Будто его кто-то об этом просил.
      – О, это – очень скучная песня, – отозвался я.
      – А какая же тогда не скучная?
      – Ты мне расскажешь все.
      – эта песня еще скучнее, чем предыдущая. Стоит мне рассказать все, и мы с тобой оба – трупы.
      – Значит, для тебя выбора нет. Не расскажешь – сразу труп. А расскажешь – в неопределенном будущем.
      – Быстрее, чем ты думаешь.
      Прежде чем я понял, как нужно себя вести дальше, мои пальцы взвели затвор «бульдога» и прижали дуло к его виску. Пуля, лети! Лети, пуля!
      – Ты – камикадзе, – простонал Дервиш. – Ладно, что тебе хочется знать?
      – Каждый охотник желает знать, где сидит фазан.
      – А в переводе на нормальный язык?
      – В переводе на нормальный язык, на кого ты работаешь?
      – Почему ты считаешь, что я обязательно на кого-то должен работать? Я работаю на себя. И другие работают на меня.
      – А мне известно другое.
      – Ага! – со злостью воскликнул Дервиш. – Рыжая дурында! Так все устроила, чтобы имя назвал я.
      – Что еще за рыжая дурында?
      – Только не пытайся сделать из меня кретина. Я все думал, она или не она сидела тогда в зале. Нужно было отнестись к этому серьезно. Теперь понятно, как ты на нас вышел. Между прочим, Изабель сама могла бы сдать его с потрохами, но предпочитает сделать это моими руками. Сука!
      – Итак?
      – Изволь… – Дервиш сделал минутную паузу. – Только запомни, что ты сам этого хотел. Его зовут Ромуальдо Нуньес. Он входит в руководство мощного синдиката, по своему влиянию не уступающего Медельинскому картелю.
      – Где находится их штаб-квартира?
      – В Гондурасе.
      Значит, вот где пролегает загадочная страна Маргиб! Гондурас! Хорошенькое начало!
      – Зачем ему понадобилось убивать антикварщиков?
      – Не только ему, нам всем понадобилось. Славянский, в первую очередь, русский антиквариат – это наш совместный бизнес. А в последние годы антикварщики наладили прямые каналы и начали оказывать нам серьезную конкуренцию.
      – Кому это «нам»? «Фокстроту»?
      Дервиш взвыл:
      – Изабель! Сука!
      – К Изабель мы еще вернемся, – пообещал я. – Лучше расскажи, зачем это вам понадобилось пробираться в магазины и поливать лучшее из того, что там находилось, аэрозольными красителями?
      – Ромуальдо так хотелось. Он немного чокнутый. Ему хотелось дать антикварщикам последний шанс одуматься. Этакий эффектный жест. Подобные выходки дают ему основание утверждать, что он де человек доброй воли. К тому же он, естественно, терпеть не может полицию, а головоломка с проникновением в магазины и красителями по его замыслу должна была здорово попортить им кровь.
      – Неужели вы решили объявить войну всему миру антикварщиков?
      – По крайней мере, большей его части. Почему бы и нет, собственно?
      – Откуда взялось название «культурно-криминальная группа „Фокстрот“»?
      Дервиш усмехнулся, затем перевел взгляд на моих фантомов.
      – Кыш отсюда! – сказал он.
      В ответ Тролль пальнул в него из своего чудовищного револьвера.
      – Не отвлекайся, – потребовал я.
      – Когда-то мы танцевали с Изабель. И хоть это был обыкновенный фокстрот, она кричала мне: «…мой Нуриев…мой Барышников»… С тобой ничего подобного еще не было?
      Мне вспомнилось: «мой Аладдин», но я не собирался обсуждать эту тему с Дервишем.
      – Продолжай, – приказал я.
      – Потом мы поспорили. Она считала, что наша группа по определению является криминальной. Ей так больше нравилось. А я утверждал, что группа в первую очередь культурная, поскольку плоды ее деятельности – пропаганда русской культуры на Западе. В итоге мы достигли компромисса, и, поскольку в тот момент танцевали фокстрот, так и назвали ее – культурно-криминальная группа «Фокстрот».
      – Где это было?
      – В Париже.
      – Когда?
      – Полтора десятка лет назад. Ей было тогда восемнадцать.
