Глава I

СИРОТА

Когда Мэри Леннокс только что появилась в Мисселтуэйт Мэноре — Йоркширском поместье дяди, выглядела она прескверно, да и вела себя не очень-то хорошо. Вообразите надменную девочку десяти лет с худеньким злым лицом и тщедушным телом, добавьте к этому болезненную желтизну кожи, и вы без труда поймете, почему никого в Мисселтуэйте ее присутствие не порадовало.

До недавнего времени Мэри жила в Индии. Там ее с самого рождения преследовали болезни. Отец Мэри, чиновник Британского правительственного департамента, тоже часто болел, а в промежутках с головой погружался в работу. Мать Мэри, в противоположность мужу и дочери, славилась здоровьем, красотой и общительностью. Она часто повторяла, что без общества интересных и веселых людей не выдержала бы в Индии даже дня. Миссис Леннокс совсем не хотела обременять свою жизнь детьми. Когда же Мэри все-таки появилась на свет, ее тут же препоручили заботам няни-индуски, или, по-местному, Айе. Няне было весьма доходчиво объяснено, что чем реже ребенок будет попадаться на глаза Мэмсахибе (госпоже), тем больше оценят ее работу. С тех пор девочку держали на расстоянии от родителей. Мэри росла, стала ходить, заговорила, мало-помалу превращалась во вполне сознательное существо, но родители так и не приблизили ее к себе.

Боясь гнева хозяйки, слуги разрешали девочке делать все, что угодно, только бы та не скандалила. Это не замедлило принести плоды. К шести годам Мэри стала настоящим тираном и понукала слугами, как могла. Молодая гувернантка, которую родители выписали для Мэри из Англии, уволилась через три месяца. Другие гувернантки требовали расчета гораздо скорее. Если бы Мэри в конце концов вдруг не захотелось самой научиться грамоте, вероятнее всего, она вообще не смогла бы читать и писать.

Так длилось из года в год все девять лет ее жизни, пока не наступило утро, которое Мэри встретила в особенно дурном настроении. Жара стояла ужасная. А вместо привычной Айи на зов девочки пришла какая-то совсем незнакомая служанка.

— Убирайся! Не хочу тебя видеть! — рассердилась девочка. — Беги и быстро позови ко мне Айю!

Незнакомая служанка в страхе пригнула голову и принялась очень вежливо объяснять, что Айя, к великой жалости, сейчас просто никак не может прийти к Мисси Сахиб. Такой ответ разъярил девочку еще больше.

— Убирайся! Убирайся, тебе сказали! — завизжала она и изо всей силы пнула служанку в живот.

— Айя никак не может прийти к Мисси Сахиб, — кротко повторила женщина и вышла из комнаты.

Утро складывалось явно необычно. Распорядок домашней жизни словно разом куда-то исчез, и знакомые слуги — тоже. Незнакомые кое-где еще попадались, но и они вели себя странно: растерянно бродили из угла в угол и явно чего-то боялись. К Мэри никто больше не подходил. Подождав еще некоторое время, она первый раз в жизни оделась без помощи Айи и вышла в сад. Она устроилась у подножия веранды и стала делать «клумбу понарошке». Насыпав кучку земли, девочка утыкала ее большими цветами ярко-красного цвета. Потом уселась перед своей «клумбой» на корточках и сердито забормотала под нос то, что, по ее мнению, надо высказать Айе, как только та снова придет.

— Свинья, дочь свиней! Свинья, дочь свиней! Свинья, дочь свиней! — смакуя каждое слово, повторяла Мэри самое оскорбительное ругательство в Индии.

Вдруг с веранды послышались голоса. Девочка подняла голову и увидела мать в обществе молодого офицера, который недавно приехал из Англии. Мэри так редко встречалась с матерью, что, подобно всем слугам в доме, называла ее не иначе, как Мэмсахибой. Эта высокая, стройная, хорошенькая и веселая женщина приводила дочь в полный восторг. Мэмсахиба всегда так потрясающе одевалась! Платья у нее были сплошь из легких, как воздух, тканей, и Мэри думала, что и сама Мэмсахиба вся состоит из кружев. Сегодня кружев на матери было даже больше обычного, только почему-то она совсем не смеялась. Испуганно поглядев на офицера, она спросила:

— Неужели все и впрямь так ужасно?

