Уверена ли она, что все пройдет как надо? Но едва Луиза подошла к их ложе, как ее бросило в дрожь. Она не раз поступала импульсивно, и порой это печально заканчивалось. Нет, лучше повременить. Завтра она пошлет записку леди Гейбриел или оставит свою визитную карточку у них дома в надежде, что леди Гейбриел нанесет ей ответный визит. У Психеи нет повода отказываться от встречи с ней, успокаивала себя Луиза. Ведь в прошлом году она ничем не оскорбила леди Гейбриел в отличие от леди Джерси, чей гнев навлекла на себя помимо собственной воли.

Пожалев о том, что упустила такой благоприятный момент, Луиза направилась к своей ложе. Но тут замедлила шаги, увидев знакомых ей двух молодых дам. Возможно, леди Удача наконец повернулась к ней лицом и она сможет возобновить свои светские знакомства.

Луиза зашла чуть вперед и, остановившись, низко присела:

– Мисс Харгрейв, мисс Симпсон, как приятно увидеть вас снова.

Реверанс она сделала безукоризненно и грациозно, в этом у Луизы не было сомнений. Все прозвучало, как того требовали приличия, в ее голосе сочетались и удивление, и удовольствие от встречи. Но вместо ответного приветствия, как того ожидала Луиза, обе дамы как-то странно посмотрели на нее.

О Господи, неужели они собираются просто так пройти мимо?

Луиза изо всех сил продолжала улыбаться. В это время одна из молодых леди подняла лорнет и посмотрела на Луизу так, будто перед ней появилась жаба, выползшая из-за камня.

– Мы встречались в прошлом году, когда я останавливалась у моей тетушки, в недавнем прошлом миссис Марианн Хьюг, – продолжала Луиза. – Но потом она вышла замуж, и… – Ее слова словно падали в пустоту, в горле у Луизы пересохло. Обе дамы выказывали полнейшее равнодушие. Неужели они забыли ее?

– А, да, да, – как-то неуверенно проговорила мисс Харгрейв. – Боюсь, память часто мне изменяет. Конечно, сезон всегда богат событиями и новыми встречами: все из провинции съезжаются в Лондон. Вы приехали из Ливерпуля, не так ли?

– Из Бата, – поправила Луиза, чувствуя, как горят щеки. – Моя семья живет в Бате с давних пор. Но в этом году на время сезона я сняла дом в Лондоне.

– Приятно это слышать, – проговорила первая леди, но как-то сдержанно, в то время как взгляд ее блуждал по сторонам.

– Если вы остаетесь на сезон, мы, несомненно, встретимся в «Олмаке».

У Луизы словно отнялся язык. «Олмак» – это то место, где собираются сливки общества во время сезона, но тем счастливцам, кто полагал себя достойными быть принятыми, следовало обзавестись поручителями. А что могла она на это сказать? Признаться, что, может быть, никогда не получит доступа в это общество?

– Ах! – воскликнули дамы и переглянулись.

– Прошу извинить меня, я вижу приятельницу, с которой мне надо поговорить, – сказала мисс Харгрейв.

И они прошли мимо Луизы, как будто мимо стены.

Луиза тяжко вздохнула. Они ей даже не улыбнулись, а мисс Симпсон сделала вид, будто вовсе не знает ее.

Это и есть ее самый блестящий сезон в Лондоне?

Луиза чувствовала себя так, словно ей дали пощечину. Впервые она испытала такое унижение. В Бате у нее были друзья, знакомые ценили ее, никто не считал ее присутствие нежелательным. Слезы душили Луизу.

Рослый мужчина в кричащем жилете уставился на нее с явным любопытством, кое-кто из проходивших мимо зрителей тоже посматривал в ее сторону. Она, ни на кого не глядя, повернулась и почти натолкнулась на мужчину.

– Мисс Крукшенк, добрый вечер. Как вы находите представление?

О Боже, опять этот невыносимый лейтенант Макгрегор!

В этот момент у нее не было желания ни флиртовать, ни блистать остроумием. Кроме того, Луиза заметила его раньше, он сидел в одной из лож рядом с дамой с желтоватым лицом, и тут Луиза ощутила тягостную, ничем не объяснимую боль и попыталась справиться с собой.

