Пролог

Он умирал. Аллегорически он напоминал огромного кита, выброшенного на берег от сбоя биологических приборов локации или же неправильной интерпретации гидроакустического отражения подводного мира. Кит еще жив, но помещен в иную вселенную – ужасный мир, из которого его предки бежали так давно, что ноги успели обратиться ластами. Кит жив, однако знает – ему никак не успеть произвести обратное преобразование. Кожный покров пересохнет раньше, а большой, шестикилограммовый мозг в голове стечет сгустком расплавленного жира. Кит жаждет орать от боли, но умирает молча: в новой среде обитания он не способен породить сверхмощный акустический луч, могущий запросто лишить разума целую стаю макрели.

Он умирал, но не являлся китом, хотя был не меньше – наоборот, много больше и тяжелей. Да и вообще, с фактографической точки зрения, он не обязан был даже уметь умирать. Он являлся механизмом, или скорее симбиозом множества механизмов. Очень сложным, очень многофункциональным, но все-таки примитивным по строению даже в сравнении с бактерией. Но все же он умирал, ибо, как и кит, оказался внезапно выброшен в непривычную, парализующую двигательную систему обстановку. Умеющий пронизывать моря и пересекать океаны, он был обездвижен и покоился посреди суши, правда, не на тысячи, а всего на пятьдесят метров выше уровня моря.

Остатки некогда оберегавшей его воды до сих пор стекали по его телу, а огромная лужа под ним не собиралась запросто сдаваться тропическому солнцу. Но что с того? Он попал в западню, ибо доверился еще более огромному, но совсем уж примитивному механизму, осуществляющему функцию, сходную с переливанием крови. Однако этот чудовищный – двухсотметровой толщины – капилляр перекачивал не кровь. Он осуществлял функцию соответствующей масштабности. Являлся связующей нитью двух распластанных по планете и разделенных материковым телом океанов. Качал их кровь – соленую морскую воду с одного в другой и обратно. Разумеется, наивные маленькие существа, входящие в симбиозную связь с агрегатом капилляра, не считали это главным. Они регулировали некий товарооборот: перекачка соленой воды оказывалась дополнительной, паразитной работой. Но это, конечно, по их букашечьему мнению.

Однако сейчас чудовищный капилляр, протянутый в прореху горных цепей, оборвался. Чей-то великанский скальпель чиркнул по его телу, и вода ушла. Теперь там и тут вблизи места надреза не шевелясь умирали железные носители товарооборота. Тот, о котором говорилось вначале, был самым большим. Правда, он никогда не участвовал в перевозке товаров, однако и сказать, что он совершенно не имел отношения к процессу, тоже нельзя. Все в этом мире так серьезно и тщательно переплеталось.

А рассечение океанского капилляра произвел микроб, или уж, по крайней мере, муравей. Это исходя из соотношения его размеров с масштабами действа, кое свершилось. Микроб не являлся хирургом. И строителем-гигантоманом он тоже не являлся. Он имел незаконченное высшее образование менеджера, однако то ли в силу частных обстоятельств, то ли в связи с проявлением общепланетарных катаклизмов в сообществе существ доминирующего на Земле вида что-то там пошло не так. В общем, с образованием у него не получилось. И, как следствие, с нормальным трудоустройством тоже. Правда, в тех местах, где его взрастили, это давно уже было не проблемой – просто повальным бедствием. Так бы он и мотылялся общественными стихиями куда ветер подует до безуспешного вхождения в зрелость, но однажды, через каких-то неясных знакомых, ему привалило счастье вступить в ГОМ – “Группу освобождения мира”. Кто знает, было ли все это случайностью или его завербовали по предварительному сговору, учитывая европейскую внешность не ведающего своего счастья кандидата? Вообще-то уже к 2020-му пластическая хирургия значительно подешевела, но все едино, для третьих стран цены оставались запредельными; да и вообще, почему б ГОМ не сэкономить, если имеются варианты? Тем более кто такие рядовые “братья-освободители”? Если от природы либо из соотнесения расположения звезд невезуч – расходный материал. Ибо чем вообще-то заняты “братья-освободители” ГОМ? Чем, по сути дела, получается освобождать мир в период глобально-повсеместного владычества империализма? Естественно… Только террором.

