Глава 19

Когда они проснулись, она все еще лежала в его объятиях, нисколько не стыдясь своей наготы. Когда Гейбриел посмотрел на ее обнаженную грудь, она приняла его восхищение без всякого смущения. Все так быстро изменилось! В глубине души она была благодарна, что как бы ни сложилась дальше их судьба – именно Гейбриел открыл ей тайну плотской любви. Она была уверена, что никто другой не смог бы научить ее всем сердцем и умом наслаждаться любовью и пробудить в ней страсть, удивившую ее саму. Нет, она рада, что в первый раз это произошло у нее с Гейбриелом, ибо это было истинное воплощение любви.

Сейчас она с сожалением подумала о невозможности принять теплую ванну или по крайней мере окунуться в холодное озеро. Вместе, голые, ощущение прохладной воды на разгоряченном теле… удивительно, как эти мысли возбудили ее.

Гейбриел, опершись на локоть, смотрел на нее и, заметив искру желания в ее глазах, улыбнулся:

– По-моему, я создал…

– Чудовище? – закончила Психея, подозревая, что ее желания, возможно, если и нормальны, то не очень приличны.

– Нет, – поспешил возразить он. – Чудо, хотя не я его создавал. Пробуждение, я бы сказал. Пробуждение чувств, которые, как я всегда подозревал, скрывались под твоей строгой благовоспитанностью. Ты должна радоваться, тебе дан редкий дар, дар, исходящий из твоего открытого сердца, твоего здорового тела и здравого ума. Многим женщинам требуются годы, чтобы познать то, чему ты научилась сразу же.

«Многим женщинам просто никогда не встречается любящий мужчина, который достаточно умен и заботлив, чтобы дать им это знание», – подумала Психея.

– Так ты готов уступить моим требованиям? – спросила она, наклоняясь к нему в ожидании поцелуя.

Неожиданно Гейбриел поднял голову и прислушался.

– Мышь? – шепотом спросила Психея.

– Если мышь, то с двумя очень большими ногами, – мрачно ответил Гейбриел. – Видимо, пора нам покидать этот чудесный особняк, дорогая.

Психея натянула на себя тунику, пригладила волосы и схватила накидку и сандалии. Гейбриел оделся очень быстро. Кроме поднятой пыли, они не оставили никаких следов своего пребывания. Держа в руке сапоги, Гейбриел сделал ей знак следовать за ним. Он выглянул за дверь.

– Кажется, они у черного хода, – шепнул ей на ухо Гейбриел.

Она кивнула, даже не спрашивая, кто эти «они». У них не было никаких сомнений – Баррет никогда не отступится. Как долго они будут прятаться от его наемных убийц?

Куда бежать? Гейбриел оглянулся и указал на окно, за которым виднелись густые заросли. Он с трудом поднял разбухшую от сырости раму и, высунув наружу голову, быстро огляделся. Затем помог Психее взобраться на подоконник и спрыгнуть вниз на землю, последовав за ней. Кусты закачались, и трава зашуршала, эти звуки показались Психее оглушительными. Вдруг кто-нибудь услышал или увидел их?

Вместо ответа раздались крики позади дома.

– Эй, они убегают! – выкрикнул чей-то хриплый голос.

– Бежим в лес, – сказал Гейбриел. Он схватил ее за руку, и они помчались, словно за ними гналась сама смерть. Психея морщилась от боли, наступая босыми ногами на камни и спотыкаясь о твердые корни.

Их преследовали, она слышала треск сучьев под тяжелыми шагами. Оглянувшись, девушка увидела, как качаются ветви. Она задыхалась, но Гейбриел, казалось, не ведал усталости, его сильная рука тащила ее вперед, и она была полна решимости бежать, пока не разорвутся легкие. Ее слабость не станет причиной его смерти. Да и ее тоже.

И Психея бежала, в боку была резкая боль, ноги дрожали, перед глазами плыли красные пятна. В полном изнеможении она даже не поняла, что сказал ей Гейбриел. Только когда он втащил ее в тень огромного дуба, она догадалась, что они обогнали своих преследователей.

