– М-м-м… А на чем же все-таки он специализируется, на антиквариате или произведениях искусства? – Как-то неудобно было центр тяжести разговора переносить на себя, но я чувствовал, что от Джаича подобного вопроса не дождешься. Впрочем, допускаю, что в данном случае это практического значения и не имело.
      – Не думаю, чтобы в его коллекцию входили какие-нибудь замечательные полотна или что-то в этом роде. Так что, скорее, это все же антиквариат. Хотя определенную цену он, конечно, имеет. И отнюдь не малую. Впрочем, я – не искусствовед. По образованию я – юрист.
      – Это хорошо, – подал голос Джаич, – это то, что нам вполне может пригодиться.
      Забыл упомянуть, что на протяжении всего путешествия Джаич не вынимал изо рта жевательной резинки, без устали вонзаясь в нее зубами и время от времени пуская пузыри, которые лопались с громким звуком. Думаю, к его челюстям можно было с успехом подключить генератор энергии и снабжать, к примеру, питанием всю аппаратуру нашего берлинского представительства.
      – Надеюсь, что до этого не дойдет, – осторожно проговорил Горбанюк. – Задачка-то несложная: застукать на месте и уличить хулигана. К тому же я – юрисконсульт, специализируюсь на международном деловом праве, а не на уголовном.
      – Ну вот, уже заплакал, – вызывающе бросил Джаич.
      Мысленно я ему зааплодировал. Ради решения несложной задачки нас бы вряд ли сюда прислали.
      Видимо, Горбанюка смутило столь откровенное хамство.
      – Все же кое-какие советы я дать могу, – с чувством собственного достоинства проговорил он. – Как уже упоминалось, официальным заказчиком является Сосланд, Евгения, мать хозяина лавки. Рекомендую взять у нее… вы записывайте, – требовательно произнес он.
      – Крайский, это по твоей части, – повернулся ко мне Джаич. Как-то незаметно ему удалось перехватить инициативу в разговоре.
      Я вынул из кармана ручку и записную книжку и приготовился фиксировать каждое слово. Пью Джефферсон сделал то же самое.
      – Рекомендую заручиться официально заверенной у нотариуса доверенностью на право действовать от имени заказчицы и в ее интересах по данному делу, – словно робот принялся извергать Горбанюк. – Рекомендую обратить внимание на следующие положения:
      – слежка за каким-либо физическим лицом является вторжением в личную жизнь данного физического лица и карается по закону;
      – наведение справок о каком-либо физическом лице равно как и сбор информации о нем является вторжением в личную жизнь данного физического лица и карается по закону;
      – подслушивание телефонных разговоров какого-либо физического лица является вторжением в личную жизнь данного физического лица и карается по закону;
      – фотографирование без согласия…
      – перлюстрации…
      Затем последовали вещи, очевидно, относящиеся к более серьезным статьям германского уголовного права: шантаж, угроза насилием, насилие…
      – А находиться на одном гектаре с подозреваемым физическим лицом тоже вторжение в его драгоценную личную жизнь? – поинтересовался Джаич. – И чем это карается? Электрическим стулом?
      – Напрасно иронизируете, – отозвался Горбанюк. – Все это действительно может иметь самые серьезные последствия. Хотя Германия – не Америка. Смертной казни здесь нет.
      – Я уже испытываю громадное облегчение, – съязвил Джаич. – А кто составит текст доверенности?
      – О'кэй, мы составим. Сразу на русском и немецком языках.
      – Когда?
      – Может быть, завтра.
      – Не «может быть», а именно завтра это и надлежит сделать.
      По-моему, последними словами Джаич перегнул палку. Все же Горбанюк играл с нами в одной команде. Все же, по-видимому, он был неплохим парнем. Угостил нас кока-колой, хотели мы этого или нет. И, наконец, не он был повинен в массовом исходе спортсменов из страны.
      – Осмелюсь напомнить, – вновь заговорил, поджав губы, Горбанюк, – что передо мной и моими коллегами поставлены несколько иные задачи. Каждый должен заниматься своим делом. Вы – ловить хулигана, которому почему-то возомнилось, что он – художник-абстракционист. Мы – заключать новые контракты для нашей фирмы и следить за выполнением старых.
