Словно почувствовав на себе взгляд Фрито, он медленно повернулся на табурете и приложил к губам палец затянутой в перчатку руки, призывая хоббота к осторожности. Затем незнакомец указал на дверь мужской уборной и растопырил ладонь: ПЯТЬ МИНУТ. Затем ткнул пальцем сначала в Фрито, а после себя в грудь. К этому времени большая часть завсегдатаев уже глазела на него и, решив, что он затеял игру в шарады, подбодряла криками: «Известная пословица?» и «Произносится как!».
Юный хоббот, сделав вид, что не заметил чужака, перечитал записку. «Опасность», говорилось в ней. Фрито задумчиво оглядел осадок из рыболовных крючков и толченого стекла, образовавшийся на дне поданного ему стакана орка-колы. Удостоверясь, что никто за ним не следит, он осторожно опорожнил стакан над стоявшим поблизости горшком с фикусом, — горшок жидкость принял, но удержать не смог, и она полилась на пол.
Подозрения Фрито усилились, он выбрался из кабинки, стараясь не зацепить слуховую трубу, что торчала среди украшавших стены кабинки декоративных пластмассовых цветочков. Никем не замеченный, он проскользнул в предназначенную для хобботов маленькую уборную, чтобы там поджидать смуглого незнакомца.
Прошло пять минут и кое-кто из обосновавшихся на толчках завсегдатаев стал с подозрением поглядывать на Фрито, прислонившегося к кафельной стенке и посвистывающего, засунув руки в карманы. Чтобы не доводить дела до распросов, Фрито повернулся к висевшему на стене торговому автомату.
— Так-так-так, — театральным шепотом произнес он. — Именно то, что я искал!
И натужно изображая беспечность, принялся скармливать машине мелочь из своего кошелька.
Когда Фрито стал уже обладателем пятнадцати птичьих манков, восьми компасов, шести миниатюрных зажигалок и четырех пакетиков неприличных резиновых штучек, кто-то принялся таинственно колотить в дверь. В конце концов, один из скрытых загородкой завсегдатаев взвыл:
— Мать-перемать, да впустите же кто-нибудь этого сукина сына!
Дверь распахнулась, явив облик смуглого незнакомца в маске, манящего Фрито за угол.
— У меня есть для вас сообщение, мистер Сукинс, — произнес незнакомец.
При звуках знакомого имени Фрито почувствовал, как хрюлетка встрепенулась и запросилась наружу.
— Но… но… моя думает, что твоя ошибается, сеньор, — неубедительно запротестовал Фрито. — Моя сильно извиняется, но только мое почтенное имя…
— Сообщение от Мага Гельфанда, — сказал незнакомец, — коли имя, коим ты нарекаешь себя, неотлично от прозвания Фрито Сукинса!
— Неотлично, — признал сбитый с толку и напуганный Фрито.
— Кольцо при тебе?
— Может, при мне, а может, и не при мне, — заупрямился Фрито, желая выиграть время.
Незнакомец схватил Фрито за узкие лацканы куртки.
— Кольцо при тебе?
— Да, а как же, — пискнул Фрито. — Как получил, с тех пор и ношу! Очень мне идет.
— Не бойся, умерь свои страхи, не падай духом и не гони лошадей, — рассмеялся этот странный мужчина. — Ибо я тебе друг.
— И у тебя имеется сообщение от Гельфанда? — задыхаясь, спросил Фрито, почувствовавший, что хрюлетка несколько успокоилась.
Рослый незнакомец расстегнул молнию на потайном кармашке висевшей у него на плече седельной сумки и передал Фрито клочок бумаги, на котором тот прочитал:
— Трое трусов, четыре пары носков, две рубашки, одна кольчуга, все как следует накрахмалить…
Нетерпеливым жестом незнакомец вырвал из лапки хоббота этот древний анекдот и заменил его сложенным вдвое пергаментом. Фрито взглянул на печати с изображением Архангела Михаила и Х-руны Гельфанда, оттиск которой на затвердевшей жевательной резинке удостоверял личность посланца.
Поспешно отодрав резинку и сунув ее в карман (на потом, для Срама), Фрито стал читать письмо, с трудом разбирая знакомые палмеровские закорючки. Письмо гласило:
Фритюша, друг!