– Отдохни минутку, – прошептал Гейбриел, – но молчи.

У нее не было сил ответить, и она только кивнула. Психея дрожала всем телом, и если бы Гейбриел не прижал ее к себе, как бы передавая ей силу своего мускулистого тела, она бы свалилась на землю.

Отдышавшись, Психея прислушалась. Вокруг них была тишина. Вернулись ли убийцы в дом, отказавшись от погони? Или притаились за ближайшим деревом, поджидая, когда они с Гейбриелом выдадут себя?

Психея содрогнулась. Они не могли бесконечно долго прятаться под этим деревом.

Гейбриел, видимо, подумал о том же.

– Если б мы смогли добраться до деревни, – прошептал он ей на ухо.

Она кивнула. В деревне были ее кучер с каретой и люди, которые могли стать очевидцами и, может быть, помешали бы нападению. Психея пошла быстро, но осторожно. Она заметила, что ее ноги разбиты в кровь и оставляют следы, по которым любой опытный охотник легко их выследит.

Она увидела, что Гейбриел поворачивает к дороге или старается идти параллельно. Они не могли углубляться в лес, чтобы не заблудиться, но не могли идти и по дороге, где их могли увидеть.

Психея видела, что Гейбриел напряженно прислушивается. И тоже услышала отдаленный стук копыт. К Баррету спешит подкрепление? Ей стало страшно, и она заметила, как помрачнело лицо Гейбриела. Не выпуская ее руки, он достал из-под рубашки небольшой нож.

Они не сдадутся без сопротивления, но Гейбриел один против нескольких.

Топот приближался, и Гейбриел заглянул под низкую ветвь дерева, чтобы рассмотреть лошадь или людей, проезжавших по дороге всего в нескольких ярдах от них. Затем он отпустил ее руку и, к изумлению Психеи, бросился к экипажу. Оглянувшись, он крикнул ей:

– Быстрее!

Психея подбежала к нему и с неописуемой радостью увидела свою карету и своего верного кучера, возвращавшегося за ними, как ему и было приказано.

– Садись! – Гейбриел распахнул дверцу перед Психеей. – На нас напали, – крикнул он кучеру. – Разворачивайся и уезжай отсюда как можно быстрее! Когда выедешь на большую дорогу, я скажу, что делать дальше.

Психея немного успокоилась, ее раскрасневшееся от бега лицо приобрело свой обычный нежно-кремовый оттенок.

– Мы возвращаемся в Лондон? – тихо спросила она.

Гейбриел задумался. Уже не в первый раз он недооценил эту шайку негодяев, больше такого не должно произойти.

– Нет, они рассчитывают на это. Возможно, уже устроили засаду на дороге, – сказал он. – А мы поедем на юг.

Психея не возражала. Она поправила волосы и стряхнула с туники прилипшие листья.

– Странный же у меня будет вид, когда мы приедем в гостиницу, – огорченно заметила она.

Какая бы благовоспитанная девица сохранила самообладание, спасаясь бегством от кровожадных бандитов, да еще полуодетой в этом маскарадном костюме? С ней не было багажа, не было горничной, и ее репутация на грани гибели, а выражение ее лица безмятежно, и в ее глазах нет страха. Она – чудо, его очаровательная мисс Хилл. Сердце Гейбриела переполняла любовь. Она ни с кем не сравнима, и она принадлежит ему, пусть даже на время. Любой ценой он должен спасти ее.

Даже если ему придется нарушить клятву, данную на всю жизнь.

Когда они выехали на большую дорогу, Гейбриел быстро переговорил с кучером и вернулся в карету. Он долго сидел молча, глядя в окно. Страшная борьба происходила в его душе.

Ему слышались громкие голоса: «Никому не позволено так позорить имя нашей семьи! Ты мне противен… Никаких просьб, черт побери, на этот раз ты зашел слишком далеко…» От воспоминаний о пережитой боли, от гнева, вновь вскипавшего в его груди, Гейбриел сжал челюсти.

