Страсть с повинной

К тому времени, когда они наконец въехали в центр города, дети были уже всерьез заинтригованы, хотя вначале отнеслись к этой экскурсии без особого интереса. Ребекка должна была признать, что Бенедикт сумел зажечь их воображение; прежде такого таланта она у него не замечала.

— Что ты так странно смотришь, Ребекка? — спросил он, помогая ей выйти из автобуса.

— Я не знала, что ты умеешь разговаривать с детьми, — ответила она.

Не отпуская ее руки, он сказал:

— Я люблю детей и надеюсь когда-нибудь обзавестись собственными. — Насмешливая улыбка играла на его красивом лице, когда он снял темные очки и, наклонившись к ней, добавил:

— Как ты, Ребекка, отнесешься к такому делу?

У нее перехватило дыхание; залившись краской, она отдернула руку.

— Отрицательно, — сухо проговорила она и, отвернувшись, стала призывать ребят к порядку.

— Я поражен — женщина с твоим опытом! Почему? — не унимался он, пытаясь заглянуть ей в лицо, которое она усиленно от него отворачивала.

— Ребята, пошли, — сказала она, не удостаивая его ответом.

Бенедикту ничего не оставалось, как двинуться следом, и Ребекка вздохнула с облегчением. Надо быть осторожнее, она ведь чуть не выдала себя.

Винодельческий завод произвел на всех потрясающее впечатление. Но вначале они объехали весь город, не забыв посетить музей крепких напитков, где хранились образцы, относящиеся даже к средним векам. Затем сели на пассажирский катер и переправились через реку, где находились погреба, а в них — миллионы литров хереса в бочонках, которые стояли рядами как свидетели веков, поскольку каждый ряд относился к урожаю одного года.

— О Боже, Бенедикт, эти ароматы одурманят всю мою компанию! — воскликнула Ребекка, когда молодой экскурсовод усадил их в темном помещении склада, чтобы показать фильм.

— Не волнуйся, любовь моя, пока я не пьян, все будет хорошо, — пробормотал он, садясь рядом.

Когда они вышли наконец на солнечный свет, Ребекка была немного одурманена, но, как только Бенедикт обнял ее за плечи, мигом пришла в себя; легкое головокружение, правда, ощущалось, но уже по другой причине.

В холле для посетителей продавали коньяки всех сортов, и, пока Бенедикт разговаривал с экскурсоводом, Ребекка выбрала бутылку «V.S.O.P.». Это будет подарок Джошу и Джоан, что еще могла она им подарить? Их доброту к ней ничем не измерить.

— Ну-ну! Ты, кажется, поддалась здешней атмосфере, — раздался за ее спиной глубокий голос.

— Это для друга, — быстро ответила она.

— Мужского пола?

— Да, — сказала она, питая слабую надежду покончить с его назойливостью.

— Счастливец! — Бенедикт сощурился в усмешке. — А впрочем, еще неизвестно. Его здесь нет, а я — вот он, рядом. — И, наклонившись, он поцеловал ее в лоб. Затем обнял за плечи и притянул к себе. — Ты все купила, что хотела? А то мы задерживаем очередь.

Взволнованная его прикосновением и неожиданным поцелуем, Ребекка поспешно потянулась за своей покупкой. Может быть, не только она ощущает это напряжение? — мелькнуло у нее в голове.

— Да, пойдем, — сказала она сдержанно. Ее вчерашнее решение — принять его правила игры как наиболее легкий выход — стало терять свою привлекательность. Усилия, затрачиваемые на то, чтобы держать его на расстоянии, утомляли ее и действовали на нервы.

Наполнив старинную ванну горячей ароматной водой, Ребекка медленно окунулась в нее, пока нежные пузырьки не коснулись ее подбородка. Ах, какая роскошь! — вздохнула она. Вся женская половина их компании, или шесть человек, пользовалась одной ванной комнатой, и она была благодарна своим ученицам, по настоянию которых по целому часу занимала ванную. Но то, что ее вынуждали обедать с Бенедиктом, было ей неприятно.

