Коста Брава
ModernLib.Net / Бернар Фриц / Коста Брава - Чтение
(стр. 3)
К полудню пошел долгожданный ливень: дождь лил, буквально как из ведра, что является довольно частым явлением для этих широт. Видимость упала до нескольких сот метров и отдавая отчет тому, что скалистый берег Коста Бравы был не далеко от нас, мы достаточно сильно рисковали нашими жизнями. Несколько раз молнии ударяли в море и раскаты грома становились все оглушительнее. Вопрос приготовления ужина отпал сам собой. Из-за сильной качки Сальвадор трещал по всем швам и волны, как чумовые, бились о борт корабля. Нам стоило огромных усилий удерживать наше судно: оно готово было опрокинуться в любую минуту. Чтобы утолить голод, мы были вынуждены довольствоваться засохшим хлебом и сгущенным молоком. Якорь отвязался и болтался в воде в нескольких метрах от поверхности моря. Нам стоило больших усилий поднять его и закрепить на переднем мостике с помощью тросов. Надежно работавший до этого мотор, перегрелся и стал вдруг давать сбои. Море взыграло с новой силой из-за сильного порыва ветра. Ливень прекратился внезапно так же, как и начался. В сером небе появились просветы, но, тем не менее, ветер не утихал. Волны, принимающие огромные размеры, угрожающе обрушивались на лодку. К несчастью, мы не были подвержены морской болезни, что значительно осложняло наше существование. Из страха, как бы мальчик не вывалился за борт, я привязал его к перлиню, оставив достаточно пространства для движений. Хотя Хуанито умел плавать, мне было бы сложно потом вытащить его из воды. И тогда я испытал самый сильный страх в моей жизни: мотор резко гаркнул и заглох, делая Сальвадор неуправляемым и оставляя его параллельно волнам, рискуя быть опрокинутым. Как ореховая скорлупка, оставленная на произвол судьбы, наше судно плыло в неправильном направлении. Я старался изо всех сил направить его по течению волн, но безуспешно. Ситуация принимала трагический оборот событий и я себя в этом горько упрекал. Мальчик почувствовал мое состояние и, взяв меня за руку, произнес: «Не печалься, Сантьяго. Не упрекай себя во всем». Да, какая необычная судьба была нам уготована! В конечном счете мы знали друг друга не так давно, но казалось, что знакомы мы были целую вечность. Благодаря счастливой случайности, мы встретились летним днем на деревянной скамейке на берегу Средиземного моря. Мы были созданы друг для друга и я все больше и больше отдавал себе отчет в привязанности, которую я испытывал к этому мальчугану. И, что самое главное, несмотря на все трудности и встающие перед нами преграды, мы сохраняли наше хладнокровие. Страх нам был неведом, так как ничто и никто не мог нас разлучить. Значит судьба была к нам благосклонной? К четырем часам буря достигла своего пароксизма. Обшивка лодки начала отделяться от борта и вода потихоньку проникала в кабину. Мы сменяли друг друга черпая оттуда воду, уровень которой в некоторых местах достигал 15 сантиметров. Мы должны были продолжать нашу работу без передышки, чтобы избежать самого худшего. С наступлением ночи буря внезапно прекратилась. Море превратилось из штормового в полный штиль, небо прояснилось и тучи рассеялись. Стоя на заднем мостике мы заворожено смотрели на огненный шар солнца, скрывающийся за горизонтом. Нас тот час же опутала ночь и на небе засверкали звезды. Мы выправили руль, но, чтобы починить мотор, света было недостаточно. Пришлось довольствоваться тусклым светом керосиновой лампы. К счастью, структура мотора была относительно проста и, имея некоторые базовые знания в механизме мотора, мы быстро справились с задачей. Но, несмотря