и в чем зануда Роджер мог бы составить конкуренцию Ральфу Уобертону? Да ни в чем! По идее, Элис должна была своей женской интуицией моментально почувствовать разницу. Теперь она с горечью признавала что не заметила ее вовремя.

Слава Богу, Ральф не обратил внимания на ее молчание. Он все еще продолжал полемику:

— Я считаю, что жить в беспорядке и хаосе крайне непродуктивно. И вообще, ненавижу пустую трату времени!

Видимо, эти последние слова должны были послужить началом какого-то очередного повествования. Ральф только что дочистил картофель, и теперь, чтобы нарезать его, ему пришлось отвернуться от Элис и встать лицом к разделочному столу. А может, он специально отвернулся, чтобы его лица не было видно? И Элис вся обратилась в слух.

— Знаешь, после смерти матери мы с отцом остались совсем одни, и нам пришлось полностью самим себя обслуживать. Собственно говоря, и ему и мне пришлось учиться этому с нуля.

Элис сразу представила их вдвоем: осиротевших, изо всех сил старающихся пережить свою потерю и не пропасть с тоски. Сострадание сдавило ей сердце. А Ральф продолжал:

— Хочу сказать тебе, Элис, что характер, привычки у любого человека закладываются в детстве. И если уж что-то было усвоено в нежном возрасте, то это, считай, навсегда. Поэтому я дам тебе совет-радуйся, что отделалась от Роджера. Ведь он никогда не станет взрослым! Он рос и вырос с душой избалованного маменькина сынка. — И Ральф, повернувшись к девушке торжественно произнес:-Я надеюсь, Элис, начиная с сегодняшнего дня, и желательно на всю жизнь, Рождество останется для тебя поистине волшебным праздником.

— Да нет, что ты, — возразила Элис, — мне уже и не хочется никаких чудес. Даже в мыслях ничего подобного не держу. Я, наверное, так и буду добиваться самых прозаических вещей— выйти замуж, пустить корни, родить детей, и главное-обеспечить им в жизни стабильность. Мне всегда не хватало именно стабильности. — Элис легко и просто раскрылась перед Ральфом, как бы стремясь ответить ему откровенностью на откровенность. — Понимаешь, мои знакомые считают, что у меня слишком уж низменные идеалы-достаток, постоянство. А я вижу в этом гораздо больше смысла, чем просто в сексе или даже в романтической любви.

— А почему, — перебил ее Ральф, — нужно выкидывать из этого списка хоть что-нибудь? Элис нахмурилась.

— Ты о чем?

— Я вот о чем: разве ты не встречала пары, которые счастливы во всем, — их жизнь вполне стабильна, они любят друг друга всем сердцем

— И секс их тоже радует?

— И еще-они верны друг другу! Я, например, считаю, что современная женщина может претендовать на все это и иметь в своей жизни. Сердечная любовь, счастлива секс, стабильный брак, любящий преданный муж, дети, хорошая работа…

— Теоретически, конечно да, — согласилась, Элис. — Но, честно тебе скажу, в сексе я, похоже не очень преуспела, прямо скажем, не достигла высот…

— Кто мог тебе такое сказать? Роджер?

— Нет, — ответила она, задетая его интонацией, полной издевки, и насмешливым выражением лица.

Какая досада! Элис позволила втянуть себя в разговор на очень опасную тему, а с мужчинами лучше беседовать о чем угодно, только не о сексе! Да и Ральф, заговоривший об этом, пробуждал в ней такие безумные плотские желания! И мысль о собственной холодности сейчас, как никогда, была сомнительной. Что-то много рассуждений на сегодня!

— Я почему-то всегда за собой это знала, — твердо произнесла Элис. Похоже, что больше всего она старалась убедить в этом именно себя.

— Всегда?-Ральф опять насмешливо поднял бровь.

Снова его потянуло на насмешки, точно такая же издевательская гримаса была у него на лице, когда они впервые увиделись. И опять что-то тревожно заныло у нее в душе.

— Да, именно так, я давно знаю это за собой. Точнее, я поняла это сразу, как только стала целой. С тех пор, как узнала насчет того, как что есть, если я тебя правильно понял, ты убедила себя в этом? Или это сделал кто-нибудь другой. Надо полагать, твой первый мужчина?

Ральф явно путал ей все карты, пытаясь разрушать возводимые ею барьеры.

— Да нет, не так, — сказала она поспешно, но поспешность эта и выдала ее.

— Как же не так!-снова взлетела черная бровь. — Готов спорить, у тебя было не так уж много мужчин; максимум-двое, ну от силы— трое. Роджер, понятно, не в счет.

— Трое? — Элис растерялась. — Конечно же, нет. Я бы никогда…

И тут до нее дошло, что она выдает себя с головой, прямо и откровенно обрисовывает ему свою ситуацию. Несмотря на удивление и насмешки сверстниц, Элис была явно не из тех, кто с легкостью делится с подругами или с кем-то еще своими интимными переживаниями, рассказывая были и небылицы из своей или чужой сексуальной жизни. И вдруг чуть не доверилась такому собеседнику и такому мужчине, как Ральф Уорбертон! Естественно, что он сочтет ее взгляды устаревшими и нелепыми.

— Итак, если я правильно понимаю, у тебя в жизни был некто, и этот некто тебе подобные глупости и внушил. Так вот, чтоб ты знала: если мужчина, общаясь с девственницей, начинает убеждать ее, что она несексуальна, то знаю наверняка-он сам мало на что годится, а ей лишь морочит голову для отвода глаз.

В душе Элис зародилась паника. Слава Богу , он ее еще и утешает! Еще указывает, кто и где так себя повел! Тем не менее Ральф, и надо это признать, легко, по ее оговоркам, без подсказок понял всю ситуацию до мельчайше нюансов! И ей захотелось дать ему сдачи за эту легкость. Дать сдачи-и одновременно выплеснуть тайно мучившие ее страхи, которые нахлынули на нее сейчас…

— Мне уже не восемнадцать лет, а двадцать четыре, и уж теперь-то я вполне уверена в своих сексуальных потребностях.

— Да, — ответил он, — действительно, ты взрослая. Только говоришь все не о том. Ты же сама себя не знаешь, а твердишь о каких-то там потребностях!

И Ральф уставился на нее без тени смущения уверенный в собственной правоте. Спорить с ним Элис боялась, все-таки тема была достаточно скользкая. Но и просто так согласиться с ним было невозможно. Однако осторожность взяла в ней верх, и она переменила тему.

— Думаю, что соус у нас вполне готов. Чем еще тебе помочь?

Ральф пробормотал себе под нос:

— Обычно я предпочитаю есть на кухне, но рождественский обед, наверное, лучше устроить в столовой. Так что давай я здесь все закончу сам, а тебе поручу накрыть стол. Пойдем, покажу тебе, где что лежит. Выбери сама скатерть, фарфор, фужеры, серебро, салфетки и прочее.

Элис вытерла руки и вышла в холл. Вместе они прошли в столовую, обшитую деревянными лебедями. Эта комната тоже выглядела уютной и теплой. Посередине стоял большой стол про который Ральф охотно принялся рассказывать, что он был подарен его бабушке и дедушке на свадьбу. В те времена двенадцать человек за столом никого не могли удивить, считалось, что это немного, пожалуй, так, средненько… бабушка выросла в семье, где было семеро детей, дедушка был пятым ребенком у своих родителей.

— Наверное, очень приятно быть частью такой большой семьи, — не удержалась Элис. — Я у родителей одна, да и сами они были единственными детьми.

— Но, Элис, ты же не станешь спорить, что в этом тоже есть свои преимущества. Я, кстати, тоже вырос один. — Казалось, Ральф хочет ее утешить.

Элис возразила:

— Зато у тебя есть разные там дядюшки, тетушки, кузены…

— Что правда, то правда. Но знаешь, я ведь в детстве потерял мать… А такие потери оставляют в жизни слишком глубокий след, причем навсегда. Очень может быть, что пережить подобную утрату гораздо тяжелее, чем всю жизнь горевать о гипотетических родственниках… Я даже догадываюсь, о чем ты думаешь сейчас. — И, взглянув на Элис, он сочувственно дотронулся до ее плеча, как бы ободряя девушку.

— Конечно, догадываешься, ведь, похоже, я ною и жалуюсь и жалею только себя. Моим родителям нужна и важна была их работа, а я…

— Перестань, не надо! Тебе просто надо знать, что дочь для них на первом месте, в какие-то моменты их искусство может и подождать. А как же иначе, нам всем это нужно знать, что на свете есть хоть одна душа, которой ты свет в окне. Согласна?

В глазах Элис он прочел полнейшее и безоговорочное согласие.

— Ты прав. Но мне так странно слышать это все от тебя! Ты выглядишь столь независимым уверенным в себе; я как-то не представляю что у тебя…

— И что же у меня? Сейчас я, конечно, стал поувереннее в жизни, даже приобрел некоторую независимость. Но вообще в моей жизни были и неприятности и беды. Например, меня отвергла моя первая любовь. И хочешь знать почему? Она сказала, что уж очень я эмоционально зависимый. Тогда это было похоже на правду.

— Ты, наверное, очень любил ее, да?

— Да, — согласился Ральф, — я думаю, что так тогда и было на самом деле. Но кое-чему меня эта история все-таки научила. Потому что я пережил нечто большее, чем крах первой юношеской любви.

Какой же она была, эта девочка, первая, совсем юная возлюбленная Ральфа Уорбертона? И, размышляя об этом, Элис занялась приготовлением — открывала шкафы, выбирала серебро, тарелки, скатерть, салфетки, бокалы. Неужели есть на свете хоть одна женщина, способная отвергнуть Ральфа? Как нехорошо поддаваться ревности! Да и что было у нее с Ральфом? Считай, что ничего — ну, поцеловались пару раз. А как хочется, чтобы в этом заключалось что-то особенное… Еще сутки назад Роджер считался ее женихом, а теперь Элис даже мысленно не могла поставить его рядом с собой. Вот так!

Ральф подал Элис тяжелый хрустальный бокал, наполненный красным вином.

— Знаешь, — сказала она, — мне этого вина наверняка хватит на весь вечер!

Минут пятнадцать назад они отужинали. Ральф подвинул к огню удобный мягкий диван, Элис свернулась на нем как кошка в ожидании, пока хозяин дома возвратится из кухни, куда он понес грязную посуду.

Такого Рождества Элис за всю свою жизнь не могла припомнить. Еда была удивительно вкусна разговор шел на редкость легко и приятно. Ральф поразил ее веселостью и остроумием, и девушка от души смеялась его шуткам.

А этот придурок Роджер за все восемь месяцев-целых восемь месяцев!-ни разу не заставил ее даже улыбнуться. Элис отхлебнула из бокала. Вино было богатейшего красного цвета, мягкое, вкусное, и после хорошего ужина пить его— одно наслаждение. Но вскоре вино ударило Элис в голову, даже на миг почудилось, что потемнело в глазах. Повисло молчание. Казалось, эта странная тишина жила своей собственной жизнью, торопила, подталкивала к каким-то шагам.

— Мне, наверное, совсем не надо было бы вить, — прошептала Элис. Тем не менее взяла бокал и еще раз из него отхлебнула.

Ральф подошел к ней,

Да, похоже, тебе и правда хватит пить.

Он, осторожно разжав пальцы, взял бокал, отставил его в сторону. Затем обнял несопротивляющееся тело, и Элис почувствовала теплые мягкие губы на своих губах его теплые мягкие губы.

— Не надо, — бормотала она, обнимая Paльфа, — не надо, прошу тебя!

А пальцы ее уже мягко погрузились в его густые черные волосы, глаза светились желание а тело в его объятиях буквально таяло.

— Милая, наше время пришло, это наш с т бой праздник, — шептал Ральф, и они вновь приникали друг к другу.

— Постой, не торопись, — бормотала Элис— ты ведь уже меня поцеловал, когда поздравлял с Рождеством. Помнишь, мы вышли из церкви.

Он на секунду оторвался от ее губ и внимательно взглянул ей в глаза.

— Да нет, дорогая, это было не только поздравление с Рождеством, у меня на уме кое-что другое.

И, прошептав это, Ральф погладил ее по спине, еще крепче прижав к своему мускулистому телу. Другая его рука скользнула ей под волосы на затылок, он осторожно привлек ее лицо к своей груди.

Никогда прежде Элис не испытывала ни к кому таких чувств-ни к первому возлюбленному, ни тем более к Роджеру…

— Что же у тебя на уме? — прошептала она,

— А ты не догадываешься? Понимаешь, я как только тебя увидел, так ни о чем больше не мог думать. Неужели ты не заметила до сих пор?

Ничего себе! Если я не путаю, ты был на меня безумно зол.

— Наверное, больше всего меня бесил я сам, тело, которое отреагировало на тебя моментально. Между прочим, сейчас происходит то же самое Элис прикрыла глаза. Неужели их взаимность была такой полной? С самых первых секунд? Все что случилось дальше, случилось очень быстро. Еще минуту назад Элис находилась под опьянением тепла и уюта этого дома, красного вина, огня в камине, а сейчас ничто уже не туманило ее ум. Сердце стучало в ушах, гулко звенела в теле кровь. С ними обоими происходило что-то особенное.

— Если ты велишь мне остановиться-будь по-твоему, я это сделаю, — прошептал он, продолжая сухими губами ласкать ее шею.

Элис издала нежный горловой воркующий звук, который выдал ее желания с головой. Тело ее напрягалось и выгибалось в его руках.

— Нет, дорогой, нет, не останавливайся, прошу тебя…

— Хорошо. Я и не хочу останавливаться, ты веришь мне? Единственное, чего я хочу, — это быть с тобой, Элис. Ты средоточие моих желаний. Милая, если бы ты знала, как я тебя хочу…

— Мне никто никогда так не говорил…

— Как же ты не чувствуешь, что происходит со мной? Ни одну женщину я не хотел так, как тебя! Я очень долго не был ни с кем, ни с одной ч не загорался так, как с тобой, ни одна не встревожила моих мыслей так, как ты!-Ральф уже почти кричал.

Несмотря на исходивший от него жар э знобило в его объятиях. Нет, не от холода! Сейчас она ощущала лишь нараставшее желание. Теперь все было иначе, чем вначале, да и он сам был иным. Пришло великое небывалое время чувств, когда самое невероятное становится возможным'

Ральф нежно провел языком по ее губам обняв его за плечи, Элис приникла к нему, подалась навстречу его ласке. Ральф Уорбертон в этот миг стал для нее олицетворением и частью невероятного сказочного мира с огнями, нежный и острым запахом хвои, чудом их встречи. На краю сознания еще шевелился страх, нежелание возвращаться в реальный мир, такой не похожий на замкнутый оазис их счастья. Возвращаться придется все равно, но сейчас…

Ральф стонал от удовольствия, впивался в ее губы, а Элис дала себе волю. Она отрешилась от всего-от своих тяжелых мыслей, ожиданий и опасений. Их губы встречались сначала с осторожной нежностью, а потом-с силой и страстью, и для нее это было ново. Никогда раньше она не испытывала ничего подобного. Она теряла голову и от тяжести его тела, жарко и близко припавшего к ее хрупкой фигурке, и от жестких волос, в которые она запустила пальцы. А его руки, скользящие по ее талии и ниже, по бедрам!.. Какое это блаженство-чувствовать, как он напрягся, возбудился, и одновременно улавливать в себе мощный отклик на его возбуждение.