Последние два дня он занимал все ее время. С того момента, как они уехали с винодельческого завода — было это во вторник, а сейчас уже на исходе среда, — время пролетело быстро и, нельзя не признать, интересно.

Она расслабленно вспоминала события сегодняшнего дня. Выбравшись за город, они поели в ресторане под названием «Лев», а затем проехали еще несколько миль по лесистой местности, по которой пробегала узкая речушка. В глубине леса стоял деревянный домик, служивший баром, и там же можно было покататься на водных велосипедах. Ребята арендовали их на час, и Бенедикт настоял, чтобы она уселась вместе с ним. Вспомнив один забавный эпизод, она фыркнула: перед ней возникло его напряженное лицо, когда он целых полчаса не мог развернуться на мелком месте.

Сначала они сели на мель носом, потом кормой, а потом сломалась педаль. Томпкинс и Доджер, которые плыли за ними, хохотали во все горло, глядя на бесплодные усилия Бенедикта, а затем довольно язвительно прокомментировали его конфуз:

— Может, рискованно выходить завтра в море на его яхте, если он управляется с нею так же, как и с водным велосипедом? — И они со смехом поплыли дальше.

Когда Бенедикту в конце концов удалось развернуться, он сильно нажал на единственную педаль, отчего все суденышко содрогнулось. Звенящие звуки разнеслись в лесной тишине: вся мелочь, скопившаяся в карманах его шортов, барабаня по жестяным крыльям велосипеда, полетела в воду.

Два дня Ребекка старалась сохранить формально вежливые отношения с Бенедиктом, но в этом его сражении с водной стихией проигравшей оказалась она. Взглянув на его огорченное лицо, она от души расхохоталась.

Его гневный взгляд встретился с ее глазами, затем он усмехнулся и захохотал вместе с ней.

Вспоминая все это с улыбкой, она вышла из ванны, вытерлась насухо и, завернувшись в пляжное полотенце, прошла в свою комнату.

Усевшись перед трюмо, она принялась разглядывать свое румяное, слегка загоревшее лицо. Чувства ее были неопределенными, когда она думала о предстоящем вечере. Она не могла отрицать, что взволнована свиданием с Бенедиктом. А благоразумие подсказывало ей, что такая взбудораженность весьма опасна…

Подошел назначенный час, и вот она уже неловко располагается на мягком, обтянутом кожей сиденье белого «мерседеса». Пальцы ее нервно теребят кромку зеленого шелкового платья, натягивая его на колени. Напрасно она надела это платье. Лиф представлял собой присобранный треугольником шелк, скрепленный сбоку пуговицей, талию схватывал пояс, юбка обтягивала бедра, расходясь двумя складками спереди. Она купила это платье экспромтом на январской распродаже. Должно быть, сошла с ума!

Самое открытое платье из тех, что она носила. Выражение лица у Бенедикта при встрече было весьма красноречивым, причем оно у него менялось, и довольно прихотливо: от дружеской улыбки к очарованное™, затем к деланному безразличию и наконец к открытому вожделению.

Уже через десять минут Ребекка почувствовала возникшее между ними молчаливое напряжение. Ее мысли метались между прошлым и настоящим. Они ехали быстро, дорога вилась между сладко пахнущими соснами.

— Я бы не хотела забираться слишком далеко, — выпалила она, нарушив молчание.

— В этом-то платье? — Он искоса оглядел ее, и на губах его заиграла ядовитая усмешка. — Ах ты, лицемерка! Она вспыхнула.

— Я имею в виду, что не хочу уезжать далеко. Несправедливо оставлять надолго коллег с детьми ради собственного развлечения, — объяснила она, постаравшись пропустить мимо ушей его колкость.

— Не волнуйся, Ребекка. Мы уже почти на месте.

Машина резко, со скрежетом развернулась, и Ребекка невольно прислонилась к нему. Но тут же быстро отпрянула на безопасное расстояние. Ей казалось, что ее обнаженная рука горит от соприкосновения с его рукой. Это все из-за жары, внушала она себе. Но после двух дней, проведенных вместе, списывать все на жару было непросто…

— В этой маленькой деревушке довольно необычный ресторан. Я думаю, тебе понравится, так что расслабься и Приготовься наслаждаться жизнью.