Мы таки наступили на грабли! Вонища стоит, не продохнешь!
Сыроедовы Ноздрюли расчухали нашу маленькую хитрость и теперь землю роют, ищут «четырех хобботов, одного с розовым хвостом». Ты только не мети икру и не думай, будто кто трепанулся. Делай быстро ноги оттуда, где ты сейчас есть, да не потеряй сам-знаешь-чего. Постараюсь встретить тебя на Заварухе, а если нет, ищи меня в Дольне. Во всяком случае, вали налегке.
А насчетТоптуна не трухай, он малый свойский, тертый, отчаянный, коли ты меня понимаешь.
Вынужден закруглиться, оставил одну хреновину на бунзеновскойгорелке
Гельфанд
P.S. Как тебе моя новая почтовая бумага? Это я вКонторе по найму лабухов напел кой-чего, ну, мне и выдали.
Хрюлетка с булочкой вновь оживились. Стараясь не допустить их несвоевременного повторного появления на свет, Фрито прошептал:
— Значит, здесь мы в опасности. — Не надо бояться, мирный хоббот, — сказал Топтун, — ибо теперь с тобой я, Артопед из рода Артбалетов. Гельфанд должен был рассказать обо мне в письме. У меня куча имен…
— Да, господин Артбалет, конечно, — прервал его перепуганный Фрито. — Но если мы не выберемся отсюда, считайте, что мы вляпались. Я уверен, что кое-кто в этой жалкой рыгаловке тянется к моему скальпу и вовсе не для того, чтобы причесать меня покрасивее!
Вернувшись в кабинку, Фрито обнаружил трех своих хобботов, все еще пытающихся наесть морды потолще. Игнорируя незнакомца в маске, Срам улыбнулся Фрито во всю засаленную рожу.
— Я-то гадаю, куда это вы запропали, — сказал он. — Хотите кусок кутенка?
Хрюлетка Фрито радостно устремилась навстречу Срамову кутьку, но Фрито заставил ее вернуться и уселся за стол, стараясь оставить побольше места для кривоколенного Топтуна. Хобботы с вялым интересом оглядели пришельца.
— А я думал, попрошаек сюда не пускают, — сказал Срам.
Фрито поймал в воздухе гневную длань Топтуна.
— Послушайте, — быстро заговорил он, — это Топтун, друг Гельфанда и наш друг…
— И у меня куча имен… — завел свое Топтун.
— И у него куча имен, но сейчас нам следует сделать вот что… — тут Фрито почувствовал, что сзади над ним нависла огромная туша.
— Ну что, паскуды, платить собираетесь? — раздался из-под копны брысых волос и картонного пятачка скрежещущий голос.
— А, да, конечно, — ответил Фрито, — чаевые у вас здесь, э-э-э… — внезапно он ощутил, как здоровенная когтистая лапа полезла к нему в карман.
— Пустяки, птенчик, — прорычал тот же голос, — хватит с меня и колечка! Га-га-га-га-га!
Фрито пронзительно взвизгнул и увидел, как с головы фальшивой свинюшки свалился парик, обнаружив горящие красные зенки и мерзкую ухмылку Ноздрюля! Будто загипнотизированный, хоббот вперился взором в слюнявую пасть огромного призрака, отметив невольно, что каждый клык его заострен, точно бритва.
«Не хотел бы я получать счета от его дантиста», — подумал Фрито, озираясь в надежде на помощь, а между тем гигантский изверг уже поднял Фрито на воздух и обшаривал его карманы в поисках Великого Кольца.
— Ну, давай, давай, — теряя терпение, рычало чудовище. — Где оно у тебя? Еще восемь страшенных подавальщиц приблизились, разевая жуткие пасти. Со свирепой жестокостью они схватили трех побелевших от страха хобботов. Топтуна нигде не было видно, только пара дрожащих пяток со шпорами торчала из-под стола.
— Ладно, гони Кольцо, бурундук! — прошипел нечистый дух, воздымая огромную черную булаву. — Говорю тебе — уй-ю-ю-юй!
Ноздрюль взвыл от боли и, уронив Фрито, подскочил к потолку. Острый, зазубренный клинок показался из-под стола.