— Ужасно, — глухо отозвался молодой человек. — Хуже, пожалуй, и не придумаешь, миссис Леннокс. Вам еще две недели назад нужно было уехать в горы.

— Да знаю, знаю, что нужно, — в отчаянии заломила руки Мэмсахиба. — И осталась-то я только из-за этого званого ужина. Я…

Договорить она не смогла. Из помещения для слуг раздались такие истошные крики, что миссис Леннокс вздрогнула и с силой схватила за руку офицера.

— Что это? — донесся до Мэри ее испуганный шепот.

— Видимо, кто-то умер, — ответил молодой человек. — Значит, эпидемия дошла и до ваших слуг.

— Как? — еще тише проговорила миссис Леннокс. — Мне никто не сказал об этом.

Она повернулась и быстро вошла в дом. Молодой офицер последовал за ней. А вскоре вокруг стали твориться страшные вещи, и Мэри все узнала.

Небывалая эпидемия холеры охватила весь город. Люди умирали один за другим. Айя заболела минувшей ночью. Она скончалась как раз в тот момент, когда миссис Леннокс стояла на веранде с молодым офицером. До полудня еще трое слуг Ленноксов разделили участь несчастной. Остальные в панике разбежались.

О Мэри никто не вспомнил. Затаившись в детской, она со страхом ждала своей участи. Она то плакала, то засыпала. Болезнь свирепствовала по-прежнему. Об этом Мэри догадывалась по воплям, от которых кровь стыла в жилах. Лишь раз за все это время девочка покинула детскую. Она проголодалась и вышла в столовую. Обед почему-то стоял неубранным. На тарелках лежала недоеденная пища, перевернутые стулья валялись на полу. Похоже, люди внезапно выскочили из-за стола и куда-то исчезли. Мэри поела печенья и фруктов. Потом запила их. Сладкий сок темно-красного цвета ей очень понравился. Она не знала, что это вино, и удивилась, когда начала засыпать на ходу. Едва дойдя до детской, она легла и сразу уснула. Стоны и плач по умирающим оглашали округу, но девочка ничего не слышала. Она проснулась лишь на рассвете. Полная тишина окутала дом. Мэри не знала, что и подумать. С тех пор как она себя помнила, в бунгало Ленноксов с раннего утра до глубокой ночи всегда стоял шум. А теперь Мэри чувствовала себя так, словно ей кто-то уши заткнул. Ни единого возгласа, ни единого звука. «Наверное, все уже перестали болеть, и теперь отдыхают», — решила наконец девочка. Она по-прежнему оставалась в кровати. Ведь она знала: как только слуги проснутся, к ней обязательно кого-то пришлют.

Лениво скользя глазами по стенам детской, Мэри попыталась представить себе, какой будет ее новая Айя. Эта девочка ни к кому не испытывала настоящей любви. Ей даже в голову не пришло пожалеть об умершей Айе. Наоборот, она сейчас радовалась, что теперь к ней приставят другую женщину. Потому что Айя знала слишком уж мало хороших сказок, и Мэри с ней было скучно.

Но время шло, а к Мэри так никто и не подошел, и тишина в доме стояла такая же, как раньше. Девочка снова начала злиться. Мало того что пока все были больны, ей пришлось одной сидеть в детской, так даже сейчас никто о ней не вспомнил! Тут в комнате послышался шорох. Словно кто-то легонько водил ногтем по циновке, которой был устлан пол. Девочка свесила голову с подушки. По циновке ползла маленькая змея. Глаза ее блестели словно два черных камушка. Мэри не испугалась. Она сразу почувствовала, что эта змея целиком поглощена своими заботами. Змея и впрямь старательно искала выход из комнаты. Юркнув в щель под дверью, она мгновенно исчезла.

В комнате опять стало тихо. «Неужели никто еще до сих пор не проснулся? — больше прежнего удивилась Мэри. — Как будто в доме нет никого, кроме меня и змейки». Не успела она об этом подумать, как во дворе раздались шаги. Это явно были какие-то люди. Только вот странно, что у двери их никто не встретил. Они беспрепятственно вошли внутрь и, тихо переговариваясь, осмотрели весь дом. Они открывали дверь за дверью, но в комнатах никого не было.

