Многие из молодых женщин, с которыми я познакомилась, либо еще совсем недавно зарабатывали себе на хлеб на панели, либо в скором времени собирались этим ремеслом заняться, поскольку работа в швейной мастерской разве что не позволяла умереть с голоду.
Они говорили об этом так обыденно. А я не могла скрыть своего ужаса и отвращения. Я, помню; заявила, что лучше умру, чем стану продавать свое тело.
Господи, как же давно это было! Быть гордой! Очень скоро я поняла, что не могу себе позволить такую роскошь. Жалкие гроши, которые я получала за свой труд, не способны были покрыть мои расходы на комнату. И меня безжалостно выгнали на улицу. Мне пришлось устроиться на ночлег прямо на тротуаре возле лавки табачника. Голодна я была настолько, что уже перестала ощущать голод.
Как ни странно, мне удалось уснуть. Я не обращала внимания ни на грохот колес по булыжной мостовой, ни на пронзительные крики торговца фруктами, разъезжавшего по округе со скрипучей тележкой.
И хотя я могла видеть торговца и его покупателей, они меня просто не замечали. Я сталкивалась с подобным поразительным феноменом за время моего недолгого пребывания в Лондоне множество раз. Те, кому повезло в жизни куда больше, чем несчастным бездомным, спокойно проходили мимо голодных и умирающих, словно бы тех не существовало вовсе. И вот теперь я сама стала одной из таких невидимок.
Жуткий кашель начал сотрясать мое худое, изможденное тело, и я уже приготовилась умереть прямо здесь, на том самом месте, где сидела.
Что ж, я докажу всем, что я верна своему слову. Я умру, но останусь непреклонна…
И вот тогда-то появилась она – миссис Элла Фенниуиг. Я очнулась на миг, вырвавшись из объятий спасительного забытья, и заметила, что она разглядывает меня из окна своей кареты – роскошной, украшенной лепниной и позолотой.
– Кто это там, на обочине? – спросила она, и ее мелодичный голос показался мне необыкновенно красивым.
Каким-то образом я нашла в себе силы чуть-чуть приподняться. А ведь единственное, чего я хотела тогда, – это забыться вечным сном и оставить навсегда этот мир со всеми его бедами и проблемами.
Кучер соскочил на мостовую и, склонившись надо мной, принялся меня разглядывать.
– Похоже, ей плохо, мадам, – сообщил молодой человек своей хозяйке.
– А что с ней такое? – спросила та.
– Судя по виду, она давно не ела, – вынес он свое суждение.
– Я, конечно, не доктор, но все же могу распознать голодного.
– Ну что ж, тогда подними ее.
Я почувствовала, как молодой человек подхватил меня под руки, и уже через несколько мгновений я сидела в экипаже на мягких, обитых бархатом подушках рядом с женщиной, которая благоухала, как букет роскошных цветов. Она была потрясающе красива, и еще я заметила, что у нее удивительно добрая улыбка. Я ощутила, как напряжение отпускает меня, хотя и не понимала толком, что же это такое со мной происходит.
Элла Фенниуиг отвезла меня к себе в дом, отмыла меня, накормила и одела. Она предложила мне пожить в ее обставленном с очаровательной изысканностью доме и отвела мне фантастически красивую спальню, где я могла отдыхать, не имея соседок под боком.
Обращалась она со мной точно с дочерью. Ей было приятно узнать, что я образованна и что у меня правильная речь.
Несколько недель я жила точно в сказке со своей доброй феей – миссис Фенниуиг. Мне она представлялась не то королевой, не то волшебницей. Она организовала свою жизнь именно так, как сама того пожелала, ее окружало все только самое лучшее. Единственное, что отсутствовало в ее жизни, – это мужчина, который бы руководил ею.
