Глава 3

Последняя карта, изображавшая Красавицу и Зверя, лежала на чемоданчике. Билл Роджерс не спускал с нее глаз. Потом перевел взгляд на Джима Даусона. Мертвенно-бледный, тот уставился на что-то, видимое лишь ему одному, и застыл в оцепенении. Лицо его было искажено ужасом.

Спустя мгновение Джим очнулся и оглядел попутчиков, как будто желая убедиться, что все они по-прежнему едут в поезде. Любопытно, что померещилось этому малому? После того, как доктор Шрек разложил карты, в течение нескольких минут Даусон сидел неподвижно, с закрытыми глазами. Да и остальные замерли, не смея нарушить напряженную тишину ни единым словом.

Даусон облизнул пересохшие губы и спросил:

– Вы хотите убедить меня, что все это случится со МHОЙ?

Вместо ответа Шрек пристально посмотрел на него:

– Куда вы сейчас направляетесь?

– В Брэдли.

– А потом?

– Не знаю. Пока не вернусь в Эдинбург, я не могу судить, какая именно работа окажется первоочередной.

– Но вы не слишком удивитесь, если обнаружите, что вас срочно вызывают на остров Унга на Гебридах?

Во взгляде, который Джим бросил на доктора, промелькнуло чувство, близкое к ненависти. Но Шрек оставался невозмутим.

– Остается ведь пятая карта, – вмешался Билл. – Разве вы не говорили, что с ее помощью узнают, как изменить предначертание.

– Да, если его МОЖHО изменить.

– Хорошо, – нетерпеливо сказал Джим. – Откройте пятую карту.

Пальцы Шрека замерли над колодой. Он осторожно приоткрыл карту, не показывая остальным. Лицо его помрачнело.

– Ну, что там?

– Ничего, – ответил Шрек.

Он поспешно засунул карту обратно в колоду и начал собирать остальные.

– Что там? – настаивал Джим. – Скажите мне!

Высокомерный тип, спрятавшийся за раскрытой газетой, опять насмешливо фыркнул. Биллу Роджерсу это лицо показалось знакомым. Сначала он решил, что видел его по телевизору в каком-то комедийном шоу. Но теперь понял, что ошибся: этот парень был вовсе не комиком, а обычным грубияном.

– Не будьте таким простаком, – процедил этот невежа. – Разве вы не видите, что все это подстроено?

– Что подстроено, мистер Марш? – мягко спросил Шрек.

При упоминании своего имени Марш, казалось, на мгновение растерялся. Но быстро оправился и, пожав плечами, отрезал:

– Что бы ни было, вы все равно пытаетесь нас дурачить!

Американец растерянно переводил взгляд с одного на другого.

– Вас HА САМОМ ДЕЛЕ зовут Марш?

– Ну и что? Уверяю вас, в том, что ему известно мое имя, нет ничего сверхъестественного.

– Да, но как он узнал? – вмешался молодой трубач, ждавший лишь удобного момента, чтобы принять участие в разговоре.

– Может, прочел на багаже? – предположил Билл и, вытянув шею, попытался разобрать, что написано на бирках, болтающихся прямо у него перед носом.

Марш самодовольно покачал головой:

– В этом нет никакого секрета. Большинству образованных людей известно имя Фрэнклина Марша, искусствоведа и критика. Ловкие мошенники всегда считают своим долгом знать знаменитостей в лицо.

– Я никогда не слышал о вас, – простодушно сказал трубач.

Марш одарил его испепеляющим взглядом и опять закрылся газетой. «Хорошо, – подумал Билл, – что в этой газете так много страниц, – по крайней мере, этому типу есть что почитать».

В купе наступила тревожная тишина. Ни один не мог отвести глаз от карт – казалось бы, безобидных и в то же время, если верить Шреку, пугающих.

