Хитрые уловки

— Тебе пока нельзя ни грамма алкоголя, дорогая. Давай просто позавтракаем здесь или в саду, если хочешь. Но мне приятнее было бы здесь.

Они позавтракали вчетвером: Пупси крутилась под столом, а Наполеон сидел рядом на стуле и щурился в солнечном пятне, которое грело его шкурку.

— Я помогу тебе мыть посуду, — предложил Мартин.

— Ничего, я сама, побудь здесь. И… еще раз спасибо тебе за прекрасные цветы, — ласково поблагодарила его Джинджер.

Она поцеловала его, собираясь собрать со стола и идти на кухню. Поцелуй был просто благодарный и вовсе не страстный, как Мартин говорил себе позже, но в тот момент прикосновение ее губ моментально разрушило баррикаду, которую он старательно выстраивал против ее обаяния весь завтрак. Мартин прижал Джинджер к себе, его язык разжал ей губы, и он сразу же почувствовал сквозь ее кофточку и свою рубашку, как твердые вершинки восхитительных сосков трутся ему о грудь.

Джинджер, конечно, знала, что Мартин ответит на поцелуй, но интенсивность его ответа превысила даже самую смелую из ее надежд.

Она сначала положила руки ему на грудь, чтобы удержать себя от объятий, которые, как ей показалось, стоило ненадолго отложить, но так она не чувствовала учащенный глухой стук его сердца. И пальцы Джинджер переместились на плечи и нетерпеливо стали царапать рубашку Мартина. В ту же секунду воздух наполнился звуками их дыхания и хриплых постанываний Джинджер. Она требовала новых ласк, дико, до ярости желая Мартина.

Ее пружинистое тело, прижимавшееся к нему, вместе со звуком голоса и тем, как она отвечала на его поцелуй, было уже слишком для и без того сомнительного самообладания Мартина. Его разум мог сожалеть о том, что он делает, но тело не желало слушать жалкие доводы рассудка: Мартин расстегивал пуговицы кофточки Джинджер и приспускал ее с плеча так, чтобы можно было ласкать ароматную теплую кожу. Прозрачный бюстгальтер не скрывал, но лишь подчеркивал темную расцветающую ареолу ее сосков.

Он склонился к ней, и Джинджер сама, поддерживая затылок Мартина, подтолкнула его к своей груди. Мартин чуть приспустил ей бюстгальтер, и его губы сомкнулись вокруг соска. Джинджер прислушивалась, как ее тело импульсивно реагирует на его ласки, все мысли куда-то улетели, а жизнь сосредоточилась на тонкой нити, протянувшейся между вершиной соска и низом живота, за которую Мартин словно бы сладко потягивал каждым всасывающим движением губ.

Он словно дотягивался поцелуем до самого нетерпеливого местечка ее плоти… Джинджер тихо постанывала и прижималась им к бедру Мартина.

— Марти… Марти… — зашептала она, стараясь справиться с ремнем его брюк, но не открывая глаз. — Пойдем наверх… в спальню…

Звук ее голоса вернул Мартина назад к действительности. Что, черт возьми, он делает? Да, а что делает она? Его тело возмутилось, но он освободил сосок Джинджер и вернул шелковистую ткань ее лифчика назад, прикрыв влажную грудь.

Нужно что-то сказать ей, хоть что-нибудь, но как можно скорее. Его тело протестовало. Он слишком ее хочет, может быть, даже больше, чем она его.

Вместо этого он взял руку Джинджер и нежно поцеловал.

— Джинджер, я не могу…

Он не может? Глаза Джинджер удивленно округлились. Что происходит? Но она тут же остановила себя. В конце концов, они не юная пара в полном расцвете сексуальных желаний и возможностей. Мартин занимался с ней любовью ночью, а потом еще и утром… Конечно, женщина быстрее восстанавливается, она просто не подумала.

По недоверчивому, осторожному взгляду, которым Джинджер быстро окинула его, Мартин без труда догадался о ее мыслях.

