Прекрати!

Только одну загадку мне так и не удалось разгадать за эти три дня. Вопрос Эйдана не давал мне покоя. Чего же я боюсь?

Огонь оживился и запрыгал на угольях, волосы взметнулись и упали мне на глаза. Поднялся ветер… теплый… и этот запах… В тревоге я обернулась. О дочери огня! Я вскочила, вытаращив глаза на темную тень, закрывшую полнеба.

Он пролетел так низко, что растопил снег у меня под ногами. Он кружился, снижаясь, он летел ко мне, и ужас сдавил мне грудь, а сердце затрепыхалось где-то в горле. Но что-то… странное ощущение охватило меня, словно нежное прикосновение сна… и я выпрямилась и шагнула ему навстречу, хотя и разум, и чувства люто сопротивлялись.

Он сел на слякотную пустошь в каких-то двадцати шагах, и мягкое тепло охватило меня предвестником лета. Он поднял голову и затрубил — оглушительно, победно, — испустив голубое с золотом пламя. Голубые искры осыпали меня, они гасли, чуть покалывая кожу. Потом он лег, вытянув шею и положив голову на проталину. Мягкие прозрачные веки на миг прикрыли алые глаза, уставившиеся прямо на меня. Ждет.

— Тебя Эйдан послал? — Я обращалась даже не к дракону, а скорее к себе самой. Надо было напомнить себе, что я ничего не боюсь. Потому что гул даже мирного драконьего пламени в ночной тиши был так могуч, что нельзя было не ответить. Потому что даже если я сейчас умру, если мне суждено сгореть, я умру с именем Эйдана на устах и с его образом в сердце.

Он о тебе томится, мой любимый,

Он без тебя ущербен, словно месяц,

Который не находит отраженья

В озерной глади. Он послал меня -

Верней, его тоска меня послала,

Погнала в путь, как хлыст. И я не мог

Не отыскать тебя.

Откуда я знаю, что говорит этот зверь? Поток рева и дыма, извергавшийся из его пасти, разобрать было невозможно. Нет, это не слова. Но я поняла его так ясно, словно сама себе это сказала.

— У меня остались дела, — ответила я. — Будет война…

Нет, не могла я врать, глядя в эти алые глаза!

— Я предала его.

О нет, напрасно говорить, что нет пути назад -

На месте время не стоит, года, века летят,

Мир изменяется, и он распахнут, как врата -

Войди, не бойся, не страшись, увидишь: красота

И доблесть — дело рук твоих — сияют в небесах.

Летим со мной, дитя, отринь

Постыдный этот страх.

А одиночество и боль

Твои сгорят — пора -

Как эти угли догорят,

Оставшись от костра…

Зверь вытянул могучую лапу и уложил ее вдоль шеи. Никогда не видела, чтобы драконы так лежали. Можно осторожно-осторожно подняться по лапе к ляжке, а там… Как он странно скруглил крыло… Чтобы подсадить меня на спину? О боги!

И тогда я поняла, что как яростный зимний ветер прогоняет запах палой листвы и сквозь прозрачный лес видно ясное, чистое, сияющее небо, так и то, что предложил мне сейчас дракон, навеки развеяло мое замешательство. Я поняла. Я все поняла. Я стала другой, последние недели изменили меня так же необратимо, как драконье пламя — Эйдана Мак-Аллистера. Я знаю, чего я боялась. Я боялась понять то, что узнала. Боялась получить прощение. Потому что тогда мне пришлось бы забыть все, в чем я была так уверена, — забыть, кто я и что я. Ведь и я превратилась во что-то новое. Новое и неизвестное.

— Скажи ему, — я закрыла глаза, стараясь собрать воедино разрозненные осколки, — скажи, что я приду, но не прямо сейчас. У меня остались дела. Нужна моя помощь. И мне самой нужно время. Но потом, зимой… во время солнцестояния… когда ночи станут долгими и реки замерзнут… тогда война волей-неволей прекратится. И тогда, ненадолго… на несколько дней… до весны… тогда я вернусь. Но тогда, о, тогда, дитя ветра и огня, я приду пешком, — я махнула рукой в горы, откуда он прилетел, и указала себе под ноги, туда, где я стояла, — только ты, пожалуйста, прилети сюда и покажи мне дорогу.

Роэлан снова затрубил, задув мой костер и запалив три новых, и когда он взмахнул медно-зелеными крыльями, угольки, камешки и ветки так и полетели во все стороны. Он кружил в небесах, осыпая меня дождем голубых искр. А я глядела на него, плача и смеясь, глядела, пока он не скрылся за горами.