      – Разумеется, – неожиданно легко согласился Джаич. – Но это ведь не исключает возможности сотрудничества. Или вы отказываетесь сотрудничать?
      – Я этого не говорил, – запротестовал Горбанюк. – Я готов сотрудничать, но при условии соблюдения субординации и правил хорошего тона.
      – Само собой, – кивнул Джаич. – Как вас по батюшке?
      – Игорь Артемьевич.
      – Уважаемый Игорь Артемьевич, голубчик… – Как вам нравится этот хамелеон? – Мы испытываем настоятельную потребность в том, чтобы все наши просьбы прорабатывались вашим ведомством как можно более оперативно. Это не прихоть, этого требует специфика нашей работы.
      – Конечно, я понимаю, – с энтузиазмом закивал в ответ Горбанюк. – Я ведь сказал, что текст доверенности вы сможете получить уже завтра.
      – Вот и славно! И еще одна мелочь. Видите ли, я не исключаю, что на определенном этапе следствия нам может понадобиться оружие.
      – Гм… – Горбанюк озадаченно потер подбородок. – Вы думаете, оно может понадобиться? Но ведь налицо обычное хулиганство.
      – Как взглянуть, Игорь Артемьевич, как взглянуть… Обычные хулиганы не справляются с замками и сигнализацией со столь поразительной легкостью. А вдруг у парня, кроме аэрозольного баллона, окажется с собой пушка? Кроме того, могу сообщить, что не успели мы появиться в Берлине, как за нами тут же увязался загадочный голубой «Вольво».
      Горбанюк тяжело вздохнул и с неодобрением посмотрел на Саймона. А должен был бы – на Пью Джефферсона. Ведь именно он заварил всю эту кашу.
      – Хорошо, – делая над собой усилие, проговорил Горбанюк. – Если вы придете к выводу, что оружие необходимо, что-нибудь придумаем.
      – Замечательно!
      – Вот вам телефон фрау Сосланд. – Он протянул Джаичу визитную карточку голубого цвета, на которой жирным готическим шрифтом было написано: Фрау Еугениа Сосланд, а затем мелкими буквами – адрес и номер телефона. – Можете связаться с ней уже сегодня. Но хочу предупредить. Лично у меня сложилось впечатление, будто она… того… немного с приветом.
      – Она говорит по-русски?
      – И очень прилично. По-моему, с немецким у нее гораздо больше проблем… Еще колы?
      Все отказались и дружно встали.
      – Пива?
      Джаич снова сел. Думаю, догадайся Горбанюк сразу же начать с пива, весь разговор пошел бы по значительно более приятному руслу.
 
      – Ну, как я его уломал? – похвастался Джаич, стоило нам выйти на улицу. – В органах у нас был специальный семинар на тему, как нужно обрабатывать интеллигенцию.
      Мне тут же захотелось вцепиться ему когтями в глотку. Я открыл было рот для оказания достойной отповеди: дескать, у нас в «Гвидоне», в отличие от КГБ, к интеллигенции относятся уважительно; но тут мы одновременно увидели голубой «Вольво». В нем сидели двое молодых парней и нагло пялились на нас.
      – Мы их не замечаем, – сквозь зубы проговорил Джаич.
      Зато парни из «Вольво» совершенно не думали скрывать своего интереса. Они выбрались из машины и направились в нашу сторону.
      Я поставил Саймона на землю. Нас, включая шофера, было четверо, их – двое, и, судя по тому, как спокойно и уверенно они приближались, можно было предположить, что у них с собой огнестрельное оружие. Меня бросило в дрожь. И, действительно, в какой-то мере они сами оказались оружием.
      – «Голые пистолеты»! – представил их Джефферсон, церемонно взмахнув рукой.
      Мы облегченно вздохнули.
      Одного из них звали Курт Трахтенберг, другого – Жан Дюруа.