Они оба словно налились расплавленным огнем. Ральф подхватил ее, приподнял, вплотную прижал к себе, коснулся груда, бедра ее раздвинулись, они неумолимо приближались к самому чувственному моменту.

— Вот они, твои скромные сексуальные потребности, — насмешливо шептал Ральф ей на ухо —До чего же ты обольстительная женщина, удивляюсь, как ты до сих пор этого не знала?! что ты делаешь со мной? Я сейчас умру… если бы ты знала, что со мной творится! А что со мной делалось, когда я пришел тогда к тебе

Стоял у тебя в прихожей, а ты, передо мной, я этом чертовом костюме… а твоя грудь…

Его рука скользнула к ее груди-он тихо застонал. Ласково и осторожно он погладил ее нежную кожу, дотронулся до соска.

— Давай снимем все это, — шепнул Ральф, и Элис молча подчинилась, ощущая, как он расстегивает на ней одежду.

Их глаза встретились, и она увидела его расширенные зрачки. Ральф склонился и снова поцеловал Элис в потемневшие губы. Оторвавшись от нее на секунду, он произнес шепотом, полным страсти:

— Я хочу тебя, хочу видеть тебя всю и касаться тебя. Хочу, чтобы ты была моей!

Руки его бережно и нежно раздевали ее, губы то шептали нежные слова, то покрывали шею, губы и грудь Элис страстными поцелуями. У нее замирало сердце, еще немного-и они увидят Друг друга обнаженными!.. Дыхание ее перехватало, но не от стыда, а от блаженного предчувствия этой прекрасной картины. Что же с ней такое делается-с ней, у которой мысль о мужской наготе всегда вызывала исключительно неприязни и неловкости?! Ей всегда казалось, что голый мужчина выглядит просто непристойно. Что же изменилось сейчас, отчего все тело переполнилось сладкой болью и желанием поскорее увидеть Ральфа нагим?

Совсем скоро ее тайное желание осуществится. Элис в беспомощности закрыла глаза, а открыв их, увидела, что Ральф не сводит с неё влюбленного взора.

— Ты ведь тоже меня хочешь? Ты ведь хотел чтобы у тебя это случилось именно со мной?

— Да!..

Губы ее пересохли, дыхание стало жарким

Она не стеснялась того, что стоит перед ним наполовину обнаженная. Горели свечи, и в отсветах их оранжевого пламени ее грудь казалась золотой. Все внимание Элис было поглощено этим мужчиной, таким сильным и прекрасным! Она не сводила с него глаз, когда он начал расстегивать пуговицы на рубашке. Тело его бугрило мышцами, на груди темнели волосы, соски его были плоскими и темными.

Элис почувствовала, как напряглось ее собственное тело. Его руки уже добрались до застежки на брюках. Элис инстинктивно подалась вперед, рванулась к нему, жадно ловя ноздрями его запах, и припала к его груди, поцеловав маленький темный кружок, издавая от наслаждения глубокие стоны,

— О, Элис, не надо, погоди!

Ее словно окатили ледяной водой. Ее, пылавшую буквально тропическим жаром, заставит мгновенно остыть. Он ведь явно испытывает наслаждение, почему же тогда отталкивает ее? Она, вскрикнула, заплакала-боль была так сильна, что она ощущала её физически. Что она сделала не так, отчего Ральф внезапно стал с ней холодным?

— Не торопись, ради всего святого, — умоляюще проговорил он. — Ты заводишь меня слишком быстр. Я прошу тебя, не расстраивайся, давай просто растянем удовольствие…

Так вот, оказывает, как она действует на Ральфа. Он с нежностью коснулся ее плеч, на миг удержал на расстоянии от себя, прежде чем их слились в объятиях. Он покрывал нежнейшими поцелуями ее губы, щеки, полузакрытые веки и успокаивающе шептал:

— Дорогая, пойми, мы же первый раз вместе, я очень хочу, чтобы у нас с тобой все было прекрасно!..

Элис инстинктивно прижалась к нему, и тело ее напряглось, едва она ощутила прикосновение его торса, его жестких волос. Она подняла голову и взглянула в лицо любимому.

Ральф склонился, приник к ее щеке. Дорожка из его нежных поцелуев медленно, медленно потекла ниже, все ниже, пока не достигла ее розовых сосков. Здесь его губы сомкнулись, и он вернул ей ту самую ласку, которой Элис одарила его в самом начале.

Элис была застигнута врасплох-наслаждение буквально пронзило ее. Губы Ральфа ласкали её грудь, а ее руки замерли, утонув в его черных кудрях. Любое его прикосновение отдавалось в каждой клеточке .ее тела. И тут она оттоль голову Ральфа.

— Что с тобой?

Как объяснить ему, почему она это сделал тепло его тела сводило ее с ума! Но ее мучило то, чего она никак не могла выговорить, — ей хотелось громко сказать ему: «Ральф, я очень, очень сильно люблю и хочу тебя». Но он все понял без слов.

— А я хочу тебя еще больше, — услышал она.

Моментально, как по мановению волшебно палочки, он освободился от той одежды, что в нем еще оставалась. Потом Ральф осторожно раздел ее и, похожий теперь на античного бог мужественный и прекрасный, он бережно уложил Элис на мягкий диван, прилег рядом и принялся ласкать с такой нежностью, что, казалось, душа ее расстанется с телом.

Ни один мужчина до сих пор не был ей то желанен. Никогда ей не хотелось ощутить наяву полное слияние с другим существом. И вот теперь самый дорогой для нее человек на свете рядом, она слушает его голос, видит его тело, им занято ее сердце. Вот оно, настоящее желание. вот что такое изнывать по нему, жаждать его настолько сильно, что нет возможности с этим справиться!

Элис задержала дыхание, протянула навстречу ему руки, полная желания, обняла, и он вошел в нее, и еще, и еще раз, и потом еще-пока весь окружавший мир не полетел в тартарары…

Когда она, обессиленная, с отуманенной головой лежала в объятиях Ральфа, а он благодарно и очень нежно целовал ее руку, Элис вдруг произнесла:

— Я и не думала, что это может быть так!.. ожидала, что так все это прочувствую…

— А что ты называешь словом «это»?

— Секс.

— Секс?!-И в голосе его прозвучала неприязненная нотка.

Не понимая, в чем дело, Элис молча уставилась на него. Ральф помрачнел, лицо его приобрело отстраненное выражение, словно Элис произнесла вслух что-то непристойное, даже оскорбительное. Разве это был ее Ральф, тот, что держал ее в объятиях и доставлял ей своими ласками неописуемое наслаждение?

— Что произошло?-спросила Элис неуверенным голосом.

Похоже, в многочисленных пособиях по проблемам семейной жизни не просто так описывалась разница в поведении мужчины и женщины в одной и той же ситуации. Мужчина, получив свое в постели, как правило, отстраняется, в то время как партнерша желает продлить тепло интимности, возникшей между ними, еще когда тела их были слитны.

— Так ты хочешь сказать, что мы с тобой только что были заняты тем, что именуется просто сексом? Для тебя это так?-Ральф, разжав объятия, откинулся на подушки и, как ей показалось, даже отодвинулся от нее. — А для меня это нечто большее. Я по наивности думал, что раз уж на свете есть выражение «заниматься любовью» то ты предпочтешь именно его. Секс-это то чем из чисто познавательных соображении занимаются прыщавые подростки, или то, чем грешат самые бесчувственные взрослые. Вот так-то, Элис!

— Не понимаю, я… вернее, мы, то есть ты сам знаешь, мы пока еще так мало знаем друг друга

— И что из того?-отвечал ей Ральф. — разве, это означает, что мы не можем ничего чувствовать друг к другу? Мы действительно встретились при весьма неординарных обстоятельствах-в споре, ссоре, и, естественно, узнать друг друга не могли. Но ведь есть же сердце, которое не ошибается! Подумай сама, судьба предоставляет нам с тобой возможность понять друг друга немного лучше. Упускать предоставленный нам шанс было бы глупо…

— Ральф, ты сам подумай, легко ли мне— всего сутки назад я была уверена, что выхожу замуж за Роджера…

— А я двадцать четыре часа назад хотел свернуть твою хорошенькую тоненькую шейку!

— Удивительно, что такое вообще может случиться!-Она поморщила лоб и убрала упавшие на лицо волосы. — Видишь ли, Ральф, я так обычно никогда не поступаю, а тут… как-то мне сразу… Ну, в общем, я подумала, что это я так веду себя из-за вина… — Тон ее был безрадостный и виноватый.

— Тебя что-то удивило в твоем собственном поведении? Ты решила, что захотела мужчину, выпив красного вина?-Ральф глянул на нее насмешливо. — Уж в чем я уверен, так это в том, что вино здесь ни при чем, моя дорогая!

С этими словами он взял ее руку и провел ею своему телу. Когда рука, сделав большой круг, вернулась к его лицу, нежно развернул ее ладошку и поцеловал.

И если в первый раз Элис, возможно, «заведясь» не без влияния спиртного, то сейчас мгновенно переполнившее ее желание никак нельзя было отнести на счет вина. Ее пальцы жадно заскользили по телу Ральфа, чувствуя, как нарастает его напряжение.

Они поднялись наверх уже далеко за полночь. Элис не торопилась задергивать шторы. Ей хотелось вглядеться в молчаливый заснеженный сад и запомнить эту ночь именно такой.

— Смотри, снег все падает, — шептала она, а Ральф, уткнувшись ей в шею, вдыхал ее аромат.

— Да, да, чудесно, — бормотал он. На что ему сейчас дивный пейзаж за окном, когда рядом такое чудо, как Элис, ее грудь, шея, ее волосы! — Давай сегодня ночью спать вместе, я хочу, чтобы ты уснула в моих объятиях.

Слушая его шепот, Элис чувствовала какую-то болезненную нежность к этому мужчине. И в то же время она одергивала себя-рано, очень рано говорить о каких-то чувствах между ними. Осторожность и боязнь ошибиться не позволяли думать о любви к мужчине, которого она узнала лишь несколько часов тому назад.

Еще сутки назад она бы ни за что не поверила, что можно вот так таять, буквально умирать от желания, с такой силой стремиться в объятия другого человека!.. Не поверила бы она и тому что будет, лежа в постели с мужчиной, раскрывать нетерпеливые объятия, лелея в душе предчувствие неземного блаженства от его прикосновений и ласк.

7

— Ух ты, вот здорово! Ты что, решил сделать из меня снежную бабу?

Элис и Ральф закидывали друг друга снежками, веселясь, как дети. Утро было счастливым морозным и солнечным.

Два часа назад Элис разбудил глухой удар снежка в окно-Ральф кинул его со двора. Минут за тридцать до этого она в полудреме открыла глаза, увидела, что половина постели пуста, и снова заснула. Стук снежка заставил ее вскочить и, завернувшись в одеяло, подбежать к окну. Внизу стоял Ральф, а за его спиной возвышался огромный снеговик.

— Эх ты, соня!-весело крикнул он, обрадованный ее появлением. — Я уж решил, что ты и не собираешься просыпаться!

Не думая ни о чем, Элис распахнула окно навстречу морозу, невольно поежилась и рассмеялась от счастья, когда Ральф с застывшей улыбкой уставился ей в лицо. В его глазах ясно читались обожание, восторг.

Они спали всего несколько часов, заснув только под утро, но Элис выглядела свежей и очень красивой.

«Ты ждал» когда я проснусь? Ну вот она я!»-и бы говорили ее глаза, ее смех, когда она дулась к Ральфу через окно. Ральф передернул печами, скидывая с себя оцепенение, вызванное появлением, и закричал:

— Сейчас же закрой окно, простудишься!

Когда он вошел в дом с мороза, Элис засуетилась вокруг, помогая стряхивать снег с ворота глядя, как он разувается, вдыхала его запах, смешанный со свежим ароматом снега, и это сочетание кружило ей голову. Раньше ей доводилось читать о женщинах, которые возбуждались от запаха тела любимого мужчины, но Элис лишь брезгливо морщила нос. Кто бы знал, кто бы чуть раньше посмел ей хотя бы намекнуть, что придет время, когда она сама будет рада прижаться к мужчине, вдыхать его запах, как вдыхала самый изысканный аромат, что она будет жадно вглядываться в линии и движения его тела…

Но и на следующую ночь их любви сомнения не покинули Элис.

— Все-таки у нас с тобой все случилось слишком скоро. Ты же, наверное, с чистой совестью не мог бы сейчас сказать, что…

— Что мы любим друг друга? Элис, скажи, отчего ты никак не хочешь в это поверить? Ты же знаешь, подобные вещи в жизни, хоть и нечасто, но случаются… Это-как в лотерее. И нам повезло-мы выиграли счастливый билет!

Губы его снова заскользили по ее телу, лаская каждый его крошечный кусочек и доводя Элис до такого экстаза, что временами она лишь с огромным усилием воздерживалась от того, чтобы, отбросив стыд и осторожность, не начать отвечать ему, насколько хватит фантазии.

— Не могла бы ты все-таки сказать, чего ты так опасаешься?

— Ты хочешь узнать, что меня смущает? Тогда получай правду-я боюсь тебя!

— Меня?! Как, ты боишься меня?!-Он даже отстранился, чтобы внимательно глянуть ей в глаза и понять, не шутит ли она. Нет, не шутит!-Я догадываюсь, дорогая, что тебе никак не дает покоя наша первая встреча. Тебе тогда действительно пришлось тяжеловато! я конечно, виноват, но у меня так сложился день что я был просто на грани срыва. Накануне я провел в аэропорту Лондона часов пять, ожидая вылета. Не успел прилететь, как сразу-нате вам!-Дуглас натворил дел! Он поссорился с Холли, а я изволь улаживать!-И Ральф снисходительно усмехнулся.

Но Элис уже знала, что скрывается за этой его самоуверенностью, — Ральф прятался за ней, как за удобной ширмой.

— Нет, — возразила она, — дело даже не в нашей первой встрече. Меня страшит то, как мы общаемся с тобой. У нас с тобой как-то все уж очень скоропалительно, а это…

— Ну и что?

— Так вот, я никогда не предполагала, что со мной может случиться такая головокружительная история. Мало того, что это просто не в моем характере! Наша встреча была сама по себе непредвиденностью, а дальше вообще пошли сплошные странности.

— Ты говоришь, что наша встреча была неожиданностью, — с этим я согласен. Но, может, ты считаешь, что она была нежелательной?

— Да нет, почему? Просто я себе все представляла совсем иначе. Все, что с нами происходит, кажется мне сном, чем-то нереальным. Я никогда ранее не испытывала подобных чувств. Ну как мне объяснить? Это превосходит все мыслимые я немыслимые желания. Я как ребенок, которому подарили что-то, о чем он даже и мечтать не смел! И представь, каково будет, если окажется, что подарок заберут или он мне приснился во сне. Мне, наверное, этой боли не выдержать…

— Элис, а ты поверишь, что я думаю об этом же и боюсь того же самого?