Психея наблюдала за ним, понимая, что следовало бы поинтересоваться, куда это безумное бегство их приведет. Однако что бы ни готовила им судьба, она знала, что должна ценить каждую минуту, проведенную вместе, хотя бы и в карете, катящейся по ровной дороге.

Психея не хотела думать о будущем, когда рядом не будет Гейбриела. Сейчас она каждой клеточкой своего тела ощущала его присутствие.

Психея прикрыла глаза и, откинувшись на мягкую спинку сиденья, покачивалась на рессорах кареты. Пока она с Гейбриелом, она не станет беспокоиться из-за убийц, скандала или гнева своей семьи. Присутствие Гейбриела, его любовь для нее важнее, чем надвигающаяся опасность.

Психея проснулась оттого, что карета остановилась. Даже не взглянув на пустое сиденье, она сразу же почувствовала, что Гейбриела нет. Психея чуть не закричала. Сумрак, она одна в карете. Где они? Где Гейбриел? Выглянув в пыльное оконце, девушка увидела, что смеркается и небо затянуто тучами.

Перед ней были высокая каменная стена и сторожка. Видимо, они остановились у въезда в какое-то большое имение. Гейбриел оживленно разговаривал с привратником, но она не слышала слов. Привратник размахивал руками и что-то доказывал визгливым голосом. Гейбриел помолчал и вновь заговорил более спокойным тоном, но она уловила в нем стальные нотки. Наконец, казалось, Гейбриел убедил его. Привратник пошел открывать тяжелые железные ворота, а Гейбриел снова сел в карету.

Вид у него был хмурый. Психея вопросительно взглянула на него, и он взял ее за руку.

– Мы остановимся на ночь здесь, в… доме моего знакомого, – сказал он. – Люди Баррета сюда не доберутся. Судя по высоте стены и несговорчивости привратника, он был прав. Но кем же был этот старый знакомый, владелец такого большого и уединенного имения? Прошлое Гейбриела выглядело все таинственнее. Психея вспомнила слухи об убийстве, но не хотела об этом думать. Он сам ей скажет, когда придет время. Она не из тех, кто обвиняет без всяких доказательств. Разве она не знает его и его доброе сердце?

Несмотря на то, что ее разбирало любопытство, Психея не стала расспрашивать Гейбриела. Они ехали через густой лес, вокруг возвышались вековые деревья, на прогалине Психея увидела оленя, щипавшего траву. Подъездная дорога была расчищена и ухожена. Наконец карета остановилась, и Гейбриел с каменным лицом открыл дверцу, вышел и подал ей руку.

Психея огляделась. Огромный дом из серого гранита потрясал своей величиной, холодной строгостью архитектуры и необычайной тишиной, царившей в нем. Не лаяли собаки, не слышно было голосов слуг или смеха играющих детей. Психея взглянула на Гейбриела, но тот давал указания кучеру, который кивнул, натянул вожжи, и карета завернула за угол, направляясь к конюшне. Скрип колес и стук копыт неестественно громко звучали в этой тишине.

– Они знают, что мы приедем? – спросила Психея, думая, как расстроит какую-то леди их неожиданное появление.

– Нет, но здесь вполне достаточно комнат для гостей, – сказал он, коротко улыбнувшись ей. Однако настороженное выражение его глаз не изменилось.

– Ты уверен, что они будут нам рады? – снова спросила Психея с неожиданным смущением.

– Не очень, но они нас примут, – мрачно заявил он. Психея не успела попросить его объяснить ей, что происходит, как дверь наконец открылась и появился лакей. Гейбриел взял ее за руку и повел по широким ступеням.

– Привет, – сказал он. Слуга в остолбенении смотрел на Гейбриела. На нем был тяжелый парик и богатая ливрея, несмотря на то что место казалось таким уединенным. И все же он казался немного слабоумным.

– Э… х-хозяина нет дома, – заикаясь произнес он.