До момента рассечения океанского капилляра Фошка Джюрдже, по происхождению серб и, в общем-то, настоящий европеец, участвовал в нескольких террористических акциях. И уже дважды он делал это в качестве главного исполнителя – то есть носителя бомбы. Нет, он не был смертником и не собирался им становиться. Благодаря заранее проведенной подготовке и внезапно открывшимся способностям, он изначально относился к более высокой категории подрывников. Тех, кто делает свои трюки, не входя в зону поражения смертельно опасных “игрушек”. Кстати, за три десятилетия двадцать первого века, благодаря всемерному напряжению в развитии подрывного дела, зона поражения самодельных, точнее ремесленно изготовленных, бомб достаточно сильно возросла. Теперь от умельцев-подрывников требовалось еще более серьезное отношение к правилам техники безопасности. И Фошка Джюрдже, естественно, выполнял их все, по крайней мере, в пределах возможного при столь опасной работе.

Кроме того, не менее чем гордость от пережитого риска, он возлюбил получать за свою работу достойное вознаграждение. Четкая антиимпериалистическая направленность ума помогала ему без зубовного скрежета переживать послерейдовые сводки новостей. Естественно, он прекрасно ведал, что сообщаемые там потери среди гражданского и прочего населения солидно, в крайнем случае по мере возможности, замалчиваются властями. Вот, например, предыдущий раз. В славном городе Варшаве, благостно позабывшем немецкие бомбардировки восьмидесятилетней давности, а уж тем паче русского воина-освободителя, внезапно рухнули от взрыва четыре пятиэтажных строения. Трое погибших, несколько раненых. Учитывая количество квартир… Но, наверное, случаются на свете чудеса. Тем более эти сообщения есть акция информационной войны. Эти войны – информационная и реальная, с настоящим трупным запахом, – так сильно переплелись. Уже не ясно, что есть продолжение одной и исходная причина следующей.

Вообще-то, может благодаря отсутствию достаточного образования, Фошка Джюрдже оказался излишне самоуверен. А ведь его должна была насторожить обещанная последствием выполнения акции сумма. Выраженная арабскими цифрами, она имела в конечной части добавочный нуль, сравнительно с обыденными расценками, разумеется.

Застрявший в горах морской кит-левиафан представлял собой брата-близнеца покалеченного намедни ударного авианосца “Том Клэнси”. Но ведь тот все-таки подвергся атаке в окрестностях Африки, в родимой стихии Атлантики, и это было не так обидно. Умирать здесь, в обезвоженной среде, гораздо выше уровня моря – что могло быть более позорно для морского хищника, в нормальных условиях доминирующего над сушей и воздухом?

Как и “Клэнси”, этот корабль назвали в честь писателя, и, кстати, гораздо более знаменитого и древнего. И так же, как “Клэнси”, “Фенимор Купер” относился к новейшему классу авианосцев. Глупость, теперь уже явная пустопорожность предварительного расчета, загнали его в горы. Это ж надо было додуматься тащить самый мощный из оставшихся на сегодня подвижных форпостов Соединенных Штатов из океана в океан самым коротким путем – через Панаму. Ведь можно было, вполне можно, и даже из сегодняшнего прозрения необходимо, перебраться в Мексиканский залив привычным способом, с огибанием Южной Америки или даже с обходом Огненной Земли. Однако обстоятельства, чертовы геополитические обстоятельства… Те самые, для разрешения которых и создавался “Фенимор”…

Они заставляли торопиться, брали за горло. Дело уже было вовсе не в затратах топлива из-за удлинения маршрута, тем более что в событиях участвовал атомный котел с гарантированной заправкой в полтора миллиона миль. Первостепенную роль заграбастало время. Любую, тем более не планируемую и раздутую не тобой неурядицу легче всего задавить в зародыше. Пара-тройка эскадрилий морской авиации, в нужный момент прошедшая над не в меру разгоряченными головами, может разрешить щекотливую и неясную ситуацию с достаточной уверенностью. Многосуточное отклонение к проливу Дрейка вполне способно привести к тому, что простой слитности гиперзвукового удара по перепонкам, в момент пересечения эскадрильей скоростного барьера, станет уже недостаточно. Что тогда окажется в самый раз? Прицельная привязка бомб к лазерному лучу или четкая выверенность ковровой бомбардировки центральных улиц подвернувшегося под руку мегаполиса? И то и другое очень нежелательно, а в пределах метрополии даже вовсе недопустимо.

