Глава 28.

– Ну, и как вам, Диана, ваш будущий супруг. Предупреждаю сразу: мне он понравился.

В руках у короля помимо руля Франко находился бокал шампанского, из которого он время от времени освежался. Девушка сидела в кресле, ноги ее были укутаны теплым пледом. Мелкими глотками она отпивала глинтвейн и боязливо поглядывала на брата.

– Ваше Величество, это – не человек!

– Я вас, сестра, не вполне понял. Что означает «нечеловек». Он, согласен, очень высокий, самый высокий парень из всех, кого мне доводилось видеть, но больше отклонений я не вижу…

– Я сама до конца все вспомнить не могу: мы стояли, они подошли, начали угрожать… Вот они куда-то летят… Бегут люди… Он чушь какую-то говорит… Я подтверждаю… Бред!

– Диана, – начал король, – мне кажется, что вы просто переволновались. Мы еще с вами поговорим завтра.

– Конечно переволновалась! – воскликнула принцесса, – я волновалась, а он нет! К его груди приставили нож, а он не волнуется! Вы можете мне это объяснить?

Людовик прикончил очередной бокал и зевнул.

– На нем были доспехи. Отчего же ему волноваться? Да-да! Такие же доспехи, что были подарены мне. Я повесил их на стену и полдня, глупец, пытался прострелить их из арбалета. Потратил столько времени – и все впустую! Мне удалось обнаружить на них лишь пару царапин, да и то я подозреваю, что они там уже были… Как бы там ни было, я рад, что вы не передумали выходить замуж за сэра Сергея.

– Моим мнением никто не интересовался, – тихо ответила Диана.

– Сестра, – ласково сказал Людовик, – ты думаешь, кто-нибудь меня спрашивал, хочу ли я в жены Марию Флорентийскую? Ни одна живая душа. Все делалось во благо Франко! Во имя Франко!

Он вздохнул. Затем налил себе еще вина.

– К сожалению, счастье простых людей нам недоступно. Нас шестеро: три брата и три сестры. Отчего же мы волками глядим друг на друга? Генрих спит и видит себя королем, а ведь не совсем уверенно представляет себе даже сколько в стране народу! Иди ко мне, сестричка! – он обнял Диану и погладил по голове.

Они долго сидели, глядя, как за окном сгущает краски ночь. Затем принцесса вспомнила, что завтра ей необходимо нанести визит в замок Женуа и, возможно, расстаться со своим «украшением».

– Ваше Величество, уже поздно. Я бы хотела отдохнуть – завтра предстоит трудный день.

– Конечно-конечно, – спохватился король, – я вовсе не собирался докучать. Спокойной ночи, сестра!

Он поцеловал ее в лоб и вышел. В приемном покое его дожидались. Шут и кардинал коротая время резались в шашки на щелбаны. Лоб кардинала Дюбуа представлял собой жалкое зрелище. В тот момент, когда Жак отсчитывал Его Святейшеству очередную порцию, король сухо кашлянул.

– Что, дружок? – спросил король шута, – одной высокой головы тебе мало, решил отбить мозги и духовенству? А вы, герцог, что скажете?

Кардинал побагровел в своем стремлении хоть как-то оправдаться, но его опередил Жак.

– Людовик, ты же знаешь, что я играю только с теми, у кого нет мозгов!

– Ладно, – сказал король, – однажды этот плут у меня выиграл право три дня носить корону, и управлял, подлец, все это время государством! Надеюсь, вы ему ничего подобного не проиграли?

– Не успел, – злобно ответил шут, – вечно, ты не вовремя! Уж он бы не увидел своих красных шмоток целую неделю!

– Не бесись, – хмыкнул Людовик, – лучше расскажи, что показал арестованный?

– Де Шрапнель? – переспросил паяц, – во всем признался.

– Что за дьявол! – воскликнул король, – мне казалось, что я знаю всех дворян в своем королевстве.

– Да нет, Ваше Величество! – встрял с объяснениями кардинал, – это барон де Бранн – огромная сволочь и большой друг вашего братца Генриха.