Но разве опасность обязательно грозит каждому? Судьба у всех разная. Возможно, этому парню – Даусону – просто не повезло. Но из этого не следует, что остальным тоже не повезет. Билл испытывал искушение рискнуть. Он прекрасно знал, что его ждет в ближайшие несколько недель: отпуск, проведенный вместе с Энн и Кэрол. Что тут может случиться: разве что машина сломается, Кэрол объестся мороженым или погода испортится? Но Билл всегда тщательно изучал прогнозы синоптиков, да и Энн сверялась с гороскопами в нескольких – по меньшей мере двух – ежедневных газетах и популярном женском еженедельнике, хотя их предсказания никогда не совпадали. Почему бы не узнать, что предскажут карты Таро? Во всяком случае, попытаться стоило.

– Доктор Шрек, если вы не возражаете, я хотел бы попробовать.

С минуту старик как будто обдумывал услышанное. Потом обречено кивнул:

– Хорошо. – И протянул карты.

Билл трижды коснулся колоды – и карты замелькали в руках Шрека. Замелькали как будто сами по себе – Билл подметил это еще в первый раз. Он почувствовал беспокойство и уже готов был отказаться, но что-то помешало ему заявить об этом. Ритмичное движение карт завораживало, в нем было нечто фатальное, нечто неумолимое…

– А вот, – сказал Шрек, – что вас ожидает.

Он открыл первую карту. На ней был изображен Сумасшедший – нелепо разряженный малый, по-видимому, возвращающийся с прогулки. Позади него плелась собачонка. После недолгой паузы Шрек произнес:

– Вы собираетесь в отпуск.

Билл оглядел соседей и, встретившись взглядом с музыкантом, лукаво подмигнул. Сейчас он подловит этого старикашку.

– Один? – вкрадчиво спросил он.

– С женой и дочерью, – был ответ.

По спине Билла забегали мурашки.

– Откуда вы знаете?

Фрэнклин Марш, привлекая внимание, громко зашуршал газетой. Уверившись, что все обернулись к нему, он усталым жестом указал на багажную полку. Оттуда, потешно таращась, свешивалась голова куклы.

– И собакой, – продолжал Шрек, не обращая внимания на Марша.

– Верно! – одобрительно воскликнул Билл.

Все они придут встречать его в Брэдли, прямо на станцию. Шрек и остальные смогут убедиться, что это очень верное предсказание. Энн с ума сойдет, когда он ей расскажет. Она любит подобные вещи. «Это знак!» часто повторяла она по любому поводу. А когда он начинал выспрашивать, что же этот знак предвещает, не способна была сказать ничего вразумительного.

– И когда вы ВЕРHЕТЕСЬ из отпуска…

На чемоданчик легло еще три карты: Фокусник, Повешенный, обвитый виноградной лозой, и Солнце.

Солнце… Билл обнаружил, что не может отвести от него глаз. «Не гляди на солнце, – постоянно внушали ему в детстве. – Нельзя! Даже в защитных очках». Конечно, он пробовал, и убедился, как это неприятно. А теперь сияние казалось особенно опасным. Невозможно поверить, что это всего лишь рисунок на гадальной карте: это Солнце слишком яркое, слишком горячее…

Постепенно Билл погружался в сон, в котором был участником и зрителем одновременно. Но как только захотел вмешаться в происходящее, неведомая сила воспрепятствовала ему. Гибкие лозы обвили его, скрутив по рукам и ногам. Дорогим ему людям грозила ужасная опасность, а он не мог их защитить.

Билл попытался вырваться, закричать – сильные побеги обхватили его горло и начали душить…

Глава 4

Отпуск выдался на редкость удачным. Синоптики обещали отличную погоду и на этот раз – в виде исключения – выполнили свои обещания. Кэрол загорела, и темный загар красиво оттенял ее белокурые локоны. Она даже умудрилась ни разу не перегреться. И вообще дочь в этом году доставляла значительно меньше хлопот: когда ей исполнилось восемь, она твердо решила, что в ее возрасте уже не подобает хныкать и капризничать. Энн и Биллу это очень облегчило жизнь. Все вместе они отлично провели время и теперь радовались возвращению домой.