Помимо всего, играли роль затраченные десятилетие назад сто пятнадцать миллиардов долларов. В преддверии грядущего топливного кризиса – точнее, нефтегазового коллапса – Панамский канал углубили и, помимо того, произвели модернизацию – перестройку основных шлюзов. Затраченные доллары требовалось время от времени оправдывать. Почему не попробовать протащить меж гор новейший авианосец? Доработка океанского капилляра вполне позволяла продевать в шлюзовые створки даже стотысячетонных монстров. И как на этом фоне было не возродиться верованию в предначертанность судьбы? Ведь оказывается, чьи-то отстоящие во времени решения теперь определяли последовательность действий сегодняшнего дня.

Ныне “Фенимор Купер” вместо помощи в стабилизации обстановки в метрополии добавил головной боли вкопанным в Кордильеры стратегическим командным пунктам. Им следовало напрячься, думая не просто о том, как перенести его в Атлантику, а вообще выручать из щекотливой ситуации.

А самоуверенность Фошки Джюрдже служила ему хорошую службу и ранее. Это ведь не лишнее качество для саперов, хотя обычно все подозревают главным достоинством людей такой профессии осторожность. Но ведь само собой разумеется, что чрезмерно осторожный вообще никогда не возьмется осваивать такую профессию, не вяжется такое дело со статичной направленностью вялого жизненного вектора. Так вот в этот раз самоуверенность серба оказалась чрезмерной. Дело не только в добавочном нуле в обещанной оплате. Его обязана была насторожить сама странность мины. Может, все же сказывался недостаток общего образования? Однако старшие “братья-освободители” столь искусно навешали ему лапши на уши (наверняка за приличное добавочное вознаграждение), что Фошка Джюрдже вполне поверил в исходную безопасность транспортируемой им штуковины.

Она была очень массивна, чрезмерно массивна для столь маленького объема. Фошка Джюрдже был согласен с мнением “экспертов” о том, что новая мина имеет радиус действия двести метров. Про себя он сравнивал, что она все ж таки не может быть сильнее той “красавицы”, что его группа подорвала в Варшаве: все-таки ту пришлось транспортировать электромобилем. Насчет радиуса поражения он, разумеется, ошибался. Так же, впрочем, как и на счет встроенного детонатора. Однако ему было не суждено узнать об ошибочности своих суждений. Между прочим, так же как и тем, кто непосредственно задействовал систему запуска “адской машинки”

Их было несколько. Каждый работал независимо и, кстати, в свою очередь имел дублеров. В сумме их значилось восемь человек. Впоследствии из всей группы остался жив только один, да и тот благодаря случайности. Он наткнулся на чрезмерно рьяно относящийся к делу военный патруль на достаточно приличной дистанции от места предполагаемой акции. Всю последующую жизнь этот везунчик мучился сомнениями: имел ли он хоть какое-то отношение к произошедшему после его задержания светопреставлению.

Как известно, только один раз в истории и только одна страна в мире сумела надежно перекрыть свою сухопутную границу от иноземного проникновения. Так же все грамотные ведают, что как только она перестала это делать, она тут же и рухнула. Называлась эта давно и надежно оклеветанная и без почестей похороненная страна – Советский Союз. Ну да не о ней сейчас речь. Главное, что ни до, ни после такое не удавалось никому. Так вот, в две тысячи тридцатом самый мощный рубеж проникновения в имперскую метрополию по суше пролегал, как и ранее, по границе с Мексикой. Кроме того, ввиду его ненадежности и длинноты, пятнадцатью годками ранее, по законной договоренности с этой же самой Мексикой, на ее южной границе организовался еще один рубеж. Теоретически он оградил всю Северную Америку от проникновения в нее южан, ибо сонмища новых и старых микростран смотрели на богатого северного соседа с еще большим вожделением, чем ранее. Ведь там, на когда-то заселенной европейцами южноамериканской земле, теперь воцарилась вакханалия: крупные страны развалились, а мелкие передрались между собой. Поскольку время от времени какие-то миротворческие контингенты делали неосторожные попытки ставить между враждующими коалициями вооруженные заслоны, экспансия во внешнее пространство удавалась не всегда. Однако голод, нищета и зависть – лучшая закваска для закипания ненависти. Последней же надо куда-то выплескиваться. Если вовне не пущают, то… В общем, одеяло Южной Америки покрылось оспинами войн гражданских. Теперь миротворческих сил просто не хватало на все очаги, тем более что самая демократическая метрополия мира не очень-то пускала в свою часть света представителей европейских вооруженных Сил, а уж тем паче азиатов.