Следом вылез Топтун.
— О, Драконбрет! Гильторпиал! — завопил он с тирольскими переливами, взмахнул, словно безумный, мясницким ножом и с этим несуразным оружием бросился к ближайшему призраку.
— Банзай! — орал он. — Пленных не брать! Торпеды к бою!
И от души замахнувшись, Топтун на добрый ярд промазал мимо своей мишени, споткнулся о собственные ножны и кубарем покатился на пол.
Круглыми, красными глазами девятеро смотрели на бьющегося в корчах маньяка, с губ которого летели клочья пены. Зрелище, являемое Топтуном, наполнило их благоговейным страхом. На миг они застыли, словно лишившись дара речи. Затем одна из окаменевших тварей хихикнула, потом прыснула. Гоготнула другая. К ним с громким фырканьем присоединились еще две, и скоро всех девятерых сотрясал истерический, надрывающий животы хохот. Топтун, разгневанно пыхтя, поднялся на ноги, но при этом наступил на собственный плащ, дернул, и с груди его во все стороны брызнули по полу серебряные пули. Небывалое веселье охватило уже весь ресторан. Двое Ноздрюлей, беспомощно взвизгивая, повалились на пол. Другие, пошатываясь, брели кто куда, по мертвенно-бледным щекам их катились красные слезы, они хватали ртом воздух, и булавы выпадали из их обессилевших рук. Га-га-га! Топтун со свекольным от гнева лицом снова вскочил с пола. Он взмахнул мечом, и клинок слетел с рукояти. Га-га-га-га-га! Один из Ноздрюлей, держась за бока, уже катался по полу. Кое-как приладив лезвие на место, Топтун могучим замахом вонзил его в цементного хряка. ГА-ГА-ГА-ГА-ГА-ГА-ГА-ГА-ГА-ГА-ГА-ГА-ГА-ГА-ГА-ГА-ГА-ГА-ГА-ГА-ГА-ГА-ГА-ГА-ГА-ГА-ГА-ГА-ГА-ГА-ГА-ГА-ГА-ГА-ГА-ГА-ГА-ГА-ГА-ГА-ГА-ГА-ГА-ГА-ГА-ГА!
К этому времени Фрито, обнаружив, что никто не уделяет ему никакого внимания, подобрал одну из оброненных Ноздрюлями тяжеленных булав и принялся неторопливо прогуливаться по ресторану, вколачивая в пол подвернувшиеся головы. Срам, Мопси и Пепси последовали его примеру и тоже пошли по залу, награждая попадавшихся по дороге призраков пинками — кого в пах, кого в брюхо.
В конце концов продолжавший биться в припадке Артопед случайно перерубил веревку, на которой подтягивали к потолку ресторанную люстру, и последняя грохнулась прямо на валявшихся под ней в полубеспамятстве черных призраков, погрузив ресторан во мрак. Обрадованные временным затемнением хобботы, волоча за собой Топтуна, вслепую бросились к двери. Рассыпая вокруг удары они выскочили наружу и, задыхаясь, пронеслись боковыми улочками, мимо храпящих привратников, через подъемный мост и вон из селения. Фрито, пока он бежал по улицам, чувствовал, как обитатели городка провожают его самого и перепуганных его компаньонов удивленными взглядами. Надеюсь, думал Фрито, они не донесут на нас посланцам Сыроеда. И с чувством глубокой признательности он увидел, как горожане, не проявив к бегущим особого интереса, возвращаются к своим мирным вечерним занятиям, продолжая разжигать сигнальные костры и отправлять в дальний полет почтовых голубей.
Оказавшись за городом, Топтун запихал хобботов поглубже в осоку и велел им сидеть тихо и не высовываться, чтобы не попасться на глаза агентам Сыроеда, которые непременно скоро очухаются и, оседлав своих скакунов, кинутся в погоню.
Хобботы не успели еще отдышаться, как обладавший чутким ухом Артопед подкрутил регулятор громкости на своем слуховом аппарате и приник к земле.
— Умолкните и внимайте! — прошептал он. — Я слышу, как Девять Всадников скачут дорогой, выстроившись в боевой порядок.
