Как укрепить и устроить человеческое общество на таких дезорганизующих и проблематических моральных основаниях? Думаю, что регулировать человеческие отношения может {право}, за которым скрывается ведь трансцендентное чувство чести. Можно отрицать этические нормы, но признавать нормы юридические, которые призваны охранять человеческую индивидуальность. Право и есть та сторона морали, которая может быть рационализирована. Демократическая этика -отвратительная бессмыслица и в корне противоречит индивидуализму, но демократический общественный строй есть вывод из основ индивидуализма. Пусть успокоятся - право, тоже божественное и трансцендентное по своей природе, не допустит хаоса, защитит от насилия. Раскольников не убьет старухи, полиция, не моральная, а настоящая, все предотвратит, да и человеку трагедии не нужно делать обыденных уголовных преступлений. Ужас Раскольникова в том, что он хотел сделать новый опыт, трансцендентный по своему значению, хотел совершить подвиг, а вышла самая обыкновенная криминальная история. Революция морали не только не грозит гибелью "декларации прав человека и гражданина", а наоборот, утвердит ее еще больше. Я не знаю, как укрепить и устроить здание для человеческого благополучия, но верю глубоко, что новая мораль будет иметь освобождающее значение, принесет с собою свободу, сближающую нас с новым миром. Свобода есть ценность морали трагедии, а не морали обыденности, она несомненна. А как спастись от коренного раздвоения, от "двойной бухгалтерии", не ведаю... Быть может новая, идущая из иного мира любовь может спасти и освятить творческую свободу...
      В заключение скажу: нужно читать Шестова и считаться с ним. Шестов предостережение для всей нашей культуры, и не так легко справиться с ним самыми возвышенными, но обыденными "идеями". Нужно принять трагический опыт, о котором он нам рассказывает, пережить его. Пройти мимо пропасти уже нельзя, и до этого опасного перехода все лишается ценности. При игнорировании и замалчивании того, что и о чем он рассказывает, о чем давно уже предупреждает так называемое декадентство, при "идеалистическом" бравировании - грозит взрыв из подполья. Скажем Шестов у свое "да", примем его, но пойдем дальше в горы, чтобы творить.
      1905
      [1] Воспроизводится по изданию 1989 г. (Типы религиозной мысли в России. [Собрание сочинений. Т. III] Париж: YMCA-Press, 1989. 714 с.)
      [2] Л. Шестов, "Достоевский и Ницше", стр. 17.
      [3] Там же, стр. 58.
      [4] "Апофеоз беспочвенности", стр. 2.
      [5] "Достоевский и Ницше", стр. 151.
      [6] Там же, стр. 166.
      [7] В первой своей книге "Шекспир и его критик Брандес" Шестов находился еще под сильным влиянием Л. Толстого.
      [8] "Достоевский и Ницше", стр. 70.
      [9] Там же, стр. 75.
      [10] Там же, стр.37.
      [11] Там же, стр. 52.
      [12] Там же, стр. 56.
      [13] Там же, стр. 96.
      [14] Там же, стр. 98.
      [15] Иногда Шестов впадает в неприятный тон заподозреваний и как бы обличений. Таким тоном написана, например, его статья о Д.С. Мережковском, в которой встречаются острые и дельные замечания. Это недостаток скорее "метода" Шестова, чем личного его писательского темперамента.
      [16] "Достоевский и Ницше", стр. 7.
      [17] Там же, стр. 106.
      [18] Там же, стр. 108-109.
      [19] Там же, стр. 121.
      [20] Там же, стр. 242.
      [21] Там же, стр. 239.
      [22] Там же, стр. 240.
      [23] Там же, стр. 241.
      [24] Там же, стр. 245.
      [25] "Апофеоз беспочвенности", стр. 132.
      [26] "Апофеоз беспочвенности", стр. 219-220.
      [27] Рационалистический формализм давил меня еще в статье "Этическая проблема в свете философского идеализма".