Однако, стараясь закрепить победу разума над плотью, Мартин сказал Джинджер:

— Сегодня очень хороший день, я собирался погулять немного. Чем займешься, пока меня не будет?

— Погуляем вдвоем, — обрадовалась Джинджер. — Здесь есть чудесный парк, правда на другом конце города.

Как только она произнесла слово «погулять», Пупси выпрыгнула из корзины, как Петрушка из балагана, и призывно тявкнула, выражая полную готовность отправиться на прогулку прямо сейчас.

— Отступление отрезано, — сказал Мартин, — желание собаки — закон!

— У тебя есть хобби? — спросила его Джинджер полчаса спустя, когда они уже ехали в машине по направлению к парку.

— Работа, работа и еще раз работа, — честно признался Мартин. — А еще я люблю пешие прогулки. Но мне редко удается просто, без цели, прогуляться, хотя мой дом стоит среди холмов.

— Ты трудоголик, но ведь ты говорил, что расстался с фирмой, — смущенно напомнила Джинджер.

— Да, я трудоголик, это точно… Я построил сам свою компанию, но потом предпочел ей консультации. Отказался от фирмы, ты права.

— Ты рассказывал, что прежде занимался инвестициями. — Джинджер наморщила лоб, пытаясь разобраться, сказал он ей об этом недавно или она наконец хоть что-то начала вспоминать. Ей показалось, что в слове «инвестиции» скрыто острое жало. Всякий раз, когда она произносила его, жало впивалось в мозг, но ничем, кроме тупого онемения, беспокойные и напряженные уколы не оборачивались, словно огромная тень закрывала часть мозга и тень эту отчаялось разогнать яркое солнце, сияющее в окна автомобиля. — Этому я должна быть благодарна за нашу встречу?

— Едва ли, — солгал Мартин, — инвестиционный совет — последнее, в чем ты нуждаешься.

Изумленный взгляд был ему ответом. Джинджер непременно попросила бы его объяснить загадочное замечание, но тут она заметила, что Мартин свернул не на ту улицу. Она показала ему другой поворот, а ко времени, когда они вернулись на правильный путь, решила не ворошить прошлого, о котором не имеет ни малейшего понятия. Джинджер испугалась, что вот-вот откроет ящик Пандоры, спрашивая о том, что Мартина явно раздражало. Возможно, они с Мартином ссорились из-за инвестиций, будь они неладны. Потом, потом разберемся, подумала Джинджер и не стала ни о чем спрашивать…

— Теперь возьми левее, — она показала ему дорогу, ведущую к парку.

Но тут Джинджер неожиданно попросила его остановиться.

— Не выходи, я сейчас! — И она выскочила из машины.

Только теперь Мартин заметил, что пожилая пара, вышедшая из бакалейного магазинчика, опрокинула свою сумку и все ее содержимое уже раскатывается по тротуару. Джинджер, улыбаясь, помогала собирать покупки, а Пупси скакала вокруг пожилой пары, которая была ей, по-видимому, хорошо знакома. Потом Джинджер попрощалась со старушкой; они расцеловались, и Пупси проводила стариков на несколько шагов. Джинджер подхватила собачку под розовое брюшко и вернулась с нею в машину.

Вся сценка заняла времени меньше, чем три куплета песни «Битлз» по радио. Но она потрясла Мартина до глубины души. Как могла бы коварная интриганка и воровка на доверии искренне броситься помогать каким-то старичкам, пусть и знакомым?

Образ Джинджер двоился в сознании Мартина и сводил его с ума. Мартин любил и ненавидел Джинджер. Он захлебывался от нежности к маленькой больной женщине. Но в то же время он искал в ней следы Джинджер, которая изначально была ему омерзительна. И боялся, что его собственное сознание может раздвоиться. Или уже раздваивается?

Они свернули в узенькую улочку, и Джинджер вновь попросила остановиться.

— Я сейчас вернусь, — сказала она, — а ты, Пупси, на этот раз не бегай за мной, а посиди с Мартином!

7

Мартин с тревогой посмотрел на часы.

Джинджер ушла более получаса назад, сказав, что всего на десять минут.