Несколько минут погодя, мимо них уныло протрусила пара кастрированных бычков, но — следует отдать Топтуну должное — на головах их, действительно, могли со дня на день прорезаться смертоносные рога.
— Гнусные Ноздрюли наложили на мои уши колдовское заклятье, — пробормотал Топтун, с виноватым видом заменяя батарейки в слуховом аппарате, — ну да ладно, во всяком случае, покамест мы можем, ничего не страшась, двигаться дальше.
Именно в этот миг громовые удары свиных копыт страшным эхом разнеслись по дороге. Путешественники едва успели пригнуться, как мимо них промчались мстительные преследователи. Когда бренчанье доспехов стихло вдали, из кустов, гремя зубами на манер дешевых кастаньет, снова выставилась пятерка голов.
— На волосок пронесло, — вымолвил Срам. — Еще бы самую малость и остался бы я без последних штанов.
Посовещавшись, решили, пока не встало солнце, двигаться к Заварухе. Луна окуталась тяжкими тучами, когда они добрались до этого величественного горного пика, одинокого гранитного перста у южных отрогов легендарного Гарца, на который редко кому выпадало взбираться, кроме случайных бездельников.
Топтун неслышно шагал, обдуваемый прохладным ночным ветерком, лишь звякали у него на ногах оцинкованные шпоры. Близнецов словно притягивала к себе перламутровая рукоять меча, который он именовал «Крона, Дюжинами Разящая». Любопытный Мопси пристроился сбоку к тощему, так и не снявшему маски человеку, и попытался завести разговор:
— А ничего у вас ножичек, господин Артопед, правда? — спросил он.
— Угу, — ответил Топтун, прибавляя шагу.
— На серийную модель, вроде, не похож. Небось на заказ делали, так что ли, сударь?
— Угу, — ответил рослый мужчина, в раздражении чуть подрагивая ноздрями.
Мопси, стремительный, как древесная крыса, попытался выдрать оружие из ножен:
— А можно взглянуть?
Однако Топтун, не поведя и бровью, двинул Мопси грубой работы сапогом, и юный хоббот заскакал по дороге, как теннисный мячик.
— Нельзя, — отрезал Топтун, возвращая клинок на место. — Он не хотел вам нагрубить, мистер Артопед, — сказал Фрито, помогая Мопси подняться на негнущиеся ножки. Затем наступило неловкое молчание. Срам, весь боевой опыт которого, был приобретен в детстве, когда он мучил домашних кур, тем не менее принялся напевать обрывки заученной некогда песенки:
Роздором правил Барандил,
И меч его врага разил,
Покуда ржа меча не съела,
А Сыроед докончил дело.
Тут, к удивлению хобботов, Топтун уронил большую слезу, и голос его, прерываясь, пропел в темноте:
На фарш был пущен Барандил,
Роздора же и след простыл,
И мы поем в тоске зеленой:
Когда, когда починят Крону?
Хобботы, задохнувшись от изумления, оглядели своего спутника, словно бы в первый раз, и с потрясением признали вошедший в легенды скошенный на нет подбородок и далеко выступающие вперед зубы потомка Барандила.
— Так вы, должно быть, и есть законный король Роздора! — вскричал Фрито.
Рослый Скиталец бесстрастно взирал на них.
— Сказанное вами можно обосновать, — произнес он, — но я не хотел бы в настоящий момент делать каких-либо заявлений, ибо существует еще один, часто забываемый куплет этой печальной и скорбной песни:
Итак, таи своих тузов,
Садясь за карты с Сыроедом.
Ждет злая доля лопухов,
Спешащих праздновать победу.
А юный Фрито, наблюдая за тем, как внезапно явившийся им Властитель в жалком облачении тащится по дороге, вновь погрузился в размышления и еще долго дивился множественным проявлениям скрытой в жизни иронии.
Тем временем, над далеким горизонтом показался краешек солнца, и первые, робкие лучи его высветили Заваруху. Еще час утомительного восхождения, и путешественники с благодарностью уселись на ее плоской гранитной вершине, а Топтун между тем рыскал вокруг в поисках каких-либо следов Гельфанда. Принюхавшись к большому серому камню, он замер и подозвал Фрито. Фрито осмотрел камень и различил кое-как процарапанные на его поверхности череп с двумя скрещенными костями, а под ними — X-руну старого Мага.