Я решила, что она вдова или же богатая наследница. Но как же я ошибалась! Через месяц пребывания в ее доме я узнала, что миссис Фенниуиг – самая настоящая сводня, хотя и обслуживала она отнюдь не простых смертных. Ее клиентами были представители высшего класса. А я, по ее задумке, должна была стать одной из ее девочек».
Глава 12
30 октября 1875 года
Под чутким руководством миссис Фенниуиг я постигала тонкости своей новой профессии. Меня обучали многому. Куртизанке следовало виртуозно владеть всяческими искусствами, а я, как оказалось, владела ими вполне. Я знала не только французский, но и латынь. Что до умения достойно преподнести себя, то я обладала врожденным чувством стиля и умела выглядеть потрясающе элегантно – по крайней мере, так считала миссис Фенниуиг. Оказавшись в положении столь странном, я вдруг с отчетливой ясностью осознала, что наше общество устроено отнюдь не идеально, что любые принятые в нем законы с необычайной легкостью обходятся, и я сама ощутила, что постепенно теряю чувство стыда за то, что делаю.
Меня порадовал тот факт, что Элла намерена была сделать из меня компаньонку для какого-нибудь богатого джентльмена, а вовсе не использовать меня как обыкновенную шлюху.
До чего же странно мне сейчас писать подобные слова. Всего месяц назад я была совершенно убеждена в том, что умереть голодной смертью для меня куда предпочтительнее, чем зарабатывать на жизнь собственным телом. Но я получила суровый урок. Я испытала на собственной шкуре, каково это – голодать. И поняла с отчетливой ясностью, что я страстно хочу жить. Пусть Хью Монтгомери и загубил мою репутацию, однако ему не удалось вытравить из меня желание жить.
В гостиной миссис Фенниуиг мне случалось видеть мужчин, занимающих солидное положение в обществе и даже имеющих немалый политический вес.
Как могли все эти люди без зазрения совести нарушать клятвы, которые они давали, связывая себя перед Богом семейными узами со своими дражайшими женами? Неужели для них нет ничего святого? Все эти уважаемые граждане покупают проституток и награждают их сифилисом, а потом этих несчастных женщин бдительные стражи порядка и хранители морали сажают как самых отвратительных преступниц в тюрьму.
Здесь я должна признаться, что уроки, которые я получала, были временами весьма необычными, а иногда даже забавными. Элла говорила мне, что крайне важно уметь угодить любому клиенту. В подтверждение своих слов она позволила мне понаблюдать за работой некоторых из своих девочек через отверстие в особой комнате. В этой комнате Элла обычно разрешала провести время некоторым своим очень важным клиентам, зарекомендовавшим себя людьми исключительно щедрыми, благовоспитанными и непременно здоровыми. Им дозволялось провести одну ночь с кем-либо из девочек, которых не связывали на тот момент обязанности чьей-либо компаньонки.
Первый урок я усвоила, наблюдая за Карлоттой – красавицей испанкой, которая работала на Эллу уже несколько лет. Эта тридцатилетняя женщина, обладательница густых иссиня-черных волос и темных выразительных глаз, была необычайно хороша собой. Ее поклоннику маркизу де Мортьеру было уже хорошо за семьдесят. Начиналось все с того, что Карлотта скидывала свое изумительно красивое черное шелковое платье и аккуратно расправляла его – каждую складочку – на кровати, а после обращала томный взор на своего поклонника, соблазнительно и призывно ему улыбаясь. Маркиз тотчас принимался снимать с себя одежду. Он делал это методично, не торопясь, одна деталь туалета за другой. И наконец представал перед ней во всей своей наготе. Его сморщенная кожа напоминала сушеную сливу. И тем не менее определенная часть его – то, чем мужчины весьма гордятся, называя своим «достоинством», – к немалому моему изумлению, находилась в превосходной, прямо-таки боевой готовности! И он весьма умело ею пользовался в течение почти что целого часа!