Он бросил взгляд на Пупси. Собачонка безмятежно спала, свернувшись калачиком на покрывале заднего сиденья. Проверив, достаточно ли открыто окно, чтобы пропускать свежий воздух для нее, он вылез из автомобиля, запер его и отправился в направлении, в котором исчезла Джинджер.

Он нашел ее менее чем через пять минут рядом с тележкой зеленщика возле маленького прянично оформленного магазинчика. Джинджер стояла спиной к нему и увлеченно беседовала с каким-то черноволосым мужчиной. Но ее мелодичный смех разозлил Мартина. Он испытал внезапный прилив ненависти к насмешившему ее приятелю, кроме чувства юмора обладающему прекрасной атлетической фигурой и несомненной силой.

Правда, Мартин тут же оправдал вспышку злобы предположением, что знакомый Джинджер мог бы неосторожно напомнить ей о недавнем прошлом и тем самым пробудить в ней сонм подозрений, таким образом мешая планам Мартина наказать ее. В каждом старом знакомом Джинджер таилась опасность. Не ревность же послужила причиной его гнева.

Мучимый тревожными предчувствиями, он поспешил к Джинджер. Она стояла к нему спиной и не могла его видеть. Однако чернявый, догадавшись, что Мартин направляется именно к ним, обратил на него внимание Джинджер, тронув ее за рукав. Это невинное движение породило в Мартине приступ настоящего удушья. Он едва удержался, чтобы не броситься на чернявого и не отбросить его руку.

— Марти! — воскликнула Джинджер. Взглянув на него, она почувствовала себя виноватой, но по-своему объяснила причины его мрачного настроения. — Извини ради Бога. Я задержалась в очереди и на обратном пути еще встретила Теда.

Поскольку Джинджер решила представить их друг другу, Мартин выдавил из себя любезную улыбку в ответ на неодобрительную, как ему показалось, ухмылку Теда.

Он понял по глазам Джинджер, что она ни о чем не догадалась. Хотя любая на ее месте решила бы, что он чудовищно ревнив. Господи! Сама идея просто смехотворна. Он никогда не считал себя ревнивцем. И он не ревнует ее. Откуда бы взяться этой ревности?

— Мне правда жаль, что вы с Пупси меня заждались. — Джинджер вся лучилась радостью; ее лишь на миг смутил недовольный вид Мартина.

— Я как раз и пошел тебя разыскивать, потому что Пупси скулила и рвалась вон, — воспользовавшись ее подсказкой, объяснил Мартин, когда они уже подошли к автомобилю. Но тут же заметил быстрый взгляд, который она бросила на мирно спящую собаку. — Смотри-ка, — не моргнув глазом продолжил он, — стоило мне уйти, как твоя подружка успокоилась…

Десятью минутами позже, когда они с Джинджер шли по тихой набережной, Мартин подумал, что он, возможно, погорячился. Ситуация была прямо противоположной тому, что он себе вообразил. Джинджер смотрела на него глазами влюбленной женщины, которая и мысли не допускает о других мужчинах. Они составляют прекрасную пару, чувству ревности у них нет и не может быть места. Однако, спохватился он, почему его так волнует, ревновать или не ревновать женщину, которую он не любит? И вообще, при чем тут любовь?

Занятый своими мыслями, Мартин не заметил, что Джинджер тоже напряженно о чем-то задумалась. Его гнев смутил и расстроил ее. Его нетерпимость как-то не вязалась с тем портретом, который она восторженно себе нарисовала. Неужели Мартин подвержен вспышкам ярости? Может быть, он очень неуравновешенный человек? Да и что, в сущности, она знает о нем? Только то, что она любила его до амнезии и что он хороший любовник.

Пупси трусила рядом с хозяевами и виляла хвостиком. О чем она думала, не знает никто, но она первой заметила двух симпатичных собак, которых вела на поводке молодая женщина с тремя маленькими детьми.