не на что, нам потребовалось несколько часов, чтобы снова его запустить, и Сальвадор смог продолжить свой путь, но с гораздо меньшей скоростью. В моторе протекало несколько трубок и потребление горючего резко возросло. Следовало ожидать бензиновой катастрофы, но мы о ней совсем не думали: настолько мы были счастливы, пережив бурю и шторм. Компас позволил нам снова взять верный курс, но мы по-прежнему не знали наше точное местоположение. Мы спали по очереди, сменяя друг друга каждые четыре часа. Мотор был испорчен и «Сальвадор» продвигался очень медленно, тяжело волоча свое днище по воде. Следующий день порадовал нас великолепной погодой. Мы смогли высушить нашу одежду и промоченные насквозь подушки. Кое-как мы починили мостик и приставили на место отошедшие дощечки. Я постоянно задумывался о будущем Хуана Хосе. Что с ним будет? Где он найдет приют? Он так ничего не сказал мне о своем дядюшке из Перпиньяна, хотя, впрочем, он и сам видел его мельком всего лишь один раз несколько лет назад, когда тот приезжал погостить к ним в Барселону. Почему бы не забрать его с собой в Венесуэлу? Он мог бы закончить там среднюю школу, поступить в университет… Но жалел ли бы мальчик остаться со мной? Он был умен, воспитан, и, что самое главное, уравновешен. Не приходился ли он мне соперником? (естественно, в положительном плане). Я не мог объяснить себе, что же меня в нем привлекло, почему я вдруг им заинтересовался. Не в моих привычках было принимать такие спонтанные решения. Да, я мог бы помочь ему продолжить его обучение в Каракасе в выбранном им направлении. Он смог бы учиться в атмосфере спокойствия, окруженный заботой и любовью. А может быть мне сама судьба доверила этого маленького человечка? Как бы сделать так, чтобы все эти мысли осуществились? Как добиться соответствующих бумаг у официальных властей? Все мои идеи обречены на провал… Нет! Мне повезет! Как только мы окажемся во Франции, я тут же пойду в свое консульство и сразу все улажу. Но мне потребуется разрешение от членов его семьи. Так как родители погибли, мне предстоит улаживать проблемы с его перпиньянским дядей. Незаметно от меня Хуан Хосе уселся на юте, почти рядом со мной. Неожиданно он спросил меня своим нежным соблазнительным голосом: «Санти, я все никак не решаюсь просить тебя еще об одном одолжении: ты и так сделал многое для меня. Но скажи, смогу ли я поехать с тобой в Южную Америку?» Неужели соединяющие нас связи были настолько сильны, что мы могли читать мысли друг друга? Наклонившись к нему, я посмотрел ему прямо в глаза и прошептал на ухо: «Я сделаю все, что в моих силах». «Спасибо, Санти». Ободренный моим обещанием, он снова принялся созерцать бескрайнее море, всматриваясь на север, туда, где для него начнется новая жизнь. Его ладонь доверительно лежала в моей. «Скажи-ка, Хуанито, ты когда-нибудь мечтал о будущем? Что бы ты хотел делать?» Прежде чем ответить, он задумался. «Я ни в коем случае не хочу быть для тебя обузой, Санти. Я намерен как можно скорее найти работу и сам зарабатывать себе на жизнь». «Ты не прав, Хуанито. Ты не для кого не будешь обузой! Напротив! Я охотно тебе помогаю, так как чувствую, что связан с тобой самым невероятным образом. Мое единственное желание-чтобы в твоей жизни все устроилось и ты был счастлив». «До тебя никто не мог понять мои чувства и мысли так как это сделал ты». Поужинав омлетом, рисом и консервированными овощами, я спустился в кабинку, чтобы немного вздремнуть. Через дверную амбразуру я мог видеть своего юного друга, горделиво держащего руль левой рукой. Доверяя провидению, я погрузился в глубокий сон.