      – Ну, как мы вас выследили, – на ломаном русском языке похвастался Трахтенберг. Он был высоким и белобрысым, как и положено немцу. Вылитая белокурая бестия. Француз же Жан Дюруа был мулатом.
      – И все же вынужден заметить, что пунктуальность не входит в число ваших добродетелей, – проговорил я.
      Никто этой фразы не понял. В том числе и русскоязычные Джаич с шофером.
      – Куда вас отвезти? – нетерпеливо поинтересовался последний.
      – Вы знаете, где находится Паризэ штрассе? – Это снова был Трахтенберг.
      – Нет.
      – О'кэй, тогда мы на «Вольво» поедем впереди, а вы следуйте за нами.
      Пью Джефферсон предпочел общество «голых пистолетов», мы же с Джаичем и Саймоном снова оказались в БМВ.
      Будучи писателем еще неопытным, я совершенно забыл упомянуть, что стояло лето. Солнце щедро одаривало все вокруг своей бесплатной энергией, и от подобной расточительности и предметы, и люди доходили до состояния белого каления. В нашем БМВ, очевидно, имелся кондиционер, но жмот-шофер не пожелал его включить. Вместо этого он открыл окошко со своей стороны и наслаждался бьющим оттуда горячим потоком воздуха. Я тоже было нажал кнопку на двери и опустил стекло, но ощущение было такое, словно я подставился под аппарат для сушки рук. Бедняга Саймон совсем скис. Лучше всего было Джаичу. С такой худобой подобные превратности судьбы переносились с куда большей легкостью, нежели с моим жирком или с шерстью Саймона, пусть даже стриженой. Грянь морозы, тогда бы мы еще посмотрели…
      Мы обогнули какую-то живописную церковь и остановились у дома, напротив которого располагался продовольственный магазин с математическим названием «Плюс». Шофер с отвращением вышвырнул наши вещи из багажника, глянул на часы и собрался было улизнуть.
      – Чуть позже я позвоню Горбанюку и сообщу, когда ты нам завтра понадобишься, – бросил ему вдогонку Джаич.
      Слова настигли того, словно камень, пущенный из пращи. Он замер, повернулся, и на губах его заиграла нехорошая улыбка.
      – Может, вам еще и «Ролс-Ройс» подать?
      Теперь настала очередь Джаича улыбнуться. Причем улыбка его выглядела куда более искренней и дружелюбной. Сверкая этой обаятельнейшей из улыбок, он приблизился к шоферу вплотную и сделал неуловимый жест рукой. Вроде ничего особенного и не произошло, просто оба одновременно перестали улыбаться. Зубы Джаича снова вонзились в жевательную резинку, а нижняя челюсть шофера отвисла, и он всем телом навалился на Джаича.
      – Если нужно будет, ты и «Ролс-Ройс» подашь, – с любовью заверил его тот. – И не только «Ролс-Ройс», но и «Феррари», и «Ламборджини». В лепешку расшибешься, но подашь.
      Затем Джаич бережно усадил его в машину и повернулся в нашу сторону.
      – Пробелы в воспитании, – словно бы извиняясь, проговорил он. – Его гувернер, очевидно, был пьяницей.
      Тут только я заметил, что все «голые пистолеты» будто по команде что-то лихорадочно строчат в записных книжках. Героические действия Джаича тиражировались сразу же на трех языках. И ни малейшей жалости по отношению к шоферу: из живого человека он уже превратился в литературный персонаж.
      Первым утолил свой писательский зуд Курт Трахтенберг и с уважением посмотрел на нас.
      – Вот в этом доме вы будете жить. Мы помогли «Гвидону» подыскать для вас подходящую квартирку.
      – Угу, – откликнулись мы одновременно.
      – А наша ставка будет у меня в доме на Зэксише штрассе. Вот моя визитная карточка.
      – На Сэксише штрассе? – удивленно переспросил Джаич.
      Курт рассмеялся.
      – На Зэксише. По-русски – Саксонская улица.
      – Так ведь Саксонская, а не Заксонская.
      – Ну, это долго объяснять.