Он оказался прав. К ее удивлению, он пересек деревню и поехал в гору, на самую вершину. Припарковались они на площадке с открывающимся видом на море.

— Где же ресторан? — спросила она с сомнением.

— Сейчас все увидишь, поверь мне. — Он вышел из машины, открыл ей дверцу и помог выйти.

Вечерний воздух был напоен запахами цветов и моря. Бенедикт повел ее к маленькой калитке, затем по нескольким ступеням они спустились в грот, где самой природой была высечена терраса, для подстраховки отгороженная от моря стеной. Ресторан представлял собой лабиринт пещерных переходов, тянувшихся внутри скалы.

— Фантастика! — воскликнула она. Небо и море из темной полости отсвечивали чем-то нереальным. — Это похоже на таинственный грот из какой-нибудь сказки. — Она подняла на Бенедикта сияющие глаза. — Спасибо, что привез меня сюда. Здесь так красиво!

Он же не смотрел на окружающую природу: его взгляд не отрывался от ее прелестного лица.

— Но ты еще краше, — сказал он вибрирующим голосом.

Она взглянула на него и ощутила желание, которого не испытывала уже несколько лет. Он был воплощением мужского начала, от него веяло опасностью. На нем были бежевые брюки, облегавшие стройные бедра, в расстегнутом вороте шелковой рубашки виднелись черные волосы.

— Ты тоже красив, — выдохнула она и не поверила своим ушам: она произнесла это вслух!

Бенедикт несколько мгновений изучал ее лицо, потом улыбнулся.

— Однажды мы были любовниками. А теперь мне бы хотелось считать, что мы с тобой друзья. Но ничего нет плохого в том, что мы нравимся друг другу. — Его взгляд скользнул вниз, к вырезу на ее платье, а затем вновь остановился на лице. Его золотистые глаза затуманились. — Я должен честно тебя предупредить: ты для меня желанна…

Внутренне замерев, Ребекка невольно отступила от него. Жар охватил ее с головы до ног, и климат здесь ни при чем.

— А мы можем пообедать на воздухе? Над пропастью?.. — защебетала она что-то, лишь бы скрыть, насколько его признание вывело ее из равновесия.

Бенедикт взял ее за запястье и осторожно усадил за стол, откуда был виден морской рукав. — Да, мы можем пообедать здесь. — Усевшись напротив, он отпустил ее руку и рассеянно заглянул в меню. — Ты мне разрешишь сделать заказ? — спросил он, улыбнувшись.

Как это у него выходит? То он выглядит хищным самцом, а то прямо душка. Ребекка облизнула пересохшие губы.

— Конечно, — ответила она, тоже улыбнувшись. Может быть, она ослышалась…

Бенедикт заказал шампанское, и после первого бокала она расслабилась настолько, что ее вдруг охватила бесшабашность. Несколько лет подряд она была сдержанной, ответственной, но в этот вечер ей захотелось раскрепоститься. Только на один вечер. Что тут плохого?

За изысканным обедом, состоявшим из спаржи в сметанном соусе и блюда с дарами моря, разговор шел непринужденно. Бенедикт смеялся над ее рассказами о жизни школы, она отвечала ему тем же, когда он посвятил ее в злоключения своего первого путешествия на яхте.

На десерт им принесли мороженое фантастического вида и пирожное, после чего Бенедикт между прочим спросил:

— Ты видишься с Мэри и Рупертом?

— Руперт работает в Гарвардском университете. Я пытаюсь поддерживать с ними связь, но Мэри не особенно любит писать письма; они прислали мне пару открыток… — она замолчала, вспомнив про выдуманное им письмо.

— Да, я знаю. Я был в Штатах, когда они только туда прибыли; мы встретились за ленчем. Подруга у тебя очень щепетильная — пришлось долго уговаривать, пока она не дала твой новый адрес. Почему ты не ответила на мое письмо? Неужели я так тебя обидел?