Следующий урок мне преподала Кэтлин, юная уроженка Уэльса. Сущий ангелочек с золотисто-рыжими кудряшками и огромными – едва ли не в пол-лица – зелеными глазами. Ей было поручено развлекать молодого фабриканта из Йорка, по виду весьма привлекательного джентльмена. У него были широченные плечи и весьма рельефно обрисованная мускулатура. Я даже порадовалась за Кэтлин и подумала, что ей повезло гораздо больше, чем Карлотте. Но когда девушка весьма умело освободила своего посетителя от одежды, то отыскать то, что она собиралась найти, смогла лишь с немалым трудом.
Видимо, поиски ее в конце концов увенчались успехом, поскольку фабрикант набросился на нее со всей присущей его крупному телу страстью, опрокинул ее на постель и, разрывая на ней одежду, принялся яростно скакать и содрогаться, пока не достиг пика страсти. Могу себе вообразить, что в тот момент испытывала Кэтлин. Все закончилось, не успев толком начаться.
Именно тогда я доняла, насколько повезло мне самой. Ведь мне было даровано высочайшее счастье – любить! Я полюбила Хью Монтгомери. Моменты нашей близости, когда мы дарили наслаждение друг другу, были божественно прекрасны. Как же я восхищалась им и обожала его… Вне всякого сомнения, любовь была неотъемлемой составляющей наивысшего наслаждения.
Однако, наглядевшись на то, что происходило в особой комнате, я решила сама испытать там свои силы. Элла согласилась с тем, что это была отличная идея.
О собственных притязаниях мне следовало забыть. Кем бы ни оказался пожелавший меня клиент, я обязана была со всем соглашаться. Элла весьма гордилась тем, что ей удавалось весьма умело составлять наиболее подходящие друг другу пары людей.
И вот я оказалась наедине с доном Карло Альваретто Сан-Лоренцо. Когда он повернулся и устремил на меня пристальный взгляд своих глубоких, умных глаз, я почувствовала, как по спине у меня побежали мурашки – верный признак того, что этот мужчина произвел на меня сильное впечатление. Этот итальянец был очень красив: смуглый, с выразительными черными глазами, обрамленными длинными загнутыми ресницами, высокий, с великолепно развитой мускулатурой.
Он проявил себя очень умелым любовником, сумевшим заставить меня отбросить всякое смущение. Мы наслаждались близостью всю ночь, а наутро, когда он покинул меня, я чувствовала себя совершенно опустошенной, до того бурными и долгими были наши ласки.
Я пребывала в необычайной растерянности – ведь я искренне полагала, что столь острого наслаждения, какое я испытала в объятиях Карло, можно достичь лишь в том случае, если сердца двух любовников переполнены любовью. Но Карло доказал мне обратное. Ведь я ничуть не любила его, и тем не менее удовольствие, которое он сумел доставить мне, было незабываемым. Значит ли это, что человеческому телу безразличны какие бы то ни было душевные переживания, лишь бы обращались с ним умело? Но в таком случае действительно ли я любила Хью? Я уже ни в чем не была уверена.
Карло посещал меня каждую ночь в течение всего следующего месяца, к немалому, впрочем, неудовольствию Эллы, ведь Карло был недостаточно богат, чтобы быть желанным клиентом для ее заведения. Я как могла старалась убедить ее, что ему есть чему научить меня. И вот тогда Элла преподала мне еще один очень важный урок.
Однажды ночью, когда Карло с присущим ему необычайным пылом занимался со мной любовью, я взглянула в его затуманенные страстью глаза и вдруг осознала, что мне до смерти скучно. Даже после того, как ему удалось исторгнуть из меня крики наслаждения, мною все равно владела невероятная скука. Я не любила Карло. С нашей связью было покончено.