      Тут послышался оглушительный визг рессор. Это БМВ, сорвавшись с места, словно ненормальный понесся прочь.
      Мы проводили машину взглядом, подхватили вещи и вошли в дом. Квартира оказалась на последнем этаже, так что я несколько раз врезал углом своего фибрового чемодана по стене, прежде, чем мы поднялись.
      Когда Курт, пошуровав в замке ключом, пригласил нас войти, я обомлел: квартира практически полностью копировала мою родимую берлогу. Те же кухня, ванная, совмещенная с туалетом, квадратная комната. И вторая, совсем маленькая, которую я использовал под чуланчик, тоже точно такая же. Разница заключалась лишь в том, что в оригинале имелось центральное отопление, а здесь были установлены печи. Впрочем, как я уже упоминал, стояло лето.
      Саймон, видимо, тоже подметил сходство, поскольку тут же, не раздумывая, забрался на свое любимое место под кухонным столом.
      – Располагайтесь, – произнес Трахтенберг. – Можете принять душ, здесь есть газовая колонка.
      – А более внушительные апартаменты госпожа Сосланд не могла оплатить? – поинтересовался Джаич.
      Он мне снова понравился. По крайней мере, он вполне сносно представлял себе порядок движения денежной массы.
      Трахтенберг сконфужено улыбнулся.
      – Но это ведь ненадолго, – мягко произнес он. – Пью вкратце уже изложил нам суть дела…
      – О'кэй, все в порядке, – поспешил успокоить его Джаич. – К тому же я не думаю, что нам придется тут часто ночевать.
      – А где же? – удивился Курт.
      Я тоже удивился, но предпочел не подавать вида.
      – В лавке у сына этой скареды госпожи Сосланд, – гласил ответ.
      Рука Трахтенберга снова метнулась в направлении нагрудного кармана, где находилась записная книжка. Но на этот раз ему все же удалось с собой совладать и воздержаться от немедленной фиксации данного глубокомысленного изречения. Последовал лишь устный перевод его на английский.
      – Завтра мы ожидаем ваше первое сообщение, – сказал Курт Трахтенберг, поворачиваясь ко мне.
      Я кивнул. Они пожали нам руки и удалились.
      – Кто будет первым принимать душ? – тут же поинтересовался я.
      – Ты, – сказал Джаич.
      – Охотно.
      Я принялся распаковывать чемодан в поисках халата и мыльных принадлежностей, а Джаич тем временем отправился в «Плюс» и вскоре припер оттуда ящик пива, несколько упаковок жевательной резинки и большую коробку с пиццей.
      За время его отсутствия я чуть было не взорвал квартиру, разбираясь с газовой колонкой. Потом пришлось отремонтировать душ, почти все отверстия которого оказались забиты какой-то гадостью. Я стоял голый, полумокрый и остервенело орудовал булавкой. Наконец, с наслаждением подставил свое в меру упитанное (как у Карлсона) тело под освежающие струи воды.
      Когда я входил в комнату, на ходу причесываясь, Джаич с усердием прыгал через скакалку. Он был в одних плавках. Журнальный столик и кресла оказались сдвинутыми в угол.
      – Ну что, разобрался с душем? – поинтересовался он.
      Я утвердительно кивнул.
      – К сожалению, они оставили нам только один ключ, и я оставил его у себя.
      – Почему?
      – Потому что ты первый воспользовался возможностью освежиться с дороги.
      – А… – вырвалось у меня.
      Здорово же он меня купил!
      – Идем, – сказал Джаич, – покажешь, как функционирует колонка.
 
      Чуть позже мы сидели на кухне и пили пиво. Перед Саймоном на блюдце лежал кусок сырой пиццы.
      – Где-то поблизости живет Сергей Бубка, – мрачно заметил Джаич. – Расползлись, как тараканы… Мать твою!
      – По-моему, это – не нашего ума дело?
      – Не нашего? На честь страны им начхать!
      Вообще-то, вместо «начхать» Джаич употребил другое слово, более похабное, но, очевидно, по природе я – чистоплюй, поскольку у меня не поворачивается рука написать его в литературном тексте.