В этих условиях зона океанского капилляра могла рассматриваться как еще один рубеж – передовая позиция затаившейся пятнадцатью градусами севернее метрополии. Сам модернизированный Панамский канал уже в силу наличия воды представлял естественное препятствие, так что в некоторой мере мог считаться не вполне сухопутной границей. Кроме того, длина его всего-то восемь десятков километров, так что повторять подвиг Союза ССР не требовалось. Однако…

Там, выше по глобусу, громоздилось небольшое ожерелье опять же не слишком процветающих и тоже достаточно сильно раздираемых противоречиями стран. Но ведь маловероятно, что выходцы из сих успешных рассадников нищеты и злости сильно жаждут попадать в расстеленную южнее клоаку, правильно? Следовательно, наипередовейший погранично-таможенный рубеж может не перенапрягаться, работая в обе стороны, а использовать принцип диода, то есть ставить блокировки только потоку, направленному на север. Извините, в данном случае, в силу необычайной искривленности Панамского перешейка, даже наоборот, с севера на юг. Но ведь это локальная неувязка географического свойства, общей подачи картины она совершенно не меняет.

Естественно, существует не слишком относящееся к делу обстоятельство. Оно в том, что только уж окончательно сумасшедший или страдающий крайней степенью водобоязни, с морской болезнью в придачу, может надеяться добраться до благостных аризон, нью-мексик и канзасов, используя только пешеходные тропы. Слишком много, пусть и плохо прикрытых, границ на пути его подошв. А значит пограничники с шевронами самостоятельной страны Панама, но получающие заработную плату в новых североамериканских долларах, могут иногда перекуривать, снимая всегда готовые пальцы с пусковой скобы.

Тем не менее вопрос для “братьев-освободителей” стоял не в преодолении передового рубежа империализма, а в перекрытии океанского капилляра. Посему, само собой, подразумевался “подход” с севера, то есть в данном случае с юга. Нужная для плана вещица, та самая, которую нес в “рюкзачке” Фошка Джюрдже, поначалу переплыла Тихий океан и спокойно разгрузилась в коста-риканском порту Пунтаренас. Оттуда она следовала по отдельности, разобранная на части, и вовсе не на рискующих нарваться на дорожную инспекцию автомобилях, а на придавленных жизнью плечах профессиональных носильщиков-партизан из НФОЦА – Никарагуанского фронта освобождения Центральной Америки. Так что до того как взрывное устройство оседлало спину серба, оно уже достаточно привыкло к такому виду перемещения, оно ведь добросовестно пропутешествовало по джунглям, саваннам и горам. Правда, здесь, под прикрытием лопаток Фошка Джюрдже, оно оказалось собранным в купу. Ну что ж, наверное пришло время приступать к осуществлению своего предназначения и этому механизму.

Исходя из общей длины – восемьдесят км в целом, шестьдесят пять по суше, – выйти к берегу канала не представлялось сложным. Ведь не расставлена же охрана через каждый метр. Однако что толку было появиться, например, на аккуратном бережку озера Гатун? Довольно большая составляющая ландшафта; в некоторых местах противоположный берег не наблюдается из-за удаленности, А ведь по этому озеру проходит добрая половина всего океанского капилляра. К тому же весьма удобно – самое высокое место рельефа. Если бы здесь что-нибудь большое взорвать! Ну допустим, индонезийский вулкан Кракатау. Извергнутая сверху вода наверняка бы смыла все находящиеся ниже по склонам шлюзы. Однако “братья-освободители” не располагали такими возможностями. У них в наличии имелся относительно скромный заряд, а, по убеждению двуногого носителя данного заряда – Фошки Джюрдже, – так вообще слабый для серьезной акции. Бережок озера Гатун не подходил. Естественно, сбрасывался со счета и искусственно углубленный залив. И какие же места вообще оказывались подходящими для исполнения акции?