      – Вы ведь не были иммигрантом.
      – Верно, но я часто выезжал за рубеж на гастроли. И не только я, многие из нашей группы имели такую возможность.
      Раздался стук в дверь. Я вышел в коридор и осторожно поинтересовался, кто это.
      – Горбанюк, – послышался голос.
      Я открыл. Горбанюка сопровождал тот самый шофер, который вез нас из аэропорта на БМВ и о существовании которого я успел уже позабыть. Они принесли с собой огромный футляр то ли от байдарки, то ли от каноэ, то ли от какого-то гигантского электрооргана.
      – Это еще что такое?
      – Не можем же мы в открытую нести Джаича по лестнице. В машине мы его вытащим. У нас микроавтобус с наглухо зашторенными окнами.
      – А куда вы его повезете?
      – У меня есть знакомый в нашем военном госпитале. Заведующий хирургическим отделением.
      Оказавшись в комнате, они остановились как вкопанные. На диване, будто мумия, восседал тяжело раненный Джаич, под окном на корточках – Дервиш, прикрученный скакалкой к батарее, на полу валялся пистолет с глушителем.
      – Еханый бабай! – воскликнул шофер.
      – Разрешите представить, – проговорил я. – Всемирно известный танцор Барри Амарандов.
      Тот осклабился.
      Горбанюк дико посмотрел на неподающего признаки жизни Джаича.
      Шофер «Гвидона» поставил футляр на пол и открыл его. Затем мы попытались засунуть туда капитана КГБ. Ноги не помещались.
      – Длинный, зараза! – выругался шофер.
      Ноги пришлось подогнуть, и футляр закрылся.
      – Он там хоть не задохнется? – поинтересовался я.
      – Не успеет. Лишь бы дотянул до госпиталя, а там все должно быть О'кэй.
      – А он что, живой еще? – вступил в разговор Дервиш.
      – Да, – подтвердил я. – Сегодня не твой день, верно?
      – Ну и везучий же этот сукин сын!
      Горбанюк и шофер взгромоздили футляр с Джаичем себе на плечи и понесли вниз. Я поцеловал подвернувшуюся под руку Малышку и возвратился к Дервишу.
      – Теперь об Изабель, – проговорил я. – Она имеет какое-то отношение к вашему бизнесу?
      – Раньше имела самое непосредственное.
      – А что случилось потом?
      – Ромуальдо дал ей коленом под ее аппетитный задик. Да это и неважно. Ведь все, что ты хотел узнать, ты уже знаешь.
      – Нет, не все, – спохватился я. – Я уверен, что среди антикварщиков у вас имеется осведомитель. Кто это?
      – Давай сначала обсудим, что ты намереваешься делать со мной дальше. Я, конечно, мог бы уподобиться красавице из «Тысячи и одной ночи» и рассказывать все новые и новые сказки для того, чтобы выжить. Но у меня не столь богатое воображение, как у Шехерезады.
      Я вздрогнул. Случайное ли это совпадение?
      – Жаль, – сказал я. – Я люблю сказки из «Тысячи и одной ночи». В особенности, про Аладдина.
      Он усмехнулся.
      – Я бы начал так, – продолжал я. – Жил-был Дервиш – посланец злого волшебника из далекой страны Маргиб…
      Дервиш продолжал усмехаться, и вдруг я с ужасом понял, что это отнюдь не реакция на мои слова. Потом за моей спиной послышалось деликатное покашливание, и хриплый голос с грузинским акцентом проговорил:
      – Не поворачиваться, оружие на пол, иначе стреляю.
      Мне даже сначала показалось, что это Бондо. Но, к сожалению, это был не Бондо, а Гоча Гуриели.
      В этот момент я сидел на четвереньках перед Дервишем. Я отбросил «Бульдога» в сторону и поднялся. Гуриели держал в руках пистолет с глушителем, поднятый им с пола. Это бы еще ничего, но рядом стоял парень с «Макаровым» в руках, лицо которого мне показалось знакомым. Однако актером он не был, в этом я нисколько не сомневался.
      Гуриели проверил пистолет и обнаружил, что тот разряжен.
      – Где запасная обойма? – обратился он к Дервишу.
      – У меня в кармане, – отозвался тот. – Развяжите меня.
