В то же время ревизионисты не жалели красок для восхваления деятельности контрреволюционеров, а другие газеты поддерживали их, еще более повышая тон. Освобожденные от всяких ограничений националистические страсти подогревались броскими заголовками и пышными фразами, вроде того, что «мы сейчас пишем всемирную историю» или «мы маленький народ, мы лишь капля в океане народов мира, но мы велики как нация, героическая нация, перед которой все народы мира приспускают флаги в знак почета и уважения».

Самовосхваление все усиливалось в первые дни ноября. Газеты были полны панегириков, перенимавшихся из западной буржуазной печати. 1 ноября газета «Мадьяр фюггетленшег» с восторгом восклицала: «На всех волнах эфира все радиостанции свободных наций славят нас». В тот же день «�газшаг» сообщала, что ее корреспонденты посетили английское посольство, где один из дипломатов заявил: «Никогда в жизни я и не слышал о столь величественной революции! Теперь берегитесь, будьте бдительны, чтобы воспользоваться плодами своего изумительного героизма».

Друзья �мре Надя уже тогда откровенно провозглашали разработанные им ранее принципы внешней политики. Так, 30 октября газета «Мадьяр сабадшаг» писала: «Венгрия – малая страна, она нуждается во всех друзьях… в помощи со всех направлений». А газета «�газшаг» тогда же обращалась прямо к Западу: «К вам обращен наш клич, великие и малые нации. Мы сделаем все, помогите!»

31 октября днем �. Надь объявил толпе, собравшейся на площади перед парламентом, что «Венгрия снимает с себя обязательства но Варшавскому Договору». «Мадьяр сабадшаг» сообщила об этом 1 ноября в передовой статье под заголовком «Независимая Венгрия должна стать нейтральной» и требовала, чтобы «Венгрия являлась мостом между Востоком и Западом». � снова тут прозвучала затверженная мысль, что «малому народу нужно много друзей».

Тогда же, 1 ноября, �мре Надь обратился с воззванием по радио к венгерской нации и без всякого согласования с кем‑либо, без одобрения со стороны конституционных органов объявил Венгрию «нейтральной». В конце его речи провозглашалась здравица в честь «свободной, независимой, демократической и нейтральной Венгрии». Здесь уже ни слова не было о социализме, ведь это сделало бы руководимую �мре Надем Венгрию недостаточно благопристойной в тот момент, когда она встала на пороге Запада облаченная в одежды антисоветского «нейтралитета», ждала позволения войти.

А теперь посмотрим, что же представлял собой в действительности этот «нейтралитет» в данной мировой ситуации. Прежде всего – под лозунгом «нейтрального расцвета экономики» должно было начаться постепенное подключение Венгрии к мировой системе капитализма, Естественно, в этой области тогда успели сделать лишь первые шаги. Раздавались стоны и вздохи по поводу трудностей в народном хозяйстве и рисовались восхитительные картины блестящего будущего: «Нейтральная Венгрия может стать одной из богатейших стран Европы».

Одна из «независимых политических газет» того времени – «Мадьяр вилаг» предлагала свой рецепт: «Венгрия должна разбить железный занавес», и тогда «станут очень полезными более тесные экономические связи с Западом. Заседавшее в те дни в Вене бюро Социалистического �нтернационала даже указывало на организацию, которая была призвана осуществить эту экономическую программу. Его решение в восторженных тонах излагалось 3 ноября в органе социал‑демократической партии „Непсавe“, которая писала: «Следует в возможно более короткий срок обеспечить восстановление народного хозяйства в Венгрии. Было бы целесообразно, чтобы Организация европейского экономического сотрудничества[9], как объединение, созданное в интересах экономического сотрудничества европейских государств и успешно работающее вот уже не один год, немедленно приняла меры в поддержку экономического возрождения Венгрии».