Глава 7
Прошла еще одна ночь. Карбюратор все чаще и чаще сдавал сбои, а французское побережье еще не появилось. Напрасно мы вглядывались с помощью моего бинокля на север. На горизонте не было ни малейшего намека на сушу. Сальвадор, по-видимому отклонился от курса на восток, вследствие недавней бури. Мы даже не знали, где примерно находимся. Ветер стих, парус беспомощно болтался на мачте и легкий бриз неумолимо уводил нас на юг. Но самое неприятное в нашей ситуации было то, что запасы продовольствия неумолимо истекали: нам уже с трудом удавалось экономить. По моим примерным подсчтетам, мы находились где-то в районе Порт-Вандреса, как раз после пересечения испанской границы… Усевшись на передней палубе, Хуан Хосе осматривал в бинокль горизонт. Он покрыл свои плечи кристально белым полотенцем, и эта белизна резко контрастировала с его загоревшей кожей. Чтобы уберечь голову от палящих лучей солнца, он нацепил самодельную панамку, изготовленную из газетной бумаги. Я мог бы наблюдать за ним часами без перерыва: богатство его натуры меня просто притягивало. Иногда он оборачивался, чтобы лучезарно мне улыбнуться, показывая свои белые, как жемчужинки, искрящиеся на солнце, зубы. Или же просто он поднимал в приветствии свою руку, словно маленький проказник. На левом запястье сверкали позолотой подаренные мною часы, которыми он постоянно любовался. Чуть позже он растянулся на крыше кабинки. За исключением маленьких узких плавок на нем не было никакой одежды. Лежа на спине, он подставлял свое совершенное тело солнечным лучам и я не мог оторвать взгляда от этой красоты. Правой рукой он машинально теребил трос, спадающий с парусной мачты. Его развевающаяся на ветру черная шевелюра спадала на лоб, вычерчивая причудливые прядки. Своими коричневыми глазами он смотрел на небо. Словно тонкие волоски, его длинные черные ресницы выделялись на его загоревшем красивом лице. Его грудь медленно поднималась и опускалась в такт дыхания. Его грациозные, красиво выгнутые ноги, без конца двигались. Глядя на него, я подумал об отборном чистокровном жеребце… Время от времени, он поворачивал в мою сторону голову и задавал вопросы, типа: «Что ты делал, когда тебе было 13 лет?»
Мне надо было поразмыслить, прежде, чем ответить. «В то время, я жил уже несколько лет в Каракасе, где я ходил в школу. Я родом из Мериды, это в глубине страны. Мы переехали в Каракас, потому моему отцу предложили там очень важный министерский пост, который, впрочем, он занял ненадолго. Жили мы в большом собственном доме, в пригороде». В свою очередь Хуан Хосе, рассказал мне в деталях о своем собственном бытие. Я получал истинное удовольствие от его рассказа на безупречном каталонском языке, снабженным грациозными жестами его красивых рук. Во время своего повествования он дошел до пережитых им мрачных событий последних дней и гражданская война вновь всколыхнула его память. Он медленно встал, приблизился ко мне, уселся рядом со мной и, положив голову мне на плечо, пробормотал: «Бедный отец… Я никогда его не забуду… Как часто я говорил ему то, о чем в будущем глубоко сожалел… сколько раз мы с ним ссорились и я был этому причиной… теперь уже ничего не поделаешь и я ничего не могу изменить… я чувствую себя виновным… О Санти… если бы ты знал, насколько я чувствую себя ущербным…» «Ты знаешь, Хуанито, это случается со всеми. Мы всегда сожалеем задним числом о том, что совершили, и вопреки нашему желанию, мы ничего не сможем изменить. События развиваются всегда одним и тем же образом. И ты не первый с кем случается такая неприятность. Мне кажется, что в настоящий момент ты не полностью отдаёшь отчет сложившимся фактам, но потерпи немного и время полностью залечит раны твоего сердца. Когда я говорю, что ты не полностью отдаёшь отчет о сложившейся ситуации, я хочу этим сказать, что ты преувеличиваешь важность некоторых событий, как если бы ты смотрел на них сквозь увеличительное стекло, ты делаешь из мухи слона. Скажи-ка лучше мне, что тебя больше всего тревожит». Прислонившись ко мне, Хуан Хосе продолжил свой рассказ. Ему нужно было высказаться, довериться кому-нибудь. Я слушал, не прерывая его повествования. Закончив, он посмотрел на меня и тихо сказал: «Санти, у тебя влажные глаза, ты плачешь?» Он спустился в каюту и вернулся оттуда с платком, который он нежно и заботливо приложил