– Стоп-стоп! – поднял руки вверх монарх. Что-то, герцог, вы заговорили другим стилем? Начали мы о шрапнели, а закончили моим братом. Может мне кто-нибудь объяснить, какая тут связь?

Шут лениво зевнул. Кардинал посмотрел на него, моля о помощи.

– Ладно, Людовик! – сказал Жак, – тут ничего сложного нет. Посол сказал, что ему плевать, как величать пленного, и обозвал его де Шрапнелем. Нормальное имя, мне нравится.

– Мне тоже, – кхекнул кардинал.

– Под этим именем его и похоронят завтра на рассвете, – согласился король, – а что он сказал перед смертью? Вы что-нибудь из него вытащили?

– Побойся бога! – заорал Жак, – он еще живой. Налицо, правда отсутствие одного уха, сожранного вашим покорным слугой, а во всем остальном с ним полный порядок.

– Значит, он плохой вассал. Хороший слуга никогда не выдаст хозяина, – резонно заметил король. Шут с сомнением покачал головой.

– Если бы за тебя взялся сир Булдаков, ты бы написал донос на собственную супругу, извиняюсь… Они ввели ему в кровь какую-то гадость, от которой он рассказал нам всю правду.

– Сомневаюсь, что это правда… Ты уверен, Жак?

– Этот барон, шакал драный, – буркнул шут, – признался, что месяц назад спер у меня парадный колпак и спрятал у Генриха в покоях. Там я его и нашел – вот он, полюбуйся! Это стоило ему пару тумаков по ребрам…

– Что он рассказал? Кому понадобилось расстроить помолвку? – задавал вопросы король.

– А ты сам не догадываешься? – ироничное лицо Жака страдальчески сморщилось, – сердечко ничего не подсказывает?

– Генрих? – выдохнул Людовик.

– Он самый, – кивнул кардинал, – могу на библии поклясться.

Король погрузился в глубокую задумчивость. Шутка ли – прикончить родного брата! А не прикончить никак нельзя – придурок стал опасен в своем маниакальном желании трона.

– Что же мне делать с пленниками?

– Посол предложил их отпустить, – сказал шут.

– Ни за что! – воскликнул монарх, – они оскорбили моих гостей.

– Сир Булдаков предложил отправить их в Анжу, где скрывается Генрих. Они должны передать ему ультиматум: если твой братец не пожелает сдаться добровольно, то мы возьмем замок штурмом и всех вздернем, – Жак взглянул на Дюбуа. Тот согласно кивнул.

– Тут Генрих и обхохочется, – хмыкнул король, – он хоть и дуралей, но знает, что у меня плохо с людьми. Там половина рыцарей поляжет. А я себе этого позволить не могу – герцог Руанский давно точит зубы на Париж.

Кардинал осторожно произнес.

– Ваше Величество! Посол предлагает свою помощь во взятии Анжу. Предлагает нам посмотреть на сие представление.

– Э-э… – задумался Людовик, – насколько я знаю, у него с людьми тоже не густо… Сколько же человек он намерен послать на штурм?

– Пятерых, – сказал шут и, видя, что король собирается захохотать, быстро продолжил:

– Советую согласиться. Вот увидишь – Генрих будет посрамлен.

– О, великие боги! – трагично прошептал бедняга-король, – придется мне на это пойти. Хотя то, что чужеземцы решают наши внутренние вопросы мне очень не нравится.

– Что до меня, – сказал шут, то твой братец мне настолько омерзителен, что я готов один штурмовать Анжу.

Принцесса Диана проснулась около десяти утра и еще полчасика валялась в постели, размышляя. Впервые за несколько последних лет у нее утром было хорошее настроение.

Она с аппетитом позавтракала и велела закладывать карету. В таком деле свита ей была не нужна, поэтому она взяла с собой лишь верную Камиллу. Горничная знала о предстоящей цели визита в замок Женуа и, гордясь оказанной честью, сидела с очень серьезным видом.