      – Они ведь не отказываются защищать цвета страны, – возразил ему я.
      – Ну что ты тявкаешь! – набросился на меня Джаич. – Не отказываются! Это они пока не отказываются. А понабирают гражданств…
      – Во-первых, я не тявкаю. А, во-вторых, где жить и чьим гражданином быть – каждый сам должен решать за себя.
      – Нет, ты тявкаешь, – стоял на своем Джаич. – А произошло то, что на боксерском языке называется подставился. Наша страна подставилась, и Запад тут же послал ее в глубокий нокаут. Такой глубокий, что она еще долго будет сидеть на заднице и обалдело вертеть головой.
      – Она сама себя послала в нокаут.
      Джаич с жадностью присосался к банке с пивом. Затем вытащил из сумки блок «Партагаза».
      – Даже если и сама, то это из-за таких, как они. – Палец в окно. – И таких, как ты. – Палец в меня.
      – Ну, конечно, – отозвался я. – Песни не новы. Виноваты все вокруг, только не такие, как ты.
      От манипуляций собственным указательным пальцем я решил воздержаться.
      – Бухгалтеришка чертов!
      – Кагебешник хренов!
      – Графоманишка… – Джаич вплотную придвинулся ко мне.
      Зазвонил телефон и вовремя. Иначе не миновать нам столкновения.
      Джаич положил руку на трубку и сделал глубокий вдох.
      – Алло, – сказал он, отхлебнув пива.
      Какое-то время молча слушал, затем повернулся ко мне.
      – Ты что-нибудь понимаешь по-китайски?
      Я не ответил. Тогда он вытянул трубку в моем направлении. Женский голос мурлыкал что-то на совершенно незнакомом языке. Только, на мой взгляд, это был датский или норвежский.
      Джаич нажал на рычажок.
      – Китаянка права. Пора и нам сделать несколько звонков.
      «Датчанка или норвежка», – поправил я про себя.
      Первой собеседницей оказалась фрау Сосланд. Я приблизился к телефону вплотную, чтобы получше расслышать.
      – Ну? – с выражением проговорила та, стоило Джаичу произнести два слова.
      – Это говорит…
      – Я поняла, кто это говорит… Ну?
      – Мы приехали…
      – Меня не интересует, когда вы приехали, на чем приехали и прочая ерунда. Что вы намерены предпринять?
      Думаю, Джаич не был готов к подобному напору.
      – Хорошо бы встретиться, – пробормотал он.
      – Да? А это обязательно?
      – По крайней мере, весьма желательно.
      – Тогда не возражаю. А где?
      – Неважно…
      – Для меня это очень даже важно.
      – Хотя бы у вас, – предложил Джаич.
      – Вы с ума сошли! За моим домом могут следить!
      – Полагаете, что дело настолько серьезно?
      – Дело настолько серьезно, что я даже готова потратить уйму денег на ваше детективное бюро.
      – Предлагайте тогда вы. – Разговор у Джаича явно не клеился.
      – Мы можем встретиться в кафе на Цоо. Рядом с магазином «Альди». Завтра, в половине одиннадцатого.
      – Вечера?
      – Утра, конечно! Господи!
      – И как мы вас узнаем?
      – Я одену джинсы и кожаную куртку. В руках буду держать журнал… Нет, постойте! Лучше я возьму с собой свою собаку.
      – Какой породы?
      – Такса.
      – Договорились.
      – А как я вас узнаю?
      На минуту Джаич задумался.
      – Мы захватим с собой стриженую болонку, – проговорил он и повесил трубку.
      Потом посмотрел на меня и расхохотался.
      – Ну, что скажешь?
      – По-моему, она просто чокнутая.
      Он открыл себе новую банку пива.
      – Ты так думаешь?
      – Нас ведь еще Горбанюк предупреждал. Да и как она разговаривает? Разве человек в своем уме стал бы себя так вести?
      – А может, она попросту чем-то смертельно напугана?
      – Чем?! И потом, если я правильно понял, ей не меньше шестидесяти.