Женщина тоже собиралась спуститься к речке по узкой лесенке, с двух сторон огражденной перилами. Одна из собак упрямилась, и ребенок помладше заплакал. Молодая мать принялась успокаивать ребенка и натянула при этом поводок, который тут же запутался в ветках куста; вторая собака, завидев Пупси, пустилась в безудержный лай, а дети постарше уже прыгали через ступеньки вниз к реке.

Мартин галантно предложил мамаше помощь и придержал мосек, пока та не собрала детей. Благодарная улыбка накрашенных яркой помадой губок явилась ему наградой, а маленькая ручка легонько пожала его ладонь, прежде чем завладеть поводками своих невоспитанных собачек. При этом, спускаясь вниз, молодая особа чудовищно, по мнению Джинджер, и чрезвычайно кокетливо, по мнению Мартина, завиляла бедрами. А он смотрел ей вслед!

Как он смел… как смел он так откровенно флиртовать с первой попавшейся женщиной прямо на глазах у нее, своей любимой Джинджер?

У нее закружилась голова, и усталость тяжело легла на опустившиеся плечи.

— Вернемся, — попросила она Мартина, и ей самой показалось, что голос звучит деревянно.

— Что стряслось?

— Я хочу домой.

Мартин понял, что придется вернуться. Он знал, что некоторые женщины сами порой не могут объяснить причины своего упрямства, но их при этом никак не переупрямить. А прогулка все равно бы теперь не задалась.

Джинджер не проронила ни слова всю обратную дорогу, и в ее молчании Мартину чудилась затаенная враждебность. Что повлияло на перемену ее настроения? Быть может, у нее заболела голова. А может, ей не понравилось, что он помог молоденькой мамаше справиться с ее сумасшедшей семейкой. Вспомнив растерянную дамочку на набережной, Мартин не удержался от улыбки. Однако именно его забота о посторонней женщине, кажется, взбесила Джинджер.

Едва переступив порог, Джинджер почувствовала себя лучше. Она тут же пожалела, что они прервали прогулку. Ей пришло в голову, что еще не поздно вернуться в парк, но тут зазвонил телефон. Джинджер сняла трубку, и в ней раздалось жизнерадостное «алло!».

— Мэгги! Как я рада тебя слышать! — воскликнула Джинджер, узнав голосок своей крестницы. — Как ты?

— Прекрасно. А ты?

Джинджер мгновение колебалась. Сказать или не сказать Мэгги, что с нею произошло?

— Все в порядке. — Она все же решила не тревожить девочку.

— Джинджер, я прекрасно съездила. Мама передает тебе привет, у нас будет прием на днях. Ты приглашена!

Мэгги, должно быть, звонит из дома родителей в Падстоу.

— Сейчас я должна идти, перезвоню попозже, и мы обо всем поболтаем. — И прежде чем Джинджер ответила, Мэгги положила трубку.

В маленькой гостиной, устроенной над магазинчиком, Мэгги закрыла глаза и, помассировав виски, глубоко вздохнула.

Она знала, что была немного резка с Джинджер, но ее крестная всегда настолько тонко чувствует ситуацию, что Мэгги побоялась ее интуиции. Как бы Джинджер не догадалась… Мэгги бросила беспокойный взгляд на конверт авиапочты со штемпелем Праги.

Во рту пересохло от волнения, когда она надорвала конверт. Внутри оказались сопроводительные бумаги на глиняную посуду, купленную в Чехии. Мэгги все еще ожидала оттуда великолепный антикварный хрусталь. Только на прошлой неделе Венди, ее партнер и подруга, высказала беспокойство по поводу задержки.

— Они не сказали, когда точно его привезут? Что конкретно они говорили относительно сроков? — любопытствовала Венди.

— Скоро. — Мэгги сложила за спиной пальцы крестиком. — Очень скоро.

Она кожей ощущала недоверчивый взгляд Венди. Они знали друг друга со времен университета, но подруга лишь недавно решила привлечь ее с женихом к своему делу, и первое серьезное поручение Мэгги было связано с этой партией антикварного хрусталя. Как глупо было связываться со Стивеном…

Мэгги закрыла глаза, щеки горели. Она находилась на грани нервного срыва. Венди с Крэгом за городом, голос же крестной по телефону ей показался напряженным. Должно быть, она позвонила не вовремя. К тому же Мэгги намеревалась избегать крестной столько, сколько могла. Скверно, если Джинджер догадается, что она… Что она опять попалась в ту же ловушку.