      Гуриели подошел к нему, нащупал в одном из карманов обойму и вставил ее в пистолет. И тут же всадил в Дервиша несколько пуль.
      – Зачем? – удивился его напарник.
      – Разве ты не понял, что он нас продал? – Гуриели выругался по-грузински. – Ладно, Дервиша мы захватим с собой, а этого кончай из «Макарова».
      Черный зрачок пистолета поднялся и уставился на меня. И тут я понял, где я его уже видел. На фотографии в доме у прапорщика Белецкого!
      – Гунько! – крикнул я, и парень от неожиданности вздрогнул. – Гунько, где Никодимов, Гунько?
      – Кончай его, Гун, – сказал Гуриели.
      – Нет, сначала я должен выяснить, откуда он меня знает.
      – Нас заложил Дервиш. Неужели не понятно? Пока мы выполняли его задание, он нас здесь сдал. С потрохами!
      – Но Дервишу ничего не было известно о Никодимове, – возразил Гунько.
      – Ты уверен? – заинтересовался Гуриели. – А кто это такой?
      – Мой кореш. Он сейчас в Боснии.
      Они говорили, а я лихорадочно думал, как спастись. Малышка и Тролль остервенело палили из своих пушек, но теперь они помочь были не в состоянии. К сожалению, ни Гуриели, ни Гунько не обладали теми способностями, какими обладали Бобо и Дервиш.
      Неожиданно за спиной у Гуриели я заметил Саймона. По своему обыкновению тот принялся подкрадываться к чужаку с тыла, не издавая при этом ни звука.
      – Ладно, кончай его, – повторил Гуриели. – Черт с ним. Пусть уносит свои знания в могилу. Какая разница…
      И здесь Саймон сделал прыжок. Гуриели ойкнул от неожиданности, выронил пистолет и схватился руками за задницу. Гунько перевел взгляд на него. Не теряя ни секунды, я схватил с журнального столика почти допитую бутылку «Метаксы» и что было силы треснул ею Гунько по голове. Тот рухнул на пол. Я рванулся вперед, оттолкнул Гуриели, пытавшегося в этот момент сбросить с себя Саймона, и кинулся вон из квартиры.
      Ключи от «Твинго» лежали у меня в кармане. Судорожно открыв дверцу, я влез в машину и помчался по улицам города. Сердце бешено колотилось. Мой бедный Саймон! Эти сволочи наверняка с ним разделаются. Он ведь не плод моего воображения. Но я-то жив!
      Я стал лихорадочно соображать, что нужно сейчас сделать в первую очередь. Раненого Джаича успели эвакуировать. Я тоже остался в живых. Однако банда еще не обескровлена. Конечно, лучше было не бежать сломя голову из квартиры, а схватить с пола «бульдога» и тут же прикончить обоих. Но это я теперь такой умный, задним умом. А тогда действовал чисто автоматически.
      Что же делать? Сам я с ними не управлюсь, это точно. Да и вообще, если верить тому, что говорил Дервиш о Ромуальдо Нуньесе, никто с ними не управится. Нужно ноги уносить пока не поздно. И молить Б-га о том, чтобы Нуньес не сел на хвост «Гвидону». Нужно явиться к «голым пистолетам» и потребовать, чтобы они убедили во всем этом Лили. Да и, вообще, мне больше некуда деваться. На Паризэ штрассе возвращаться нельзя, с Горбанюка хватит и того. что уже на него свалилось. Теперь я бездомный и без оружия.
      Я остановился у какого-то сквера, разобрался, где нахожусь, и поехал на «Сэксише» штрассе. Метрах в ста от дома Курта Трахтенберга была небольшая площадка для парковки машин. Я оставил там «Твинго» и, соображая, как лучше преподнести им последние новости, направился к дому. И тут раздался оглушительный взрыв. От неожиданности я слегка присел и втянул голову в плечи. Стены дома выстояли, однако крыша частично провалилась внутрь. Оконные стекла вылетели. Вслед за ними из одного из окон, словно из катапульты, вылетел раскрытый портативный компьютер и упал прямо у моих ног. Обломком черепицы мне здорово ушибло плечо. Все пространство вокруг было усеяно точно такими же обломками. Из оконных проемов начало бить пламя.