— Но у тебя ведь была любовь, ты уже к кому-то испытывал нежность. Знаешь, что такое страсть. До меня у тебя была какая-то жизнь…

— Конечно, — ответил Ральф, — мой любовный опыт побогаче твоего. Но с тобой я пережил то, чего не переживал с другими. — И, не услышав ответа на свои слова, Ральф торопливо договорил:-Давай решим нашу проблему по-иному. Все равно на дорогах заносы, каникулы заканчиваются не сегодня, выехать ты не сможешь, пока не растает снег. Пойми, у нас с тобой сейчас прекрасный шанс узнать друг друга. Давай сами себе не будем мешать, дадим волю чувствам, хотя бы на то короткое время, что мы пробудем здесь. Отключись от реальности! Это лучше, чем терзаться самой и терзать меня разными вопросами.

Простая мысль была высказана прост словами. Все правильно! Но даже в его объятьях Элис все никак не могла успокоиться. Слишком уж все получается легко, прямо-таки через чур легко! В этом-то вся беда.

После нескольких счастливых часов, перевернувших все в ее жизни, Элис сто раз задавала один и тот же вопрос: как же она жила прежде встречи с Ральфом? И еще одна мучительная мысль не давала ей покоя: что случится, если они вдруг расстанутся, и как ей быть, если придется жить без него? Проще на секунду закрыть глаза и уговорить себя устроить себе праздник хотя бы на несколько дней, полностью предавшись чувствам. Любовная лихорадка порождала такое напряжение, что, казалось, жизнь Элис сопровождается теперь громкими ударами сердца, которые слышны повсюду.

— Хватит волноваться, милая, я прекрасно понимаю, о чем ты задумалась и что тревожит тебя. Слышишь-все у нас с тобой будет хорошо! Ты для меня-человек-праздник, ты мое Рождество! За всю мою жизнь у меня никого не было лучше. Думаю, что и не будет…

Ральф еще долго шептал слова утешения в полураскрытые губы Элис, а она тихо говорила то о своих страхах, то ворковала слова любви и благодарности.

Элис и Ральф провели вместе четыре дня. Три последних-в снежном плену: дороги завалило, и движение на них прекратилось. Образовавшиеся ранее снежные заносы покрылись ледяной коркой.

Что и говорить-оба были рады этому! Сама судьба дарила им еще немного времени. С каждым часом Ральф казался ей все лучше и лучше. Теперь в нем не было и тени самовлюбленности и бездушия. Ему было далеко не безразлично как сложатся их отношения дальше.

— Элис, ты исключительная женщина, ты создана для меня!

После таких слов она уже не сопротивлялась. Зачем спорить с судьбой и противостоять бешеному темпу, в котором развивались их отношения? Какой смысл отрицать очевидное? Где взять силы, чтобы отказаться от переполнявшей ее любви к Ральфу Уорбертону?

— Честное слово, не могу поверить, что это в действительности происходит со мной, — шептала она на ухо Ральфу в их четвертое утро.

Голос Элис был грустен и тих. Снег начал таять, дороги открылись. А значит, предстояло ехать домой, и какое-то время они не увидятся. Изменятся обстоятельства, придется перестраиваться со сказки на реальность. Сомнения нахлынули на нее опять, а Ральф утешал, видя ее мучения.

— Нет, дорогая, у нас с тобой все происходит наяву. И еще я думаю, что так будет отныне всегда. Мы с тобой вместе до конца жизни, поверь мне!

Они вышли из дому, чтобы принести дров. Ральф снял фуфайку, взял топор и принялся за дело. Элис, стоя поодаль, наблюдала, как он работает. В джинсах и рубашке, он ловко колол дрова, и мышцы напрягались на его груди и спине. Что-то есть особенное в том женщина видит своего избранника за физической работой. Да, этот мужчина обладает совершенной, мужественной красотой. И как приятно наблюдать за ним-вот взлетает топор, вот Ральф временами останавливается, чтобы стереть пот со лба.

Но, увы, прекрасное время, которое они пор водили вместе, подходило к концу. Как им теперь расстаться? У них все началось очень быстро— наверное, так же быстро и закончится.

— На сегодня хватит, — сказал Ральф, откидывая топор и не замечая ее напряженного состояния. — Мне надо будет ненадолго слетать в Лондон, а к выходным я вернусь.

Да, она знала, что у него уже заказан билет и ему предстоит вести очень важные переговоры. Дело, но поводу которого Ральфу Уорбертону предстояло лететь в Лондон, было начато еще до Рождества.

— Жаль, что я вынужден уехать, но, по крайней мере. Новый год мы встретим вместе! Скажи, как скоро твои родители собираются вернуться из Японии?

— Не знаю. Думаю, что не раньше конца февраля.

— Долго. Иди ко мне!

Элис подошла. Он погладил ее щеку, руки его восхитительно пахли свежей древесиной. Ладонь была шершавая и жесткая. Снова по ее телу пробежала сладкая чувственная дрожь…

— В конце января я смогу выкроить несколько свободных дней, и мы с тобой слетаем в Японию. Я бы очень хотел познакомиться с твоими родителями.

Она поняла сразу, о чем идет речь, обрадовалась, но решила не подавать виду. Так или иначе, это первый более или менее конкретный разговор о их совместном будущем. Прежде Элис уходила. этой темы, боясь пустых слов, а может быть опасаясь, что исчезнет волшебство любви, полившейся так внезапно. Стоит только реалиям постороннего мира ворваться в созданную ими сказку, как она рухнет под напором иных впечатлений и забот. Их отношения, их любовь-как это не похоже на то, что ей встречалось в жизни до сих пор. И даже на то, что она сама себе рисовала в самых смелых мечтах.

И еще. Она ведь писала родителям о своих отношениях с Роджером, об их планах, о том, что на Рождество у них помолвка. Правда, мама и папа явно не были бы в восторге от Роджера Стрикленда. Но как сообщить им, что все перестроилось в один миг, что внезапно она поменяла одного жениха на другого?

Элис втайне гордилась своей выдержкой и скрытностью. Голова ее всегда была на месте, решения она принимала взвешенные, хорошо подумав перед тем, как реализовать их. Вот и сейчас не стоит демонстрировать импульсивность, даже если очень хочется действовать по наитию.

— Что-то не так?-спросил Ральф, почувствовав ее сомнения. — Тебе что, не по душе эта идея-съездить к твоим родителям и представить им меня?

— Не очень, — призналась Элис.

Ральф интуитивно чувствовал ее. Его постоянное и ненавязчивое внимание было удивительно. Обычно он улавливал такие тонкие опки ее ощущений, которые она предпочла скрыть. Странно! Он мужчина до мозга костей, а чувствителен на удивление!.. Вот и сейчас с тревогой взглянул на нее.

— Ты уверена, что все в порядке? Может быть, ты что-то скрываешь от меня? Наверное тебе следует обсудить со мной кое-что еще? Но ты не решаешься?

Он выпустил Элис из объятий и снова взялся за топор, явно желая скрыть возникшее беспокойство. Топор взлетал и падал, поленья раскалывались на небольшие аккуратные чурки. Элис стояла рядом и не знала, как вести себя дальше, как словами выразить то, что ее волновало.

— Я ничего не имею против того, чтобы вы познакомились, только… В общем, родители знают про Роджера, и мне не помешало бы…

Она пожалела о своей откровенности в ту же секунду. Удар топора, которым Ральф расколол огромное полено, выдал поднявшуюся в его душе ярость.

— Ты хочешь сказать, что они надеются увидеть тебя замужем за Роджером? Я прав?

— Да нет, ты не понял. Скорее всего, они и не подумают мне возражать. В конце концов, мне решать, перед кем я беру на себя обязательства.

— Вот наконец-то мы и подошли к нужному месту, не так ли, дорогая?

Ральф со злостью метнул в сторону топор.

Глянув на него, даже такого враждебно настроения обозленного, вновь Элис почувствовала волнующую боль желания, призыва. Но кто знает можно ли на этом построить нормальную совместную жизнь? В ее понимании для личного семейного счастья постельных отношений явно не достаточно.

— Ну так что ты хочешь этим сказать, а, Элис? Что твои родители могут меня не одобрять? Могут даже осудить за такой выбор? И ты решаешься встретить их неодобрение-даже после того, что у нас с тобой было? Мы столько пережили за такой короткий срок, а ты… ты стесняешься меня?

— Нет, ты же понимаешь, что это не так!

— Не так?-Ральф горько усмехнулся, отвернулся и принялся с преувеличенным вниманием выбирать новое полено.

Элис молча наблюдала за ним. Небо над их головами постепенно заволакивали непроглядные облака. Хоть с утра день обещал быть солнечным, задул неприятный холодный ветерок, и Элис поежилась, захотелось поскорее укрыться в тепле. Почему-то погода, как эхо, моментально откликалась на все перемены в их отношениях. Когда все начиналось, белый снег искрился на солнце, а теперь в глазах Ральфа полыхала гроза, и над ними нависли свинцовые тучи.

Как плохо, когда начинают мучить сомнения: то, что буквально минуту назад казалось реальностью, в один миг превратилось в зыбкую эфемерную мечту. В конце концов приходится признать, что правы были как теоретики успеха в сединой жизни, так и многоопытные бабушки: слишком быстро влюбляться нельзя! Эмоциональное начало должно присутствовать под контролем рационального, чувствам лучше развиваться постепенно. Нельзя, чтобы люб нахлынула лавиной в одночасье.

Она смотрела на Ральфа и понимала с ним сейчас делается. Он явно вымещал' свое негодование на деревянных чурках, в бешенстве нанося сокрушительные удары и слишком сильно размахивая топором. Ведь он мучился тем ,чем мучилась сейчас она сама.

— Что ты тут стоишь? — Это были слова человека сурового и отчужденного, с которым она познакомилась несколько дней назад. Нежный возлюбленный, которым Ральф стал для нее в эти несколько драгоценных дней, исчез. — Ты вся дрожишь! Иди в дом, я скоро закончу. Иди!

Конечно, он имел в виду всего лишь то, что она стоит на ветру, в тоненьком джемпере, а вовсе не то, что ей почудилось в начале, — мол, езжай-ка ты в Нью-Йорк, нечего тебе здесь делать. Ей стало немного полегче, и она побрела к дому, но, пройдя несколько шагов, обернулась. Ральф, отбросив топор, бегом мчался к ней, а, подбежав, зашептал:

— Элис, прости меня за дурацкий разговор, я его зря затеял! У нас ведь так мало времени до твоего отъезда!

Его глаза потемнели от нежности, ветер играл его волосами, а руки ласково гладили ее по лицу. Потом они обнялись и долго стояли так, слушая биение сердец друг друга. Не удержавшись, Элис высвободила руку и смахнула прилипший к его щеке маленький комочек земли. Он брился только сегодня утром, но щека его ухе была щетина

— Элис!-Голос Ральфа был умоляющим и лишь она одна повинна в том, что он переживал сейчас.

Да, он принадлежит ей полностью-и телом, душой, всем своим существом. Элис потянулась — и губы их слились в поцелуе… Через минуту Ральф, придя в себя, зашептал:

— Милая, мне невыносима мысль о том, что я могу тебя потерять. Но у меня такое впечатление словно наши отношения волнуют тебя очень мало. Это правда?

— О нет, Ральф, конечно же нет! Просто ты де хочешь услышать меня, я же говорю тебе: для меня все произошло чересчур стремительно, и поэтому я беспокоюсь… Я боюсь…

Да, она боялась. Ведь стоит только поддаться искушению, как все погибнет! Так что лучше не идти на поводу ни у его чувств, ни у своих собственных. Иначе она все себе испортит, и не будет ничего удивительного в том, что, например, при следующей встрече ее будет ждать какой-нибудь неприятный сюрприз.

Тем временем Ральф буквально впал в неистовство.

— Я мог бы сейчас потребовать от тебя обещаний и клятв! Мог бы увести тебя в постель, и ты бы убедилась…

— Да, мог бы. Но пожалуйста, поверь-я люблю тебя, но я и пытаюсь представить себе ваше будущее… Ты мужчина, совсем не такой, ад…

— Как Роджер? ТЫ это хотела сказать?

Руки его упали, он даже на шаг отступил от нее и Элис закрыла глаза, в бессилии объяснить хоть что-нибудь. Ну вот опять, обреченно подумала она говоришь ему, объясняешь, так нет он не дослушав, сворачивает на другое. Совсем как она сама-из-за одной короткой фразы решила, что Ральф прогоняет ее обратно в Нью-Йорк. И почему так? Словно самой судьбой им предназначено без конца блуждать в дебрях непонимания Это так мучительно-сводит на нет все их благие желания, не дает найти ту гармонию, прелесть отношений, которые были бы им доступны. А как важно обрести эту гармонию, ведь ей самой вовсе не по сердцу ссоры и битвы, даже если за ними следует радость примирения. Ни к чему ей все эти взлеты и падения, эмоциональные встряски.

— Ральф, ну пожалуйста, успокойся и прекрати сравнивать себя с ним. Этого не делаю даже я!

— Неужели? Почему же? Не ты ли собиралась за него замуж? Откуда мне знать, может, он твой идеал, и ты к нему всю жизнь стремилась — так стремилась, что даже терпела его мамашу?

— Ты говоришь глупости! — нетерпеливо перебила его Элис. — Ральф, милый, ну выслушай, пожалуйста! Я не хочу ссоры, особенно сейчас, когда все так было хорошо…

— Так хорошо, что ты не хочешь продолжения, — теперь уже он прервал ее с прежней горечью.

— Ты мне устроил чудесный праздник, у меня никогда не было в жизни ничего лучше. Прошу тебя, дай мне совсем немного времени. Просто…

— Просто ты хочешь сказать, что ни в чем не двоена, так? Что часть твоей души все еще прибежит этому придурку Роджеру?

— Нет, Ральф, нет! Ужас, что ты говоришь! ты можешь сомневаться, что я действительно люблю тебя, хочу быть с тобой и говорю об этом совершенно искренне.

— Не стану возражать. В постели ты меня, наверное, оценила. Здесь ты уж точно предпочла бы меня, а не…

— О Господи, опять ты о нем! Поверь, все дело в моих чувствах, в моих сомнениях, и более ни в чем!

— Да уж, это точно, дело только в тебе!

— Ральф, я всегда была человеком опасливым, чувствительным, осторожным. А в тебя влюбилась, как говорится, с первого взгляда. И я боюсь…

— И чего же ты боишься?

— Не могу тебе точно сказать чего, просто боюсь — и все!

Объяснить ему, что боится, как бы Ральф не разлюбил ее? Полюбил скоро и неожиданно и разлюбить может точно так же. Ральф сам легкоранимый человек, попробуй скажи ему об этом-моментально обидится, воспримет как недоверие. И будет все выглядеть так, словно она отказывается брать на себя какие-либо серьезные обязательства.

Элис погладила его теплую руку, которая от ее прикосновения моментально напряглась. Они все еще стояли во дворе, обдуваемые холодным ветром. Через окно в холле блестела елка, которую Ральф так заботливо наряжал нее. Волшебство было создано его руками а они стояли и мерзли без толку во дворе. И ссорились.

— Ральф, милый, пойдем в дом, а то холодно

— Да, ты права, не стоит портить то недолгое время, которое у нас еще осталось.

Он распахнул перед ней входную дверь.

— Сейчас ведь Рождество?-примирительно спросила Элис.

— Да, все еще Рождество, — ответил он, — во оно не вечно, его на целую жизнь не растянешь Значит, и в его душе жили сомнения. Слишком уж прекрасно, безупречно, великолепно все, случившееся с ними в эти праздничные дни, чтобы быть правдой.