— С тобой все в порядке? — беспокойно спросил Мартин Джинджер, заметив, что та побледнела.

— Очень болит голова, — осторожно ответила она.

— У тебя головная боль, а ты молчишь! Когда это началось? Перед глазами плывет? В ушах не звенит?

— Марти, это просто головная боль, и больше ничего.

Он смотрел на нее со щенячьей преданностью, он испугался за нее. Джинджер стало стыдно за свой резкий тон.

К сожалению, Мартин действительно боялся. В больнице с него взяли честное слово, что при любом ухудшении самочувствия пострадавшей он должен везти ее к ним.

— Собирайся, — как можно спокойней сказал он, — поехали.

— Куда? Не стоит, давай лучше готовить ланч.

— В больницу, Джинджер.

— В больницу? Почему? Я не хочу.

— Консультант велел немедленно везти тебя к нему, если начнутся головные боли, даже без нарушения зрения. Джинджер, отнесись к болезни хотя бы чуточку серьезней!

— У меня обычная головная боль… — Джинджер хотела добавить, что головные боли вообще характерны для женщин ее возраста в критические дни или накануне таковых. Но вовремя остановилась.

На их счастье, приемный покой больницы к этому часу обезлюдел. Скучающие медсестры листали модные журналы в креслах для посетителей. И — снова удача! — прием вел тот же консультант, что осматривал Джинджер накануне.

— Как наши дела? — бодро приветствовал он их.

Странно, но сегодня он уже не казался Мартину бесчувственным чудовищем; он выглядел как очень усталый, но чрезвычайно приятный молодой человек.

— У Джинджер болит голова, и я подумал…

— Правильно, что привезли ее, мистер Фостер. Сделаем повторный снимок свода черепа. Подождите здесь, это не займет много времени.

Пока Джинджер отсутствовала, Мартин внимательно изучал толстый медицинский журнал, посвященный ранней диагностике сосудистой дистонии. Журнал оказался скучным, но обои в кабинете доктора еще скучнее.

— Все в порядке, — возвестил доктор с порога кабинета, — не волнуйтесь, мистер Фостер.

— Видишь, Марти, я же говорила… Ты волнуешься по всякому пустяку.

— Миссис Грэхем, мистер Фостер был совершенно прав, когда настоял на визите ко мне. И впредь я попросил бы его «волноваться по всякому пустяку».

— Я знаю, но мы обязаны были проверить. Да пойми же, наконец, ты теряла сознание, у тебя амнезия. А ты говоришь, что у тебя просто болит голова, что это обычная мигрень. Это не обычная мигрень, и в покое я тебя не оставлю! Вот так!

Они ехали домой, и больше всего на свете Мартину сейчас хотелось разогнаться миль до ста и промчаться по шоссе под визг испуганной Джинджер. Тогда бы она прочувствовала, как он переживал. Вместо этого он резко затормозил и, облокотившись о руль, пристально поглядел на нее.

— Знаешь, Джинджер, ты иногда кажешься мне маленьким неразумным ребенком.

— А ты злым мальчишкой.

— Не говори так. Ты здорово меня напугала сегодня. Ты не видела себя в парке. Страшно смотреть! Бледная как смерть. Только губы пунцовые, словно у вампира.

— Это ты виноват. Все было так хорошо, а ты…

И Джинджер разрыдалась. Она плакала горько, отчаянно и совершенно не скрывая своего горя. Мартин всегда боялся женских слез. С детства. Он видел свою мать плачущей лишь два раза в жизни, но оба раза после того, как в семью приходило большое горе.

— Джинджер, прости, мне не следовало…

— Это ты прости меня, Марти. Я не права. Ты — лучшее, что произошло со мной в жизни. Я никогда не умела ценить счастье. И оно от меня убегало.

— Не надо так, Джинджер. Ну скажи, в чем я провинился?