– Для меня он – дома, – спокойно ответил Гейбриел. Не обращая внимания на лакея, в замешательстве смотревшего на него, Гейбриел провел Психею в открытую дверь.

Навстречу, размахивая руками, спешил старый дворецкий.

– Послушайте, нельзя приходить сюда вот так, хозяин не позволяет. Уходите, пока я не спустил собак.

Психея в ужасе остановилась.

– Мы не хотим навязываться, – сказала она Гейбриелу. Но он не слушал ее.

– Нет никаких собак, Макдаффи. Он не выносит, когда они ласкаются. Разве ты не помнишь, как он утопил бездомного щенка, которого я принес домой? Мне тогда было восемь.

Психея широко раскрытыми глазами смотрела на своего спутника. Худой, высокий дворецкий, казалось, сейчас упадет в обморок.

– Это вы, сэр! Вернулись, я бы никогда не поверил. Психее страшно хотелось отвести Гейбриела в сторону и потребовать у него объяснений. Но он продолжал разговаривать с дворецким.

– Но его милость… – ломая руки, говорил старик, – он угрожал, что отхлещет вас кнутом, если вы снова появитесь здесь после того, что вы сказали ему в прошлый раз… Я не думаю…

– Предоставь его милость мне, Макдаффи, – в отличие от взволнованного слуги удивительно спокойным тоном сказал Гейбриел. – Полагаю, он в кабинете? Я поговорю с ним. О, и скажи экономке, чтобы она приготовила две комнаты для гостей и добавила два прибора на обеденном столе. Мы остаемся на ночь.

Не обращая внимания на пытавшегося возразить дворецкого, Гейбриел зашагал к дверям, и Психея старалась не отставать от него.

– Я бы избавил тебя от этой встречи, но мне негде тебя оставить, кроме как в этом холодном холле. Камин здесь разжигают только в его комнате.

– Гейбриел, где мы? Не думаю…

Но было уже поздно, они подошли к дверям кабинета.

Гейбриел громко постучал в тяжелую дубовую дверь и распахнул ее. В комнате было темно, в дальнем углу потрескивал огонь в камине, но, несмотря на сгущавшиеся сумерки, ни одна из ламп не была зажжена. Тяжелые занавеси закрывали окна, воздух был затхлым, как будто комнату никогда не проветривали.

Гейбриел вошел, Психея последовала за ним с таким ощущением, что входит в обиталище паука. Гейбриел знаком велел ей оставаться у двери. Она скрестила руки на груди, стараясь подавить желание спрятаться за большим шкафом. Гейбриел вышел на середину комнаты и посмотрел в сторону камина.

– Какого черта вы беспокоите меня? Обед еще не скоро, – прорычал хриплый голос.

– Мы на минуту, – сказал Гейбриел. – Я подумал, надо предупредить, что у тебя гости.

Молчание, скрытая тенью фигура зашевелилась. Человек сидел в придвинутом к камину большом кресле с высокой спинкой, и Психея не видела его лица, пока он не поднялся и не повернулся к ним. У Психеи перехватило дыхание. Почему она чувствовала себя как ребенок, который раскрыл свою книгу сказок и увидел на картинке людоеда?

Вид человека, шагнувшего к Гейбриелу, поразил Психею. Он не уступал ростом ее возлюбленному, плечи были так же широки, но он был массивнее, толще в талии. У него были светлые волосы и кожа, покрытая веснушками. Его лицо производило неприятное впечатление, хотя об этом было трудно судить, поскольку его искажала гримаса удивления и неудовольствия.

– Черт побери, что ты здесь делаешь? – Он явно хотел, чтобы его тон, как и слова, звучал оскорбительно.

Психея тихо ахнула от негодования, но ответ Гейбриела поверг ее в шок.

– Здравствуй, отец. Я был уверен, что встречу теплый прием.

Гейбриел произнес это спокойно и вежливо, но с циничной усмешкой на лице. Психея могла только догадываться, чего это ему стоило. Он стоял не шевелясь, как будто приготовился к схватке с врагом, куда опаснее тех, с которыми они до этого встречались.