Часовой, заметив подъехавший экипаж, вызвал дежурного – сержанта Абрамовича, который и встретил гостей. Он помог принцессе и ее горничной сойти, подавая свою рабоче-крестьянскую ладошку поочередно то принцессе, то «лицу, ее сопровождающему». Эта ладошка здесь ценилась на уровне рыцарской длани.

Размышляя на эту тему, он глупо ухмыльнулся и вызвал по телефону Гончарова.

Сэр Серега спустился на «КПП» и принял под свою опеку двух девушек. Глянув на фигуру принцессы при дневном свете он поздравил себя и возблагодарил Господа, что Диана надела вуаль. Иначе его душу разодрали бы противоречия. Пригласив их войти, прошел следом.

В холле он смущенно кашлянул.

– Камилла, вы не могли бы навестить свою подругу Аглаю, в то время как леди Диана будет проходить курс лечения? – горничная посмотрела на него глазами полными ужаса.

– И оставить Ее Высочество наедине с…

– Наедине-с! Наедине-с! – пропел он облегченно.

– Ступай, Камилла, – разрешила Диана, – хуже мне уже не будет.

Горничная поклонилась и ушла.

– Почему так мрачно? – спросил Сергей, – никогда не стоит терять надежды.

– Устала я надеяться, – горько сказала принцесса, – да и на что надеяться. Что в один из прекрасных осенних дней из далекой страны прискачет прекрасный круасадер и отрубит мне… Какая глупость!

– Вовсе не глупость, – сказал Сергей. В этот момент прекрасный «круасадер» в образе старшего прапорщика Починка спустился к ним.

– Ну что же вы стоите? – спросил Акиш Иванович, – пройдемте в наш ФАП. Милости прошу!

На дверях медпункта был нарисован красный крест. Андриан хотел к нему пририсовать и полумесяц, но Булдаков, косясь на Починка, запретил.

– Сейчас самое время крестовых походов, – заявил он, – поосторожней надо бы.

– Я пойду посмотрю, как этот комик подготовил операционную, сказал Акиш Иванович, – а вы подождите пока в приемном покое.

Только он скрылся, из двери перевязочной высунулась голова неунывающего Голубкова.

– Здорово, очкарик! – поздоровался Гончаров.

– По иллюминаторам настучу! – приветливо отозвался Шурик.

– Привел вот вам пациента, – сказал Сергей, – жалобы на плохой обзор правым глазом.

– Проходите-проходите, – расшаркался Саша, – папа будет очень рада.

Принцесса обалдевши глянула на него, но промолчала.

– Алексашка, шут гороховый, – донесся из операционной голос Починка, – иди, анестезию готовь!

– Без меня никак! – шепотом сообщил Голубков и исчез за дверью. Сергей и Диана остались вдвоем. Девушка нерешительно спросила:

– У вас тоже есть шуты?

– Хватает, – на полном серьезе отозвался парень, – мы все шутили понемногу… Ты главное не волнуйся.

– А чего мне бояться? – с тревогой в голосе спросила Диана.

– Да практически ничего, – появился в дверях Починок, – процедура вообще-то, безболезненная. Зайди, Серега, через час: заберешь свою невесту. Работы там минуты на три, но долго отходить от анестезии. Собственно, эту операцию делают без наркоза, но пациент психологически не подготовлен. Сердце молодое, крепкое… Так что, через час.

– Ну, Диана, следующий раз ты меня увидишь уже без папилломы, – весело сказал Гончаров, – крепись!

– Нет, жених мой, надеюсь, это вы увидите меня…

– Пройдемте, ваше, так сказать, Высочество, – деловито произнес Акиш Иванович.

– Зовите меня Дианой, – попросила девушка, – вы же между собой без церемоний?

– Это точно, – кивнул фельдшер. Он замер на пороге: посреди операционной стоял Санька Голубков с огромной киянкой в руках.

– Что это? – удивленно спросил Починок.

– Анестезия! – свирепо осклабился помощник.

– Идиот! – застонал Акиш Иванович.

– Может быть, – согласился Саша, – но у них другой анестезии попросту не знают.