— Ни в чем.

— Я не сразу понял, что у тебя заболела голова?

— Нет, головная боль все время была при мне, виски давило с самого утра, но не это меня мучило… — Джинджер набрала в легкие побольше воздуха, прежде чем решиться на признание. — Мартин, я ревновала…

Мартин глубоко вздохнул. Ее честность и храбрость заставили его в свою очередь открыться ей.

— Я тоже… Тот человек… Тед… Он касался твоей руки, а я хотел убить его за это!

— Ты ревновал к Теду, а не сердился, что я задержалась? Марти, Тед только друг, и он очень счастлив в браке… Вот уж к кому не стоило бы ревновать!

— Ну а ты чем лучше? Сердилась на меня из-за многодетной малолетки с двумя уродцами на поводке!

Джинджер хохотала, как девчонка. Напряжение отпустило, и головная боль прошла.

— Джинджер…

— Что?

— Черт, я забыл, что хотел сказать. — Мартин посмотрел на Джинджер. Она раскраснелась от слез. Глаза поблескивали, а рыжие волосы слегка растрепались за время поездки; одна волнистая прядь выбилась из прически. Джинджер пыталась заложить ее за ухо, но непокорная веселая прядка все равно выпадала. — Джинджер, иди ко мне.

Он обнял ее узенькие плечи и поцеловал в голубую пульсирующую жилку на виске рядом с рыжей прядкой, с которой Джинджер не могла совладать.

Губы Мартина были мягкими и упругими. Он поцеловал ее в мочку уха и слегка прикусил ее. Джинджер повернула лицо, и Мартин, обняв ее крепче, разжал языком ей рот, заставив откинуться на сиденье, которое сам опустил другой рукой.

Он склонился над ней, покрывая поцелуями лицо, шею — все, что не было защищено от его настойчивых губ блузкой. Джинджер сама расстегнула верхнюю пуговку на ней, и Мартин освободил груди Джинджер от лифчика.

— Джинджер?

— Да, Марти, да…

Он прижал щеку к обнажившейся груди и приник губами к другой, обхватив твердый темный сосок, в то время как его рука оказалась под юбкой. Ее прохладные бедра с шелковистой кожей сжимали его горячую ладонь; Джинджер изгибала тело и пыталась, насколько это возможно в машине, вытянуться в струнку. Мартин спустил Джинджер трусики и коснулся большим пальцем ее клитора, поглаживая остальными прохладные гладкие ягодицы. Он наслаждался тем, как наливается и влажнеет под его пальцами ее сокровенная плоть.

Джинджер взяла его за ремень и потянула на себя, и он всем своим весом навалился на ее хрупкое тело. Кто из них расстегнул ему брюки, они не смогли бы сказать даже суду инквизиции. Как Джинджер освободилась от юбки, они тоже не помнили. Память вернулась к ним вместе с осознанием того, что Джинджер, уперевшись ступнями в приборный щиток, неистово двигает бедрами навстречу его движениям внутри нее, а он, склонившись к ее плечу, неразборчиво говорит ей на ухо что-то очень нежное и, кажется, не вполне пристойное. В момент этого просветления Джинджер почувствовала, что она уже на краю сладкого мучительного счастья, которое ей просто необходимо разделить с Мартином.

— Марти, — донеслось до его распаленного мозга, — давай… давай вместе.

И Мартин больше не сдерживал себя.

Они возвращались домой молча. Произошедшее ошеломило их обоих. Огромный респектабельный «мерседес» Мартина был так по-скаутски лишен невинности, что говорить об этом было бы смешно. Между тем воспоминание о чувственном наслаждении, которое они получили, занимаясь сексом на кожаных сиденьях, кружило им обоим головы и распаляло воображение.

— Мне кажется, Марти, что все недоразумения между нами оттого, что наши чувства все еще очень… очень интенсивны… очень… страстны… — попыталась прояснить ситуацию Джинджер, понижая голос до шепота и с замиранием сердца следя, как Мартин проводит кончиком пальца по ее подбородку, по нижней губе, а затем и по верхней.