Тревожный сигнал зазвенел у нее в голове.

— Я бы выпила кофе, — сказала она, пытаясь переменить тему разговора.

Он иронически поднял бровь, но все-таки обернулся к официанту.

— Два кофе и два коньяка… — проговорил он и вновь перевел на нее пытливый взгляд. Рука его, потянувшись через стол, легла на ее ладонь… Она хотела убрать свою руку, но ее остановило выражение его лица.

Он наблюдал за ней, его умные глаза смотрели на нее с любопытством.

— Почему ты все время уходишь в себя, когда я пытаюсь вспомнить прошлое? Похоже, ты в чем-то себя обвиняешь. Но на самом деле все, что случилось между нами, было по моей вине. Нам нужно поговорить об этом. Я бы хотел объясниться. Тогда, в кабинете, ты была во многом права…

— Прошу тебя, Бенедикт, не порть этот чудесный вечер, — взмолилась Ребекка. — Я не вижу смысла в том, чтобы ворошить потухшую золу. — Он прав, у нее есть причины обвинять себя, и это чувство усугублялось — чем больше времени она проводит с Бенедиктом, тем сильнее одолевают ее неясные сомнения…

— Потухшая? — переспросил он.

Ребекка заставила себя не заметить, с какой нежностью погладил он ей руку, зная, как будоражат ее эти прикосновения. Он ведь очень восприимчив; не зря у него такие успехи на почве бизнеса; остроты ума ему не занимать, да и его увлечение эволюционным развитием человека не пропало даром. Холодок пробежал у нее по спине. Бенедикт — опасный противник для того, кто встанет на его пути.

— Я была совсем юной, когда мы встретились. А теперь я учительница и думаю о своей карьере. Смотрю не в прошлое, а в будущее. — Она заставила себя пожать его руку и улыбнуться. — Это здорово, что мы встретились во Франции; ты так нам помог. Давай забудем о прошлом.

Интересно, поверил ли он ей? — размышляла она, удивляясь своим актерским способностям. А может быть, между ними вовсе не игра?..

Бенедикт глядел несколько мгновений на их соединенные руки, затем поднял на нее глаза с каким-то странным выражением.

— Да… но, пожалуйста, ответь на один-единственный вопрос: почему мое письмо осталось без ответа?

Какое еще письмо? О каком письме он твердит?

— Я не получала от тебя никакого письма, — сказала она, высвободив свою руку.

— Но ты должна была получить мое письмо. Мэри дала мне твой адрес в Ноттингеме, и я написал тебе еще в ноябре — о том, что знаю о твоей непричастности к гибели Гордона и прошу меня простить.

— В самом деле? — небрежно проговорила она, не веря его словам.

— Ты мне не веришь?

— Это уже не имеет значения. — Кофе и коньяк появились на столе, и она вздохнула с облегчением, но ненадолго. Когда она потянулась за чашкой, Бенедикт опять завладел ее рукой. Другой рукой он взял ее за подбородок, и она была вынуждена встретиться с ним взглядом. Его золотистые глаза обезоруживали.

— Ребекка, после того как мы расстались, я отправился во Францию и сделал то, чем мне следовало бы заняться в самом начале. Я попросил дядю, чтобы он мне рассказал, как погиб Гордон, и он показал мне материалы вскрытия. У него не было сомнений в том, что это несчастный случай. Он присутствовал на следствии. Тогда я спросил у него, почему у моей матери на этот счет другое мнение. Она ведь мне ясно сказала: «Гордон покончил с собой потому, что его бросила девушка, а вердикт „несчастный случай“ — всего лишь дань уважения семье католика». Дядя предположил, что моя мать после смерти второго мужа и моей предполагаемой гибели переживала тяжелый душевный надлом. Смерть Гордона ее доконала. Она нашла его дневник и ухватилась за возможность обвинить кого-нибудь в его смерти. Ты…

— Бенедикт, прошу тебя… — взмолилась Ребекка.

Он убрал свою руку с ее подбородка.