Элис простилась со спальней, где прошли их четыре необыкновенные ночи, а в ближайшие две она будет вынуждена спать одна, спать, не слыша стука его сердца, которое она так любила, спать, не защищенная его объятиями. И Элис захлестнула волна отчаяния.

Что теперь спорить об их любви-слишком скоро она случилась или нет! С того момента, как Ральф поцеловал ее, в ее жизни все потекло совсем не по тому руслу, которое она сама себе наметила. Как ей хотелось жить без огорчений, неожиданностей и боли! А теперь что будет, один Бог знает!

На глаза навернулись слезы. Элис прильнула к любимому, обняла и поцеловала. Что я делаю?-думала она. Страхи и сомнения смешались в одну кучу. Ее сковывал ужас перед еще не существующей душевной болью. Они нашли свое счастье, нашли только что, а она уже боялась потери! Ах, если бы с Ральфом можно было говорить, ничего не опасаясь, да бы она сказала ему, что в ее намерениях ничто не менялось. Ни на минуту она не сможет быть о нем и будет ждать его возвращения.

— Ральф!

— Не говори ничего, я понял-ты думаешь, „то нам надо некоторое время побыть вдали друг от друга и на досуге хорошенько все обдумать. Я слышал, что, физически отдалившись, можно только укрепить любовь и сделать ее сильней. Знаешь, я не хочу ни давить на тебя, ни торопить, у нас обоих есть своя жизнь, обязательства перед другими людьми, связи, работа. Природа предоставила нам шанс побыть вместе. Но ни Рождество, ни снег, ни праздник не могут длиться вечно. — Он помолчал немного и, глядя ей прямо в глаза, признался:-Я хотел бы взять тебя в Лондон! Правда, тогда мне было бы совсем не до работы. А эти переговоры очень важные. В нашем бизнесе занято слишком много людей, и их судьба зависит от успеха переговоров. Англичане хотят купить у нас часть акций. В принципе это даст и деньги и возможность, например мне, сконцентрироваться на других аспектах бизнеса, расширить дело. Кстати, забыл сказать, твою машину сейчас забрали на профилактику, ее пригонят потом, так что домой тебе придется ехать поездом. На шоссе все еще опасно, а поездом ты доберешься спокойно. Да и я не буду за тебя волноваться.

Но какое Элис дело до того, что он позаботился о ее машине, что его переговоры так; важны, что на шее Ральфа сидит Дуглас и, может, в недалеком будущем окажется еще и Холли Элис захотелось заставить Ральфа забыть к всем и сказать ему: не слушай меня, я тебе говорила глупостей, не хочу я ничего ждать, не хочу расставаться с тобой ни на какие несколько дней Хватит обдумывать, и так все ясно!

Но как ему это скажешь? Она любит его и боится сделать неосторожное движение, из-за которого может потерять. Защитный механизм в ее голове сыграл с ней злую шутку!

Элис глотала слезы и благодарила Ральфа за хлопоты о машине. Он же деликатно делал вид что не видит ее повлажневших глаз и растерянности. Затем решил отвлечь ее и купил ей на станции кучу журналов.

Теперь он, провожая ее к поезду, нес чемодан и яркую кипу модных журналов-чтобы Элис не скучала в дороге. Ральф взял ей билет первого класса, она завозражала, но он огрызнулся:

— К черту твою независимость! Могу я, наконец, сделать для тебя такой пустяк, чтобы, по крайней мере, отправить в относительном комфорте?

Разумеется, она сдалась. Дело даже не в его щедрости, от которой отказаться было выше ее сил. Подкупала именно забота.

— Закажи себе что-нибудь поесть, путь не близкий.

— Хорошо, — сказала она, а сама подумала: я лучше проведу его не за едой и журналы смотреть не буду. Буду думать о тебе.

Ей хотелось вспомнить по минутам дни, проведенные вместе.

— Тебе лететь в Лондон, значит, мы расстаться на несколько дней, да?

— Да. Но теперь, зная, что у меня есть ты, полечу со спокойной душой и буду торопиться Обратно к тебе!

Ральф смотрел на Элис и ждал, что она ответит. О, как ей хотелось бы сказать ему о переполнявших ее чувствах!

Но уже закрывали багажные отсеки, уже кондукторы ходили вдоль вагонов и торопили отъезжающих, не раз обращаясь к Элис:

— Вы едете, мисс? Если да, то вам пора садиться в вагон.

— Да-да, — сказал Ральф. — Сейчас. Послушай, тебе лучше идти.

Но Элис медлила. В душе ее бушевала паника, у нее не было выбора. Ей хотелось обнять Ральфа, и чтобы он так же, как и она, не мог от нее оторваться, а целовал ее, говорил ласковые слова, осыпал клятвами, обещаниями, наконец— просто не отпустил бы никуда! Но он вел себя внешне спокойно. Отнес багаж, поцеловал ее у дверей тамбура. Боже, как скоротечно все хорошее на этом свете! Элис вошла в купе, открыла окно, но поезд уже тронулся.

— Ральф! Я люблю тебя!-прокричала она. Слышал ли он? Или поезд отошел уже слишком Далеко, и голос ее потонул в стуке колес? Элис лишь видела его уменьшающуюся неподвижную фигуру.

Ральф стоял и смотрел вслед поезду, пока тот не исчез из виду. Элис, его Элис, теперь далеко от него. Если бы не эти проклятые переговоры в Лондоне! Ему хотелось большей уверенности, но в чем? В ее любви? Да, наверное!

Элис открыла дверь и вошла в холодный дом. С равнодушным видом принялась перебирать скопившуюся за время ее отсутствия почту. Пришло приглашение от Джулии на новогоднюю вечеринку. Холодно в доме, холодно на душе. Пусто ей без Ральфа и его любви. Надо позвонить Джулии и отказаться от приглашения ведь у них с Ральфом совсем другие планы.

Внезапно раздался звонок телефона. Он! Наверняка! Она схватила трубку.

— Ральф!

— Как ты добралась? Я уже скучаю без тебя. Помнишь, ты сказала, что нам лучше не торопить события, а немножко потянуть время?-В его голосе проскользнула нота, от которой вдруг померкло бушевавшее в ее душе счастье. Повеяло холодом и тревогой. Она так спешила сказать, как любит его, тоскует, и вдруг поняла, что ему не до этого. — Элис, послушай, мне сейчас сообщили, что я должен лететь немедленно. Я тебе позвоню из Лондона…

Все! Разъединили. Телефон мертво замолчал.

Еще сегодня Ральф обнимал ее, говорил слова любви, а сейчас уже не верится, что это было наяву.

Рождество — волшебство, сказка, другая жизнь, эфемерный и ускользающий мир праздника, где ты?

Нет, господи, нет, пощади! Ничего же не случилось, и ничего не изменилось. Он же говорил, что любит! Как она сама убеждала его повременить с сообщением, а теперь ей мучительно хотелось, бы он настоял на своем, не слушая никаких ее разумных доводов. Лучше бы не отпускал никуда или взял бы с собой! Элис чуть не плакала. где логика, где выдержка? Пропали, как и не было! Разум и воля боролись с ее чувствами.

8

Канун Нового года. Три часа дня.

Элис сидела, уставясь безумными глазами на телефон, мысленно приказывая ему зазвонить. Но звонка не было… С шести утра до сего часа она пережила все смены настроения по очереди, все-все-от радостного ожидания до предельного отчаяния и беспокойства. Теперь ее мучили дурные предчувствия. где Ральф? Почему не дает о себе знать? Может быть, он появится у ее дверей неожиданно, потому что любит сюрпризы? Элис нервничала, судорожно расправляла на коленях платье, едва удерживаясь от того, чтобы в сотый, нет, в тысячный раз за сегодня не ринуться к зеркалу…

Накануне она убирала квартиру, а вечером, не чувствуя усталости, бегала по магазинам, покупая продукты. Заодно она приобрела понравившийся ей букет лилий, а теперь ко всем ее бедам и готовым пролиться слезам прибавилось раздражение от их слишком сильного запаха.

Шампанское в холодильнике уже вполне охладилось, любимые блюда были приготовлены, Вполне вероятно, что этим вечером Ральф захочет повести ее куда-нибудь, но лучше бы они остались здесь-Элис не хотела делить его в этот праздничный вечер ни с кем.

Одета и подкрашена она была так, что хоть сейчас можно идти в любой из самых роскошных ресторанов. Волосы блестели, макияж подчеркивал тонкие черты лица, и такой великолепный результат ее стараний предназначался не широкой публике, а ему, лишь ему…

Да, она поработала над собой-надела тончайшие чулки, купила немыслимо дорогое и совсем непрактичное шелковое белье…

Где же Ральф? Почему не звонит?

Маленький обеденный стол был застелен хорошей скатертью, красиво сервирован. Разумеется, ее столовым приборам далеко до тех, что были в доме Уорбертонов, но все равно и фарфор, и приборы, и хрусталь были высокого качества. Конечно, ее приборы нельзя было считать дюжинами, как полагалось, но странствующие родители Элис не хотели обременять себя даже такой мелкой собственностью,

За время работы с антиквариатом у Элис появился некоторый опыт, стал наметанным глаз. Она довольно толково разбиралась в старинных вещах. У нее, например, был старый комод, на котором постепенно, за несколько лет собралась небольшая коллекция фарфоровых статуэток. Выбор и расстановка их свидетельствовали о хорошем вкусе хозяйки дома.

Элис уже не знала, чем бы заняться, чтобы хоть как-то скоротать время до появления Ральфa. А он все не шел. Сердце ее бешено билось при одной мысли о том, как она бежит отворять ему двери. где Ральф, где он бродит-сейчас, когда она так ждет его и мучается?

Не успела она подумать об этом, как зазвонил телефон. Его резкий сигнал звучал несколько раз подряд, пока наконец Элис не вышла из столбняка и не взяла трубку.

— Элис!

— Ральф, где ты? Ты уже прилетел? Когда тебя ждать?

— Милая, боюсь, у меня плохие новости, — резко прервал он ее. — Я застрял в Лондоне.

— И что?

— Я помню свое обещание. Помню, что собирался приехать. Но все пошло не по плану, и сделать я ничего не могу.

Все страхи, сомнения, дурные предчувствия, жалость к себе обрушились на Элис водопадом. Не может приехать! Да скорее не хочет! В любовь Ральфа больше не верилось. Так внезапно явилась, так же быстро и иссякла…

— Элис?

— Да, я слушаю тебя…

Усилием воли она сдерживала себя — не вымаливай у него слов любви, уверений, обещаний. Не унижайся, держись! И она заставила себя молчать.

— Элис, ты ведь понимаешь меня, так?

— Да, я все прекрасно поняла. — Она чуть не процедила сквозь зубы. Ни за что не покажу ему свою боль! Даже не спрошу, когда он возвратится, что у него случилось, почему переменились егo планы. Надо прервать разговор, пока она ничем не выдала своего состояния.

—Прости, но я должна идти, а то в дверь звонят!

Она бросила трубку, не дожидаясь, пока он заметит, что она плачет. Глянув на себя в зеркало, Элис грустно покачала головой-на нее смотрела бледная девушка с изможденным лицом. Глаза казались огромными, и в них отражалось безмерное страдание Боже, какое жалкое зрелище! На так красиво умело и со вкусом подкрашенном лице застыло теперь выражение покинутости и обиды. Все вдруг стало невыносимо-и убранная комната и накрытый стол, и она сама, так долго наводившая красоту для него, для Ральфа, который вероломно покинул ее.

К ней на Новый год не захотел прийти единственный, любимый ею мужчина! А ведь он знал как его ждут! Думать об этом было выше ее сил. Оставаться дома — тоже. Все слишком напоминало о несостоявшемся празднике и о собственных глупости и легковерии, о том, как она купилась на дурацкую сказку о неземной любви. Все ожидания ее обмануты, все надежды потеряны.

Но даже сейчас, глубоко-глубоко в душе, она продолжала подыскивать для Ральфа оправдание. Вдруг ему тоже невесело и он расстроен так же, как и она?..

На камине лежало приглашение от Джулии.

Элис сняла телефонную трубку.

— Конечно, приходи, о чем ты спрашиваешь?-ответила подруга, узнав, что у Элис поменялись планы. — А что случилось, Роджер что-нибудь выкинул?

— С Роджером все кончено, — прервала ее Элис тоном, исключавшим всякие расспросы.

После рождественских каникул, позвонив Джулии, Элис спросила только о поездке в Колорадо, не рассказывая ничего о себе. Она отказалась и от приглашения подруги на Новый год, не объясняя причин. Но теперь вечеринка Джулии пришлось как нельзя кстати. И уже хотелось рассказать все и поплакаться. Джулия, конечно, уловила неладное в тоне подруги, но отнесла это на счет Роджера.

— Он тебя здорово подвел, не так ли? Ты знаешь, что я о нем думаю! Я всегда говорила— он тебе не пара! С ним вообще не стоило иметь дело. Слушай, хватит расстраиваться, приходи прямо сейчас! Поможешь нам с готовкой.

— О, Джулия… — Доброжелательный голос подруги чуть не прорвал плотину, еле сдерживающую готовые хлынуть слезы. — Джулия, я…

— Да забудь ты про него, он никогда не стоил тебя! Наряжайся и дуй ко мне! Элис, не хнычь, сегодня праздник, забыла, что ли?

Слова Джулии скорее следует отнести к Ральфу, а не к Роджеру. Святая правда-следует его забыть! Грядет Новый год, надо как-то умудриться встретить его без Ральфа, и по возможности радостно.

Элис открыла бутылку шампанского, налила вино в бокал и залпом выпила его. До Джулии можно добраться пешком и не надо даже переодеваться-на ней надето прелестное маленькое черное платье. Оно обязательно понравилось бы Ральфу… В любом случае она встретит в нем Новый год. Только вот лицо придется привести в поп док-на щеках пролегли красноречивые дорожки от слез, окрашенные тушью. Надо выпить еще шампанского, чтобы поднять настроение!

Сама того не замечая, Элис налила вино в ил вый бокал, хотя в том, из которого она уже пила еще немного оставалось. Заметив ошибку, она поморщилась, взяла бокалы и, прихлебывая по очереди из обоих, пошла в спальню, где поставила их на ночной столик и, тут же забыв о шампанском, занялась макияжем.

Ральф, мрачный и злой, сидел в Лондоне в гостиничном номере. Таким и нашел его Дуглас.

— Что случилось?

Не заметить, что кузен торопится закончить переговоры и вернуться в Нью-Йорк, было невозможно. Ясно также, что объяснений от Ральфа не добиться-характер у кузена еще тот! А ведь Дуглас видел, каким стало лицо Ральфа, когда объявили, что переговоры затягиваются. Это были не злость и не досада, а нечто близкое к отчаянию.

— Ничего не случилось. Ничего особенного. — А сам думал об Элис, о том, почему она ни о чем его не спросила, почему разговаривала так отчужденно. Она вообще говорила так, словно знать его больше не желала.