По мнению того же “носителя” сербского происхождения – вообще никакие. Однако ему внушили, что данная акция носит чисто демонстрационный характер, и поэтому убьет он хоть кого-нибудь или нет – особого значения не имеет. Он имел четкую задачу подобраться к Панамскому каналу в одном из умело подобранных мест: приоритетность наличествовала, как и в давней истории с самолетом “Энола Гей”. Видимо, каким-то образом эта самая приоритетность целей соотносилась с чисто демонстрационной акцией. Наверное, не Фошки Джюрдже ума искать соответствие одного и другого. Его задача была донести и взорвать. Насчет первого – “донести” – он был прав, но вот насчет второго – “взорвать” – очень и очень ошибался. Оказывается, все переключатели, назначение коих ему объясняли с полными серьезности лицами, являлись чистой мишурой. Отвлекающим маневром, рассчитанным на его не доведенное до ума высшее образование, да ко всему тому еще и не техническое.

Он обязался бодренько и молодцевато подойти к парапету канала, причем по возможности ближе к одному из помеченных шлюзов. Это было сложно в оживленном месте, где-нибудь рядом со все еще шатко-валко функционирующей панамериканской автострадой. Там легче затеряться в толпе, но там же и местные полицейские силы, а также патрули морских пехотинцев США проявляли повышенную бдительность. Кого-нибудь, даже не особо рьяного, а просто любопытного, мог бы сильно заинтересовать его увесистый рюкзак. Если бы этот кто-то знал, насколько он действительно увесист! Фошку Джюрдже явно подобрали для акции не только за европейскую внешность, но еще за порядочную выносливость и изрядную силу. Уже после километра ношения рюкзака он чувствовал, что ноги превратились в плохо слушающиеся ходули, а трапециевидные и дельтовидные мышцы плеч вот-вот расползутся на волокна. При этом для возможных наблюдателей он должен был продолжать имитировать весельчака-туриста, любующегося чудной природой и окрестностями. В принципе, полицейских не мог насторожить катящийся с него пот. В Северном полушарии стояло лето, ну а здесь, на девятой широте, оно происходило всегда.

Естественно и слишком безлюдная местность тоже не подходила. Военным патрулям скучно мигрировать с собаками в совершенном сенсорном голоде, они ищут впечатлений, и одинокий путник с большим увесистым рюкзаком представляет для них определенную ценность.

Кроме того, поскольку вокруг тропики и неленивые могут собрать до трех урожаев чего-нибудь съедобного за год, то окружающие земли особо не пустуют. И если в приближении к автострадам они заполняются лавками и рыночными лотками, то дальше, в захолустьях, цветастые огородные клочья подбираются чуть ли не вплотную к океанскому капилляру. Благо, в связи с использованием помещенного в высоте озера Гатун в качестве водохранилища вода для посевов недорога. Так вот, если идти напрямки через чужие посевы, местные крестьяне поднимут такой гвалт, что полицейской облавы просто-напросто не миновать. И значит, диапазон пригодных для акции точек очень и очень сильно сужается.

Ну а помимо пространственных, существовали еще и временные критерии. Ведь акцию требовалось приурочить к прохождению по каналу авианосца “Фенимор Купер”. На счастье “братьев-освободителей”, корабль перемещался днем – он жаждал обезопасить себя от столкновения со шлюзовыми воротами. Ночью подобраться к каналу стало бы вообще проблематично. Праздношатающихся гораздо меньше, а морским пехотинцам, в напяленных компьютеризированных шлемах, окружающее пространство видится как на ладони.

Задача Фошки Джюрдже была оставить свой рюкзак как можно ближе к шлюзу, удалиться на двести метров и замкнуть вделанные в позолоченную цепочку контакты. Но когда он сумел подойти к каналу вплотную, то понял, что главная проблема будет в том, чтобы шатающиеся поблизости нищие не успели вскрыть его рюкзак, покуда он будет отходить на необходимую дистанцию. Ничего, на этот случай у него имелась целая пачка “новых” американских долларов мелкими купюрами. После освобождения плеч он собирался сыпануть их гроздью по всей округе. Это наверняка бы перенаправило природное качество любого нищего – любопытство – от рюкзака, но зато привлекло бы внимание полицейских. Но что оставалось делать? Кроме того, такая выходка наверняка бы сделала жертвами акции не только изначально мертвую бетонную стену океанского капилляра.

Откуда Фошка Джюрдже мог догадаться, что его цепочный детонатор является подделкой, а истинный контакт замкнут незнакомые ему люди в произвольно выбранный ими момент?