Кэрол вприпрыжку понеслась к парадным дверям. Заливаясь звонким лаем, за ней мчался Расти. Море и пляж были позабыты – теперь все мысли Кэрол занимали кукольный театр и игрушечный (но совсем как настоящий) домик для ее любимиц – Долли и Полли.

Билл посмотрел на Энн. Она взяла его за руку и поцеловала в щеку.

– Я думаю, ты удивительный.

– Продолжай так думать, – засмеялся он.

Солнце припекало им головы. Как будто, подумал Билл, оно следовало за ним всю дорогу от моря и теперь ласково освещало путь домой. Мысль, конечно, сентиментальная, но вполне соответствующая тому благодушно-приподнятому настроению, в котором он пребывал с утра. В конце концов, почему бы человеку не думать так, как ему нравится?

Все-таки хорошо вновь оказаться дома.

Он уже вынимал ключи, когда Энн вдруг сказала:

– Билл… посмотри.

Он глянул, куда она показывала. По стене, рядом с окном, вился странный сорняк. Таких растений Билл никогда раньше не видел. Когда они уезжали, ничего похожего у них в саду не было.

– Должно быть, этот сорняк вырос, пока мы веселились на взморье, сказал он.

– Надо его уничтожить, а то он задушит наши летуньи.

Билл ухмыльнулся:

– Не успел в дом войти, как уже заставляют работать.

Энн поцеловала его. Нельзя сказать, что ему это не понравилось. Он отпер дверь. Кэрол и Расти вбежали первыми, и не успел он еще вынуть ключ, как Кэрол была уже наверху: она торопилась проверить, на месте ли ее кукольный домик и не зарос ли он сорняками тоже. Расти ворвался в кухню и принялся шумно, по-хозяйски, гонять по полу свою миску.

– Как хорошо дома, – довольно произнес Билл. Такие фразы говорят все, а он действительно чувствовал это и знал, что Энн ощущает то же самое.

Они распаковали вещи и побросали грязную одежду в бельевую корзину. Энн принялась развешивать свои платья. Билл обнаружил, что его брюки нуждаются в горячем утюге. Каждые пять минут они с Энн бросали все свои занятия и бежали усмирять Кэрол и Расти, которые время от времени находили свои спрятанные перед отъездом сокровища, что сопровождалось невероятным шумом и суматохой. На пол сыпалось неимоверное количество песка, хотя, уезжая из гостиницы, они всячески пытались от него избавиться. Хлеб, который Энн захватила с собой на случай, если миссис Дженкинс забудет доставить свежую буханку к их возвращению, непонятным образом пропитался лосьоном после бритья и превратился в кашу; так что было очень кстати, что миссис Дженкинс не забыла.

Билл вспомнил о странном растении только на следующий день, когда вышел из дома, чтобы кое-что взять из багажника автомобиля. Взгляд его упал на лозу, и, подойдя поближе, он с удивлением обнаружил, что она заметно подросла.

Билл мог поклясться, что вчера она не доставала до оконной рамы.

Он сходил в гараж за мотыгой и вернулся.

Растение действительно было необычным: лоснящиеся листья, непривычно гладкие, на ощупь напоминали холодную лягушачью кожицу. Стебель свободно, без всякой поддержки, поднимался по стене, изящно извиваясь и выбрасывая сочные побеги. Две недели назад его и в помине не было. Теперь этот сорняк пышно разросся.

Пожалуй, прикинул Билл, разделаться с ним удастся без особых хлопот: пара ударов – и стебель рухнет. А корень он выкорчует. Если же прорастут еще какие-нибудь новые побеги, он будет уничтожать их, не дожидаясь, пока они оплетут весь дом.