Элла была к этому готова. Когда я сказала ей, что хочу иметь дело с клиентом, которого даже не буду пытаться полюбить, она признала, что мое решение весьма мудрое. Ему совсем не обязательно быть красивым или обворожительным, достаточно обладать хорошими манерами и немалым состоянием. Правда, я еще не догадывалась, насколько мой опыт общения с Карло изменил меня. Мне казалось, что я освободилась от иллюзий и от влияния, которое оказывал на меня Хью. Я больше не зависела от него. И теперь я хотела испытать новые отношения – отношения, которые будут абсолютно честными. Вот только тогда я еще не понимала, что честность у клиентов миссис Эллы Фенниуиг не в чести.
Миссис Фенниуиг устроила мне встречу – это был ужин у нее в столовой – с сэром Эдвардом. Сэр Эдвард Дэй совсем недавно унаследовал титул баронета, хотя, судя по его амбициям, он явно мечтал стать виконтом или маркизом. Он жаждал быть замеченным в обществе и всячески старался следовать моде того времени, а это значило, что для некоторых выходов в свет ему требовалась куртизанка.
К сожалению, сэр Эдвард не понимал, в чем разница между обыкновенной уличной девкой и компаньонкой. К концу нашей совместной трапезы он совершенно потерял контроль над собой и, даже не удосужившись понять, что я за человек, имел наглость облапить своими руками мою грудь. Я немедленно сделала именно то, что и должна была сделать дочь викария, – пырнула его вилкой!»
Лидия опустила свой дневник на колени и уютнее устроилась на подушках. На губах ее заиграла слабая улыбка. Она прикрыла глаза и попыталась воскресить в памяти события тех дней. Она почти забыла о своем пребывании у миссис Фенниуиг, приложив немало усилий, чтобы воспоминания об этом времени как можно скорее стерлись из ее памяти. Но сейчас, заглянув в свое прошлое, Лидия поняла, что не смогла бы обрести достаточно смелости, чтобы помогать другим в обличье Полуночного Ангела, если бы не уроки, которые она извлекла из общения с Эллой. И конечно же, она никогда не встретилась бы со своим дорогим мужем, если бы неотесанный грубиян сэр Эдвард не полез к ней с грязными приставаниями.
Лидия перевернула страничку дневника и продолжила чтение.
5 ноября 1875 года
Прошла почти неделя со времени моих последних записей. Что это была за неделя! Хочу записать каждую деталь, чтобы ничего не забыть. Когда я воткнула в руку сэра Эдварда вилку для салата, оставив на ней маленькие кровоточащие ранки, он заорал сначала от ужаса и боли, а потом уже от ярости. Вскочив, он бросил салфетку на стол и ринулся из столовой в гостиную Эллы.
– Это возмутительно! Я никогда еще не встречал такого отвратительного поведения! – в ярости кричал он.
Я поспешила за ним. Сэр Эдвард ткнул в меня пальцем и гневно воскликнул:
– Эта девка только что проткнула мне руку вилкой!
Головы всех, кто находился в гостиной, повернулись ко мне. Элла строго взглянула на меня.
В углу на резном кресле с высокой спинкой сидел джентльмен, которого прежде я никогда здесь не видела. Он держался с необыкновенным достоинством. Высокий и худой, одетый в шикарный черный костюм с серым в полоску жилетом. Его темные волосы на висках были тронуты сединой.
– Это правда? – спросила меня Элла. – Ты и в самом деле ранила сэра Эдварда, Аделаида?
Мы договорились, что она будет называть меня моим первым полным именем, а не уменьшительным – Адди. На мгновение мне показалось, будто она обращается к кому-то другому, а вовсе не ко мне.
– Да, – ответила я. – Это правда. Он пытался… В общем, я сочла, что у него сложилось обо мне совершенно неверное мнение, а его манеры показались мне просто отвратительными.
Тот джентльмен, которого я заметила в гостиной, негромко рассмеялся и одобрительно посмотрел на меня.
– Вы совершенно правы, моя дорогая, все так и есть, – сказал он.