— Гельфанд недавно проследовал этим путем, — сказал Топтун, — и ежели я не ошибся, читая эти руны, он хотел сообщить нам, что место для стоянки тут самое безопасное.
Несмотря на такие уверения, Фрито, укладываясь спать, томился дурными предчувствиями. Впрочем, напомнил себе Фрито, он — король, и этим все сказано. До моста через Брендивин и дороги на Дольн оставалось рукой подать, а там Свиные Всадники их уже не ограбят. Фрито очень давно обходился без сна и потому, забившись под низкий каменный навес и свернувшись в клубок, он счастливо вздохнул. Скоро он крепко спал, убаюканный доносившимся снизу хрюканьем и лязгом доспехов.
— Очнись! Очнись! Беда! Враги! Беги! — пробудил Фрито чей-то шепот. Рука Топтуна грубо встряхнула его. Подчиняясь ей, Фрито глянул вниз по скату горы и различил девять черных фигур, воровато ползущих вверх, к укрытию путешественников.
— Похоже, ошибся я, когда читал руны, — в смущении пробормотал провожатый хобботов. — Скоро они набросятся на нас, если только мы не сумеем отвести от себя их злобу.
— Как? — спросил Пепси.
— Да, как? — присоединился к нему Догадайся-Кто.
Топтун смерил хобботов взглядом.
— Один из нас должен остаться здесь и задержать их, пока мы добежим до моста.
— Но кто же…?
— Не волнуйтесь, — быстро сказал Топтун. — Вот здесь, в боевой рукавице, я спрятал четыре жребия, три длинных и один короткий для того, кого мы бросим на поживу… э-э-э… чье имя будет вечно сиять в пантеоне героев.
— Четыре? — спросил Срам. — А как насчет тебя?
Исполненный величественного достоинства Скиталец выпрямил стан.
— Я был бы бесчестен, если б воспользовался столь явным преимуществом, — сказал он. — Ведь я же сам приготовлял эти жребии.
Успокоенные его словами хобботы потянули жребии, оказавшиеся трубочными ершиками. Короткий достался Сраму.
— Может, еще кто останется? — заныл Срам, но его сотоварищи уже перевалили за вершину пика и во все лопатки дунули вниз по склону. Фрито, как он ни пыхтел и ни отдувался, все же успел пустить слезу. Он знал, что будет скучать по Сраму.
Срам перевел глаза на другой склон и увидел, что спешившиеся Ноздрюли быстро приближаются к нему. Скорчившись за камнем, он отважно завизжал в их сторону:
— А вот я бы на вашем месте ближе не подходил! А подошел бы, так ой бы как пожалел!
Не обращая внимания на его крики, свирепые рыцари подобрались еще ближе.
— Ну, щас вы у меня точно получите! — не весьма убедительно заорал Срам.
Но всадники все приближались, и Срам струхнул окончательно. Выхватив из кармана белый платок, он помахал им над головой и затем ткнул пальцем в сторону удиравших друзей.
— Че вы на меня время-то тратите, — завопил он. — Этот, с Колечком, вон туда рванул!
Услышав снизу его вопли, Фрито сморщился и еще быстрее засучил короткими ножками. Топтун на своих длинных и тощих ходулях уже проскочил по мосту на другой берег, где начиналасьтерритория нейтральных эльфов. Фрито оглянулся. Нет, не успеть!
Притаясь под свисавшими над потоком кустами вереска, Топтун наблюдал за смертельным забегом и помогал Фрито полезными советами:
— Быстрее давай, — кричал он, — ибо злые Всадники уже у тебя за спиной! Затем он прикрыл ладонью глаза. Слитный грохот свиных копыт все громче и громче отдавался у Фрито в ушах, он слышал смертельный посвист, то рассекали воздух жуткие ноздрюльские погонялки. Из последних сил Фрито рванулся вперед, но споткнулся, проехался по земле и замер, всего несколько футов не докатив до границы. Фыркая в злобном веселье Девятеро окружили Фрито, их косоглазые скакуны всхрапывали, жаждая его крови.
