ГЛАВА ТРЕТЬЯ

Аманда отказалась от подноса «со всем, чего душе угодно», который Серена предлагала подать ей прямо в спальню, облачилась в свободное муслиновое платье небесного цвета и направилась завтракать в столовую. По дороге принялась заглядывать во все комнаты, любопытствуя, какое жилище она измыслила в своем бреду. С ее спальней граничила еще одна, большая, явно – Серены с Джереми. Другие комнаты были поменьше.

Спустившись на первый этаж, Аманда оказалась во входном холле, где пол из наборного паркета был натерт до ослепительного блеска. По периметру холла располагались двери, ведущие в несколько комнат, огромных, как залы. В одной была домашняя библиотека; пройдясь беглым взглядом по корешкам книг, Аманда сообразила, что выставлены они здесь напоказ, а вовсе не для чтения. Следующий зал был, очевидно, музыкальным, ибо в нем стояли рояль и арфа, но оба какие-то неподъемно большие. Тем не менее, Аманда обрадовалась, подошла к роялю и пробежалась пальцами по клавиатуре. Пожалуй, это лучший из его вымыслов: теперь времени будет достаточно, чтобы практиковаться в игре на фортепиано, чем поневоле приходилось прежде пренебрегать. Усевшись на стул у рояля, размяла кисти, согревая пальцы, бегло сыграла несколько тактов из «Элеоноры Ригби» и, удовлетворившись, пошла продолжать осмотр. Соседняя парадная гостиная, претенциозно обставленная мебелью в стиле Людовика XIV вперемежку с изделиями мастеров английского классицизма периода Регентства, была сплошь задрапирована невероятно тяжелой камкой с золототканым узором, и всюду, где позволяло место, стояли огромные горшки с комнатными цветами. Выйдя оттуда на цыпочках, Аманда бесшумно дошла наконец до столовой: увидела большую комнату, обтянутую соломенного цвета шелком, с парой высоких окон, выходящих на улицу, и большим буфетом вдоль одной стены, на котором красовались канделябры и какой-то сосуд (его она приняла за ведерко для охлаждения вина). Серена уже сидела за столом.

– Напрасно ты спустилась, дорогая, – проговорила она, не донеся до рта полную вилку салата с холодным мясом. – Тебе бы следовало лежать и набираться сил для разговора с лордом Ашиндоном.

– Пустяки, мама, – бросила Аманда, – физически я абсолютно здорова. – И это было правдой, чем Аманда не переставала удивляться. Даже и припомнить не могла, когда у нее было такое хорошее самочувствие. Ее просто переполняли жизненная энергия и прилив сил, и не терпелось поскорее выбраться из дому и побродить по тому самому Лондону, который она сама же и выдумала. Твердо решив вернуться в нормальное состояние в смысле психики, она все-таки не могла противиться, по крайней мере, в данный момент, соблазну воочию насладиться восхитительными видами своего вымышленного мира.

Джереми не снизошел до трапезы с домочадцами, объявив заранее, что на ланч останется в своем клубе. Однако обещал, что к концу дня будет дома, чтобы лично принять лорда Ашиндона.

– Кстати, расскажите мне о лорде Ашиндоне, – попросила Аманда.

– Друзья называют его Аш, – сдержанно произнесла мать. – Но, честно говоря, он – резкий, ни с кем не считается, почти никогда не улыбается, и никаких друзей у него нет... но с нами всегда тактичен.

– Разумеется, – продолжала она, оживившись так, что на щеках даже румянец выступил, – как ведет себя лорд Ашиндон в обществе – не мое дело, да и тебя это не касается.

– Не думаю, – возразила Аманда, прожевав салат. – Очень даже касается: ведь ясно – все идет к тому, чтобы я вышла за него. По-моему, мне предстоит брак по расчету – не так ли? А если так, то почему вы выдаете меня за неимущего?

Серена поперхнулась вином; с трудом проглотив его, обрела голос и выкрикнула:

– Что за вопрос?! – но, очевидно, вспомнив вовремя о «воспалении мозга» у дочери, изобразила на лице многотерпение.

– Самая заветная мечта отца твоего, – произнесла она наставительно, – чтобы ты вышла замуж за лорда Ашиндона. У него титул, благородное происхождение, и пусть он сейчас на мели, но... – и она умолкла, но потом категорическим тоном закончила: – Да это, в общем-то, и все, что тебе следует знать.