      – Ну, очевидно.
      – А ты обратил внимание на то, как она будет одета? Или это тоже со страху?
      – Подумаешь. Может, она – худенькая изящная женщина, и подобный наряд ей к лицу? К тому же на Западе одеваются кто во что горазд. Этим здесь никого не удивишь.
      Однако мне не хотелось с такой легкостью капитулировать:
      – Да и, вообще, все это дело, по-моему, яйца выеденного не стоит.
      Джаич уселся поудобнее.
      – Черт возьми, иногда бывает любопытно выслушать мнение дилетанта.
      «Спокойно, Крайский, спокойно», – сказал я про себя. А вслух произнес:
      – Если ты собираешься корчить из себя большого профи, разговор окончен.
      – Как угодно, – равнодушно отозвался он.
      Кухня наполнилась клубами «Партагаза», и Саймон в ужасе ринулся в комнату. Он признавал только дым от «Мальборо» и английских сигарет: «Ротманс», «Данхил», «Бенсон»…
      – Между прочим, собака – моя собственность, – с вызовом проговорил я. – Ты не имел права договариваться на ее счет без предварительного согласования со мной.
      – А я и не говорил, что собаку зовут Саймон, – возразил Джаич. – Если ты такой жмот, придется купить болонку на деньги бедной госпожи Сосланд. Но тогда уже именно той болонке я буду скармливать пиццу.
      – Ну и на здоровье! – сказал я. Однако мой воинственный пыл несколько поугас. – Ты внимательно смотрел по сторонам, когда мы ехали по городу?
      – Что ты имеешь в виду?
      – Все стены домов разрисованы точно таким же образом, как иконы у ее сыночка. И никто не думает делать из этого большую проблему.
      – Чтобы попасть на улицу, не требуется преодолеть кучу хитрых замков и сложную систему сигнализации.
      – Пацанва сейчас, знаешь, какая головастая? Сплошные хакеры.
      Сомневаюсь, чтобы он знал, кто такие хакеры, но он не стал уточнять. Да и, в принципе, я его хорошо понимал. Ему требовалось во что бы то ни стало удержаться на этой работе, а значит, дело нужно было представить таким образом, чтобы оно выглядело как можно более сложным, запутанным и опасным. Что ж, поиграем в сыщиков-разбойников. Я не возражаю.
      Джаич снова потянулся за голубой визитной карточкой и набрал номер госпожи Сосланд.
      – Это опять я, – сообщил он. – С вашим вариантом встречи ничего не выйдет… Т-с-с, тихо!.. Обращали внимание на небольшой домик, расположенный как раз посреди перекрестка рядом с Цоо? Там раньше находились справочное бюро и магазинчик, где торговали сувенирами… И по сей день? Замечательно! Вы должны стоять в половине одиннадцатого утра у входа в этот магазинчик. Рядом остановится темно-синий БМВ последней модели. В нем будем мы.
      Он положил трубку и весело подмигнул мне.
      – Максимум таинственности, – отозвался я. – Заказчица будет довольна. Все же я ни минуты не сомневаюсь, что Горбанюк правильно ее охарактеризовал.
      – Кстати, о Горбанюке. – Джаич поднял вверх указательный палец, затем извлек из кармана другую визитную карточку и снова принялся крутить телефонный диск. – Горбанюк? Это Джаич. Ну, как там водила? Оклемался?
      В ответ было промямлено что-то нечленораздельное.
      – Жить будет? – настаивал Джаич.
      – Так ему и надо, – проговорил Горбанюк. – Давно пора было.
      – Ах, вот как!? Тогда с тебя причитается за проделанную воспитательную работу. Передай ему, чтобы он заехал за нами завтра в десять ноль-ноль. Надеюсь, он не имеет ничего против?
      – М-м… С БМВ ничего не получится, мне очень жаль, – мягко сказал Горбанюк. – Завтра утром машина отправляется в Штутгарт.
      – Горбанюк! – тут же взорвался Джаич. – Что за ерунда?
      – Мне действительно очень жаль, но это согласовано с Лили.