– Да тебе за эти фокусы голову оторвать надо! Чем ты думаешь, хотел бы я знать?

– Бог дал мужчине две головы, – прогундосил Саша, – но так мало крови, что думать одновременно можно только одной.

– Переключиться на верхнюю! – скомандовал фельдшер. Голубков указал на кресло и пригласил Диану сесть. Затем достал из шкафчика пузырек с хлороформом и кусок ваты.

– Начнем! – бодро произнес Починок, – анестезия!

Голубков смочил тампон хлороформом и поднес к лицу принцессы. Та вскоре клюнула носом и уснула.

– Разрядник возьми, – приказал Починок. Голубков моментально поменял «шило на мыло».

– Где-то здесь корень, – произнес Акиш Иванович, роясь в густой брови, – ага, вот! Готовься!

Он быстро полоснул ланцетом и скомандовал:

– Прижигай!

Щелкнул разрядник. Старший прапорщик бросил скальпель в полоскательницу.

– Потом простерелизую. Устал, как собака.

– Папиллому куда? – спросил Голубков.

– Котам отдашь, – отмахнулся от него Починок, – протри ей бровь, да зови Гончарова – пусть уносит свою милую. Мы свою работу закончили.

Диана сквозь сон услышала, как чей-то голос зовет ее по имени. С трудом разлепив веки, она увидела склонившееся над ней мужское лицо.

«Ах, да! Супруг будущий!» – вспомнила она и попыталась встать.

– Нет, – покачал головой Сергей, – полежи еще полчасика. Не напрягай сердце.

Она беспокойно глянула на него. Парень понял значение ее взгляда и улыбнулся.

– Камилла сейчас придет.

– Получилось, – спросила она со страхом и надеждой. Он кивнул.

– А почему у тебя такая большая? Я видел папилломы и раньше, но такую крупную – в первый раз.

Принцесса откинулась на подушку и закрыла глаза.

– Она была маленькая. Когда мне было лет пять, придворный лекарь пытался мне ее удалить, но неудачно. После этого она стала крупнее в десять раз. Лекарю, разумеется, отрубили голову, но мне-то легче от этого не стало.

Сергей погладил ее по щеке. Из-под ресниц блеснули слезы.

– Ну, что ты? – испугался парень, Диана открыла глаза и улыбнулась

– Шут правду сказал. Ей-богу, я его оженю!

Вошла Камилла и ахнула, глядя на госпожу.

– Ваше Высочество, они это сделали! Как?

– Не знаю, – ответила Диана, – я спала. У тебя есть зеркало?

Сергей ей протянул карманное зеркальце и предупредил:

– Руками не трогать! В смысле, бровь, – любопытная левая рука тотчас одернулась. Парень погрозил ей пальцем.

– Значит так, девушки! Я пойду, а ты, Диана, через час встанешь, приведешь себя в порядок и спустишься вниз. Захочешь пить, вода в графине. Графин – на столе. Руками старайтесь ничего не трогать. Ну все, отдыхай! – он закрыл за собой дверь. Камилла поджала губы.

– Неотесанный какой! Ни поклониться, ни руку поцеловать… Варвар! Недаром…

– Хватит! – оборвала ее принцесса, – они – другие. Просто…

– Ваше Высочество, чья это кровать? – вдруг спросила горничная. Принцесса хмыкнула:

– Грешна! Его кровать. Видимо, другой не было. Не делай такое отчаянное лицо – честь при мне.

«При мне ли?» – подумала она, прислушиваясь к своему организму. Но все было на месте, по крайней мере, никаких подозрительных ощущений… «Вот, дура!» – обругала она себя, – «вообразила себе невесть что!» Камилла меж тем продолжала свои рассуждения:

– Уж лучше бы вас, ваше Высочество, выдали за обычного человека: за короля, либо, на худой конец, за герцога.

– Кстати, о замужестве, – вдруг вспомнила принцесса, – как ты смотришь на то, чтобы выйти за Жака?

– Ваше Высочество! – завопила горничная, бросаясь на колени, – пощадите!