«Не много же мне следует знать, – подумала Аманда и вновь подивилась, почему ей непонятно многое из того, что является плодом ее же вымысла. Все происходит так, будто она и в самом деле попала в чуждые ей обстоятельства, в иное время. От этих мыслей даже холодок пробежал по спине. – Смешно! Но не так уж и неожиданно, – рассудила она. – Всегда, когда оказываешься в непредсказуемой ситуации, подсознание с готовностью подсовывает всякие сверхъестественные объяснения». Было очевидно, что пока больше ничего не вытянуть из Серены о загадочном графе, и, решив продолжить этот разговор с «матерью» после ланча, Аманда принялась активно жевать салат из зелени.

Но с глазу на глаз им не удалось остаться достаточно долго: лишь только они перешли в гостиную после трапезы и Аманда – к полнейшему недоумению Серены – занялась подробным обследованием содержимого комнаты, как вошел слуга и объявил о прибытии лорда Ашиндона.

– Милорд! – с преувеличенной радостью воскликнула Серена при его появлении. – Какой приятный сюрприз! А мы не ждали вас так рано.

– Регент отменил все встречи, назначенные на вторую половину дня, – сообщил, поморщившись, граф. – Заперся с портным и ему недосуг заниматься всякими пустяками вроде переговоров с союзниками, – взгляд его рассеянно пробежал по комнате и остановился на Аманде, с интересом наблюдавшей за ним. Первое впечатление ее не обмануло – он был действительно высокого роста и от него веяло силой так же, как и от Джереми Бриджа. Но если у Джереми она проявлялась через угрозы и напыщенную важность, то властность графа не казалась натужной, а шла его облику так же естественно, как и отлично пошитые пиджак и брюки. Никто бы и не подумал, что он беден, ибо выглядел он как истинный аристократ – холодный, надменный и безгранично самоуверенный. Аманде он не понравился. Она сразу поняла, почему удрала от него Аманда Бридж – кому охота быть женой у этого верзилы, похожего на каменный столб.

Встретив его взгляд и заметив в нем полное отсутствие интереса к себе, Аманда подняла подбородок и не потупила взор, а дерзко уставилась на графа. Брови его приподнялись, и усмешка чуть искривила губы, показавшиеся, как ни странно, чувственными.

– Похоже, вы уже совершенно справились с вашим недомоганием, мисс Бридж, – сказал он с легким поклоном. – На щеках румянец и искорки в глазах.

– Что ж, спасибо, – сухо отреагировала Аманда и еще раз отметила про себя проблеск удивления в глазах графа. – Но память ко мне не вернулась, милорд.

– Память? – переспросил граф, и от удивления его густые черные брови сначала поползли еще выше и затем двинулись к переносице. – Вы хотите сказать, что...

– Именно то, – перебила Аманда, спокойно усаживаясь на стоящее у окна канапе с атласной обивкой соломенного цвета, – что до сих пор на самом деле не могу вспомнить ни кто такая я, ни кто такой вы, – и, посмотрев на него, чтобы оценить произведенное этими словами впечатление, не отрывала взгляда, пока он шел к ней через всю комнату.

– Аманда, дорогая моя, – запричитала из дальнего угла Серена, протестуя судорожными взмахами обеих рук, – почему ты не хочешь подождать, пока твой папочка... – но на ее скулеж не последовало никакой реакции ни дочери, ни графа. Тот уселся на канапе рядом с Амандой и, обращаясь к ней, сказал:

– Не понимаю, чего вы намереваетесь добиться подобным фарсом, мисс Бридж. Хотя, возможно, – протянул он с оскорбительной миной на физиономии, – вы кое-чего уже и добились? Ведь папа вас еще не наказал за безрассудное поведение?

– А что это вы все толкуете мне о папе да его гневе? – выпалила Аманда. – Он бьет меня?

– Он вовсе не бьет тебя! – возмущенно выдохнула Серена. – Но... тем не менее, он может очень строго наказать тебя.

Аманде не показалось, что это звучит заманчиво. Повернувшись к графу, она произнесла:

– Итак, ваше сия... Кстати, как я обычно обращаюсь к вам? Как вас зовут?

Граф слегка опешил от такого вопроса.

– Меня зовут Уильям, но вам, – произнес он натянутым тоном школьного учителя, отчитывающего нашалившую девчонку, – как воспитанной девушке не пристало обращаться ко мне по имени. Обычно вы говорили мне «милорд», «ваше сиятельство» или «лорд Ашиндон». Но мои друзья, – добавил он, словно осознав, как напыщенно все это звучит, – называют меня «Аш», – и он застенчиво улыбнулся с каким-то неожиданным и несвойственным ему обаянием.