Но требовалось еще заставить людей поверить в это и принять такие планы. В ход были пущены слухи о том, что якобы Эйзенхауэр предлагает помощь размером в 20 млн. долларов, а ФРГ «подарит» Венгрии миллион марок, что на Западе звучат призывы помочь Венгрии. Говорилось, что «сердце мира полно сочувствия нам», что «теперь венгерские матери могут не страшиться зимних забот» и прочее и прочее. Эта демагогия, эти обещания не остались бесследными и повлияли на часть населения.

А еще один аспект лозунга «нейтралитета» в той мировой ситуации означал, что Венгрия превратилась бы в очаг агрессии, угрожающий мирному труду соседних с ней социалистических государств. После контрреволюции мнения бежавших на Запад сообщников �мре Надя по этому вопросу разделились.

Точку зрения одной группы сформулировал Мераи, который считал, что «невозможно отрицать наличие корней фашизма в Венгрии», в стране, где некогда была его колыбель. Он констатировал также, что в будущем в стране набрали бы силу мощные националистические течения. А ведь общеизвестно, что острие венгерского национализма всегда было направлено против соседних народов и после 1917 г. он приобрел ярко выраженный антисоветский характер.

Другая группа ревизионистов ожесточенно оспаривала эту трактовку положения дел и без всякого стеснения отрицала существование реакционных националистических тенденций. Они утверждали, что события связаны с проявлением двух ярко выраженных чувств: «Во‑первых, это сознание причастности к Европе, а во‑вторых, стремление к европейской федерации стран Восточной и Центральной Европы».

Проблема заслуживает того, чтобы немного поразмыслить над ней. Позиции и деятельность различных сил период контрреволюции свидетельствуют о том, что идея федерации почти никак не звучала в те дни. Это была не более чем мечта отдельных интеллигентов, а то и просто пелена, за которой скрывалась суть дела. Публично эта идея была изложена лишь однажды, в номере «Мадьяр сабадшаг» от 1 ноября, да и то всего лишь в единственной фразе. Правда, впоследствии сотрудники «института �мре Надя» в Брюсселе разрабатывали упомянутую идею во многих статьях, но лишь с одной целью: чтобы оспорить факт того, что в Венгрии тех дней подняли голову крайние националистические элементы.

�стина же состоит в том, что тогда была начата кампания подстрекательства, направленная против соседних стран, строящих социализм.

В этой кампании тон задавали «свободные» радиостанции. Так, 31 октября передавались тенденциозные сообщения о том, что в Румынии и Чехословакии якобы также постепенно все приходит в движение, что в Бухаресте «произошли инциденты», что в ГДР «что‑то зреет». В то же время контрреволюционеры резко реагировали на являвшиеся в этих странах разоблачения ужасов и опасности мятежа. Со страниц газет и по радио раздавали громкие обвинения, что, мол, «румынское радио занимается клеветой», а радио Берлина «бесстыдно лжет». Можете себе представить, как действовало все это на неискушенного человека в момент, когда газеты были полны сообщений о том, что весь мир «превозносит венгров до небес

Свидетельством настоящей опасности являются два воззвания, выпущенных в те дни. Одно из них – листовка «революционного комитета университетских студентов» под названием «Призыв к чехословацкой молодежи». Написанное в неистово подстрекательском тоне, оно содержало такие, например, заявления: «Чехословацкая коммунистическая печать лжет, этим же занимаются засевшие в Праге агенты Москвы и чехословацкое радио. Не верьте ужасам, которые рассказывают вам о „венгерской контрреволюции“. Кому же надо верить, по мнению авторов листовки? Селвину Ллойду и папе Пию XII, которые „выступили на стороне правого дела венгров“. Суть же призыва заключалась в таких словах: „Выступайте и вы на стороне нашего дела, тогда и мы будем с вами в вашей борьбе за свободную Чехословакию“. Под „свободной Чехословакией“ понималась, конечно же, Чехословакия без социализма. Вот в чем причина столь злобного антисоветизма, которым проникнута вся листовка.

30 октября радиостанция «Свободный Мишкольц» передала другое воззвание: «Словаки, румыны и сербы!.. Мы видим, что и вы страдаете под тем же ярмом, которое мы решили сбросить!» Агрессивный, уверенный в своей победе антисоциализм венгерской реакции, проявившийся в данных воззваниях и направленный против соседних с Венгрией стран, в случае победы контрреволюции был бы возведен в ранг официальной политики.