– Почему я должен радоваться твоему приезду? После тех слов, которые ты бросил мне в лицо, когда уходил, чего другого ты ожидал?

Психея видела, как в этом человеке удивление уступает место гневу.

– По-моему, я тогда сказал: «Какой же ты отец?», – по-прежнему спокойно заметил Гейбриел. – При тех обстоятельствах это был вполне правомерный вопрос.

– Наглость, проклятая наглость! – почти прорычал старик. – После того, что ты сделал…

– Много воды утекло с тех пор, не правда ли? Оставим старый спор до лучших времен. А сейчас по некоторым причинам я приехал с дамой, и мы должны здесь переночевать. Мы уедем завтра утром и больше не будем нарушать твой покой. – Не дожидаясь ответа, Гейбриел отвернулся.

Его отец? Гейбриел даже не представил ее, подумала Психея, все еще озадаченная происходящим. Почему Гейбриел никогда не говорил, что его отец так богат? Почему у них так испортились отношения? Убийство, слухи об убийстве благородной леди – не в этом ли все дело?

– Гейбриел…

– Потом, – тихо сказал он. – Знаю, у тебя есть ко мне вопросы.

Вопросы? У нее их множество. Но он взял ее за руку и вывел в пустой холл. Неужели слуги разбежались, растерявшись от появления гостей, которые, как она догадывалась, редко посещали этот дом.

Гейбриел провел ее по коридору, и они вышли через другую дверь. Неужели он передумал и они уже уезжают? Психея с радостью покинула бы этот негостеприимный дом.

Гейбриел молчал. Они прошли мимо невероятно ухоженного сада, где не смело пробиться ни одно сорное растение. Как и дом, сад был в идеальном порядке, но в нем не было души. Гейбриел сорвал одну рано распустившуюся розу и продолжал идти.

Психея пыталась представить маленького мальчика, живущего в этом холодном доме, и ей захотелось плакать. А его мать? Она-то не могла быть такой же жестокой и бесчувственной, как тот человек, которого она только что видела.

– Гейбриел! – Она пыталась пробиться сквозь стену, которой он окружил себя.

– Подожди, – сказал он. – Я хочу посмотреть… я ищу свою мать.

Психея отложила свои вопросы и молча шла за ним мимо французского сада, мимо огорода с ровными рядами грядок. Почему Гейбриел ищет свою мать здесь? Или она обычно прячется в саду, и это ее единственное убежище? При таком муже это легко понять.

Но они все шли мимо фруктового сада, мимо небольших рощиц. Наконец они подошли к невысокой каменной стене, и за ней Психея увидела фамильное кладбище, в центре которого возвышалась маленькая часовня из серого камня. Может быть, его мать находит утешение в молитве? Дверь часовни была закрыта, но Гейбриел повернул в другую сторону и повел ее по дорожке, посыпанной гравием. На минуту он остановился и огляделся.

Психея начинала понимать. Большинство памятников были очень старыми, покосившимися от времени. Видимо, у семьи Синклеров были старые корни.

Гейбриел подошел к могиле, по-видимому, появившейся не так давно. На небольшом камне была короткая надпись «Мэри Гиллингем» и даты рождения и смерти. Его мать умерла три года назад, когда Гейбриел был еще за границей. Психея тоже потеряла родителей и знала, какое это горе. Она хотела дотронуться до Гейбриела, утешить его. Но он стоял неподвижно, и мысли его, казалось, были далеко.

– Привратник рассказал мне, – тихо, словно разговаривая сам с собой, произнес он, – что мой отец даже не собирался известить меня.

– О Гейбриел! – Психея едва сдерживала слезы.

– Грубый камень, даже никакой надписи, – продолжал он. – Будь он проклят, он отказал ей даже в этом. Я заменю камень.

Психея положила руку на его плечо, он стоял как каменный, но его душу, должно быть, наполняли боль и печаль.