А тем временем Дуглас принес новости, и ему не терпелось выложить их:

— Алан Трант торопит нас с заключением сделки. Он уезжает с детьми послезавтра, поэтому хочет решить вопрос как можно скорее. Да, звонила Холли! Она была в Кингстоне и слышала, что наш милый Роджер Стрикленд женится на какой-то своей знакомой. Но забавнее всего, что этот брак одобряет его ужасная мамаша, представляешь? Пожелаем им обоим счастья, я ей, и ему! Ральф, да что с тобой, в конце концов?!-Но кузен лишь судорожно стиснул а руке стакан-так, словно собирался его раздавить. — Я понимаю, ты сыт по горло этими переговорами, но потерпи. Надеюсь, они скоро закончатся, и тогда… Ральф, постой, куда ты?

— Домой! Я улетаю в Нью-Йорк.

— Но ведь у нас дела, сейчас нельзя никуда уезжать. Стой, не сходи с ума! Ты же сорвешь переговоры!

Ральф лишь прорычал в ответ несколько откровенно грубых выражений, общий смысл которых сводился к тому, что именно он бы сделал с целым рядом участников переговоров и где конкретно он видел сами переговоры. И ушел.

Дуглас уставился ему вслед, разинув рот от удивления. И было отчего. Он мог поклясться, что до сих пор ни один человек на свете не слыхал, чтобы Ральф ругался, и уж совсем дико было слышать от него подобные словесные шедевры. Значит, что-то и правда случилось! Что-то очень серьезное-иначе он бы не потерял своей обычной сдержанности. Но что? Что произошло?

Элис с трудом открыла глаза, лежа у себя Дома в постели. В голове ее стучали африканские барабаны и свистели флейты. Наяву же изо всех сил и уже долго звонил в дверь. Кого это черти принесли в такую рань?

Едва держась на ногах, Элис накинула хала и побрела к двери, проклиная все-и головную боль, и незваных гостей, и развороченную, засыпанную одеждой спальню. Впрочем, хаос в комнате вполне отражал смуту, царившую в ее душе, когда она явилась с вечеринки. Элис не умела пить, и поэтому пунш Джулии стал для нее смертельным номером. Тем не менее, надо позвонить подруге и поблагодарить за, в общем-то, удачный вечер. Правда, там оказался один молодой человек, ужасно серьезный и прилипчивый как банный лист. Но Джулия, слава Богу, отогнала настойчивого ухажера.

— Элис, этот тип еще хуже Роджера. Он представь себе, до сих пор живет с родителями и увлекается чем-то омерзительным-собирает жуков, что ли… Он раз во сто хуже Роджера, повторяю тебе. Дорогая, тебе следует держаться подальше от таких типов! Кстати, он не приглашал тебя посмотреть его коллекцию?-Элис, смеясь, покачала головой. — Ну вот и славно. Теперь уже смеялись обе. — Знаешь, — продолжила Джулия, — для меня странно, что ты так переживаешь из-за Стрикленда!

И только Элис приготовилась поведать, что Роджера уже нет, а есть Ральф, которого, правда, уже тоже нет, как явились еще гости и хозяйка дома занялась ими…

Элис изо всех сил старалась выглядеть веселой и оживленной, и вот вам результат-голова раскалывается с утра пораньше! Хотя какое там утро давно уже за полдень.

Звонок не умолкал. Кому же она так понадобилась? Не иначе как Уорбертон бросил все и явился Эта мысль буквально пронзила Элис и, завязав кое-как пояс халата, она опрометью кинулась открывать. Тьфу! На пороге стоял Роджер. Вот кого она не ожидала, так это Роджера! Разговаривать со Стриклендом сейчас было выше ее сил. А она-то решила, что Ральф все бросил ради нее. В отчаянии она сжала пальцами ноющие виски.

— Роджер, ты-то здесь зачем?-спросила Элис не очень-то учтиво, горя желанием немедленно выставить его вон.

Дурак дураком, решила она, глядя, как Роджер то надувает, то сдувает свои румяные щеки. До чего противна ей теперь его деловито-недовольная физиономия. Как глупо было даже мысленно ставить себя с ним рядом! И это ничтожество, лишенное души, щедрости, чувства юмора, да еще и надоедливое в придачу, могло стать ее мужем! Однако…

— Здравствуй, Элис, ты наверняка еще не ложилась, я угадал?

— Конечно, угадал. Ты же знаешь, я всегда одеваюсь так, как сейчас, — съязвила она, мгновенно выходя из себя.

Нервы у нее были на пределе, а тут еще Роджер принялся прокашливаться, словно готовился запеть. Вероятно, сейчас последует некое важное сообщение. Знай она, кто явился, ни за что бы не вылезла из постели, пусть бы звонил хоть до дорого пришествия!

— Говори, зачем пришел, и уходи!

— Мама велела зайти к тебе и сказать кое-что важное. И я…

Элис не верила своим ушам. Какая еще мама с какой стати у них к ней какие-то дела? Что им теперь-то надо?

— Твоя мама захотела, чтобы ты после всего что произошло, зашел ко мне?

— Да, зашел и сказал, что собираюсь жениться… на одной особе. У нас в феврале помолвка. в июне свадьба, и я хочу…

— И что? Ну, помолвка у тебя, ну, свадьба. Я-то тут при чем?

— Как при чем?! Мама сказала, чтобы ты больше не искала встреч со мной и не надеялась восстановить наши отношения.

Несомненно, этот человек сам не ведает, как нелепо его поведение.

— Обещаю тебе, что после всех тех гадостей, которые были сказаны в вашем доме обо мне, я ни за что не стану пытаться увидеться с тобой!

Пусть еще спасибо скажет, если она поздоровается с ним, столкнувшись при переходе улицы. Ральф и Джулия, незнакомые друг с другом, в один голос утверждали, что без Роджера ей будет лучше. И оба оказались правы! Она хотела сказать этому румяному субъекту с рыбьими глазами что-то едкое, но решила не тратить слов понапрасну, а выпроводить его вежливо.

— И кто же та счастливица, на которой ты собрался жениться? Думаю, что угадаю: твоя избранница — крестница тети Джейн, — предположила Элис кисло-сладким голосом и поняла, что угадала. Бедная девочка, подумала Элис. Одна надежда, что она понимает, какую ношу взваливает на себя. — Отлично, Роджер, — уже спокойнее продолжила она, — не волнуйся, я желаю счастья тебе и твоей невесте. И будь уверен, что с моей стороны тебе ничего не грозит!

На последней фразе Элис безо всяких церемоний выпихнула Роджера на лестницу, положила ему руку на шею и запечатлела на его щеке холодный поцелуй. И в ту же секунду из-за плеча своего бывшего жениха увидела, что в холл вошел Ральф. Ральф Уорбертон собственной персоной!

На секунду повисло неловкое молчание. Лицо Ральфа превратилось в безмолвную маску гнева. Роджер же сжался, бочком, бочком проскользнул мимо него к лестнице и исчез, между тем как Ральф даже головы не повернул в его сторону. Он смотрел на Элис.

— Ральф!-воскликнула Элис слабым голосом. — Откуда ты взялся? Я не ждала тебя. Ты ведь, кажется, должен быть в Лондоне?

— Да уж, не ждала, это ясно!

Он вошел. Элис захлопнула за ним дверь, и теперь ее маленькая квартирка показалась ей чересчур тесной для них двоих.

— Как удачно, что твой жених при виде меня бросился наутек. Вот супруг-то у тебя будет, а, Элис? Просто сокровище, загляденье!.. Я вернулся, потому что до меня дошли слухи о твоей помолвке. Сперва я подумал, что это какая-то ошибка…

— Это и есть ошибка!

Ох, с горечью думала Элис, хоть бы голова перестала болеть, что ли!

— Я пытался позвонить тебе из аэропорта телефон не ответил.

— Меня не было дома, я была на вечеринке

— На вечеринке? По поводу твоей помолвки? Ральф злился, ему явно хотелось обвинять уличать. А тут, как назло, дверь в спальню оказалась не заперта, и он разглядел царивший там беспорядок: постель разобрана, простыни смяты. Голос его стал немыслимо жестким:

— А этот хаос вы учинили до того, как отправились в гости? Или воспользовались постелью только что? Помнится, ты говорила мне, что Роджер в сексуальном плане наверняка ничего из себя не представляет. И теперь я спрашиваю тебя: наверняка ли? Может, ты все-таки имела возможность оценить его мужские достоинства? Сейчас уж что мне уличать тебя в обмане, но скажи мне, Элис, ты мне лгала?

— Я не лгала тебе! И с какой это стати ты так разговариваешь со мной, словно я в чем-то перед тобой провинилась?! Разве я расстроила наши планы на Новый год? Кто из нас двоих нарушил обещание? Ты ведь клялся прилететь из Лондона вовремя!

И, выпалив эту тираду, Элис закрыла глаза. Она явно сказала ему лишнее, а зачем? Зачем дала ему понять, как сильно он ее задел? Как обидело ее то, что он нарушил свое обещание?

— У меня не было выбора, — отрывисто произнес Ральф. — А у тебя, я вижу, выбор был, и ты его, похоже, сделала…

— Да о чем ты? Говори ясней, о каком таком выборе ты толкуешь?-прервала его Элис, еле сдерживая приступ злости. Падает как снег на голову, да вдобавок винит ее неизвестно в чем! А сам? На Новый год не прилетел, а сейчас, поди-ка, явился! Оказывается, все он может, если захочет!.. — Ральф, я ничего не выбирала и не донимаю, о чем ты говоришь.

— Не понимаешь? Да неужели?-И Ральф вихрем понесся в спальню. — Тогда не сочтешь ли нужным объяснить мне вот это?-И он разгневанно потряс в воздухе двумя бокалами, которые она по рассеянности оставила на ночном столике. — Надо же, — язвил Ральф, — в одном бокале осталось чуть-чуть шампанского. Похоже, дои Роджер набросился на тебя, не дожидаясь, пока ты допьешь! Его-то бокал, я вижу, пуст…

Ральф буквально рвал и метал. Его бокал. Бог мой… А Уорбертон, захваченный своим подозрением, продолжал неистовствовать:

— Должно быть, это был великолепный праздник, праздник для двоих! Сказать по правде, я и не знал, что тебе нравятся подобные вещи. Глянь, одежда разбросана по полу. Надо же, а мне ты никогда не говорила, что тебе нравится, когда с тебя срывают одежду. Эх, знал бы я заранее, что тебя это возбуждает!-Он окинул ее опасным, бешеным взором всю, с головы до ног. — Я и понятия не имел о твоих сексуальных пристрастиях! Что ж, остается позавидовать этому недоумку-ведь он испытал неземное блаженство.

Элис попыталась что-то сказать, но Ральф схватил ее за руку и привлек к себе, не обращая внимания на ее слабые протесты.

— Ты ошибаешься… — пыталась она вставить хоть слово, но он уже не был способен слушать. Крепко обняв Элис, так, что ей стало больно, он не сводил с нее взгляда, полного желания. Сердце женщины колотилось о грудную клетку, грозя ее разорвать.

— Думаю, ты не понимаешь. Ты не понимаешь совсем ничего, — неожиданно глубоким и мягким голосом зашептал он. Объятие при том оставалось железным. И внимательный взгляд, который Ральф не сводил с Элис, был уже чересчур пристальным. Она задрожала. — Я-то думал, что у нас с тобой особенные отношения, что я могу верить тебе, верить в тебя! Как последний болван, я развесил уши, когда ты сказала, что я тебе нужен. Что же случилось, что я сделал не так?

— Да ничего не было, ничего не случилось! Я прошу, отпусти меня, пожалуйста! Мне больно!

— Ты дрожишь? Да ты и вправду вся дрожишь! Хочешь, чтобы я отпустил тебя? Хорошо, отпущу. Но вначале я все-таки объясню тебе, почему тебе не следует выходить за Роджера.

— За кого? За Роджера? Ты с ума сошел! Больше она ничего не успела произнести, потому что дальше произошло нечто абсолютно неожиданное-Ральф замкнул ей уста поцелуем. Правда, это был поцелуй рассерженного собственника.

Гнев переполнил Элис. Она сопротивлялась, пытаясь оттолкнуть Ральфа или вывернуться из его объятий. Ее злость волной поднималась навстречу его злости, но это лишь раззадорило Ральфа. Он всем телом прижал Элис к стене, высоко поднял ее руки над головой и стал терзать нежные губы своими карающими поцелуями. Как од может, как смеет так с нею поступать? Элис захлестнула волна негодования. Она собрала все свои силы для того, чтобы вырваться из железных рук Ральфа. Халат на ней распахнулся, я она кожей почувствовала шершавую ткань его одежды.

Нет, ей не было страшно, просто губы ее горели от его звериных поцелуев, а тело изнывало от желания, как-то странно соседствующего с гневом.

— Ты хочешь меня, ну скажи, ведь хочешь? — Она слышала, как Ральф говорит эти слова, прерываясь лишь для того, чтобы поцеловать ее снова.

— Нет, — шептала Элис, но все ее слабые возгласы и протесты потонули в сладком прерывистом стоне, который, казалось, исторгло само ее сердце.

Вопреки логике, вопреки обидам, она чувствовала сильнейшее возбуждение. Это противоречило всему тому, во что она верила сама, и тому, что в данный момент ощущала ее душа. Возбуждение ее росло даже от гнева, который буквально душил их обоих. Элис в отчаянии закрыла глаза, пытаясь увернуться от поцелуев и одновременно ощущая, чего хочет ее тело, а тело хотело лишь Ральфа. В ней бушевало неистовое, бешеное вожделение, и поделать с этим ничего было нельзя. Желание становилось тем острее, чем больше она прилагала усилий, чтобы вырваться. Она чувствовала его прикосновения, его запах, и это было сильнее обиды и гнева.

И вот в этой заведомо безуспешной борьбе настал момент, когда на нее напала слабость растекалась по всему телу, превращая его в горячий и податливый комок живой ткани.

— Элис, — шептал он. — Элис… — В голосе Ральфа уже слышалось нетерпение.

Он выпустил ее руки и начал ласкать обмякшее тело. Полуобнаженную, он разглядывал ее слишком уж придирчиво и пристально. Очевидно гнев его никуда не делся, он лишь переродился в огромное желание. Это страстное чувство одолело их обоих. Никогда еще Элис так не стремилась пойти на поводу у собственных чувств.

Она вскрикнула, когда губы Ральфа припали к ее груди, и в тот же миг в ответ ее ногти вонзились ему в спину. Адская смесь самых противоречивых чувств стремительным приливом захлестнула их обоих. На них обрушились опасные темные воды, поглотили, утянули куда-то на дно, в пучину безумия… И вот уже Ральф сорвал с себя одежду и, подхватив Элис, поднял ее выше и снова придавил к стене. На этот раз он вошел в нее с такой силой и с таким напором, что причинил ей боль, в то же время исполнив ее самое сокровенное желание. Казалось, будто некая потаенная часть ее существа жаждала именно этой силы, этой грубости, чтобы освободиться от долго подавлявшихся эмоций и глубоких страхов. Потрясенная, буквально застигнутая врасплох мгновенным, ими обоими одновременно испытанным оргазмом, Элис получила немыслимое наслаждение от того, что произошло.

Но вот она медленно осела на пол, приходя в себя, возвращаясь в реальный мир. Собственные чувства и действия поразили ее, ввергая в нервную дрожь. Ральф, стоявший над нею, протянул было руку, чтобы помочь ей встать, но она не обратила на этот жест никакого внимания. Смотреть сейчас на Ральфа было невыносимо-выражение поистине животного триумфа было написано на его лице.