к моим красным от слёз глазам. Схватив его голову двумя руками, я поцеловал его волосы… «Хуанито, ты ангел». Подувший легкий бриз слегка надул парус и «Сальвадор» увеличил скорость. Вода билась о борт нашего судёнышка и иногда нам удавалось заметить, как выныривает и снова скрывается в водной пучине какая-то рыбёшка. Несмотря на всю прелесть морского спектакля, моё беспокойство, тем не менее не проходило: на горизонте ни малейшей кромки земли, а вокруг, насколько хватало глаз, море, море, море… Каково было наше местоположение? Возможно, «Сальвадор» значительно отклонился от намеченного маршрута? Я взял курс на восток, а не на север с намерением тот час же, как только покажется берег, произвести вираж в северном направлении. А вдруг мы были уже во французских владениях? Еще два дня и мы будем полностью лишены питьевой воды… Продовольствия тоже оставалось не так уж много: вряд ли бы мы продержались ещё несколько дней подряд. Нашу ежедневную порцию питьевой воды мы держали в крепко закупоренной бутыли, погружённой с помощью тросов в воды океана, чтобы сохранить её свежесть. День подходил к концу без всяких происшествий. Под вечер Хуан Хосе поджарил зачерствелый хлеб на пламени от керосиновой плитки и открыл банку консервов. Я пристально следил за его действиями и не мог отказать себе в этом удовольствии. Он принёс на борт бутыль свежей питьевой воды и наполнил ею два стакана. Когда солнце уже скрылось за горизонтом, мы поужинали. Это был особенный вечер, запоминающийся своей красотой: оттенки небесного и морского постоянно варьировали на фоне заходящего солнца. Я зажёг сигарету, с наслаждением вдохнул дым и затем выпустил его, при этом глубоко вздохнув. «Санти, а можно я тоже выкурю одну сигарету?» Видя его курящим, я получал от этого истинное наслаждение. Он забавлялся, выпуская дым маленькими колечками, которые неспешно поднимались в воздух. «Тебе случалось раньше делать вещи, которые обычно не позволялись?» Он посмотрел на меня хитрым заговорщицким взглядом, ожидая ответа на свой вопрос. «Все дети рано или поздно это делают». Мы осушили бокалы до самой последней капли, как если бы речь шла о самом из ценных напитков, и, признаюсь вам, это был как раз тот случай. Хуан Хосе убрал столовые приборы, наполнил бутылку водой и снова погрузил её в воду, напевая при этом какой-то арабский мотив, гармонично резонировавший в бесконечной морской пустыни. Внезапно он замолк и указал пальцем на какую-то точку на востоке. Полный возбуждения, он воскликнул: «Санти, я вижу землю, там утёс!» Заинтригованный, я вооружился биноклем, предварительно его отрегулировав. И в самом деле, из необъятной водной массы выступало что-то похожее не утёс. «Сальвадор» медленно к нему приближался. Между тем, наступили сумерки. Теперь этот объект можно было видеть невооруженным взглядом и, казалось, он двигался… передвигался по течению. Скорее всего это была какая-нибудь шлюпка. Мы молча переглянулись. Никто не ответил на наши призывы о помощи… На месте, при свете нашей керосинки, мы смогли убедится, что судёнышко было покинутым и оставленным на произвол судьбы. По всей видимости, оно попало под прицел огнестрельного оружия и теперь медленно, но верно шло ко дну. Что же произошло на его борту? На палубе тускло просвечивало название «Маргарита». Не теряя ни минуты, мы отплыли, чтобы удалиться от этого обломка. На следующее утро Сальвадор попал в скопление белых облаков, висевших настолько низко, что создавалось впечатление того, будто бы мы скользим на одном месте; видимость была практически сведена к нулю. Казалось, что мы передвигаемся в вымышленном мире, где всё было необычным и даже наши голоса резонировал странным звуком. Воздух был пропитан влажностью и на нашей коже выступил пот. Ветер стих и парус безвольно мотался на мачте. Стойкий туман даже и не думал рассеиваться. Какая-то птица с серебряным оперением внезапно рассекла над нашими головами воздух и, удивленные этим появлением, мы следили за её полетом. Где-то вдали раздался приглушенный звук пастушечьего рожка. Мы задержали на какое-то время дыхание и напрягли слух, силясь понять, откуда доносился звук. Нежданно-негаданно, из тумана возникла черная громада, несясь прямо на нас… Я схватил мальчика за руку, приготовившись прыгнуть вместе с ним в воду… Неизбежность столкновения была очевидной.