— Нет, это я тебя прошу, выслушай меня. Когда мы с тобой встретились, я знал только версию моей матери. Я чувствовал свою вину за то, что мать осталась без моей поддержки, когда умер отчим. И ты была права, когда говорила, что мы с Гордоном не были близки. На самом деле я сорвал на тебе зло и никогда себе этого не прощу. Мной владело какое-то безумие — оттого, что меня не было рядом с Гордоном, когда он во мне нуждался. Но тогда я сам себя не понимал, меня распирало чувство мести. — Он сжал ей руку. — Я встретил тебя, и ты была такая очаровательная, полная жизни… А Гордон был мертв. — Он встряхнул головой, как бы желая прояснить мысли, в глазах его застыло беспомощное отчаяние. — Я хочу, чтобы ты знала, как глубоко я сожалею о своем поведении. Я написал тебе об этом и надеялся, что ты меня простишь. Но ты ничего не ответила, и я это принял за ответ.

Лицо его выражало искреннее раскаяние и грусть, в этом не было никакого сомнения.

— Но я не получила твоего письма! — воскликнула она. Поверив ему, она лихорадочно соображала, как это могло случиться. — Сначала я снимала комнату в Нотгингеме, а потом переехала в двухкомнатную квартиру; может быть, письмо пришло по первому адресу, я не знаю… — Его признание поразило ее, и в душе у нее как будто все перевернулось. Если бы письмо до нее дошло, как бы она поступила? Рассказала бы ему о Даниэле? Его объяснения внезапно раскрыли перед ней ящик Пандоры со всякого рода «если бы да кабы», и на нее лавиной нахлынули сомнения.

— Теперь ты мне веришь?

— Да, конечно, — пробормотала Ребекка. Но ведь уже слишком поздно, думала она, глядя на него. Ее потрясло то, что он пытался связаться с ней, объяснить свою безжалостную игру, но факт остается фактом — он никогда ее не любил…

Бенедикт откинул голову назад, вдыхая свежий вечерний воздух.

— Ну вот, Ребекка, у меня такое чувство, как будто я сбросил камень с плеч.

Она растерянно смотрела в его красивое улыбающееся лицо. Облегчение, которое он испытывал, отразилось в его суровых чертах; беда заключалась в том, что тяжесть легла теперь на ее плечи. Как сказать ему, что у него есть сын? Да и нужно ли?

Она поднесла к губам рюмку с коньяком, надеясь, что обжигающий напиток немного успокоит нервы. Сердце ее уже начало свыкаться с открытиями, сделанными в этот вечер. Присутствие Бенедикта давало теперь ощущение и какой-то защищенности, и угрозы, и нужно было время, чтобы разобраться…

Бенедикт, как будто понимая неопределенность ее чувств, старался быть приятным собеседником.

Когда небо потемнело и появились первые звезды, он принялся подробно рассказывать о той части Франции, где они находились. На террасе, кроме них, никого не было. Темнота окружала их, слышался плеск волн о подножие скалы, и у Ребекки создалось ощущение, что они одни на всем белом свете.

Бенедикт неожиданно встал и, подойдя к ней, приподнял со стула. Ее пробирала дрожь от прохладного ночного воздуха, и жест, которым он обнял ее и привлек к себе, воспринимался вполне естественно. Продолжая держать ее за плечи, он расплатился с официантом и повел ее к машине. Путь назад показался ей намного короче: не успела она собраться с мыслями, как машина остановилась перед виллой.

— Прекрасная ночь! Может быть, прогуляемся по берегу? — предложил он.

Не иначе как сыграл свою роль коньяк — к собственному удивлению, она с легкой душой согласилась.

Как пара подростков, они припустили через дорогу, взявшись за руки, и сбежали к морю. Ребекка сбросила босоножки, а Бенедикт подобрал и понес их в одной руке, другой обнимая ее за плечи.