      Прижимая руку к плечу, я склонился над компьютером. Он имел темно-серый корпус, значит, принадлежал Пью Джефферсону. У Трахтенберга компьютер был черного цвета, а у Жана Дюруа – темно-синего. По дисплею проходила рваная рана, однако клочек его еще жил. На нем пульсировали два слова, написанные по-английски четким жирным шрифтом. Я попытался перевести их и вздрогнул. Там было написано: «Fly, bullet!» «Лети, пуля!»
      От отчаяния я зарыдал.
 
      Из первого попавшегося аппарата я позвонил Лили. На сей раз она сама подняла трубку.
      – Ситуация резко изменилась, – прохрипел я. – Джаич тяжело ранен. «Голые пистолеты» убиты. В деле оказалась замешана серьезная международная мафия. Мне кажется, лучшее, что мы можем сейчас сделать, это уйти, добросовестно заметая следы. Иначе «Гвидону» конец.
      – Повтори, что ты сказал, – потребовала Лили таким голосом, что кровь застыла у меня в жилах.
      – Они мертвы, Лили, – проговорил я. – И это – факт, от которого никуда не денешься. Мне очень жаль.
      – Ты знаешь, кто это сделал?
      – В принципе, да. – Мне вспомнились слова Гуриели: «Пока мы выполняли его задание, он нас здесь заложил.» – Оттого и говорю, что нам лучше убираться отсюда подобру-поздорову.
      – Завтра встречай меня в аэропорту, – сказала Лили и повесила трубку.
      – В каком?! – крикнул я в отчаянии, но короткие гудки были мне ответом.
      Предстояло решить вопрос, где переночевать. Паспорт и деньги я все время носил с собой, так что мог снять номер в гостинице. Однако я не знал всех возможностей противоположной стороны. Ребята из «Фокстрота» сейчас наверняка разыскивают меня. Разумеется, знай они заранее, как обернется дело, они не спешили бы взрывать дом, поскольку у них появился бы шанс накрыть нас всех вместе. Теперь же дальнейшие их действия наверняка будут продиктованы тем, какой именно информацией они располагают. Знает ли кто-либо, помимо ушедшего в небытие Дервиша, об активном вмешательстве Изабель Демонжо? Впрочем, ее уже нет в Берлине. Разнюхал ли их наводчик, о котором к несчастью я так ничего и не успел узнать, о моей связи с Мариной Косых? Если нет, то можно было бы переночевать у нее. Но ведь узнали же они каким-то образом о существовании «голых пистолетов». А это было, пожалуй, значительно труднее. Коль скоро они пронюхали о «голых пистолетах», точно так же они могли вычислить и контору, на которую мы с Джаичем работаем, координаты бюро Горбанюка и даже его домашний адрес.
      За неимением лучшего, я решил выехать куда-нибудь на природу и переночевать в машине. Лето в разгаре, ночи сейчас теплые. Правда, машина небольшая, и с особым комфортом в ней не устроишься, но одну-то ночь перетерпеть можно.
      В соседнем имбисе я купил два денер-кебаба и тут же сожрал их. Затем выбрался на шоссе Лейпциг-Нюренберг-Мюнхен. С подвернувшейся по пути заправки позвонил Горбанюку. Он уже был на месте.
      – Лили завтра прилетает, – сразу же сообщил он, как только услышал мой голос.
      – Я знаю, – отозвался я. – Что с Джаичем?
      – Привезли его как раз вовремя, чтобы сохранились шансы. Во всяком случае, приятель меня обнадежил.
      – Послушай, Горбанюк, они подложили бомбу в дом, где находились «голые пистолеты». От них не осталось даже мокрого места.
      – О, Б-же!
      – Я бы порекомендовал тебе эвакуировать весь персонал из офиса, а самому с семьей переждать пару деньков у кого-нибудь из знакомых.
      – Я так и знал, что этим кончится! Я чувствовал! А тот танцор, которого ты привязал к батарее, он что-нибудь рассказал? Я думал, что он и есть преступник и что ты его уже обезвредил.
      – Да, он преступник, и он мертв. Но остальные-то живы и на свободе. Расскажи я тебе сейчас, кто является нашим противником, ты бы живо в штаны наложил.