Сэр Эдвард бросил на него уничижительный взгляд:
– Я очень богат, сэр. Но не привык выбрасывать деньги на ветер. Я привык получать то, за что плачу. – Он уже вполне справился с собой и повернулся к Элле со словами: – Если б мне нужна была недотрога, я бы женился. А сейчас я собирался заплатить за то, чтобы переспать с вашей девкой.
Я так и ахнула. В комнате повисла гнетущая тишина, так что только и было слышно, как тикают часы на каминной полке. Элла улыбнулась своей фирменной холодно-вежливой улыбкой:
– Мне очень жаль, сэр Эдвард. Но вы оказались вовсе не тем джентльменом, каким я вас себе представляла. И я не могу рекомендовать мисс Аделаиде встречаться с вами. Полагаю, вы примете мои искренние извинения и сами найдете, где здесь выход.
На следующий день Элла позвала меня к себе в свою гостиную. Я предположила, что она хочет услышать от меня слова благодарности, которые я и сама собиралась ей сказать. Но, к моему немалому удивлению, я увидела там того самого джентльмена, которого видела накануне, и который поощрил своей репликой мое поведение. Сегодня этот джентльмен был одет в песочного цвета сюртук и жилет в коричнево-белую клетку.
Теперь, при ярком солнечном свете, который заливал гостиную Эллы, я заметила, что он гораздо старше, чем мне показалось накануне вечером. Ему было хорошо за пятьдесят. В молодости он, должно быть, был совершенно неотразим, но сейчас под его живыми глазами залегли глубокие тени, и выглядел он не лучшим образом.
– Заходи, Аделаида, – приветливо пригласила меня Элла. – Я хочу познакомить тебя с Эйдрианом Тиреллом, графом Боумонтом.
Я недоуменно уставилась на импозантного джентльмена, который сидел в том же кресле с высокой спинкой, что и вчера. Я и не догадывалась, что он граф! Щеки мои залил жаркий румянец, и я поспешно присела перед гостем в реверансе.
– Чрезвычайно польщена, милорд, – пробормотала я.
– О, поверьте, это честь для меня, – сказал он, вставая.
– Аделаида, лорд Боумонт хочет поговорить с тобой. Я оставлю вас одних. Только хочу посоветовать тебе отнестись к его предложению благосклонно. Позови меня, когда примешь решение.
Я облизнула губы и почувствовала, как сердце бьется у меня где-то в горле. Я могла лишь предположить, что понравилась графу и он пожелал сделать меня своей любовницей. Но после стычки с сэром Эдвардом я поняла, что не могу позволить кому бы то ни было распоряжаться собой. И в то же время смела ли я отказать мужчине, который был таким любезным и обходительным, да к тому же еще и занимал столь высокое положение в обществе?
Граф Боумонт, казалось, понимал мое состояние.
– Не стоит волноваться, моя дорогая, – мягко проговорил он. – Я прошу вас лишь выслушать мое предложение.
Я заставила себя улыбнуться, как учила меня Элла, и кивнула:
– Да, конечно.
Элла ободряюще улыбнулась мне и тихо покинула гостиную.
– Будьте так любезны, присядьте, пожалуйста, мисс Паркер.
Я опустилась на краешек кресла. Джентльмен не спускал с меня глаз и, как только я села, заговорил:
– Мне доставило немалое удовольствие наблюдать за вашей вчерашней перепалкой с этим невеждой баронетом. Я не мог не восхититься тем, с каким достоинством вы держались.
Я подавила в себе желание улыбнуться.
– Благодарю вас. Поверьте, я ни за что бы не ударила без серьезной причины ни одного джентльмена.
– Разумеется. Вот только он никакой не джентльмен. – Граф сцепил руки за спиной и принялся с задумчивым видом вышагивать по комнате. – Не стану терзать вас долее и приступлю к делу сразу. Скажу вам прямо, зачем я приехал сюда. Я хочу спросить вас – не согласитесь ли вы выйти за меня замуж?
Я изумленно посмотрела на него, уверенная, что ослышалась. Он же остановился и взглянул на меня так, будто бы и в самом деле ждал моего согласия!