— Видимо, все погибли, — горестно произнес мужской голос. — Ах, какая была красивая женщина! И ребенок ее, наверное, тоже погиб. Вы слышали, Барни, что у них был ребенок? Они почему-то его никому не показывали.

Мгновение спустя в детскую вошли двое. Мэри со свирепым видом стояла посреди комнаты, и, увидев ее, мужчины от неожиданности невольно отступили на шаг. Одного из них, офицера высокого роста, Мэри вспомнила. Он однажды беседовал с папой.

— Барни! — изумленно взглянул он на спутника. — Ребенок! Один! В этом кошмаре! Вот уж действительно, кому Бог не даст умереть… Ты кто? — спросил он у Мэри.

— Мэри Леннокс, — сердито ответила та, — а это не «кошмар», а наше бунгало! Сперва тут началась холера, а потом я заснула, а теперь ко мне никто не приходит. Почему про меня все забыли? — И она топнула ногой от обиды.

— Ну, конечно, это та самая девочка, — сказал задумчиво высокий полковник. — Видно, в панике о ней просто никто не вспомнил.

— Почему в панике никто обо мне не вспомнил? — снова топнула ногой Мэри.

Молодой человек по имени Барни наклонился к ней, поглядел с такой грустью, словно вот-вот заплачет.

— Никто о тебе не вспомнил, потому что тут никого не осталось, — объяснил он.

Так Мэри узнала, что папа и Мэмсахиба заразились холерой и умерли. Это случилось сегодня ночью, пока она крепко спала, а сейчас их уже успели похоронить. Большинство слуг тоже умерло, а те, которых болезнь пощадила, сбежали. По всей видимости, они были настолько напуганы, что о Мэри даже не вспомнили. Вот и осталась она одна в опустевшем доме.

Глава II

МЭРИ-ВСЕ-НАОБОРОТ

Мэри отвели в дом какого-то английского священника. «Пока поживешь тут, а там будет видно», — сказали ей, и с тех пор она просто мечтала как можно скорее уехать в «новый дом». У священника ей не нравилось абсолютно все. И бедно обставленное бунгало, и дети, которые ходили в старой и некрасивой одежде, и, главное, тут не было слуг-индусов, которые готовы исполнить любой приказ. Другая девочка, попав в положение Мэри, наверняка оплакивала бы родителей и собственную судьбу. Ведь она осталась в этом мире совершенно одна. Но Мэри слишком мало была знакома с папой и мамой, чтобы горевать об утрате. Собственная участь ее тоже не слишком заботила. Подобно всем избалованным детям, она просто не представляла себе иной жизни, чем в родительском доме, и ждала, когда наконец окажется там, где у нее будет столько же свободы и столько же слуг, как раньше.

К детям священника Мэри относилась с таким презрением, что вскоре они перестали играть с ней. Но этим дело не кончилось. На второй день знакомства Безил, который казался девочке самым ужасным из всех пятерых детей в доме, придумал ей очень обидное прозвище. Сначала он начал лезть к Мэри с советами, когда она играла в цветочную клумбу понарошку. Безил уставился на нее своими голубыми глазами и сказал:

— Я бы на твоем месте насыпал вон там горку камней. Тогда у тебя получится настоящий японский садик.

Безил склонился над девочкой. Он хотел показать, как складывают каменные горки в японских садах, но Мэри истошно заверещала:

— Уходи! Не нужны мне мальчишки! Вечно ты всюду суешься со своим гадким курносым носом! Уходи! Уходи! Уходи!

И Мэри с такой яростью принялась топать ногами, словно хотела получше утрамбовать землю в своем саду понарошку.

Безил очень обиделся, но отвечать на грубость не стал. Богатый опыт общения с собственными сестрами ему подсказывал: если хочешь задеть девчонку как следует, лучше всего ее подразнить. Вот почему он громко захохотал и начал петь песенку:

Мэри-все-наоборот,

Ах, как садик твой растет!

Колокольчики, ракушки,

Ноготки, а в них — лягушки!