Она жарила мясо, а он принес ей стакан минеральной воды из комнаты.

Губы Джинджер приоткрылись: кончик пальца Мартина встретился с ее теплым дыханием, что оказалось весьма приятно. Джинджер немного наклонила голову и губами завладела мизинцем. Очень медленно, затягивая языком глубже, она начала сосать его.

В последний момент Джинджер, сняв мясо с огня, закрыла глаза, лизнула его средний палец, а потом с удовольствие начала облизывать и посасывать его. Не отрываясь от своего занятия, она увлекала Мартина в спальню. И перестала мучить его этим удовольствием, от которого у него уже трещала ширинка брюк, только когда они оказались возле кровати.

— По-моему, леди, вы носите слишком много одежды, — прошептал ей на ушко Мартин несколькими секундами позже, помогая исправить эту ошибку и стягивая с нее блузку.

— Ты тоже одет, как на званый прием. Прочь, проклятые одежды!

И правда, что может быть забавнее парочки, путающейся в брюках и юбках посреди огромной постели? Мартин и Джинджер срывали их друг с друга и как попало швыряли на пол.

Восторг охватил обоих. Вслед за трусиками и лифчиком на пол полетели покрывало и подушки. А затем Мартин толкнул Джинджер на ложе и рухнул рядом с нею. Они обнялись и прижались телами, наслаждаясь полной своей наготой посреди разрухи, учиненной в спальне.

Она и Себастьян никогда не экспериментировали с сексом. Стародедовский способ, и только в постели. Был как-то случай: они занимались этим на чердаке, но и там Себастьян нашел способ уложить ее на обе лопатки. Они были немного застенчивы в любовных делах. Но не их вина, что в юности восторг первых ласк заменяет чувственность, а искусство наслаждения раскрывается только с годами. У них просто не было времени как следует познать друг друга.

Только теперь Джинджер начинала понимать, что значит дух чувственного приключения, все новые и новые открытия и смущали, и возбуждали ее. Ее пальцы нетерпеливо узнавали самые чувствительные точки на теле Мартина, она упивалась запахом его разгоряченной плоти, которая источала тот же аромат, что и вчера вечером: слегка мускусный, теплый и очень, очень мужской. Как тот, в ее далеком сне…

— Ты чудесно пахнешь, моя любимая! В тебе все совершенно, и твой запах лучший в мире. — Мартин присвоил себе ее мысли.

— О, Марти… Черт! Марти!

Она внезапно вскочила и опрометью выбежала из комнаты.

— Джинджер! Что? В чем дело?

Но она не ответила ему. Так вот как возвращается память, подумал он, внезапно и, черт возьми, не вовремя!

Мартин присел на кровати и ссутулился, не в силах встать, одеться. Отчаянно не желая приближать минуту объяснения. Когда Джинджер вошла в комнату, он не сразу решился поднять на нее глаза.

— Мартин! — начала Джинджер. — Ты знаешь…

— Прости, если можешь, — тихо отозвался он.

— Ты тут ни при чем, — печально улыбнулась она, — я сама виновата. Не следовало так легкомысленно вести себя…

— Джинджер, я очень перед тобою виноват.

— Нет, это ведь не твои животные.

— Животные?

— Да. Пупси и Наполеон сожрали наш ужин. Они стащили мясо и устроили пир на полу в кухне. Они не оставили нам ни крошки, Мартин! Что нам теперь делать?

Глядя на нее, Мартин захотел пройтись колесом, как он делал всего пару раз в жизни, и то в детстве. Вместо этого он подхватил Джинджер на руки и закружил по комнате.

— Любимая! Джинджер! Как это прекрасно! Твои ненасытные твари уничтожили наш ужин и теперь нам не надо терять время на еду! Они просто вынудили нас вернуться в постель и больше никогда ее не покидать!

— Но ведь мы умрем с голоду, Марти!

— Зато в один день и в объятиях друг друга!

8

— Джинджер, может, мы просто поменяемся дежурствами?

— Ничего, я абсолютно здорова, что бы там ни говорил Мартин.

— Мартин?