      – Не нужно мне ничего рассказывать! – Пожалуй, Горбанюк прекрасно бы спелся с Дервишем. – Разумеется, я эвакуирую людей и спрячусь сам. Спасибо, что предупредил. Но завтра мы увидимся. Я должен встретить Лили в аэропорту.
      – В каком? – тут же поинтересовался я.
      – В Тегеле.
      – Когда?
      – В десять тридцать утра.
      – О'кэй.
      Чем меньше я буду находиться в одиночестве, тем лучше. Хотя… Б-г его знает.
      – Пока, Горбанюк.
      – Послушай, Крайский!..
      – Да. – Я вернул трубку к уху.
      – Я хочу сказать, что поначалу совершенно не воспринял тебя всерьез. Но я заблуждался.
      – Ладно, – сказал я. – Ты тоже на многое оказался способен, хотя в этом деле был, как говорится, сбоку припеку.
      – Как там моя машина?
      – Завтра повидаешься с ней.
      – Привет ей от моей супруги.
      – Хорошо, передам.
      Дозаправив «Твинго», я въехал в ближайший лес. Было шесть часов вечера. Воздух вокруг был напитан одурманивающим запахом. Пели птицы. Я остановился возле «кирпича», воспрещавшего дальнейшее продвижение на автомобиле, и опустил стекла. Через несколько минут мимо меня прокатили два велосипедиста. Потом еще и еще. Я подумал о том, что Лили наверняка захочет узнать, как отыскать Гуриели и остальных, а я ничем не смогу ей быть полезен. Дом, в котором я обнаружил Джаича, не в счет. Не такие уж они кретины, чтобы дважды попадаться на одну и ту же удочку. Конечно, если к ним прибудет подкрепление из Гондураса, то они могут оказаться и там, но в этом случае… Кстати, о возможном подкреплении из Гондураса. Гондурас отсюда куда дальше, чем Россия, и если даже «Фокстрот» запросит помощи, прибудет она позднее. Конечно, у них вполне может оказаться собственный реактивный самолет, но слишком мала вероятность, что Нуньес примчится сюда сломя голову. Стало быть можно попытаться опередить их если не терять времени. Но как их найти?
      Мимо проехали еще несколько велосипедистов. Я вышел из машины и прошелся по лесу. Конечно, жаль, что я не успел ничего разузнать о наводчике. Его можно было бы взять за горло и таким образом выйти на «Фокстрот». Вот уж неразрешимая задачка! Я снова мысленно перебрал всех берлинских антикварщиков, оставшихся в живых. Октавиан Сидоров, Марк Немировский, Артур Ризе, Карлхайнц Бреме, Вилли Гройпнер, Пауль фон Лотман, Барбара Штилике, Маргарита Туник-Нитнер, Эрнест Тухер, он же Жопес… Ну и, естественно, Юрий Сосланд. Бреме и Гройпнера я отмел сразу. Будь они замешаны, Изабель Демонжо давно бы не поздоровилось. Немного подумав, исключил и фон Лотмана. Ведь он рассказал нам о Никодимове и Гунько, а это, во-первых, реальная ниточка, а, во-вторых, о Никодимове ничего не знали даже Гуриели и Дервиш – Гунько ничего о своем приятеле им не рассказывал. Сосланда я тоже вывел из круга подозреваемых, хоть это и не понравилось бы Троллю. Окажись он наводчиком, наше берлинское представительство взлетело бы на воздух куда раньше, чем дом Трахтенберга. С оставшейся же шестеркой я провозился до позднего вечера, но так и не пришел ни к какому выводу.
      Поужинав печеньем и колой, я принялся крутить ручку приемника, и тут меня осенило. Ведь раньше мы с Джаичем, да и с Троллем, исходили из того, что один из антикварщиков, по-видимому, является заказчиком, главной фигурой. А теперь я знаю, что это не так. Заказчик обитает в Маргибе. То бишь – в Гондурасе. Но Джаича «Фокстрот» все же выследил. И, будучи у них в «гостях», он слышал разговоры из которых сделал вывод, что наводчик действительно существует. Простой, как сейчас выясняется, наводчик, не более того. Он понадобился лишь в момент, когда «Фокстрот» задумал запугивание, а если потребуется по ситуации, то и истребление берлинских антикварщиков. То есть, совсем недавно. Вряд ли бы им удалось войти в сговор с кем-нибудь из них, тем более, что все они – из противоположного лагеря. Все антикварщики занимаются своим делом много лет. Включая и Барбару Штилике, которая, хоть и приехала из Парижа недавно, но в Париже-то начинала Б-г весть когда.