– Я… м-м…

– Не расстраивайтесь так из-за них, – тихо произнес Макгрегор. – Они словно кошки, любят царапать. Вы вовсе не нуждаетесь в их признании.

Нет, как раз она нуждалась. Тем не менее его желание поддержать ее подбодрило Луизу. Макгрегор предложил ей руку:

– Позвольте мне проводить вас назад в вашу ложу.

Чувствуя себя отвергнутой, Луиза приняла его предложение. Она даже втайне огорчилась, что он не зашел к ней в ложу, а лишь проводил ее и поклонился на прощание. Она быстро села на свое место, так как в зале стали гасить свечи.

– Я не решалась часто смотреть в их сторону, но, по-видимому, лорд Гейбриел и его жена не покидали ложу, – прошептала Джемма. – Ты не встретила их в фойе? Не разговаривала с ними?

Луиза покачала головой, не в состоянии произнести ни слова, не выказывая при этом своего огорчения. Она обрадовалась, когда музыканты начали настраивать инструменты, и притворилась, будто полностью увлечена музыкой.

Наконец появился сэр Лукас и сел рядом с ней. Он пожал ей руку, а затем посмотрел на сцену. Луиза решила было рассказать ему о своей неудаче, однако передумала. Впрочем, милому Лукасу это даже не приходило в голову, хотя Луиза больше не сомневалась в том, что некоторые светские леди находят ее общество не совсем подходящим. Слезы навернулись ей на глаза, но она прогнала их прочь – только не здесь, решила она, здесь нельзя давать волю чувствам.

Джемма удивилась, когда занавес подняли снова, – по всей видимости, вечернее представление еще не закончилось. Это уже был не Шекспир, теперь на подмостках разыгрывалась комедия с грубыми плоскими шутками и розыгрышами.

Представляемый актерами фарс, безусловно, вызвал бы осуждение со стороны отца мисс Поумшак, викария, его дочь также выглядела слегка шокированной, но предпочитала держать язык за зубами. Публика между тем смеялась над неприличными шутками актеров, однако смех Луизы звучал неестественно резко.

Она предпочитала не замечать встревоженного взгляда Джеммы. Повернувшись лицом к сцене, Джемма тщетно силилась уловить смешное в остротах и шутках, многие из которых просто не понимала, хотя смеялась вместе со всеми.

Когда фарс закончился и зрители стали расходиться, Джемма бросила взгляд на ложу лорда Гейбриела. К ее разочарованию, ложа была пуста.

– Пойдемте быстрее, – сказал сэр Лукас дамам. – Сейчас на улице будет столпотворение, а нам еще надо найти свой экипаж.

Проходы были забиты зрителями, устремившимися к выходу, так что им пришлось потолкаться, чтобы выйти наружу, да и свой экипаж среди суеты разъезда они нашли не сразу. Наконец они забрались в карету и поехали домой. Всю дорогу Луиза почти все время молчала, и когда карета остановилась у дома и дамы вышли, сэр Лукас с тревогой посмотрел на нее:

– Что с тобой, Луиза?

– Голова разболелась, – ответила Луиза. – Большое спасибо, Лукас, за столь приятный вечер. Как это было мило с твоей стороны пригласить нас в театр.

Это явно польстило сэру Лукасу.

– Я рад, что ты получила удовольствие. Но поскольку тебе нездоровится, заходить я не буду. Отправляйся лучше спать.

Луиза молча согласилась, он провел ее под руку до дверей, затем повернулся и пошел прочь, она с унылым видом посмотрела ему вслед. Зайдя в дом, Луиза пожелала всем спокойной ночи, отказавшись от предложения услужливой мисс Поумшак заварить ей отвар от головной боли.

– Вероятно, у нее снова разболелась лодыжка, – поджав губы, заметила мисс Поумшак, когда они с Джеммой смотрели, как Луиза поднимается по лестнице. – Ей не следовало ходить в театр.