– Будешь потом меня благодарить, дуреха! – ласково сказала Диана, – ну чем тебе не нравится Жак? Старше тебя, конечно, но зато хороший человек.

– Ваше Высочество! – рыдала Камилла, – но ведь он же – шууут!!!

– А ты – дура! – бросила в сердцах принцесса, – будете два сапога – пара! Помнишь, что он говорил? За мясника хочешь? Хоть сегодня пристрою!

– Не надо, Ваше Высочество! – замотала головой девушка, – пусть уж лучше будет шут, чем мясник.

Дверь скрипнула и на пороге вырос предмет их беседы.

– Поразительно! – сказал Жак, – стоит вам двоим собраться, как тотчас начинают мне кости перемалывать! Что я вижу? Девочка, ты прекрасно выглядишь!

– Ты в другом костюме! Что случилось? – защебетала принцесса. Действительно, на нем был надет черный камзол и такого же цвета брюки, заправленные в сапоги оленьей кожи. На шее белел шейный платок – подарок Светланы Булдаковой, в котором он щеголял с видом лондонского денди девятнадцатого века. На вопрос Дианы он скорчил рожу, которой не было даже в арсенале у Фредди Крюгера.

– Сегодня подал в отставку. Надоело за двадцать лет кривляться. Так и заявил вашему братцу. А он, сволочь, отставку принял и назначил меня иноземным министром. Так что вы поминали меня?

– Камилла согласилась выйти за тебя замуж! – сказала Диана. Горничная от такой прямоты лишь испустила слабый стон. Жак лишь засопел.

– Премного благодарен. Сначала перевели из внутренних министров во внешние, а теперь ты собралась женить меня на своей протеже! Пойду, приму немного яду…

– Да вы сговорились, что ли! – за неимением возможности топнуть ногой, принцесса лягнула воздух, – я ведь хочу как лучше! Тебе красивую девушку, а ей умного и доброго мужа! – новоиспеченный министр поднял руки в «хенде хохе».

– Слушай, делай как знаешь, да? Скажешь, когда день свадьбы, я приду.

– Уф! – выдохнула она, – Камилла, дай мне воды – пить хочу, умираю. Час, наверное, уже прошел. Как хорошо!

Принцесса выпила стакан воды, затем встала, налила себе сама еще один, удивляясь такой самостоятельности. Осушила и его, потом глянула на помолвленных с видом победительницы.

– Внизу нас ждут. Пойдемте.

Глава 29.

Шарль де Лавинье проснулся оттого, что перестал идти снег. Всю долгую ночь его баюкало шуршание снегопада, а когда оно прекратилось, посол государства Франко открыл глаза. Во рту слегка пересохло от последствий общения с капитаном Малининым, но голову, так как в первое время, не саднило: великое дело – привычка!

На часах было шесть часов утра. Посол с большим трудом привыкал к минутной стрелке: здесь дорожили временем и знали ему цену. Пару раз попав впросак, он теперь старался не отставать от ритма городка. Правда, городком называли его только белороссы – для всех остальных он был городом Бобра – большим культурным и просветительным центром, столицей Средних Земель, возрастающей мощи которого боялись самые великие владыки. И хотя местные жители в ответ на подобные рассуждения только посмеивались, много народу переселилось жить поближе. Вблизи столь могучего государства не страшны набеги кочевников и свеонов.

Шарль де Лавинье постоянно твердил правителю Бобра о необходимости взимания налогов со столь многочисленной орды, поселившихся в радиусе десяти лиг от города. Полковник обещал подумать над этим. Фиг ли тут думать, когда дополнительные деньги сами плывут в руки!

Сон ушел окончательно. Посол встал, засунул ноги в штанины камуфляжа, к которому привык моментально, и пошел испить водицы. Припав к крану, долго и с наслаждением пил живительную влагу, проливая за воротник и орошая свою бородку. Затем зажег свет и посмотрел в зеркало на собственное отражение: последствия вечеринки давали о себе знать – под глазами обозначились темные области переоцененных возможностей.