      Из этого следует первый вывод: никто из антикварщиков не может быть наводчиком.
      Но наводчик существует! Каким же образом удалось «Фокстроту» заполучить его? И тут я вспомнил Павлинову. Когда в КГБ захотели иметь своего наблюдателя, они подсунули женщину Жопесу. Только и всего. Осталось проследить, с кем из антикварщиков был проделан аналогичный маневр. Я подумал и похолодел. Мариночка Черных! Не зря ведь только они с Павлиновой, если не считать самих антикварщиков, явились на встречу, которую нам организовали в магазине у Юрико. Марина и Анатолий Косых познакомились недавно и почти сразу же поженились. И я беднягу Косых прекрасно понимаю: он попросту потерял голову.
      К тому же адрес… Я взвыл во весь голос. Джаич тяжело ранен, а сам я только чудом избежал гибели, – и все по своей же собственной глупости. Похотливый самец! Ведь это я сообщил ей наш адрес, затем провел с ней ночь на диване Джаича. А когда Дервиш оказался у нас в гостях, даже сразу не подумал, как это могло произойти. И никто другой среди антикварщиков не знал нашего адреса! Даже фрау Сосланд с сыночком.
      Сука! Но теперь, по-видимому, она уже предупреждена и исчезла, ведь произошла утечка информации со стороны Дервиша. Стоп! Они слышали конец разговора, иначе бы не поняли, что Дервиш раскололся. А раз так, то им известно, что о наводчике он ничего не успел рассказать. Существует маленький шанс, что она еще находится в пределах досягаемости.
      Мне захотелось покурить. Я порылся в бардачке, но обнаружил только начатую пачку «Партагаза». Закурил и тут же выбросил сигарету: редкая гадость.
      Я снова поехал на заправочную станцию и позвонил Марине.
      – Да? – послышался ее сонный голос.
      Она была на месте! Сучка! Сучка! Сучка! Отвратительная сучка!
      – Мариночка, это Крайский, – закричал я в трубку. – Ни в коем случае не приходи ко мне сегодня, это может оказаться опасным.
      – А что случилось? – поинтересовалась она с некоторым вызовом. – Я могу застать там соперницу?
      – Если бы! Все гораздо хуже. О подробностях сообщу тебе позже, это не телефонный разговор. Я сейчас вынужден скрываться и звоню из-за города. Просто должен был тебя предупредить, вот и все.
      – А ты где? – Голос Марины потеплел. – Ты бы мог переночевать у меня.
      Я был тронут. Воистину добрая душа! Не так ли?
      – Сегодня, к сожалению, уже не получится, – сказал я. Если можно, я приду к тебе завтра.
      – Господи! Конечно, можно.
      – Я хочу тебя. – И это было истинной правдой.
      Она рассмеялась.
      – Я тебя тоже хочу, мой мужчинка.
      Лицо мое перекосило, словно от кислого лимона. Ладно, разберемся и насчет мужчинки тоже, успокоил я себя.
      – Целую, – буркнул я и повесил трубку.
 
      Когда к аэропорту подкатили две наши машины – БМВ и голубой микроавтобус марки «Фольксваген», – я уже был на месте. За рулем БМВ сидел Горбанюк, микроавтобус пригнал неизвестный мне парень, почти подросток, необыкновенно худой, в джинсовом костюмчике и огромных относительно всего остального кроссовках «Найк».
      Мы поздоровались и принялись вместе прогуливаться по гигантскому кольцу, представлявшему собой здание аэровокзала. Пассажиры интересующего нас рейса должны были появиться у секции № 37. Горбанюк сообщил, что операция у Джаича прошла успешно и в настоящее время он находится в реанимации, а представительство наше на воздух пока еще не взлетело. Что без труда можно было объяснить: ведь Марине ничего не было известно о «Гвидоне». Впрочем, о «голых пистолетах» ей тоже ничего не было известно.