Он распевал во все горло, пока не подоспели братья и сестры. Они тут же подхватили куплет и спели несколько раз подряд хором. С тех пор никто из них не называл Мэри иначе, как Мэри-все-наоборот. Это приводило девочку в ярость. Но, в отличие от слуг в доме родителей, дети священника ее совсем не боялись. Чем больше она вопила и топала ногами, тем громче они распевали обидную песенку. Наконец однажды днем Безил сказал ей:

— В конце недели тебя от нас увезут домой. Знаешь, как мы все рады!

— Я тоже, — ответила Мэри. — А где будет мой дом?

— Она даже не знает, где дом! — с презрением проговорил Безил. — Твой дом, конечно же, в Англии. Там живет наша бабушка. В прошлом году к ней ездила сестра Мейбл. Но ты-то едешь не к своей бабушке. У тебя вообще ее нету. У тебя там есть только дядя, и звать его мистер Арчибальд Крейвен.

— Ничего о нем никогда не знала, — сердито буркнула девочка.

— Ясно, не знала, — кивнул Безил. — Ты вообще ничего такого не знаешь. И остальные девчонки — тоже. А я вот слышал. Мои папа с мамой разговаривали о твоем дяде. Он живет в огромном заброшенном доме очень старой постройки за городом. Туда даже близко никто не подходит. Такой уж твой дядя злой, что подходить никому не велит. Но даже если бы он разрешил, все равно к нему никто бы не сунулся. Потому что злые и горбатые вроде него вообще никому не нужны.

— Врешь! Врешь! Врешь! Не верю тебе! — крикнула Мэри и заткнула пальцами уши.

Но все-таки слова Безила запали ей в душу. А несколько позже жена священника, миссис Кроуфорд, подтвердила, что через несколько дней Мэри отправится к дяде — мистеру Арчибальду Крейвену, который живет в Мисселтуэйт Мэноре. Услышав это, девочка так побледнела, что сердобольная миссис Кроуфорд спешно ободрила ее поцелуем, а мистер Кроуфорд, стоявший рядом, ласково потрепал по плечу. Мэри в ответ лишь поморщилась. Нежности этих людей были ей совсем не нужны и никак не облегчали ее положения.

В тот день, оставшись наедине с мужем, миссис Кроуфорд с неподдельным сочувствием проговорила:

— Бедняжка Мэри! Надо же, мама была такая красивая, а она просто дурнушка. И характер ужасный. Наши дети прозвали ее Мэри-все-наоборот. С их стороны это, конечно, не слишком учтиво. Но я не решилась даже сделать им замечание. Попробуй-ка, вытерпи все ее грубости. Конечно, если бы красавица мать уделяла ребенку чуть больше внимания, Мэри хоть чему-нибудь могла научиться. А теперь, — горестно вздохнула жена священника, — никто и не догадается, что Мэри ее дитя. Ее, бедную, совсем забросили. Даже когда началась эпидемия, просто забыли в детской. Полковник Макгрю говорит, что чуть дара речи не лишился от удивления, когда увидел ее посреди комнаты…

В конце недели Мэри отправилась в длительное путешествие через океан вместе с женой одного офицера, которая везла в Англию двух собственных детей, чтобы устроить их там в школу-пансион. На корабле Мэри вела себя не лучше обычного, и несчастная женщина облегченно вздохнула лишь в тот момент, когда корабль причалил в Лондоне.

— Надеюсь, с возрастом она станет получше, дети ведь часто меняются, — добродушно заметила она, сдавая Мэри с рук на руки экономке мистера Крейвена.

— В таком случае ей надо будет сильно меняться, а в Мисселтуэйте это навряд ли выйдет, — мрачно отозвалась толстая экономка с красными щеками и пронизывающим взглядом. — Не очень-то ценное приобретение эта девочка, — продолжала она. — А нам все хозяин твердил, что мать ее просто красавица. Оно, может, и так, только вот по дочке не видно.