— Крови жаждем! Крови! — всхрапывали они.
Охваченный ужасом, Фрито поднял глаза и увидел, как враги неторопливо обступают его, — теперь смерть стояла от него на расстоянии вытянутой руки. Вожак отряда — высокий, дородный призрак в блестящих хромированных наголенниках, испустил свирепый смешок и воздел булаву.
— Хе-хе-хе, грязный грызун! Вот теперь-то мы позабавимся!
Фрито съежился.
— Может, позабавимся, а может и нет, — сказал он, привычно блефуя в надежде выиграть время.
— Арргх! — взревел нетерпеливый Ноздрюль, которого, кстати сказать, так и звали — Аргх. — А ну, ребятки, кончай придурка! Босс сказал — отнять кольцо и пришить этого злыдня прямо на месте!
Мысли Фрито лихорадочно метались в поисках выхода. Наконец, он решил разыграть последнюю карту.
— Ну, ты не очень-то тут разоряйся, а то я те такуюбяку заделаю, какая тебе и не снилась, — сказал он, выкатывая глаза и вращая ими, словно шариками подшипника.
— Ха-ха-ха! — зареготал еще один Всадник. — Что можешь ты придумать хуже того, что мы собираемся сделать с тобой?
Злые духи пододвинулись ближе, желая услышать, как смертельный ужас клокочет у Фрито в груди.
Однако хоббот только присвистнул и сделал вид, что наигрывает на банджо. Затем он запел «Старого шутника», одновременно отплясывая кекуок, зашаркал ножками, засеменил взад-вперед, почесывая мохнатую голову, делая вид, что вытряхивает из ушей арбузные семечки — и все это в ритме исполняемого произведения.
— А умеет танцевать, — пробормотал один из Всадников.
— Ща поглядим как он подыхать умеет! — рявкнул другой, коему не терпелось вцепиться Фрито в глотку.
— Погляди, погляди, — с ленцой ответил Фрито. — Делай со мной что твоей душеньке угодно, братец Ноздрюль, об одном прошу, не бросай меня вон в тот вересковый куст!
Заслышав такие слова, Всадники (а все они были садисты), радостно захихикали.
— А-а, ну, если ты этого боишься пуще всего, — взревел полный звериной жестокости голос, — то именно так мы с тобой и поступим, маленькая ты дрянь!
Фрито почувствовал, как мозолистая черная лапа ухватила его и швырнула за Брендивин, в чахлые кустики, росшие на другом берегу. Ликуя, он поднялся на ноги и выудил из кармана Кольцо, дабы удостовериться, что оно по-прежнему крепко сидит на цепочке.
Однако уловка Фрито ненадолго обманула проницательных Всадников. Пришпорив своих роняющих слюни свиней, они тронулись к мосту, намереваясь сызнова изловить хоббота вместе с его бесценным Кольцом. Но у самого въезда на мост Черную Девятку, как с удивлением увидел Фрито, остановила некая фигура в сияющем макинтоше.
— Пошлину, будьте добры, — потребовала фигура у ошарашенных Всадников.
Еще пуще ошарашила страшных преследователей приколоченная к опоре доска, на которую им указала фигура. На доске красовалось извещение, выведенное чьей-то явно спешившей рукой:
Мостовой сбор, установленный муниципалитетом Эльфборо
С одиноких путников ………… 1 фартинг
С двухосных телег …………… 2 фартинга
С Черных Всадников ………… 45 золотых монет
— Дай нам проехать! — взревел осерчавший Ноздрюль.
— Разумеется, дам, — с приятностью пообещал контролер.
— Значит, так, вас тут один, два… ага, девять по сорок пять с носа это выходит… м-м-м, четыреста пять золотых ровно. Да, и будьте любезны наличными.
Ноздрюли принялись торопливо рыться в седельных сумках, а их вожак сердито лаялся и в отчаянии потрясал погонялкой.
— Послушайте, — наконец зарычал он, — вы нас совсем за ослов принимаете, что ли? У вас же должна быть скидка для государственных служащих, разве не так?
— Сожалею… — улыбнулся контролер.
— А как насчет Кредитной Карточки Путника? Их везде принимают!