– Что? – выдохнула я наконец вместо ответа.
В уголках его глаз появились морщинки – он смотрел на меня с теплой улыбкой.
– Догадываюсь, насколько это для вас неожиданно. Но поверьте, я говорю совершенно серьезно. Я хочу, чтобы вы стали моей женой. Естественно, вы получите титул и станете графиней Боумонт. Вот только не уверен, что смогу добиться для вас аудиенции у королевы.
Аудиенция у королевы? Он, должно быть, шутит!
– К немалому моему сожалению, у меня нет наследников. Я был единственным ребенком в семье. После моей смерти вы получите все, чем владею я.
От изумления я даже перестала дышать, в голове у меня звенело.
– Пожалуйста, дышите глубже, моя дорогая мисс Паркер. Я не хочу, чтобы вы скончались прежде меня. Мне пятьдесят пять лет, я значительно старше вас. Следовательно, из нас двоих мне положено умереть первому.
– Но почему? – Это было все, что я смогла произнести. Ни один здравомыслящий джентльмен не захочет, чтобы все его богатство оказалось в руках безродной женщины, слишком легкомысленно к тому же относящейся к своей репутации.
Его благородное лицо омрачила печаль.
– Я скоро умру, – сказал он. – Я болен сифилисом. Жить мне осталось от силы несколько лет. Никто не может сказать, сколько я сумею протянуть. Болезнь моя гложет меня уже давно. Доктор говорит, что заболевание прогрессирует.
– Ох! – выдохнула я. Мое сердце не могло не проникнуться сочувствием к этому человеку. Но потом меня охватила тревога. Если я стану его женой…
– Простите, что говорю столь жестокие вещи, мисс Паркер, – продолжил он, – но я должен быть с вами честен. Я никогда не связывал себя ни с кем узами брака. Я слишком любил женщин, но не мог остановиться на какой-нибудь одной. Однако я не желаю умирать в одиночестве. Мне кажется несправедливым, что, имея так много, я не могу оставить все свое богатство близкому человеку. Миссис Фенниуиг рассказала мне о ваших обстоятельствах. Надеюсь, я не беру на себя слишком много, полагая, что смогу стать для вас другом.
Я молчала, не зная, что ему сказать на это.
– Я буду относиться к вам с уважением, мисс Паркер, вы доказали, что заслуживаете этого. Я вовсе не жду от нашего союза плотских радостей – я бы ни за что не позволил себе рисковать вашей жизнью. Мне нужно лишь, чтобы вы были рядом и скрасили своим присутствием мое одиночество.
Могла ли я ему верить? И все же мне хотелось рискнуть и поверить ему. Но было кое-что, о чем следовало ему напомнить.
– Вы забыли о моей репутации, сэр, – возразила ему я. – Одно дело сделать меня своей любовницей. Но женой! Наверняка кто-нибудь из вашего окружения узнает о том, что я служила у миссис Фенниуиг.
– Это все чепуха. Мой род столь древний, что мне нет необходимости принимать во внимание то, что подумают обо мне другие. К тому же в последнее время я почти не выезжаю в свет. Я вовсе не требую от вас быть хозяйкой на званом ужине. Просто будьте рядом со мной. Вы умны и очень миловидны. Вы несказанно осчастливите меня, если я буду иметь возможность просто видеть вас каждый день подле себя. – Когда я ничего ему на это не ответила, он добавил: – Кроме того, я буду едва ли не первым из представителей высшего сословия, кто женится на куртизанке!
– Вы всегда поступаете так импульсивно, сэр? – спросила я.
– Нет, но сознание того, что я скоро умру, позволяет мне так действовать. Весьма вероятно, что в молодости, будучи неисправимым повесой, я и разбил сердце одной-двум красавицам. Возможно, даже оставил кому-то дитя любви, хотя и не вполне в этом уверен. И если я смогу сделать вашу жизнь хоть немного более приятной, это послужит моим искуплением грехов, пусть и небольшим.