Часть вторая
Глава 8
Август 1946 года. Через открытые окна моего офиса проникал шум интенсивного автомобильного движения. Это было современное, хорошо оборудованное бюро на пятом этаже недавно отстроенного здания, расположенного на одной из главных индустриальных артерий Каракаса. Благодаря обнаруженным залежам нефти и, как следствие, развитию связанных с этим специальностей, население города резко выросло. Реализовывались самые смелые проекты градостроительства: старые кварталы были уничтожены и на их месте возникли современные жилые постройки… Появились новые больницы и школы. В архитектуре строящихся зданий все больше и больше чувствовалось североамериканское влияние.
Вдоль улиц выходящих на мое место работы, вереницы машин следовали сжатыми рядами и каждый день образовывались огромные пробки. На противоположной стороне этой главной магистрали города расположилась крупная страховая компания. Каждый вечер она постоянно мерцала различной многоцветной гаммой своих вывесок.
В занимаемом мною бюро днем было относительно свежо. На сером рабочем столе каждое утро меня ждала стопка свежих газет и журналов. На стенах были развешаны различные фотографии и на одной из картин можно было увидеть панораму Рио де Жанейро. В дверь постучали. Вошла моя секретарша.
— Сеньор Кампани, не могли бы вы подписать эти письма? Речь идет о контракте, который вы заключили с Мексикой.
Ее тонкие ухоженные пальцы с безукоризненным лаком положили на мой стол документ на подпись. Я потратил несколько минут на ознакомление с текстом письма. Как обычно, она терпеливо дожидалась, пока я закончу чтение, украдкой поправляя своей правой рукой прядь спадавших на лоб волос: для нее это превратилось в ежедневный ритуал.
— Прекрасно, сеньорита Хименес, вы можете его отправлять.
Я поставил в правом нижнем углу подпись и откинулся на спинку кресла. Секретарь с удовлетворенным видом забрала письмо и сказала любезным тоном:
— Хорошо, сеньор Кампани. Я прямо сейчас отправляю его и этим вечером оно будет уже в самолете.
Возвышаясь на своих высоких каблуках, она бесшумно покинула комнату и скрылась за обитой кожей дверью, плавно прикрыв ее за собой. Она исполняла у меня секретарскую работу вот уже несколько лет и я, по правде говоря, не мог обойтись без ее помощи. Раздалась звонкая трель телефонного звонка. Это был междугородный вызов. Звонили из Маракайбо. Один деловой партнер желал уточнить некоторые детали по поводу моего нового фильма.
Вечером, каждый день, я возвращался в свою квартиру в пригороде Каракаса. Сидя на балконе я просматривал последнюю вечернюю газету и особенно тщательно прочитывал издания, тематикой которых являлось кино. Так как я жил на последнем этаже, мой взгляд лениво гулял по серым крышам домов и созерцал мириады огней, появляющихся в окнах зданий сразу же после захода солнца. Это было идеальное место для философских измышлений и самомедитации.