Примерившись, Билл хорошенько замахнулся и рубанул у основания стебля. Откуда-то из стены раздался пронзительный вопль. От неожиданности Билл отшатнулся и замер, разинув рот.

Жуткий звук стих. Билл поискал глазами в небе след от самолета, но ничего не нашел. Впрочем, иного он и не ждал: звук шел откуда-то снизу и был более пронзительным, чем вой реактивного двигателя.

Билл опять поднял мотыгу. Собравшись с духом, он обрушил ее на самую толстую часть лозы.

Снова раздался отчаянный крик. На этот раз сомнений не оставалось? кричало само растение.

На гладком стебле не было даже царапины.

– Дорогой, в чем дело?

Рядом с ним стояла Энн. Во взгляде ее читалась тревога.

– Я не знаю.

– Мне показалось, ты…

– Не я.– Билл не дал ей договорить. – Вопил этот сорняк – если это вообще сорняк. Как будто от боли. И мотыга его не берет. – Он ненадолго задумался. – Принеси-ка мне секатор, будь так добра.

Через минуту Энн вернулась с секатором. Выбрав место, где лоза была потоньше, Билл развел лезвия и сильно сжал ручки секатора. Никакого результата. Стебель как будто был из железа, он гнулся, застревая между лезвиями. Билл напрягся – внезапно секатор выскользнул у него из рук. Острые концы вонзились Биллу в ногу. На брючине появилась широкая прореха, из нее потекла кровь.

– О Боже, милый!

Энн присела на корточки, чтобы осмотреть рану. Поверх ее склоненной головы Билл пристально смотрел на странное растение, обосновавшееся у них в саду. Он мог поклясться, что секатор упал не сам по себе – его выбила из рук Билла лоза. Это казалось невероятным, но именно так и было.

Завтра ему предстоит явиться в офис. Вернуться к заведенному порядку: каждое утро уезжать в Окружной Комитет по Образованию, расположенный в шести милях отсюда, и оставлять жену и дочку одних.

Раньше это не вызывало у него беспокойства. До сих пор ему и в голову не приходило, что в его отсутствие с Энн или Кэрол может что-нибудь произойти. Но сейчас он внезапно перепугался.

Напрасно Билл твердил себе, что растение не может никому причинить вреда, что враждебность, исходящая от него, – всего лишь плод воображения, что жене и дочке по-прежнему ничего не грозит… Он понимал, что все равно не сможет спокойно работать, раз в душе появилась хоть тень сомнения в безопасности его близких.

Следовало срочно что-то предпринять. Билл знал человека, который согласится ему помочь. Но понадобятся образцы.

– Пошли в дом, – велела Энн. – Я промою тебе рану.

– Иди. Я буду через минуту.

Дождавшись, когда она скроется из виду, Билл вновь вооружился секатором. Осторожно приблизился к растению. Оно выглядело вполне безобидно.

Выбрав отростки потоньше, он приготовился отсечь их, но почему-то медлил. По совести говоря, он трусил и вообще чувствовал себя прескверно: ему казалось, что он собирается отрезать человеческие пальцы.

Чушь! Билл решительно щелкнул лезвиями секатора. Растение как будто слегка вздрогнуло, хотя, возможно, это ему опять померещилось. Отрезанные побеги упали на землю. Жалкие и совсем не опасные, они ничем особенно не отличались.

Исследовательская лаборатория Министерства сельского хозяйства находилась на другом конце Брэдли. Биллу приходилось наведываться туда не слишком часто, но все же достаточно, чтобы между ним и сотрудниками установились непринужденные, ни к чему не обязывающие приятельские отношения. Пару раз он помог доктору Хопкинсу, главе лаборатории, разрешить кое-какие административные проблемы и однажды по его просьбе принял участие в судьбе какого-то невероятно талантливого выпускника местной школы. Теперь настал черед Хопкинса оказать любезность Биллу.