На возвышении, окруженная песчаными дюнами, раскинулась сосновая роща. Запах сосновой хвои и пьянящая близость Бенедикта, крепко обнимающего ее за плечи, сломали защитную стену, которую она воздвигла вокруг себя. Расслабившись, как во сне, Ребекка ступала босыми ногами по теплому песку. Должна же она хоть на одну ночь дать себе волю! Одна ночь сказки…

— Ребекка, — прошептал Бенедикт, поворачивая ее к себе. — Я разговариваю с тобой, но ты витаешь далеко отсюда; где ты?

— Я здесь. — Она улыбнулась, глядя в его суровое лицо, протянула руку и провела пальцем по его губам. — О чем ты говорил? — спросила она.

Он взял ее руку и положил себе на плечо.

— Я говорил: спасибо, что ты даешь мне еще один шанс, и обещал тебе, что ничего не случится такого, чего ты сама не захочешь; ты ведь меня простила? — Он вздохнул и сорвавшимся голосом добавил:

— Впрочем, не знаю, смогу ли выполнить обещание.

Ребекка не была уверена, что собирается дать ему еще один шанс и хочет ли этого. Она размышляла как-то рассеянно — в то время как рука его касалась ее груди, а другая обнимала ее за талию. Он наклонился и поцеловал ее в губы. Вот к чему привели ее игры последних дней! Вот то, чего она так страшилась, мелькнуло где-то в подсознании, но тепло его поцелуя разлилось по всему телу, лишая ее воли.

Она обняла его, зная, что играет с огнем, и его возбуждение передалось ей. Ребекка понимала, что нужно остановиться, но уже не управляла своими чувствами, а они ненасытно требовали все большего и большего.

— Боже мой, тебе хорошо? Ты даже не представляешь себе, что это значит для меня. Я мечтал о встрече все эти годы.

В его голосе звучала страсть, еще мгновение — и оба они оказались на песке. Она обнимала его, и ее губы искали встречи с его губами. Желание с головокружительной стремительностью захватило ее, и она порывисто прильнула к нему, когда рука его коснулась ее груди. Он страстно осыпал ее поцелуями, и она ощутила тяжесть его тела, а потом он отпрянул и пытливо посмотрел на нее. Руки его тем временем распускали пояс и расстегивали единственную пуговицу на ее платье.

— Это проклятое платье сводило меня с ума весь вечер, — пробормотал он. — Ты, Ребекка, сложена как богиня: этакое миниатюрное воплощение чувственности!

Лунный свет падал на его лицо, в золотистых глазах, вне всякого сомнения, искрилась страсть. Она улыбнулась улыбкой Евы и расстегнула пуговицы на вороте его рубашки. Он схватил ее за руки и властно прижал их к бокам полуобнаженного ее тела.

Затем склонился над ней и прильнул губами к соскам, приведя ее в исступление. Его длинные пальцы поглаживали ей живот, а потом перебрались ниже.

Ребекка непроизвольно изогнулась и пролепетала:

— Пожалуйста… — Рука ее скользнула вдоль его груди, и пальцы стали теребить пряжку на его ремне.

— Ребекка, любовь моя, я хочу сегодня любить тебя так, как должен был в тот первый раз.

Упоминание о «том первом разе» отрезвило ее, точно холодный душ. Ее тело сжалось, и она стала вырываться, одержимая порывом бежать от него куда глаза глядят.

— Что с тобой, Ребекка? — пораженно воскликнул Бенедикт.

Пытаясь освободиться, она закричала:

— Я не предохранилась! — и вскочила на ноги. Схватив платье, она кое-как натянула его на себя. Бенедикт взял ее за локоть.

— Ничего страшного, у меня кое-что есть, — мягко проговорил он.

Она тяжело дышала, неутоленное желание причиняло ей боль. Но его слова сразу привели ее в чувство.

— Да уж, у тебя кое-что есть! — воскликнула она и, вырвавшись, подхватила босоножки и бросилась бежать вдоль берега. Этот истукан подготовился! Почему же он, подлая душа, не подумал об этом «в тот первый раз»? Хотя, если на то пошло, она ведь любит сына… Но Бенедикт богат, всесилен, получает от жизни все, что хочет, сегодня хочет ее, в этом нет сомнения, — но что будет завтра и всю оставшуюся жизнь?