С этой точки зрения стоит обратить внимание на мнение «умеренной» партии мелких сельских хозяев. В первом номере органа указанной партии («Киш уйшаг» от 1 ноября 1956 г.) излагалась ее внешнеполитическая концепция и трактовка значения «нейтралитета» Венгрии, хотя это и делалось под видом обзора зарубежной прессы. Очень многое говорит уже сам заголовок: «Борьба венгров создала возможности для всеобщего европейского урегулирования». О каком же урегулировании шла речь? В газете выражалось мнение, что новые возможности открываются благодаря «сдвигу в балансе сил в мире, вызванному венгерскими событиями». А значит, речь тут идет об оттеснении сил социализма, о расширении мировой системы капитализма. � чтобы не существовало никаких недомолвок, в статье прямо утверждалось: урегулирование будет осуществимо тогда, когда «Советский Союз уйдет из Восточной Европы». В западном лексиконе такой «уход» уже давно был равнозначен «освобождению», а «освобождение» – восстановлению капиталистического строя. Что же просили венгерские сторонники такого урегулирования в качестве платы за «эрозию, а затем и развал восточноевропейского блока»? Запросы были! «Поскольку весьма важно, – говорилось в статье, – чтобы входящие в эту новую систему государства не сталкивались с экономическими трудностями, Запад в будущем должен оказывать повышенную экономическую помощь странам Восточной Центральной Европы».

Тон и методы экстремистских и «умеренных» контрреволюции различались, но и те, и другие угрожали безопасности и мирному созидательному труду соседних стран и народов.

Наконец, главнейшей чертой внешней политики «нейтральной» Венгрии являлся антисоветизм, вплоть до готовности к войне против СССР.

Националистические нападки на соседние народы при всей их опасности играли вспомогательную роль. Антисоветизм же был не просто угрозой в адрес Советского Союза как соседней с Венгрией страны. Антисоветизм – это грубое и наиболее агрессивное выражение антикоммунизма, ненависти к социализму и рабочему классу в целом, непременное идеологическое оружие международного империализма, оружие, носящее реакционный характер направленное в целом против социального прогресса человечества. Потому‑то он и стоял на первом месте в идеологическом арсенале венгерской контрреволюции, провозгласившей «нейтралитет». Столь же важное место занимает он и теперь во всех атаках на социализм.

Пока кабинет �мре Надя был занят провозглашением и разъяснением «нейтралитета», военные руководители контрреволюции развернули бурную деятельность по подготовке к возможным боям против советских войск. Разумеется, она тоже сопровождалась мощной пропагандистской кампанией. 31 октября в тысячах листовок распространялось воззвание «революционеров» из всевенгерского штаба противовоздушной обороны о готовности к схваткам с советскими войсками. �здававшаяся группой Дудаша газета «Мадьяр фюггетленшег» с полным одобрением цитировала 1 ноября передовую из «Дейли телеграф», где утверждалось, что «врагом для Венгрии является только Советский Союз, с которым ее не связывают никакие внешнеполитические соображения».

В последующие дни в контрреволюционных газетах один за другим появлялись истерические репортажи о «передвижениях советских войск», которые трактовались как «угроза завоеваниям революции». В этих условиях не оставалось сомнений, против кого направлено сделанное для западных журналистов заявление произведенного в срочном порядке в генералы П. Малетера: «Но у нашей армии есть оружие, и, если необходимо, она способна обороняться».

Возглавлял подготовку к боям против частей Советской Армии генерал Б. Кирай. 30 октября на учредительном собрании «комитета по охране порядка» он заявил, что необходимо привести Будапешт в состояние готовности к обороне. В этих целях был создан специальный штаб, который при помощи «революционного совета» командования ПВО фиксировал на картах дислокацию и перемещения советских частей. Б. Кирай затребовал карты зенитно‑артиллерийской обороны Будапешта, на основе которых его штаб разработал план противотанковой обороны города. �з Будапешта направлялись эмиссары в различные воинские части и подразделения с задачей приступить совместно с их «революционными советами» к подготовке борьбы против советских войск. С таким поручением прибыли, например, посланцы из Будапешта и в расположенный в Кечкемете III корпус, причем первым же их шагом явился арест «неблагонадежных» офицеров.