К десяти часам, моя служанка Энрикета принесла мне виски с сиропом из сливовых ягод. Я включил радио, которое передавало аргентинское танго в исполнении Карлоса Гарделя. Несмотря на ностальгические нотки, музыка меня завораживала и увлекала, что придавало ей особую таинственность. Погрузившись в свои мысли, я смотрел на столицу Венесуэллы, погруженную в ночную дрёму.
Года прошли, и мир сильно изменился. Страницы моих приключений в Каталонии уже, увы, покрылись пылью. Что касается гражданской войны в Испании в 1939 году, то после трех лет кровопролитных столкновений было заключено перемирие. Кто бы смог в июле 1936 года предвидеть такие трагические события?
Армия генерала Франко одержала окончательную победу и к власти пришло правительство правого толка. Испания медленно и болезненно залечивала нанесенные ей раны. Огромное количество беженцев с Иберийского полуострова наводнило юг Франции, Северную Африку и Мексику.
Практически сразу же после заключенного в Испании перемирия, разразилась Вторая Мировая Война, в которую были вовлечены много стран и народностей. Зарождалась новая атомная эра. Затем пришел мир и покой и люди смогли снова спокойно вздохнуть.
Не без некоторой меланхолии, я снова и снова возвращался в мыслях в ушедшую в далекое прошлое Коста Браву.
Какое же невероятное и ценное открытие я тогда совершил! На моем рабочем столе в рамке-фотография улыбающегося Хуана Хосе: он по прежнему занимал в моем уже постаревшем сердце важное место. Время от времени, прожитые тогда события снова прокручивались передо мной как на пленке видеопроектора: наша первая встреча, морское путешествие, Сальвадор, мгновение нашего невероятного спасения… Экипаж судна, пришедший нам на помощь… приветливое лицо капитана, шедшего по маршруту Алжир-Марсель… бесконечная радость, которую мы испытали, ступив на французскую землю…
И затем мои напрасные попытки и все прилагаемые усердия, чтобы забрать мальчика с собой… Мое одиночное возвращение в Южную Америку… И наконец, тот злополучный и траурный день, когда мне пришло из Перпиньяна письмо от дяди Хуана Хосе… Письмо, сообщавшее мне страшную новость, от которой я чуть не сошел с ума: моего юного друга, моего Хуана Хосе убила тифозная болезнь…
Со временем душевные раны частично залечились, но воспоминания остались живы в сердце.
Виски был выпит, и передача по радио закончилась… Я поднялся с кресла, чтобы выключить приемник. Была уже глубокая ночь и город спал крепким сном. Перед тем, как лечь спать, стоя на балконе, я вдохнул полной грудью свежей прохлады.
В последующие недели работа полностью поглотила меня: встреча за встречей, каждый вечер деловые ужины… Сеньорита Хименес, которая всегда была на ногах вынуждена была провести две недели в постели, вследствие отита. Сеньорита Варгас, одна из стенографисток, смогла более или менее исполнить её функции. Это был совершенно иной тип женщин: немного тучная, неуклюжая, без лишней элегантности, но, однако, её профессиональные качества были бесспорны.
Через какое-то время одна из моих племянниц из Мериды, приехала со своим мужем посетить столицу. Они сняли комнату в Имперском отеле. Мы вместе провели последние августовские выходные в небольшом городке на берегу Караибов, отдаваясь всеми чувствами водным лыжам. Я воспользовался нашим отдыхом, чтобы нанести визит Эстебану, бежавшего вместе с Эльвирой из воинствующей Испании после грабежа и поджога их резиденции в Тамариу. Вот уже несколько лет они проживали в Венесуэле и лишь одна Эльвира иногда испытывала ностальгию по своей родине.
Сидя перед своим мольбертом, Эстебан рисовал рыбацкие шхуны. Он очень обрадовался, увидев меня.