Джемма что-то пробормотала в ответ и пожелала ей спокойной ночи. На душе у нее было тревожно. Что случилось с Луизой? Не повстречала ли она лорда Гейбриела, не отказал ли он ей? Джемма поднялась к себе и, как только горничная помогла ей переодеться ко сну, накинула поверх ночной сорочки шаль и направилась в спальню Луизы. Дверь была закрыта, и она тихонько постучала.

Ответа не последовало, но до слуха Джеммы донеслись приглушенные рыдания.

Не может быть! Джемма, набравшись смелости, повернула ручку, дверь оказалась незапертой, и она решительно шагнула внутрь.

Так и не сняв вечерний туалет, Луиза ничком лежала на кровати и горько плакала.

– Луиза! Что с тобой? – Джемма поспешно подошла к кровати, присела и обняла подругу за плечи. – Ты все-таки встретилась с ним? Лорд Гейбриел чем-то огорчил тебя? Неужели это из-за меня погибли все твои надежды? – Джемма затаила дыхание, пока не увидела, что Луиза покачала головой, не переставая всхлипывать. – Что же тогда случилось? – Озадаченная, Джемма посмотрела на подругу. – Расскажи мне, пожалуйста. Все плохо, да?

– Д-да, п-плохо, – ответила Луиза. – Я… они… мисс Хар… грейв…

Джемме это имя было незнакомо.

– Пожалуйста, Луиза, успокойся, зачем так изводить себя? Может позвонить, чтобы принесли бренди или чашку чая?

– Нет-нет. Я отослала прислугу спать. Никого не хочу видеть. Лукас мог бы заметить, что со мной происходит что-то неладное. В театре он был так невнимателен ко мне. О, какая я несчастная!

– Я сейчас спущусь вниз и заварю чай, – предложила Джемма.

Луиза удивленно посмотрела на нее, но Джемма только улыбнулась:

– Я знаю, как незаметно пройти на кухню.

– Нет, – сказала Луиза. – Подай мне воды, а потом сядь рядом и посиди со мной немного. Мне… мне так одиноко.

С облегчением заметив, что Луиза перестала плакать, Джемма подошла к ночному столику, налила немного воды из кувшина и подала стакан Луизе. Та отпила несколько глотков, после чего Джемма взяла у нее стакан и поставила на место. Затем нежно обхватила Луизу за плечи и как можно мягче сказала:

– Расскажи мне, что расстроило тебя. Может, все не так уж плохо?

– Плохо. Меня никогда так не унижали, – еле слышно прошептала Луиза и, всхлипывая, рассказала о том, что заставило ее страдать.

– А эта мисс Харгрейв очень важная особа? – спросила Джемма.

– Честно говоря, я не знаю. Но к ее мнению прислушиваются в светском обществе, и она состоит в «Олмаке».

– И поэтому весь мир провалится в тартарары, только потому, что она тебе не улыбнулась? – весело проговорила Джемма.

Но Луизу не так-то легко было отвлечь от грустных мыслей.

– Дело не столько в ней, сколько во всех остальных. В Бате все меня любили, некоторые даже восхищались мной. Называли «хорошенькой мисс Крукшенк». – Луиза попыталась улыбнуться, но не смогла. – Я знаю, что тщеславна, но в Бате все меня действительно любили. Я совершила ужасную оплошность. Сняла дом на все время сезона, но напрасно. Денег мне не жаль, обидно, что придется вернуться домой, ничего не добившись.

У Джеммы от гнева перехватило дыхание. Она окинула внимательным взглядом опухшие от слез глаза и лицо Луизы. Сейчас ее трудно было назвать хорошенькой. Да, Луиза тщеславна, но у нее доброе сердце. Какое участие она проявила к Джемме, незнакомой ей девушке, добиравшейся в одиночку до Лондона, с каким вниманием и заботой отнеслась к ней! Если бы не Луиза, Джемме пришлось бы жить в какой-нибудь захудалой гостинице, в полном одиночестве, где до нее никому не было бы дела.

– Луиза, – едва слышно произнесла Джемма, но Луиза заговорила о своем:

– Я знаю, что мой отец нажил состояние благодаря своим фабрикам, еще он владел магазинами. Но, несмотря на свое невысокое происхождение, он был самым благородным и великодушным человеком. Самым замечательным и добрым отцом. Мне его так не хватает. И осуждать его и меня в недостатке благородства только из-за того, что моя семья не всегда являлась состоятельной, просто несправедливо.