– Она всегда умоляла его не бить меня. Когда отец отсылал меня спать голодным, она потихоньку приносила мне хлеб с маслом в носовом платке. Она пыталась оберегать меня, но отец был слишком силен и жесток.

– Она, наверное, очень любила тебя, – тихо сказала Психея.

– Возможно, – сказал он странным тоном. – Но она не пришла, чтобы уговорить его не отсылать меня. Я надеялся, что хотя бы один раз она открыто выступит на моей стороне, когда от этого столько зависело, но…

– Может быть, она очень боялась, – нерешительно предположила Психея, хотя не понимала, как мать могла не защитить свое дитя. Конечно, трудно представить женщину, тем более робкую, нежную Мэри, которая могла бы противостоять чудовищу, которое Психея видела в кабинете. Какая жизнь была у этой несчастной женщины! А Гейбриел…

Как всегда, он словно прочитал ее мысли.

– Когда я был ребенком, он не был таким… как сейчас. Он всегда был груб, суров, но не так часто ругался и пускал в ход кулаки. Но… отец думал, что моя мать изменила ему.

– О Боже… – Психея не нашлась что сказать.

– Он был одержим мыслью, что я не его сын. Я мало походил на него. Старший брат унаследовал его нос и светлые волосы. Я же – фамильные черты моей матери. Он становился все более злобным и жестоким. Мать старалась как можно чаще отсылать меня к своему отцу. Он был добрым, ученым человеком, в нем было мое спасение. Он сумел вселить в меня веру в себя вопреки стараниям родного отца, постоянно утверждавшего, что я ничтожество.

Гейбриел положил сорванную в саду розу к подножию камня, выпрямился и глубоко вздохнул.

– Надеюсь, она не поверила сплетням. Я так и не успел объяснить ей…

Психея затаила дыхание, неужели он наконец признается, из-за какого скандала его выгнали из дома?

Глава 20

– Ее звали Сильвия Фаули, но все, знавшие ее, называли ее Сильви, – тихим голосом начал Гейбриел. Он смотрел на могильный холмик, избегая взгляда Психеи. – Когда я встретил ее, она была женщиной тридцати двух лет, маленькой и изящной, как бабочка, у нее были мягкие каштановые волосы и большие карие глаза. Я гостил у школьного товарища, дедушка к тому времени уже умер, и я пользовался любым предлогом, чтобы не возвращаться на каникулы домой. Она была женой дяди моего друга. Казалось, ей нравилось находиться в моем обществе, она не считала меня слишком молодым для нее, танцевала со мной на рождественском балу, улыбалась, заглядывала мне в глаза и гладила по щеке… Я был пленен. Ни одна женщина так не относилась ко мне. Когда все засыпали, она приглашала меня в свою комнату. Разумеется, у нее с мужем были отдельные спальни.

Психея молча кивнула, боясь прервать его исповедь. Она представила молодого и невинного школьника, попавшего в сети женщины старше его, и ей стало больно при мысли о том разочаровании, которое его неизбежно ожидало.

– Я был влюблен до безумия. Ночью я на цыпочках пробирался через холл, сердце у меня замирало, тело разрывалось от пробудившихся желаний, а она ожидала меня. Сильвия обучала меня любовным ласкам, учила, как одеваться, и еще многому другому, и я был прилежным учеником. Я думал, что буду вечно любить ее, но не ожидал, что она вспомнит обо мне после этих каникул. Но она вспомнила. Сильвия писала мне в школу, приезжала туда, где бывал я, и часто приглашала к себе. Ее муж начал что-то подозревать, но наша связь продолжалась. Через несколько месяцев она сказала, что муж угрожает ей, и предложила вместе бежать. Она собиралась развестись с мужем.

Психея удивилась. Как могла зрелая женщина ожидать, что школьник решится на что-то подобное? Ведь у него есть семья? Они стали бы изгоями.