– Ох, ваше сиятельство, – вновь возбужденно залепетала из своего угла Серена, – надеюсь, вы простите излишне передовые манеры моей девочки. Она же действительно еще несколько не в себе и...

– Тут не за что прощать, миссис Бридж, – отмахнулся граф, и Аманде, перехватившей опять его взгляд, показалось, что в темно-серебристой бездне его глаз всколыхнулось глубинное мерцание. – Следовало ожидать, что после выпавшего ей тяжелого испытания поведение может быть несколько необычно, – благожелательно заключил он, а про себя подумал: «Несколько необычно – мягко сказано, не отражает и половины того, чему мы свидетели». Он совершенно недоумевал, впервые узрев такую Аманду, которая вела себя по-человечески, а не как смазливая фарфоровая кукла.

«Неужели настолько преобразилась из-за ушиба головы? Или такова от природы, но притворялась, изображая «святую простоту» неискушенной девицы, а теперь ей это надоело? Как бы там ни было, но эти изменения, можно только приветствовать, – и он испытующе посмотрел на нее. – Раньше была миленькая да сладенькая, точно коробочка с леденцами, но теперь боевой блеск во взоре ей явно к лицу».

– Скажите, мисс Бридж, – обратился он приветливо, – не хотелось бы вам прокатиться? Поскольку нам пока непозволительна совместная часовая прогулка, быть может, заглянем ненадолго в Грин-Парк, что тянется вдоль улицы Пиккадилли, пройдемся по нему?

– С удовольствием! – воскликнула незамедлительно Аманда, проигнорировав все вздохи и недовольное квохтанье из угла. Она вскочила, глаза ее загорелись воодушевлением:

– Едем! – Она бросилась прочь из гостиной, в дверях обернулась и весело засмеялась ему.

– Надо надеть накидку и капор! – кричала ей вслед, задыхаясь, Серена; она спешила за молодыми людьми и все старалась жестами и подмигиванием что-то сообщить дочери, но тщетно. Тогда она крикнула: – Позвони своей служанке! – и указала на шнур ближайшего звонка.

– Сегодня такой чудный денек, что мне не надо никаких... Ну ладно, – смирилась она, поняв, что мать уже почти в агонии; подошла к шнуру и дернула за него как следует.

Спустя буквально несколько минут, Аш свел по ступеням городского дома Бриджей Аманду, обряженную в накидку, капор и перчатки, и подвел ее к своей одноколке. Она зачарованно оглядела экипаж и, когда маленькая фигурка показалась на запятках, произнесла слово «грум» таким удовлетворенным тоном, словно убедилась в справедливости своих тайных знаний. Ей было не легко взобраться на сиденье даже с помощью графа, но, оказавшись там, она огляделась, всем своим видом выражая полный восторг.

Несколько минут она ехала молча, но так глазела по сторонам, будто никогда прежде не видела улицу Верхняя Брук-стрит. Как завороженная, смотрела на каждого встречного, на любые проезжающие мимо экипажи, и ее неприкрытый интерес к табличкам с названиями поперечных улиц возрастал с каждым кварталом. «Что, черт возьми, все это значит? – недоумевал граф. – Ведет себя так, словно вся округа ей незнакома; будто с луны свалилась. Быть может, и не лжет, что потеряла память. Но если это обман, то разработан он с поразительными подробностями. Сомнительно, чтобы у нее хватило ума на столь сложный спектакль. А вдруг все наоборот – она хитра и искусна, а прежде лишь играла роль пресной простушки».

Доехав до деревьев Грин-парка, Аш остановил коляску под раскидистой липой и, отослав грума погулять, повернулся к Аманде.

– Знаете, – сказал он задумчиво, и глаза его сузились, – когда я служил в действующей армии на Пиренейском полуострове, один из наших парней получил такой мощный удар прикладом по голове, что у него началась амнезия.

– О Господи! – воскликнула Аманда. – Ведь и в настоящую минуту Наполеон свирепствует в Европе! Аш, вы же были на этой войне? Как бы мне хотелось услышать рассказы о ней от такого непосредственного участника, как вы. Если, разумеется, воспоминания не причинят вам жестоких страданий.

Он оторопел, словно она непредсказуемо отступила от принятых приличий и назвала его ласкательным именем, но, тем не менее, ответил мягко:

– Как-нибудь в другой раз, мисс Бридж. Вернемся лучше к нашему несчастному воину; бедняга не мог вспомнить, как его звать, не узнавал друзей и совсем забыл о том, что у него семья в Англии.

Аманда промолчала и лишь вежливо склонила голову в знак согласия.