Хопкинс выделялся среди других сотрудников лаборатории лысиной, кротким взглядом больших карих глаз и легким заиканием, причиной которого была чрезвычайная рассеянность. Когда он разговаривал с кем-нибудь, всегда казалось, что мысли его витают где-то далеко: мозг Хопкинса постоянно был занят решением интереснейших научных проблем. По причине все той же рассеянности ученый без конца ходил с незажженной трубкой в зубах: набив ее, он отвлекался на что-нибудь и, как правило, забывал ее раскурить.

Образцы, принесенные Биллом, привели Хопкинса в восторг. Он поминутно поглядывал на них, слушая рассказ о событиях, которые произошли в саду у Билла.

Билл не жалел, что пришел. На лице Хопкинса не было и тени недоверия. Подобно внимательному врачу, он жадно впитывал каждое слово Билла, постоянно кивая и многозначительно, даже с радостью бросая взгляды на гладкие, глянцевито лоснящиеся побеги на своем рабочем столе.

Дослушав до конца, Хопкинс произнес лишь:

– Гм!

Но в голосе его звучало удовлетворение. Подумав секунду, он вызвал своего помощника.

Дрейк, любимый ассистент доктора, был молод. Его лабораторная куртка была чистой, но поношенной, встрепанная шевелюра напоминала о растениях, с которыми ему приходилось иметь дело, а его отношение к работе могло сравниться разве что с фанатизмом самого Хопкинса. Пока Билл повторял свой рассказ, Дрейк делал вид, что пристально разглядывает шкафчик с картотекой у противоположной стены, и не проронил ни слова.

Хопкинс ткнул пальцем в побеги:

– Видели вы когда-нибудь что-либо подобное?

Дрейк явно ожидал этого вопроса: он нетерпеливо схватил один из «усиков» и принялся его внимательно разглядывать. Спустя минуту он отрицательно покачал головой:

– Это мне незнакомо. Какой-то новый вид?

Близоруко сощурившись, он снова покачал головой. На этот раз жест выражал изумление.

В следующее мгновение они начисто забыли о своем госте. Оба ученых припали к микроскопу, изредка тихо переговариваясь. Они клали на предметное стекло крохотные кусочки побегов и нежно мурлыкали, склоняясь над ними. Время от времени Хопкинс протягивал руку к полке над столом и не глядя вынимал нужную книгу. Шелестели страницы: доктор искал необходимую информацию.

Минут через пятнадцать Дрейк, вспомнив о Билле, виновато глянул на него через плечо:

– Вы говорили, что лоза как будто бы сопротивлялась, когда вы хотели срезать ее?

– Я неплохо управляюсь с садовыми инструментами, – резко ответил Вилл. – Не думаю, чтоб ножницы выскользнули сами по себе.

– Хм.

Они опять принялись изучать образцы. Когда наконец оба ученых вновь повернулись к Биллу, трубка в зубах Хопкинса совсем потухла. Он с грустным видом посасывал ее.

– К несчастью, мы не можем сказать ничего определенного. Эти образцы мертвы. Слишком много времени прошло с тех пор, когда вы их отсекли от растения. В одном из побегов мы обнаружили какую-то странную клеточную структуру. Она похожа на мозговую ткань. Но с уверенностью судить трудно.

– Нужно более тщательно исследовать живое растение, – добавил Дрейк. Запустив пальцы в свою взлохмаченную шевелюру, он нерешительно посмотрел на Билла:

– Вы… нельзя ли мне поработать у вас дома в течение нескольких дней?

– Буду рад, – поспешил ответить Билл.

Это казалось ему идеальным решением всех проблем. Зная, что дома остается кто-то вроде Дрейка, Билл мог со спокойным сердцем уезжать на работу. Он не сомневался в том, что Дрейк справится с тем, что произойдет. С растением?..

Скорее, ИЗ-ЗА растения.

Дрейк обосновался в маленькой комнате на втором этаже. Водрузив на стол микроскоп и батарею лабораторных пробирок, он взял срезы с растения, подготовил образцы для исследования и уже через пять минут склонился над окуляром.