— Элис!

— Уходи! Прошу тебя, уходи немедленно! Мне невыносимо видеть тебя, я не могу больше находиться с тобой рядом, слышишь? И умоляю-никогда больше не возвращайся ко мне. Никогда, ни под каким предлогом!

Словно со стороны Элис слышала свой голос я улавливала нараставшую в нем внутреннюю силу. Шок постепенно проходил, но напряжение давало себя знать, и ее зазнобило. Она запахнула халат, тщательно затянула пояс. Лицо ее горело от стыда. Если бы можно было не только прикрыть от этого мужчины свое тело, но и спрятаться от него! Ее чуть ли не мутило от того, что произошло. Даже не верилось, что только что она сама так откровенно желала этого самца. Себя же Элис с трудом осознавала в роли вожделеющей, развращенной самки.

Ральф, стоя у двери уже одетый, попытался заговорить с ней:

— Элис!

Но ей не хотелось ничего с ним обсуждать. Судя по его реакции, и для Ральфа сегодня произошло нечто из ряда вон выходящее. Но почему он так себя повел? Разве что хотел дать ей понять, какого невысокого он о ней, Элис, мнения…

— Не надо, не говори со мной, не подходи к мне, не трогай меня! —истерично вскрикнула она я ее впервые охватила настоящая паника.

Но Ральф направился прямо к ней. Нет, ей не вынести больше. Его прикосновение для нее подобно пытке! Элис чувствовала исходящие от него флюиды желания, видела, что он ждет хотя бы ответного взгляда, но упорно отворачивалась.

— Значит, ты хочешь сказать, что на этом все заканчивается?

—Да, все кончено…

Но ничего не было кончено — ни когда он ушел ни через час, ни по прошествии более длительного времени. Элис с остервенением бросилась наводить порядок в квартире, вычистив ее с пола и до потолка. Перестирала все, что нужно было перестирать, протерла мебель, сменила постельное белье. И только закончив все дела, которые только можно было выдумать, она вдруг неожиданно осознала, что Роджер собирается жениться не на ней, а именно это Ральфу она и не сказала.

Как будто сама судьба, целая цепь случайностей, толкала ее на действия, странным образом противоречившие ее настоящим желаниям. И вот любимый человек ушел в уверенности, что Элис легко изменила ему, воспользовавшись его отсутствием.

Впрочем, какое это имеет теперь значение, когда они оба так бездумно и безжалостно унизили и убили, уничтожили свою едва родившуюся любовь. Их любовь.., А может, и не было никакой любви? Уж с его-то стороны не было, это точно! Была лишь похоть, и ничего больше. Элис поежилась. Как могло такое случиться в ее жизни?

Позже Элис не раз будет оплакивать потерянную любовь, а сейчас ей хотелось забыть, стереть из памяти все, что произошло с нею за последние несколько часов.

9

Она проснулась моментально-визгливый, пронзительный сигнал будильника прервал неглубокий и совсем не исцеляющий сон, в который Элис провалилась, когда уже над землей забрезжил поздний зимний рассвет. Конечно, проворочавшись целую ночь, она не почувствовала себя отдохнувшей. И сейчас ее голова гудела и кружилась. Мысли как заведенные все время возвращались к одному и тому же.

Элис дотянулась до будильника, чтобы наконец заставить его замолчать. Ее мучила обида, досада-на себя, на Ральфа. Временами и того пуще-горе, боль, отчаяние кружили, кружили над ее головой и, наконец, утомили ее, на рассвете она все-таки забылась на короткое время. Засыпала Элис с мыслью, что хватит оплакивать то, что было ее недавним прошлым. Ей предстоит вплотную заняться своими собственными делами, которых так много в ее, теперь уже одинокой, жизни.

Болела голова, щипало в горле-верные признаки того, что она заболела, что простуда не прошла даром. Ко всему прочему добавила и боль во всем теле, да еще этот тяжкий сон сновидений!.. Она отвела глаза от стены, к которой ее прижимал Ральф…

При одном воспоминании об этом жаркая кровь бросилась ей в лицо, и простуда была здесь совсем ни при чем! Все ее поведение выглядело таким откровенно сексуальным. Но почему память все время возвращается к этим моментам? Зачем воспоминание все время терзает ее, причем так долго и невыносимо? Интересно, переживает ли сейчас Ральф что-нибудь подобное? Мучается ли так же, как и она? Страдает ли от чувства вины и стыда? Сомнительно… Ведь наверняка для мужчин все выглядит совсем иначе. Мужчине позволено главенствовать в сексуальной игре. Но Ральф… Он никогда не вел себя так агрессивно, вот что странно!

Одно ясно-этот эпизод долго еще не даст ей покоя. Долго же ей гореть от стыда за то, что страсть так вскружила ей голову, за то, что вся ее таившаяся в глубинах подсознания природная сексуальность вылезла, наконец, наружу. Да, она потеряла над собой контроль, получилось так, что все ее жаркие порывы не были облагорожены мягкостью и стыдливой скромностью романтической любви. Женщинам ее склада подобное поведение вообще не свойственно-они не визжат, не царапаются, никогда не набрасываются на мужчину, как дикие звери. Они не выражают никакого физического желания, не источают призыва, не кусаются, не находят никакого удовольствия в том, чтобы посильнее разозлить и тем самым раззадорить самца, и вообще…

Элис выбралась наконец из постели, тихо постанывая. Что толку без конца перебирать в памяти, что было, а чего не было. Ничего не изменить, все уже случилось!

Но почему Ральф решил, что ее сможет привлечь какой-то другой мужчина, кроме него? Не будем брать в расчет такой неудачный образец мужского племени, как Роджер. С чего он взял, что она с легкостью способна ему изменить, почему понял все именно так, а не по-другому?

Элис добралась до ванной комнаты, включила воду и встала под душ. Да, обидно и горько осознавать очевидное различие между тем, как любит мужчина, и тем, как любит женщина. Женщина отдает себя полностью-эмоциями, телом, мыслями. Так же и она всю себя посвятила Ральфу и выразила свою любовь во всем, в чем могла. Для нее акт любви был именно проявлением любви, одним из ее многочисленных воплощений. А он, как оказалось, мог просто заниматься сексом-как животное. Фу, вспоминать не хочется! Господи, до каких пор она будет пережевывать это? Пора прекращать страдать! Элис вылезла из ванны и принялась остервенело вытирать волосы.

Обычно после душа она выглядела свежей, однако отражение в зеркале на этот раз ее не порадовало. Лицо так и осталось бледным, под глазами круги. Что и говорить, за короткий срок в ее жизни случилось многовато перемен! Как-то все навалилось разом-ни увернуться от этих событий, ни забыть их. А главное, каковы будут последствия? Весь тон ее жизни стал другим. Эти не только дней сильно и, наверное, навсегда изменили и ее самое. Если бы ей сейчас предложили вернуть на свои места-например, дали возможность как ни в чем не бывало выйти замуж за Роджера или за кого-нибудь, отдаленно напоминающего его, — она бы не приняла такого подарка. Благодаря Ральфу она увидела себя с иной стороны, и теперь не всякий брак мог бы ее устроить

Когда Элис явилась на работу, Кларенс ее босс, подозрительно на нее посмотрел.

— Знаешь, ты как-то неважно выглядишь — сказал он.

Кларенс, как классический ипохондрик, был помешан на здоровье. Он смертельно боялся любой простуды, а тут пришла Элис и с ходу, после «всем привет», чихнула! Кларенса это не могло оставить равнодушным. Некоторое время он, правда, помолчал. Элис села разбирать накопившуюся за праздники почту, и тут она чихнула снова.

— Похоже, ты подхватила грипп, о котором вчера говорили по телевизору в новостях, — сказал босс. Тревога в его голосе не предвещала ничего, кроме как предложения пойти домой.

— Не беспокойтесь, мистер Кларенс, я всего-навсего простудилась, это вовсе не грипп, — пыталась успокоить его Элис.

Но он продолжал:

— Всем, кто заболел, рекомендовали сидеть дома, в тепле.

— Ну что вы так встревожились? Ведь в четверг нам надо ехать в Рединг! Мы же договорились провести опись для аукциона!

Элис очень любила именно такую работу. Теперь же, на фоне мучивших ее переживаний, поездка казалась ей панацеей от всех бед. Вот только бы дожить до четверга, когда появится повод уехать из Нью-Йорка и провести некоторое время, занимаясь любимым делом. Однако Кларенс был непреклонен.

— Это будет только через неделю… — Не успел он договорить, как Элис опять расчихалась. — Вот видишь, дорогая, ты напрасно храбриться, плохи твои дела. Иди-ка ты скорее домой. Я как твой шеф просто настаиваю на этом! Давай я вызову тебе такси.

Было бы глупо спорить с Кларенсом. Мнительный босс уже вообразил себе, что Элис подхватила опасный грипп самого новейшего образца. По правде сказать, она действительно чувствовала себя препаршиво. Но опять-таки дело не в простуде, всему виной была изматывающая душевная боль. И, хотя Элис пыталась экономить силы, эта проклятая боль уносила всю ее энергию да капли, каждую кровинку. И она отправилась домой.

Еще открывая дверь, она услышала звонок телефона. Казалось, аппарат надрывался. Несколько секунд Элис стояла неподвижно, тупо на него уставясь. Вдруг это звонит Ральф, чтобы извиниться? Поборов сомнения в душе, она подняла трубку и услышала голос матери.

— Дочка, дорогая, как хорошо, что я наконец-то поймала тебя! Мы с папой звонили тебе на Новый год, хотели поздравить. Вчера тоже пробовали, но никак не могли тебя застать. Как т расскажи? Как прошло Рождество с Роджером?

Нет, это невыносимо! Больше сдерживать Элис не могла. Конечно, маме стоило бы сказать что все хорошо, что праздники она провела великолепно. Но Элис душили слезы. И, едва дыша захлебываясь, всхлипывая, она призналась матери, что Рождество провела не с Роджером.

— Рассказывай, — допытывалась мать, что у тебя там происходит. Ты же писала мне, что у вас с Роджером…

— Да нет, уже все изменилось, я не из-за Роджера. Видишь ли, он решил жениться на другой, а вот Ральф…

— Ральф? Кто такой Ральф?-обеспокоилась мать. Но тут уж от Элис нельзя было добиться ничего-лишний раз повторить его имя было для нее пыткой.

— Мам, спасибо тебе, что позвонила. Папе привет. Прости, мне надо бежать, — пробормотала Элис, не в силах продолжать разговор.

— Элис!-Донеслось с другого конца провода, но она уже положила трубку.

Ничего сейчас ей так не хотелось, как упасть на постель и выплакать всю накопившуюся в сердце боль. Плакать и плакать, пока запас слез не иссякнет, — это был бы выход. Но Элис никак не хотелось распускаться. От жалости к себе можно разболеться не на шутку, и лучше этому не потворствовать. Работа сейчас была бы для нее спасением, она заняла бы все ее мысли и какое-то время удержала бы их вдали от Ральфа. Но с работы ее отправили домой, я душевная боль нахлынула с новой силой.

В отчаянии Элис оглядывала гостиную, обводила бессмысленным взглядом маленькую спальню и не находила себе места. Дом для нее всегда был теплым, спасительным гнездом, а теперь все здесь будило воспоминания о Ральфе. конца этой пытке не предвиделось. Беспокойство терзало ее, гнало уйти куда-нибудь, где воспоминания не потревожили бы ее.

, Элис схватила куртку и вышла.

Рральф в самом мрачном настроении возвратился в Лондон. Он вылетел сразу же после выяснения отношений с Элис. Все равно переговоры надо было завершать, ведь он улетел в Нью-Йорк в самом их разгаре. Его худшие опасения насчет Элис оправдались-иного он и не ждал.

Долго еще Ральф не сможет забыть ту минуту, когда ему показалось, что сердце его остановилось, а в животе воцарилась ледяная пустота: он увидел, как Элис, его Элис, обнимает и целует Роджера, стоя на пороге своей квартиры.

А дальше… Губы его невольно сжались в узкую линию-так хотелось подавить в себе боль, оставшуюся от другого эпизода. Болью в груди отдавалось воспоминание о том, как он готов был пасть к ее ногам, кричать, молить, уговаривать ее вернуться к нему, к их совместным планам. Как хотел упросить ее оставить ему хоть малейший шанс, убедить, что все у них получится и будет прекрасно…

Его Элис многого боялась, о многом тревожилась. Несмотря на природную, глубоко запрятанную страстность, она не позволяла себе легко и бездумно давать какие-либо обещания. Да, Элис очень ранима, и именно это заставлял Ральфа любить ее еще больше. И как он мог сколького не видеть в ней, сколького не замечать-и не понимать, какой прекрасной могла бы быть их жизнь, останься они вместе?

Переговоры в Англии завершились, и теперь Дуглас и Ральф Уорбертоны направлялись домой. Четыре часа назад их самолет приземлился в Нью-Йорке, и, не задерживаясь, они выехали на машине в Кингстон.

Дуглас решил хотя бы сейчас выяснить, чем так сильно озабочен его кузен.

— Скажи мне, что с тобой. Наверное, что-нибудь серьезное? Неприятности?

Но Ральф не слышал, а точнее, просто не хотел слышать подобных вопросов и тем более отвечать на них. Нахмурив лоб, он пристально и мрачно уставился на серую ленту шоссе, пытаясь обогнать идущий впереди большой грузовик.

Дуглас не отставал от кузена:

— Ты так и не объяснил мне, что это вдруг ты сорвался и улетел из Лондона. И вообще, у тебя такой недовольный и встревоженный вид…

— Да нет, с чего ты взял?

— Может, ты считаешь, что мы зря продали часть наших акций? Тогда почему ты об этом раньше не сказал?

— С акциями мы поступили правильно. Только, думаю, время для переговоров выбрали неудачно-не стоило устраивать их под праздники.

Ральфу хотелось расслабиться, а для этого надо было сменить тему, чтобы Дуглас перестал терзать его вопросами. И он принялся расспрашивать кузена о Холли, об их планах, и-о, радость!-это подействовало безотказно. Дуглас воодушевлением принялся распространяться о своей возлюбленной, которая на праздники улетела к родным.

— Кстати, у нас летом будет свадьба. Если ты ничего не имеешь против, мы бы с радостью устроили ее в нашем старом доме. Ведь это реально?-поинтересовался Дуглас не очень уверенным голосом, поглядывая в сторону мрачного Ральфа. — И еще, я бы хотел, чтобы ты был у меня свидетелем.

Знаешь, женщины такие непредсказуемые. Представь, с того момента, как мы с Холли начали обсуждать наши совместные планы, она все время твердила, что не переносит традиционных свадеб, что все это-старомодная чушь! А сейчас подай ей все по полной программе— платье со шлейфом, пажей, несущих этот шлейф, подружек, фату, букетики. И сколько бы она ни говорила, что это все только ради маминого удовольствия, ты же сам понимаешь…

— Значит, в Кингстоне этим летом ожидаются две шикарные свадьбы, так? Твоя и Роджера?

— Да, две свадьбы, и я до сих пор не могу поверить, что старина Роджер наконец женится. И как только его мамочка прохлопала? Поверить не могу, что Джина согласилась. Черт возьми, Ральф! Смотри за дорогой!