      – Ах, значит уже успели наябедничать! А нам теперь что прикажешь делать?
      – Могу предложить другую машину, но только без водителя. Надеюсь, права у вас есть?
      – Права-то есть, но советские.
      Джаич по-прежнему называл все, что только можно, советским.
      – Ничего страшного, – успокоил его Горбанюк. – Это нормально. Кайн проблем.
      – А какая машина? – поинтересовался Джаич.
      Горбанюк замялся.
      – Ну-у, конечно, похуже чем БМВ.
      – Горбанюк, ты – убийца, – сказал Джаич и бросил трубку.
      Мне живо представилось, как на том конце провода Горбанюк облегченно вздохнул.
      Следующий звонок предназначался «голым пистолетам».
      – Курт? Это Джаич. Какой у нас здесь, собственно, номер телефона?… Да, на Паризэ штрассе, на Сэксише я ведь знаю, раз звоню.
      На обратной стороне одной из визиток он записал номер.
      – Да, Крайский с вами завтра обязательно свяжется. Чус!
      – Что такое «чус»? – поинтересовался я.
      – «Чус» – это что-то вроде немецкого «чао». Это я еще в свои прошлые приезды сюда со спортивными делегациями усвоил.
      На этом программа телефонных звонков оказалась исчерпанной. Джаич протянул мне визитные карточки.
      – Запомни номера телефонов.
      – Зачем?
      – Затем, что все визитные карточки нужно будет сейчас уничтожить.
      – Ах-ах-ах!
      – Делай, что говорят! Здесь тебе не цирк!
      – Слушаю и повинуюсь.
      – И не детский сад!
      Как у любого бухгалтера, у меня хорошая память на цифры, и я быстро справился с задачей. Джаич разорвал визитки на мелкие кусочки, после чего предложил мне попрыгать со скакалкой.
      – Но ведь мы только что выпили пива? – удивился я.
      – Подумаешь!
      Он принялся снова порхать над скакалкой наподобие художественной гимнастки. Получалось вполне прилично, и казалось настолько легко, что черт дернул и меня попробовать. Я несколько раз неуклюже бухнулся об пол, перепрыгивая через скакалку, и, наконец, с грохотом растянулся на ковролине. Почти сразу же послышался звонок в дверь. Рыжий сосед снизу оказался не доволен уровнем моей физической подготовки.
      – Пшел вон отсюда, – сказал ему по-русски Джаич.
      Тот что-то пробормотал про тишину, насколько мне позволяли судить скромные познания в немецком языке, и про «полицай». Затем Джаич захлопнул дверь у него перед носом. Думаю, немец еще хорошо отделался, поскольку рука Джаича угрожающе сжимала скакалку.
      – Почему у твоей скакалки такие массивные ручки? – поинтересовался я.
      – Так надо. – Он обмотал ее несколько раз вокруг пояса и завязал на узел. – Ну что, пройдемся? Между прочим, место нашего завтрашнего свидания находится отсюда в пределах пешего хода.
      – Я вижу, ты неплохо изучил Берлин.
      – Конечно, – согласился он. – Берлин – спортивный город.
 
      Уже вечерело. Мы миновали несколько тихих улочек и оказались на широком проспекте. Машины здесь неслись сплошным потоком. Нас окружали одни магазины и офисные конторы.
      – Капитализм, – пробормотал Джаич на манер Данько-Шварценеггера из фильма «Красный закат». – Капитализм… зараза.
      Вскоре мы достигли Цоо. Я осмотрел место встречи.
      – По-моему, здесь нельзя останавливать машину, – заметил я.
      – Браво, – похвалил меня Джаич. – Но мы и не будем останавливаться. Мы только подхватим ее – и баста.
      Затем Джаич показал, где начинается знаменитая Курфюрстендам. И я решил, что не время вилять и ходить вокруг да около.
      – Джаич, – сказал я, – если это – капитализм и если это – зараза, то, может быть, здесь найдется какой-никакой завалящий публичный дом?
      Сверх всяких ожиданий он не расхохотался. Он только на мгновение перестал перемалывать челюстями жевательную резинку.