Штаб Кирая организовывал оснащение «национальной гвардии», состоявшей из гражданских лиц, передавая его тяжелое и другое вооружение со складов армии. В ее антисоветизм он верил больше, чем в готовность регулярных частей вступить в бой в случае провокации в отношении советских войск. Со своей стороны, контрреволюционеры тоже платили Кираю доверием. Даже в пресловутом докладе ООН признавалось, что контрреволюционеры не доверяли офицерам и передавали командование в руки штатских мятежников. � спускаемые войскам приказы принимались только в том случае, если «они подтверждались лично кем либо из командиров, которые пользовались доверием, – Малетером или генералом Кираем».

Чтобы создать и укрепить реакционное ядро вооруженных сил, было привлечено много бывших хортистских офицеров и генералов. В течение всего нескольких дней поступило 500 заявлений о восстановлении в армии, в том числе 300 – в письменном виде. Среди этих людей были военные преступники, и заговорщики, осужденные ранее за государственные преступления. В интересах их активного включения в управление войсками Б. Кирай образовал 1 ноября так называемую комиссию по реабилитации, в которую вошли он сам и два бывших хортистских офицеров. Однако офицеры старой армии и без всякой реабилитации проникали в тех условиях в Министерство обороны, толкались в коридорах парламента и осаждали членов правительства, а после известного воззвания командования ПВО многие из них вовсю стали предлагать ему свои услуги. Эти закоренелые реакционеры, антинародные милитаристские силы и составляли ту базу военной диктатуры и готовившейся антисоветской войны, которая была скрыта от масс.

В этот период существенно расширилось, принимая самые замаскированные формы, вмешательство империализма в дела Венгрии. В посольстве США в Будапеште действовали две нелегальные радиостанции, через которые в «центр сопротивления в свободном мире» поступали информация о внутреннем положении страны и прогнозы развития событий. А оттуда шли указания, излагалось, какой тактики следует придерживаться контрреволюции. По сообщениям американской печати, генерал Доновен, являвшийся во время второй мировой войны шефом американской разведки, а во время «холодной войны» за свои действия получивший прозвище «Дикий Билл», в период венгерских событий оказался в Австрии и возглавил «международный комитет спасения». По сведениям газеты «Вашингтон дейли ньюс», он несколько раз наведывался в Венгрию. В страну прибывали и другие «эксперты» под видом посланцев различных организаций или журналистов. �ностранные миссии установили контакты с военными руководителями контрреволюции. Так, 30 октября сотрудник американского посольства Квейд посетил расположившихся в казармах им. Килиана мятежников и, официально представившись, попросил их дать информацию о политическом положении. Более высокопоставленные дипломаты обращались прямо к Малетеру. 1 ноября в его «ставке» появился Дж. Н. Каули, военный атташе Великобритании, «сухопарый полковник», как характеризовала его газета «Мадьяр гонвед» от 2 ноября. Полковник изложил свою оценку происходящих событий, дал «рекомендации по сохранению достигнутых результатов», по объединению сил Различных вооруженных групп в целях организации боевых действий против Советской Армии и подчеркивал необходимость военной диктатуры. В качестве «платы» за «рекомендации» Малетер передал ему информацию о передвижениях советских войск и об их предполагаемых им намерениях. Таким образом было установлено полное взаимодействие, чем Малетер не постыдился похвалиться на заседании совета министров. Сейчас трудно назвать даже приблизительно число лиц, заброшенных в это время с Запада в Венгрию. Особенно много было их в Задунайской части Венгрии, так как ту да и попасть с Запада можно было быстрее, да и близость границы делала легче бегство в случае необходимости.