Все же, чтобы полностью погрузиться в работу, ему потребовалось еще некоторое время. Он настолько привык к лабораторной обстановке, что ее смена выбила Дрейка из колеи. Солнце, казалось, светило слишком ярко, жара навевала истому. Снаружи время от времени лаяла собака, и через десять минут Дрейк поймал себя на том, что прислушивается к доносящимся звукам.

Он встал и подошел к окну.

По траве носились Кэрол и Расти. Пес рычал и восторженно лаял, когда ему удавалось догнать мячик.

– Неси его сюда! – крикнула Кэрол. Но Расти снова выронил мяч, завилял хвостом и рванулся в другую сторону.

Кэрол бросилась за ним.

В эту минуту ее окликнула Энн. На какое-то мгновение их голоса слились и потом смолкли. Хлопнула входная дверь.

Дрейк вернулся к микроскопу. Склонившись над ним, он как раз пытался определить, какова структура ткани и действительно ли клетки в ней перемещаются, или это ему просто кажется, когда снаружи донесся очередной взрыв громкого лая.

Дрейк тихонько выругался. Если так пойдет дальше, ему придется попросить Энн запереть собаку в доме. Вскочив с места, он опять выглянул в окно.

Расти по-прежнему гонялся за мячом.

Мяч подкатился к стене, вверх по которой тянулась лоза, и пес бросился на него, как безумный, роя землю передними лапами.

Вздохнув, Дрейк вновь попытался вернуться к работе. Он решил, что пора приняться за другие образцы – этот ничего не прояснил. «Оно намеренно скрывает истину, – подумал Дрейк про растение, дав волю фантазии, – оно лжет». И потянулся за следующим стеклом.

Слава Богу, собака молчала. Дрейк внимательно изучал переплетения серо-зеленых линий под микроскопом. Они поразительно напоминали нервную систему. Это тоже подходило на игру воображения, но сомневаться не приходилось: он никогда раньше не встречал растений с такой сложной структурой.

– Расти!

Отчаянный крик, почти вопль, раздался так внезапно, что Дрейк подскочил на стуле. Это был голос Энн. Крик повторился. Дрейк метнулся к окну.

Отсюда, сверху, видна была только лоза, взбирающаяся по стене. Казалось, она тянется к нему, пытаясь схватить своим длинным, тонким щупальцем. У корней жалким комочком съежился Расти. Вокруг горла собаки несколько раз обвился гибкий побег.

Дрейк отшатнулся. Солнце продолжало сиять все так же ярко, но у него потемнело в глазах. Неведомая опасность угрожала существованию всего мироздания, до сих пор такого упорядоченного и устойчивого. Мироздания, в котором каждое новое открытие с неизбежностью укладывалось в уже существующую систему представлений. Но теперь что-то случилось. Что-то ненормальное, неестественное намеревалось расколоть этот понятный мир на куски.

Опять хлопнула входная дверь. Этот звук вернул его к действительности. Он поспешил вниз, чтобы успокоить Энн, которая была близка к истерике, затем позвонил Хопкинсу.

Да, ему нужен более мощный микроскоп. И некоторые реактивы. Как можно быстрее.

К середине дня Дрейк был уверен в одном: они столкнулись с каким-то новым видом растения, развивающимся с ужасающей быстротой и грозящим существованию всего рода человеческого.

До сих пор растения принято было делить на пять основных классов. К первому относились низшие формы: водоросли, грибы, бактерии и лишайники – без корней, стеблей и листьев. Затем появились мхи и папоротники. В процессе эволюции возникли цветковые: наделенные корнями, стеблями, листьями и цветами, которые способствовали размножению вида.

Завершали список насекомоядные растения – пограничные между двумя мирами: растительным и животным. Не довольствуясь пищей, получаемой из почвы и солнечной энергии, они охотились на неосторожных насекомых, привлеченных их видом и ароматом.