— Сожалею, но у нас здесь мост, а не меняльная контора, — бесстрастно ответила сияющая фигура.
— А мой личный чек? Он обеспечен казной Фордора.
— Прости, друг. Нет денег — нет проезда.
Ноздрюли затряслись от гнева, но развернули скакунов, приготовляясь отъехать. Однако, прежде чем ускакать, их вожак погрозил Фрито суковатым кулаком.
— Не думай, что это конец, сопляк! Ты еще услышишь о нас! После этих слов девятеро пришпорили своих вонючих хряков и понеслись прочь, скоро скрывшись в облаке пыли и навоза. Размышляя об этом почти невозможном спасении от неминуемой смерти, Фрито гадал, как долго еще авторы намерены пробавляться подобной трухой. Впрочем, гадал не он один.
Тем временем Топтун, а с ним и хобботы подбежали к Фрито, многословно поздравляя его со столь удачным спасением. Затем все вместе потянулись к таинственной фигуре, которая также приблизилась и, узрев Топтуна, воздела приветственно руки и запела:
О НАСА, О УКЛА! О Этайон Зеру!
О Эскроу Бериллий! Пандит Дж. Неру!
Топтун тоже воздел руки и ответил:
— Шанти Биллерика!
После чего они обнялись, обменялись словами дружбы и секретным рукопожатием.
Хобботы с любопытством разглядывали нового незнакомца. Он представился, назвавшись эльфом Гарфинкелем. Когда он сбросил с себя сияющее облачение, хобботы принялись с таким же любопытством разглядывать его сплошь покрытые кольцами и браслетами руки, тунику с отложным воротником и серебристые пляжные туфли.
— Расчитывал встретить вас здесь несколькими днями раньше, — признес лысеющий эльф. — Какие-нибудь неприятности в пути?
— Да уж, хватило бы на целую книгу, — пророчески ответил Фрито. — Ну что же, — сказал Гарфинкель, — нам лучше сматываться, пока не вернулись эти громилы из второсортного вестерна. Они, может, и туповаты, но в упорстве им не откажешь. — Снова-здорово, — пробормотал Фрито, приобретший в последнее время привычку бурчать себе под нос.
Эльф с сомнением оглядел хобботов:
— Вы, молодые люди, верхом-то ездить умеете?
И не дожидаясь ответа он пронзительно свистнул сквозь золотые зубы. Что-то зашуршало в высоких кустах и из них, раздраженно отдуваясь, выскочила небольшая отара раскормленных мериносов.
— По седлам, — скомандовал Гарфинкель.
Фрито, кое-как сохраняя прямую осанку, сидел на спине не сулящего доброй поездки парнокопытного, — последнего в кавалькаде, скачущей от Брендивина к Дольну. Сунув руку в карман, он нащупал Кольцо и вытащил его под слабеющий сумеречный свет. Фрито чувствовал, что порождаемые Кольцом медленные изменения, о которых преждупреждал его Килько, уже начались: его мучал запор.
IV. ПУСТЬ ОТЫСКАВШИЙ ПЛАЧЕТ
После изнурительной трехдневной скачки, многими фарлонгами отделившей их от Черных Всадников, усталые путешественники добрались, наконец, до бугров, окружавших Дольн природной стеной, которая защищала долину от случайных мародеров, слишком бестолковых или мелковатых, чтобы суметь вскарабкаться по крутым склонам этих всхолмий и вздутий. Впрочем, крепконогие скакуны наших странников преодолели эти препятствия короткими прыжками, от которых замирало в груди сердце, и вскоре Фрито и сопровождающие его лица достигли вершины последней кочки и увидели под собой оранжевые крыши и купола эльфийских ранчо. Пришпорив запыхавшихся жвачных, они галопом помчали вниз по извилистой бревенчатой дороге, что вела к жилищу Орлона.
Стоял уже поздний и серый осенний вечер, когда баранья кавалькада во главе с Гарфинкелем, восседавшем на величавом и курчавом производителе по имени Астенит, въехала в Дольн. Дул злобный ветер, и из угрюмых туч сыпал гранитный град. Когда путешественники осадили, наконец, своих скакунов близ большого барака, на крыльцо его вышел и обратился к ним со словами привета рослый эльф, облаченный в тончайший перкаль и ослепительной белизны белье.