Граф Боумонт сел рядом со мной, и я вдохнула свежий запах его явно очень дорогого одеколона.
Заглянув в его глаза, я увидела в них столько доброты и столько мудрости, что на короткий миг пожалела о том, что не знала его раньше, в лучшие годы его жизни. Разумеется, мысленно я пыталась сравнивать его с Хью, как делала это, встречая любого мужчину. Конечно, они с Хью были людьми совершенно разными, однако было у них и кое-что общее. Ум и деликатность. И еще оба по какой-то неведомой мне причине находили меня достойной их внимания.
Граф положил свою ладонь на мои руки. Его длинные прекрасные пальцы были необычайно теплыми и нежными. Жест его был очень отеческим. И моя душа, страдающая из-за того, что я лишилась отеческого внимания и ласки, оттаяла. Теперь я снова могла дышать спокойно и обрела способность мыслить здраво. Я приняла решение. Существовал только один ответ, который я могла дать.
– Да, лорд Боумонт, я принимаю ваше предложение».
Лидия прижала дневник к груди и стиснула руки так, словно бы обнимала в последний раз своего дорогого и любимого супруга.
– О, Бо, как же мне будет тебя недоставать! – проговорила она, и слезы заструились по ее щекам.
А потом на нее снизошел долгожданный покой. Лидия всегда думала, чем же она сможет отплатить мужу за то добро, которое он сделал для нее. Она никогда не считала, что одно ее общество уже служит ему наградой. Сейчас, после смерти Бо, она сделает то, что не сумела сделать при его жизни. Она должна спасти его дочь, как когда-то он спас ее. Она снимет свой траурный наряд и отправится на поиски сразу же после похорон мужа.
И хотя правила хорошего тона предписывали вдове два года безвылазно сидеть дома, Лидия не была намерена им следовать. Она будет искать Софи. И не станет прятаться ни за какими личинами, будь то Полуночный Ангел или Генри Морган, а будет действовать как Аделаида Лидия Боумонт, урожденная Паркер. Больше никакого притворства, никаких уловок. И к черту все правила!
Глава 13
Хью в роскошном экипаже подъехал к клубу «Монтегю» как раз тогда, когда солнце скрылось за изрезанным крышами горизонтом.
Когда Хью ступил на булыжную мостовую, то почувствовал на своем лице редкие капли дождя и надвинул на лоб шляпу. Едва он перешел улицу, как кто-то быстро подхватил его под руку. Хью резко повернулся, полагая, что это какой-нибудь воришка вздумал поживиться за его счет.
– Это я, сэр. Не хотел пугать вас, простите.
– Реджи! Как тебе удалось найти меня?
Юноша кивком указал на только что отъехавшую от обочины карету:
– Я следовал за вами от вашего дома. Я подъехал к нему в тот момент, когда вы отбыли. Меня прислала ее сиятельство.
Хью схватил Реджи за плечо и требовательно спросил:
– Что случилось? В чем дело? Я нужен ей?
От напора, который проявил Хью, веснушчатое лицо Реджи резко побледнело. Как только Монтгомери немного успокоился и выпустил его плечо, Реджи отступил назад и сказал:
– Мне ничего толком не известно, сэр. Я знаю только, что его сиятельство графа похоронят завтра, а графиня хочет видеть вас сразу же после похорон, чтобы продолжить расследование.
Хью растерянно моргнул.
– Но ей нельзя сейчас со мной встречаться. Ее время траура…
– Траур для нее уже закончился, – сказал молодой человек смущенно.
– Но по правилам вдова должна скорбеть два года, не меньше! – Хью был ошеломлен подобным известием.
А Реджи продолжил:
– Она собирается сразу же после похорон графа отправиться на поиски Софи. Ей совершенно все равно, что о ней станут говорить. И она больше не будет притворяться Полуночным Ангелом, а будет действовать от своего имени. Графиня Боумонт говорит, что если она делает добрые дела, то ей незачем скрываться, а на условности ей наплевать.