– Не только несправедливо – нетерпимо! – заявила Джемма.

Луиза во все глаза смотрела на нее.

– Ты не считаешь меня слишком самонадеянной, если я приехала в Лондон с надеждой быть принятой в светском обществе, самом избранном?

Говорила Луиза неуверенно и робко, что было ей не присуще, и Джемме это не понравилось. Безграничная самоуверенность Луизы подчас раздражала, но только не Джемму. И такая перемена в подруге была ей не по душе.

– Избранном, но в каком смысле? Полагаю, хорошие манеры и доброжелательность здесь ни при чем, – заявила Джемма. – Мне известно, как устроено светское общество, известно также и то, что я не вправе судить об этом, поскольку не знаю своего происхождения, но мы ни в чем не уступим им, этим высокомерным и заносчивым дамочкам, которые думают, что могут решать, кто достоин развлекаться во время лондонского сезона, а кто нет.

– Не уступим? – всхлипнула Луиза, оглянувшись в поисках платка. Джемма вскочила и вытянула чистый, отделанный кружевами платочек из ридикюля Луизы, та взяла платок и энергично высморкалась.

– Нет, даже не думай! – Джемма стояла, скрестив руки на груди. – Луиза, меня унижали всю жизнь. Многие девочки в пансионе игнорировали меня, высмеивали, награждали обидными прозвищами. Одна из них однажды вылила мне в кровать ведро с помоями. Мне тогда было двенадцать лет.

– О, как это омерзительно! – воскликнула Луиза. Выпрямившись, она села на кровати. – Неужели кто-то мог совершить такое?

– Ее мучила зависть, потому что учитель танцев восхищался моей грацией, а ее считал неуклюжей. – Джемма едва заметно улыбнулась при этом воспоминании. – Учитель танцев был симпатичным, мы все обожали его.

Луиза слушала, однако по-прежнему выглядела подавленной.

Джемма продолжала говорить:

– Я убеждена, что настоящие леди и джентльмены обладают прирожденным тактом, как их благородные родовитые предки, которые никогда не позволили бы себе ничего подобного. Всегда найдется кто-нибудь, кто попробует дать понять свое превосходство, унизив другого. Но это и есть признак недалекого ума и духовной ограниченности. Если позволить себе, Луиза, обижаться и страдать из-за них, тогда они добились своего.

Луиза вздохнула:

– Но как можно спокойно терпеть подобное отношение? Мне просто хочется, чтобы люди любили меня! – Джемма молчала, и Луиза быстро продолжила: – Я, конечно, эгоистка! Ты столько вынесла, а я болтаю о том, что какие-то две леди выразили мне свое пренебрежение. Прости меня, Джемма, я постараюсь исправиться.

– В этом как раз и состоит весь секрет, – мягко заметила Джемма.

– В чем именно? – Луиза снова вытерла нос.

– Раз ты не нуждаешься в их одобрении, значит, тебя не должно задевать их высокомерно-презрительное отношение. Если ты выказываешь явное равнодушие к их мнению, это начинает их раздражать. Порой таким образом можно добиться своего.

Луиза криво улыбнулась:

– Пожалуй, тогда меня не скоро можно будет увидеть в светском обществе. Однако я учту твой совет и попробую поступать именно так. Спасибо тебе.

Луиза протянула руки навстречу Джемме, и они обнялись. На какой-то миг обеим стало легче от чувства крепнущей духовной близости между ними.

Вид у Луизы был заплаканный, веки опухли, на щеках виднелись полоски слез. Луиза посмотрела на себя в зеркало.

– Придется воспользоваться целой корзиной огурцов, – предположила она мрачным тоном. – Иначе прислуга заметит, что я плакала.

Джемма рассмеялась.

– Все образуется, – заверила ее Джемма. – А завтра придумаем еще что-нибудь, чтобы поднять себе настроение.

Пожелав Луизе спокойной ночи, Джемма ушла к себе в спальню и предалась размышлениям.