Ральф еле вывернул руль, чудом избежав столкновения с идущей навстречу машиной.

— Скажи мне наконец, что с тобой? Ты на себя не похож, — беспокоился Дуглас. — Знаешь было бы лучше, если бы ты не рвался в Кингстон Надо бы заночевать в Нью-Йорке. Ты устал, прямо с рейса. Может, я лучше сяду за руль, мне что-то не нравится твое состояние…

Но Ральф ничего не ответил, лишь губы сжались в жесткую линию, о которую, казалось можно было порезаться, если притронешься. Глядя на брата, Дуглас вспомнил его в ту пору, когда тот лишился матери. Тогда Ральф переживал потерю молча, без жалоб. И сейчас на душе у него явно неспокойно, но на вопросы о своем состоянии он отвечать не станет. Замкнулся, как всегда.

— Какого черта эта штука все еще стоит здесь?-мрачно произнес Ральф, когда они наконец вошли в дом. В холле безмятежно сверкала рождественская елка.

Дуглас нахмурился. Откуда такое раздражение у Ральфа? Елка, конечно, слегка осыпалась, но все-таки…

— Нет, это невозможно!-кипел Ральф. — Надо сейчас же позвонить миссис Джеймс, пусть она договорится с Сэмом, чтобы тот пришел и разобрал этот мусор. Пока мы с тобой торчали в Лондоне, накопилось столько дел, что некогда будет самим заниматься подобной ерундой.

Надо же, подумал Дуглас, что это с ним? Ральф прежде никогда не был таким колючим. Самому ему хотелось принять душ, перекусить, немножко отоспаться и повидать родителей в Кингстоне. Но у Ральфа, похоже, были иные предложения.

— Итак, если ты намереваешься сразу засесть за работу, давай начнем все-таки с душа. Потом надо распаковать чемоданы, поесть. Так что, Ральф, не сиди, для начала приведи себя в порядок.

Дуглас поднялся в ту спальню, где обычно останавливался. Все было как всегда-чистейшее и белейшее покрывало, крахмальное белье, нигде ни пятнышка, ни соринки. Но что это? На кровати с краю лежал довольно дорогой предмет женского туалета. Белая шелковая вещичка была заботливо выстирана, выглажена, сложена и приготовлена для неведомой владелицы.

Холли здесь не было. А короткая постельная интрижка абсолютно не в стиле Ральфа. И хотя Дугласа раздирало любопытство, приставать в данный момент к кузену явно не следовало. Настроение у Ральфа-не дай Бог! Он и так-то ничего не рассказывает-ни о серьезном романе, ни об эпизодическом увлечении. Хотя насчет эпизодических женщин… Судя по всему, здесь что-то другое. Хотелось бы, конечно, знать, есть ли связь между таинственной гостьей и теперешним состоянием духа Ральфа Уорбертона.

Вернувшись в гостиную, он застал кузена за разбором почты и сам тоже принялся просматривать конверты.

— Бог мой, сколько же всякой ерунды люди присылают друг другу под праздники, страшно подумать! Кстати, смотри, что я нашел-приглашение на торжество по поводу помолвки нашего друга Роджера. Как ты считаешь, устроят Стрикленды свадьбу по всем правилам или пожадничают? Все-таки это Стрикленды!

— Дай сюда приглашение, — попросил Ральф И тон его был странен. В его отношении к ceмейству Стриклендов не было ни восторгов, ни симпатий, ни интереса-одно пренебрежение И вдруг-такая реакция: казалось, он спокойно не может слышать фамилию Стрикленд. Ральф взял карточку, разорвал было, как вдруг что-то привлекло его внимание. Дуглас наклонился, чтобы прочитать, что же так удивило Ральфа. Ничего особенного-стандартный текст: Семейство Стрикленд имеет честь сообщить о помолвке их сына Роджера Теодора Стрикленда с мисс Кэрол Марлей Флемминг, дочерью полковника Флемминга и его многоуважаемой супруги миссис Флемминг.

И так далее-приглашаем, будем рады видеть вас…

— Оказывается, Роджер женится на Кэрол Флемминг?!-почти прокричал Ральф. — А я-то…

В его голосе зазвучали незнакомые ноты. Дуглас мог бы сказать, что это очень выгодный брак: как-никак, владения обоих семейств находятся рядом, Кэрол-из весьма зажиточной и уважаемой семьи, только Ральфу было явно не до этого.

— Черт возьми, Ральф, что с тобой? Куда ты?-недоумевал Дуглас. Усталое лицо Ральфа посерело. И вот такой, напряженный, измученный, но полный какой-то необъяснимой решимости, он заявил, что возвращается немедленно в Нью-Йорк,

— Мне срочно надо кое-что там уладить, а ты оставайся и жди меня здесь.

— Куда тебе ехать, останься! Ты не спал целые сутки, и неизвестно, сколько еще до этого. Опять сядешь за руль? Не дури, подождет твое дело.

— Дело, может, и подождет, а вот я, пожалуй, де смогу. — И с этими словами Ральф вышел.

Элис разболелась всерьез —она действительно подхватила грипп, как и опасался Кларенс. Конечно, надо было бы обратиться к врачу, но до врача ли ей было? На нее навалилась такая безумная слабость, страдания и боль от потери любимого так переполнили ее сердце, что ей уже, пожалуй, было все равно, больна она или нет. Врача она не вызвала, а тихо лежала в постели, изнывая от душевных ран, то обливаясь потом, то трясясь в ознобе. Ей хотелось одного: никогда больше не открывать глаз.

В десять часов вечера раздался громкий и настойчивый звонок в дверь. Сначала Элис решила, что это галлюцинация, что звенит у нее в голове. Но звонки все продолжались, и сердце у Элис бешено забилось, последние силы покинули ее. Ральф приехал, кто же еще! Но даже, если он понял свою ошибку, никакие извинения не излечат той боли, которую он ей причинил. Ах, если бы Ральф и правда любил ее! Разве мог бы он тогда сомневаться в ней? А еще издевался над Роджером, который разорвал помолвку с Элис, по его, Ральфа, намекам решив, что та ему изменяет. И вообще, многое было бы иначе, если бы он ее любил…

Элис заставила себя встать и подошла к двери, когда звонить уже прекратили. Она рывком отворила дверь, готовая бежать-да бежать— за Ральфом по лестнице. И сейчас, стоя пепел открытой дверью, Элис не могла понять, спит она или нет. Поверив же в реальность происходящего, разревелась во весь голос и упала в широко раскрытые ей навстречу объятия.

— Мама! Мама, как ты здесь оказалась?

— Знаешь, когда я позвонила тебе, у тебя был такой несчастный голос, что мы с папой невольно забеспокоились.

— И ты прилетела из Японии только потому, что волновалась за меня?

Элис даже самой себе не признавалась, как недостает ей любви и внимания родителей! Вечно они заняты, вечно им не до нее! Иногда у нее возникало болезненное ощущение, что они ее не любят…

— Почему ты так удивляешься, дочка? ТЫ выросла, но для нас с папой ты по-прежнему осталась маленькой девочкой. Папа тоже собирался прилететь, но, к сожалению, не смог. Ну, а теперь расскажи мне, что же такое у тебя случилось. Начни с того, кто такой Ральф.

— Кто Ральф?-Элис еле сдерживала слезы, мотала головой, губы ее дрожали, горечь обиды душила ее. — Мама, какая же я глупая-поверила, что он любит меня!

— Девочка, дорогая, раз у нас такой разговор, давай-ка я пойду на кухню, заварю чай, приготовлю что-нибудь, а ты пока собирайся с мыслями. Поедим, тогда все расскажешь. Тебя вообще надо откармливать, до чего же ты бледная, худая. Ох, Элис, что ты с собой делаешь…

Спустя полчаса, после горячей ванны, Элис сидела на диване, укутавшись в теплый плед, и с аппетитом уплетала приготовленный матерью омлет. А та терпеливо дожидалась, пока дочь доест, чтобы начать расспросы.

— Давай по порядку. Кто такой Ральф? Откуда он взялся?

— Он? Он… ты знаешь, мама, в общем, я его ненавижу. Так больно — он сказал мне, что любит, и хуже всего то, что я поверила. А он…

Медленно, поддаваясь на неторопливые и ласковые расспросы матери, Элис все рассказала. В печальной ее повести были, разумеется, кое-какие пробелы. Есть же, в самом деле, на свете вещи, которые не хочется обсуждать ни с кем. Но миссис Лэнгнер легко догадалась, о чем и почему умалчивает дочь. голос Элис совсем упал, перейдя на шепот, когда она подошла к самому трагичному в этой истории моменту-к той минуте, когда Элис, выпроваживая Роджера, поцеловала его у дверей, а Ральф их увидел.

Мать все прекрасно поняла.

— Могу себе представить, какой это был для него шок — обнаружить здесь Роджера!

— Он, представь себе, подумал, что я по-прежнему собираюсь замуж за Стрикленда.

— А ты сказала ему, что это не так?

— Я пыталась, но он так повел себя… Ну, в общем, — Элис кусала губы, краснела. — Я ведь была с ним откровенна с самого начала, сказала, что собираюсь за Роджера замуж, что тот мне нравится… Знаешь, больше всего меня оскорбило недоверие Ральфа. Как он мог после всего, что у нас было, допустить, что я способна вернуться к Роджеру?! Если бы я это сделала, я бы просто предала все, чем мы с Ральфом так дорожили что пережили, что испытали. Как он мог?!-восклицала она, и было непонятно, к кому обращены эти слова-к матери, к себе самой, а может к Всевышнему?

— Когда вы были вместе в постели, я думаю, он знал, что ты любишь его. Но в человеке говорит не только пол. ТЫ знаешь, чего может, и даже вправе бояться человек? Того, что момент физической близости пройдет, а на обычную жизнь не останется ни чувств, ни того тепла, которое так всем нам желанно! Твой Ральф наверняка знает, как ты хочешь его физически! Но вот она, твоя ошибка; ты говорила ему то, о чем следует молчать. Зачем ты все время подчеркивала, как он сильно отличается от нарисованного тобой идеала? Вот тебе результат:

Ральф решил, что ваши бурные чувства, как и сам он, вызвавший их к жизни, тебя страшат. Ты сама мне только что сказала, что не спешила давать ему какие-либо обещания, а ведь его это беспокоило.

— Да, так и было поначалу! А потом, перед тем как он улетел в Лондон, я пыталась дать ему понять, что согласна на все. Но он, как мне показалось, и слушать не захотел…

— Наверное, боялся услышать что-то для себя неприятное. — 1Ьлос матери был мягким и успокаивающим. — Раньше-то ты просила его подождать. И, возможно, он стал опасаться, что ты думала, думала и надумала отказаться от него совсем.

— Неужели он так все воспринял?-поразилась Элис. — Как он мог? Впрочем, теперь-то какое это имеет значение? Все равно я ему никогда ничего не прощу!

— Кого не простишь? Ральфа или саму себя? Ты вот говоришь, что он разозлился в в таком состоянии овладел тобой. Что при этом он хотел наказать и унизить тебя, воспользовавшись твоими чувствами. Но разве ты хоть раз сказала, что сама его не хотела?.. Представляю, как ты была потрясена происшедшим. Подобные открытия противоречат тому, чему нас до сих пор учили. Наши понятия об интимных отношениях порой сильно отличаются от того, что есть на самом деле. И как трудно признать, что тебе хочется чего-то совсем иного! А тут вдруг в состоянии гнева и бешенства тебя охватывает безумное сексуальное влечение…

— Ральф был на меня очень зол, — себе под нос пробормотала Элис, думая, однако, совсем о другом. Неужели в ее поведении не было ничего предосудительного?

— Полагаю, — продолжала ее мать, — тебе ней стоит винить ни себя, ни Ральфа. ТЫ не единственная женщина на свете, с кем это случилось. Знаешь, много лет назад, когда ты еще не появилась на свет, а мы с папой были молоды, еще не женаты… У нас с ним произошло нечто подобное. Я готовилась к выставке и все никак не могла закончить последнюю из работ, которую хотела представить. Я позабыла обо всем! А в этот момент твой папа меня ждал, чтобы повести обедать. Когда он понял, что я не приду, то ворвался в мастерскую как ураган, желая знать: неужели проклятая работа для мен важнее наших отношений?! И вот, представь себе, что было дальше. Твой папа схватил мой последний шедевр и со всей силы шарахнул об стену.

— Да что ты говоришь? Наш папа? Он же такой сдержанный! Мама, ты шутишь!

— Хорошенькое дело-шутишь! Тогда мне было уж точно не до шуток. Тот период жизни был очень сложен для нас обоих, мы еще не научились понимать друг друга, часто ссорились. Вот та сцена и сняла напряжение, что было между нами.

— Продолжай, продолжай, — подгоняла заинтригованная Элис. — Ну и что случилось после того, как папа испортил твою работу?

— Я пришла в бешенство и попыталась ударить его. Он же схватил меня в охапку, стараясь удержать. Мы еще немножко поборолись, а затем… — Мать покраснела и замялась. Исход той давней битвы был для Элис ясен. Она понимающе кивнула. — Ну, а потом твой драгоценный папа унесся прочь, и я поклялась себе, что больше не буду иметь с ним никаких дел! Через день я, конечно, уже по нему заскучала.

— И что же ты сделала?

— Решила придумать что-нибудь эдакое оригинальное, чтобы вернуть его. Сделала керамическое сердце, разбила его и одну половинку отослала ему. Замысел был прост: он поймет, что мое сердце разбито, принесет мне свою половинку, мы их склеим и помиримся.

— А что же он?

— Он… он повел себя совсем не так, как я ожидала. Шли дни, а его все не было. Я уже перестала ждать и решила, что он отверг меня. Тогда я впала в глубочайшее отчаяние. Точно так же, как и ты сейчас. Но, тем не менее, он явился, причем в тот момент, когда я утратила всякую надежду.

— И принес тебе свою половинку сердца?

— Нет, он поступил иначе. Преподнес мне сердце целым. И хочешь знать, почему его так долго не было? Оказывается, он все придумывал, как бы ему изготовить и приклеить недостающую часть.

— Подумать только, наш папа оказался еще и романтиком!..

— Ты даже не представляешь, какой он на самом деле! Видела бы ты его в ту ночь, когда ты появилась на свет! Как он переживал за меня, как ждал твоего рождения, — ему ужасно хотелось маленькую девочку. Мы оба были совершенно счастливы и поклялись, что всегда будем рядом с тобой. Если только это будет возможно.

У Элис на глазах блестели слезы, больно жаля ей веки, в горле стоял ком. Кто знал, что родители действительно так любят ее? Никогда прежде они об этом не говорили, и она даже не предполагала, что, если что-то произойдет, именно родители бросят все и примчатся с другого конца света ей на помощь.

Наступило молчание. Две женщины тихо сидели, глядя друг на друга. Миссис Лэнгнер заговорила снова, голос ее был по-прежнему негромок, она ласково поглаживала руку дочери.

— Ты знаешь, когда Ральф придет, ты уж, пожалуйста, выслушай его. Ему наверняка будет что тебе сказать.

— Когда? Ты сказала: когда он придет? Ты, Наверное, имела в виду: если он придет.

— Нет, дочка, я хотела сказать не если, а именно когда. Так что, когда он придет, прощу тебя, будь умницей!

— Но как же он мог подумать, что после всего, что между нами было, я захочу вернуться к Роджеру?