Об этом не распространялись, но методика подрыва зарядов на расстоянии была для “братьев-освободителей” отработанной тактикой. Те, кто в курсе дела, держали язык за зубами благодаря особой новодолларовой приплате, а еще потому, что оглашение деталей с неизбежностью повлияло бы на их дальнейшие прибыли. Мучили ли их какие-то позывы совести при исполнении акции? Или к две тысячи тридцатому такой рудимент, как совесть, окончательно стерся? Естественно, он сильно затупился у львиной доли обработанных СМИ разумных млекопитающих, но поскольку в своем изначальном естестве совесть есть усложненный вид сопереживания, то покуда Homo sapiens сохраняет свою биологическую природу, избавиться от нее бесповоротно не выходит. Однако тренировка нервных узлов и привычка мозга идти обходными путями делают свое дело. Остается только некоторая досада. Ведь вместе с врагами и статистами завсегда исчезает из поля зрения и свой “брат-освободитель”, пусть и не самого высокого звания.

По мнению исполнителей, сегодняшнее дело отличалось некоторой сложностью в плане повременной отчетности вышестоящим инстанциям, и более вроде бы ничем. Однако они ошибались все вместе и каждый в отдельности. Несмотря на то, что “носитель” был представлен в единственном числе, контролирующих звеньев имелась целая кавалькада. Несколько независимых наблюдателей присматривали за Фошкой Джюрдже. У кое-кого из них имелись средства инициации помещенного на спине серба заряда. Однако никто из них в одиночку не сумел бы замкнуть цепь. Более того, до определенного срока они бы не сделали это и все разом.

Оказывается, тяжелый рюкзак требовалось не только аккуратно поставить у парапета одного из панамских шлюзов, а еще и произвести это в определенный момент. Сей момент определялся даже не в вышестоящих штабах ГОМ, гораздо выше. Кстати, не только в переносном, но и в прямом смысле. Там, в уходящей вверх лазури неба, все было не так просто, как кажется. Периодически, еще выше этой лазури, за слоями голубизны, синевы и даже фиолетового сумрака, черную пустоту прокалывали большие глазастые машины, и большинство из них пялили свои линзовые затворы не в бесконечную даль галактики, а сюда, в грешную сушу и замутненную экологией морскую гладь. Ни один из спутников, естественно, не принадлежал Группе Освобождения Мира, однако понятное дело, что в столь серьезной операции участвовали не только они. Из логики современности вообще следовало, что почти все проносящееся поверху принадлежит размещенной в Северной Америке метрополии. Однако что с того, разве их объективы видят хуже? А уж информация относится к странному типу имущества. Если даже кто-то толику и отщипнет – от нее не убудет.

Естественно, полагаться только на вечно падающее по орбите железо было бы неразумно. Почти все навязанные космосу функции дублировались здесь, под давлением атмосферы. Например, в ближней акватории, около города Сан-Мигелито, дожидался своей очереди на проход небольшой сухогруз под индонезийским флагом. Помощник капитана, с украинской фамилией Тимошенко, никогда слыхом не слыхивал о ГОМ, однако среди прочих служебных обязанностей он, уже не первый год, выполнял дополнительное задание по наблюдению за американскими военными кораблями. Так что когда в морской миле от него четыре мощных буксира величаво протянули по волнам “Фенимора Купера”, помощник украинского происхождения набрал сотовый номер и пожаловался приятелю на новую непредвиденную задержку. Он жаловался не зря. Авианосец сверхдержавы действительно нарушал график, ибо втискивался вне очереди. Это крало у судов, занятых мировым грузооборотом, как минимум пять часов. Ну что же, кто расширяет океанские капилляры, тот и заказывает музыку.

На другом конце линии все поняли, тем более что имели многозвенный дубляж информации, в том числе и по средствам тех же подвешенных к небу спутников. У одного из “туристов”, никак не могущего запустить двигатели электромобиля, зазвонил подвешенный на цепочке телефон.

– К нам в гости пришел твой брат, – доложили оттуда женским голосом. – Он передает тебе привет.

– Я думаю, он недолго засидится, – пошутил “турист”, подмигивая напарнику, от безделья любующемуся окрестностями.

Через минуту их электромобиль внезапно заработал. “Турист” взялся за руль и приветливо помахал рукой полицейскому, за полчаса до этого проверившему у приезжих документы.