      Как и следовало ожидать, Лили Лидок прибыла не одна. Сопровождал ее весь цвет «гвидоновской» охраны: Бондо, Грач, Миксер, Ева, Блондин и Чарли. Причем, Лили, Бондо и я были приглашены в БМВ, а остальные разместились в микроавтобусе.
      Лили выглядела не лучшим образом: глаза припухли, лицо осунулось.
      Поначалу я думал, что мы следуем к зданию представительства, но через некоторое время Берлин выронил нас, и мы помчались какими-то проселочными дорогами мимо маленьких, довольно аккуратных деревушек.
      – Куда мы едем? – поинтересовался я.
      – В Вюнсдорф, – отозвался Горбанюк.
      – Зачем?
      – Нэ задавай сылышком много вопросов, – вмешался Бондо.
      Вопросы принялась задавать Лили, и постепенно я рассказал ей все, начиная с нашего появления в Берлине и заканчивая моей вчерашней беседой с Мариночкой Косых.
      – Адрес Курта ты ей тоже давал? – поинтересовалась Лили.
      Я отрицательно покачал головой.
      – Твое счастье. Тогда откуда они могли его узнать?
      – Понятия не имею.
      Над этой проблемой я и сам ломал себе голову остаток ночи.
      – Когда будем в Вюнсдорфе, позвонишь этой стерве и скажешь, что придешь к ней в четыре часа.
      Честно говоря, мне представлялось, что мы дружно проберемся в военный городок через забор у магазинчика, однако у КПП нас дожидался поджарый мужчина лет пятидесяти в генеральском мундире. Завидев Лили, он тут же устремился вперед с распростертыми объятиями.
      – Генерал Горемыкин, – представился он, обернувшись к остальным.
      Машины беспрепятственно въехали на территорию и остановились возле небольшого обшарпанного домика. Мы прошли в помещение.
      – Здесь все, что тебе может понадобиться, – сказал генерал.
      На столе в сырой затхлой комнате были навалены несколько автоматов системы «Калашников», пару десятков гранат, множество рожков с патронами, два пистолета «Макаров» и невесть откуда взявшийся фауст-патрон. Бондо взял в руки фауст-патрон и принялся его разглядывать.
      – Оружие возмездия, – подал голос генерал.
      – Это как раз то, что нам сейчас нужно, – отозвалась Лили.
      – Откуда? – поинтересовался Горбанюк.
      – Неважно. Умеете с ним обращаться?
      – Разбэремся, – сказал Бондо.
      После этого стало окончательно ясно, что речь уже идет не об антикварщиках и не о заказе фрау Сосланд, а речь идет о возмездии. И что жажда возмездия засела в Лили так глубоко, что она даже не боится ввязаться в драку с международной мафией.
      Генерал олицетворял собой саму любезность. Он детально объяснил Бондо, как нужно обращаться с фауст-патроном.
      – Может, вам нужна какая-нибудь коммуникационная техника? – поинтересовался он.
      Лили вопросительно посмотрела на Горбанюка.
      – У нас имеется несколько радиотелефонов фирмы «Моторола», – сообщил тот, – официально зарегистрированных в немецком «Телекоме».
      – А-а, – сказал генерал.
      Оружие аккуратно завернули в линялые армейские одеяла и перенесли в микроавтобус.
      – Если потребуется помощь в живой силе, дай только знать, – тепло произнес генерал Горемыкин на прощание, обращаясь к Лили.
      – Буду иметь в виду, – проговорила та и неожиданно всхлипнула.
      – Ну-ну, – успокоительно сказал генерал и поцеловал ее в щеку.
 
      Прежде чем отправиться к Марине Косых, мы заехали на Паризэ штрассе. Дверь в квартиру была открыта, однако ни Дервиша, ни Гунько – я все время думал, не зашиб ли его ненароком насмерть – внутри не обнаружили. Посреди комнаты валялась знаменитая скакалка. Не было и Саймона, и я горестно вздохнул. Однако его трупа мы тоже не нашли, что внушало слабую надежду.
      У дома Косых пришлось немного подождать. Лишь когда в подъезд вошла большая шумная немецкая семья, туда же устремились и Ева с Миксером, не позволив двери захлопнуться. Потом они впустили Блондина, тащившего большую спортивную сумку. (Между прочим, Ева – отнюдь не девушка. Это парень с большим квадратным телом и квадратной же физиономией. Откуда появилось прозвище не знаю, но особенно не удивляюсь, поскольку раньше мне приходилось общаться с тоненькой, изящной девушкой по прозвищу Фельдфебель. Так что всякое бывает.)