— Добро пожаловать в Последнее По-настоящему Безопасное Убежище к Востоку от Моря, — сказал он. — У нас постоянно работает магазин сувениров. Во всех номерах имеются удобные диваны.
Гарфинкель и рослый эльф обменялись древним приветствием их расы (показали друг другу носы) и поздоровались по-эльфийски.
— А сианон эссо декка ги гавайя, — сказал Гарфинкель, пружинисто соскакивая с барана.
— О тронутовадо сильвантин нитол приято-зритя, — ответил рослый эльф, и повернувшись к Топтуну, добавил: — Я Орлон.
— Артопед из рода Артбалетов, к вашим услугам, — сказал, неуклюже спешиваясь, Топтун.
— А эти? — спросил Орлон, указывая на четверку хобботов, мертвецки спавших на спинах также закемаривших баранов.
— Фрито со товарищи, хобботы из Шныра, — ответил Топтун.
При звуках своего имени Фрито громко загукал во сне и сверзился с барана, а из-за пазухи у него выпало и подкатилось к ногам Орлона Кольцо. Один из баранов бочком подобрался к Кольцу, лизнул его и тут же обратился в пожарный гидрант.
— Не было печали, — тяжко вздохнул Орлон и, пошатываясь, скрылся за дверью. Гарфинкель последовал за ним, а за Гарфинкелем струйкой потянулись прочие эльфы, чином пониже. Артопед с минуту постоял, прислушиваясь, затем подошел к Сраму, Мопси и Пепси и пробудил их, тыкая пальцем под ребра и нанося боковые в челюсть. Фрито, подняв Кольцо, засунул его обратно в карман.
— Так вот он, значит, какой — Дольн, — сказал Фрито, протирая глаза и с изумлением озирая удивительные эльфийские дома, сооруженные из предварительно напряженного железобатона и армированных кренделей.
— Гляньте-кось, господин Фрито, — сказал Срам, указывая на дорогу. — Эльфов-то сколько, а? Туча-тучей. Ооооо, не иначе, как я еще сплю. Хотел бы я, чтобы старик Губа-не-Дура видел меня сейчас.
— А я бы хотел поскорее сдохнуть, — прохныкал Пепси.
— И я, — присоединился Мопси.
— Пусть добрая фея, что восседает на небесах, исполнит всякое ваше желание, — сказал Срам.
— Где Гельфанд, вот что мне интересно? — с интересом промолвил Фрито.
На крыльце вновь появился Гарфинкель, сунул в зубы цинковый свисточек и извлек из него пискливую, пронзительную и фальшивую ноту, услышав которую, бараны бесцельно побрели кто куда.
— Волшебство, — вздохнул Срам.
— За мной, — сказал Гарфинкель и повел Топтуна с хобботами по узкой грязной тропинке, вившейся среди кустов родоцитронов и высоких осиновых кольев. Шагая по ней, Фрито впивал неуловимые ароматы свежескошенного сена, мешавшиеся с запахами хлорки и горчичников, а издалека до него доносился нежный, надрывающий душу звон губной арфы и обрывки эльфийской песни:
Чижик-пыжик элебетиель слюнива глитиель
Муж обмуна волокита сизигия гнеув
Куда, куда вы, сахарнэ Пенна Ариз Фла масс.
В конце тропы стоял домик, построенный из шлифованного рахат-лукума и окруженный клумбами, на которых густо росли бумажные цветы. Гарфинкель распахнул дверь и жестом показал: заходите. Хобботы оказались в большой комнате, целиком заполнявшей маленький дом. Вдоль стен тянулось множество кроватей, и все они выглядели так, словно на них совсем недавно отдыхали склонные к извращениям кенгуру, а по углам комнаты стояли непарные кресла и столы, облик которых свидетельствовал, что к ним приложили руку эльфийские мастера, — впрочем, и ногу тоже. Середину комнаты занимал большой стол со следами бурной игры в трехколодную канасту и с несколькими чашами, полными муляжных плодов, которые и с пятидесяти метров трудно было принять за настоящие. Плоды эти Мопси и Пепси незамедлительно съели.