Нет! С Бенедиктом не может быть будущего. Несколько лет тому назад «что-то могло быть, но не теперь. На ней лежит ответственность. Сейчас слишком поздно… А так ли это?

Она замедлила шаги и поежилась, ночная прохлада остудила разгоряченное тело и голову.

— Ребекка! — Бенедикт, запыхавшись, схватил ее за руку. — В чем дело? Мы же взрослые люди!

— Ты — может быть, а я — нет, — произнесла она с горькой усмешкой.

— Ты думаешь о мужчине, которому купила коньяк? — спросил он.

И тут она решила подыграть:

— Да, именно так.

— Ну тогда извини, мне не следовало быть таким настойчивым.

Его слова обезоружили ее. Она покосилась на него. Он тяжело дышал, еще не опомнившись от всего случившегося.

— Да, тебе не следовало быть таким настойчивым, — согласилась она. Он подхватил:

— Что да, то да, но ведь я тебя предупредил. — И он обнял ее, прижав к сердцу. — Твоя верность делает тебе честь, но ведь нас влечет друг к другу…

— Меня… — она хотела все отрицать.

— Молчи, Ребекка. — Его сильные руки согревали и успокаивали. — Завтра мы проведем день вместе, а потом я навещу тебя в Лондоне.

Она вздохнула:

— Только дети и мистер Хамфри пойдут с тобой на яхте.

Он протестующе прижал ее к себе еще крепче, и она поспешила пояснить:

— Мисс Смит и я будем убирать виллу и укладывать вещи, чтобы в пятницу утром отправиться назад.

— Ты слишком много трудишься, девочка моя, но ты права. Пожалуй, так даже лучше. Ребята вернутся такие усталые, что останутся в последний вечер дома, а ты сможешь поужинать со мной.

Она не это имела в виду, но идея ей понравилась. Такое поведение Бенедикта привлекало ее. А что касается его визита в Лондоне, тут надо подумать… Сразу возникнет куча проблем. Но нет ничего плохого в том, чтобы еще один денек помечтать.

— Хорошо. Завтра вечером ужинаем вместе.

— Спасибо, Ребекка. — Бенедикт взял ее за подбородок и нежно поцеловал в распухшие губы, потом обнял за талию, и они молча пошли назад к вилле.

Улегшись в постель, Ребекка констатировала, что она зрелая, рассудительная женщина, а Бенедикт — разумный мужчина. Может быть, стоит рассказать ему про Даниэля… И они станут просто добрыми друзьями. Больше ее ничего не интересует. Она не смеет…

Глава 6

Воскресный вечер, завтра в школу, все тело ломило от усталости. Ребекка опустилась в кресло и закрыла глаза. Она одна была за рулем три дня подряд. В пятницу — через всю Францию и в Лондон. В субботу — из Лондона в Корбридж, чтоб забрать Даниэля, и сегодня опять в Лондон.

Слава Богу, все позади; последняя неделя была весьма драматичной, но ее тайна осталась тайной. Даниэль спал в соседней комнате, и она могла наконец отдохнуть.

Но совесть не давала ей покоя. Годами она представляла себе Бенедикта как законченного негодяя, который ради мести разбил ей сердце. Но на прошлой неделе он показал себя с другой стороны. Вне всякого сомнения, ему нравилось общение с детьми. Но больше всего ее интересовало то письмо, которое он ей отправил и которое она не получила.

Она была уверена, что он говорил правду. Можно представить себе, как это произошло. Мэри написала ей только на Новый год, в ответ на ее рождественское поздравление, где она сообщила свой новый адрес.

Ребекка задавала себе вопрос, права ли она в том, что считает наилучшим для Даниэля не знать отца; чувство вины и сомнения все-таки тревожили ее. Она устало потерла веки и поворошила черные кудри.