– Как ни странно, у него не возникало трудностей по поводу деталей нашего повседневного быта. Он помнил, что Англия воюет против Наполеона, что нашей страной правит регент – вместо своего отца-горемыки, сошедшего с ума. Наш раненый не разучился ездить верхом, без труда отличал английскую форму от французской.

Аманда, поняв, куда клонит Аш, заерзала на сидении.

– А вы, по-моему, напротив, – продолжал Аш спокойным тоном, в котором ничего не сквозило, кроме умеренной любознательности, – забыли все, что узнали за всю вашу довольно недолгую – согласитесь – жизнь. Сейчас вы готовы были уйти из дому без пальто, без шляпки, как самый настоящий сорванец, что никак не вяжется с вашим прежним поведением; вы даже забыли, как правильно завязывать ленты капора. Более того, вы явно не знакомы ни с чем в районе Мейфэр, где прожили уже несколько лет. Я озадачен – как же объяснить все это?

– Мне очень повезло, – произнесла Аманда с некоторым раздражением, – что вы так разбираетесь в умственных расстройствах, милорд, а то мне ведь невдомек, что я должна помнить и чего не должна, – а про себя подумала: «Странно, что называть этого мужчину милордом не так уж и трудно, особенно когда он так прелестно застывает в своей твердокаменной ипостаси». – По-моему, я правильно определила свое состояние, сказав утром матери, что сознание у меня, как у новорожденного ребенка, за исключением речевых навыков.

– Какая удача, – пробормотал граф.

– Пожалуйста, поверьте, Аш, я ничего не выдумываю. Все это меня саму настолько смущает, что даже немного пугает, – она посмотрела на него совершенно открыто, и он впервые заметил какие красивые у нее глаза и впервые не подумал о них как о фарфоровых блюдцах и не вспомнил об ожившей глиняной кукле, как бывало прежде. Теперь на ум почему-то пришли аметисты, сапфиры и тропические небеса. И взгляд этих живых самоцветов казался чистым и честным. Он смотрел в них неотрывно, как околдованный, и вдруг почувствовал огромное желание привлечь ее в свои объятия и целовать эти дивные очи долго-долго, пока они не затуманятся от страсти. «Боже, – подумал он в смятении, – откуда эти мысли?» Ощущение было такое, будто Аманду Бридж, которую он раньше знал, украли, как принцессу в сказке, а теперь, приняв ее облик, ее же глазами на него смотрит колдунья. Внутренне собравшись, он вырвался из нелепого наваждения и сразу услышал, что она продолжает что-то говорить ему:

– Расскажите мне о себе, Аш. Полагаю, нам следует узнать друг о друге побольше, если верно, что вы, как выразился мой отец, «созрели», чтобы просить моей руки. Понимаю, что веду себя непозволительно развязно, – добавила она, заметив, как напрягся граф, – но меня ведь можно простить, поскольку я временно невменяема. А вас мне бы очень хотелось попросить не излагать все так, будто мы познакомились случайно.

Аш пристально смотрел на нее, и ему начало чудиться, что этот день, кончаясь, переходит в удивительный сон, где они с изменившейся, словно по волшебству, Амандой Бридж внутри какого-то прозрачного магического шара безмятежно парят над бренным миром.

– Постараюсь, – заверил он, с удовлетворением отметив про себя, что голос у него не дрогнул, – хотя вне всяких сомнений история моя покажется вам скучной, – и, шутливо поклонившись, продолжал: – Позвольте представиться, мисс Бридж, – Уильям Уэксфорд, тридцати одного года от роду. Отец мой был вторым сыном четвертого графа Ашиндона; когда мои родители погибли при пожаре гостиницы, меня вместе с младшими братом и сестрой забрал мой дядя, пятый граф, и увез к себе в усадьбу «Поместье Ашиндон» в графстве Уилтшир. Тогда мне было всего четыре года; воспитывался я вместе с двоюродным братом Грантом, который должен был унаследовать графский титул. Он был старше меня на два года, и росли мы, как родные братья. Я боготворил его, – Аш умолк на мгновение, и Аманда отметила мимолетную боль в выражении глаз, потемневших до цвета свинцовых туч.

– Я стал профессиональным военным, служил под командованием Артура Уэлсли, герцога Веллингтона, думаю, вы слышали о нем. Приблизительно за год до своей смерти дядя купил мне капитанское звание, и я до служился до полковника перед продажей чина.

Аманда слегка нахмурилась, соображая, как это понимать, но вспомнила, что в продаже чина в начале XIX века нет ничего предосудительного, просто это означает продажу офицерского патента, необходимую для ухода в отставку.