      Минут через двадцать после вышеописанных приготовлений к подъезду приблизился я.
      – Кто там? – прозвучал в домофоне голос Марины.
      – Крайский.
      Зажужжал электрический замок. Я поднялся на лифте на седьмой этаж и принялся спускаться по внутренней лестнице. С интервалом в один пролет за мной бесшумно следовали Блондин, Ева и Миксер.
      Оказавшись в холле, я тут же нос к носу столкнулся с Ярославом Гунько и каким-то коренастым азиатом с уродливым шрамом на правой щеке. На голове у Гунько красовалась марлевая повязка. У обоих в руках было по пистолету.
      – Добро пожаловать, – проговорил Гунько и вполне приветливо улыбнулся.
      За его спиной мне удалось разглядеть Марину, и я пригрозил ей указательным пальцем.
      – Нужно предупреждать, когда у тебя гости?
      – Девочке захотелось сделать сюрприз, – возразил Гунько. Затем улыбка сползла с его лица, уступив место озабоченному выражению. – Однако, я смотрю, ты не очень-то удивлен.
      В этот момент в холле показался мой арьергард с «калашниковыми».
      – Я тоже давний любитель сюрпризов, – проговорил я.
      Трудно сказать, как повел бы себя Гунько, но азиат тут же швырнул пистолет на пол и поднял вверх руки. Гунько пришлось последовать его примеру. Их связали и усадили рядышком в 2 из 1-2-3.
      Я подошел к оцепеневшей Марине и с наслаждением врезал ей кулаком в подбородок. Я тебе покажу мужчинку! Собрав по пути торшер, этажерку и настольную вазу, она завалилась в угол комнаты. Через мгновение оттуда послышались громкие рыдания.
      Мы с охранниками тщательно обследовали всю квартиру, убедившись, что в ней больше никто не прячется и что наш сюрприз в этой череде сюрпризов является последним. После чего Блондин позвонил по радиотелефону. Мы расселись в произвольном порядке и принялись ждать. Через несколько минут в холл в сопровождении Бондо спустилась Лили.
      Окинув взглядом помещение, Лили сразу же направилась в угол и ударила Марину ногой. Та заголосила еще громче.
      – Где остальные члены банды? – спросила ее Лили.
      – Я не знаю, – сквозь рыдания отозвалась Марина.
      – Ты мне ответишь за Пью, – зловеще прошипела Лили и снова ударила Марину ногой. – Сполна ответишь.
      – За какого Пью?! – в истерике закричала Марина. – Я не знаю никакого Пью!
      – Молчи, стерва!
      В этот момент зазвонил телефон.
      – Возьми трубку, – тут же сориентировалась Лили. – Если это Гуриели или кто-то другой, скажи, что с Крайским покончено и дружки твои уже ушли. Прекрати плакать, стерва!
      Марина вытерла рукой слезы и подошла к аппарату. Бондо протянул ей трубку.
      – Гоча, освободи нас! – неожиданно заорала та. Бондо мгновенно перерезал ножом телефонный провод, но это не произвело на Марину ни малейшего впечатления. – Гоча, миленький! Ну, пожалуйста! Я не хочу здесь больше оставаться! Я хочу уехать! Они меня бьют! – Обрубок шнура, торчащий из трубки, болтался у Марины перед самым носом, но она этого совершенно не замечала. Бондо ударил ее в челюсть, и она отлетела назад в угол, но трубку из рук не выпустила и все продолжала кричать: – Ну Гоча! Ну миленький! Ну, пожалуйста!
      Охранники Лили взялись за Гунько и азиата, и азиат мигом все выложил. Оказалось, что оставшиеся четыре человека находятся все там же на Пауль-Людвиг-Штрассе 54. Поначалу я удивился, но затем вспомнил пассаж Джаича по поводу того, что, дескать, если «они знают, что мы знаем, что они знают», где мы до этого находились, они никогда не будут нас там разыскивать, поскольку уверены, что мы там больше ни за что не появимся. Видимо, Гоча Гуриели размышлял приблизительно так же.