«Добро пожаловать, Сантьяго. Мы с тобой не виделись почти полгода. Как ты поживаешь, старик?»
Эльвира подошла нас поприветствовать. Она выглядела еще довольно молодой, несмотря на её возраст: после переезда из Тамариу она сильно изменилась.
«Deus vos guard», — сказала она на каталанском.
Усевшись, мы завязали оживленную беседу. Их девятилетняя внучка Пепита, играла в саду с соседской детворой.
«Как обстоят дела с продажей твоих полотен, Эстебан?»
«Неплохо. Не могу пожаловаться. В начале этой недели я получил заказ из крупного отеля. Меня попросили сделать морской пейзаж для его холла».
В тот же вечер, я покинул Мериду и вернулся к себе в Каракас.
Свежий бодрящий воздух и морские виды спорта накопили в моем организме здоровую усталость. Вернувшись домой, я принял душ и лениво растянулся на кровати. На столике у изголовья, рядом с последним номером «Таймс», задумчиво лежал сборник стихотворений некоего Рамиреса, купленный мною несколькими днями раньше в газетном киоске. Я принялся за чтение. Он пробудил во мне такие сентиментальные чувства, что я не выключал света до глубокой ночи, зачитываясь волшебными строками. Одна из коротких поэм оказалась самой прекрасной и трогательной, которую я когда-либо читал. Она называлась «Погибшему другу».
Глава 9
Была середина октября. Я решил взять на неделю отпуск и вопреки моим привычкам, остаться дома и отдохнуть. Энрикета подала мне завтрак. Этим утром я долго лежал в постели, предаваясь своим мыслям, и, приняв душ, уселся за стол, чтобы приняться за чтение утренней газеты. Больше всего меня заинтересовала рубрика событий культуры; я сказал себе, что было где поразвлечься на этой неделе. Вентилятор, находящийся под самым потолком меланхоличным жужжанием освежал воздух. Сходив к парикмахеру, я отобедал в кругу друзей. За столом беседы сводились к философским темам, и в особенности к обсуждению произведения Ортеги и Гассэ «Восстание масс». Что касается женщин, то в их кругу все разговоры строились вокруг модных новинок и самых последних достижениях кутюрье. Закончив обед, я расположился в тени зонтика, чтобы не спеша выпить чашечку кофе с коньяком, наблюдая на вереницей автомобилей на близлежайшей трассе. Больше всего меня интересовали последние модели американских машин. Насколько же они изменились за последние годы! Я чувствовал себя хорошо. На террасе было всего лишь несколько столиков и проходы между ними были уставлены горшками с живыми цветами. Казалось было начертано судьбой, что этим днём я испытаю наивысшее удивление и огромную, переполняющую меня радость. Когда официант принес мне вторую чашку кофе, я обратил внимание, сам не зная почему, на молодого человека, погруженного в чтение за соседним столиком… его лицо кого-то мне напомнило… нет… это невозможно! Он внезапно вытащил из левого кармана руку, чтобы посмотреть который час и мое сердце бешено заколотилось… я узнал часы с золотой инкрустацией, купленные мною в магазинчике с вывеской святого Георгия… и… этот жест… он был мне знаком… я видел его много раз… ну да!.. это мог быть никто иной, как… Молодой человек бросил взгляд в моем направлении, как если бы он догадался о моём замешательстве, моих подозрениях и сомнениях. Его глаза с темными ресницами внимательно меня изучали… я был сражен наповал. Он медленно поднялся и, не без некоторого колебания, направился к моему столику. Я был поражён, когда он окликнул меня по имени: «Сантьяго…» «Боже мой, Хуанито… нет, я сплю… как такое может быть?» Я встал из-за стола на автомате, и мы нежно пожали друг другу руки, как это делали десять лет назад в тысяче километров отсюда, на берегу Средиземного моря…. Нам обоим было трудно сдерживать наши чувства и эмоции: на глазах выступили слёзы. Мы ничего не понимали. Первым заговорил Хуан Хосе: «Почему мой дядя сказал тогда в 1936, что получил извещение о твоей смерти? Я…» «О, Хуанито… Я тоже получил письмо, в котором сообщалось, что ты умер от тифа и вот уже 10 лет я живу с мыслями, что тебя больше нет на этом свете…» «Кажется, я начинаю понимать, в чем дело…» Хуан Хосе смотрел задумчивым взглядом в пустоту. В его глазах читалась горечь и ненависть. Я никогда его не видел в таком состоянии. «Я подозреваю, что мой дядюшка выдумал всю эту историю. Я в этом почти уверен. Он вполне способен на это. Видишь ли, Сантьяго, он не одобрял тех чувств, которые мы испытывали друг к другу, и чтобы покончить с этим раз и навсегда, он и придумал такую вот увёртку…. Как можно было быть таким чёрствым и злым? Всё!!! Между нами всё кончено! Он больше меня никогда не увидит! Никогда!» «Ты хочешь сказать, что он и только он ответственен за то, что произошло? Он автор всей этой мизансцены? Да он же нас в какой-то степени уничтожил, Хуан Хосе!»