Разговор этот происходил в холле маленькой частной гостиницы. Мэри стояла поодаль, рассматривая в окно кэбы, автобусы и прохожих. Женщины думали, что она их не слышит, но ошиблись. Она расслышала все и теперь пыталась понять, что ждет ее в новом доме, каков ее дядя и почему его называют «горбуном»? В Индии она горбунов никогда не видела. Может быть, там их просто не было. И вдруг Мэри первый раз в жизни подумала, что всегда была как бы ничьей, даже когда у нее был дом и папа с мамой еще не умерли. Остальные дети, которых она знала, принадлежали своим папе и маме. А у нее, Мэри, никого не было, кроме слуг. Она ощутила страшное одиночество. «Ну почему я всегда всем не нравлюсь? — с тоской размышляла она. — Даже слуги меня не любили. И этой толстой, противной дядиной экономке я тоже не нравлюсь!»

Увы, рядом не нашлось никого, кто бы ей смог объяснить, что не любят ее, в основном, потому, что сама она всех считает противными и всем на свете дерзит. Вот и миссис Мэдлок, дядину экономку, она возненавидела с первого взгляда. Ей не понравилось в этой женщине все — и грубое лицо, и черные глаза, которые словно пронзали насквозь, и вульгарное лиловое платье, и капор с бархатными цветочками.

Когда на другой день они отправились в Йоркшир, Мэри старалась держаться от экономки как можно дальше. Ей было стыдно даже представить себе, что кто-то из прохожих подумает, будто она знакома с такой некрасивой женщиной. Вот почему в вагон Мэри вошла высоко задрав голову, будто ехала совершенно одна.

Миссис Мэдлок все это прекрасно видела. Но она была не из тех, кого волнуют выходки всяких вздорных девчонок. О, она не собирается потакать Мэри. Так миссис Мэдлок и сказала себе. Приезд этой девочки в Лондон вообще шел вразрез с ее личными планами. Дочь ее сестрицы Марии как раз собралась выходить замуж, и миссис Мэдлок нужно было помогать им со свадьбой. В Лондон ей ехать совсем не хотелось. Но стоило ей возразить хозяину, и она мигом бы потеряла великолепное место. Уж миссис Мэдлок-то знала: если надеешься удержаться в Мисселтуэйт Мэноре, не стоит даже самую малость перечить мистеру Арчибальду Крейвену. И не только перечить: она даже ни о чем спросить его не осмеливалась.

Мистер Крейвен просто вызвал ее и бесстрастным, как всегда, голосом объяснил:

— Капитан Леннокс и его жена умерли в Индии от холеры. Он был братом моей жены. Теперь я опекун их маленькой дочери. Завтра она прибывает в Лондон. Вы поедете ее встретить и привезете сюда.

Вот и все. И теперь миссис Мэдлок тряслась в купе вместе с этим неприятным ребенком. Мэри забилась в угол и застыла как изваяние. Читать ей было нечего, в окно смотреть не хотелось, и она сидела, мрачно уставившись в одну точку. Миссис Мэдлок в жизни не видела ничего подобного. Сидеть с таким безучастным видом и безо всякого дела! Через некоторое время экономка не выдержала и резко сказала:

— Мне, наверное, следует рассказать, куда я тебя везу. Ты хоть что-нибудь о своем дядюшке слышала?

— Нет, — тихо отозвалась Мэри.

— Неужто твои мама с папой совсем не говорили о нем? — удивилась миссис Мэдлок.

— Нет! — довольно злобно буркнула девочка.

Она вспомнила, что папа с мамой ей вообще ничего никогда не рассказывали, за исключением каких-нибудь пустяков. От обиды Мэри еще плотнее сжала и без того тонкие губы и сделала вид, что ее совершенно не интересует, какой там еще ее дядя. Миссис Мэдлок, однако, эта уловка не проняла. Смерив девочку пронзительным взглядом, она хмыкнула и, лишь совсем чуть-чуть помолчав, продолжала:

— Думаю, мне все-таки надо тебе кое-что рассказать. Ты, дорогая моя, едешь в очень странное место, и мой долг тебя подготовить.