А, какого черта! Все это пустые мысли. Она никогда больше не увидит Бенедикта. К счастью, он аннулировал их свидание в четверг вечером, а ведь она собиралась ему все рассказать и совершила бы, таким образом, непоправимую ошибку. Долорес сообщила ей, что на обратном пути, после морской прогулки, некая мисс Гривз встретила их и Бенедикт ушел с ней.

Очевидно, во Франции он не знал, куда себя девать эти несколько дней, и, встретив ее по чистой случайности, решил скоротать с нею время и заодно принести извинения за неблаговидные поступки, совершенные прежде. Получив ее прощение, он может теперь жить с чистой совестью. Она старалась унять мучительные сожаления о том, как могло бы все обернуться. Слишком поздно, прошло пять лет…

Ребекка оглядела свою уютную гостиную; окна выходили в маленький сад, освещенный вечерним солнцем. Она купила квартиру на втором этаже, когда Даниэлю было четыре месяца. Цена была астрономическая, ушли почти все деньги, вырученные за отцовский дом, но квартира себя оправдала. Даниэль любил играть в саду. Она выбрала Лондон потому, что для матери-одиночки было легче найти место учительницы в столице: учителей не хватало и здесь не стали бы особенно интересоваться ее личной жизнью. В документах она даже значилась как «миссис», хотя никогда не носила обручальное кольцо.

С высоты зрелых лет она признавала, что в двадцать два года, будучи блестящей студенткой, она была не от мира сего. Отец отгородил ее от жизни и привил свои взгляды. Другие девушки, поступив в университет, расставались с домом, тогда как Ребекка продолжала жить с отцом и даже после его смерти переехала в дом к его коллегам — Руперту и Мэри. Фактически она никогда не жила одна, пока не забеременела. И нет ничего удивительного, что ей не хотелось фигурировать в качестве незамужней женщины. Теперь она понимала, что это было ошибкой. Пока все хорошо, но настанет день, когда Даниэль спросит об отце, и она знала, что не сможет солгать сыну…

Пытаясь отвязаться от неприятных мыслей, она встала с кресла. Незачем заранее себя терзать, придет время, тогда и поглядим, а сейчас она очень устала. По пути в спальню она захватила два чемодана из холла. Кровать с красивым покрывалом, с такими же розами, как на шторах и подушках, выглядела весьма заманчиво, но нет, надо еще распаковаться. Затянув пояс короткого махрового халата, она стала разбирать вещи. Завязав в узел то, что следовало постирать, она направилась в кухню.

Ребекка поставила чайник, включила стиральную машину, наполнив ее бельем, засыпала порошок и плотно захлопнула крышку.

Решив немного взбодрить себя, она положила растворимого кофе в кружку, залила кипятком, добавила сахара и, подумав, подлила сливок. Вернувшись в гостиную, она вновь опустилась в кресло и с наслаждением отпила глоток горячего целебного напитка.

Громкий стук в дверь нарушил блаженную тишину. Отодвинув кружку, она встала с недовольной гримасой. Наверное, это миссис Томпсон с первого этажа — вдова, которая обожает Даниэля и при необходимости приглядывает за ним. К несчастью, она отличается невероятной болтливостью, а Ребекка сегодня не в состоянии ее слушать.

Она открыла дверь и замерла, потрясенная.

Одетый в строгий костюм, Бенедикт стоял на пороге со свирепым выражением лица.

— Привет, Ребекка, может быть, мне все-таки позволено будет войти? — едко сказал он, и не успела она вымолвить слово, как он прошел мимо нее в гостиную.

— Подожди, минуточку! — наконец воскликнула она и ринулась за ним. — С какой стати ты вламываешься в мой дом?

— Где он, Ребекка?

Краска сбежала с ее лица. Судорожно сжав руки, она сунула их в карманы, чтобы скрыть дрожь. Казалось, Бенедикт заполнил собой всю ее комнатушку.

— Ты о ком? — вызывающе вскинула она голову.

Она была готова к его враждебности, но ледяное бешенство в его золотистых глазах парализовало ее, а слова потрясли своей жестокостью.

— О моем сыне, сука! — прорычал он сквозь зубы. — Я бы тебя задушил собственными руками!