За окном шумя копытами промчалась рота солдат на утреннюю пробежку.

«То что надо!» – подумал посол, одел теплую шубу, берцы, и выскочил из дома. Шубу пришлось скинуть после километра отчаянного бега: солдатики лупили так, что могла сдохнуть бы и лошадь. Шарль пристроился в хвост и тут же получил по спине кулаком от сержанта.

– Носом дыши, организм! – проорал сержант, – застудишь горло – Львов тебя пенициллином доконает.

Лавинье послушно засопел в две дырки. Затея эта переставала ему нравиться. Но, едва он попытался сбавить темп, как получил по спине.

– Не отставать, слон! – проклиная все на свете посол припустил пуще.

– Вот так! – одобрительно прогудел сержант, – шевели булками!

На повороте их обогнал Малинин на УАЗике.

– Молодцы, воины! – проорал он, высунувшись из машины, – здоровый дух в здоровом теле!

Затем, дав газу, автомобиль помчался вперед. При виде своего вчерашнего собутыльника, посол едва не заплакал, но помня о могучем кулаке сержанта, с темпа не сбился. Сознание он потерял только на шестом километре…

… Очнулся Шарль в медчасти, куда его доставили четверо бойцов во главе с сержантом Резником. На глазах была красная пелена; вот кто-то укусил его в руку – вероятно, сделали укол. Воздух был густой как кисель, и в нем плавали обрывки фраз.

– Товарищ полковник, – оправдывался Резник, – откуда же я мог знать, что послу придет в голову фантазия побежать с нами на большой круг! Одет он точно, как и все!

– А на лицо ты посмотреть не догадался! – бушевал Норвегов, – если этот посол сейчас навернется, кто скандал заминать будет, ты?

– Товарищ полковник, – спокойно произнес Львов, – зря вы разрешили ребятам бороды носить. Это и негигиенично, и вообще!

– Сегодня же всем сбрить! – приказал Константин Константинович, – эта демократия уже боком вылазит. Устав не дураки писали.

Пелена в глазах посла начала спадать. Он ухватился за край кровати и приподнялся.

– Господин полковник, – пробормотал он, – я сам виноват. Думал, выдержу.

– Ха! – пророкотал Норвегов, – батенька, да с этими жеребцами и я не рискну! Не та форма, знаете ли! Видели когда-нибудь загнанную лошадь?

Посол кивнул.

– А вот я не видел, но вы ее очень напоминали! Хорошо, вот наш врач вас откачал. А ежели бы что? – Шарль что-то невнятно пробормотал.

– Что? – наклонился к нему врач.

– Завтра снова побегу! – отчетливо произнес пациент. Вокруг заржали.

– Наш человек! – произнес обрадованный Резник.

– Если только с карантином, – с сомнением произнес полковник, – эти вас насмерть загонят. Одно слово – орлы!

Посла выписали днем. За ним зашел барон Ла Мош – его правая рука и верный друг.

– Надеюсь, Шарль, вы подадите официальный протест? – спросил он, раздувая щеки. Граф озадаченно посмотрел на него.

– Барон, какой протест? Я по собственной глупости попал в этот переплет! Это все равно, если бы я погнался за ветром! Какой протест? Кому протест? – Ла Мош пожал плечами.

– Как знаете, граф, как знаете. Вы уверены, что в отношении вас не применялось силы либо принуждения?

– Абсолютно. Тем более, что я с завтрашнего утра начинаю заниматься с молодыми воинами, да и вам того советую – узнаете массу полезных вещей.

– Граф, я с пятилетнего возраста не расстаюсь с мечом, и ни один из этих вояк не сможет меня победить в честном бою – вот в чем я уверен на все сто! А для того, чтобы передвигаться с большой скоростью, существуют лошади.

Де Лавинье недоверчиво покачал головой.

– Зачем же вы, Арман, согласились сопровождать меня в этом путешествии? – барон остановился и хмуро улыбаясь заявил:

– Вы мой друг, Шарль. Как же я мог отпустить друга, да еще такого неисправимого романтика в столь дальние края?