Экономка думала, что такие слова кого угодно расшевелят. Но на лице Мэри по-прежнему не отражалось ровно никаких чувств. Эта девочка была словно специально создана для того, чтобы удивлять миссис Мэдлок. Все же, набрав побольше воздуха в легкие, она продолжала:

— Там огромное поместье, но оно мрачновато. Дядя твой, мистер Крейвен, всей этой мрачностью даже гордится. Странно, но факт. Домина и правда жуть как старинный. От роду ему шестьсот лет, и стоит он на краю вересковой пустоши. В нем, считай, сто комнат, не меньше, но почти все они заперты. А картин всяких, мебели и других разных старинных вещей там целая уйма. Всему этому тоже лет очень много. Вокруг дома — большущий парк, и сады, и деревья такие старые, что у некоторых ветви склоняются к самой земле.

Экономка умолкла и некоторое время сидела с задумчивым видом, словно припоминая, не забыла ли чего рассказать. — Нет, — решительно изрекла она наконец. — Больше, сколько ни ломай голову, ничего интересного там не найдешь.

Но Мэри и того, что она услышала от миссис Мэдлок, было вполне достаточно. Все это настолько не походило на Индию, что девочка поневоле заинтересовалась. Но чем сильнее увлекали ее слова миссис Мэдлок, тем больше напускала она на себя равнодушие. Это была одна из самых неприятных привычек Мэри Леннокс. Впрочем, стойкая экономка и тут не сдалась.

— Ну, и что ты по этому поводу думаешь? — спросила она.

— Ничего, — буркнула Мэри в ответ. — Я об этих местах вообще никогда не слышала.

— Ну, прямо не девочка, а старушка, — усмехнулась экономка. — Неужто тебе и впрямь все равно?

— А какая вам разница, все мне равно или нет? — со столь же скучающим видом проговорила Мэри.

— Вот тут ты, пожалуй, права, — кивнула миссис Мэдлок. — Там, куда я везу тебя, ничего такого в расчет не берется. И зачем только ему держать тебя в Мисселтуэйт Мэноре? Разве что так проще всего поступить. Уж он не больно о тебе станет печься. Это уж будь спокойна. Он никогда ни о ком не заботится. У него… — Она на секунду задумалась, а потом продолжала: — Вообще-то хозяин у нас горбатый. Из-за этого у него вся жизнь наперекосяк. Смолоду он был желчным, и все богатство ему было без пользы, пока он вдруг не женился.

Услыхав о женитьбе, Мэри невольно подалась вперед. Она и не думала, что у дяди, кроме какого-то там горба, есть еще и жена. Экономка сразу заметила, что ей все-таки удалось вызвать у этой странной девочки любопытство.

— Его жена была такой милой, хорошенькой, — продолжала она. — Пожелай она только, твой дядя бы для нее на край света отправился. Никто и предположить не мог, что она пойдет замуж за горбуна. А она взяла и пошла, и тогда все вокруг стали болтать, что это из-за его денег. Только все было совсем не так. Потому что, когда она умерла…

— Умерла! — вырвалось горестное восклицание у Мэри.

Она вспомнила французскую сказку «Рике с хохолком» о бедном горбуне и прекрасной принцессе, и ей стало вдруг очень жаль мистера Арчибальда Крейвена.

— Умерла! — подтвердила миссис Мэдлок. — После этого дядя твой стал совсем странный. Похоже, его вообще теперь ничего не волнует. И людей он видеть не хочет. По большей части он где-то в отъезде. А как возвращается в Мисселтуэйт, запрется в западном крыле, где у него личные комнаты, и никого, кроме Питчера, не допускает к себе. Питчер — это, чтобы ты знала, старик. Он заботится о хозяине с тех пор, когда тот был еще ребенком, и знает все его прихоти.

Мэри никогда не думала, что такое может случиться с живыми людьми. Старый дом с комнатами, в которых никто не живет. Вересковые пустоши. Несчастный человек с горбатой спиной… Все это напоминало какую-то страшную сказку из толстой книжки. Девочка совсем приуныла. Она еще глубже забилась в угол, и тут по окнам вагона вдруг начал хлестать косой дождь. Это было вполне созвучно настроению Мэри. Она с грустью размышляла о красивой жене мистера Крейвена. Если бы она не умерла, в старинном доме, наверное, было бы весело. Миссис Крейвен одевалась бы в легкие платья из кружев, такие же, как у мамы Мэри, ездила бы на всякие веселые приемы и званые ужины, и дядя Арчибальд никогда не грустил бы. Но, увы, его красавицы жены уже не существовало на этом свете!