Лорд Гейбриел наконец-то в Лондоне. Он прочтет ее письмо и ответит ей. Но когда?

Завтра, может быть, она это выяснит.

Глава 8

На следующее утро Джемма и Луиза поднялись рано. Когда Джемма спустилась к завтраку, Луиза уже сидела за столом. Луиза грустно смотрела в чашку с чаем, но, заметив Джемму, с улыбкой сказала:

– Надеюсь, ты хорошо спала.

Она попыталась произнести эти слова, как обычно, живо и весело – Джемма сразу это заметила и обрадовалась. Хотя ей, как и Луизе, пришлось приложить немало усилий, чтобы ответить таким же бодрым тоном. Всю ночь она почти не сомкнула глаз, думая о том, что ответит ей лорд Гейбриел, когда прочтет ее письмо.

– Сносно, – солгала она. – Какое сегодня хорошее утро.

– О да, – согласилась с ней Луиза. – Солнце уже взошло, и птицы проснулись. В такой прекрасный день не хочется долго валяться в постели.

Как полагала Джемма, это тоже была ложь, хотя более искусная. Все дело в том, что обе они были слишком взволнованы, чтобы спокойно нежиться в постели, хотя мисс Поумшак еще не появилась. Когда Луиза протянула руку за ломтиком тоста, Джемма заметила на ее пальцах пятна от чернил.

Луиза поняла значение ее взгляда и сразу призналась:

– Я послала записку леди Гейбриел. Спросила, не может ли она представить меня на некоторых светских вечерах, чтобы ввести в высший свет. Мы все-таки знакомы друг с другом, а она весьма любезная и обходительная леди, и я надеюсь… – Тут Луиза прикусила губу и умолкла.

Джемма тоже на это надеялась: Луиза не заслуживала еще одного отказа. Это касалось и ее самой, ведь она тоже питала надежду.

За завтраком они непринужденно болтали, но Джемма видела, как напряженно прислушивается Луиза к каждому звуку, доносившемуся с улицы. Обе ждали, что раздастся стук в дверь и либо придет письмо по почте, либо его доставит слуга, либо явится леди Гейбриел собственной персоной, если, конечно, они такие везучие.

К еде ни Луиза, ни Джемма не притронулись. Джемма бросила на стол салфетку и устремилась вслед за подругой в гостиную. Захватив с собой рукоделие, Джемма принялась пришивать кайму на платок, а Луиза просматривала журнал мод.

Утро казалось бесконечным, как никогда, хотя фарфоровые часы на камине безостановочно отсчитывали минуту за минутой. Джемма по крайней мере раза три уколола иголкой палец, пока наконец не раздался стук в дверь.

Не двинувшись с места, Джемма прислушалась к голосам снаружи. Луиза, побледнев, вскочила на ноги. Никто из них не проронил ни слова, и в этот момент раздался стук закрываемой двери. Джемма напрягла слух, но, по-видимому, в дом никто не вошел. Затем послышались шаги на лестнице и появился Смелтерс. Он держал серебряный поднос с письмом.

Джемма затаила дыхание. Смелтерс подошел к Луизе:

– Вам письмо, мисс.

– Спасибо.

Луиза бросила на Джемму виноватый взгляд. Едва лакей вышел, как она надорвала конверт и быстро пробежала глазами записку.

Вовсе не было нужды спрашивать, что написала леди Гейбриел. Когда Джемма увидела огорченное лицо Луизы, ей стало горько и больно за подругу.

Луиза тяжело опустилась в кресло.

– Она пишет, что будет счастлива видеть меня снова, но в настоящее время она почти никуда не выезжает, поэтому не может выполнить мою просьбу.

– Мне так жаль, – сказала Джемма. Луиза с трудом сдерживала слезы.

– Ах, если бы моя тетя Марианна не уехала путешествовать за границу… – Луиза сокрушенно покачала головой и сникла. – Что толку жаловаться. Что-нибудь придумаю. – У нее задрожали губы, и она сказала: – Пойду прилягу. Извини, Джемма, у меня разболелась голова.

Понимая, что подруге хочется побыть одной, Джемма кивнула.