– Неужели? – По губам Хью скользнула улыбка. Он был тронут решением Лидии, хотя и не вполне понимал, что за чувства в тот момент вызвали у него эти новости. – Моя дорогая Лидия, – едва слышно пробормотал он. Потом, стряхнув с себя наваждение, Хью повернулся к Реджи: – Скажи графине, что у нас назначена встреча с мистером Тербером Френсисом. Я договорился, что он примет нас послезавтра. Уверен, она такое ни за что не пропустит.
– Хорошо, сэр, – ответил Реджи, однако выражение его лица красноречивее всяких слов говорило о том, насколько неодобрительно он относится ко всему происходящему.
Хью подъехал к фешенебельному клубу, где, как сообщил дворецкий его отца, граф будет в это время находиться со своими закадычными приятелями. К немалому удивлению, Хью почувствовал, как в животе у него неприятно урчит. Неужели он волнуется? Он-то полагал, что вполне успешно справился со всеми чувствами, которые испытывал к отцу, и в душе его осталось место лишь для ненависти, причин для которой имелось весьма немало.
Хью не виделся с Чарлзом Монтгомери, шестым графом Боксли, с тех самых пор, как граф с позором выгнал Адди из своего дома. С того времени прошло уже целых пять лет. Хью не стал бы и сейчас встречаться с отцом, если б его не мучила необходимость сложить воедино разрозненные куски одной странной головоломки, которая не давала ему покоя.
Он нашел отца на первом этаже клуба. Тот сидел со своими приятелями за карточным столом, вальяжно откинувшись на спинку кресла, держа в одной руке дорогую сигару, а другой рукой сжимая бокал с бренди. Некоторое время Хью, не обнаруживая себя, наблюдал за тем, как отец обменивается репликами и изредка шутит со своими партнерами по игре.
Лорд Боксли отличался исключительно острым умом и превосходной памятью. Его глаза выражали холодную сосредоточенность даже в тех редких случаях, когда он улыбался. Поместье досталось ему в ужасающем состоянии из-за того, что отец его был редкостным мотом и повесой. Лорду Боксли пришлось приложить немало усилий для того, чтобы восстановить былое богатство семьи. К тому же его цепкий ум и проницательность сделали его весьма и весьма ценным советником премьер-министра, и поговаривали, что он был весьма полезен королеве и даже пользовался ее благосклонностью. Как бы то ни было, пусть пятый граф Боксли и был пьяницей и дебоширом, шестой же носитель сего славного титула являл собой образец настоящего викторианца и был истинным сыном своей эпохи – вежливым, бесстрастным и безупречным во всем, что он делает, джентльменом до кончиков ногтей, ставящим добропорядочность в число основных человеческих добродетелей.
– Добрый вечер, лорд Боксли. – Хью остановился рядом с отцом.
Джентльмены подняли от карточного стола недовольные взгляды, кто-то даже весьма откровенно выразил свое возмущение тем, что посмели прервать их неторопливую беседу.
Глаза лорда Боксли сузились, когда он нелюбезно поинтересовался:
– Монтгомери! Что привело тебя сюда?
– Да это же знаменитый лорд Загадка! – воскликнул мужчина, сидящий по правую руку от отца Хью.
– Добрый вечер, Эйвзбери, – вежливо поздоровался Хью. Маркиз Эйвзбери провел в доме лорда Боксли немало времени. Хью восхищался им и искренне уважал. И сейчас в глазах этого старика Хью видел куда больше доброты, чем в холодных серых глазах своего отца.
– Я постоянно вижу ваше имя в газетах, молодой человек, – проговорил Эйвзбери. – Ваши достижения весьма впечатляют. Как бы гордилась вами ваша матушка! И сейчас работаете над каким-нибудь делом?