— Не надейся сразу увидеться с ним, — вторглась миссис Мэдлок в невеселые размышления Мэри. — Десять против одного, что он уедет куда-нибудь, так и не показавшись тебе. И не жди, что кто-то будет вокруг тебя прыгать и развлекать. Придумывай сама себе игры и сама о себе заботься. В такой уж ты дом попала, моя дорогая. Тут тебя только сразу предупредят, куда соваться не следует. В садах и в парке веди себя как угодно, но в доме… Там заведен строгий порядок, и дядя твой, мистер Крейвен, его нарушать никому не позволит.

— Нужен мне его гадкий дом, чтобы в него соваться, — сварливо ответила Мэри.

Дядя Арчибальд оказался таким же противным, как все остальные, а значит, совсем не заслуживал ее жалости. Мэри отвернулась к окну и следила, как стекло захлестывают все новые потоки дождя. Наконец от однообразия у нее зарябило в глазах. Еще мгновение, и она крепко заснула.

Глава III

ВЕРЕСКОВАЯ ПУСТОШЬ

Мэри спала долго. За это время поезд несколько раз останавливался. Миссис Мэдлок купила на одной из станций курицу и холодной говядины. Когда Мэри проснулась, они поели и выпили горячего чаю. Дождь припустил еще сильнее. Плащи у людей на перроне заблестели от потоков воды. После чая миссис Мэдлок пришла в замечательное расположение духа. Когда проводник зажег в купе фонари, ей стало совсем уютно, и она задремала. Мэри с большим интересом следила за капором экономки, потому что он понемногу съезжал у нее с головы. Мэри с вожделением ждала мига, когда капор свалится. Но до этого ей не удалось досмотреть. Веки у Мэри сомкнулись, и она вновь заснула.

Она открыла глаза, когда было совсем темно. Поезд снова стоял, а миссис Мэдлок трясла ее за плечо.

— Ну и соня же ты, оказывается, — говорила экономка. — Давай, давай, поторапливайся. Мы приехали в Туэйт. Но мы еще далеко от дома. Теперь придется ехать по пустоши. Ну поднимайся же на ноги!

Мэри встала и, шатаясь, побрела к выходу. Миссис Мэдлок собрала все пожитки и последовала за ней. Мэри и в голову не пришло предложить ей помощь. В Индии слуги всегда таскали вещи хозяев, и девочке это казалось совершенно естественным.

Станция была маленькой. Похоже, никто, кроме Мэри и экономки, тут с поезда не сошел. Едва они показались на перроне, к ним приблизился начальник станции.

— Значт, врнулась, — с сильным йоркширским акцентом проговорил он и ласково улыбнулся. — А это с тбой тот самый рбенок?

— Девчка. Она и есть, — тоже внезапно начав проглатывать звуки на йоркширский манер, ответила экономка. — А твей жны здровье-т как?

— Счас вроде плучше, — успокоил начальник станции. — Крета тбя уже ждет.

Карета стояла на маленькой площади по другую сторону железнодорожной платформы. Мэри сразу заметила, что это дорогой экипаж, и лакей, который подсаживал ее внутрь, тоже одет был с иголочки. Подсадив экономку и Мэри, лакей захлопнул дверцу, уселся рядом с кучером, и карета тронулась. Экипаж оказался очень уютным. «Как хорошо спать на таком мягком сиденье», — подумала девочка. Но она достаточно выспалась в поезде.

Устроившись поудобнее, она стала глядеть в окно. Ей хотелось хоть в общих чертах запомнить дорогу от станции до того странного места, в которое едет. Мэри не отличалась застенчивостью или робостью. Но от дома, в котором почти все сто комнат заперты, можно было ждать любых неприятностей. Поэтому Мэри решила не только внимательно следить за дорогой, но и осведомилась у экономки:

— Миссис Мэдлок, а что это за пустошь такая?