— Он, видимо, очень уязвимый человек. Ты сама говорила, что Ральф в детстве лишился матери, которую любил. Только представь себе как он одинок и беспомощен перед своим страхом вновь потерять на этот раз уже любимую женщину. Такие переживания, стоит им проникнуть в глубины подсознания, накладывают отпечаток на все наши действия.

— Мама, он не вернется. Я сама сказала ему, чтобы он больше не приходил и не тревожил меня, что я не желаю его видеть. Мы оба договорились Бог знает до чего.

— В таком случае, может, ты возьмешь отпуск на несколько дней и съездишь вместе со мной проветриться? Давай слетаем в Японию. Знаешь, как обрадуется папа?

— Не могу, мама, у меня работа. Мистер Кларенс рассчитывает на меня и, скорее всего, не отпустит.

—Глупости! Если попросишь, Кларенс спокойно даст тебе несколько свободных дней. Ты же сама говоришь, что он хорошо к тебе относится.

— Он хорошо ко мне относится, только когда я не заразная, — развеселилась Элис. — А вообще это мысль-слетать вместе с тобой!

Но миссис Лэнгнер была проницательной женщиной. Поэтому она сказала:

— Ты полетела бы со мной с удовольствием, во не сейчас, правда?-И примирительно поцеловала Элис в лоб. — Я еще несколько дней побуду с тобой, так что у тебя будет время подумать. Теперь иди-ка ты в постель, а я позвоню папе.

— Да, мама, — с удовольствием подчинилась Элис.

Так приятно, когда рядом мама, которая любит и заботится. Но как ни сладка и целительна родительская любовь, ей не стереть той боли, которую испытываешь, потеряв любимого.

10

Уже на самых первых километрах Ральф Понял, что Дуглас не зря уговаривал его передохнуть, прежде чем ехать. Кузен был прав, усталость брала свое, шутка ли-не спать две ночи, а потом вести машину из Нью-Йорка, а еще чуть погодя ехать обратно.

И вот наступил момент, когда Ральфу стало трудно даже сконцентрировать взгляд на дороге. Глаза болели и слезились, перед ними плыли разноцветные круги. Хотелось спать. Но даже если бы он, остановившись, попытался уснуть в машине хотя бы часа на два, вряд ли ему это удалось — слишком взбудоражен он был событиями последних дней.

Впереди показались огни мотеля. Разумнее всего было бы сейчас остановиться и немного поспать. На худой конец поесть и выпить чашечку кофе. Но он не мог-Элис не шла у него из головы. Так ужасно поступить с ней! Нет, он должен как можно скорее увидеться с Элис!

Стоянка оказалась ближе, чем Ральф предполагал, от усталости глазомер начал явно его подводить. Он съехал на боковую дорожку, как вдруг прямо перед собой увидел металлический барьер, ограждавший край дороги. Раздался визг тормозов, леденящий душу скрежет металла о металл, машину тряхнуло, и Ральфа швырнуло куда-то вперед.

Боль залила все тело, свет в глазах померк, кровь потекла по лицу. В общем, все! Приехали!

— Знаешь, пойди-ка ты лучше прогуляйся. А то вытопчешь ковер до дырок, — настаивала мать. — Вот уже полчаса, как ты носишься без толку по комнате туда-сюда. Если уж тебе так плохо, то свежий воздух пойдет на пользу.

— Пожалуй, — согласилась Элис. — Наверное, мне и правда сейчас не помешала бы прогулка.

— Тогда одевайся потеплее-и вперед! На улице мороз, хотя и солнышко.

Элис начала деловито готовиться к выходу. Уже три дня, как приехала ее мама. В скором. времени она планировала возвратиться в Японию. Миссис Лэнгнер продолжала настаивать, чтобы Элис отпросилась на работе и полетела вместе с ней. Можно было не сомневаться, что Кларенс спокойно отпустит ее, стоит только попросить. Сколько раз Элис оставалась работать сверхурочно, приходила в свои выходные дни. Но на что ей Япония.

Душевная рана никак не хотела затягиваться. Оставалось пытаться как-то жить, ощущая постоянную боль и отчаяние.

По молчаливому соглашению, после той ночи, когда Элис рассказала матери о своих переживаниях, они ни разу не упомянули имени Ральфа. Элис боялась лишний раз обратить к нему свои мысли, — горестное чувство потери начинало захлестывать ее с головой, едва это случалось. Миссис Лэнгнер, некогда утверждавшая, что Ральф все поймет, осознает и придет, теперь уже и сама сомневалась в своих словах. По прошествии нескольких дней ей стало казаться, что дочь ее права и что роман с неизвестным ей Ральфом Уорбертоном закончен…

— Я ненадолго, мам!

— Когда вернешься, давай сходим на выставку, а потом пообедаем где-нибудь в городе. Я знаю тут один итальянский ресторанчик, папе он нравился еще в незапамятные времена. Может, его мы и выберем, как ты думаешь?

Все ясно, мама пытается занять ее чем-нибудь, отвлечь от мрачных мыслей, заставить думать о другом. Она будет изо всех сил стараться, — обязательно отвлечется и рано или поздно боль пройдет.

Элис вышла из дома. Мать наблюдала из окна, как она направилась в парк, склоняя голову под пронзительным январским ветром. Проводив дочь, миссис Лэнгнер набрала номер мужа в Японии.

— Знаешь, я пока не уговорила ее лететь со мной. Ричард, я за нее очень волнуюсь, она такая бледная, худая, замученная. Если бы можно было увидеться с этим Ральфом… Да, я понимаю— не вмешиваться, но если бы ты только видел, как она переживает. Ой, прости, звонят. Кто-то пришел. До свидания!

Миссис Лэнгнер положила трубку и пошла в переднюю, откуда слышался настойчивый звонок. На пороге стоял высокий темноволосый мужчина с рукой на перевязи. На его щеке багровела широченная ссадина, под глазом расплылся синяк, а на лбу был жутковатого вида порез. Нежданный гость едва успел раскрыть рот, чтобы поздороваться, но миссис Лэнгнер его опередила:

— Здравствуйте! Если я не ошибаюсь, ваше имя-Ральф Уорбертон, так?-сказала она и приветливо протянула руку. — Признаюсь, рада видеть вас здесь. Потому что я уж решила, что вы никогда не придете. Вид у вас ужасный. Вы что, попали в аварию?

— Да, — ответил Ральф на первый вопрос. — Да, — ответил он на второй.

Тут миссис Лэнгнер опомнилась:

— Извините, я не представилась: мать Элис. Да входите же, что вы там встали? Элис скоро вернется, я отправила ее погулять в парк.

Они скоротали время за разговором, и Ральф в двух словах поведал об аварии:

— Я разбил машину несколько дней назад, очень уж торопился сюда. Сейчас уже все в порядке, доктор сказал, что могло быть и хуже. Лицо скоро заживет, а вот руку сломал-это надолго. Конечно, я сам во всем виноват-почти уснул за рулем. — Увидев, что мать Элис недовольно хмурится, он поспешил пояснить:-Я спешил из Кингстона после бессонной ночи. Гнал машину, что бы увидеться с вашей дочерью. А в результате пришлось провести несколько дней в больнице. Куда, вы сказали, Элис пошла? Погулять?

— Не беспокойтесь, Ральф, это ненадолго. Я уговорила ее пойти подышать свежим воздухом. A ТО она несколько дней провалялась в постели;

— Она заболела, что с ней? — забеспокоился Ральф.

И миссис Лэнгнер отвернулась, чтобы он не видел ее довольной улыбки. Ага, встревожился!

— Доктор поначалу очень серьезно воспринял ее болезнь, но теперь ей лучше. А свежий воздух вообще для любого человека полезен, поэтому я уговорила ее пройтись. У Элис сейчас почти все прошло, она лишь немного слаба, я и настояла…

— Слаба? Как же вы отпустили ее одну? Бедный, подумала миссис Лэнгнер, он всерьез беспокоится о моей дочери! Слава Богу, это не какой-нибудь сексуально озабоченный хищник. Похоже, что для него любовь не пустой звук. И вслух сказала:

— Да что вы, Ральф, зачем вы так беспокоитесь? Ей уже намного лучше, поверьте!

Элис гуляла по парку чуть больше получаса. Прогулка отвлекла ее от мрачных мыслей, свежий воздух и легкий морозец были ей в радость. Щеки слегка зарумянились, от холода чуть пощипывало пальцы на руках и ногах. Все было хорошо, кроме одного-боль в сердце ничуть не уменьшилась.

И избавить ее от этой боли мог только один человек. Ах, как уверенно мама предсказывала, что он непременно вернется, как настойчиво уверяла, что Ральф поймет, что потерял, и придет просить прощения. Но дни шли за днями, Ральф не появлялся. И сколько бы она ни размышляла над этим здравый смысл подсказывал ей лишь одно-шансы увидеть Ральфа Уорбертона неуклонно уменьшаются. И вряд ли теперь они увидятся снова…

В таком состоянии Элис повернула к дому-вроде бы и чуть полегче, чуть повеселей, но душа по-прежнему полна страданий. Какая-то часть ее действительно не хотела встречи с Ральфом. И, мысленно прогоняя его прочь, Элис даже самой себе не лгала. Как он, такой чуткий, оказался столь недальновидным и жестоким, если действительно любил ее? Другая же половина Элис все еще жадно цеплялась за воспоминания о том времени, которое она и Ральф провели вместе.

Она медленно подошла к дому, поднялась на свой этаж, занятая своими мыслями. Мать отворила ей дверь, поцеловала и сказала:

— Элис, у меня появились другие планы-я хочу уйти, так что побудь пока без меня. Чуть не забыла, у тебя гость. Будь с ним поласковее, ладно?-И миссис Лэнгнер втолкнула Элис в гостиную.

Ральф стоял, отвернувшись к окну. И безумный гнев захватил ее сразу при виде негодяя, который мог так необдуманно рисковать их любовью-самыми дорогим и незаменимым сокровищем. Элис явилась перед ним со сжатыми губами, несущая свою обиду, как знамя над головой.

— Что ты здесь делаешь?

Он, не отрываясь, смотрел в окно, наверное, так же он наблюдал и за ее возвращением. Настроение у Элис мигом переменилось, лишь он повернулся к ней лицом, и она разглядела его ссадины, синяки и раны. И руку на перевязи.

— Ральф, что с тобой?

— Да так, ничего особенного, торопился к тебе и угодил в аварию…

Элис подошла ближе, потом еще ближе, потом — на расстояние вытянутой руки, потом почти вплотную. Внезапно осознав это, подняла руки в протестующем жесте. Ральф обнял ее здоровой рукой— и поднятые ладони Элис оказались лежащими у него на груди.

— Отпусти меня, Ральф, — сопротивлялась она, чувствуя, что сейчас заплачет. Однако объятие его было крепко, а голос нежен.

— Элис, любимая, ну что ты, не плачь. Я не могу тебя такой видеть. А себя никогда не прощу за то, что так вышло. У меня только одно оправдание — я чуть с ума не сошел от ревности к Роджеру.

— Что? И ты не стесняешься мне говорить, что ревновал меня к Роджеру?

— Но ведь все сошлось одно к одному. Ты не торопилась выходить за меня замуж. А прилетев в Англию, я узнал от Дугласа, что ему звонила Холли и между делом сообщила, что Роджер Стрикленд женится. На ком-то, кого давно знает. Я бросаю все, посылаю к черту переговоры, прилетаю и прямо у твоих дверей… Если бы ты знала, как я измучился! Потом я подумал: она искала и нашла себе в мужья человека совсем другого типа, более традиционных взглядов, чем я. Знаю, что виноват, — торопил тебя все время. Но ты же сопротивлялась, а мне так хотелось тебя завоевать, и побыстрее. Думаю, я до сих пор остался ребенком, которому с трудом удалось пережить смерть матери. Я был мал и глуп и считал, что она нарочно покинула меня. Умом я понимаю, что был не прав, но меня грызет страх, что и тебя я потеряю, тебя и твою любовь. Так, наверное, у всех, кто любит…

— Да, да, понимаю. — голос Элис задрожал, глаза заволокла дымка слез. — Очевидно, когда любишь, даже гнев может проявиться самым неожиданным образом-например, как у нас в последнюю встречу. Мы оба были так злы друг на друга, а во что это вылилось? Мне стало потом так стыдно, я переживала и плакала…

— Ну что ты, глупенькая? Когда сердишься на того, кого любишь, ты ведь не перестаешь его любить? На самом деле… я и, правда, хотел тебе сделать больно. Но, едва коснувшись, понял, что мое тело, мое сердце-все это любит тебя и протестует против задуманного мною. А я собирался отомстить-я ведь не знал, кто избранница Роджера. Когда же узнал, все бросил и примчался замаливать грехи. Элис, милая, не молчи, эти дни без тебя я провел как в аду!..

— И я очень сильно скучала и тоже мучилась без тебя.

— А почему Роджер оказался здесь? Ты можешь мне сказать?

— Роджер… он явился специально, чтобы сообщить о своей женитьбе. Хочешь посмеяться?

Его ко мне прислала его драгоценная мама! Представь, она опасалась, что я захочу возобновить отношения с ее сыночком и, не дай Бог, расстрою его брак. Ты возник в тот момент, когда я только что пожелала счастья ему и его будущей жене, пообещала Роджеру никогда не нарушать его покой, вытолкала за дверь и поцеловала на прощание. А тут как раз ты и появился…

Так они говорили долго-долго о том, кто что подумал, что кому показалось, об обещаниях, которых он ждал, а она готова была дать, о том, как ожидали взаимной измены, как скучали и томились друг без друга.

И вот, наконец, наступил миг, когда слова уже были не нужны. Ральф впился в ее губы со всей силой изголодавшейся страсти, со всей жадностью, накопившейся за время их разлуки. Оба догадывались, что произойдет дальше, но был момент, с которым приходилось считаться.

— Элис, надолго ли ушла твоя мама?

— Думаю, время есть. Она, кажется, собралась на какую-то выставку, потом в ресторан… Но, может, сейчас не стоит… Твоя рука… — слабо запротестовала Элис. — Лучше расскажи, как это с тобой случилось.

— Расскажу еще, успеется. Мне в больнице велели поменьше времени проводить на ногах и побольше находиться в постели, поняла? И вообще, есть лишь одно хорошее лекарство от твоих слез и моих ран. — И он на ушко шепнул Элис то, что было у него на уме.

Какое-то время прошло в безумных ласках и заверениях. Страсть переполняла Ральфа и Элис, им захотелось настоящей близости. Не было во всем мире силы, которая могла бы им помешать. Что уж тут говорить о такой мелочи, как сломанная рука Ральфа.

Через несколько часов, когда уже начало смеркаться, Элис, сонно моргая, заворочалась в постели и тихо прошептала:

— Ральф, пора вставать. — А сама прижималась к нему все сильнее.

Он открыл глаза и пробормотал:

— Зачем, все равно скоро снова ложиться. Кстати, а твоя мама умница — позвонила и сказала, что ночует у знакомых. Такого понимания я не ждал. — И, ласково погладив Элис по голове, Ральф нежно поцеловал ее.

На землю спускались ранние зимние сумерки. Влюбленные вновь раскрыли друг другу объятия, не видя и не слыша никого в целом мире. Их праздник продолжался.