– Скажу мисс Поумшак, чтобы не беспокоила тебя. Даже своим прославленным отваром.

– Спасибо, – с чувством проговорила Луиза и быстро вышла из комнаты.

О Боже! Луиза утратила свою самую большую надежду обрести покровительницу, а Джемма ждала – лорд Гейбриел пока не удосужился ответить на ее письмо. Интересно, прочел ли он его?

Наконец появилась мисс Поумшак, она вышла из столовой. Узнав о недомогании госпожи, она поцокала языком и выразила удивление по поводу того, что Лондон считается самым желанным и очаровательным местом.

– По-видимому, Лондон плохо отражается на здоровье мисс Крукшенк, – проговорила она, подсаживаясь к столу со своим вышиванием.

Джемма что-то невнятно пробормотала в ответ и снова занялась рукоделием, но при этом вздрагивала при каждом звуке, доносившемся снаружи. Всякий раз, когда мимо окон проезжала карета или раздавался звук шагов на мостовой, она замирала, надеясь получить послание с более благоприятным ответом.

Джемма и мисс Поумшак молча вышивали до тех пор, пока к ним не зашел Смелтерс и не объявил, что наступило время ленча.

Джемма пошла вслед за мисс Поумшак в столовую, но не притронулась ни к лососине, ни к горчичному соусу, несмотря на то что за завтраком тоже ничего не ела. Ей хотелось плакать. Почему нет никаких известий? Как может лорд Гейбриел игнорировать ее просьбу об аудиенции по столь важному для нее делу?

Мисс Поумшак, помешивая суп в тарелке, спросила:

– Вы не голодны, мисс Смит?

– Нет, нисколько, – ответила Джемма, запах еды вызывал у нее отвращение. – У меня тоже разболелась голова.

– Дорогая мисс Смит, надеюсь, это не какая-нибудь заразная болезнь? – сказала мисс Поумшак, так и не донеся ложку до рта.

– О нет, ешьте на здоровье, – успокоила ее Джемма, гадая в то же время про себя, когда это было, чтобы у ее собеседницы отсутствовал аппетит. Но разве мисс Поумшак виновата в том, что от переживаний у Джеммы кусок не лез в горло.

– Полагаю, мне тоже следует немного полежать, так что извините меня, пожалуйста.

Джемма выскользнула из столовой, хотя мисс Поумшак успела прокричать ей вдогонку один из своих домашних рецептов против недомогания. Но в коридоре Джемма в раздумье остановилась.

Она пойдет и встретится с ним лично! Кроме того, Джемме совсем не хотелось, чтобы кто-нибудь стал свидетелем, когда ей откажут. Она совладала со своим первым порывом – отправиться туда одной. Но идти по улицам Лондона одной, без сопровождения она не может из соображений благопристойности. Вовсе ни к чему, чтобы у лорда Гейбриела сложилось о ней превратное мнение до того, как она успела изложить свое дело. Джемма поднялась наверх, чтобы найти Лили.

– Я собираюсь кое-кого навестить, но это довольно далеко, – объяснила она служанке. – Ты не прочь прогуляться со мной?

– Конечно, мисс, – ответила девушка с выражением любопытства на лице.

Джемма накинула шаль и задержалась перед зеркалом, разглядывая с недовольным видом свое поношенное муслиновое платье. Не в этой одежде собиралась она предстать перед братом, но сейчас она была слишком возбуждена, чтобы переодеваться. К тому же ей вовсе не хотелось в глазах брата выглядеть ни модно одетой, ни состоятельной, ей незачем было притворяться. Возможно, это даже к лучшему, если он увидит ее такой, какая она есть на самом деле. Если он откажет ей только по причине ее внешнего вида, тогда им незачем больше встречаться.

Джемма спросила у Лили, в какой стороне находилась площадь, где проживают лорд и леди Гейбриел. Это было неподалеку. Они пошли быстрым шагом и вскоре были на месте. Дом Синклеров располагался в красивом месте: в центре площади был разбит небольшой парк, вокруг которого стояли роскошные особняки.