К две тысячи тридцатому году научно-технический прогресс уже начал пробуксовывать, но все-таки еще не совсем затормозил. Там, на передовых редутах науки, продвинутые ученые чувствовали стопорение и достойно окапывались, желая сохранить хотя бы достигнутые позиции. Накатывающие сзади прикладные области продолжали спокойное наступление, однако моментами даже в них чувствовались сбои. На этом фоне совершенствование орудий борьбы с терроризмом продолжалось беспрепятственно, однако обрести глобальную победу не получалось. Видите ли, по другую сторону барьера тоже не спали. А техническому прогрессу все едино. Он одинаково добротно работает как на силы стабилизации, так и на их расшатывание. Ну а в подрывном деле он вообще шагнул порядочно. По крайней мере, гораздо дальше, чем думал потеющий под надоевшей ношей Фошка Джюрдже.

Серб уже умудрился подойти к каналу вплотную и теперь обдумывал ту самую ситуацию с сохранением рюкзака от скучающих поблизости панамцев. О сохранности самого местного населения он как-то не слишком волновался, разве что чисто в теоретическом плане. “Валили бы вы отсюда, ребятки, – думал он, нащупывая в кармане мелкие доллары. – Знали бы вы, как сейчас рванет”.

Неопрятно выглядевшие люди неопределенного возраста не обладали даже зачатками телепатии, так же точно как и шестым чувством. Они абсолютно не догадывались о двухсотметровом радиусе поражения, в который наивно верил Фошка Джюрдже. Некоторые из них были действительно нищими, но и они были столь ленивы, что до сих пор прикидывали, стоит ли приближаться к незнакомцу с целью выпрашивания хотя бы одного “нового” доллара. Когда Фошка Джюрдже полез в карман, некоторые из них напряглись, вспомнив о куреве. Один даже привстал, собираясь все-таки “атаковать” гринго.

В этот момент медленно ползущий в семистах метрах в стороне электромобиль “Тойота” затормозил. Вообще-то здесь, вблизи канала, это было не положено. Однако в первый момент находящийся поблизости полицейский не среагировал. Может быть, из-за того, что его, как и остальных, в очередной раз отвлекла новая составляющая пейзажа. Совсем недалеко, приблизительно над серединой шлюза “Мигафлорес”, в небо беззвучно взмыло что-то летающее. Это “что-то” являлось боевым многофункциональным вертолетом СН-73 “Динозавр”. Это была уже вторая машина, взлетевшая за последние пять минут. Как и уплывший вдаль напарник, новый вертолет поднялся с покоящегося посреди “Мигафлорес” “Фенимора Купера”. Сам ударный авианосец мирно дожидался, покуда хитро устроенная система перекачки воды медленно, улиточным ходом, поднимет его вверх, позволив двинуться далее, ближе к широте искусственно углубленного озера Гатун.

С того ракурса, где находился электромобиль и дорожные полицейские, огромный корабль выдавал себя лишь выступающей надстройкой. Ну а с ракурса Фошки Джюрдже уверенно наблюдались только неторопливо вырастающие антенные мачты, а также несколько подвижных плоских поверхностей непонятного назначения. Это были антенные решетки радиолокаторов обзора неба, а также опознавания целей. В данный момент почти ни одна из станций слежения не работала, ибо из века покоящиеся поблизости горы затеняли горизонт – это было так не похоже на море. Именно для возвращения “Фенимору Куперу” “зрения” и осуществлялся взлет “Динозавров”. К тому же, учитывая политическую нестабильность последнего времени, почему бы лишний раз не продемонстрировать панамцам имперскую мощь мирового гегемона?

Стоящий поблизости от парапета и все еще не снявший рюкзак Фошка Джюрдже тоже видел взлет вертолета. Он снова подумал, не стоит ли самостоятельно пройти дальше и оставить рюкзак как можно ближе к американскому левиафану? Такое не предусматривалось приказом; кроме того, вряд ли удастся запросто, без вмешательства полиции подойти к краю канала там. Хотя было бы здорово. Ведь вполне возможно, при взрыве хоть какой-то из осколков на излете продырявит кого-то из янки. А может, вообще удастся вызвать пожар. Это уже были мечты. Для них не имелось места сейчас, когда проклятый рюкзак резал дельтовидные мышцы и плечи живьем. Да, подойти к “Фенимору Куперу” ближе стало бы крайне интересно, но получится ли потом безнаказанно уйти? Ведь Фошка Джюрдже все еще не причислял себя к камикадзе.