      – Официально проституция в Германии запрещена, так что домов с фонариками ты здесь не найдешь. Но проститутки, разумеется, есть. Где их нету?
      У меня чесался язык добавить, что даже в страну развитого социализма они умудрились проникнуть, но сейчас мне было невыгодно дразнить его.
      – Знаешь что… – Джаич щелкнул зажигалкой и принялся отравлять воздух дымом «Партагаза». – Здесь имеется масса заведений, где особи противоположного пола берутся помочь одинокому идальго с помощью руки. Дешево и сердито.
      – Насколько дешево? – поинтересовался я.
      – По-моему, марок десять. Мне кажется, что для таких командировочных, как мы, это вполне по карману.
      – И они знают свое дело?
      – Поверь мне, – проговорил Джаич и осекся.
      Это прозвучало в высшей степени убедительно.
      Мы еще немного побродили по Курфюрстендам, а затем приблизились к одному из подобных заведений. Световая реклама и музыка, доносившаяся изнутри, были самого высокого качества. Джаич остался на улице, а я вошел. Стены здесь украшали большие фотографии с весьма соблазнительными голенькими девицами, сделанные на подсвеченном стекле. Девицы поощрительно улыбались. Они только и составляли мне компанию, поскольку больше в зале не было ни души. Отсюда можно было попасть в несколько отдельных кабинок. Я вошел в одну из них и закрыл за собой дверь. В кабинке имелась еще дверь, а помимо этого довольно много широких клавиш, на каждой из которых тоже размещалось по женской фотографии. Здесь женщины были куда паршивее. Я с трудом отыскал одну, мало-мальски приемлемую, и нажал на соответствующую клавишу. Раздался ласковый перезвон бубенчиков, и из соседней двери появилась о н а. Я сразу понял, что фотография на клавише лжет и что она сделана по меньшей мере лет десять назад. На лице у нее было килограмма два косметики, но все бы еще ничего, не угоразди ее снять с себя блузку и остаться в одних лишь шортиках. Терпеть не могу отвислые груди, а эти, пожалуй, были самыми отвислыми и морщинистыми в мире. Она улыбнулась и протянула руку к моему зипу, но меня только и хватило, что сунуть в эту руку десять марок и в панике броситься наутек. Я вылетел на улицу с такой скоростью, что Джаич чуть было не упустил меня. Потом меня едва не стошнило.
      – Так быстро? – удивленно вскинул он брови. Он продолжал отравлять воздух «Партагазом».
      Я высказал ему все, что думаю теперь о подобного рода заведениях.
      – Я ведь говорил, что зараза… – согласился Джаич. – И, вообще, эта проституция…
      – Это такая зараза, что она даже проникла в страну самого развитого в мире социализма, – Теперь я мог не заботиться о его настроении. – Именно проститутки послали нашу страну в глубокий нокаут. С подачи Запада, разумеется.
 
      Когда мы вернулись домой, Джаич предложил бросить жребий, кому занять маленькую, а кому – большую комнату. Честно говоря, я был даже несколько озадачен, поскольку чисто автоматически считал квартиру своей: ведь она так сильно напоминала мою собственную. Однако предложение Джаича, безусловно, являлось справедливым.
      Думаю, излишне упоминать, что жребий я проиграл. Джаич принялся бодро прыгать посреди выигранной жилплощади со скакалкой в руках, очевидно, совершая свой обычный вечерний моцион. Я же, почистив зубы и побрившись, разместился на узкой неудобной кровати в чуланчике.
      Вдоволь напрыгавшись, Джаич заглянул ко мне.
      – Эй, Крайский, завтра у нас появится собственная машина, и вечером мы поедем на улицу «17 июня».
      – Чем интересна улица «17 июня»? – полюбопытствовал я.
      – А там такой бабец в одних плавочках стоит – пальчики оближешь. Правда, он обходится значительно дороже, но ведь за удовольствие нужно платить.
      – Я тебе не верю, – отозвался я. Внезапно мне сделалось очень одиноко.