Да, его дядя ему солгал, впрочем, как и мне. Тогда наша любовь разбилась. А ведь мы могли бы тогда остаться вместе… Мы сели за мой столик. Мы не могли быстро привыкнуть к создавшейся ситуации, так как наша встреча была такой неожиданной, такой внезапной! Между нами сквозило некоторое напряжение. Мой Хуанито был здесь, передо мной. Тот, кого я не видел целых десять лет, превратился в настоящего мужчину! Черты его лица нисколько не изменились, та же самая красота, те же самые чёрные зрачки, но взгляд его стал более глубоким и, естественно, без той детской непосредственности, как много лет назад. Его руки были такие же элегантные и гибкие. Ухоженный пробор разделял его шевелюру. Хуан Хосе прервал мою задумчивость. «Это точно, Санти, мы не были избалованы судьбой. Я догадываюсь, о чем ты сейчас думаешь…» Затем он добавил: «Я думал точно о том же во время нашей первой встречи, помнишь? Но сейчас мы уже не держим друг друга за руки так, как держались мы тогда». «Увы, Хуанито, как все могло быть по-другому…» Мы замолчали на несколько секунд, как если бы делали паузу, оставаясь безразличными к проходящим мимо нас пешеходам и проезжающим невдалеке автомобилям. «Когда мой дядя сообщил мне эту ужасную новость я не мог потом целый месяц ни есть, ни спать. Откуда у этого человека такая жестокость? Как он мог сделать такое, мне, ребенку? Я же еще был тогда ребенком. Без конца я повторял твое имя „Санти, Санти….“ Я чувствовал себя одиноким и покинутым всеми. Я все время вспоминал о днях, проведенных нами на борту нашего старенького „Сальвадора“, которому мы обязаны нашим спасением. Мне тебя очень не хватало. Ночами я видел твое лицо, чувствовал твои руки… То, что я испытывал к тебе, это было чувство любви, глубокой любви… Я признаюсь тебе, Сантьяго, мое сердце страдало… и…» Официант принес заказанный нами херес и поставил на стол бокалы. Хуан Хосе продолжил свой рассказ: «Мыслями я всегда был где-то в Южной Америке». Внезапно он воскликнул: «И я так и не смог тебя отблагодарить за все, что ты для меня сделал. Твоя любовь ко мне была огромна!» Мы долго рассказывали друг другу о нашей нынешней жизни. Хуан Хосе недавно женился на чилийке, с которой они познакомились в Барселоне. Он был владельцем небольшого книжного магазинчика и, в свою очередь, писал поэмы. Недавно испанское правительство присудило ему премию за его поэтический сборник и благодаря этим деньгам, они с супругой смогли позволить себе совершить путешествие в Венесуэлу.
Страницы:
1, 2, 3, 4
|
|