– Но то, что я принимал за очаровательные капризы, превратилось в настоящее рабство. Умело пользуясь слезами, притворяясь обиженной, она начала заставлять меня думать, говорить, одеваться и даже менять привычки, как ей того хотелось. Она намеревалась выбирать мне друзей, она хотела, чтобы я бросил университет… – Гейбриел тяжело вздохнул. – Я любил университет, там я скрывался от своей семьи, но мне также нравилось читать книги, нравились преподаватели и царившая в нем атмосфера спокойствия. У меня там были друзья, преподаватели одобряли мои успехи в учебе. Так проходили недели, я чувствовал, как меня подавляет любовь Сильвии, казавшаяся безграничной. Она была как ароматный цветок, распустившийся на лиане, которая обвивала, опутывала меня, не давая свободно дышать. Я набрался смелости и сказал ей, что будет лучше для нас обоих, если она не станет разводиться, ибо от скандала и осуждения общества пострадает больше всего она сама. Возможно, я был не прав, возможно, я должен был оставаться ей верным до конца, но…

– Гейбриел, а сколько лет тебе было? – спросила Психея.

– Семнадцать, когда мы встретились, и чуть больше восемнадцати, когда я предложил расстаться. Это расставание было ужасным. Она рыдала, обвиняла меня в том, что я погубил ее, обесчестил. В истерике она била фарфор, швыряла подушки. Такой я ее никогда не видел. Наконец она велела мне убираться, и я ушел. Я не знал… был слишком неопытен, чтобы понять, насколько неуравновешенной душевно она была. В ту ночь Сильвия выпила целый пузырек опия и на следующий день умерла.

– О Боже! – Психея чувствовала, как он дрожит, вспоминая об этом.

– Перед отъездом я узнал, что у нее были и другие молодые любовники, целая коллекция, так сказать. Но именно я стал причиной ее самоубийства.

– В этом нет твоей вины. Ты был еще так молод.

– Я должен сознавать свою вину, – возразил Гейбриел. – И никогда больше не позволять кому-нибудь иметь надо мной власть. Ни одной женщине не будет дано право касаться моей души. Это пятно на мне на всю жизнь, моя репутация навеки погублена, и я больше никогда не разрушу жизнь женщины, как это произошло с Сильвией. Само мое существование принесло беды моей матери, уничтожив всякое доверие к ней ее мужа.

Психея онемела от глубины его раскаяния и страдания.

– А мой отец… когда он услышал сплетни о том, что Сильвия умерла из-за меня, что я косвенно виновен в смерти этой хрупкой нервной леди благородного происхождения, он приказал мне убираться из дома, ибо я недостоин носить имя Синклеров. И я уехал.

– Ты же не виноват! – настаивала Психея. – Сильвия была взрослой женщиной, намного опытнее тебя. Она хотела этого романа, хотела владеть тобой. А у тебя даже не было отца, который помог бы тебе советом, а не выгонял из дома, даже не выслушав.

– Так ты, узнав мою историю, теперь возненавидишь меня?

Она приподнялась на цыпочки и подставила губы для поцелуя. Гейбриел обнял ее с радостным чувством утопающего, почувствовавшего под ногами твердую землю. После долгого поцелуя он прошептал:

– Я никому не рассказывал об этом. Отец убедил меня, что семья Сильвии может потребовать моего ареста, хотя теперь я думаю, что они просто хотели скрыть печальные обстоятельства ее смерти.

Он был невиновен, его изгнали, подумала Психея, потрясенная этим рассказом. Гейбриел остался без друзей, без всякой помощи. Все эти годы он боролся в одиночку, боролся, чтобы выжить.

И он выжил, он устоял, а годы борьбы закалили его. Они долго стояли обнявшись, затем Гейбриел неохотно отстранился от нее.

– Скоро обед, – сказал он. – Здесь обедают рано, и тебе, наверное, хочется помыться.

Психея взглянула на свою запачканную и порванную во время бегства через лес тунику. Ей требовалось не только мыло и вода, у нее не было багажа. Гейбриел взял ее за руку, и они направились обратно к большому дому. Они уже подходили к боковому входу, когда неожиданно из двери выбежала маленькая толстенькая женщина средних лет.