Это было кирпичное здание, очень красивое, гораздо больше, чем дом, который снимала Луиза. Казалось, само здание служило вещественным доказательством знатности и богатства его обитателей. Джемму охватил трепет. А что, если лорд и леди Гейбриел в этот момент сидят за столом? Время для визита не совсем удачное. Да, ей надо было все рассчитать перед тем, как отправиться сюда.

Джемма хотела было повернуть назад, но они уже стояли перед главным входом. Вряд ли у нее хватит смелости прийти сюда еще раз.

И Джемма ухватилась за ручку дверного молотка, обитого медью.

Лорд Гейбриел встал очень рано. Он проснулся, как только первые солнечные лучи заиграли на занавесках в его спальне. Он тихо лежал, чуть повернув голову в сторону жены. Психея спала, все в ней было очаровательно, и спутанные светлые волосы, и даже то, как она дышала. Ночь выдалась тяжелая. Она долго не засыпала, а когда наконец уснула, то вскоре заплакала во сне и проснулась.

Гейбриел обнял ее и прижал к себе, нежно целовал ее мокрое от слез лицо и ласкал, пока она опять не заснула. Он знал, в чем причина ее слез.

За последние несколько месяцев Психея стала очень тревожно и плохо спать. После чего у нее нередко появлялись темные круги под глазами, цвет кожи изменился, вместо светло-золотистого стал бледно-серым. Ее вид, ее подавленное настроение – все это причиняло ему страдания.

Гейбриел какое-то время смотрел на жену, затем, испугавшись, что его взгляд потревожит ее сон, потихоньку стал выбираться из постели, при этом не удержался и поцеловал ее в голову, едва коснувшись своим дыханием ее волос. Затем на цыпочках прошел в гардеробную, там снял ночную сорочку и надел брюки, когда появился камердинер.

– Милорд, – с укором произнес Суиндон, – вам следовало только позвонить.

– Когда-то мне приходилось одеваться самостоятельно, без чьей-либо помощи, – сказал Гейбриел и слегка улыбнулся. – В то время я был просто счастлив надеть запасную свежую рубашку. Мне кажется, я до сих пор не забыл, как это делается.

Камердинер ничего не сказал, но возмущение, отразившееся на его лице, было красноречивее всяких слов. Он помог хозяину одеться, затем вышел, чтобы проверить, готов ли завтрак и заварен ли чай.

Гейбриел спустился вниз. В доме царила тишина. Он почти пожалел, что позволил Цирцее, младшей сестре Психеи, вместе с гувернанткой и слугой отправиться в Бристоль на две недели взять несколько уроков рисования у одного известного французского художника. Возможно, что присутствие Цирцеи в доме на первых порах после возвращения его и его жены в Лондон подняло бы настроение у ее старшей сестры. Они посещали бы вместе художественные салоны и выставки, ходили бы по музеям, рассматривая поступившие зато время, пока они находились в провинции, новые экспонаты. Но Цирцея так стремилась воспользоваться этой возможностью, поскольку художник намеревался оставаться в Англии весьма недолго, да и сама Психея настаивала на отъезде сестры.

Гейбриел в величественном одиночестве сел в столовой на свое место и положил себе бифштекс и маринованную сельдь. Но, отведав понемножку того и другого, отодвинул тарелку. Ради всего святого, неужели он не в состоянии что-либо сделать? Какой же он мужчина, если не может дать Психее то, чего она так желает, чего они оба желают? Он встал, к нему тут же подошел лакей, но Гейбриел покачал головой:

– Больше ничего не надо. Я буду в библиотеке.

Гейбриел направился в библиотеку, в большую комнату на нижнем этаже. Его стол был завален грудами бумаг, которые требовали срочного рассмотрения. Но сейчас ему было трудно сосредоточиться на оценке доходности сделанных им капиталовложений, или на курсе акций, или на докладе его поверенного, в котором, как он предполагал, речь шла о правомерности поданной им заявки на аукционе. Психея несчастлива, а все остальное уже не имело значения.

Несколько раз он прошел перед камином – туда и обратно, затем заставил себя снова сесть за стол и приняться за бумаги. Если вдруг Психея спустится вниз, он должен иметь обычный деловой вид, ей незачем видеть его душевные страдания.