— Взгляни минуточек через десять в окно, и сама увидишь, — ответила та. — Нам целых пять миль тащиться по Миссельской пустоши, прежде чем доберемся до дома. Конечно, многого тебе в темноте не высмотреть, но, думаю, кое-что углядишь.

Не тратя времени на дальнейшие расспросы, Мэри прижалась носом к стеклу и стала ждать. Каретные фонари пятнами выхватывали из тьмы то дома, то деревья. Станция уже была позади. Теперь они ехали по улицам какого-то селения. Мэри успела разглядеть белые домики, таверну, церковь, пасторский дом и магазинчик. Там в витрине были выставлены конфеты, игрушки и еще какие-то другие вещи, которые Мэри совсем не заинтересовали.

За деревушкой началась большая дорога. По обочинам замелькали кусты и деревья. Это продолжалось довольно долго и порядком наскучило Мэри. Но только она отвела глаза от окна, карету качнуло, и лошади замедлили ход. Казалось, они начали подниматься в гору. Мэри снова прильнула к стеклу. Сперва она видела те же кусты и деревья. Затем они разом исчезли. Сколько Мэри ни вглядывалась, она не видела ничего, кроме темной бездны да двух пятен света, которые отбрасывали каретные фонари.

— Ну, теперь уж мы точно в пустоши, — сказала миссис Мэдлок.

Мэри пригляделась внимательней. Желтый свет выхватывал грунтовую дорогу. Она шла сквозь низкие заросли и кустарник. Ни одного высокого дерева вокруг. И ветер с воем гуляет во тьме.

— А это, случайно, не море? — испытующе поглядела Мэри на экономку.

— Нет, — покачала головой та. — Но это и не горы, и не поля тоже. Это много-много миль диких пустошей. На них растет только вереск, утесник и ракитник. И больше совсем ничего. А живут тут только дикие пони и овцы.

— А звук у этой пустоши совсем как у моря, — задумчиво проговорила девочка. — И ветер на море так же свистит.

— Ветер так всегда сквозь кусты воет, — начала объяснять миссис Мэдлок. — По мне, так тоскливее этих мест трудно сыскать. Но многие от них прямо в восторге. Особенно как зацветет вереск.

Они все ехали и ехали сквозь темную бездну, и, казалось, этому не будет конца. Дождь прекратился, но ветер по-прежнему выл и свистел, и пустошь отвечала ему какими-то странными звуками. Карета то поднималась вверх, то ныряла вниз. Мэри заметила, что несколько раз они проезжали по мостикам, под которыми бурлили темные потоки воды. Фонари кареты освещали дорогу, а по бокам была тьма, и Мэри казалось, что они пересекают океан по узкой полоске суши.

— Что-то мне тут не нравится, — в страхе шептала она. — Совсем не нравится.

Наконец Мэри почувствовала, что сейчас закричит от ужаса. Но она не привыкла выказывать такие чувства и лишь сжала и без того тонкие губы.

Дорога вновь пошла вверх. Мэри тут же заметила мерцающий огонек впереди. Не укрылся он и от внимания миссис Мэдлок.

— У меня прямо душа запела, — заулыбалась она. — Это ведь лампа из нашей сторожки. Теперь, Мэри, мы с тобой можем надеяться, что выпьем через некоторое время по чашечке чая.

Скоро Мэри действительно убедилась, что надеяться на чай можно только «через некоторое время». Миновав сторожку и ворота, они поехали по аллее. Кроны деревьев тут смыкались сплошным навесом. Казалось, карета попала в какой-то длинный и темный коридор. Когда он наконец кончился, Мэри увидела огромный приземистый дом. Сперва он казался совершенно темным. Лишь выйдя из кареты на мощенный камнями двор, Мэри заметила в окне на втором этаже тусклый свет.

Входная дверь являла собой зрелище монументальное и величественное. Она была сделана из массивных дубовых панелей, обита широкими полосами железа, между которыми тускло поблескивали медные шляпки старинных гвоздей. За дверью простирался огромный холл. Он был едва освещен. Портреты на стенах и фигуры рыцарей в латах приняли в полутьме пугающие очертания, и Мэри не захотелось рассматривать их. Стоя на каменном полу посреди этого огромного холла, она чувствовала себя маленькой, одинокой и очень несчастной.