— Ну, Мэри, не помнишь? Мой друг.

В эту минуту Мартин заглянул на кухню.

— Я заменил шину на вашем автомобиле. Обычный прокол, Мэри. Джинджер, не стоит никого вызывать, у нас оказалась запаска.

— Мэри, это Мартин… Познакомься, дорогой, с моей Мэри, мы вместе помогаем старикам, она — лучшая в нашем Обществе. — Заметив любопытство подруги, Джинджер поспешила представить ей Мартина.

Женщины выпили чаю, и Мэри уехала. Собственно, она очень спешила, и ее заставило навестить Джинджер только дорожное приключение — неожиданный прокол колеса, как раз рядом с усадьбой. Мартина, гулявшего в саду, она поначалу приняла за нового садовника, приехавшего недавно в Эксетер из Плимута.

Даже через полчаса после отъезда Мэри Мартин продолжал хмуриться. А если бы Мэри не торопилась? Если бы вся не очень приглядная правда о его с Джинджер отношениях бесцеремонно, неожиданно всплыла на поверхность?

Три дня он живет в доме Джинджер, три дня он спит с нею в одной кровати. Накануне вечером он опять пытался постелить себе в другой спальне, ссылаясь на медицинские запреты. Но теми же врачебными соображениями Джинджер перекрыла ему пути к бегству.

— А как же ты узнаешь, что у меня обморок? Или что я без сознания, если мы не будем спать вместе? — спросила она, и Мартину не оставалось ничего другого, как согласиться.

И сегодня утром он, как всегда, проснулся с Джинджер под боком, и затем…

Когда Джинджер получит от Господа Бога назад свою память, сколько тогда обрушится на него обвинений, и вряд ли он найдет, что сказать в свое оправдание!

Посмотрев на руки, перепачканные машинным маслом, Мартин подумал об одной возможности… И эта мысль, такая простая и очевидная, несказанно развеселила его. Ведь он мог бы в любой момент уехать! Он же — деловой человек, а совершенно запустил дела!

— Джинджер, — начал Мартин, решив не откладывать объяснений в долгий ящик, — послушай, мне пора возвращаться домой. Я даже не знаю, кто и когда мне звонил…

Джинджер не минуты не сомневалась, что ее чувства тут же отразились на лице, но не попыталась их скрыть. Ей невыносима была сама мысль остаться без него хотя бы на час, не говоря уж о том, чтобы ему уехать на день или два.

Взглянув на печальную рожицу Джинджер, Мартин не совладал с собой.

— И я хочу, чтобы ты поехала со мной, — добавил он быстро, тут же мысленно обругав себя последним болваном.

— С тобой? — Глаза Джинджер расширились. — А как же Пупси и Наполеон?

Мартин склонился в галантном поклоне.

— Миссис Пупси, мистер Наполеон, я приглашаю вас в гости. С мисками и постелями.

Поехать к нему, узнать, как он живет! Возможно, встретить его друзей… Сердце Джинджер так и подскочило от радости.

— Как хорошо, Марти! — просияла она. Он не удержался от широкой улыбки. По крайней мере, ни Тед, ни Мэри не заглянут ко мне в дом ни на кофе, ни на чай!

— Так что слышно про Джинджер и этого человека? Она все еще с ним? — спросила у Мэгги Венди.

— Я не понимаю, о чем ты. — Мэгги сделала паузу и посмотрела на Венди. — На нее это вообще не похоже.

Венди точно знала, что думает Мэгги. Подруга не раз восхищалась ароматом скромности, окружавшим Джинджер, ее чистотой и благородством. Она никогда не поверит, что Джинджер может жить под одной крышей с мужчиной, за которым она не замужем. Да что там! Джинджер не позволила бы себе даже тени флирта, так, по мнению Мэгги, она была непорочна!

— Это какая-то ошибка! — тревожно прошептала Мэгги. — Я не верю Мэри. Очевидно, она видела его в доме, но как мы можем говорить о том, что этот человек близок с Джинджер, если Джинджер и представила его как друга и никак не намекнула на их отношения?