Лорд Гейбриел просматривал отчет с цифрами, когда на пороге появился лакей.

– Прошу прощения, милорд.

– Да? – не поднимая головы, спросил Гейбриел.

– Там юная леди…

– Передайте ей, что леди Гейбриел сегодня никого не принимает, – распорядился лорд Гейбриел, удивившись, потому что на этот счет слугам уже были даны указания. Все-таки их собственные слуги вышколены лучше, чем городские. – Чтобы ни в коем случае не беспокоили мою жену.

Лакей откашлялся и произнес:

– Но, милорд. Эта леди вовсе не хочет видеть леди Гейбриел. Она настаивает, и очень горячо, на встрече с вами.

Лорд Гейбриел положил бумагу на стол и внимательно посмотрел на лакея, лицо у слуги раскраснелось – видимо, ему пришлось проявить всю свою твердость.

Молодая леди, должно быть, весьма настойчива, подумал Гейбриел.

– Хорошо, проведи ее внутрь, – произнес Гейбриел. Но едва слуга удалился, как он спохватился, что не спросил имени посетительницы. Скорее всего эта особа пришла с просьбой о взносе в местный благотворительный фонд или о новой крыше для приходского приюта для бедных. Вряд ли это светский визит.

Как только в дверях появилась молодая девушка, Гейбриел встал. У нее были темные волосы, из-под полей простой соломенной шляпки выбилась прядь волос; она была одета в поношенное, но приличное муслиновое платье, на плечи накинута простенькая шаль. Да, все ясно, подумал Гейбриел, сейчас речь пойдет о благочестивых делах. Ее лицо на какой-то миг показалось ему знакомым, но потом, рассмотрев ее внимательнее, он понял, что никогда с ней не встречался. Он поклонился в ответ на ее реверанс и молча указал на кресло, подождал, пока она села на краешек, и только после этого сел сам.

Если она собирает взносы на благотворительность, то, должно быть, занимается этим совсем недавно, подумал Гейбриел. Потому что чувствует себя весьма неловко.

– Лорд Гейбриел, прошу извинить меня за то, что побеспокоила вас, но у меня к вам безотлагательное дело.

У нее был приятный голос, не визгливый и не громкий, говорила она не как простолюдинка.

– Чем могу помочь? – любезно спросил он и незаметно выдвинул ящик стола, готовясь достать оттуда достаточную, на его взгляд, сумму наличных денег и покончить побыстрее с этим делом.

– Вы прочитали мою записку?

Он с вежливым недоумением посмотрел на нее:

– Касающуюся…

Девушка облизнула губы.

– Конечно, вы должны вспомнить. Я недавно получила письмо, в котором говорится, что я… что мы… что я ваша сестра, милорд, – отчаянно путаясь в словах, проговорила она.

Гейбриел застыл на месте и невольно нахмурился. В воздухе повисла неловкая пауза. Он никак не мог найти нужные слова.

– Яне…

Его первым побуждением было не признаваться. Но с какой стати ему отпираться? Да, он вскрыл письмо, прочел первые строчки и тут же отправил этот восхитительный букет нелепостей и несуразиц в мусорную корзину. Он принял все это как дурное и гнусное вымогательство, ну что ж, в таком случае они не на того напали. Или возможно, в голову какой-то женщины, оказавшейся без средств, пришла нелепая идея заработать себе на жизнь таким нечестным путем.

Он достаточно повидал на свете разных негодяев и мошенников, чтобы научиться различать все их плутни. Невесть откуда взявшиеся родственники, жадные до денег. Любое притязание на родство оказывалось безосновательным. Нет, он не был таким простачком, которого можно было поймать на удочку с помощью такой беззастенчивой лжи.

Однако эта девушка совсем не походила на тот тип женщины, который, как он предполагал, обычно скрывался за такого рода посланиями. Гейбриел откашлялся и заговорил, стараясь сохранять выдержку. Если он на нее накричит, то не исключено, что она упадет в обморок. Она была бледна – по всей видимости, ей понадобилось все ее мужество, чтобы вот так просто сидеть и смотреть ему в лицо. Девушка судорожно сжимала ридикюль.